8./12/2019.
Мирослав Авсень.
По данным губернского сыска.
( роман )
Дело №2
«Бешенная ягодка»
Х Х Х
В один из погожих дней середины июля, Евпатий Гордеич Хортов, улучив свободное ото всяких служебных рутин время, играл со своим помощником Аристархом в шашки, сидя за столом последнего. К тому времени большие волны от предыдущего дела неуловимой мошенницы уже к счастью стихли, хотя малые время от времени ещё накатывали. Правда что касается Аристарха Сергеевича, то он переживал тяжесть славы гораздо легче нежели его шеф, ибо уши подружек находчивого лицеиста, переносили эту историю, раз от разу драматичнее. Но наступил момент когда даже коллежский асессор Гайтанцев устал от этих россказней, и томился ожиданием нового дела.
Одеты игроки в шашки были в лёгкие сюртуки летнего покроя, Хортов в чёрный, и Аристарх в синий. Игра в шашки не только отвлекала обоих от казёнщины, но и тренировала мозг, повышая внимание и сообразительность. Полицмейстер как они знали отбыл на обед к городскому голове, а посему не придёт, и не испортит настроения набившими оскомину наставлениями.
За то время что минуло с момента разоблачения дуэта ловких мошенников, ничего особливо важного не случилось, за исключением пропажи коляски губернатора от здания Дворянского собрания. Причём исчезло транспортное средство вместях с кучером Еремеем, и лакеем Рудольфом, остзейским немцем. Вышедший с товарищами из здания губернатор, не обнаруживши коляски и людей на месте, протёр очки, и ошеломлённо вопросил оглядевшись кругом.
- Позвольте, господа, а где же моя коляска-то есть?
- Свиснули похоже твой экипаж вместе с холопьями, Евграф Никитич! – прогудел вице-губернатор Семедский, Николай Кузьмич, топорща свои баки. Сопровождающие губернатора тот час же подняли тревогу, а Разорихин уверил несчастного пострадавшего, что бросит на поиски злодейски похищенного экипажа лучшие силы полиции и армии, да и поручил сие Хортову с Гайтанцевым. Евпатий Гордеич поначалу уточнил у полицмейстера насчёт того, входит ли поиск угнанных тележек, фаэтонов, колясок и двуколок с бричками, в компетенцию уголовной сыскной полиции? Мефодий Лукич, строго указал подчинённым, что коли у губернатора пропадёт даже арапник (длинный охотничий кнут), то сыскная полиция станет искать и его.
Три часа все полицейские, солдаты внутренней стражи, дворники, пожарные, десятские и сотские, носились по городу, ища губернаторскую коляску. Пробовали припрячь к поискам и жандармов, но получили от полковника Гончарова вежливый отказ. Финал розысков оказался поистине анекдотичным. Коляска нашлась сама, что называется своим ходом. Оказалось что её, не поставив мужа в известность, взяла госпожа губернаторша, Олимпиада Тихоновна. Как выяснилось позже, эй надо было навестить свою подругу, генеральшу фон Штрудель, а собственный экипаж показался ей от чего-то неисправным, и Олимпиада Тихоновна в сопровождении своего лакея села на извозчика, и покатила к Дворянскому собранию, где и мобилизовала мужнин экипаж вместе со слугами, не озаботившись поставить того в известность.
Злые языки утверждали потом что Евграф Никитич, устроил жене взбучку, пеняя ей на то, что из-за её демарша вышел сущий анекдот, и за его спиной теперь многие злословят и ехидничают. Олимпиада Тихоновна картинно оскорбилась, вины за собой не признала, и какое-то время не общалась с мужем, чем впрочем ничуть его не поколебала, ему было безразлично.
Вот такое пока дело случилось в карьере сыщиков, от чего даже полицмейстер, смущённый курьёзом, старался теперь не докучать им по пустякам. Сыграв восемь партий, три из которых выиграл Аристарх, полицейские захотели попить чайку. Но не успели они сделать и по паре глотков. Как вошедший дежурный, «осмелился доложить», что к Хортову на приём вновь пришла вдова Затёртова, Афродита Михайловна. Услышав сию фамилию, Хортов едва не поперхнулся, а Аристарх, не удержавшись затрясся в беззвучном смехе. Корень зла состоял в том, что вышеозначенная особа, слыла в городе притчей во языцах. Афродита Михайловна Затёртова, представлявшая из себя восьми пудовую гром-бабу, была бездетной вдовой провинциального секретаря, то есть мелкого чиновника 13-го класса, почившего шесть лет тому как. Именно с этого момента и начались основные мучения полиции и соседей. До этого, Афродита Михайловна изводила только своего мужа, коему непонятно за какие грехи, небеса ниспослали такую кару, как его жена. Имя Афродита, шло этой особе так же, как ослу папаха. Внешне, она напоминала собой огромный кособокий бурдюк со множеством складок, на вершине которого, моргала маленькими глазками грушевидная голова с небольшим носом.
Овдовев, сия красавица стала донимать соседей и полицию, жалобами и скандалами. На соседей она писала вначале что её хотели ограбить, убить и затем отравить, и требовала от полиции принять меры. Первым, через год не выдержал тамошний квартальный, в кулаки и плеть, при помощи двух своих помощников, выгнавший ревущую жалобщицу из своего участка, и та насела уже на частного пристава, который очень быстро правда нашёл супротив Афродиты Михайловны противоядие, его для неё никогда не было ни в части, ни дома. В продолжении нескольких последующих лет, она бегала во все инстанции, принося им свои жалобы. Нижний земский суд, посылал её в Высший надворный, тот, отсылал обратно в земский, в надежде что мадам Затёртова закружиться и бросит всё это. Но, не тут-то было!.. Сутяжница билась и в ворота губернатора, и в иные двери, и везде наживала себе неприятности. Её то бранили, то выталкивали в шею, слушая при этом дикий рёв. И тут, в марте текущего года, кто-то видимо из заклятых друзей Хортова, взял да и надоумил Афродиту, обратиться к нему, он мол начальник сыскного, он всё может найти.
С того момента, в жизни Евпатия Гордеивича, начался короткий, но негативный период. Вначале, вдова Затёртова донимала его тем, что соседи её, сплошь воры и вольтерьянцы, грабят её регулярно, покушаясь даже на саму ея жизнь. Хортов, по слухам зная уже что это за ягодка, пытался вначале урезонить её добром, но дама не сдавалась, ходила в Управу чуть не каждую неделю, а с конца мая добавила к старым заявлениям, новое, об изнасиловании. Евпатий решил сменить тактику.
- Вас, или вы? – уточнил он на беседе.
- Чего? – таращилась жалобщица.
- Ну, я спрашиваю, вы, кого-то изволили изнасиловать, или кто-то сие ухитрился с вами сотворить? – пояснил следователь, участливо глядя на даму, опасно скрипевшую на казённом стуле.
- Да как же я могу это сделать-то? Меня конечно хотят! – изумившись, пояснила вдова.
- В такое затруднительно поверить! – качал головой следователь.
- А вы что, думаете что меня нельзя изнасиловать? – сурово справлялась Афродита, и получала ответ, что представить подобное воочию, не сможет вся сыскная полиция и жандармская Управа вместе взятые. Терпение у старого артиллериста оказалось хоть и железным, но не безпредельным. Как на удачу, мадам Афродита ненадолго исчезла незадолго до дела неуловимого мошенника, а вот теперь как топор на голову, свалилась вновь. Всё, с этим надо было решительно кончать.
- Она внизу? – глухо спросил Хортов у дежурного
- Точно так ваше высокоблагородие – ответил унтер, и добавил – тама Евдокимов её с Трубицыным стерегуть, не пущают наверх.
- Так, я сейчас выпишу предписание на арест, и ещё одну соответствующею бумагу, а Аристарх Сергеич её бредни приложит, ( помощник тут же полез в стол ) и визите-ка вы её братцы, в Смирительный дом, там ей думаю самое и место.
Хортов сел писать, и строчил добрых 15 минут, а унтер терпеливо ждал. Когда всё было готово, Хортов передал унтеру и свои бумаги, и папку Гайтанцева.
- Всё, берите её там сейчас под белы руки, и трамбуйте в арестантскую карету, ибо и моему терпению пришёл окончательный предел!
- Слушаюсь ваше высокоблагородие! – радостно вытянулся унтер, и щёлкнув каблуками вышел. Смирительный дом, куда судя по крикам донесшимся вскоре с низу повезли теперь Афродиту Михайловну, был разновидностью тюрьмы, куда сажали за нетяжкие преступления, на срок от восьми месяцев, до двух лет. В частности, например помещики отправляли туда неугодных им крестьян.
- Как гора с плеч Аристарх!- выдохнул следователь, проходя за стол.
- И правильно шеф, давно пора – согласился Гайтанцев.
- Посидит там сколь положено за клевету и ложные доносы, авось присмиреет! – решил Хортов. Играть далее не хотелось, но чай коллеги себе повторили. Однако едва они успели отпить по трети чашки, вошедший дежурный доложил,что к ним посетитель, доктор Скопин, Борис Сергеевич.
- Проси! – сказал Хортов, предчувствуя дело.
Как уже упоминалось в первом деле, Борис Сергеевич служил главным врачом в одной из городских больниц, и по службе, обязан был содействовать полиции, по части криминалистических экспертиз в виде вскрытия подозрительных тел, химических анализов лекарств, продуктов, напитков и тому подобного. Всё это напрямую контролировал созданный 1 декабря 1803 года, Медсовет при Меддепартаменте в органах МВД. А начиная с 1829 года, были окончательно сформулированы «Правила для врачей при суд. Мед осмотре и вскрытии мёртвых тел». Производство судебно-психиатрической экспертизы, было окончательно узаконено в 1811 - 1815 годах.
Отношения доктора Скопина с Хортовым и Гайтанцевым, смахивали на товарищеско-деловые, они иной раз обедали вместе в трактире, и случалось были зваными гостями в домах общих друзей. В свои 46 лет, доктор Скопин выглядел просто молодцом: крепко сбитый, среднего роста, с мощными сильными руками и крепкой шеей, на которой прочно сидела округлая умная голова с хорошо зачёсанной шевелюрой, гармонирующей с чуть закрученными вверх усами и расчёсанной на двое короткой бородой. Он до сих пор нравился женщинам, сам за ними волочился, и по слухам посещал любовницу, хотя его 38-ми летняя супруга, ещё довольно хороша была собой, воспитывая на пару с мужем сына и дочку.
Борис Сергеич начинал как фельдшер, затем его призвали на военную службу, где за пять лет, в совершенствии постиг все навыки военно-полевой хирургии. Потом испросив отставку, целиком посвятил себя гражданской карьере. С городским начальством он старался держать себя ровно, но не подобострастно, за что его и уважали в целом. Больницу он содержал в должном состоянии, из её бюджета не воровал, а потому смертность у него была самой низкой, пища сносной, а в дела других он не лез. Однако завистников в среде эскулапов, он всё одно себе нажил. Хортову, лично пришло на него два доноса в неблагонадёжности, кои он потом доктору и подарил при встрече.
И вот теперь, доктор зачем-то сам хотел его видеть, и следователь в серьёз заподозрил что доктор, к нему не на чай напрашивается. Борис Сергеевич мягко вошёл в кабинет, держа в одной руке трость с хорошим перламутровым отливом и бронзовым яблоком на рукояти, а другой, держал у бока чёрную папку. Доктор не любил контрастов ни в жизни ни в одежде, а потому предпочитал однотонные одеяния. Вот и сейчас он предстал в длинном чёрном сюртуке, и таких же цилиндре, жилетке и брюках. Полицейские поднявшись с мест поприветствовали гостя, он поклонился им в ответ, и избавившись покуда от трости и цилиндра, учтиво сел на предложенный Хортовым стул у его стола.
- Я, господа, позволил себе побеспокоить вас по делу весьма непростому и щекотливому – с расстановкой начал доктор, не открывая покуда своей папки – Вы уже слышали о внезапной смерти помещика Вереницына, Петра Григорича, отца большого и богатого семейства, что жил в 18-ти верстах отсюда, в собственном имении?
- Вереницына мы с Аристархом знали, хотя и не общались тесно – хмуро, уже предчувствуя нехорошее дело, заметил Хортов, но о его скоропостижной кончине, я признаюсь не знал. Когда это произошло?
- Вчера, в четыре часа по полудни, но худо ему стало незадолго перед обедом, около часу дня, он в это время, для аппетита, всегда принимал пару рюмок рябиновой настойки с лёгкой и холодной закуской – стал пояснять доктор – Петра Григорича схватили внезапные судороги, когда он спускался вниз к обеду, так и загремел с лестницы, бившись в конвульсиях. Дома были жена Серафима Феоктистовна, обе дочери, Глафира и Татьяна, и младший сын Павел. Женщины разумеется поддались панике, а вот Павлу, при содействии двоих дворовых, удалось затянуть отца наверх, в его кабинет, и уложить на диван, благо он у него там широкий и мягкий. Я эту семью хорошо знаю, а потому послали сразу же за мной, но увы, я прибыл когда было уже поздно, Пётр Григорич умирал…
- Чем его отравили, Борис Сергеич? – сходу взял быка за рога сыщик – Ведь его отравили, не сам же он хлебанул?
- Белладонной, полагаю свежевыжатым соком – вздохнув ответил доктор.
- От чего такая уверенность что к примеру не ртуть? Не мышьяк или крысиный яд? – по привычке переспросил Хортов.
- Это бросилось мне в глаза сразу – продолжил пояснять Скопин – во-первых, мне подробно рассказали о первых симптомах жертвы, как-то: полная потеря ориентиров, он не понимал где он, и что с ним. После судорог стал резко возбуждён, пытался встать, делать резкие движения, дико нервничать. Затем быстро начала подниматься температура тела, пошла одышка, а едва уловимый пульс застал уже и я. Затем, когда он почил, я осмотрел его рот, и обнаружил явный цианоз, или по другому посинение слизистой. Я предварительно констатировал смерть от сердечного паралича. Все эти симптомы господа – доктор чуть приподнял указательный палец – явный признак отравления белладонной!
- Да-а, «вишня бешенная», - привёл Евпатий, одно из названий этого опасного растения.
- Именно! – стрельнул пальцем доктор и продолжил – Я тут же осмотрел весь кабинет, и в том шкафчике где обычно это и хранят, нашёл графин с настойкой. Шкафчик кстати был заперт, а ключик от него я нашёл в кармане жилетки покойного – пояснил врач – Едва понюхав, она проклятая, она… И доза господа значительная, прямо-таки щедрая доза я бы сказал.
- Через сколько времени, после принятия, яд начинает действовать? – спросил сыщик, уже что-то обдумывая.
- При лёгком отравлении, через 10-ть, либо 20-ть минут, зависит от дозы и организма пострадавшего. А вот при тяжёлом быстрее – ответил доктор.
- Вы конечно изъяли графинчик с настойкой? – осторожно намекнул следователь.
- Разумеется изъял, и сразу объявил всем домашним что их отец был отравлен, хотя это и без того все поняли. Я распорядился чтобы тело немедленно отправляли в город, ко мне на вскрытие и на экспертизу. И то и другое, тем же вечером и подтвердило мою правоту, помещик Вереницын был убит при помощи сока белладонны. Со мной вместе в город, приехала вдова вместе с сыном Павлом, и дворовый их человек. Они остановились у меня дома. Уже после вскрытия и химического анализа, я уговорил вдову написать жалобу в полицию на убийство её мужа, и она согласилась.
- Долго уговаривали?
- Простите Евпатий Гордеич, я верно не совсем точно выразился – поправил себя доктор – я разъяснил ей текущий порядок дел, и она сразу согласилась, ибо сам факт преступления на столько дик и не укладывается ни в одну голову, что сама справедливость требует найти и покарать убийцу!
- Заключение конечно при вас?
- Да, разумеется, и заключение, и жалоба вдовы, вот, извольте! – доктор достал из папки три листа, и протянул следователю. Тот взял их, бегло просмотрел и отложил по правую руку.
- Борис Сергеич, вы очевидно долго знаете эту семью, и достаточно хорошо осведомлены о состоянии их дел, а проще говоря, знаете всю подноготную Вереницыных (доктор утвердительно кивнул) Мы с Аристрхом Сергеичем знакомы с ними шапочно, дел их не-знаем!- отчеканил последнее слово сыщик, и продолжил – Мне бы хотелось чтоб вы теперь же, напрягли память, и припомнили всю их историю, всю как есть, с тайнами, интригами, и прочим. Словом волей не волей, но вам вместе с нами, придётся порыться в грязном белье, в противном случае, нам с коллегой будет трудно вести следствие!
- Разумеется я готов – чуть прикрыв глаза, устало улыбнулся Скопин – я копался в человеческих внутренностях, возился и в гноище и в говнище, а уж в этаких-то делах покопаться и сам бог велел, лишь бы душегуба найти. Тем более Евпатий Гордеич вы верно угадали, порассказать об этом семействе есть что!
- Имеются какие-либо тёмные пятна? – Евпатий полез в карман, и достал серебряную с оленем табакерку.
- Пятна не пятна, а вот некоторые истории есть! – доктор качнул указательным пальцем.
- Мы все внимание – сказал Хортов, и Борис Сергеевич неторопливо начал.
- Вереницыны, древний и богатый род. Уходящий корнями в глубь веков, и даже далее – махнул ладошкой доктор – они известны тем, что всегда собирали и приумножали свои богатства, оставляя наследникам всякий раз всё больше и больше. Мотов, игроков и прожигателей, они как правило не держали, а выгоняли вон, каждый в роду обязан был зарабатывать. Женщины у них хорошо вышивали рушники и плели кружева, а мужчины выполняли иную работу: держали заводы, магазины, промыслы и так далее. И вот в этой семье, у Петра Григорича с женой, есть пятеро детей, три сына и две дочери. Каждому из них, это уже не тайна, причитается по сто тысяч…
- Простите, на серебро, или на ассигнации? – перебил Хортов.
- На ассигнации, – кивнул доктор и продолжил – ну четверо старших детей уже получили свои доли, а младшая, Татьяна, ещё нет, ей 16-ть, и она не замужем, хотя жениха вроде как ищут но это так, - доктор неопределённо крутнул пару раз ладошкой, и продолжил – Два старших сына Сергей и Виктор, живут семьями отдельно, а прочие, Павел и Глафира, также состоят в браке, и живут тут же. Дом большущий, в два крыла, места хватит на столько же. Сергей и Виктор часто навещают родителей, всё на первый взгляд вроде бы хорошо, но: покойный хозяин, обладал крутым нравом, хотя потом быстро отходил. Мог под горячую руку сильно наказать кого-то из дворовых, а затем, как бы раскаиваясь, наградить деньгами, либо ещё чем-то. Мог простить долг одному мужику, а мог в горячах забрать за долги последнюю корову у другого. Потом правда возвращал, о нём так и говорили в наших кругах – человек настроения! Был у него грешок и по женской части, с молоду как и все мы, он любил сходить на сторону. Природу-то, коли она мужчину такой силой наделила, не обманешь никакими воздержаниями! – улыбнувшись, пояснил Скопин.
- С дворовыми девками, у него тоже небось было? – переспросил Хортов.
- А как вы сами думаете, было конечно – чуть развёл руками доктор – нарочно набирал в прислугу баб да девок чтобы в теле были, такова уж натура его была…
- Супруга конечно ревновала?
- Само-собой. И попу на него жаловалась, и прислугу меняла-выгоняла, ан нет, Пётр Григорич не унимался.
- Ну подобное во многих семьях есть – поигрывая пером, заметил Хортов. Часы прозвенели полдень, Скопин проверил свои, и продолжил.
- Погуливал он и с соседками – помещицами, но это опять-таки по слухам, хотя при желании можно и удостовериться. Я не слишком подробно вам рассказываю? – осёкся от чего-то Скопин.
- Нет-нет Борис Сергеевич, напротив, вы верно делаете, в следствии все мелочи важны, продолжайте как начали – попросил Евпатий. Доктор кивнул и продолжил.
- Так вот Евпатий Гордеич, лет шесть назад, случилась в доме Вереницыных большая трагедия. Как мне и капитан-исправнику Корчаеву потом рассказывали, ночью, раздался женский крик и грохот. На полу в гостиной, лежала разметав руки-ноги, мёртвая горничная 23-х лет, с раскроенной сзади головой, и далеко в стороне медный подсвечник. Горничная была в ночной рубашке и без чепца, они его впрочем почти не носят.
- Когда вы с исправником приехали, труп ещё лежал на месте, его не трогали?
- А мы не вместе приехали, он прежде меня на полчаса прибыл, и труп уже точно, убрали, вернее положили на хозяйственные носилки. Укрыли рогожей и положили в сенях. Корчаев сразу сказал что мол покойница свалилась с лестницы сверху, да голову и расшибла, но – доктор опять погрозил кому-то пальцем – я, осмотрев рану на голове, понял что того, никак не могло быть! Пол внизу, ровный паркет что у того Людовика, а рана сзади, нанесена сверху вниз – доктор показал рукой – тяжёлым, округлым предметом. Вероятнее всего подсвечником, рана на черепе как полумесяц, и разбить так голову о паркетный пол с высоты полутора саженей, ( ок. 3-х метров) не возможно! Нет, убиться-то до смерти можно вполне – поправился Скопин – но не проломить череп так, как он оказался проломлен…
- Высоту перил вы конечно в расчёт не брали? – спросил сыщик, на что доктор лукаво улыбнулся.
- Обижаете Евпатий Гордеич, тут же поднялся и примерился. Я, как вы видите, сам не маленького роста, но даже мне, эти перила с трудом до пояса достают. А убиенная, была бедняжка росту среднего, ей он приходились межу грудью и пупком, я даже замерил всё там же. Но капитан-исправник не счёл мои доводы достаточными для открытия дела об убийстве, хотя случайное падение тоже отмёл, очень уж несуразно выглядела такая версия…
- На самоубийство всё списали?- догадался Хортов.
