Моим сыновьям и внукам. часть седьмая. миниатюры

Марина Геннадиевна Куликова
МОИМ СЫНОВЬЯМ И ВНУКАМ.ЧАСТЬ СЕДЬМАЯ.МИНИАТЮРЫ
Дамское настроение
Она давно относилась к себе , как к человеку ,у которого все позади, старушкой себя не чувствовала, но и особых желаний молодиться, наряжаться, следить за собой , давно не было. Была какая-то постоянная не то усталость, не то подавленность. Все силы уходили на заботу о не совсем здоровом муже, о внуках, помощи детям. Она всегда помнила, как было трудно, работать , учиться, растить детей и ей хотелось по возможности как можно больше помочь своим взрослым и давно имеющим свои семьи, детям. На это уходили и моральные и духовные силы, да и физических сил было не так уж и много. Денег постоянно либо не хватало, либо были они в обрез, поэтому когда вдруг и наступало желание побаловать себя чем то или же просто обновить уже износившуюся вещь в гардеробе , наступали большие обдумывания, стоит ли это делать или можно еще какое-то время обойтись старой вещью, подремонтировать , заштопать или перешить..В парикмахерскую она не ходила , закручивая свои уже седеющие, но еще красивые волосы в привычный с юности узел. Косметикой она тоже особенно не пользовалась.

Дети дарили на праздники ее любимые духи, сама же она изредка покупала губную помаду, правда не дешевую, дорогого , но очень любимого ею бренда. Жизнь как -то очень милостиво относилась к ней , старела она красиво, превращаясь не в непривлекательную бабку в старомодной одежде, а в благородную даму, несмотря на то, что эта дама не была укутана в дорогие красивые вещи и изысканные меха. Она понимала, что нужно как то встряхнуться, выскочит из этого состояния полного безразличия к себе , к своей внешности, к своей жизни. Ее бабушка, когда была еще жива, говорила, что если женщине ничего не хочется, значит она либо больна, либо у нее крупные неприятности. Явной болезни не было, неприятностей , как и особых приятностей не было тоже. Однажды, сидя в долгом ожидании в машине по причине образовавшейся огромной дорожной пробки, она увидела спешившую куда-то молодую женщину, лет тридцати пяти. Женщина удивительно выделялась из всей торопящейся толпы пешеходов. На ней не было обычного уличного наряда из куртки, джинсы, кроссовок..она шла… верней летела в расстёгнутом очень красивом розовом плаще, на высоких каблуках шпильках с развевающемся шелковом шарфе на белокурых красиво уложенных волосах. Она была настолько необыкновенна, настолько привлекательна, как удивительная неизвестная птица случайно залетевшая в чужие края. От нее невозможно было отвести взгляд, настолько она была изумительно хороша собой…Вспомнились слова из песни Пахмутовой и Добронравова»…может я это, только моложе…Не всегда мы себя узнаем…» Настроение изменилось, подавленность и тяжесть настроения исчезли…захотелось обновления, молодости, привлекательности.. Захотелось жить, любить, творить.

Дом престарелых. Позднее раскаяние
Вот уже пять лет она жила в доме для престарелых людей. Правда, дом назывался дом для синьоров и был расположен в очень красивом предместье Марселя. Пребывание в этом доме стоило недешево, за все платил младший сын её последнего мужа.

 Она прожила огромную жизнь, ей шел восемьдесят первый год. Каждое утро , после завтрака  она выезжала  на своей автоматической машинке  в этот парк, к одному и тому же месту. Там, глубоко в кустах было гнездо птички, с которой она вела беседы воспоминания о своей жизни.

 Последние несколько лет  эти воспоминания о родителях, мужьях, детях, о её любимом Ленинграде не давали ей покоя. Она могла забыть пообедать или сделать что то необходимое из своих обязанностей, но события далекой давности помнила очень хорошо и отчетливо.

 Помнила парадное их многоквартирного дома, помнила огромную гостиную с большим столом красивой полировки, за которым частенько сиживали гости , дамы в крепдешиновых   платьях по моде тех, послевоенных лет, их спутники в мундирах и с орденами победителей. Помнила фортепьяно, на котором  готовилась к поступлению в консерваторию, маму, красивую и ухоженную генеральшу.

 Веселое и чудесное время, с белыми ночами, песнями под гитару на её любимой и несравненной ни с какой другой рекой мира, Неве. Разведенные мосты, издали напоминавшие сказочных великанов, нежно обнимавших красавицу Неву .

