Запах Родины

Сергей Хоршев-Ольховский
               
СЕРГЕЙ ХОРШЕВ-ОЛЬХОВСКИЙ

ЗАПАХ РОДИНЫ

ПРЕДИСЛОВИЕ

         Это повествование двоякое. Тут и лично пережитое, и то, что довелось услышать. За пережитое лично отвечаю перед вами, дорогие читатели, полностью. А за то, что довелось услышать – не обессудьте: что слышал, то слышал.
               
               
                1

            Одним затяжным, довольно быстрым рывком проскочил по гладким и широким дорогам Западную Европу, и на латышско-российской границе опешил – в очереди более сотни легковых автомобилей*.
       Без особого энтузиазма припарковался за последней машиной с латышскими номерами и пошёл осмотреться: от конца и до начала очереди было всего три автомобиля с отпускниками, включая меня. Остальные спешили в Россию за жидкой валютой.
        – Сколько придётся простоять? – осведомляюсь на всякий случай у сбившихся в кучку суетливых мужичков.
       – Часов девятнадцать-двадцать, если повезёт.
       – А если не повезёт?
       Любители чужого дешёвого топлива с ухмылками пожимают плечами и предлагают мне, «всего лишь» за пятьдесят евро, стать в первую десятку.
       – А сколько в этом случае простою? – догадываюсь спросить.
       – Часа два.
       «Бог с ними, с пятьюдесятью евро, – решаю для себя, – отдам».
       Но в последнюю секунду совесть запрещает платить шарлатанам. Прошусь на аудиенцию к пограничникам, пытаюсь объяснить, что я не за российским бензином и водкой, что таких, как я, всего трое в очереди. Хорошо было бы пропустить всех без очереди. От этого не будет никакого урона ни латышам-бензовозам, ни пограничникам.
       – Да ты что! – возмутились пограничники. – Мы не пропустили даже немца!
       От безысходности показываю удостоверение члена Международного Союза литераторов и журналистов и докладываю, что еду из Лондона в редакцию московского уважаемого журнала на ответственное мероприятие.
       – А нам какое до этого дело? – усмехнулся старший по званию.
       – Лично вам никакого, – спокойно отвечаю. – Только из-за этого может упасть имидж погранично-таможенной службы, да и Латвии в целом. Пресса всё-таки, напишут про это.
        Латышские пограничники меняют тон, начинают куда-то звонить на тягучем, совершенно непонятном мне языке, несмотря на то, что я свободно владею схожим литовским языком. И чудо свершается, пропускают-таки!
       Латыши-бензовозы, прознав про такое дело, напряглись похлеще пограничников. Краткосрочные поездки в Россию для них хлеб насущный: выскакивают порожняком к ближайшей бензоколонке, заливают доверху бак и дополнительно разрешённую канистру, там же прикупают ещё что-то легко переводимое в валюту – водку, сигареты... И на всех парах обратно в Латвию. А если удастся продать очередь в первой десятке «всего лишь» за пятьдесят евро, и того лучше. И так каждый день.
        Мои чистосердечные извинения, с шутками и прибаутками, быстро успокаивают бензовозов. Они почти все из Латгалии*, поэтому на весёлую русскую речь реагируют тоже весело и непринуждённо.   
         