- Именно – кивнул доктор и поморщился – и в заключении я написал про характер раны всё как есть, но особого мнения писать не стал, себе дороже знаете ли..
- Да понятно всё – вздохнул Евпатий – полицию по таким делам особо и не привлекают, сообщат Разорихину для отчёта, да и шабаш. Да, Борис Сергеич, как вели себя все домашние, господа и слуги?
- Когда приехал я, а уже брезжил рассвет, то нашёл хозяина дома с опухшим лицом, и коньком от него разило весьма значительно. Одет он был в брюки, жилетку и помятую рубаху. Дул холодный квас. Мне пояснили что он вчера приехал домой под мухой, и лёг спать не раздеваясь.
- В спальне или в кабинете?
- В спальне, Серафима Феоктистовна там форточку открыла, и ничего, она привычная – пояснил доктор, и далее рассказал что сама хозяйка, едва увидав труп с брызгами крови на полу, чуть не лишилась чувств. Тоже случилось и с молодой женой Павла, он тогда только-только женился, а совсем юных Татьяну да Глафиру, вовсе вниз няньки не пустили. Прочие все пребывали в состоянии страха и уныния, согласитесь господа, событие не из приятных.
- Борис Сергеич, а кто-то из домочадцев пояснил вам с исправником, откуда могла идти горничная в эту пору?.. во сколько кстати обнаружили труп, и услыхали крик… э-э-э… наоборот! – быстро поправился сыщик.
- Я прибыл к Вереницыным около половины четвёртого утра, а несчастье случилось в начале второго, так мне сказали, да и по состоянию тела, время совпадало – сказал Скопин- – А вот откуда и куда она могла идти, бог ведает, комнаты прислуги все внизу. Хм, интимную сторону тоже трудно притянуть, хозяин был пьян, да и спал в своих покоях с супругой. Так что я пас, тут ваш выход как говориться! – развёл руками доктор, но тут же пояснил что это ещё не всё.
- Гм, продолжение есть?
- Увы Евпатий Гордеич, было! – кивнул доктор, и продолжил – У горничной, а звали её Пелагея Давыдова, был… жених-не жених, а так, полюбовник, Степан Рыжов, здоровый малый лет 30-ти, вихрастый, с усами, ну словом бабы таких любят. Он тоже на шум прибежал, но в господский дом допущен не был, у крыльца чесался - обирался, да ногти грыз. Когда тело в пустой амбар выносили, он явно был удручён и расстроен, и повторял что мол «Убили, сгубили всё же ироды Пелагею мою»… ну я его расспрашивать не стал, не до того было, я и сам виде что здесь уголовщина налицо. Ну и вот господа, через неделю после гибели Пелагеи, и опять же под утро, нашли того Степана Рыжова с разбитой башкой на конюшне, кони хрипели, бесились, сторожа и заглянули. Снова-здорова, меня с исправником туда. Ну я смотрю, ан рана-то уже на виске, но идентична той, первой, только не поперёк а вертикально, что значит били сбоку. Но кто? Степан ростом с меня, а в плечах-то в половину шире, такого без шума только ножом умеючи взять можно, метнуть например… Но тут, как?! Ну и приказал я везти тело на вскрытие, хотя Корчаев уже и тут констатировал несчастный случай, мол лошади его зашибли, хотя труп лежал не под копытами коней а в проходе. Ну и что вы думаете я обнаружил господа? – чуть прищурив левый глаз, вопросил доктор, и сам же ответил – В желудке, вместе со спиртным, была хорошая порция снотворного, да и по глазам было заметно что перед тем как убить, его опоили каким-то дурманом, каким именно, утверждать не берусь, что-то на основе трав.
- Удар был один? – спросил сыщик, сцепив пальцы в замок. Доктор согласно кивнул.
- Да, но очень сильный, били я бы даже сказал наотмашь…
- У погибших среди прислуги родные были? – спросил опять Евпатий.
- У конюха родители в деревне. А у Пелагеи брат младший, в казачках там служил. Ему тогда только 14 лет было, но по сестре плакал, убивался.
- Ну про итог дела догадаться не трудно, несчастный случай! – развёл руками Хортов.
- Точно так, несчастный случай – кивнул Скопин – хотя я говорил исправнику что Рыжова опоили, на что тот отмахнулся, мол опился холоп сам, они хамы всё в хлебало тащат, что вино, что капли у хозяев украденные. Ну этим и кончилось.
- Любопытная история, а мы тут о ней не слышали, да и как услышишь? Коли несчастный случай или самоубийство, то земская полиция сама справляется, дело такое! – развёл руками Аристарх.
-Более никаких страшных тайн о семействе Вереницыных нет? – задумчиво спросил Хортов, крутя в пальцах перо.
- Да, до последнего момента вот не было, окромя дурных слухов про кару божию на дом, интриги за наследство - стал пояснять доктор, но сыщик щёлкнув пёрышком, опять попросил слова.
- О наследстве, кто у Петра Григорича поверенный?
- У них с супругой один на двоих, Смыслов, Филлип Наумыч, он в Надворном суде служит, и говорят что «князя Хованского» привечает, – доктор сделал рукой характерный жест, означавший брать взятку – но уж и дело своё знает хорошо!
- Как же -как же, знаю! – улыбнулся Хортов – собирался я в том году его за решётку упечь за мздоимство, да полицмейстер, это… «уговорил» меня – сделав язвительную гримасу на лице, заметил сыщик – его не трогать, мол он сам с ним потолкует, внушение сделает, а то он больно уж сведущ в делах, мало таких чиновников в суде, и прокурор им доволен.
- Да, всё так, но однако ж и дело он знает приотлично, и в этом смысле на него жалоб не было – пояснил доктор.
- Больше добавить нечего, Борис Сергеич? – на всякий случай, переспросил Хортов.
- Пока увы, нечего – развёл руками Скопин.
- Благодарю вас за подробный рассказ – Евпатий Гордеич поднялся с места, и через стол пожал доктору руку – мы выезжаем сегодня же, вы тело когда назад отправляете?
- Уже отправил перед тем как к вам идти, завтра похороны – ответил врач.
- Уместно ли мы там будем, Евпатий Гордеич, похороны, суета, а мы расспросы учиним? – засомневался Гайтанцев.
- Ничего Аристарх Сергеич, мы не на бал туда едем, и не имущество описывать, а действовать согласно закону, и поданой вдовой жалобы. Будем предельно вежливы, но бесстрастны – махнул рукой Хортов, выходя из-за стола, и проходя с доктором на середину кабинета – Вы же любезный Борис Сергеевич, будьте готовы в любой момент прибыть к нам туда, по первой надобности – проговорил Хортов, на что доктор заверил обоих полицейских, что он по роду профессии готов всегда и в любое время. После этого, Скопин на время распрощался с сыщиками. Когда он вышел, Евпатий Гордеич примостившись на бюро, задумчиво бросил.
- Интересное дельце Аристарх наклёвывается, запутанное…
- Да, похоже на то – согласился Гайтанцев, отложив перо в сторонку, и затем переспросил- – мы немедля выезжаем, или как?
- М ы для начала сейчас поедем ко мне домой, да хорошенько закусим на дорожку, а потом возьмём с собой одного унтера по шустрей, да и покатим с богом...
- Да, закусить на дорожку необходимо – деловито согласился Гайтанцев.
- Ну тогда хватай свою шляпу с папкой, да поехали! - улыбнувшись приказал Евпатий Гордеич, отделяясь от бюро, и подходя к вешалке, где ждали своего часа их трости и цилиндры.
Х Х Х
Аристарх Сергеевич, не был в доме Хортовых частым гостем, а потому его появление, хозяйку даже несколько обрадовало, но услыхав от мужа о цели их визита, Наталья Сергеевна погрустнела.
- А может обеда дождётесь, господа, не так долго ведь, а? – попросила было хозяйка, но муж возразил.
- Увы душа моя Наталья Сергеевна, никак невозможно. Обеда того жди, да он затянется, а нам поспешать надо. Ты вот что, распорядись пусть нам по быстрому, яичницу с ветчиной сделают, да пирога с яйцом что с утра оставался, да рыбки, ну и чайку с вареньем… закусим вот, да поедем.
И они закусили, причём глядя на них, села за стол и хозяйка, бросив смущённо «искусители». По завершении трапез, начальник с помощником поцеловали хозяйке руку, и отбыли восвояси. Нет. Они не поехали как могло показаться, сразу на место преступления, прежде всего они завернули в Управу, взять необходимые бумаги, и поставить в известность полицмейстера. Тот по отечески их выслушал, похвалил за рвение, попросил держать его в курсе, и что называется, благословил…
По мимо кучера, Хортов взял с собой ещё старшего унтера Демидова, расторопного, 30-ти летнего малого, с кручёными как у гусара усами. Предполагая что едут не на пару дней, Хортов хотел иметь под рукой лишнего человека для поручений, да и вообще. Уже в дороге, когда порядочно отъехали от города, Евпатий Гордеич принялся говорить о деле.
- Вот ты как приятель думаешь, убийства слуг шесть лет назад, и убийство самого Вереницына теперь же, они связаны как-то меж собой, или нет?
- Думаю что связаны, раз в одном доме произошли – стал размышлять помощник – другое дело кто, или что их связывает, вот это вопрос.
- Вот смотри Аристрх, - шеф стал разгибать пальцы – Вереницын-старший, жёсткий но отходчивый помещик способный как наказать с горяча, так и наградить после. Не самая плохая порода помещиков, это раз! Два, это то, что почитай в открытую гулял от жены, но и это не диво, половина нашей аристократии так живёт, да ещё и спальню делят, и любовников-любовниц всем мастей, дома привечают. У него и среди дворовых девок гарем что у того шаха, на стороне связи имеются, что из сего может произойти?
- Ревность супруги, гнев старших сыновей, месть мужиков, чьих невест, жён, либо сестёр он в постель затащил – стал перечислять Аристарх , под одобрительные кивки шефа – наконец месть тех мужчин, с чьими женщинами он на стороне крутил.
- То бишь Аристарх, вариаций масса! – подытожил Евпатий, и добавил что могут всплыть и другие, как копать начнут. Затем он снова вернулся к убийству слуг.
- Ну вот что горничная, могла делать около часу ночи, в господской половине, или она шла к кому-то с подсвечником в руке, или от кого-то, а?
- Так не к кому, хозяин пьян, молодой барин со своей, муж молодой барыни тоже со своей… если только тут не любовная интрижка, а что-то другое? – повернул голову Аристарх.
- Уже думал, уже прикидывал, да, любовь тут исключается, а вот шпионить за кем-то из господ по приказу кого-то из них же, Пелагея эта несчастная вполне могла, и в этом случае стала свидетелем чему-то такому, чего не должна была видеть, и всё, конец пришёл что называется на месте – выдвинул версию шеф.
- А вдруг она там не одна была, а с кем-то из дворовых, или выследила кого-то из дворовых, спугнула того, и этот некто, со страху её и пристукнул, да скинул вниз! – выдвинул другую Гайтанцев.
- Верно мыслите господин лицеист – вновь кивнул Хортов улыбнувшись – это тоже хорошая версия, дельная. Бабы народ любопытный, и ради насыщения своих интересов, порой теряют страх, а следом и голову, ибо подумать таким Варварам, бывает как правило нечем, вот и летят они на огонёк как мотыльки. Так, Аристарх , давай ещё покумекаем, что могла делать горничная на лестнице, в эту пору? Шпионить за кем-то сама, это раз! Шпионить за тем, кто шпионит сам, это два! И? – Евпатий вопросительно поглядел на помощника.
- Ей могли там свидание назначить – не очень уверенно предположил тот.
- На лестнице, в час ночи, и кто? – ещё более скептически произнёс шеф – И от чего не внизу, где-нибудь в укромном месте, где говорить удобно и безопасно, а именно на лестнице, где спалиться можно в один момент, а? Нет, Аристарх, это уж ты маху дал брат, никто из присутствовавших в доме, не мог бы чувствовать себя в безопасности в подобной ситуации… нет. Так, ну а теперь по конюху, давай, ты первый.
- Ну, конюх мог затаить злобу на кого-то из господ, нечаянно проговорился что хочет поквитаться, и тогда его… - начал было Аристарх, но усмехнувшийся шеф, закончил фразу за него.
- … вяжут другие холопья, и везут в город, да сдают на Съезжую, где того выпорют должным образом, забьют в колодки, да отправят в тюрьму. Вот так, господа с таким холопьями поступают, а не поят дурманом, да не проламывают башку тем же подсвешником. Незачёт вам, лицеист Гайтанцев!
- Согласен! – улыбнувшись мотнул головой Аристарх.
- Свидетелем убийства он быть никак не мог, в доме он не был, ибо не вхож – рассуждал дальше уже сам Евпатий – в противном случае, он тут же всё рассказал бы исправнику и доктору, а так только убивался, да горевал что погубили ироды его Пелагею… Погоди Аристарх… значит он чего-то знал раньше, может упреждал горничную от чего-то, а она по упрямству да слабости женской и не слушала совсем, так-так… Надо будет очень подробно да скрупулёзно всю дворню опросить, авось кто-нибудь, хоть ненароком, да проговориться…
- Да Евпатий Гордеич, то, что Степан Рыжов чего-то знал, это факт – глядя на мелькавший по дороге пейзаж, соглашался помощник – но вот что именно, что пришлось убивать его столь необычным способом, пока даже прикинуть сложно…
- Загадка брат, но мы её разгадаем – посулился шеф, и вернулся к началу беседы, убийству старого барина.
- Если Пётр Григорич был как-то причастен к убийству слуг, или пусть одного из них, то зачем тянуть тянучку шесть лет? я понимаю что месть, это блюдо которое подают холодным, но не до состояния мёрзлой рыбы её держать, да и зачем?
- Приедем на место Евпатий Гордеич, поглядим-послушаем, а там и ниточку ухватим – уверенно проговорил помощник, помятуя о том, как провели предыдущее дело, где почти ничего о личности преступника не знали, а однако же сцапали!
- Главное Аристарх, как нас там в этой семье встретят – уже без тени иронии, задумчиво рассудил Евпатий – хорошо если ровно, а если как сектанты какие из разряда « всё наше дома», тогда как?
- Разговорим! – уверенно заметил Аристарх махнувши рукой – Раз сама вдова жалобу подала, значит уж чад-то своих как-то к разговору подготовила.
- Подготовить Аристарх по всякому можно, один прикажет «говорите мол что знаете ребята!», а другой вроде и глядит тебе в душу открытыми глазами-то, а присмотрись сам, ан в глазах-то тех пустота, как в незаряженном орудии, сколь фитиль не подноси, не пальнёт. Так и человек. А Вереницыным этим, лишний скандал ой как не нужен, а разоблачение убийцы среди членов семьи, это попадание ядра в зарядный ящик, так жахнет, что подков не соберёшь!
- Ну вам-то Евпатий Гордеич не в диковинку с подобными господами общаться! – улыбнувшись, заверил шефа верный помощник. К усадьбе Вереницыных подъехали уже часа в три, начале четвёртого. Господский дом, а вернее сказать домище, стоял на возвышенности, и представлял из себя причудливый ансамбль из смеси камня и дерева. Центральная часть усадьбы, была двухэтажным, замысловатым каменным строением с лепниной п окнам и карнизом, постройки начала 18-го века, с большим мезонином, или проще говоря мансардой. В сам дом вели каменные порожки с толстенными перилами, и четыре колонны упиравшиеся в резную каменную крышу крыльца, крытого медью. По мимо этой части здания, по бокам, к нему были пристроены два довольно длинных, деревянных крыла в два этажа каждый, украшенные уже деревянной резьбой и водосточными трубами. Сзади, к особняку тоже была срублена пристройка, но уже поменьше и по приземистей. Вокруг усадьбы рос густой сад-парк с аллеями, дорожками, беседками, статуэтками греко-римских богов и героев, обильно усиженных птицами. Посередине этого уголка искусственной природы, журчал хрустальной водой большой фонтан с рыбками и прочей живностью, а в конце парка, блестел солнечным серебром игристый пруд, приятно услаждающий слух лягушачьим хором, а взор радовался рыбьей игрой, да шнырянием водоплавающей птицы.
Полицейская тройка не сбавляя скорости въехала в настежь открытые искусно кованные ворота, державшиеся на могучих кирпичных тумбах с каменными шарами на верху, и остановилась уже у самого крыльца, перед которым тоже играл струйками небольшой фонтанчик. Дворовая прислуга всех возрастов, суетилась тут же, но особого гомона слышно не было, в глаза бросались тревога, уныние и некая озабоченность, атмосфера растерянности и траура, чёрной гирляндой повисла в воздухе. Даже ребятишки шалили не очень, помогая взрослым носить то корзины с чем-то, то какие-то сапоги, то слесарные инструменты. Откуда-то сбоку доносились гулкие звуки столярных работ, возможно это изготовляли гроб для барина. Какой-то мужик в красной подвязанной рубахе, белых выгоревших портах и чёрных сапогах, спешно нёс из усадьбы пузатый самовар, а две симпатичные, с заплаканными глазами девушки, вытаскивали из дома господскую перину, намереваясь очевидно поместить её в иное место. Обычно так поступали с постелью умерших, относя её на 40 дней в курятник, чтоб петухи опели, но так как барин почил не на перине а на диване, причина выноса перины, была для гостей пока непонятна. Домашняя птица, единственная кто не держал траура по усопшему хозяину, ходила везде где ей вздумается, и держалась независимо.
Из окон, на обоих этажах, на звон колокольца повылазило с полдюжины голов, но тот час же пропало, а из дверей через минуту, торопливо вышел молодой, породистый дворянин в коротком чёрном сюртуке под тёмный жилет, и серых брюках.
- А вот это похоже Пал Петрович к нам вышел – тихо предположил Хортов, и не ошибся.
- Приветствую вас господа, - тряхнув тёмно-русым кудрями, тихо проговорил он, когда полицейские вылезли из пролётки – Вереницын Павел, теперь вот увы, - он развёл руками. – трагическим обстоятельством, хозяин сего дома…
- Хортов, Евпатий Гордеич, надворный советник, призван быть следователем по сему делу! – чётко отрекомендовал сыщик.
- Гайтанцев, Аристарх Сергеевич, коллежский асессор, правая рука Евпатия Гордеича! – так же чётко представился помощник, а унтера Демидова да рядового Посухина, представили в общем порядке. Пока господа знакомились, рядом уже собралось до дюжины зевак из дворовых, да деревенских, а одна особливо любопытная девка лет 17-ти, ничтоже суминяшись, обратилась к Хортову с вопросом.
- Ой барин, а это злодеев сыскивать будете, а?
- А ты знаешь злодеев? – с театральной суровостью спросил её Евпатий, и девка от чего-то испугалась.
- Ой… да откуда ж мне их знать, барин?... – пролепетала она, схватившись руками за запылавшие щёки.
- А чего лезешь?
- С антиресу-у…
- А ну брысь отсюда! – не строго, борясь с улыбкой бросил Хортов, и девка спешно повернулась чтоб уйти, а стоявший рядом мужик с чёрной бородой, по-видимому её отец, легонько толкнул её в спину, буркнув при этом «Иди дура отседова, наживешь с вами бабами бяды!»
- Прошу в дом господа, лошадей ваших сейчас распрягут и накормят – приглашая приезжих,прговорил Павел. Хортов и Гайтанцев стали подниматься по сероватым каменным ступеням вслед за молодым хозяином, а старший унтер Демидов да кучер Посухин, повели тройку вслед за дворовыми.
Сени в доме Вереницыных оказались большим, широким, и довольно чистым помещением с дощатыми, крашенными полами. Вдоль стен, стояли широкие лавки со спинками, три стула по углам, и деревянный круглый стол у решетчатого, выходившего на южную сторону, окна. На этом столе, на небольшой кружевной салфеточке, связанной в виде восьмиугольной звезды, стоял зелёный, двуручный кувшин, наполненный пахучими, полевыми цветами. Через сени вошли в переднюю, что ничем не отличалась от других передних, разве что паркет в дом начинался именно отсюда, что водилось не у каждого помещика. Сыщики оставили на вешалке лишь цилиндры, а трости, как и папки с бумагами, из рук не выпускали…
- Батюшку-то вашего уже в церковь отправили, на отпевание? – тихо спросил Хортов, когда они прошли в гостиную.
- Да, сразу как переодели тут –ответил хозяин, и предложил гостям сесть на мягкие стулья.
- Чуть погодя Павел Петрович, чуть погодя – задумчиво проговорил Евпатий, глядя снизу в верх на лестничные перила, а потом переводя взор вниз, на пол.
- Это здесь убитую горничную нашли? – неожиданно развернувшись всем корпусом, в лоб спросил Хортов, у стоявшего шагах в пяти Павла. Тот слегка смутился, и подошедши ближе стал чуть правее.
- Вот тут она лежала, здесь…
- Аристарх Сергеич, будьте добры, займите позицию на верху! – указав тростью, попросил шеф.
- Слушаюсь! – Аристарх торопливо зашёл на то место где за миг до гибели должна была бы стоять несчастная Пелагея, и замер там.
- Да, перила высоковаты чтобы с них свалиться так вдруг - вздохнув ещё раз, вслух убедился Хортов.
- Они ещё и широкие Евпатий Гордеич, задницей запросто можно усесться! – деловито заметил Аристарх. Неожиданно, из комнат на лестницу вышла молодая женщина в тёмно-синем, домашнем платье, и чёрном кружевным платком на голове. Шла она видимо погружённая в себя, и не сразу заметила постороннего, а когда увидела, то сильно испугавшись протяжно ахнула прикрыт рот левой рукой с чёрным же платком, и тут же переспросила.
