Притопнуть, оскалиться в кривой улыбке, затянуть бабочку потуже - и сломя голову бежать на остановку, кое-как поглядывая на потресканный циферблат часиков. Там, под серым козырьком, есть лавчонка, совсем не приметная и невразчная. Кто не знает маленькой тайны, пройдет мимо, и никогда не узнаёт, как близко шагал возле самого настоящего чуда. У Щенка аж руки дрожат, так хочется завилять хвостом и голосисто залаять от переполняющего предвкушения счастья. Он запускает руку под лавку и выуживает оттуда мятую бумажку с адресом. Вчитывается, сдерживается, чтобы не облизать, и прыгает в первый автобус - жёлтый и с глупой рекламой.
Лето второй месяц кроет город жарой. Рябые волосы взлохмачены движениями влажной ладони, она же скользит по перекладине и пихает в руку кондуктора звон мелких монет. Щенок едва не падает, подставленный коварной ступенькой, но удерживается и снова несется держа нос по ветру. Не помнит, как взбирается по лестнице на пятый этаж, трется об дверь и заскакивает внутрь. В квартире, серой и непримечательной, находит маленький пузырёк с чем-то зеленым. Нос аж щипет, но парень только фыркает и залпом выпивает.
Он уже не первый раз Тут, на Третьей стороне. Щенка выбрасывает у реки - лапы лижет выбивающийся родничок, и все кругом затянуто тяжёлой белой поволокой. Земля оббита голыми, отшлифованными камнями, и лишь кое-где просачиваются солнечные головки одуванчиков. Путник замечает их, тут же будто срывается с цепи - рвет целыми горстями, все, до последнего, брызжет слюной и скребется когтями о гладь поверхности. Железный запах крови бьет по голове и отрезвляет.
Туман расходится и показывает другой берег. Там расстелена целая поляна одуванчиков и, словно юная богиня, на ней устроилась Синица. Остроносая и веснушчатая, по-нелепому одетая в разноцветный балахон. У Неё волосы жёлтые, соломенные, неровно спадают на угловатые плечи. Но для Щенка не существует в этот момент ни плеска воды, ни сжатой боли в пальцах - глаза Синицы, цвета тёмной, древней печали, синей тоски по сгинувшим вчера и завтра. Щенок смотрит, и видит обрушенные бездны колодцев, видит мольбы о пощаде и зверства во имя Великого Чувства, чует морской, колкий от соли ветер и лапами взрыхляет податливую, как женская грудь, землю. Тысячи тысяч преданий поселились в странном взгляде Синицы. И пришедший, серый и бесхозный, жаждет оставить здесь кусочек собственной истории, и - от чего Синица невольно вздрагивает, мечтает сесть рядом. Чтобы и его волосы выгорели под бесчисленными рассказами, и его глаза отражали каждое мгновение человеческого мироздания.
Синица невесомо качает сердевидной головой. Нельзя, не положено. У Третьей стороны есть непостижимые законы, негласный Кодекс, и если путник перестает ему следовать, то и заветная дорожка среди кустов жимолости и рябины навсегда зарастает непроходимой трын-травой. Щенок скулит и бросается вперёд. Вода обжигает морозом, оттаскивает назад, но в лапах появляется слепая уверенность и сила. Все кругом дрожит, и трещины бегут по многоликим камням, и река бунтует, разверзаясь бездной под отчаянным пловцом. В грудине Щенка широко и полно, там стучат сильными ногами молодые резвые кони, вздымаются колосья свежей ржи и расцветает громадное солнце, невероятная всеобъемлющая звезда.
Все тело жжет, но чудесный берег с Синицей с каждым гребком приближается. Возвышенная решимость граничит с упрямством и глухотой, когда девушка неожиданно становится выше на несколько голов. В её глазах больше не звенят обещания и не греются судьбы: там черно, как укатывается в непроглядную тьму лес трещащей зимой. Стужа грозит замести знойные поля, заткнуть голосистых соловьев, а Щенок все не сдается, все мотает массивной головой и шагает. Тянется коснуться мшистого камня, схватиться и вскарабкаться. Его отталкивает упругий свист, разбивает мир, будто жёсткий хлыст спину непокорного, все сдавливается, а Щенок и не успевает осознать произошедшего. Вихрь собирает осколки и выплевывает смельчака Обратно.
Щекам по-противному мокро. Ранки на губах щиплет. Плечи чуть потряхивает, в голове - медь. Неудачные попытки преследуют Щенка, но поводом сдаваться он их не считает. Не получилось вчера и сегодня, зато во взгляде Синицы есть завтра. Божественное, спасительное, которое однажды неумолимо настанет, как бы не страшилась хранительница этого дня. А пока парень поднимается, отряхивает багряные капли с рук и насмешливо улыбается собственному отражению.