                * * *
       Дорога по Псковской и Тверской областям узкая и во многих местах весьма неровная – середина выпуклая, края обкрошены, всюду бугорки, ямки, шероховатости, россыпи щебня, так и норовящие подскочить под колёсами встречного транспорта и угодить в лобовое стекло.
       В некоторых местах, правда, проскакивают хорошо отремонтированные участки, да ещё кое-где продолжается ремонт – это радует глаз, но затрудняет движение и пощипывает нервы. Одно только скрашивает нудную ночную поездку, заставшую меня на середине пути – трасса не особо извилистая и на ней совсем мало автомобилей. 
       Качает, болтает, подбрасывает, но летишь практически без помех и в Московской области налетаешь на приличную почти европейского уровня дорогу, которая скоро перерастает в настоящую автомагистраль. С облегчением выкрикиваю: «Наконец-то! Теперь легче будет!»
       Да не тут-то было. На московской кольцевой случайно замечаю позади себя подозрительный BMW. Приклеился как хвост. Будто ожидает чего-то. На всякий случай меняю полосу. BMW тоже меняет полосу. Моё подозрение усиливается, я ещё раз, как бы невзначай, меняю полосу. BMW повторяет моё движение. Включаю аварийные огни, ухожу в середину кольцевой, чтобы не прижали, начинаю тормозить, даю понять: я догадался! Позади мгновенно прочитали сообщение. Слева и справа тотчас уходят вперёд, увеличивая скорость, два абсолютно одинаковых чёрных BMW – о втором я даже не подозревал, – и приклеиваются впереди к какому-то тёмному автомобилю. Мне не удаётся разглядеть в ночи марку и номера. Они на большой скорости скрываются из виду...
       С сожалением вздыхаю: «Заметит ли тот, впереди, погоню? И увернётся ли от подставы?..» Я тоже начинаю ускорять движение и в очередной раз убеждаюсь, что это великолепное средство для снятия стресса. Постепенно успокаиваюсь и ловлю себя на мысли: «Не похож я, видимо, на британца. Иначе, не приклеились бы, паразиты! И когда только найдут на них действенную управу?..»
       От Москвы на юг дорога широкая, с разделительными ограждениями, с отличной разметкой, с подсветкой. Видно, что страна активно и успешно готовится к Олимпиаде.      
        Проблема на этой дороге иная – чем дальше к югу, тем больше людей в форме. Вскоре начинает преследовать навязчивая мысль: «На охоту они вышли, что ли?..» Как только заприметят чужие номера, водителю тотчас обеспечена душещипательная беседа – это в том случае, если придраться совсем не к чему. И всё-то им любопытно. И почему у британцев сзади жёлтые номера? И почему такое маленькое водительское удостоверение? И почему технический паспорт на листе бумаги? А могли бы сами знать по долгу службы. Или, на худой конец, любопытства ради и не цеплялись бы с неприличными провокационными вопросами: где и за сколько купил? Зато сразу чувствуется: приехал домой. Только из-за этого на время можно забыть все неурядицы. Запах Родины дороже всего!      

                2

       Я искренне люблю свою Родину. А Родина встречает и провожает меня порой своеобразно. Всё начинается с паспортного стола. Мне туда, собственно, не обязательно. Мама должна написать заявление, что согласна приютить родного сына на недельку-другую в родном доме.   
       Принимают нас всегда добродушно, терпеливо разъясняют частенько меняющиеся правила регистрации, интересуются зарубежными новостями. Но в этот раз как-то не заладилось – старший инспектор, обычно принимающая нас, была, к сожалению, в отпуске.
       Заходим в кабинет. В кабинете сидят рядышком за одним столом молоденькая девушка и парень. Увлечённо шепчутся.
       Докладываем:
       – Прибыли, – дескать, – на регистрацию.
       – Подождите десять минут, сами позовём, – нехотя буркнула девушка, едва взглянув на нас.
       Проходит десять минут. Затем ещё десять... пятнадцать... двадцать... тридцать... Никто не зовёт. Набираюсь нахальства, спрашиваю вежливо:
       – Не примут ли, Христа ради, а то бабушке пора хлопотать по хозяйству?
       В ответ удивлённые взгляды:
       – А что вам надо?
       – Регистрация, что же ещё!
       – А это не к нам. Это в соседний кабинет, к начальнику. 
       – Ёлки-палки! – расстроился я. – Столько времени истратили понапрасну!
       Заходим в соседний кабинет – за столом крепко сбитый, полутораметровый, бесконечно важный капитанчик. Даже некоторый страх охватил. Мимолётом бросаю взгляд на стену, увешанную грамотами, и успокаиваюсь: «Всё в порядке. Люди вон сколько наград получили за хорошую работу!»
       Капитан не обращает внимания на приветствие, строго требует документы. Медленно листает паспорт. Важничает.
       Я тем временем успеваю ещё раз взглянуть на стену с грамотами – это, оказывается, личные награды капитана по стрельбе из пистолета, зачем-то вывешенные в паспортном столе. Для устрашения, что ли?.. 
       «Всё, – думаю, – не избежать канители».
       Так и есть. Начальник темнеет лицом, приподнимается с места, с каким-то затаённым смыслом начинает усложнять ситуацию.
       – Где болтался три дня?! Почему вчера не прибыл на регистрацию?!
       – Так во второй половине дня приехал, ближе к вечеру.
       – А паспортный стол открыт до восьми! – всё суровеет и суровеет капитан.
       Мама в панике. Закон ей в данном случае непонятен. Плачет:
        – Да как же это?.. Родному дитю нельзя приехать в родной дом к родной матери?..
        Мне вынужденно приходится перенимать инициативу.
        – Извините, – говорю капитану, чуть-чуть теряя вежливость, – паспортный стол, может, до восьми открыт для уборки помещений или ещё каких-то мероприятий, но лично вы принимаете до шестнадцати ноль-ноль. Я человек наблюдательный, заметил табличку на дверях. И разбираюсь маленько в законах. Зарегистрироваться необходимо в течение трёх суток по прибытии в конечный пункт, а не с момента пересечения границы. Это написано на обратной стороне иммиграционной карты. А раз начальник этого не знает, мне придётся обратиться к более высокому руководству.
       Чрезвычайно суровый начальник утихает, без лишних слов выполняет свои обязанности и попутно интересуется дружеским тоном маркой моего автомобиля.
       – И зачем ему это? – удивляюсь я в коридоре.
       – Так он же бывший инспектор ГИБДД, своим даст знать, – с сочувствием шепнул пожилой сердобольный казак, всё слышавший через приоткрытую дверь. И от моего сердца сразу отлегло.
       – Ах вот в чём дело! Что с них спросишь, – говорю, – с инспекторов? Такая у них психология.
        – Ну да, – охотно согласился казак, – такая у них психология.