- Господи… вы кто?!..
- Не бойся душенька, это полиция! – донёсся снизу голос Павла – они уже приступили к своим обязанностям!
- Мадам! – галантно склонился Аристарх, извиняясь всем своим видом.
- Простите господа, я вся на нервах с этим отравлением, да ещё дети болеют – сконфуженно сказала она.
- Спускайся, всё ясно – разрешил Хортов помощнику, и тот проделал это вместе с дамой.
- Позвольте представить господа. Моя супруга, Валентина Георгиевна – проговорил Павел, гости приложились к нежной но бледной ручке, и представились сами.
- Не угодно ли чаю с дорожки? – предложил новый хозяин, и гости согласились. Вереницын позвал одного из дворовых, и приказал готовить самовар, и всё что к нему полагается, а покуда, хозяева и гости уселись за небольшой белый столик с резными гнутыми ножками, расписанными золотой краской.
- Ну коли уж сидим, то позвольте начать предварительную беседу – выдохнул Хортов придерживая трость рукой ( Аристарх раскрыл папку, и приготовил небольшую медную готовальню с пером и чернильницей )
- Извольте – согласно кивнул Павел.
- Сколько человек из вашей семьи, на настоящий момент проживает в доме, и кто живёт постоянно, а кто только в гостях? – задал первый вопрос сыщик.
- Гостей из родни пока нет, братьев ждём сегодня, - стал отвечать Павел – а постоянно всё те же: мы с Валентиной, детки наши Танюшка и Мишутка, но им п три-четыре годика, и они мало что понимают. Далее матушка наша, Татьяна, сестрица младшая, другая сестра Глафира с мужем и двумя своими детьми, но те двойняшки годовалые совсем, и всё.
- Итого не считая детей, шесть человек – задумчиво сказал Евпатий, и следом попросил перечислить дворню, и кто вхож из прочих слуг. Молодой хозяин назвал следующих: кухарка Степанида, две судомойки Фетинья и Аграфена, трое горничных Татьяна, Оксинья и Устинья, два лакея Осип и Герасим, да двое дворовых, всяких дел люди, Тихон и Иван.
- Однако – качнул головой Хортов – шумно у вас, кхм…
- Да, дворня большая, но ведь и усадьба не маленькая, видели небось? – пояснил Павел, и добавил что столпотворения особого не бывает, у слуг свой распорядок, и каждый знает круг своих обязанностей. Вхожи в дом но не далее передней дворники Ефим и Авдей, три кучера, Антип, Иван и Прохор, да два конюха, Игнатий и Данила.
- Семнадцать душ одних дворовых, да шестеро хозяев, и того 23-ри человека, скучно не будет точно! – и тут принесли самовар пышущий свежим паром, следом поспел здоровенный заварник, источающий приятный аромат иван-чая, да слезящийся горячими каплями. Завершили церемонию тарелки с пирогами да пышками, сахарница со свеже наколотым сахаром, высившимся неровной горкой, и вазочки с разным вареньем. Отложив в сторону писанину, полицейские с удовольствием вклинились в чай, и на короткое время прервали основную тему. Выпив по одной, сыщики как бы по ходу, продолжили беседу.
- Скажите Павел Петрович, а где прочие члены семьи, на отпевании?
- Глафира с мужем да, а вот матушка прилегла у себя, ей сами понимаете не здоровиться – стал пояснять Павел – ну и Таня, младшая наша, с ней осталась, чтоб поддержать. Мы с Валентиной тоже остались, она вообще все эти покойницкие обряды плохо переносит, ну и я не большой охотник, с ней тут и остался. К тому же братьев Виктора с Сергеем, кто-то же должен принять да встретить, вот и дежурим ! – тяжело вздохнул Павел.
- Прочих родственников на похороны да поминки тоже ожидаете? – поинтересовался сыщик.
- Разумеется, кому возможно уже извещения послали, ожидаем человек с полсотни, может меньше будет…
- Ночевать многие останутся?
- Ну из двоюродных если человек шесть-семь будет, а соседи-приятели после поминок по своим усадьбам разъедутся – рассказал Павел.
- Павел Петрович, мы по долгу службы очевидно тут у вас задержимся, - выдохнул Евпатий- – и коли у вас такой наплыв намечается, то многие комнаты будут заняты, и чтобы не озадачивать нас ещё больше, с нами давайте так; старшего унтера с кучером, вы в людской разместите, хоть и на полу, они привычные, а нам с Аристарх Сергеичем, вон в той части дома, одну небольшую комнату, но чтобы там была вся мебель, и если есть лишняя лампа. Сможете организовать?
- Да, конечно, как вам угодно, вам всё устроят – пообещал Павел, и они налили себе по второй.
- Поверенный ваш, Смыслов Филлип Наумыч, когда ожидается?
- Думаю ближе к вечеру будет – ответил Павел.
- Из достоверных источников нам известно, что у каждого из вас, равные доли наследства, по сто тысяч – с расстановкой продолжил Евпатий – Такие же доли оставили себе родители на старость. А как теперь будет разделена доля вашего батюшки?
Павел неуверенно пожал плечами.
- Не знаю право господа, он о том и не говорил никогда, да и матушка не заикалась. Завещание оглашат сразу после поминок, как волны все схлынут, но на моё разумение равные доли всем, по 20-ть тысяч, хотя – Павел слегка поморщился – тут такое дело, лучше уж я вам сам скажу, чем ещё кто-то. Незадолго до гибели, отец съездил в город, и снял из банка 30 тысяч ассигнациями, да привезя домой, запер их у себя в кабинете в бюро. Я как раз зашёл к нему, когда он их из дорожного сундучка своего вытаскивал, и в большой верхний ящик складывал.
- Как отец отреагировал на ваше появление? – тихо спросил Хортов.
- Обычно, он не делал тайны из этих денег, и говорил что собирается снять деньги, но о сумме я узнал только когда зашёл.
- А зачем заходили-то?
- Хотел альбом старинных гравюр взять поглядеть, я знаете ли люблю иногда посидеть с ними, поразмышлять о бренности бытия… ну он дал мне альбом, кхм, и про деньги выдал «Тридцать тыщ Пашка, на нужное дело взял, потом обернётся, верну их!» А что обернётся, он уже не сказал, а я не дерзнул расспрашивать, он сего не любил очень. Сам бывало, всё расскажет, но коли начнёшь с расспросами напирать, так из принципа ни черта не скажет! Матушка за это на него даже обижалась порой, так вот…
- А теперь эти деньги где? – спросил Хортов откинувшись на спинку стула, да кладя ногу на ногу.
- Там и лежат, я потом проверил на всякий случай, и ключ от ящика при себе ношу, потом думаю их обратно в банк от греха отвезти – ответил Павел, и тоже откинулся на спинку.
- Мы после в вашем присутствии их сочтём чтоб убедиться что всё в порядке, вы когда их проверяли? –
- Как из города с телом приехали…
- Кстати о ключе! – вспомнил Евпатий, стрельнув в собеседника указательным пальцем – Графин с рябиновкой, коей папеньку вашего отравили, он в шкафчике под замком держал, отчего так?
- Да кто его знает? – пожал плечами Павел – Может с искушением так боролся, а может просто не для чего! – развёл он руками и добавил – у многих господ выпивка под ключом храниться, он чем лучше был? Захотелось ему так…
- Ключик тот, один у него был? – думая о чём-то своём, уточнил сыщик.
- Ну, другого я среди ключей не находил, да, думаю что один – ответил Павел.
- Чуть погодя осмотрим и ключ и шкафчик – вновь посулился сыщик, и услышав едва различимое движение наверху, машинально поднял голову: там, стояла положив правую руку на перила, высокая, стройная женщина средних лет, в тёмно-зелёном с искрой платье с небольшим вырезом на груди, и чёрным кружевным платком на голове. Это могла быть только мать семейства, Серафима Феоктистовна.
- Вы уже приехали господа – выдохнула она, обращаясь к полицейским – и слава богу, пусть всё это в нашем доме, хоть как-нибудь, но кончиться… - она прошла ещё несколько шагов, и держа осанку, стала медленно спускаться. Сидевшие за столом разом поднялись гремя стульями, и поклонами поприветствовали вдову. Павел представил матери обоих сыщиков, быстро подал свой стул, а себе принёс из другого угла, и все уселись. Хортову достало несколько секунд, чтобы рассмотреть Вереницыну-старшую. Ей никак нельзя было дать её 48 лет. Евпатий Гордеич поначалу ожидал увидать этакую располневшую Домну Дормидонтовну, из разряда необхватных купчих, давно уже позабывших ( а возможно и не знавших никогда) что такое быть женщиной в прямом смысле этого слова. Перед ним предстала высокая, стройная, с хорошей ещё фигурой и умеющая себя подать и одеть мать семейства, коей на вид, от силы можно было положить лет 40, или даже чуть меньше. Благородные, аристократические черты лица сами просились на холст, и едва заметная худоба его, ничуть не портила, а напротив, по-своему даже украшала это лицо. А прибавить сюда большие серые глаза под чёрными ресницами, что источали не только грусть и печаль, а и некоторое сожаление о чём-то, то сыщик с уверенностью мог бы утверждать что Серафима Феоктиставна, не ударит в грязь лицом и на приёме в столице.
- Как вы себя чувствуете? – спросил он хозяйку дома.
- Я могу говорить с полицией, если вы об этом, – кивнула она, беря изящными пальцами чайную чашку – лежать уже надоело, а биться в истерике да руки заламывать, воспитание не позволяет… да и потом – отпив, она отставила чашку – вас ведь не за тем вызывают чтоб порыдать в эполеты - улыбнувшись уголками рта, заметила она – Так что спрашивайте смело, пока тут столпотворение от легиона соболезнующих родственников не началось. А скрывать ни от сына ни от снохи мне нечего, все тут в курсе того, что от Петра Григорича-то исходило…
- Я не сильно вас утомлю, это будет предварительный разговор, для убития времени – пояснил было сыщик, на что Вереницына-старшая, грустно отшутилась.
- Ну чего-чего, а убития в этом доме с избытком…
- Скажите, Серафима Феоктистовна, вы не могли бы припомнить, желательно по часам, весь вчерашний день, до момента смерти супруга?
- Ну, я встала пораньше, часов в девять, мы завтракаем не всегда все вместе, так уж повелось – стала рассказывать она, пригубив чай – а муж ещё спал, он домой вернулся за полночь, попахивало от него, - чуть прикашлянув добавила она – а поднялся около десяти, или даже позже, не помню точно, но за стол сел в половине 11-го, затем отправился к себе в кабинет, писал там чего-то, долго, часа два. Ну а затем в спальню зашёл, я там с книгой была, а он картуз свой взять…
- Он куда-то ехать хотел? – уточнил Хортов.
- Возможно, он часто этак отлучался, и отчётов не давал – поставив пустую чашку, с обидой в голосе заметила вдова.
- Я, знаю – чуть поморщившись, подал голос Павел – отец куда-то те 30 тысяч везти собирался…
- Почём вы это знаете? – повернулся к нему сыщик.
- Когда он ел утром, я дома был ну и заглянул к нему в столовую, а он мне и сказал что мол «скоро Пашка повезу эти деньги куда нужно»… а куда нужно, этого он ничего не сказал мне.
- Так, Серафима Феоктистовна – снова обратив на неё взор, продолжил опрос Хортов – он взял картуз, и от вас уже начал спускаться, или же ещё нет?
- Я этого не видела, я не вышла за ним – устало ответила вдова.
- Это видела я – робко произнесла супруга Павла, Валентина – папенька в кабинет к себе заглянули, я как раз из нашей с Павлушей спальни шла, чтоб спуститься в гостиную, а папенька в кабинет свой заходил, он как раз если в лево повернуть от нас, в той части этажа находиться – показала рукой сноха – ну я чуть поглядела, да дальше пошла. А минут через пять, когда я уже в низу с Павлушей была, и там горничная Оксинья, нам фрукты приносила, папенька и показался на лестнице, и далее всё и случилось… - Валентина всхлипнула, извинилась, и платочком стала утирать слёзы.
- Значит зашёл в кабинет, на дорожку так сказать – задумчиво проговорил Евпатий Гордеич – и последнюю в своей жизни рюмку рябиновки и выпил… Он в картузе был, при деньгах, ехать уже хотел?
- Нет, он ехать очевидно пока не собирался, а может к кому-то из нас зачем-то подойти хотел – сказал Павел – и сундучка при нём не было, деньги остались не тронуты…
- Вас, Серафима Феоктистовна, сразу позвали? – пригладив свой сбившийся вниз вихор, опять спросил Евпатий.
- Нет, я вышла сама когда поднялся гвалт внизу, но грохот тела я услышала тоже, и от этого вздрогнула, сердце ещё так дико застучало, и казалось душа кровью обмылась – моргнув ресницами, и глянув на полицейского в пол оборота, ответила вдова.
- Понятно – вздохнул сыщик, и решил пока более не томить несчастных домочадцев, сказав что у него покамест вопросов больше нету, а вдова попросила сноху пройти с ней в сад и посидеть там. Павел же остался в доме, старших братьев ожидали уже вот-вот…
Х Х Х
А полицейские меж тем решили поговорить с прислугой, с теми из дворни, кто был пока не занят, а если и занят, то не очень. Прошли сразу на кухню, но от бывших там кухарки и двух судомоек, ничего путного не добились. Бабы чего-то оробели, и хотя сыщики сразу им сказали что страшного ничего для них нет, они всё же боялись. На вопросы отвечали хотя и не путанно, без загадочных переглядываний, но толком ничего не показали. Их мол дело кухня, посуда да помои. Чужих людей ни вчера ни позавчера они не видели, и от прочих слуг не слышали, чтобы кто-то не из их дома приходил. Поняв по глазам что бабы искренни, сыщики прошли через заднюю дверь во двор, там работало трое дворовых мужиков: один в серой рубахе и холщовых портах рубил дрова, двое других тоже с бородами, но с подвязанными бечевой волосами, одетые в такой же наряд, чинили-ладили здоровенную телегу.
- Здорово были мужики! – поприветствовал их Хортов, подходя с Аристархом ближе.
- И тебе не хворать ваше благородие! – мужик что колол дрова стукнул топор в пень, и слегка поклонился. Чинившие телегу, тоже оставили работу, кивнули вихрастыми головами, и молча замерли в ожидании.
- А почём решили что я благородие? – чуть с улыбкой спросил Хортов. Мужик хитро прищурился и ответил.
- Так дело не мудрёное, вы ить с полиции, нам ужо бабьей эстафетой доложили, вот. А коли вы сышшики, стало быть из офицеров будите, вот и выходит что ты барин, ваше благородие! – мужик машинально стал на втяжку.
- Ты из отставных солдат что ли будешь, борода?
- Так точно ваше благородие, посля четвёртого ранения списан в чистую! – кивнул мужик. Евпатий только теперь заметил что собеседник, слегка прихрамывает.
- Воевал-то где?
- Турок бил на последней баталии, Браилов брал, ну и всякое там другое! – чётко ответил мужик.
- А звать-то тебя почтеннейший как?
- Игнатием крестили…
- Ты конюх здешний?
- Один из двоих, ишшо Данила есть, рыжий чёрт, он счас в конюшне…
- А ты как давно в конюхах ходишь?
- Шесть годов уже…
- Это не после Степана Рыжова тебя поставили на эту должность? – тихо спросил сыщик. Игнат тяжко вздохнул, и молча кивну «да».
- Ну мы с тобой позже о том потолкуем – намекнул следователь, а затем вернулся к основной теме - А скажите-ка мужики, не видал ли кто из вас вчера с утра, покойного барина? Может он выходил зачем? Или письмо ему кто приносил, нет, не видели?
- Я, хозяина, царствие небесное ему бедному – Игнат коротко перекрестился – видал только подавчерась, он в вечор на лошади верхом кудый-то поехал – неопределённо помялся конюх, и Хортов подумал что мужик возможно знает куда и по какой надобности ездил барин, только виду не подаёт.
- Ты седлал ему? – спросил он дальше.
- Я, Данила тот барынину кобылу ковал, занятой был…
- Ну а вы мужики, когда барина последний раз живым видали? – обратился Хортов к двум тележникам.
- Так это – неуверенно начал было один, но Игнат хмыкнув в бороду язвительно его поддел.
- Ты Антип сюды подойди, да толком их благородию доложи. Чего ты там стоишь стесняисси как девка на гулянках?
- Ничё я не стесняюсь! – неуверенно буркнул Антип, и подошёл вдвоём с товарищем. Антип видел барина вчера, но только в окошке кабинета, тот подходил и чего-то ждал, а затем отошёл. Нежданно, луч света пробил из второго мужика, Ефима, который тут дворник, но и сторожит по ночам в свой черёд, вместе с иными сторожами.
- И вот прошлой ночей, не этой, а той, что барин ишшо живой был, - с расстановкой стал пояснять Ефим – я со своей колотушкой, как раз там вон проходил – он указал рукой – и как только третьи петухи-то пропели, я глядь, а в кабинете барина на втором этаже, свечу хтой-то зажёг, ну то есть барин и зажёг, он ить живой ишшо был. А мне чудно стало, чегой-он в такую пору, и работать сел, на рассвете-то? Приспичило чего может? Но правда свечка минут с пяток погорела да и погасла… Я так думаю, барин забыл может чего, да и поднялся в эту пору…
- Может быть – задумчиво проговорил следователь, но переспросил – Ты точно огонь свечи видел, не померещилось тебе? Может заря в стекле отблеска дала, а?
- Да нет ваше благородие, что ты – уверенно возразил Ефим, - уж эти отблески, от свечки-то мы отличаем, не, не обманулся я, видал огонёк. А потом-то я домой утром пошёл, отсыпаться, и барина царствие небесное (перекрестился) уже не застал живым!..
- Ладно мужики, работайте, а ты Игнат далеко не уходи, мне после потолковать с тобой надобно будет – негромко предупредил сыщик.
- Да я завсегда на усадьбе, не потеряюсь! – весело хмыкнул Игнат, и вновь принялся за колку дров.
- Ну Аристарх, понимаешь чего уже наклёвывается? – быстро спросил помощника Хортов, когда они, стали обходить усадьбу по кругу.
- Да вроде как, Евпатий Гордеич – на вскидку стал отвечать Гайтанецев, осматриваясь по ходу – в свою последнюю ночь, Вереницын-старший по показаниям жены, спал до 10-ти утра, а выдумывать ей не для чего. К тому же он был во хмелю, устал вдобавок, и приходить чуть свет в кабинет поработать, ему было не для чего… тут одно из двух шеф: либо Серафима Феоктистовна спала столь крепко, что не заметила как муж зачем-то из спальни вышел, либо…
- Либо это убийца яд подмешивал в рябиновку – закончил за него мысль Хортов, когда они уже завернули за угол, и оказались с фасада - И другого случая кроме ночи, а точнее рассвета, у него не было, значит спешил…
- И не боялся что кто-то из дворни его заметит? – сам себя переспросил шеф – Дворня это не мужики в деревне, небось раньше шести и не поднимаются, кухарки с судомойками, дров-то мужики им заранее накололи, топи печь да стряпай, ну может ещё горничных на помощь в мягкие бока поширяют, если те сами с кем не спят…
- Кстати о горничных, мы с ними ещё не говорили, а надо бы – спохватился Аристарх – заодно глянем какие они из себя, и кто из них мог быть любовницей хозяина…
- Это мы после сделаем, а пока поглядывай вокруг, нет ли где кустика белладонны? – поворачивая головой проговорил сыщик, на что получил резонное возражение от помощника, что это скорее всего где-то в лесопарке, либо за хозпостройками, а так, вот тут, они ни черта не найдут, «рупь за сто!»
- Да, пожалуй ты прав, - согласился Хортов – эта страсть размером от аршина (71 см.) до двух саженей бывает. И листья здоровые, да ягодки её бешенные в глаза бросаются, а тут таких не видать, но мы их после поищем, с мужиками потолкуем, может и бакшиш кому за сведения дать придётся. Но ниточку мы с тобой уже ухватили, теперь бы не выпустить, пошли в дом с парадного.
Они вошли в тот момент, когда вдали на дороге, показались позвякивая бубенцами две тройки, это подъезжали к усадьбе две широкие, дорогие коляски чёрного и орехового цветов. Такие коляски, в то время считались одним из самых престижных видов экипажей, наряду с каретами, ибо из-за их внушительных размеров, в них можно было путешествовать целыми семьями, и для большего удобства и комфорта на этих экипажах стояли закрывающиеся двери.
Это прибыли со своими семьями оба старших сына: долговязый, с окладистой русой бородой Сергей, с женой и тремя сыновьями от 11-ти до 15-ти лет на вид, и невысокий, кряжистый, с небольшим брюшком Виктор, без бороды, но с бакенбардами совершенно чёрного цвета. Под стать мужу, была и его супруга, невысокая приземистая женщина с простым лицом, строго но не громко порицавшая за что-то дочек-двойняшек лет по 12-ти.
