Алёшка возвращался из буфета. В каждой из рук по пирожку. Один он ел, а другой ожидал очереди. Я не ходил в буфет. Нам с братом никогда не давали деньги, только в магазин, с обязательным возвратом сдачи. Я хотел свернуть в сторону, но не успел. Алёшка увидел и поспешил мне навстречу:
- Ты знаешь Никита, какая толкотня в буфете, не подступись. Толик Селивёрстов пролез и купил три пирожка. Один я ему за это отдал. А наши девчонки булочки с молоком взяли. Лопают их сейчас там за столиками. Пирожки вкусные, с картошкой и луком, я такие люблю. Мамка чаще беляши дома стряпает с мясом, пироги там всякие с рыбой, капустой. А мне с картошкой нравятся.
Я смотрел, как он доедал пирожок, и думал: «Не уж-то он и второй уговорит, пирожки большие. Мне одного хватило бы». Алёшка справился с первым, приступил ко второму. Да с таким аппетитом, что у меня во рту слюна набежала. И тут меня выручил Шурка, мой друг. Он тоже шёл из буфета, держа в руке пирожок. Заметив меня, он разломил свой и протянул мне половину:
- Пошли в класс, время есть, ещё в пёрышки успеем сыграть.
И мы с Шуркой направились в свой класс, а Алёшка в свой. Во рту у меня таял, ещё горячий пирожок.
Вечером, когда мама вернулась с работы, и приласкала меня, притянув к себе, я рассказал ей о пирожке, которым меня угостил Шурка. Она поняла меня с полуслова:
- Ты хочешь, чтобы и у тебя были деньги на пирожки?
- И у Витьки тоже.
Это был не бескорыстный ход. Брат всегда делился со мной и сестрёнкой всем вкусным. Новогодние подарки, его и мой, мы разделили поровну на нас троих с Наташей. Мы с сестрой свои доли съели в тот же день, а Виктор отложил на потом. Когда, наконец, он её достал, мы с Наташей как бы невзначай оказались рядом. И он вновь поделился.
- У меня нет денег, – с огорчением сообщила мама.
- Ты же работаешь? - удивился я.
- Папа забирает всю мою зарплату, и сам распоряжается деньгами.
- Почему? Ты же мама.
- Говорит, что не умею обращаться с деньгами.
- В футбол не научишься играть, если сам не погоняешь, мяч по полю, - раздался Витькин голос с угла, где он учил уроки.
«Причём тут футбол?» - не понял я, и, обернувшись к нему, заметил: – Мы говорим с мамой о деньгах.
- Я тоже – ответил брат.
Я замолчал. С ним, как и с папкой лучше не спорить, может и побить.
- А почём пирожки? - спросила мама.
- По пять копеек с картошкой, - за меня ответил брат.
- У отца в костюмах бывает мелочь. Я сейчас поищу, - вдруг нашла решение мама.
Вскоре она принесла две десятикопеечные монеты.
- Вот вам с Витей по десять копеек на пирожки, - и дала мне. Свою монету я спрятал в карман школьного костюма, а другую передал Витьке. Я знал, что если у меня не получиться купить пирожок, Витька обязательно купит и себе и мне. В крайнем случае, поделится своим.
Теперь я не боялся подходить к ребятам, когда они возвращались из буфета. Я чувствовал себя наравне с ними, и мог себе позволить завтрак на большой перемене.
Мама каждый день давала нам с братом по десять копеек. И мы стали к этому привыкать. Если мама забывала, я ей напоминал. Однажды она была сильно занята домашними делами, и когда я к ней обратился, попросила самому взять монеты из костюмов отца, что висели в шифоньере. Я открыл его и стал шарить в боковых карманах отцовых костюмов. Вдруг мои пальцы обожгла резкая боль, я отдёрнул руку. Пальцы оказались в резаных ранах, которые быстро стали наполняться кровью. Не успел я даже осознать, что произошло, как она закапала на пол.
- Мама! – закричал я, подставив ладошку под раненую руку, чтобы капающая кровь не попала на половики. Мама заглянула в горницу, бросилась ко мне.
- Зажми пальцы в кулачок, - посоветовала она, - я сейчас достану вату и бинты. Потерпи немножко. Прибежал Витька, помог маме. Вдвоём они быстро обработали раны йодом, закрыли их ватой и перебинтовали. Затем мама осторожно стала выворачивать карманы костюма, в котором я поранил руку. Там оказалось множество мелко наломанных лезвий от бритвы.
Вечером, когда пришёл с работы папа, она накинулась на него:
- Зачем ты в свои карманы насыпал ломаных лезвий?
- А что, кто-то попался? – заинтересовался он.
- Никита пальцы себе распластал об твои лезвия.
- Никита. Понятно. А я всё думаю, кто у меня постоянно шарит по карманам, мелочь ворует.
- Я ему разрешила взять по десять копеек на пирожки в школе для себя и Вити.
- С каких пор ты стала распоряжаться моими карманами?
Он обернулся к двери на кухню, где в этот момент находились мы с братом:
- Никита, иди сюда.
Когда я вошёл в горницу, обратился с вопросом:
- Что уже воровать начал? И давно ты лазишь по карманам?
Мама попыталась выручить:
- Деньги брала я, его в первый раз попросила.
- Так значит воровка ты. А теперь ещё и детей к этому приучаешь. Да тебя за версту нельзя к ним подпускать. Я столько сил вкладываю в их воспитание, а ты сводишь на нет весь мой труд.
- Неправда, мы брали семейные деньги.
- В моём костюме? Сегодня он взял их у меня, а завтра начнёт шарить по чужим карманам. Лиха беда начало.
- Они не воровали и никогда не будут. Если бы ты заботился о том, чтобы наши дети не выглядели сиротами, то такого бы не случилось.
- Значит, виноват я?
- Ты! Ты же ходишь в столовую в обеденный перерыв. И дети хотят ходить в буфет. Я, работая, ношу на завод банки с супом и кашей и не вижу заработанных мною денег. Давай мне из моей зарплаты хоть часть, чтобы я могла помогать детям.
- Твоей зарплаты тебе самой не хватит на пропитание, и ты это знаешь, а мне о семье, о доме надо заботиться. Вот рубероид нужно покупать, крышу крыть. А ты знаешь, сколько стоит один рулон? Вся твоя зарплата уйдёт.
Мама хотела что-то сказать, но он оборвал её, взорвался:
- Хватит болтать, за свои проступки надо отвечать.
Отец даже не посмотрел на то, что я уже пострадал. Он исхлестал ремнем так, что я не мог сам подняться с табуретки. Мне помогла мама, которую после воспитательной процедуры, наконец, пустил в дом отец. На этом наши с братом обеды в школе закончились.