                * * *
       – Не бери ты всё близко к сердцу. Напиши очередную хуторскую байку и сразу повеселеешь, – советует мне мой близкий друг, прекрасный поэт, человек с хорошим чувством юмора Алексей Алексеевич. – Кстати, могу рассказать смешную историю про твоего земляка Воротникова?.. – изучающе посмотрел он на меня и, не дожидаясь ответа, начал:
       – Сидит как-то вечерком Воротников с женой своей Марьей у телевизора. Тихо, мирно, пьют чай. И тут, ни с того ни с сего, страшный-престрашный грохот за стеной. Светопреставление прямо. Лопается стена, валится на пол шкаф с посудой, из окон сыпятся стёкла... Жена завывает, по комнате мечется как угорелая, кричит: «Караул!..» А Воротников как ни в чём не бывало чаёк попивает в кресле и спокойненько, тихим баском говорит: «Марусенька, солнышко, в шкафу недопитая бутылочка стояла, посмотри, пожалуйста, – не пролилась ли водочка?..» 
        Я вздрагиваю от смеха, но Алексей Алексеевич останавливает мой порыв вытянутой вперёд рукой.
        – А в это время как раз заглянул в трещину в стене насмерть перепуганный шоферишка, врезавшийся в дом, и, заикаясь от испуга, спрашивает: «Не подскажут ли хозяева, как проехать в райцентр?» 
        – А это мимо шкафа. И нигде не сворачивай, – отвечает Воротников.
        Я забываю про всё на свете. Хохочу до слёз.

                3

       На следующий день еду в областной центр на автобусе. На своём автомобиле накатался вволю – не хочется то и дело останавливаться и долго объясняться с представителями власти.      
       Сажусь на последнее сиденье, достаю бутылочку холодной минеральной воды, которую в несносную степную жару хочется осушить немедленно, до последней капельки. Делаю глоток, другой... и взгляд падает на табличку впереди – рядом с водителем:

         Семечки, орехи, бананы употреблять с кожурой, напитки – с бутылками,
                конфеты – с фантиками.