Супруга Сергея немного задержалась в экипаже, поправляя чего-то в платье, а затем изящно вышла из коляски, поддержанная мужем за руку. Она чем-то походила на свою свекровь, только формы её женского очарования выглядели покруглее, личико по живее, наливные щёчки по румянее, карие глазки глядели на всё оценивающе, и только цвет волос у обеих женщин был абсолютно одинаков, тёмно-русый. Из дому торопливо выбегала дворня помогая выгружать и вносить вещи, (в каждой коляске имелся весьма внушительный багаж)
Сергей поникшим голосом справился у лакея об отце, и тот пояснил что барина ещё давеча как из города привезли, сразу отправили на отпевание в церковь, из коей завтра понесут прямиком на кладбище. Обе семьи неторопливо поднялись по ступенькам, и прошли в распахнутые двери. Узнав о приезде старших сыновей, поспешила в дом и Серафима Феоктистовна, бывшая со снохой Валентиной, на скамейке в тени паркового сада. Слуги привычно разнесли вещи молодых господ по их комнатам, а сами они, после того как их дети были перецелованы хоть и скупо, но от души бабушкой, выдворили своих чад играть на улицу. После первых тяжёлых впечатлений коими семьи обменялись стоя в гостиной, Серафима Феоктистовна пригласила всех пройти в столовую, упомянув что за Глафирой с мужем уже послали, и они должны скоро быть. Пока родственники о чём-то говорили в столовой, один из дворовых, крепкий мужик лет 30-ти п имени Тихон, показал полицейским их апартаменты на верху. Комната оказалась весьма просторным и светлым помещением с двумя лежанками, платяным шкафом, бюро жёлтого цвета, с бронзовыми часами в виде горы, у подножия которой росли могучие дубы, письменного стола со всеми приборами, трёх стульев, элипсаобразного зеркала в ореховой резной раме, да умывальника на небольшой деревянной этажерке, подле которой на крючках висело два полотенца.
- А ничего у нас квартира, хорошая, хозяйка распорядилась, или кто? – повернувшись к дворовому, спросил Хортов.
- Молодой барин Пал Петрович приказали-с, старой-то барыне не до того теперича! – склонив голову на бок, ответил дворовый.
- Скажи-ка Тихон, а ты давно в господском доме служишь? – шагнув ближе, спросил Евпатий.
- Да уж гдей-то осьмнадцать годов…
- Грамотен?
- Маленько есть…
- Барина старого, когда в последний раз живым видал? –
- Живым-то? – Тихон наморщил лоб – Да в тот ж день по утру, как он проспавшись, кушать изволил, я ему из погреба, огурцов солёных в миске приносил, очень он их любил…
- Во сколько он кушать-то сел?
- Да половина 11-го уж было, не раней…
- А в ночь перед тем, ты где был?
- Да в людской, иде ж мне быть? Там и комната у меня своя, - как-то не очень уверенно, стал пояснять Тихон, по глазам которого стало ясно что он хотел бы уйти, но въедливый полицейский сего не дозволил.
- Так приятель, а теперь я тебя официально стану спрашивать, как свидетеля – посуровев голосом, предупредил того Хортов, и мужик огорчённо вздохнул.
- Воля ваша…
- Ты, один спал-то, или бабёнку какую под бочок себе подложил? – хитро двинув бровью, спросил Хортов, и дворовый чуть смущённо заметил.
- Ну так это, не один в общем… Оксинья-горничная у меня была, мы с ней иногда того…
- А когда в доме все угомонились, из дворни, никто никуда не выходил, ты не слыхал ли?
- Ну мы когда с Оксиньей унялись уже, - поскребши затылок проговорил Тихон – я дремать начал, а тут слышу, пошёл кто-то, тама у нас половица в одном месте скрипучая, не заменют всё ни как… Ну и вот взяла меня досада, я слез с постели-то, с краю лежал, ну и дверь-тот приоткрыл, глядь, а это Осип, один из наших лакеев, как нечистый дух в одном исподнем кудай-то пошёл. Ну я-то думаю он к Аграфене-судомойке ходил, у них иногда бывает…
- Во сколько это было?
- Да уж после часу ночи гдей-то…
- А на заре, никого не видел, или может слышал чего?
- Нет барин, на заре уж я спал…
- А теперь вот что мне скажи, - сыщик сцепил руки за спиной – покойный барин был знатный ходок по женской части, и все бабы дворовые собой видные, это в глаза бросается сразу, так вот кто из служанок, у него в любовницах был? И не моги мне тут говорить что не знаешь, а вздумаешь врать, посажу в холодную, а потом на Съезжую отправлю, а там сам знаешь… - предупредил следователь.
- Ну дело такое за ним водилось, - понизив голос промычал Тихон – тута об том открыто не говорили, но все знали…
- Это нам и без тебя ведомо, философ, ты к сути переходи! – одёрнул его Евпатий.
- Ну а по сути ежели, то окромя кухарки Степаниды, у барина в опочивальне почитай все наши бабы перебывали…
- А жена как же?
- Так это без неё – опять в нос себе, пояснил дворовый, - она ить не домоседка у нас, часто выезжает то к подругам, то к старшим детям, по два-три дня случается дома не бывает…
- А в последнее время кого из баб, барин особо привечал?
- Да особо никого, ну сам-то я не видал, но гутор был что Танюшку-горничную он пару раз зазывал к себе – сказал Тихон.
- И когда ты сей гутор слыхал?
- Да недели две уж назад…
- Ну а Пелагея Давыдова, что убилась тут у вас так не ловко, что о ровный паркет череп себе сзади проломила, - с нарочитой иронией, намекнул сыщик – она тоже из барского гарема была?
- Ох да-а, была! – вздохнул дворовый, и пояснил что Пелагея в те поры, самой любимой у барина была, ибо хоть из крепостных, но стать имела благородную.
- Вот одеть ежели её в господское платье, так и за барыню сошла бы! – горестно вздохнул Тихон.
- А другие-то, ревновали её к барину поди?
- А то нет? – усмехнулся дворовый – И порчу на неё слыхал я напускали, и очернить в глазах барина пытались, одно слово – бабы!
- А теперь тут все те же служат что и шесть лет назад? – присев на стул спросил Хортов.
- Одну девку дворовую, барин тогда же сам, недели гдей-то через две, старшему сыну Сергею отослал, у них нужда была, а Устинью, после Пелагеи в дом взяли, а так все те же!
- От бабьих хворей, или последствий нежелательных, любовницы-то эти – сыщик фривольно поиграл пальцами – чем спасались?
- Это вы про забрюхатеть намекаете? – уточнил Тихон, а полицейский молча кивнул. Дворовый тут же пояснил, что с этим у них тут в сё в порядке. В селе есть несколько повитух, и одна знахарка, что всякими травами-кореньями да отварами, все нежелательные для баб последствия, из них выпроваживает, и ни одна ещё не забрюхатела.
- Что за повитухи и знахарка? - спросил Хортов, уловив знакомый запах жареного, и дворовый хотя и томясь, но назвал всех. Евпатий поднялся, ибо Тихону пора уж было уходить.
- Ты вот что любезный, - сказал ему на прощание следователь – ты про наш разговор не болтай много, а коли спросят, скажешь что пытали тебя о чужих людях, не было ли оных близ усадьбы и в доме, всё понял?
- Дык понял, как ж тута не понять-то? Оно и мне самому нету резону всё передавать, вы-то уедете, а нам тута жить-служить! – деловито заметил Тихон.
- Ну ступай пока – отпустил его Евпатий Гордеич, и когда слуга ушёл, обратился к молчавшему до того помощнику – Ну что Аристарх, про гарем-то и так не мудрено было догадаться, а вот про любимую наложницу Пелагею да повитух с травницей, это мы сами тут не скоро бы узнали, это приблизило нас к раскрытию всей цепочки преступлений…
- Теперь к ним пойдём? – спросил Гайтанцев.
- Нет, это успеется, тут в усадьбе надобно всех расспросить. Лакея Осипа например, куда он там ходил-то?
- Так он по времени не совпадает же – возразил Аристарх.
- С чем не совпадает?
- Ну с тем кто на заре, со свечой в кабинете барина был, что сторож Ефим показал…
- Один чёрт проверить надо, тут с этими огнями да хождениями, не в туды дверь влезть можно – хмуро пошутил следователь – А кто там был со свечой в кабинете, мы покамест не знаем, и в какое именно время барину отраву в бутыль ливанули, тоже!
- Логично – согласился Аристарх.
- А побеседуем мы теперь вот как: я, пойду с Игнатом потолкую про Степана Рыжова, ибо как пить дать, все эти убийства связаны.Спрошу про Пелагею, да про то, куда и к кому, барин его в последнее время отлучаться изволил. А ты братец, чеши теперь в людскую, да побеседуй с горничной Оксиньей, да с судомойкой Аграфеной про все их страсти-мордасти, кто с кем спит, ну и так далее…
- Слушаюсь – развёл руками Аристарх, улыбаясь при этом. Они неторопливо вышли из комнаты, и спустившись вниз, разошлись в разные стороны. Хортов нашёл Игната по прежнему рубящим дрова, а вернее отдыхающим на пеньке, тянущим чего-то из глиняного кувшина, да посматривая с интересом на стоявшую подле статную молодку. Допивши, тот утёр губы ладонью, вернул кувшин женщине, и ласково спровадив её, предоставил всего себя в распоряжении полиции. Хортов спросил не жена ли это была часом, и услышав что жена, вытянул из кучи пней за сучок один самый ровный, поставил его напротив, и усевшись, начал разговор.
- Давай-ка Игнат ещё с тобой побеседуем…
- Спрашивайте ваше благородие – улыбнулся мужик.
- Расскажи-ка ты мне братец, что и как там со Степаном Рыжовым было. Что любил он Пелагею, это я уже знаю, и терпел что она у барина в любимых наложницах ходила, тоже…
Ты вот чего мне растолкуй, и как на духу, о ком Степан после гибели Пелагеи, говорил что погубили её злодеи? О других любовницах, кроме горничной Устиньи, что после Пелагеи только в дом взяли? Или ещё о ком?
- Хм, да ты уж сам ваше благородие и ответил на свой вопрос – улыбнулся в бороду мужик – о них и говорил Стёпка, о них. Это ить не людская у них тама, а гадюшник. Нас-то, конюхов, далей передней не пускали, но мы один хер всё знали да примечали, ну так и не мудрёно было докумекать-то…
- Да вот только удобное ли место для дворовых, счёты сводить на господской лестнице наверху? А ну как кто из бар, зачем выйти изволит? - сомневаясь прикинул Хортов. Игнат неопределённо пожал плечами.
- А чего нет, ваше благородие? Все спят, господа в эту пору не шатаются, все при жёнах, при мужьях, а место самое то… Вызвала одна какя-нито дура набитая, мол барин или барыня, тебя Пелагея, кличут за чем-то, ну та и поплелась спросонья без опаски всякой, да… А на лестнице может другая стервь ждала где схоронясь, или другой – голос Игната стал чуть глуше, он поднял с земли тонкую щепочку, и принялся теребить в пальцах – так что всякое может статься, ваше благородие…
- Ты в разведку, иль за языком на войне не хаживал ли? – поинтересовался сыщик.
- Приходилось…
- Рассуждаешь здорово Игнат, сразу видать что не дурак, и глаз верный – искренне оценил собеседника сыщик, и спросил опять о Степане, кто и за что, его мог убить?
- И сказал бы я тебе ваше благородие, да вот крест, не ведаю! – мужик коротко перекрестился – Степан толком ничего не говорил, хотя я и просил, и пособить обещался, нет, сказал только что-то вроде «я с них теперь за всё получу», ну или как-то так… А с кого « с них», поди теперь, узнай! – махнул рукой Игнат.
- А вот теперь солдат, собирай мозги в кучу – глядя прямо ему в глаза, осторожно заговорил сыщик – и вспоминай, когда именно, на какой день по счёту, Рыжов дал тебе понять, либо ты сам до этого докумекал, что ему что-то известно?
- Ну ты барин и задачи ставишь, – отбросив щепочку прочь, и скрещивая руки на груди, задумчиво прогудел Игнат – шесть годов прошло…
- А ты всё же попытайся, - попросил следователь, и сам попробовал помочь – ну на другой день после гибели Пелагеи, на третий… он делал чего-то, либо ходил куда-то, с кем-то говорил… Может господа его к себе зачем-то вызывали? Вспоминай солдат, уж будь добр…
- Щас-щас, погодь ваше благородие, чего-то есть вроде – забормотал Игнат – так, ага… первые-то дня два он как не в себе ходил, почти не говорил ни с кем. Барин его к себе звал, это точно, даже в кабинет велел прийти, и уже вот оттуда, он вышел какой-то как радостный чем-то, словно ему золотой пожаловали. И вот тут только ваше благородие, я и приметил что то ли он тайну какую узнал, то ли чего ещё такое, либо увидал што, иль может услыхал… Вот пожалуй и всё.
- А сказал зачем вызывал его барин?
- А как же! – усмехнулся Игнат, и сказал что по словам Степана, вызывали того за звездюлями, мол бросай тут на дворню поклёп наводить своими подозрениями, а то вон выгоню. Ну Степан повинился, от тоски мол, любил де Пелагею, да с тем его барин и отпустил…
- Да, чуть не забыл, а сам Пётр Григорич, как на гибель Пелагеи отреагировал?
- Осерчал как утром доложили, гневался, кричал и на слуг, и на своих, мол распустили дворню, пугачёвщину мол завести осталось, ну и так далее. Это и я частично слыхал, барин-то голосистый был. Ну и бабы жалились что их в чёрти чём подозревают, ну и в том же роде… Не-е, горевал барин натурально, да и понятно коли она у него любимая была… Мужчины оне тоже, горевать по любовницам могут…
- А ты молодец солдат, много вон чего вспомнил! – похвалил его полицейский, задумчиво сдвинув брови.
- Рады стараться – равнодушно бросил мужик.
- Ты только молчи об том, вернее как, про барина говори что я интересовался у тебя его жизнью, не грозил ли ему кто, не собирался ли он покупать чего, ну и всё такое… а про то что мы с тобой тут Степана с Пелагеей вспомнили, про то ни гугу, пока я не скажу тебе, ясно-нет? – осторожно предупредил сыщик.
- Да ясно конечно…
- И последнее покуда, просвети-ка меня Игнат вот в чём: куда и к кому, покойный барин в последнее время, ездил на лошадке которую ты седлал, ну?
Мужик заметно замялся.
- Подведёте вы меня под монастырь – хмыкнул он, и тут же добавил – да уж так и быть, скажу. Тем более что уж не для кого, эт уже не тайна… Только о сём не говорят просто, а всё одно кто-то скажет, кхм!.. У барина, на стороне ещё две полюбовницы были, ну одна так, как говориться на поелозить от тоски, или чтоб со двора сбечь, а другая нет, та похоже любовь в нём возбудила. И то сказать, 52-ва года барину-то было, как говориться, последние залпы с нашего редута! – при этих словах, и свидетель и полицейский невольно заулыбались – Вот к ней, ко второй-то, он в основном и ездил, и может даже для неё деньги из казны взял, кто знает?
- Имена этих двух знаешь?
- Щас скажу – кашлянул в кулак Игнат – он с ними уже года два крутит, так что вся дворня знает, но токомо молчит. Та что для баловства, зовётся помещица Свинечкина, имени не помню, она гдей-то в пяти верстах по полевой дороге живёт, и говорят замужем, но мужем едва только полы не натирает, никакой он вобчем, н-да – Игнат сплюнул в сторону – А другая, она в 11-ти верстах как на лес ехать обретается, вдова, но без детей, и фамилия у неё… дай бог памяти-то… Вьюницына Таисья её величают. Я слыхал в том году, как о ней с барином, его товарищ возле конюшен говорил, завидовал, мол какую кобылку стреножил, ну всякое эдакое…
- Ты про это тоже пока помалкивай, пусть про то все и знают, но не надо…
- Как прикажете…
Евпатий полез в карман, и достав полтину серебром, отдал её собеседнику.
- Держи братец, это тебе за хорошую память…
- Премного благодарен – удивился Игнат, принимая монету и опуская её в карман – не помешает!
- Но учти, я за искренность как сумею награжу, а за обман как сумею накажу! – предупредил сыщик, и пожелав мужику всего хорошего, направился в дом, проверить как там Аристарх?
Однако тут, следователя ожидало разочарование. И судомойка Аграфена, и горничная Аксинья, ничего нового Аристарху Сергеевичу не поведали. Правда в том что у обеих любовная связь с дворовым Тихоном да лакеем Осипом, они сознались после небольшого нажима, но с толикой обиды из разряда «А нельзя что ли?» Ни про какие преступления они не знают, а что про них с барином болтают, так то наветы, клевета да поношения «от подлючестей людских», а сами-то они обе господ уважают. А если и было когда, что покойный барин ненароком ущипнёт за что-нибудь, так на то его господская воля, а с них мол не убудет. А вот кто барина мог отравить, они совсем не знают, но возможно, это порчу по ветру наслали, а может какую наколдованную вещицу в дом подкинули, барин на неё наступил, захворал, да и помер до смерти! Кто мог навести этакую порчу, они обе так же были не в курсе дела, ибо завистников на стороне у доброго барина было пруд-пруди: богатый, собой хорош, прислугу любит, то бишь уважительно относиться, и в семье всё ровно, ну как тут не позавидовать чужому счастью? Вот и учинили беззаконие над барином!
- А не крутят ли они тебе? – слегка усомнился Хортов, когда они очутились в небольшом помещении меж кухней и гостиной.
- Да нет шеф, если и крутят, то по мелочам, про их взаимные состязания которая первой к барину в постель сиганёт, я и так всё понял, и про интриги тоже, к отравлению хозяина они похоже не причастны, по крайней мере напрямую. Можно ведь и в тёмную слуг использовать, они и понимать ничего не будут… - проговорил Аристарх, стоя полубоком у одной из ваз с цветами, стоявшей у стены на резной тумбе.
- Ну про Пелагею ты их конечно не спрашивал?
- Нет, посчитал что это пока рано…
- Правильно посчитал – одобрил Хортов, и добавив что у него кое-что есть, рассказал помощнику о последней беседе с Игнатом, и всём что от него узнал, включая версию что Вьюницына Таисья, и есть та дама, коей предназначались 30 тысяч.
- Ну про любовниц-то узнать немудрено – задумчиво сказал Гайтанцев, легонько поддев пальцем один из бутонов – а вот о догадках убиенного конюха, едва ли возможно…
- Так да не так, – загадочно проговорил сыщик в пол голоса, и на удивлённый взгляд помощника пояснил – слышал ты давеча как Тихон, рассказывая нам как одну из девок, Устинью, взяли горничной на место Пелагеи, а вот через две недели после Пелагеи, другую девку, отослали старшему сыну Сергею, который – Евпатий ещё больше понизил голос - по словам нашего доктора, в ночь убийства Пелагеи, ночевал с женой в доме родителей. Спрашивается Аристарх, зачем одну девку брать, а другую отсылать? Это ведь как ни крути, хер на хер выходит, а?
- А вы правы шеф – уважительно заметил Гайтанцев – а я как-то упустил ту девку из виду-то, да-а… А и вправду, зачем?
- И самое главное Аристарх, что барин сам её туда отправил – сделав ударение на слове «барин», подчеркнул Хортов – да ещё через неделю после гибели Степана, не так тут что-то, задави меня лафетом…
- Похоже на то – согласно кивнул Гайтанцев, и словно вспомнив чего-то, легонько шлёпнул себя по лбу - а брат-то Пелагеи, забыли?
- А что брат? – не сразу сообразил Хортов.
- Ну помните доктор утром говорил, то есть упоминал, что у погибшей, есть брат, меньшой, лет 14-ти, что он мол горевал-убивался по сестре сильно. .. Ну теперь-то ему 21-й год пошёл, а где он обретается? Тут ли, иль тоже куда отправили? – напомнил Аристарх.
- Молодец ты брат – дружески хлопнул его по плечу шеф, - знать не прошли даром лицейские годы! Если этот брат меньшой тут, мы с ним обязательно потолкуем…
Хортов не успел закончить реплику, как появился другой дворовый, и поклонившись, передал их благородиям приглашение от барыни и молодого хозяина Пал Петровича, оказать им честь, и пройти в столовую на чай, ибо там уже все собрались.
- Чай, это хорошее дело – улыбнулся Хортов, и переспросил – ты Иван, дворовый человек?
- Я, я Иван, да, а что угодно вашему благородию? – спросил дворовый, типичной внешности русский мужик в синей подпоясанной рубахе с чёрным жилетом сверху, и тёмных портах заправленных в видавшие виды, но добротные ещё сапоги.
- А ты меньшова брата покойной Пелагеи Давыдовой, горничной что шесть лет назад убилась тут, знаешь ли? – ровным голосом спросил Хортов.
- Меньшого, Пелагеи… - задумчиво забормотал было Иван, но тут же довольно просиял глазами – А-а, Гераську-то? А кто ж его не знает, он у кузнеца нашего, Свирида, в подсобниках ходит, механизму всякую ладят, знаю, как не знать?..
- Экипажи господские там починять, замки ежели заедать станут, да? – невозмутимо переспросил следователь.
- Точно так-с, он парень рукастый, в казачках тута служил, а как сестрицу-то схоронил, так барин его обратно в деревню и отпустил, родителям пособить…
- Барин, сам Гераську отпустил, или мальчишка просился? – уточнил уже Аристарх.
- Дык это, не знаю ваше благородие как и ответить вам – слегка растерялся Иван – отпустил да отпустил, как Настьку вон Сергей Петровичу, так и яво значит, Гераську-то…
- И Гераська тот часто в усадьбе бывает? – спросил Хортов.
- А как надобность в нём случиться, так и зовуть…
- В последний раз к примеру, когда звали?
- Да дней пять назад, не долей того – наморщил лоб Иван – у барина часы в кабинете чего-то не того стали, ну Гераську и позвали, он часа два с ними возилси, и что ты думаешь? Пошли как новые!
- Ну ты Иван ступай, а мы следом идём, да через две минуты будем! – и Иван мотнув вихрами, тут же исчез.
- Новый поворот в деле – сделал вывод Аристарх, когда они торопливо шли в столовую.
- Точно так братец, и весьма интересный – шепнул ему Евпатий Гордеич, и тут же предупредил – так, сейчас поди со всем семейством за столом сидеть будем, а значит мы сама вежливость, и само внимание!..
- Ну всё как всегда в таких случаях – ответил помощник.