Потом этот нелепый брак с молоденьким аташе, срочный отъезд на место его службы,  в страну, с которой только что воевал её отец. Слез было пролито море, мать в считанные часы из респектабельной генеральши превратилась в седую, убитую горем старуху. Прощаясь на холодном вокзале, держась друг за друга, обнимаясь, мать и дочь не знали тогда , что видят друг друга в последний раз.

 Как ей потом не хватало  материнских уверенных, умелых рук, всепонимающих серых глаз…Брак не удался, они во всем раздражали друг друга, бесили  друг друга по любой мелочи, по любому не так понятому слову, секс доставлял не удовольствие, а тошноту и боль. Так продолжалось более двух лет.А потом на одной вечеринке, куда  мужу необходимо было прибыть обязательно с женой, она познакомилась с Жаном.

 Француз был  необыкновенно красив, очень галантен, его знаки внимания очень быстро вскружили ей голову и после первой близости, она готова была на все, лишь бы никогда с ним не расставаться. Он предложил бежать с ним, бросить все и бежать с ним во Францию. Внимание, любовь такого мужчины, Франция, секс с ним, без которого она уже не могла прожить и дня.

Они уехали во Францию, она подала документы на развод и на просьбу о политическом убежище.В тот момент она даже представить себе не могла,  как её поступок, её действия отразятся на судьбе и жизни близких, отца, матери, младшего брата. Об этом она узнала намного позже в начале девяностых, что отец был лишен всех генеральских привилегий, отправлен на  пенсию, хорошо, что еще не арестован, а мама… мама просто умерла, не выдержав допросов, позора и невозможных переживаний за дочь…

Жизнь с Жаном была очень приятной и веселой. Они жили в малюсенькой квартирке, в Марселе, под самыми облаками, уютно устроившись на крохотном балкончике , слушая шансон и попивая бордо. Такую идеальную жизнь омрачало только одно, её беременности. Она все время беременела, но на третьем месяце теряла ребенка по неизвестной ни одному врачу причине. То ли она, то ли её беременности, но ему это очень быстро надоело и он попросту сбежал, оставив её одну, опять беременной, без денег и с долгами по квартплате.

 Видя её такое тягостное положение, булочник, у которого она каждый день покупала круассаны, предложил ей поработать у него , по утрам подавать утренний кофе. Эти часы работы были самыми низкооплачиваемыми, она с радостью согласилась и   к удивлению самой выносила, выходила этого ребенка .Но родив в больнице и придя  в себя после родов , она решила отказаться от девочки, ни разу не дав ей грудь и назвав в честь сбежавшего отца Жаннетой.

Потом были десятилетия одиночества. Работала она по-прежнему в этой булочной, стала очень красивой, изысканной тридцатилетней женщиной. У нее появились деньги, она могла позволить себе даже очень приличный отдых два раза в год. На улице на нее обращали внимание, но не более того. За эти годы не случилось ни одного романа, флирта или даже просто флёра.

 Одиночество её угнетало, ей не хватало общения, мужского внимания, да и попросту секса. В день , когда в булочной отмечали её тридцати девятилетие , она познакомилась с мужчиной, на десять лет моложе её, вдовца, у которого  было трое маленьких детей, младшему было всего восемь месяцев. Они сошлись. Стали жить вместе, потом оформили отношения по всем правилам закона, он был католик, она православная, потому  обошлись обычной регистрацией

 Она продолжала работать в булочной , вести домашнее хозяйство, ухаживать за детьми. Она так истосковалась от одиночества, что была очень рада этим новым обязанностям и заботам, все у нее получалось хорошо и просто. Она еще больше похорошела, расцвела  поздней, зрелой и очень редкой женской красотой. Дети подрастали, звали её мамой, муж тоже оказался очень заботливым и хорошим человеком.

Они прожили  одиннадцать счастливых лет, до его гибели в автокатастрофе….Теперь сидя в своем старческом автомобильном кресле и вспоминая свою жизнь, она мучилась  вопросом, что же стало с её дочерью, с её Жаннетой, как  сложилась её судьба, выжила ли она. Несколько раз, уже будучи в последнем браке, она пыталась её найти, но в доме малютки говорили, что девочку удочерили и больше никаких сведений они не дают.

 И сейчас в свои восемьдесят , она понимала , какое огромное горе она принесла двум главным женщинам её жизни, своей матери и своей дочери. За это, видимо,  у Бога нет прощения….