      «Любой юморист включил бы такое объявление в свой концерт», – мелькает мысль. Желание выпить воду до последней капельки сразу исчезает. Закручиваю бутылочку, прячу в дипломат. 
       На обратном пути снова заезжаю к Алексею Алексеевичу в гости. За шашлыками и рюмочкой марочного вина приходим к обоюдному мнению: вчерашних баек про Воротникова недостаточно для полноценного рассказа.
       – Так и быть, дарю тебе ещё одну смешную историю, – проявляет Алексей Алексеевич полное гостеприимство. – Про фронтовика Кайду.
       – Про фронтовика?.. – насторожился я. 
       – Да ты не сомневайся, – успокаивает меня Алексей Алексеевич. – Тот фронтовик ушлый был, воевал с юмором. А уж рассказывать как умел!..
       – Ладно, – соглашаюсь я. – Можно и про Кайду послушать для общего счёта.
       – Переправляемся мы с другом Колькой через Днепр, – начинает рассказывать Алексей Алексеевич от имени фронтовика то ли по фамилии Кайда, то ли по прозвищу. – А немцы лупят из пушек и пулемётов страсть как, аж вода кипит! Нам, конечно, хоть бы что, корягой какой-то прикрылись и на всех парах вперёд. Вот-вот берег. А тут, как назло, налетели немецкие самолёты, бомбы швыряют пачками. Но ничего – уворачиваемся, форсируем Днепр. А они всё здоровее и здоровее кидают бомбы. Слава богу, подоспели наши истребители. Отогнали фашистов. И один из них, напоследок, низочко так над водой пролетел и чирк меня кончиком крыла за плечо, аж клок ваты вырвал из телогрейки. Задрал я голову, а там сам главнокомандующий.
       «Здорово, Кайда! Как держишься дружище?»
       «Здравия желаю, товарищ Сталин! – ору в ответ. – Щас пойду в атаку!»
       «Молодец! – говорит. – Действуй как Чапаев!»
       Пулей вылетаем мы с Колькой на берег и в штыковую атаку! А тут снаряд бах, прямо нам в ноги! Очнулись в каком-то сарайчике. В щели глянули – немцев кругом, не счесть – тысячи!.. В плен, значит, попали из-за контузии.
       На другое утро приходит к нам здоровенный, как слон, офицер, и говорит: «Кайда, иди к генералу на допрос!» А я, не будь дураком, Кольку первым послал – он ходил пару лет в школу. 
       Как чесанул им Колька на допросе на чистейшем немецком, куда там фашистам до такого! Зауважал нас сразу генерал, уборщиками определил на аэродром.
       Похватали мы с Колькой мётлы и давай шуровать по взлётной полосе. Столб пыли подняли, заглядываем в один из самолётов – а там всё простенько, как в полуторке.* Решили мы оглядеться и дать дёру. А тут охранники, как назло, стали звать нас на обед. Но мы ни в какую: «Дело прежде всего, – говорим. – Дометём до конца взлётную полосу, а потом уже обед». Покрутили фрицы в удивлении головами, посмеялись, одобрительно похлопали нас по спинам и ушли восвояси. А мы прыг в ближайший самолёт, я сразу за руль и по всем газам. Жму и слышу в шлемофоне испуганную немецкую речь: «Ахтунг! Ахтунг! В воздухе Кайда!»* Оглянулся я, а следом мчится целая эскадрилья «Мессершмиттов». Я газу – и они газу! Я в сторону – и они в сторону! Я вверх-вниз – и они вверх-вниз! Не отстают гады! Что делать, не знаю?! И тут-таки догадался, залетаю в самую большую тучу и резко по тормозам: «Бац!» А эти дурачки пронеслись мимо. Нам потом главнокомандующий лично вручил ордена за угнанный самолёт...