Х Х Х
Евпатий не ошибся. Помимо семейств Виктора и Сергея Вереницыных, им с Аристархом была представлена и старшая сестра Глафира, с мужем Анатолем. Глафира Петровна, более походила лицом на папеньку, волевое, приятное и по-женски привлекательное, но в нём отсутствовала та толика печали, что украшала портрет маменьки. В остальном же, Глафира ни в чём не уступала по красоте прочим дамам. Муж её, Анатоль Девяткин, показался полицейским скорее чуть робким, или даже излишне уступчивым по отношению к родственникам, человеком. Вид его, был далёк от мужественности: среднего роста, худощавый, кучерявый, на носу небольшие очки в золочёной оправе, только ещё скрипки и смычка в руках не доставало.
Разговор за столом, никак по началу не мог попасть в какую-то определённую колею: гудели нетерпеливо дети, младшая дочь Татьяна 16-ти лет, оказалась убита горем более других, она ела мало, однако горячего чая пила много. Когда выпустили из-за стола детей, разговор пошёл несколько живее, но всё одно как бы ни о чём. Исправила положение Глафира, на лице которой, понемногу появилось выражение задумчивой решимости.
- Неужели папеньку, действительно убили? – прикрыв глаза, спросила она у сидевших напротив них с мужем полицейских.
- Увы Глафира Петровна, но в открывшихся обстоятельствах этого дела, какая-то глупая случайность, или паче того самоубийство, исключены полностью. Как это ни грустно, но мы имеем дело с обычной уголовщиной, циничной, подлой, хорошо спланированной, но обычной, увы! – коротко развёл руками Хортов.
- Это всё настолько чудовищно, что в моей голове даже не укладывается – холодно произнесла Глафира, отпивая чай.
- Очевидно с нашей стороны глупо было бы спрашивать вас, о результате изысканий, за неполные три часа? – мрачновато заметил Сергей, беря себе с блюда ватрушку.
- Рановато я бы сказал – дипломатично уточнил Евпатий, и поглядел на Глафиру, ожидая когда она сама чего-нибудь скажет. В свои 20 лет, эта молодая женщина казалась серьёзнее и проницательнее всех родственников, за исключением матери и брата Сергея, в её глазах проскальзывала жёсткая бескомпромиссность.
- Простите господин Хортов, мы многое о вас слышали, и особенно последнее дело о разоблачённых мошенниках, нас приятно поразило… и я хотела бы знать как долго вы останетесь у нас в усадьбе?
- Мы с коллегами, останемся у вас в доме, пока я не найду преступника, а искать его я намерен в серьёз, и поверьте, пустыми мы от вас не уедем – ровным но убедительным голосом ответил Евпатий, отметив про себя что Глафира Девяткина, пожалуй красивее всех женщин сидящих за столом.
-Я, готова помогать вам во всём, располагайте мной как вам потребуется – решительно заявила Глафира, беря тонким пальцами чашку с чаем.
- Да-да господа, и меня тоже… в смысле мной тоже располагайте как вам угодно, я решительно готов содействовать – не очень правда решительным голосом, заявил тут и Анатоль, что вызвало у многих невольные улыбки, и даже у его жены, что отставив чашку, поглядела на супруга с какой-то материнской жалостью.
- Анатоль… я вас умоляю… - прикрыв глаза, произнесла она.
- Да-да, конечно душа моя, я ничего – а супруга перевела взгляд на Хортова, затем опять посмотрев на мужа, тяжко вздохнула «Господи-и»… На сём собственно говоря, основная часть чаепития и было окончена, а далее вновь пошли какие-то пресные разговоры. Татьяна окончательно расплакавшись, попросила разрешения уйти к себе, и была отпущена, а там и вся церемония завершилась. Когда выходили из-за стола, Хортов попросил Глафиру поговорить с ней, но уже в гостиной, а после уже и с её супругом.
- Да, мы с Анатолем ответим на все ваши вопросы – сказала Глафира, и тут кто-то из дворовых сообщил что приехал поверенный покойного барина, господин Смыслов, Филлип Наумыч.
- Очень кстати, мы с ним позже тоже побеседуем – загорелся Хортов – а пока прошу за мной! – машинально уже приказал он, и супруги Девятовы друг за дружкой, прошли следом за полицейскими в гостиную. Там, Евпатий Гордеич указав Анатолю место за столиком, попросил того сеть тут, а с Глафирой, он сам сел чуть дальше, напротив друг друга.Достав из внутреннего кармана записную книжку и грифельный карандаш, Хортов приступил к делу, хотя многого от молодой женщины не ожидал. Он просто решил попробовать, а вдруг да и выйдет тулуп из кожуха? Часто бывало в прошлом, что одна незначительная фраза, одно замечание, решали исход дела.
- Ну-с, Глафира Петровна, приступим к разговору – начал Евпатий – вы конечно же знали что ваш батюшка, был не весьма воздержан в жизни? – стараясь смягчить тему, спросил Хортов.
- Как и все – тихо сказала дочь, и продолжила – но я думала что это пройдёт, что это от забот по хозяйству. Он же на себе всё тянул, и там и сям был, ну и прощала папеньке эту его слабость, хотя маму понимала и жалела…
- Отец, был откровенен с вами?
- В большей степени чем с мамой пожалуй…
- Отчего так?
- Кто ж его знает? – шевельнула изящными бровями Глафира – Может от того что я не хлюпала перед ним, а старалась если и не принять эту его пагубную страсть, то хотя бы понять…
- На ваш взгляд, что-то предвещало беду?
- Абсолютно ничего – прикрыв веки, мотнула головой Глафира – отец оставался спокоен и приветлив, ни знамений, ни сновидений, ничего не было. Вот от того-то, я в таком подавленном состоянии и нахожусь…
- Ну вы хорошо держитесь – отвесил комплимент сыщик, и продолжил беседу. Старшие братья последний раз навещали усадьбу аж в Рождество, правда жили здесь две недели, и за это время их жёны, успели тут всем порядком осточертеть. Дворовую девку Настю она помнит хорошо, Овсякина её фамилия, родители тут, в деревне живут. Да, она всё по конюху Степану сохла, об том тогда вся прислуга шепталась, и ей, Глафире, в ту пору хотя и было 14-ть всего, но служанки ей по-тихому рассказывали всё про всё, да и она уже не совсем дурой была, знала отчего дети бывают. Служит та Настя у брата Сергея и теперь, в ту пору у него там нянька какая-то померла, вот папенька её к нему туда и отправил. Хотя она и сама хотела, после гибели Степана, всё боялась чего-то…
Гераська Давыдов был в детстве что-то вроде оруженосца при ней, они с ним на деревянных шпагах бились, играли в разбойников и прочее. Папенька сии забавы поощрял, сам в Отечественную воевал, а мама просто смирилась. Ну потом Гераська в казачках тут бегал, и конечно был в неё влюблён ( это, Глафира произнесла шёпотом) По сестре плакал сильно, а после чтобы душу не мытарил, папенька его в село обратно и отослал. Про убийство Степана и Пелагеи она не забывала.
- Очень часто про них думала, но так и не смогла понять, кому в нашем доме, могло понадобиться совершить такое страшное дело! – проговорила она задумчиво, в самом конце беседы. Поблагодарив её, Евпатий Гордеич обратил взор свой на Анатоля. Впрочем, ничего путного или сколько-нибудь влияющего на дело, Хортов от него не услышал. За те три года что после свадьбы он жил тут с женой, (так пожелал тесть) Анатоль целиком погрузил себя в супругу, в иные дела не лез, в скандалах участия не принимал, ничего не предчувствовал, посторонних в доме не замечал, с прислугой держал себя подобающе дворянину, но не тиранствовал. Кому могло прийти на ум травить тестя, он просто не понимал, и собирается просить дорогую супругу, после всего этого, съехать отсюда в его родовое имение, тем более что маменька с папенькой давно зовут. В конце, Анатоль решительно насколько смог, добавил что полиция, может располагать им в любое время дня и ночи.
- Всенепременно воспользуемся – устало пошутил сыщик, перехватив скептический взгляд Глафиры на слова мужа о его готовности отдать всего себя. Евпатий Гордеич поблагодарил чету Девяткиных, и в сопровождении Аристарха, пошёл искать своего старого знакомого, Филлипа Наумыча Смыслова, поверенного покойного барина.
- Ну, Анатоль, это опереточный персонаж, а вот супруга его, женщина бойцовских качеств, и кое-что всё же поведала! – бросил следователь на ходу, когда они поднимались по лестнице.
- Ну да, эта Настя Овсякина, может кое-что и рассказать, только это надо ехать туда к ней – тихо заметил Аристарх.
- Вот завтра после похорон и съездим – шепнул ему Евпатий. Навстречу попалась горничная Устинья, симпатичная молодка лет 25-ти, с пустым подносом в руках.
- А погоди-ка любезная – ласково остановил её Хортов – не знаешь ли где тут у вас поверенный покойного барина обретается?
- Знаю – стараясь не показывать робости ответила Устинья – они с барыней, с Серафимой Феоктистовной, в кабинете барина чегой-то говорят. Я как раз им туда кофею относила.
- А пойдём-ка укажешь нам этот кабинет, да барыне доложи что нам её собеседник сильно надобен – беря девушку под локоток, и настойчиво разворачивая её обратно, попросил полицейский. И пришлось горничной вести гостей аж через два поворота, мимо ниш с колоннами, портретов на стенах, цветов в вазах, античных бюстов, напольных часов у стены в каком-то закутке с камином, да различного вида мебели, до массивных дверей с толстыми бронзовыми ручками, на которые горничная и указала маленькой розовой ладошкой.
- Там.
- Ну так пойди и доложи барыне-то – улыбнулся Хортов, и девушка постучав да получив разрешение войти, юркнула в кабинет, а через минуту быстро вышла, и молча шмыгнула мимо сыщиков, а из дверей мягко показалась сама печальная вдова, и глядя на гостей своими большущими, излучающими глазами, тихо произнесла.
- Мы с Филлип Наумычем уже всё обсудили, завещание огласят завтра после поминок, в присутствии членов семьи, и конечно же вас господа. А посему можете пройти и поговорить с ним, а я пойду вниз, верну ключ от кабинета Павлу, он после и закроет.
- Как вам будет угодно! – Хортов и Аристарх, разом склонили головы.
Поверенный, в небольшом душевном волнении. ждал полицейских стоя у окна, и теребя в пальцах лепесток цветка в горшке.
- Ба, Филлип Наумыч, вот где довелось встретится-то, кто бы ждал, а? – нарочито радостно протянул Евпатий, подходя с помощником ближе. Смыслов, высокий худощавый чиновник лет 50-ти, с коротким седыми баками, на худом но не бледном лице.
- Ваше высокоблагородие – натужно улыбаясь, пролепетал он, кланяясь – Евпатий Гордеич, Аристарх Сергеич, весьма польщён, и буду всячески рад услужить…
- Ну, положим, ничего ты любезный не польщён, а услужить ты просто будешь вынужден – сразу же обрывая ненужный в этом случае этикет, резко заметил Хортов – Так что давай Филлип Наумыч, условимся с тобой сразу, ты, яко на духу, исповедуешься мне обо всём, о чём я тебя тут спрошу. Но, любезный мздоимец ( чиновник часто-часто заморгал) если ты, по наущению диавольскому, либо по простоте душевной, а то и по натуре твоей подлой, мне хоть на ноготь в чём соврёшь, либо обманешь, да даже просто не донесёшь, то, по завершению всего этого – Хортов обвёл тростью полукруг в воздухе – я везу тебя прямиком в наш Тюремный замок, нашу губернскую тюрьму. Ибо ты любезный, на свободе ходишь только милостью божьей, имя которой, полицмейстер наш. Итак, вопрос первый, о чём говорили со вдовой?
- Да-да… она справлялась насчёт завещания, не будет ли каких покушений со стороны прочих родственников, и я уверил её, что ничего такого опасаться не следует – торопясь отвечать, залопотал чиновник, боясь чем-либо не угодить грозному начальнику.
- Хорошо, далее, что ты знаешь о любовницах покойного, Свинечкиной и Вьюницыной Таисьи, ну?
- Знаю всё! – кивнул чиновник – Свинечкина, это так, пустое место, Пётр Григорич под настроение к ней ездил, когда деться было некуда, а вот другая, Вьюницына, о, та господа, у него на сердце лежала как богиня какая, влюбился просто и всё тут!
- Тридцать тысяч для неё были отложены?
- Да…
- Она банкрот, или просто выклянчела?
- Ни то ни другое, Пётр Григорич хотел дать их ей взаймы без процентов, на пять лет, под оформление соответствующих бумаг – торопливо продолжал Смыслов – без этих денег, Таисья Андрееквна через три дня потеряет имение – закончил он разведя руками.
- Так, семья в курсе этого?
- Д-да – выдавил чиновник – они конечно возражали, но потом смирились, он же из своих, личных брал, ихних не трогал – пояснил поверенный. Пока у шефа шёл этот диалог, Аристарх оглядывая кабинет, вдруг зацепил глазом тяжёлый медный подсвечник на круглой основе, что стоял на полочке одного из двух небольших шкафчиков. Помимо этого предмета, на полочке лежало много всякой всячины: недокуренная сигара, коробочка от пилюль для мигрени, да деревянный гребень с остаткам волос меж зубьев. Аристарх взял подсвечник и прикинул его на вес, фунта два с половиной будет (1кг) и череп им проломить вполне можно, тем более молодой девушке… Гайтанцев вернулся к столу. И поставил подозрительный предмет так, чтоб шеф его заметил. И шеф заметил, но виду не подал, продолжая опрос поверенного.
- Так, теперь по прошлым делам. Что тебе известно об убийстве Полины Давыдовой, и Степана Рыжова, бывших слуг этого дома, шесть лет тому назад? –
- Как на духу вам говорю, Евпатий Гордеич, - чиновник хорошо перекрестился – для меня это самого загадка, клянусь! И Пётр Григориич так же были в полной растерянности, он Пелагею-то пуще других привечал, да и Степан на хорошем счету был. Дело своё знал, врать не хочу, а знать не знаю!
- Да попробовал бы ты соврать-то мне! – усмехнулся Хортов, и как бы вспомнив что-то, поинтересовался – А верно ли говорят, что старый барин, Гераську Давыдова жаловал?
- Да не больше других, хотя я это всё плохо знаю, дела детей не в моей компетенции, господа. Просто я слышал, что он не видел ничего дурного в том, что Глафира Петровна, в детстве играла с ним…
- А почему он Гераську того, после смерти сестры, из усадьбы в деревню отослал? – спросил Евпатий, прислонившись к краю стола.
- Да просто говорили что маеться малец, плачет по сестре, да вслед за Степаном пенял мол погубили сестрицу. Ну хозяин и отослал от греха подальше, к родителям. За то какой сейчас мастер стал, прямо самородок!
- Ну а про другую девку, Настю Овсякину, что знаешь? Зачем её барин, к сыну Сергею отправил, когда у самого, даже с учётом Устиньи, на пару рук меньше стало?
- Ей богу не знаю, ну не станет же хозяин, со своим поверенным, каждого холопа обсуждать? – взмолился Смыслов.
- Пожалуй не станет – согласился Хортов, и предупредив того чтоб он ни с кем о содержании их беседы не говорил ( даже с барыней) отпустил его, но не успел Филлип Наумыч выйти, как в дверях столкнулся с Павлом Петровичем, тот пришёл очевидно чтоб запереть кабинет.
- А вы кстати – сказал ему Евпатий, подходя от стола – раз уж пришли Пал Петрович, то давайте осмотрим шкафчик где батюшка ваш, рябиновку хранил, да деньги в бюро пересчитаем. У вас ключики от него с собой надеюсь?
- Да, конечно, теперь они при мне – вздохнув ответил Павел, и достал из кармана связку из пары небольших ключиков, один потемневший, в царапинах, от бюро с деньгами, а второй, новенький, от шкафчика с выпивкой ( это всё пояснил тут же молодой барин,) а затем спросил.
- С чего угодно начать?
- Да давайте уж с деньгами разделаемся, чтоб на сердце камень не лежал, а то уж после! – неопределённо заметил Хортов.
- Извольте! – Павел Петрович подошёл к бюро, и просунув ключик в скважину верхнего, самого большого ящика, дважды повернув отпёр его, и легко выдвинул. Внутри лежало несколько пачек новеньких ассигнаций, кои для верности осмотрели, покрутили, похрустели проведя пальцами по рёбрам, и сложив обратно, заперли. Затем подошли к шкафчику, к первому его отделу, и поглядели на верхнюю, тёмно-коричневую резную дверку, за которой обычно и хранилось господское спиртное.
- Позвольте – Евпатий попросил у хозяина ключ, и тот передал его – Пал Петрович, если вас не затруднит, возьмите со стола вон тот круглый подсвечник, и подсветите мне, я хочу внимательно осмотреть замок, мало ли? А то уже вечереет, и мелочи видны не вполне – учтиво попросил Хортов. Вереницын кивнул, подошёл к столу, зажёг спичками свечу, взял подсвечник правой рукой, а левой прикрывая дрожащее пламя чтоб оно не погасло, подошёл обратно.
- Светите – Хортов осторожно отпёр шкафчик, и открыл дверцу. Кроме полудюжены пустых рюмочек на подносе, внутри ничего не было. Сыщик весьма внимательно изучил замок, поворачивая ключ туда-сюда несколько раз.
- Посторонним предметом, замок вскрыть не пытались – заключил Евпатий, запирая дверцу уже совсем – значит открывали своим…
Затем, сыщик взяв ключ двумя пальцами, поднёс его ближе к свече, поинтересовавшись, нет ли у кого дубликата?
- Нет, дубликата нет, иначе мы бы знали, не такая уж это тайна, запасной ключ от шкафа с выпивкой – устало улыбнулся молодой барин, когда Хортов вернул ему ключик – а этот ключ новый, да. Его отец где-то с месяц назад, у нашего кузнеца Свирида заказал, так Гераська-умелец его ему в тот же день и смастерил. Прежний-то ключ медный был, чуть поистёрся, отец говорил заедать он чего-то стал, вот железный себе и заказал.
- А что, Пётр Григорич сам к кузнецу ездил?
- Сам, а что тут такого? Он любил глядеть как кузнецы работают, механику вообще уважал всякую, - тихо пояснил Павел.
- А старый ключ где?
- А он его в пруд зашвырнул, говорил «водяному на игрушки!»
- Пал Петрович, не одолжите ли вы мне на сегодня, ключ этот новый, я его вам чуть погодя верну – попросил сыщик, и молодой барин без вопросов отстегнув нужный, передал полицейскому.
- Прошу.
- Благодарю вас! – Хортов положил ключик себе в карман, Павел потушил свечу, поставил подсвечник обратно на полку, и они вышли из кабинета.
- В котором часу у вас ужинают? – спросил Евпатий Гордеич, когда петляя по коридорам, они шли обратно.
- В девять где-то – ответил Павел, и переспросил – хотите кузнеца допросить?
- Поговорить Пал Петрович, только поговорить – поправил следователь собеседника, и добавил – допросы мы по всей форме чиним, с бумагами да перьями, а это всё, беседы предварительные.
Уже на улице, шеф спросил у Гайтанцева.
- Ну Аристарх, и что ты про всё это думаешь братец? Дворовая девка Овсякина, сама чего-то боялась по словам Глафиры Петровны, значит что-то видела, либо о чём-то догадывалась. А запасной ключ от пивного шкафчика, барину брат убиенной горничной мастерит, ничего не настораживает?
- Меня всё здесь настораживает Евпатий Гордеич, - как-то слегка раздражённо ответил помощник – Гераська мог по слепку потом и другой ключ себе изготовить, но в дом-то он сам не заходил, иначе мы б знали…
- Мог – согласно кивнул Хортов, но поправил – но лишь в том случае, если знал от какой дверцы, ему ключ сделать велели. Ведь не каждый заказчик, растолковывает мастеру, от какой именно двери, ему ключ потребен? Спрашивают как правило просто «Вот этакий сможешь сделать?» да показывают либо сам ключ, либо слепок на глине. Так-то вот.
- Но ведь хозяин мог по старой памяти и рассказать – опять возразил Аристарх, и уже полушёпотом, почти в нос, добавил – да и потом, кто-то из дворни мог и впустить его ночью в дом. Он же тут все закоулки знает…
- Могли – согласился сыщик, и добавил – повод у парня был, сестру убили, и зло он явно затаил, вот этого тоже отрицать нельзя… так, а где наше с тобой войско есть, а мы их как приехали, так и не видели пока – спохватился Хортов, имея в виду городового и старшего унтера.
- А вон они где! – усмехнувшись заметил Гайтанцев, указывая тростью чуть в сторону, где возле какого-то приземистого домика, оба их человека, о чём-то весело беседовали с девками, да молодыми бабами.
- Ну а что, ребята наши молодцы, уже наводят концы! – одобрительно заметил шеф, но тут же пронзительно свистнул через два пальца. Все вокруг разом обернулись, причём и бойцы и их собеседницы.
- Оба ко мне! – махнул им тростью начальник, и унтер с городовым придерживая сабли, взапуски примчались, и молча вытянулись пред светлые очи начальства.
- Так Посухин – обратился он к городовому – бери вон тех мужиков, и запрягайте нашу карету, мы с тобой брат, к кузнецу сейчас поедем. Да чтоб в десять минут управились, ступай! – городовой бросив «слушаюсь!» тут же сорвался с места, а старшему унтеру Демидову, он велел остаться тут с Аристархом Сергеичем, на всякий случай.
- Не для чего всей компанией, здесь тоже глаза и уши нужны – пояснил он последнему – произойти всякое может, понятно излагаю?
- Ну разумеется – сразу согласился Аристарх – я тоже думаю что всеми на деревне делать нечего.
- Ну вот и чудненько, я постараюсь там кашу по тарелке не развозить, - пообещал Хортов. Как он и приказал, тройку запрягли быстро, и вот они с городовым, уже выезжали с территории усадьбы в ту сторону, откуда доносилось мелодичное позвякивание кузнечного молота.
