В селе жили бедно. Летом ели только то, что растет на огороде. А на огородах росло мало чего летом, потому что это была средняя полоса Поволжья, и урожай там поспевал только к осени. Ели постные щи да каши, домашние куры поставляли яички, от козы получали молоко, а с огорода летом собирали лук зеленый к окрошке, да редиску. Мясо летом не ели, потому что домашнею скотину забивали поздней осенью, с наступлением морозов. О холодильниках в деревнях даже не слышали. Были погреба, в которых было немножко прохладней чем в избе, и там находились остатки картошки и всяких солений овощных в бочках и кастрюлях. В начале августа все доставалось из погреба, мыли бочки, ошпаривали кипятком и сушили на солнце для подготовки к новому урожаю и свежему засолу.
— Мы скоро поедем? — торопила я маму, — полные сумки продуктов уже стоят.
— Да, что продукты, они дрожжи ждут, а без дрожжей и ехать нечего, а их я еще не достала.
Достать— это значит надо было договориться со знакомым продавцом, что-то дать этому продавцу, какой-нибудь подарок или оказать услугу, и тогда он, по возможности, когда эти дрожжи поступят в продажу в этот магазин, отложит для мамы под прилавком пачку дрожжей. Дрожжи бывают сухие и сырые. Обычно нам доставались сырые, весом кг, завернутые в оберточную бумагу, похожий на кирпич ржаного хлеба по форме, а по консистенции на твердый холодец.
И вот через неделю, с сумками в руках, мы являлись к бабушке, стараясь порадовать ее гостинцами. Ведь она пенсию не получала, как и все колхозники. Но наша бабушка была не избалована разносолами и изобилием, и для нее еда не была главным в жизни. Не умела она наслаждаться едой, просто ела, чтобы не быть голодной, и все. А вот мама и ее сестры они любили вкусно поесть, понимали толк в еде, правда вкусно есть каждый день у них не всегда получалось.
В этот раз мама раскладывала привезенные продукты на кухонном столе и рассказывала новости городской жизни. Бабушка была в зале, но все слышала о чем говорили на кухне. Тетя Нина сидела у голландки на табуретке, на ней была фуфайка и валенки.
— Что ты не разденешься?— спросила мама
— Да, некогда, там скотину надо кормить!— возразила тетя. а сама удивленно смотрела на продукты, доставаемые мамой из сумок.
Я знала, что из скотины у нее была одна свинья и несколько кур.
— У тебя дрожжи есть? — спросила мама сестру, доставая большой кирпич дрожжей из сумки.
— Да, откуда! — ответила тетя, а мама уже начала с размаху отрезать полпачки.
— Отрежь ей половину! — крикнула бабушка из зала.
— Да, я уж режу.
И мама протянула дрожжи сестре. Тетя видно не ожидала такого щедрого подарка, она прижала эти полпачки к груди, и я увидела как у нее на глазах блеснули слезы.
Надо же — удивилась я, — она так рада дрожжам, как будто для нее это целое богатство.
Когда тетя ушла, я об этом сказала маме.
— Конечно,— сказала мама, — дрожжи для них — это жизнь! А без дрожжей ничего не испечешь ни хлеба, ни пирогов. А без хлеба какая жизнь?!
Я вспомнила, что у бабушки в селе, все вокруг пекли хлеб в русских печах на целую неделю, а в магазинах его не покупали. Может его не продавали тогда, а может не было денег. А зерно было у всех, полученное за трудодни и перемолотое на мельнице в муку. Хлеб был свежим, пахучим, затеянном на дрожжах.
Я не пеку на дрожжевом тесте, и поэтому редко на глаза попадаются дрожжи, но когда я вижу здоровую пачку, я всегда вспоминаю растроганную до слез тетю, прижимающую к себе полпачки дрожжей, как несметное богатство.