                4

            Домой возвращаюсь в весьма приподнятом настроении. Везёт меня по собственной инициативе двоюродный брат-таксист.
       С ветерком проскакиваем с Димкой на отечественной «Волге» мостик через родную речку Ольховую, приближаемся к центральной усадьбе, и тут в нескольких десятках метров впереди нас красный «жигулёнок» в лобовую врезается в железобетонный столб на обочине дороги, оборвав провод электросети.
       В «жигулёнке» два человека с разбитыми лицами. Живые. К ним на помощь бегут один за другим двое мужчин. Первый, едва приблизившись, начинает танцевать, падает, ползёт в обратном направлении, подошва обуви дымится, в районе пяток прожжены дырки до тела. Выползает из электрического поля, становится на четвереньки. Второй успевает, не добежав, благополучно отскочить назад.
       Из автомобиля выскакивает водитель и буквально загорается от удара десяти тысяч вольт. Пляшет, чернеет, падает замертво. Пассажир тоже пытается выбраться из кабины. Его останавливают отчаянными криками прохожие. Отключают электричество. Пассажир, с до неузнаваемости разбитым лицом, вываливается из кабины, медвежьеватой походкой идёт точно в моём направлении, подаёт для приветствия руку. И только тут я узнаю своего одноклассника. Вокруг нас тотчас собирается толпа любопытных. Все громко говорят, кому-то что-то советуют, потихонечку оттирают меня в сторону. Я в смятении, пытаюсь осмыслить случившееся, рядом разговаривают две женщины.
       – Это же надо так! Недели не прошло, как похоронил сына! А тут сам чуть не погиб!
       – А с сыном-то что?
       – Ехали с другом из Москвы – они там на заработках были, везли невестам к выпускному вечеру красивые платья, и на полпути, ночью, попали в аварию. Что случилось, толком никто не знает. Сын также вот, как теперь отец, сидел сбоку, и разбился. А второй, что за рулём был, ничего, живой остался. Милиционеры как узнали, что из Москвы едут, сразу догадались, что они с деньгами. Пострадавшего в сторонку положили, а живому наручники надели и давай шарить по сумкам. Всё выпотрошили: и деньги, и дорогие телефоны, и компьютер. А уж потом только вызвали скорую помощь. А и она-то приехала чуть ли не через час!
       – Господи! Да, что же это они так? Глядишь, помочь ещё можно было парнишке!
       – Говорят, можно было. Да как докажешь теперь.
       – А вещи-то хоть забрали назад?
       – Ага!.. Ещё и приплатили пятьдесят тысяч!
       – За что?!
       – Поехали забирать мальчишку из морга, а его не отдают родне. День не отдают, другой не отдают, третий, четвёртый... Чепуху какую-то несут и не отдают парня. Родня вся собралась, а что делать не знают, страсть господняя! Отец с матерью чуть не сошли с ума: собрали свои последние деньжонки, одолжили немного у соседей, и отвезли иродам. В тот же день и похоронили сынка...
       Не выдерживаю, бегу к брату в машину, поправляю в кабине дорожную иконку. Крещусь, прошу прощения у Всевышнего. Разумом понимаю: нельзя лепить всё в одну кучу, а сердце горит – высказаться требует по этому поводу. 

                5

         Я каждый год посещаю, чего бы мне это не стоило, родные края. Это моё кредо. Мне необходимо поговорить с мамой, побывать на могиле отца, испить родниковой водицы из глубинного колодца выбитого родительскими руками, съесть плод с фруктовых деревьев посаженных родительскими руками и хорошо выспаться в отчем доме сработанном родительскими руками. Мне необходимо встретиться с друзьями детства и зарядиться от них живой, доброй энергией, и необходимо посетить административную библиотеку, которой заведует моя учительница.
     В библиотеке обычно тихо, прохладно и немноголюдно в жаркие летние дни. В этот раз было также тихо, прохладно и совсем безлюдно. На столе, на стульях и на подоконниках стояли продолговатые фанерные ящички заполненные картонными карточками, а на полу лежала весьма внушительная гора книг. В библиотеке шёл переучёт.
     – Это выпущенные в советские времена, – кивнула на пол Татьяна Ивановна, поймав мой удивлённый взгляд. – Приказано сжечь.
       – Сжечь?
       – Сжечь!
       – А можно я их заберу? – воскликнул я, с надеждой.
       – Нет. Меня предупредили, неприятности будут, если книги пойдут гулять по рукам.
       Люди добрые, поверьте на слово! Там были не только помпезные книги советских авторов, написанные по заказу партийного руководства (с ними всё понятно, их мало кто брал в руки – это видно было по их чистеньким обложкам), но и затёртые, читаные-перечитаные книги классиков: Толстой, Бунин, Куприн, Чехов... 
       – Ладно, возьми парочку, – смилостивилась Татьяна Ивановна, не вынеся моего умоляющего взгляда. – Ты же их увезёшь в Лондон. 
        Я выбрал своих любимых авторов – Бунина и Чехова. И, продолжая сверлить Татьяну Ивановну прежним взглядом, прихватил наугад ещё одну, пророческую для меня книгу – «Америку» Франца Кафки.*
               