Широкий и зажиточный двор кузнеца нашли быстро, и сразу завернули в растворенные деревянные ворота. Под навесом, работали молотами двое, высокий, молодой крепкий парень с короткой русой бородой, и мрачноватого вида чернявый бородач. Приятно щекотал ноздри запах раскалённого железа, уголья, да и вообще… Увидав полицейских, кузнецы прекратили работу, и с любопытством стали глядеть на них. Хортов проворно вылез из пролётки, и подошёл к навесу.
- Бог в помощь кузнецы! – коротко поприветствовал он.
- И тебе того же барин! – басом прогудел старший, а молодой молча кивнул – С какой нуждой, к нам полицию занесло?
- Не ты ли Гераська Давыдов будешь? – спросил Хортов у молодого.
- Ну я буду, а что такого где стряслося? – осторожно поинтересовался подсобник.
- Да ты не боись парень, мне по ремеслу твоему потолковать с тобой надо, вылезь-ка сюда хоть на полчасика – пояснил сыщик. Гераська отложил молот, вытер руки о фартук, и чуть пригнувшись вышел.
- Ну, куды прикажете? – спокойно спросил он. Следователь огляделся по сторонам. И приметив толстое бревно, указал на него тростью.
- А вон там и присядем! – они сели,и Евпатий Гордеич достав из кармана заветный ключик, показал его Гераське – Твоя работа?
- Моя – сразу ответил тот – с месяц назад, барин покойный приехал сюды со старым, медным ключом, он подводить его вроде как стал. Ну я по нему железный и сковал.
- А от чего ключ был, барин не сказал тебе?
- Почему, сказал, от шкапу какого-то – спокойно ответил Гераська, поглядев куда-то перед собой.
- А какого точно, не сказал?
- Не, да и на что оно мне? У господ таких ключей, ворох у каждого…
- Ты женатый иль нет? – спросил вдруг сыщик.
- Нет ишшо, осеней думаю – осторожно ответил кузнец, поглядев теперь боком на полицейского.
- А невеста из села будет, иль может дворовую какую себе приглядел?
- С села, дворовую, – горько усмехнулся Гераська – тама уж девок нету, давно уж бабы все!
- А ты Гераська я слыхал и часы барину хитрые чинил, да?
- Да я ваше благородие, не хвалясь скажу что всё умею – убеждённо ответил Давыдов – и экипажи чинить, и самовары лудить, и часы, и даже пистолеты с ружьями починяю, да. Барину в энтот год, ружьё охотничье налаживал, там замок полетел, ну я и наладил…
- А теперь Герасим – сыщик впервые назвал его полным именем – давай с тобой о покойной сестре твоей поговорим, ибо чувствую я, что дела сии, сплелись промеж себя как вьюнки полевые! – выдохнул Хортов, и поглядел на парня. Тот заметно помрачнел, вздохнул и буркнул.
- Ну давайте, коли вам охота энто дело ворошить…
- Спрашиваю тебя прямо Герасим, на кого ты тогда, шесть лет назад думал, и на кого теперь грешишь?
- Не знаю я… на кого думать! – опять поглядев куда-то вперёд, задумчиво ответил Гераська
- Ну как не знаешь-то? – не поверил следователь – Плакал-убивался, «погубили изверги сестрицу», а теперь не знаешь, или боишься чего, а, кузнец? – пристально поглядел на него Евпатий.
- Я в общем плакал – буркнул кузнец – там у ней завистников да злопыхателей хватало…
- К барину ревновал?
- Ревновал – кивнул Гераська, и сплюнув в сторону, добавил – наверняка уж слыхали что она у барина старого, в полюбовницах любимых была?
- Разумеется слыхал, а она сама как к этому относилась?
- Обыкновенно, как? - морщась ответил мастер – Куда ей было деваться? Он барин-то где посулами, где угрозами, а где монетой да подарками завлекал…
- А ты в отрочестве всё это понимал? – с толикой сомнения, переспросил сыщик.
- Да дело-то барин не хитрое – криво усмехнулся кузнец – что-то я и сам понимал-разумел, ить мне уж 12 годков было, когда у барина с ней завертелось-то… А там подслушаешь где чего, а что-то и сама порой говорила как одни оставались. Обнимет меня бывало, а у самой слёзы из глаз капают что та весна, да горется мне «тошно мол мне Гераська тут, злоба кругом да зависть, изведут меня али погубят, и сбечь некуда, крепостные мы»… последние слова молодой мастер проговорил хрипло, а глаза блеснули гневом.
«Ох и не любил ты парень барина-то за это, ох и не любил! Да уж, за сестру так и впрямь отомстить можно, но вряд ли это ты, хотя»…
- А из усадьбы сюда, тебя сразу отправили, или как? – спросил Хортов.
- Не, не сразу, месяца через два – мрачно ответил Гераська – я там осточертел всем, ну ему нажалились, он и отправил. Да оно и лучше так-то.
- А про убийство Степана чего думаешь?
- Так одна рука сотворила, что там думать-то? – пожал плечами Гераська – Доктор-то как я помню говорил, что и Пелагею и его, подсвечником убили по голове…
- А конюха за что могли убить?
- Мож видал чего, а мож докумекал до чего да проболтался кому-то, вот и убрали его…
- А Настьку чего к Сергею Петровичу отправили?
- А Настька тоже видать чего прознала, но её убивать уж не решились видать, а то того, пересолить могли бы – опять мрачно усмехнулся собеседник.
- Да Герасим, у вас тут мутновато, но с божьей помощью я эту муть развею, постараюсь во всяком случае! – они оба поднялись с бревна и пошли к навесу.
- Вы ваше благородие коли и вправду собираетесь душегубов сыскать, то остерегайтесь там всех – посоветовал Гераська, а сыщик вдруг встал как вкопанный.
- Герасим, а ведь я у тя главного-то не спросил, сразу с конца начал… барина-то кто мог на тот свет спровадить, как думаешь?
- Если уж ты ваше благородие не знаешь, то уж где же мне-то знать? – уже обычным голосом усмехнулся вдруг молодой мастер – Там любой мог, любого за шкирку бери, да волоки на расправу…
- И Глафира Петровна могла? – неожиданно спросил сыщик.
- Нет, она не могла – чуть улыбнувшись в бороду, ответил Гераська, блеснув потеплевшим как-то сразу взором – Она другая, волевая конечно женщина, не кисейная барышня, но и гадючности в ей нету. На всех думай ваше благородие, а на неё не думай, пустое это…
- Ладно Герасим, трудись тут давай, будешь нужен найдём – попрощался сыщик, и пошёл к экипажу. Гераська молча стоял и смотрел как полицейский садиться в пролётку, как она разворачивается, да позванивая колокольцем, покачиваясь с боку на бок уезжает. Затем молодой кузнец почесал в затылке, и на нетерпеливый окрик кузнеца Свирида, вернулся обратно под навес, дело не ждало…
Х Х Х
Вернувшись в усадьбу, Хортов узнал от Аристарха что он во-первых поговорил уже с лакеем Осипом, и узнал от того что тот, в ночь перед убийством, ходил на свидание к Аграфене-судомойке, что она, в приватной беседе, стыдливо и подтвердила. А во-вторых, в усадьбу нахлынул целый легион родни: дяди и тёти, племянники-племянницы, на четырёх экипажах.
- Ишь ты, ну эти-то нам слава богу никак не понадобятся, разве только в качестве понятых – устало ответил на это Евпатий Гордеич, и коротко пересказал помощнику суть разговора с Гераськой.
- Не любил он барина покойного Аристарх, ох и не любил! – покачал головой следователь- – И мотив у него железный, за сестру поквитаться.
- Да шеф, в похожих делах, много помещиков от рук своих крепостных погибает – напомнил Аристарх – но те как правило топором, либо кистенём каким-нибудь работают, а тут яд…
- Ключ от кабинета, да плюс ключ от шкафчика, - погрозил тростью Хортов, но тут же и возразил сам себе – Это правда при условии, что не сам барин в то утро раннее, зачем-то в кабинет заходил, но это я у вдовы весьма вежливо выясню.
Однако в тот вечер, и до самого конца дня, выяснить что-либо, не представилось возможным. Во-первых, всех скоро позвали на ужин, где полицейским выпала нуднейшая церемония знакомства с родственниками дома Вереницыных, да ещё отвечать на массу занудных и пресных вопросов из разряда «как же полиция сие допустила?», «кого из дворовых они конкретно подозревают?» и «намерены ли власти, охранять этот дом ночью?» Опросы эти длились до тех пор, пока выведенная из себя Глафира, сделала родне резкое замечание в мягкой форме.
- Может вы всё-таки дадите наконец людям спокойно покушать? Они ведь не как некоторые, они на службе!
- В самом деле, заканчивайте свои расспросы! – мрачно заметил и брат Сергей, промокнув губы салфеткой и бросив её на стол – Никто вам тут убийцу, сей момент из книжницы не извлечёт как ассигнацию, и кстати сторожить вас не обязан. На это у нас свои сторожа имеются, приятного аппетита!..
Полицейские пожелали про себя Сергею Петровичу всего самого хорошего, а Глафире, Евпатий Гордеич даже вежливо кивнул головой, «спасибо сударыня!»
После ужина, семейство Вереницыных вновь утонуло в потоке скорби и новых расспросов, а сыщики благополучно улизнули на улицу. Солнце только что село, но было ещё довольно светло, с лугов гнали домой стада, брехали собаки, гомонила птица, доносились и прочие звуки. Полицейские прошли мимо фонтана, и устало уселись на скамейку под старым клёном.
- Чёрт её дери эту ситуацию – пробурчал Хортов – времени целый воз, а приходиться убивать его в пустую, прислуга вся сейчас на ушах там стоит, да и расспрашивать уже вроде некого, и без того ясно, что яд, барину в рябиновку, кто-то из своих полыхнул, вопрос лишь в мотиве…
- Гераська мог? – повернув голову, спросил Аристарх.
- Мог, но больно уж сложный путь он избрал тогда брат – стал рассуждать шеф – куда проще барина в дороге подстеречь, да уходить наверняка… Если только у него в доме нет сообщника или сообщницы. Он хоть и отзывался нелестно о девках да бабах, но это ж только его слова, он очень умён Аристарх, весьма умён. И придумать такой финт мог вполне, так что сбрасывать его со счетов нельзя. И знаешь Аристарх – Хортов поморщился как от боли – я искренне не хочу чтобы это оказался он, умный, рукастый парень, не хочу…
- Да, шеф, долг у нас с вами не из приятных, - согласился Гайтанцев, и далее спросил про членов семьи, и начальник не исключил никого, даже Глафиру, и юную барышню Татьяну, которая могла быть как слепым орудием в чьих-то руках, так и непосредственной исполнительницей, и даже созидательницей сего злодеяния. Прислуга, тут сложнее, те дворовые люди что дали интересные сведения, вряд ли причастны, ибо в противном случае, действуя таким образом, они перехитрили бы сами себя.
- Очень многое Аристарх, будет зависеть от показаний Насти Овсякиной, за которой я завтра поеду сам. Что-то эта девка знает, должна знать. А ты с рядовым Посухиным тут останешься. Я завтра кое о чём переговорю с батюшкой, и мы с Демидовым поедем.
- А вы что уже, и дорогу знаете?
- Узнаю, дело не хитрое, только это надо чтоб никто из Вереницыных или их холопьев, не догадался куда мы поедем. А вот прямо с утра, или сегодня ежели получиться, мы потребуем с нашего друга Смыслова, адреса всех членов семьи что не живут в поместье, а так же адрес Анатоля Девяткина, это и для маскировки, и для дела может пригодиться.
- Да, скажем для делопроизводства нужно, вдруг они понадобятся потом как свидетели? – дополнил тему Аристарх, и шеф абсолютно с ним согласился. Спустя минут пять, он неожиданно сделал стойку.
- Аристарх, а ведь мы можем ещё сегодня трёх человек опросить, двух повитух, да знахарку эту деревенскую, узнать бы только как звать её, пошли!- он хлопнул товарища по плечу, и они резво поднявшись с лавки, пошли к воротам. Те были ещё открыты, но у них уже стояли сторожа с колотушками. Через пять минут после разговора с ними, было выяснено что повитух зовут Демидовна и Антипична, а знахарку тётка Тутычиха, и живут они там-то и там-то. Полицейские предупредив сторожей что они вернуться, резво зашагали в село. Вначале, коллеги разделившись решили навестить повитух, да поспрошать их относительно того, кто из баб да девок живущих в усадьбе, обращался к ним «по антиресному делу» или за зельем от беременности. А уже после, встретиться близ каменной церкви, и вместе идти к знахарке.
В усадьбу, сыщики вернулись около 11-ти часов, когда там уже почти не было огоньков в окошках, но сторожа бодрствовали, и впустили обоих безо всякого якова. Они поднялись к себе в комнату при содействии лакея Осипа, шедшего впереди них со свечкой в медном подсвечнике с квадратной основой. Гости открыли комнату своим ключом, а затем при помощи фосфорных спичек, нашли и зажгли две свои свечи в медных подсвечниках, с квадратной и треугольной основой. Затем взяв стулья сели к столу, где Хортов предложил.
- Ну что Аристарх, подведём итоги на сон грядущий?
Повитухи, не сговариваясь показали на разговоре с полицейскими (коих по началу очень испугались) что за исключением кухарки Степаниды, за зельем к ней обращались все, а троим, судомойке Фетинье, горничной Татьяне, да её товарке Оксинье, они были вынуждены сделать аборты, «покуда на глаза пуза не полезли». Расходились показания лишь про покойную Пелагею. Демидовна сказала что она в ту пору к ней не обращалась, а вот Антипична, у которой «гостил» в избе Хортов, роняя слёзы, тихонечко созналась что Пелагея была на сносях, но пока не явно, и аборт делать отказалась, сказав что будет рожать хоть байстрюка, авось барин своё дитё не бросит, да и самой уже хотелось маленького.
Совсем иной коленкор оказался когда они вдвоём навестили знахарку Тутычиху. Не развозя кашу по тарелке, Хортов сразу же повёл речь о белладонне, или сонной дури, или бешенной ягодке, кому де как нравиться. Знахарка, полноватая но хорошо одетая женщина лет 50-ти, вначале слегка испугалась, и забожилась что никому никаких ядов она сроду не давала, она ж не ведьма какая, она только хвори лечит! А то что это растение опасное, так в селе про то все знают, но барина травить никому и на ум-то не придёт! В усадьбе её знают, да. Она всех молодых барчуков да барышень лечила, да и старые господа к ней было дело обращались, особливо в молодые годы.
А Пётр Григорич и в последние годы к ней заглядывал, сила мужская его подводить стала, он разным травками у неё и лечился. На вопрос Евпатия растёт ли тут поблизости где белладонна, Тутычиха потупив взор ответила что тут её не мало, видать ветром семена принесло. Она, белладонна-то, часто растёт на окраинах дорог и на опушке леса. Бывает что одиноким кустом, а бывает и зарослями. Любит рыхлую почву с перегноем, и влагу, а посему иногда по берегам прудов и рек растёт.
- От нас ежели идти на восток, то там на опушке леса она и есть, вы её сразу узнаете коли видели, али слыхали о ней, – таинственным голосом стала вдруг вещать знахарка – красива она!.. её и руками-то многие не трогают, бояться, ибо брать её умеючи надо. А ещё она у нашей речки, где засохший дичок груши стоит, там тоже немного её растёт…
- А в господском парке есть она? – спросил наконец и Аристарх, на что знахарка согласно кивнула. Да, есть и там, но в самом конце, возле пруда, но не на этой стороне, а сбоку, с левой, если из парка выходить, там на бережку она и растёт, а больше нигде. Нет, господам она нарочно про белладонну ничего не говорила, но они и так небось знают, народ-то учёный, не дурнее мужиков-то, а ить и они эту белладонну окаянную знают. Предупредив бабу чтоб она помалкивала об их разговоре, полицейские тихо ушли.
Уже в комнате, Аристарх под диктовку шефа, записал всё себе в папку, чтоб завтра, с утречка, как следует это всё проанализировать. Утром, сразу после завтрака, Хортов отловил поверенного Смыслова, и узнал у него адреса Сергея и Виктора Вереницыных, и Анатоля Девяткина, как и было задумано ранее. Затем уже на пролётке с кучером Посухиным, Евпатий Гордеич подкатил к церкви, зашёл в неё, и через четверть часа бодро вышел обратно, сел в пролётку и велел ехать. Аристарх со старшим унтером Демидовым остались пока в усадьбе, среди всё нарастающего ажиотажа. Долго ли, коротко ли, но Евпатий Гордеич вернулся назад уже после двух часов по полудни, когда уже прах старого барина с плачем да причитаниями, был предан земле на родовом участке Вереницыных, и вся фамилия готовилась к шикарным поминкам, на кои по мимо родни, съехались ещё и ближайшие друзья и соседи, что составило порядка сотни душ. Хортов не сразу поехал в усадьбу с поминками, а завернул на полчаса к местному священнику, пожилому отцу Лаврентию на двор. Полицейский заехал к нему на экипаже с поднятым верхом, а обратно уже выехал с откинутым. Едва он въехал в ворота усадьбы, как Аристарх уже махал ему из дали рукой.
- Шеф, есть новости!
- У меня тоже! - ответил Хортов, причём лицо его осветилось спокойствием, из-за которого выглядывали убеждённость и уверенность.
- Ну, давай с начало ты Аристарх – бросил он, когда они отошли к пустой беседке, шагах в ста от дома. Гайтанцев тут же поведал шефу следующее. Он, Аристарх, устав от наблюдений за предпохоронной суетой, приказал унтеру собрать всех сторожей, что были в дозоре, в последнюю ночь жизни старого барина. На это было убито без малого два часа с лишним, но оно того стоило. Не считая того, кто видал огонёк в кабинете Петра Григорича, двое других, Анисим и Прохор, мужики из села, заметили с той стороны особняка, как где-то в три часа ночи, из усадьбы, открыв заднюю дверь ведущую на кухню, горничная Устинья в ночной рубашке, выпустила прочь Гераську Давыдова, скрывшегося среди зарослей. Евпатий заметно помрачнел.
- Скверное дело брат, весьма скверное – в задумчивости говорил он, посверливая землю тростью – надо про эту Устинью всё разузнать, кто она такая и откуда.
- Уже Евпатий Гордеич, разузнали – тихо проговорил Гайтанцев – Устинья Антиповна Спасова, двоюродная племянница нашей знахарки Тутычихи, мне Антип-кучер про то поведал, когда мы из церкви за гробом барина шли…
- Ну это конечно интересно и даже очень – согласился Евпатий – однако выводы делать рано, хотя теперь,они подозреваемые наравне с прочими слугами, либо членами семьи. Меня брат другое мучит – сыщик сделал товарищу знак головой, и они тронулись с места – знал ли покойный барин, о беременности своей любовницы Пелагеи, и намерении той, сохранить ребёнка, да ещё чтоб барин, о нём позаботился?
- Вы думаете он, мог её? – неуверенно переспросил Аристарх, проходя мимо облезлого, алебастрового амурчика со стрелой без лука. Хортов пожал плечами.
- Горячка одной минуты, вещь мой друг паскудная, и всякого человека из себя может вывести, а во гневе разное случается, примеров мы с тобой знаем достаточно ( помощник согласно кивнул) Но тут дело сложнее Аристарх. Никто в ту ночь не слышал ссоры, или шума выяснений отношений, только крик Пелагеи, и грохот тела.
- А если они шумели до того? - предположил Аристарх.
- Тогда б нам о том сказали – не вполне уверенно ответил Евпатий – да и вряд ли пожалуй на это, кто внимание обратит, баре они часто на слуг-то шумят, кто там смотреть на это будет? Если только высекут кого…
- Ну да, скрывать господскую взбучку не стали бы, если вот только разговор у них был приватный – опять предположил Аритстарх – Пелагея например по глупости решила шантажировать барина, и тот мог бы теоретически… - он не закончил мысль, словно сам усомнился в стройности суждения и логики.
- Нет Аристарх, если даже предположить что помещик озверел и помыслил себе убить беременную девку, то вряд ли сделал бы это сам, и таким способом – размышляя на ходу, пояснил Хортов – Дом полон людей, кто угодно мог выйти, нет…Но вот поручить эту мерзость, он мог вполне. Вопрос только кому? Кстати, Аристарх – Хортов повернулся к помощнику – ты не обратил внимание что подсвечники в усадьбе, все с разными основаниями?
- Да особо нет, просто заметил что они разные, но значения сему не придал – ответил Гайтанцев, на что шеф загадочно заметил.
- Напрасно мой лицейский друг, напрасно, в этих подсвечниках я полагаю, кроется разгадка убийства шестилетней давности, а то и последнего убийства!
- Поясните – полюбопытствовал Аристарх.
- Охотно – кивнул шеф,и стал рассказывать – не без труда, но привезли мы Настю Овсякину, да в доме батюшки Лаврентия и укрыли.
Я, с него клятву взял что ни он, ни матушка его, ни азом не проговорятся о ней до нужного срока. Как приехали мы в поместье Сергея, то пришлось порядка получаса ждать покуда её сыщут нам, она на посылках в деревне была. Ну пришлось присочинить что она господам своим сей момент понадобилась, да чтоб паспорт взяла, да узелок с необходимыми вещами. Не хотела Настя никуда ехать, было по ней это видно, но пришлось. Уже ближе к усадьбе Вереницыных, я открыл карты – сыщик грустно вздохнул – Побледнела девка, слезьми залилась, умолять стала, и пришлось пообещать ей полную защиту и покровительство…
- Это в каком смысле? – не понял Аристарх.
