Россия в войне с Наполеоном ч. 32

Николай Мринский
А. Н. Сеславин. Портрет работы Д. Доу.

В церкви Первого кадетского корпуса, где он в своё время учился, была помещена посвящённая ему именная памятная мраморная доска. Однако по версии неофициальной, П. Энгельгардт был типичным «диким помещиком», притеснявшим жестоко своих крепостных. И доведённые его самодурством до отчаяния, крестьяне в октябре 1812 г. решили расправиться с ним чужими руками. Найдя на дороге труп французского офицера, они закопали его в барском саду. А потом доложили о ведущем «герилью» помещике командиру первого попавшегося отряда Наполеоновской армии. Ничего не понимающий Энгельгардт, разумеется, на допросе ни в чём не сознался. И вошёл в историю, как стойкий российский патриот – прямо дворянский Иван Сусанин. В общем, основания не доверять своим крепостным у российских дворян были и очень серьёзные. И потому Александр I и его правительство предпочли бы, чтобы крестьяне в их войну с Наполеоном не лезли. И многих сейчас удивляет оценка вклада крестьян в победу, прозвучавшая в Манифесте императора Александра I от 30 августа 1814 г. и «благодарность», которую он им выразил: «Крестьяне, верный наш народ, да получат они мзду от Бога». Итак, антифранцузские действия русских крестьян носили самодеятельный и спонтанный характер. Российскими властями они не поддерживались и не поощрялись. Но «народная война» – не миф. И, несмотря на кратковременность её ведения, она была достаточно массовой и успешной. Чаще всего крестьянские отряды выполняли роль сил местной самообороны: жители русских деревень отнюдь не горели желанием делиться с чужеземцами своими, и без того скудными, припасами.

Но порой крестьяне собирали ватаги «охотников» не для защиты от французов, а для нападения на мелкие группы отставших иностранных солдат. Дело в том, что практически все они несли в своих ранцах богатые трофеи, «собранные» в захваченной Москве и её окрестностях. И соблазн безнаказанно «ограбить грабителей» был очень велик. Иногда убивали и грабили русских офицеров, которые были одеты в мундиры, похожие на иностранные, да ещё и говорили между собой на непонятном языке. Тех, кто пытался что-то объяснять на ломаном русском языке, принимали за поляков, которых было много в Великой армии Наполеона. Дело в том, что родным языком многих российских дворян был французский. Лев Толстой писал в романе «Война и мир»: «Князь говорил на том изысканном французском языке, на котором не только говорили, но и думали наши деды». Уже позже, в 1825 г., выяснилось, что русского языка не знали многие декабристы, например, М.С. Лунин. М.П. Бестужев-Рюмин в Петропавловской крепости, отвечая на опросные листы следователей, вынужден был пользоваться словарем. Даже маленький А. Пушкин вначале стал говорить по-французски (и даже первые стихи были им написаны ещё до поступления в Лицей на французском языке), и только потом выучился родной речи. Осенью 1812 г. дело дошло до того, что русским офицерам во время кавалерийских рейдов и разъездов было официально запрещено говорить по-французски: услышав иностранную речь, крестьяне, сидевшие в засадах, сначала стреляли и уже потом задавали вопросы. Но положение это не исправило. На русском языке российские дворяне говорили так, что крестьяне, как мы помним, принимали их за поляков.

И, если брали такого «поляка» в плен, то, как правило, убивали – на всякий случай. Потому что, вдруг пленный правду говорит – российский барчук он, и за нанесённую ему обиду наказание будет? Впрочем, некоторые авторы полагают, что кое-кто из крестьян только делал вид, будто не понимает, что имеет дело с российскими офицерами. Причин для большой любви русских крепостных к дворянам тогда не было. А деньги и всякие полезные в хозяйстве вещи, как известно, «национальности» не имеют и «не пахнут». Итак, крестьянские отряды, действовавшие против французских, немецких, польских, итальянских, испанских и других частей Великой армии Наполеона в 1812 г. были, пусть их тогда и не называли партизанскими. И некоторые из них действительно создавались помещиками. Таковым, например, был отряд А. Д. Лесли, созданный в Духовщинском уезде Смоленской губ. Численность этого отряда доходила до 200 чел. Он действовал из засад у дороги Духовщина–Красный–Гусино, нападая на небольшие группы отставших неприятельских солдат. В Сычевском уезде свой отряд организовал отставной майор Семён Емельянов, воевавший ещё при Суворове. В Краснинском уезде крестьянский отряд возглавил деревенский староста Семён Архипов. Он был расстрелян вместе с двумя подчинёнными, и его гибель стала сюжетом картины В. Верещагина «С оружием в руках? – Расстрелять!». Ещё более известна Василиса Кожина. Уже в 1813 г. Александром Смирновым был написан её парадный портрет и на нём изображён подлинный эпизод конвоирования нескольких пойманных французов. Возглавлявшего их офицера, который не хотел повиноваться ей на том основании, что она женщина, Василиса лично убила.