                6      

            В обратный путь я поехал ночью. Чужие номера на автомобиле не так приметны – проверено на практике. Да не тут было. Не успел отъехать от родного дома и пятидесяти километров, как опять попал в неприятную ситуацию.
       На ближайшем, достаточно загруженном перекрёстке, который автомобили проползали со скоростью не более пяти километров в час, буквально за три машины впереди меня на дорогу вдруг выскочил сержант и зачем-то поставил переносной знак «STOP». Все три автолюбителя впереди меня по очереди выехали, против всякой логики, на середину перекрёстка, остановились, осмотрелись, и двинулись дальше гуськом. Я тоже остановился, осмотрелся, и не успел ещё стронуться с места, как «бравый» лейтенант, работавший в паре с сержантом, стал сигнализировать палочкой. Зазвал к себе на обочину, и вяло приложил руку под козырёк.
       – Разве я что-то нарушил? – опередил я его, в изумлении.
       – А как же!
       – Что?! – изумился я ещё больше.
       – Капитан всё разъяснит, идите на пост.
       Глушу двигатель, беру документы, иду на милицейский пост. Капитан с пристрастием воспитывает какого-то взъерошенного, до смерти напуганного деревенского мужичка. Набираюсь терпения, жду за дверью. Минут через пять, три инспектора присоединяют ко мне до кучи ещё одного автолюбителя и идут воспитывать вместе с капитаном взъерошенного мужичка.
       – Тоже на знак «STOP» попался? – интересуюсь я.
       – Нет, спешил, – охотно ответил случайный товарищ по несчастью.
       – В Москву?
       – В Москву. В семь утра я должен быть на работе. А «старики-Камазы» всю дорогу застопорили, ползут как черепахи! Вытрепали все нервы! А тут, откуда ни возьмись, пролетел мимо жигулёнок. Я и прицепился к нему сдуру на хвост. Такой наглый и умелый водила попался, километров пятьдесят обгоняли мы с ним всех подряд, не обращая внимания на скорость и сплошные линии. А на одном из перекрёстков я разглядел-таки, что это«ментовская» машина. «Ай, – думаю, – раз до сих пор не остановили, то уже и не остановят». А они потерпели ещё километров пять и сграбастали на этом перекрёстке.
       – Ты, что творишь, разве можно так бессовестно нарушать правила?! – кинулся ко мне с кулаками старший лейтенант.
       – Я думал вы знаете, как правильно ехать, вот и старался не отставать, – стал я оправдываться.
       – Мы милиция!
       – Всё правильно, – говорю, – раз милиция, значит, знаете как ехать, вот и я следом за вами.
       Я, несмотря на хорошенько подпорченное настроение, не удержался: вовсю расхохотался.
       – Чего развеселился? – крикнул из-за двери капитан. – А ну заходи!
       Я зашёл.
       – Слишком близко подъехал к знаку, и слишком коротко стоял, – сказал капитан, без всяких предисловий. 
       – Неправда! – возмутился я. – Я делал всё то же самое, что и проехавшие впереди меня три автомобиля!
       – Мне лучше знать правила дорожного движения! – повысил голос капитан, вовсе не присутствовавший на перекрёстке, и ни словом не обмолвившийся с лейтенантом остановившим меня.
       – Это что же получается? Останавливаете по заранее придуманному плану?! – не сдержавшись, воскликнул я.
       Капитан забрал документы на автомобиль, и стал пугать меня. К нему тотчас присоединились три инспектора, доставившие на патрульный пост лихача увязавшегося за ними. Набор слов стандартный, пересказывать не имеет смысла. Любые мои доводы оставались не услышанными ими. Особенно их раззадорило, что я могу не пройти вовремя паспортный контроль на границе «Евросоюза». Машину мою решили поставить на прикол до утра, до выяснения каких-то обстоятельств...
       Мне ничего не оставалось, как применить в противовес их «ноу-хау» свои козыри. Я положил на стол, в дополнение к ранее изъятым документам, удостоверение члена Международного союза литераторов и журналистов, и сказал первое, что в ту секунду взбрело в голову:
       – Я как-нибудь переживу эту несправедливость, но переживёте ли вы, когда я подам заявление в Международный суд.
       Ребята оторопели. А я, пока они не придумали выход из положения, взял со стола свои документы.
       На одной из бензозаправок меня догнал случайный товарищ по несчастью и улучшил изрядно пошатнувшееся настроение.
       – Тяжко было? – поинтересовался я, когда парень припарковался к соседней колонке.
       – Не-а!.. – озорно мотнул он рыжей головой. – Я не говорил с ними.
       – Как так? – удивился я.
       – Я выскочил следом за тобой, а лейтенант сразу ко мне и спрашивает: «Что сказал капитан?»
       – Чтобы ехали осторожно.
       – Значит, разобрались?
       – Разобрались, – говорю, и быстрее в свою машину.
       – А если капитан позвонит своим на следующий перекрёсток, – усмехнулся я, – как будешь выкручиваться?
       – Не позвонят. Не знаю, что ты там наговорил на посту, но капитану сейчас точно не до меня...