- Это в том смысле, что коли сложиться всё так, как думаю я, а к тому всё похоже идёт, то оставаться у Вереницыных ей будет не с руки, своя же сестра дворовая затюкает да затравит девку. А потому придётся как-то уговаривать Сергея Петровича дать ей вольную, не зря же я паспорт велел ей с собой захватить…
- Так вы заранее уже всё продумали?
- Ну а как иначе, Аристарх? – переспросил шеф – Многие полицейские , просто используют свидетелей, а затем забывают об их существовании. Но в нашем случае, поступить так, означает сказаться циничными свиньями… О, я к этому делу, мздоимца нашего подпрягу, Филю-свет Наумыча, пусть отрабатывает собачий сын!
- Это всё верно и правильно Евпатий Гордеич – согласился помощник – но что всё же вам эта Настя рассказала-то?
Пока полицейские прогуливались и беседовали, в доме гудом-гудели приготовления к поминкам. Вернее там уже почти всё было готово, столы, стулья и даже лавки расставлены, с расчётом на сто с лишком душ, отворили все двери чтоб прислуге удобнее было обходить гостей, и стали приглашать всех к столу.
- А полицейские-то наши где? - устало осведомилась Серафима Феокитистовна, у скучающей прислуги – Вернулся ли господин Хортов из своей поездки, куда он там отлучался-то?.
- Ой барыня, да, они вернулись, - торопливо заговорила Устинья, остановившись с подносом, доверху наполненным пирогами – а теперь вдвоём с Калистратом своим, чёй-то ходют!
- Аристархом, дура – утомлённо поправила барыня, и приказала кого-то за ними послать, пригласить к столу, помянуть новопреставленного. Устинья кивнула, и поспешила с подносом далее. Минут через десять, появились и оба сыщика, попросивших присесть где-нибудь с краю, чтоб избежать неуместных расспросов от соседей-помещиков.
- Ваша правда господа – грустно улыбнулась вдова – многие наши соседи, на редкость беспардонные люди, платья и фраки носят заграничные, а ни такта, ни приличий элементарных не понимают. Присесть, вон там у дверей можете, подле окошка – помещица указала рукой, и сыщики тихонько заняли предложенные места.
Много чего услышала себе душа покойного на тех поминках! Оказалось, что округа вдруг лишилась одного из лучших сынов Отечества, храброго офицера 1812 года (что было правдой) хорошего товарища и крепкого хозяина, щедрого человека и доброго христианина. Много чего ещё удивительного открылось в глазах родных и близких покойного, столько всплыло скрытых его достоинств, о коих не подозревали даже вдова и дети убиенного, с изумлением узнавшие всё это. Конфуз наступил когда один из захмелевших соседей, держа в одной руке рюмку а в другой вилку с наколотым на ней селёдочным хвостом, с которого некрасиво капал рассол смущавший его соседку, затянул речь о замечательном меценате, коего лишилась в лице губернии вся Россия, вдобавок оказавшемся « верным мужем своей супруги, и добрым отцом своим чадам»…
На несколько секунд повисла ледяная тишина, Глафира мазнула по оратору гневным взором прекрасных глаз своих, кто-то из мужчин громко сказал «кхм!» и тут же все выпили, подавляя прущие наружу улыбки, и стараясь первые секунды не глядеть друг на друга. Сама вдова вдохнув полной грудью тоже выпила, и не знала куда девать глаза. К счастью, выручили однополчане покойного, начавшие воспоминания из военной поры, и неловкость покамест улеглась, хотя и было понятно что из поминок вышел сущий анекдот, который и пойдёт теперь гулять по городам да весям губернии.
…- А чтоб вам пусто было с вашими речами, цицероны тупоголовые! – гневно шептала красавица-Глафира стоя в проходной комнате у большого, закрытого шалью зеркала, поправляя волосы и платье при молчаливом посредничестве мужа – Нечего коли сказать более, так сидите заткнувшись да закусывайте, не порите тут чушь несусветную, тьфу! Идиоты…
С права тихо подошли полицейские, и как-то виновато стали глядеть на молодую женщину, словно извиняясь за что-то. Глафира, к радости мужа перестала браниться, и закончив прихорашиваться, обратилась к стражам закона.
- Ну, господа, и как вам выступление этого оратора с селёдочным хвостом?
- Да уж, Глафира Петровна, ваш гнев понятен абсолютно – заметил Хортов, примирительно глядя ей в глаза – мне, чужому здесь человеку, и то стало неловко, ибо подоплёка-то нам, известна в полиции…
- А мне представьте каково? – снова тихо вспыхнула Глафира – Да и прочим тоже, Серёжа аж побелел весь, не знал где сидеть бедный, а я уж готова была чтоб земля подо мной разверзлась, да и провалиться туда, только бы на физиономии эти не глядеть… а маменька тоже хороша, наприглашала кого ни попадя, а теперь получите-распишитесь, поползут смешки да остроты про верного мужа,прости меня господи грешную! – коротко перекрестилась молодая женщина. В этот момент к ним подошёл Сергей со своей супругой, Зинаидой Семёновной. На лице старшего брата, горело явное неудовольствие. Не давая сему чувству разлиться в повторные вопросы относительно неловкости момента с оратором, Хортов сделал шаг к супругам, и попросил у них разрешения, поговорить с ними наедине, и уточнил где это можно сделать?
- Прошу пройдёмте в нашу комнату, там по крайней мере будет на чём посидеть! – охотно предложил Сергей, радуясь в душе что неприятный диалог не состоится. Они поднялись на второй этаж, и прошли в комнату супругов, находившуюся недалеко от кабинета покойного барина. Просторная и светлая комната с обоями приятно-зелёного цвета, большой постелью в углу у окна, ширмой, умывальником, парой стульев да креслом. Платяной шкаф и ещё какая-то незначительная мебель не заинтересовали сыщиков, их внимание привлёк трёхсвечный канделябр, и пара подсвечников с квадратными основами. В виду нехватки стульев, Сергей Петрович без обиняков присел на край постели и стал готов к разговору.
- Я, господа, хотел бы расспросить вас об обстоятельствах предшествующих трагедии, произошедшей в вашем доме шесть лет назад, а именно убийству горничной Пелагеи Давыдовой.
- Боже – прикрыв глаза, положила руку на сердце Зинаида Семёновна – я каждый раз как это вспоминаю, вся морозом каким-то покрываюсь, а мимо той лестнице в гостиной, до сих пор пулей пролетаю, до того жутко мне всё это…
- Что вас конкретно интересует? - скрестив руки на груди, спокойно спросил Сергей, готовый отвечать всем своим видом.
- Вы к той ночи, сколько дней гостили уже у родителей? – задал следователь первый вопрос.
- Эта, была уже четвёртая – задумчиво начал вспоминать Сергей, и уверенно тряхнув головой, подтвердил – да, именно четвёртая ночь в родительской усадьбе…
- Вы твёрдо это помните?
- Да-да, четвёртая ночь…
- За те дни что вы прожили здесь, вы не заметили в поведении вашего батюшки и Пелагеи, чего-то необычного, натянутости, может он как-то бранил её, или может она вела себя излишне вызывающе и дерзко?
- Ах вы об этих слухах про отца и горничную? – хмуро переспросил Сергей, - Нет, я ничего не замечал…
- Поймите нас правильно Сергей Петрович, - стал разъяснять Хортов, слегка расхаживая – дело очень серьёзное, и не ради праздного любопытства, мы с Аристархом Сергеевичем в такой тяжёлый день, копаемся в грязном белье, так сложились обстоятельства – он развёл руками – мы вынуждены беседовать в подобных условиях. А самое главное, то убийство и это, связаны между собой, и весьма тесно.
- А именно? – тревожно переспросил Сергей.
- А именно то, что возможно их совершил один и тот же человек, и мотив у него имелся серьёзный, с его точки зрения – уточнил Хортов, и повторил вопрос относительно горничной и старого барина. Сергей ненадолго напряг память.
- Погодите, дайте сообразить – попросил он, и через пару минут вспомнил – Вы знаете, да, отец точно был на взводе пару дней, а именно второй и третий, хотя ни ссор ни шума в доме особых не было. Я даже просил его когда он сидел чего-то задумчивый, а он отмахнулся «это личное Серёжка!» осёкся и далее уж ничего не говорил. А Пелагея та, ну что? Прислуга часто в расстроенных чувствах ходит, мы порой грешным делом зло на ней срываем, чего уж там. Нет, на неё я особого внимания не обращал, хотя тревога в облике её наверное какая-то и была, но вежливой и обходительной она с нами оставалась, вот пожалуй и всё – развёл руками Сергей.
- Благодарю вас – кивнул ему Хортов, и обратился к его половине – А вы Зинаида Семёновна, по своему женскому чутью, интуиции своей, ну и вообще, вы, ничего необычного не замечали за Пелагеей и свёкром?
Вереницына призадумалась, выдохнула и сказала.
- Замечала господа, точнее кое-что услышала из разговора прислуги на второй день как приехали. Я уже не помню зачем пошла на кухню, распоряжение там какое-то отдать, и вдруг, услышала как та самая несчастная девушка Пелагея, объявила кухарке Степаниде что она беременна…
- Кто беременная? – удивлённо поглядел на жену Сергей.
- Ну не Степанида же, Серёжа, - улыбнулась жена - Пелагея та бедняжка была беременна, я ещё с минуту постояла, и тихонько ушла…
- А почему ты мне, ничего о том не сказала? – опять изумился муж.
- А почему я, должна была тебе про это говорить? – как-то с подозрением поглядев на супруга, озадачилась Зинаида, но Сергей отрицательно махнул рукой.
- Да нет, господи, Зина! Ну об чём ты думаешь-то? Я имел в виду, почему я узнаю об этих обстоятельствах, только теперь?
- Ну просто я подумала что это будет не очень учтиво, выносить сор из чужой избы, мало ли? А может там чьи-то интересы могли быть задеты? А уж когда случилось ЭТО – женщина перекрестилась – то меня и вовсе страх взял, и я постаралась забыть всё как ночной кошмар, но не забыла вот…
- Да Зинаида Семёновна, вы абсолютно правы, убиенная Пелагея действительно была беременна, это мы узнали из весьма надёжного источника – проговорил Евпатий Гордеич, и продолжил – и отцом, не родившегося младенца, являлся ваш Сергей Петрович батюшка!- – выдохнул Хортов.Сергей, не стал как это делают некие господа, изображающие из себя ревностных сынов, но являющихся никудышными актёрами, делать взор и возглашать «Ложь! Это неправда!» вместо этого он снова тяжело вздохнул, сцепил руки на груди, и тяжело вздохнул.
- Да, это могло быть…
Зинаида Семёновна сконфуженно засопела но ничего не сказала, хотя по её глазам становилось понятно что она в курсе похождений покойного свёкра.
- Вы говорите преступления связаны, и их возможно совершил один человек, но что тут, и как связано? – монотонно проговорил и переспросил Сергей.
- Пока я не могу вам сказать всего, ведь у нас с коллегой нет полной уверенности, - уклончиво заметил Хортов, - ведь цена ошибки будет весьма велика, а потому я воздержусь от суждений, но одно скажу точно: эти три убийство, включая и гибель конюха, совершил человек вхожий в дом, но это я думаю вы и сами понимаете.
- Разумеется – кивнул Сергей, и добавил – разбойник с улицы не влез бы, а дворня у нас большая, и интриги среди них, что у того Шекспира, так что понятно…
- Я, господа просил бы вас, ни одному человеку, даже самому близкому, - сделав ударение на этом слове, заметил сыщик, - не говорить о теме нашей беседы. Если станут настаивать, отвечайте коротко, «Это тайна следствия». Могу я на вас в этом плане рассчитывать?
- Да, на меня вполне – кивнул Сергей – ибо мне уже самому не терпится покончить с этими тайнами Вереницынского двора! – мрачно пошутил он.
- И на моё молчание господа, вы вполне можете рассчитывать! – сверкнув глазами, пообещала дама, после чего Хортов и Аристарх вежливо раскланялись.
Х Х Х
Когда наконец поминки закончились и все гости кроме самых близких родственников разъехались, в одной из комнат собрались все члены семьи (кроме детей) и двое полицейских, Хортов и Аристарх, в присутствии которых, поверенным Смысловым было оглашено завещание покойного. Как и предполагалось, личные сто тысяч Петра Григорича оказались поделены в равных долях меж детей, а поместье отходило Павлу. Все как ни странно, остались довольны, разочарования даже явного, не обнаружилось… Затем,понемногу стали расходиться. В смежном помещении, на выходе, Хортов отозвал в сторону Анатоля Девяткина, шепнув тому, что хочет с ним переговорить. Подождав пока все прочие родственники уйдут, Евпатий Гордеич сказал.
- Видите ли господин Девяткин, в доме вашего убиенного родственника, возникли некие обстоятельства, требующие дополнительной проверки. А посему, полиции необходима ваша помощь. Вы, готовы содействовать установлению истины?
- Разумеется! В любое время дня и ночи, я всецело в вашем распоряжении! – поправив дужку очков, решительно ответил собеседник.
- Я, так и думал! – не меняя на лице выражения строгой задумчивости, заметил Евпатий, и задал первый вопрос – Скажите мой друг, вы крепко спали в последнюю ночь жизни вашего тестя?
- Понимаете, я, в силу неких обстоятельств, покамест сплю не очень долго, и не вполне спокойно – краснея стал пояснять свидетель – и в ту ночь, я тоже спал не вполне, ну вы меня понимаете – Анатоль глянул поверх очков.
- Понимаю, сам женат – так же серьёзно ответил Евпатий Гордеич.
- Ну и вот, я поднялся, накинул халат и вышел со свечой в руке чтоб спуститься на кухню, там всегда остаётся что-нибудь от ужина, и я иногда перекусываю. Побыл я там с четверть часа, нашёл пирога с рыбой да кваса в жбане, ну и закусил. Затем так же поднялся на верх, и пошёл было к себе, как вдруг заметил что в конце коридора, мелькнуло что-то белое. Мне стало любопытно, суеверием я не страдаю, в приведений не верю, а потому решил проверить кто бы это мог быть в такую пору. Я поспешил вперёд, правда свеча моя тут же потухла, но я не боялся налететь лбом на угол, либо снести собой тумбу с цветами. Несмотря на то, что я близорук, я прекрасно изучил дом за три года, и ориентируюсь тут вполне сносно. Так вот, я подумал что это даже хорошо, что огонь свечи не выдаст меня, и я быстрым шагом, на цыпочках поспешил туда, и по отблеску на стене понял, что кто-то идёт в ту часть дома, где был кабинет тестя, и комната Сергея с женой, которые всегда там останавливались. Я выглянул из-за угла, и увидел что это жена Павла, Валентина Георгиевна, в длинной ночной рубахе и со свечой, и она то ли искала чего-то, то ли ожидала там кого-то, я не понял. Она подошла к кабинету свёкра, открыла дверь, и как так и надо, вошла внутрь.
- Она не отпирала двери своим ключом, вы хорошо это помните? – приглушённо переспросил Хортов.
- Нет, не отпирала, просто взяла и вошла.
- И как бы вы это объяснили? – спросил молчавший до того Аристарх, быстро стенографирующий всё в книжицу.
- А тут нету загадки господа, - вновь поправив очки, пояснил Анатоль – тесть он хоть и был деловым человеком, но неся на своих печах хозяйство, да ещё прибавьте сюда эти его интимные увлечения, - снизив голос до шёпота пояснил он, - иногда от всего этого, был подвержен некой растерянности, и часто забывал запирать двери кабинета, особливо когда уходил куда-то впопыхах. А в тот день, под вечер, он торопился на вечерок с друзьями, ну и забыл видать запереть-то.
- И часто говорите это с ним бывало? – уточнил Хортов.
- Случалось – дипломатично ответил Анатоль – мы с Глафирой, за три года, раза три-четыре натыкались на незапертую дверь в его кабинете, в отсутствии хозяина…
- И как долго она там находилась, в этом кабинете? –
- Пять, шесть минут, не более того – уверенно заявил Анатоль, и тут же добавил – Валентина вышла как мне показалось второпях, и свеча у неё уже не горела, очевидно потухла, как и моя. Я сразу юркнул обратно, и быстро вернулся к себе.
- А вы не думали, зачем вашей своячнице в такую пору, кстати сколько было времени?
- Я вернулся к себе в четверть третьего – уверенно ответил Анатоль.
- В четверть третьего, – повторил сыщик – так вы не думали, зачем ей в такую пору, посещать кабинет свёкра?
- А вы знаете, думал – заговорщицки шепнул Анатоль, сверкнув линзами.
- Ну и? – в тон ему спросил Хортов.
- Ни к чему определённому, я не пришёл – разочарованно ответил он, глядя виновато. Следователь слегка кашлянул, предупредил собеседника что из их разговора, он может раскрыть только ту его часть, где фигурирует поход самого Анатоля за пирогом с рыбой,и отпустил того с миром.
- Ну Аристарх, дело становиться всё интересней, а? – бросил Хортов, когда они выходили из этого помещения.
- Да шеф, подозреваемых всё больше, а мотивы всё загадочнее – тихо согласился помощник, поднимаясь за начальником в верх по лестнице.
- Мы с тобой Аристарх, вообще ни черта не знаем об этих людях – устало выдохнул шеф, вставляя ключ в замочную скважину и проворачивая его – а посему, сейчас сделаем следующее – добавил он открывая дверь и проходя первым – пошлём срочный запрос в жандармскую и полицейскую Управы, дабы там в срочном порядке поглядели нет ли чего на Зинаиду и Валентину Вереницыных, Анатоля Девяткина, ну и на Виктора с женой, мало ли, вона какие сюрпризы открываются! Одна про беременность Пелагеи в курсе, другая вообще в подозрении на убийство теперь, а прочие так, на всякий случай, может намёк на мотив появиться!
- А Глафиру с Сергеем вы от чего исключили? – спросил Аристарх, садясь на стул сбоку от стола, где шеф уже начинал торопливо писать.
- Если они замазаны, то это всплывёт уже из нашего этого запроса – пояснил Хортов продолжая писать – они себя и так уже обозначили, вот…
- Хм, а Виктор со своей супругой каким образом это сделали? – скептически поинтересовался Аристарх.
- Они никак, они в тени, на передовую как говориться не лезут, вот и пусть их там поглядят на всякий случай, мало ли? – пожал плечами следователь, и далее, в продолжении написания запроса, Аристарх его не отвлекал больше. Шеф писал долго, более получаса, расписывая свой запрос как можно понятнее, убедительно прося в конце, сделать всё немедля, и присылать курьера с ответом в любое время суток. Хортов быстро сложил всё в конверты, запечатал сургучом, и надписав адреса, приказал Аристарху разыскать тот час же унтера с рядовым, и отправить их с пакетами в город, приказав вернуться сразу же назад. Аристарх подхватив пакеты тут же исчез, а Хортов решил пообщаться с женой Павла, ничем не показав ей, что он в курсе её ночного вояжа. Справившись у прислуги, следователь выяснил что она сейчас в комнате свекрови. Вежливо постучавшись и получив разрешения войти, Евпатий Гордеич обратился к молодой женщине со словами.
- Простите сударыня, но мне необходимо задать вам несколько вопросов, где мы можем поговорить?
- Ну я право не знаю – неуверенно начала Валентина, ища глазами поддержку у родни, и муж её ей оказал. Он сказал что побеседовать они могут , тут недалеко есть уголок с диванчиком и креслами, и там вполне можно всё обсудить. Уголок действительно оказался весьма уютным и светлым, с окошком, пальмой в кадке, и мягкой мебелью. Они сели напротив друг друга, и Хортов начал как и положено с прошлого, с преступления шестилетней давности. Нет, Валентина ничего такого в поведении Пелагеи и свёкра тогда не заметила, а всё случившееся выглядит просто кошмаром. По теперешней трагедии ей и вовсе сказать нечего, ничего такого в предшествующие дни, она за покойным не замечала, держался как всегда.
И только на вопрос о ночи перед несчастьем, Валентина заметно начала волноваться, спросила что сыщик имеет в виду, интересуясь крепок ли у неё сон, и услышала что в виду он имеет то, что не слышала ли она каких посторонних звуков в нощи? Нет, оказалось не слышала. А вот на вопрос не выходила ли почтеннейшая Валентина Георгиевна куда-нибудь из их с мужем спальни, женщина запылала лицом, и быстро ответила.
- Нет, а зачем?
- Вот и я спрашиваю, не выходили ли вы, посреди ночи зачем-либо из спальни? Например пирога на кухне отведать, компоту какого-нибудь испить, нет, не было? – участливо переспросил Хортов, и услышал что нет, не было, да и не думалось даже, она не помешанная чтоб бродить по ночам.
- Ну вот и славно Валентина Георгиевна – дружески улыбаясь, заметил на это сыщик, вставая вслед за дамой с места – значит у вас всё в порядке, и волноваться вам не для чего, превосходно!
Совсем иначе, сложился у сыщика поочерёдный разговор с кухаркой Алевтиной да горничной Устиньей. С первой, сыщик традиционно начал о судьбе несчастной Пелагеи, чем поначалу даже напугал добродушную, но робкую бабу. Однако разъяснив кухарке что она всего лишь свидетель и ей ничего не грозит, кухарка поведала следующее. Пелагея, точно ходила у барина в любимицах, чем вызывала жгучую зависть у прочих девок, кроме Настюхи Овсякиной, она по Стёпке-конюху сохла, а он Пелагею любил, но взаимности не имел. Пелагея только одной Алевтине и могла довериться, поплакаться да горе излить, а с прочими опасалась. Она как поняла что беременна от барина, так совета попросила у кухарки, а она посоветовала барину открыться, коли дитё сохранить хотела. Она и открылась, да только «добрый» барин слушать ничего не захотел. Стал заставлять аборт её сделать, но она решительно отказалась, заявила барину что родит для себя, и пусть косятся, она никому не скажет кто настоящий отец. И совсем уж они было со Степаном сговорились, он крест нательный целовал, говорил что и с дитём её возьмёт, пусть только с ним останется, и тут такая беда стряслась! Нет, в ту ночь она как и все слуги, проснулась от пронзительного крика, и последовавшего затем шума.