Командиры «народной войны»

Орудием послужила коса, что у неё в руках на лубке. Поясняющая надпись к этому лубку гласила: «Иллюстрация эпизода в Сычёвском уезде, где жена сельского старосты Василиса, набрав команду из вооружённых косами и дрекольем баб, гнала пред собой несколько взятых в плен неприятелей, один из которых за неповиновение был ею убит». Это, кстати, единственное достоверное свидетельство участия Василисы в «партизанском движении». Все остальные рассказы – о том, как она создала отряд из баб и мальчиков-подростков, являются легендой. Но, благодаря публикации в журнале «Сын Отечества», её имя стало символом народного сопротивления захватчикам. Василиса была награждена медалью на Георгиевской ленте и премией в 500 руб. Далее, речь пойдёт о Е. Четвертакове, подвиги которого совершенно реальны. Это был солдат Киевского драгунского полка, участник войн с Наполеоном в 1805–1807 гг. В августе 1812 г. он попал в плен в бою у Царева-Займища, но бежал уже через три дня. В Гжатском уезде ему удалось создать отряд из крестьян деревень Зибково и Басманы. Вначале численность его подчинённых не превышала 50 чел., в конце его кампании она увеличилась до 4-х тыс. (к данной цифре всё же надо относиться с определённой осторожностью). Четвертаков не просто нападал на проходивших мимо французов (полагают, что на счету его отряда свыше 1000 уничтоженных солдат и офицеров противника), но контролировал территорию «на пространстве 35 верст от Гжатской пристани». В самой большой стычке отряд Ермолая Четвертакова разбил целый батальон.

Некоторые историки стыдливо указывают, что, когда к Гжатску подошли части 26-й дивизии русской армии, возглавляемой И. Паскевичем, решался вопрос об отдании Четвертакова под трибунал за «дезертирство». Но всё обошлось, и он был отправлен служить в свой полк. Интересно, что французы считали этого рядового полковником русской армии. Учитывая уровень его военных дарований, можно смело предполагать, что, родись он тогда во Франции, легко дослужился бы до этого звания (если не выше). В царской России он в ноябре 1812 г. был произведён в унтер-офицеры и награждён солдатским Знаком отличия ордена Св. Георгия. Участвовал в Заграничных походах 1813–1814 гг. И, в отличие от той же Василисы Кожиной, мало известен в нашей стране. Ещё одним успешным командиром крестьянского отряда стал Герасим Курин из сословия государственных крестьян. Действовал он на территории Московской губ. Патриотически настроенные историки доводили численность отряда Курина до 5300 чел. при трёх пушках, причем 500 из его подчиненных якобы были кавалеристами. Однако есть основания считать, что всадниками в этом отряде были всего 20 чел., приданные Курину одним из командиров ополченцев Владимирской губернии. К цифре в пять с лишним тысяч подмосковных «партизан» тоже надо относиться со здоровым скепсисом. Так или иначе, считается, что именно действия этого отряда вынудили французов оставить г. Богородск. В 1813 г. Г. Курин был награждён солдатским Знаком отличия ордена Св. Георгия, почётной медалью 1812 г. и назначен старостой с. Вохны.

Действовавший в Поречском уезде Смолнеской губ. отряд Никиты Минченкова сумел захватить знамя одного из французских полков, а также взять в плен одного из курьеров. Семёну Силаеву – крестьянину из дер. Новоселки Духовщинского уезда приписывается повторение подвига Ивана Сусанина. Близ Рославля были известны отряды Ивана Голикова, Ивана Тепишева, Саввы Морозова. В окрестностях Дорогобужа действовал отряд Ермолая Васильева, у Гжатска – Фёдора Потапова. В источниках тех лет сохранились имена и других крестьян: Фёдор Колычев, Сергей Никольский, Илья Носов, Василий Лавров, Тимофей Коноплин, Иван Лебедев, Агап Иванов, Сергей Миронов, Максим Васильев, Андрей Степанов, Антон Фёдоров, Василий Никитин. Так что крестьянское сопротивление французам носило достаточно массовый характер. И порой эти отряды действовали во взаимодействии с настоящими партизанскими отрядами, состоявшими из солдат регулярных частей, которыми командовали действующие офицеры русской армии. Особенно часто использовал крестьянские отряды в своих операциях Александр Фигнер, о чем сохранилось свидетельство Ермолова: «Фигнеру первому справедливо можно приписать возбуждение поселян к войне, которая имела пагубные для неприятеля последствия». Другими известными командирами партизанских отрядов являются Денис Давыдов, Александр Сеславин, Иван Дорохов. Менее известен «летучий отряд» Фердинанда Винценгороде, авангардом которого командовал А. Бенкендорф (бывший флигель-адъютант Павла I и будущий начальник III отделения). Пожалуй, наиболее значимый вклад в победу Русской армии в 1812 г. из всех командиров партизан той войны внёс Александр Никитич Сеславин.

Продолжение следует в части  33                http://proza.ru/2020/12/26/1858