                ПОСЛЕСЛОВИЕ

          Возможно, читатели зададутся поспешным вопросом:
       – Что это он, неужели не заметил ничего хорошего?
       Заметил, дорогие читатели. Заметил. Я искренне желаю, чтобы хорошего было как можно больше. С хорошим жить приятно. И если оно есть – хорошее – то и пусть будет. Зачем кричать об этом на каждом углу? Просто: ПУСТЬ БУДЕТ!

-----------------------------------

*В очереди более сотни легковых автомобилей – Описываемые события происходили в 2009-2010 годах.
Полуторка – грузовой автомобиль военных времён, грузоподъёмностью 1, 5 тонны. 
«Ахтунг! Ахтунг! В воздухе Кайда!» – «Ахтунг! Ахтунг! В воздухе Покрышкин!», или дословно: «Ахтунг! Ахтунг! Покрышкин ист ин дер люфт!» Именно так, встревоженно, срочно передавали в эфир немецкие лётчики, когда в небе появлялся самолёт лучшего лётчика-истребителя времён второй мировой войны, первого трижды героя Советского союза Александра Ивановича Покрышкина. Эта исторически подтверждённая легенда летала по всем фронтам. Кайда не мог, конечно, не слышать о ней, и позаимствовал для своих баек.
«Америка» Франца Кафки – Из груды книг, приготовленных к уничтожению, автор действительно выбрал наугад (это не литературный вымысел) ближайшую к свободной руке «Америку», предвосхищая будущие события. В марте 2011 года автор был награждён Европейской унией искусств и комитетом Франца Кафки дипломом и большой золотой медалью и возил на радостях эту пророческую книгу с собой в Прагу на церемонию награждения, проходившую в доме-музее, в котором родился и жил великий мастер.      

               
               

                БИБЛИОГРАФИЯ



ЗАПАХ РОДИНЫ
Лондон – Ростов-на-Дону – Лондон.
2010-2011 г.г.,

1.  Журнал «Острова» № 19, 2012, Нью-Йорк, США.
2.  Газета «Наш край» № 159-160, 20 июля 2013 г., Миллерово.
3.  Альманах «Витражи», 2013, Мельбурн, Австралия.
4.  Журнал «Inter-Focus», июнь 2014, Ганновер, Германия.
   
5. С. Хоршев-Ольховский. «Запах родины». Повести, рассказы, очерки, главы      
     из романа, интервью, стихи друзей. 2015, Лондон.
     ISBN 978-9934-14-577-3   
6.  С. Хоршев-Ольховский. «Избранное». Повести и рассказы. 2019, Москва. 
      ISBN 978-5-00153-068-8
7.  Альманах «Всеамериканский Литературный Форум» № 4, 2020, Торонто, Канада.