А вот дурёху Усинью долго пришлось успокаивать, ибо она сразу заревела что ни в чём они с Гераськой не виноватые, а скрывала она то, по причине что во-первых старше, а во-вторых знает что он на ней не жениться, но ей всё одно охота. И никаким убивцем Гераська быть не может, да и кто бы его дескать в кабинет барина-то пустил?
- Да ты вот например! – бросил сыщик – Спёрла ключи у барина, Гераська с них копии сделал, да и шабаш!
- Не-е-ет!!! – захлюпала Устинья, утирая текущие слёзы рукавом. На это, Хортов приказал ей не голосить, да держать язык за зубами, если она и впрямь честная женщина, и она истово поклялась хранить страшную тайну.
Выходя из людской, следователь вновь пролистал всё это в своей голове. После беседы с Настей Овсякиной, он на 70-т процентов уже был уверен что знает и убийцу и его мотивы, но остававшиеся 30-ть, всё же давали себя знать. Обстоятельства этого дела, нагромождаются друг на друга как льдины в весенний ледоход, роковым может оказаться любое. Что даст запрос по инстанциям? Что даст разговор ещё с двумя любовницами покойного? (падишах-то, а?) Так что решительных выводов делать пока рано, да-с…
На улице, на ступеньках, его уже поджидал Аристарх, похлопывая тросточкой себе по открытой ладони.
- Уехали наши гонцы? – спросил его шеф.
- Да, конечно, с полчаса уже как, любопытных рож кругом было со всех кустов, аж страсть!- - расплылся в улыбке Аристарх, на что Евпатий Гордеич сообщил ему, чтоб он был готово в течении ближайшего получаса, к небольшому путешествию: они возьмут у хозяев по лошадке, и поедут один к госпоже Свинечкиной, (Аристарх) и к госпоже Вьюницыной, (шеф)подводить неутешительные итоги, земной распутной жизни, Петра Григорича, так-то вот.
Полицейские, вернулись обратно только уже вечером, Хортов в начале восьмого часа, а Гайтанцев, опередив шефа на час, уже ждал его на скамейке под клёном, торчать в доме ему не хотелось. Вначале как водиться отчитался подчинённый, обрисовав портрет своей клиентки одной фразой.
- Пустая баба, только для постели!
Подробности же состояли вот в чём. Со слов Свинечкиной выходило что покойный Пётр Григорич, любил и желал только её, она была ему и космосом жизни, и вселенной смысла, и верной утешительницей, и не тянула с него деньги как некоторые. И про «отравленное убийство» она всё знает, его привела в исполнение эта циничная куртизанка Вьюницына, дабы досадить ей, Свинечкиной.
- Ну и всё в том же духе шеф, целый ворох вздора и ахинеи! – подытожил Аристарх.
- Ну, а у меня приятель, кое-что интересное есть, - доставая свою серебряную с оленем табакерку – держись крепче и не падай, – предупредил он – история с 30-ю тысячами для Вьюницыной, оказалась блефом! - сыщик раскрыл обе ладони веером.
- То есть как это? – не понял Аристарх.
- То есть так, что имение, она скорее всего потеряет. Но оно и так у неё расстроено до крайности, а сама она переедет в город, и пока остановиться у подруги, хотя рассчитывала на содержание от убиенного, в сумме трёх тысяч в год, он ей это твёрдо обещал. Ни о каких 30-ти тысячах, разговора не было друг мой Аристарх, Таисья Михайловна и во сне такого не видела, да и просить бы не осмелилась, понимая что оборотистый хозяин, не даст такой суммы женщине, не умеющей беречь деньги. Вот такие вот приятель, у нас вышли пироги с кашей – закончил рассказ Хортов.
- Позвольте, а все эти слухи, а показания поверенного? – слабо возражая стал перечислять Аристарх.
- Это скорее всего ширма, которую развесил сам убиенный, что бы за её шумом, скрыть истинную цель куда он их вложит, а вернее сказать кому передаст эти деньги. И смотри Аристарх как хорошо у него всё получилось бы, если б не трагическая гибель…
- Если он такую легенду запустил, то кого ж он тогда прикрывал-то? Кому эти 30-ть тысяч готовил? Неужель ещё где любовница, иль содержанка? - удивился Аристарх.
- Возможно, но вот о ней, даже намёков не было никаких ни от кого, и где та дама теперь может быть, я, мой друг, даже предположить пока не берусь! – весело сказал Хортов.
- Весёлое семейство! – покачав головой, оценил Аристарх.
- Не скучное – согласился Евпатий Гордеич, и добавил – а посему, сегодня за ужином, мы попросим их задержаться тут на несколько дней, дабы потом не дёргать их обратно, да и вообще пусть поприсутствуют! – решил Хортов. Разговор их был прерван появившимися из города унтером Демидовым и рядовым Посухиным, отчитавшимися о выполненном поручении. Пакеты они вручили, на словах тоже всё передали, а им велено было передать Хортову относительно его запроса, что ответ не заставить себя долго ждать. В приподнятом настроении, полицейские пошли ужинать. Оказалось что Вереницыны, чего-то такого от властей ожидали, когда за столом, следователь озвучил просьбу не разъезжаться. Некоторые, Сергей, Анатоль и Павел, вышли к ужину уже в домашних фраках и сюртуке, а Зинаида Семёновна немного опоздала вместе с младшей золовкой Татьяной.
- Мы остаёмся на несколько дней, того требуют обстоятельства дела – сообщил ей муж, когда она села рядом. Супруга сказала «хорошо», но слегка попыталась установить конкретику, на что Хортов, оптимистично ей заметил.
- Не волнуйтесь сударыня, в ближайшие три, от силы четыре дня, всё разрешиться, и вы будете вольны как ветер!
Зинаида не совсем радостно улыбнулась, да и по другим лицам скользнула тень вынужденного согласия. Ужин протекал в лёгкой напряжённости. Серафима Феоктистовна, переодетая в другое платье тёмно-зелёного цвета, сидя во главе стола, выглядела подавленной и одинокой. Но природная красота этой женщины, всё ещё крепко держала свои позиции, не позволяя своей хозяйке раскиснуть. Прочие тоже держались, за исключением Татьяны, которая ела совсем мало, и постоянно утирала слёзы. Глафира же напротив, выделялась среди прочих женщин волевым спокойствием, и холодной задумчивостью. Она перекинулась с Хортовым парой взглядов, после чего спросила.
- Вы так много ездили сегодня, и людей своих отправляли куда-то, что у меня возникло впечатление, что вы напали на след, верно?
- Тогда уж скорее на следы Глафира Петровна – определённо заметил следователь, - их несколько, но вот какой из них оставил преступник а какой случайный человек, покажет ближайшее будущее.
Далее, в продолжении всего ужина, на эту тему более не говорили, а лишь перебрасывались короткими, мало интересными репликами. После ужина, Вереницыны разделились: некоторые отправились на прогулку, а Татьяна и Зинаида, пошли куда-то на верх. Полицейские тоже вышли подышать воздухом, да полюбоваться поздним вечером, переходящим в красавицу ночь. Было хорошо видно как хозяйка в сопровождении старших сыновей, гуляет по лужайкам напротив окон фасада, а прочие женщины остались заниматься с детьми.
Утро началось нормально, хотя ночью сыщики иногда просыпались, и прислушивались не ходит ли кто по дому? Пару раз даже за двери выглядывали. К завтраку вышли все, даже Татьяна со следами бессонницы на юном лице.
- Позвольте полюбопытствовать, какие у вас планы на сегодня? – тихо спросила хозяйка дома – Куда-то поедете?
- Нет Серафима Феоктистовна, мы хотим привести свои мысли в порядок, и погулять у вас по лесопарку, очень он у вас красив, этакий родовой бор я бы сказал! – искренне заметил Хортов – У моих вот родителей просто сад, запущен немного, тоже не лишён тайн, хотя с вашим ему конечно не тягаться…
- Да, заросли у нас тут густые – подала голос Глафира, поглядев на Евпатия Гордеича, пока её Анатоль, нежно расправлялся с ватрушкой.
- Неплохая идея – согласился Сергей откладывая столовые приборы – прогуляться по парку будет неплохо, ты не составишь мне компанию? – повернул он голову к жене.
- Охотно – согласилась жена, а следом и остальные за исключением Виктора с супругой, что просто решили побыть с ней дома, и позаниматься с детьми. Пока Вереницыны прощались с той кучей родственников, что ночевали тут после похорон, Хортов с Гайтанцевым выскользнули из дома, и неторопливо направились в парк.
- Что, в самом деле будем любоваться вереницынскими насаждениями? – спросил Аристарх, когда они пересекли границу парка.
- Разумеется нет братец, мы с тобой до пруда прогуляемся, да попытаемся разыскать орудие преступления, которое нам Тутычиха указала – буднично ответил Хортов идя прогулочным шагом, опираясь на трость. Да, лесопарк у этого семейства и впрямь был отменный! В нём не было совсем ровных линий, устроитель его оставил многое в первозданном виде. Дубы перемежёвывались с орешником, сосны шумели своими мачтами рядом с клёнами и елями. Трясучие осины опасались чего-то, под взором берёз. На полянках и лужайках попадались бугорки, канавки и овражки, муравьиные кучи лесных красавцев, оказались огорожены маленьким тыном каждый. Стрекотали насекомые, пели в вышине птички, шустрые белки ловко прыгали по стволам, и даже соскакивали на землю. Попадались там да сям лавочки, пара беседок, крыши которых поблёскивали от росы, играя в жмурки с пробивавшимися к ним, лучами солнца. Да, нарочитая первозданность и приятная взору горожанина диковатость парка, определённо притягивали к себе, а по замечанию Хортова, он не удивился бы, коли обнаружил где-то тут, капище древнерусских богов. Впрочем капища они не увидели, а вот пруд открывшийся их взору, и впрямь оказался великолепен. Прямо на выходе из парка, они увидели небольшую пристань с пятью или шестью лодками, но туда не пошли, Хортов молча указал рукой на лево, и они осторожно ступая по мокрой траве, принялись высматривать вишню бешенную.
Впрочем долго им изнурять себя поисками не пришлось. Шагов через тридцать, полицейские её увидели, и оглянувшись по сторонам не видит ли кто их тут, подошли вплотную. Без малого двухсаженное, с довольно крепким, грязновато- пурпурным стеблем растение, казалось дремало на солнце. Элипсовидные, заострённые на концах листья белладонны, бывшие на глаз в длину 15-20 сантиметров, тихо, едва заметно подрагивали, роняя последние росинки слёз. Единичные большие цветы, напоминавшие собой бурые с фиолетовым колокольчики со множеством язычков, недвижно прятались в пазухах листьев. С минуту они стояли перед этим кустом что мог дать человеку жизнь, спасти его от тяжёлого недуга, а мог и забрать его у любого, даже молодого и сильного.
- Ну, вот она, вишня бешенная, белладонна-красавица, опасная и притягательная, голыми руками лучше не трогать такую! – задумчиво проговорил Евпатий Гордеич, концами трости раздвигая ветви, и внимательно осматривая куст – Есть! Вот смотри сюда Аристарх – Хортов зашёл с другой стороны, и указал концом трости на два свежих среза на стебле – засохнуть даже не успела, только затянуло пока. Думаю что веточки со смертельными колокольчиками срезаны не позднее чем за день до преступления, и срезаны скорее всего ножницами, ими удобнее и проще.
- Работали конечно в перчатках – предположил Гайтанцев, внимательно оглядывая место вокруг куста.
- Разумеется! Ведь у этой красавицы ядовито всё друг мой, и стебель, и ветки, и плоды, и цветы, и даже корни, да. А чего это ты там глядишь всё вокруг?
- Да так, оглядываюсь на всякий случай – бормотал помощник, продолжая шарить глазами по траве и камышу.
- Ты Аристарх напрасно рассчитываешь найти тут обручальное кольцо с гравировкой, либо именной перстень – улыбаясь заметил Хортов – и кружевного платка с монограммой ты тоже тут не найдёшь, увы. Сюда шли за отравой, шли как бы на прогулку, и ничего тут не теряли, могу даже побиться об заклад!
- Да, вы правы Евпатий Гордеич, ничего тут и нет – устало согласился Гайтанцев, прекратив поиски.
- Пошли обратно, пройдём парк насквозь, чтоб не давать повода для вопросов, почему мы так рано вернулись – сказал Хортов, и они быстро пошли обратной дорогой, но от пруда свернули в парк, и скоро пропали меж зарослей. Бродили они минут сорок, затем вышли к дому, почти одновременно с ними, из разных концов парка, показались гуляющие члены семьи Вереницыных, мать которых шла в сопровождении Глафиры с мужем, и Сергея с женой. Павел с женой и младшей сестрой, показались меж деревьев чуть левее.
- Надо же, мы словно олени лесные, стадом как на водопой выходим! – усмехнулся Гайтанцев.
- А ведь скоро всего этого единодушия не будет Аристарх – заметил следователь глядя на прогуливающихся – как откроем мы им все карты в роковой день, так и похватаются они за головы в ужасе и непонимании…
- Преступление шеф, тем более такого рода, как правило влечёт большие беды семье преступника – философски заметил помощник.
- Это смотря какой преступник, и какая семья Аристарх, - осторожно парировал Евпатий – Есть такие семейки, куда без предписания от обер-полицмейстера или шефа жандармов, и на порог не ступишь! А уж наказания кого-то из них за убийство прислуги, это вовсе фантасмогория! Можно разве подпортиь таким репутацию, пустить среди нужных людей нужный слух, но и только! – качнув тростью пояснил шеф – Преступников даже в своей среде, они не отдают полиции, так-то вот братец…
Полицейские всё тем же прогулочным шагом дошли до усадьбы, где встретив хозяев, в очередной раз похвалили их лесопарковые угодья.
- Не желаете ли попить с нами чаю господа? – ровным голосом предложила Серафима Феоктистовна – Мы решили попить его на улице, так у нас иной раз делают – пояснила она, и полицейские охотно согласились. Барыня подозвала одного из дворовых, и отдав соответственное распоряжения, повела своё семейство на ровную лужайку, что находилась недалеко от фонтанчика. Дворня уже тащила кто стол со скатертью, кто блюда со сдобой и вазочки с варением, а другие трудились над пузатым красавцем-самоваром, блестевшим на солнце своими медалями. Две девки принесли сервиз, мужики спешно притащили несколько плетёных кресел, словом всё готовилось к приятной чайной церемонии.
- Умеют у вас заваривать чай, весьма не дурён! – искренне похвалил Евпатий Гордеич хозяйский напиток, чем весьма всех порадовал. Дабы убить время, следователь подумывал о повторном визите к Гераське Давыдову, чтоб вызнать почему он скрыл, что тайно посещал любовницу в усадьбе, а главное был в ту ночь, когда подлили яд барину? Но исполнить сей замысел, ему помешало событие, которое едва не перевернуло с ног на голову всё это дело.
Прошло менее получаса после чаепития, и хозяева с гостями разошлись по своим комнатам чтобы просто передохнуть,как весь дом, был поднят по тревоге. У Пал Петровича, из кабинета покойного папеньки, взломав ящик бюро одним из французских кинжалов, что висели там на ковре, утащили-таки те треклятые 30 тысяч ассигнациями!
Как рассказал с красным от гнева лицом сам пострадавший, он пошёл просто проверить кабинет, и нашёл вдруг его дверь не запертой, (хотя вчера, перед похоронами он её запер!)бюро взломанным, и деньги похищенными! Всё семейство разом ахнуло (разговор происходил в гостиной) а матушка побелев лицом, прикрыла рот ладонью.
- Ну ребята, это просто уже названия не имеет! – низким голосом прогудел Сергей, уперев руки в бока.
- Прошу всех, сохранять тишину и спокойствие! – Хортов поднял правую руку на уровень лица, и начавшийся гул утих, а затем обратился к тяжко дышавшему Павлу – Ключи при вас?
- В том-то и дело! – новый хозяин имения предъявил собравшимся оба ключа – Я вчера, перед похоронами запер кабинет, ключ положил в карман фрака, и к церкви! Ума не приложу, чем могли открыть кабинет, и кто главное?!
- Да из холопьев кто-нить из твоих! – рыкнул было Виктор, но следователь его слегка осадил.
- Виктор Петрович, потрудитесь не высказываться, пока я, вас об этом не попрошу, дело весьма серьёзное! – и снова обратился к Павлу.
- Погодите, вы, на погребение и поминках были в чёрном фраке, но затем к ужину, переоделись в серый домашний сюртук, ведь так?
- Да, - чуть растерянно стал отвечать Павел, начавший подозревать что он что-то, где-то прохлопал – я подумал что теперь можно переодеться…
- Вы только фрак сменили, или жилетку тоже?
- Нет, жилетку оставил, а куда вы клоните-то?
- Вы фрак в платяной шкаф повесили?
- Нет, я был не в настроении, мысли всякие лезли, - стал вспоминать Павел – и фрак я просто на диван положил…
- А ключ-то от кабинета, вы из него взяли? – подвёл таки следователь, к сути дела. Павел воздел очи долу, и легонько хлопнул себя по лбу.
- Господи-боже… вот же я осёл-то,а?!
- Своевременное открытие братец – мрачно заметил Сергей, а Виктор едва слышно выругался, за что получил тычок в плечо от матери.
- Вы, комнату свою запирали когда уходили? – опять спросил Хортов, но за Павла ответила жена.
- Нет, мы не запирали, и никогда не запираем, иначе как прислуга пыль вытирать будет?
- Так, стоп, - Хортов на секунду замер – где вы этот ключ, сегодня нашли, разве не во фраке, Пал Петрович?
Но пострадавший опять не успел ничего ответить, за него это вновь сделала жена.
- Я вчера в вечеру, этот его фрак решила в шкаф убрать, сам-то он позабыл уж про него двадцать раз! Ну потянула я его с дивана-то, ключ оттуда и выпал. Я подняла, да на ночной столик и положила чтоб на виду был и не потерялся, вот…
- Ну, и, Пал Петрович? – настороженно обратился к нему Хортов.
- Что «ну и»? – устало переспросил пострадавший – Да, пошли когда спать, я этот ключ машинально верно под подушку и сунул, а на ум-то не пришло как он на столике-то оказался? Да и она вот ничего не сказала! – буркнул он на жену, чем слегка её возмутил.
- Это я, ещё и виновата выходит?! Ну премного вам благодарна любезный муж, спасибо большое!
- Минуту господа, одну минуту! – снова попросил тишины Евпатий Гордеич – Я начинаю параллельное следствие по поводу кражи денег в этом доме. Деньги я найду, они где-то тут, в доме…
- Вы… вы обыск хотите учинить? – бледнея прошептала старая барыня, поглядывая вокруг.
- Именно Серафима Феоктистовна, по горячим так сказать следам – он повернулся к Аристарху и распорядился – Аристарх Сергеич, прикажите нашим людям опросить сторожей дежуривших в эту ночь, на манер того, не выходил ли кто ночью из усадьбы со свёртком, корзиной, либо просто так. Неважно будет ли это кто из дворни, либо из господ, исполнять!
Гайтанцев метнулся вон, а следователь уже вошедший в свою колею, продолжил опрос.
- Пал Петрович, теперь соберитесь и вспомните вчерашний день ( тот согласно кивнул) В котором часу точно, вы пришли с похорон и сели за поминальный стол?
- Поминки должны были начаться в два, но как это часто у нас бывает, начались с опозданием – стал торопливо объяснять Павел, «тянуться как кишка!» бросил кто-то – Ну я где-то в четверть третьего сел, и не долее часа просидел и вышел…
- Хорошо, далее что делали, куда пошли?
- Ну куда пошёл… на оглашении завещания вместе с вами присутствовал, а затем мы с женой к себе пошли, отдохнуть от всего, отвлечься в общем. К нам зачем-то заглянул Виктор, но я уже не помню точно зачем…
- Я заглянул всего минуты на две, не видал ли ты мои серебряные часы, и ты братец, был кстати ещё внутри своего фрака! – наставляюще заметил Виктор.
- Часы нашлись? – спросил полицейский.
- Да, лежали в углу за кроватью, как туда попали, я не помню – мрачно ответил Виктор, стараясь чего-то сообразить.
- Хорошо – кивнул Хортов и вновь обратился к Павлу – значит пусть в четверть третьего вы вышли из за стола, и неспеша поднялись в комнату… хотя… вы по пути на верх, ни с кем из родственников не остановились поболтать?
- Ну с дядей Матвеем и его женой постоял минут десять, поговорили о случившемся, они на рыбалку меня звали, а потом я уже совсем к себе пошёл. Валенина чуть раньше поднялась, я следом.
- То есть где-то в половине четвёртого, вы вошли в комнату, так? – спросил сыщик.
- Ну где-то так получается…
- Ваши дальнейшие действия?
- Ну мы с женой сели на диван, поговорили о том о сём, а потом я почувствовал что утомлён, и решил прилечь…
- Куда прилечь?
- На диван разумеется, на постель-то в одежде не ложатся…
- Что, прямо так во фраке и лежали?
- Нет… господа… я его снял, точно, снял и на подлокотник дивана положил! – озарившись каким-то возбуждением, сообщил помещик.
И долго вы эдак лежали?
- Где-то с час в полудрёме был…
- А вы Валентина Георгиевна, что вы, делали в это время? – уточняюще вопросил сыщик.
- Я взяла книгу и прилегла с ней, но зачитавшись видимо уснула.
- Кто проснулся первый? – быстро спросил Хортов.
- Я – выдохнув ответил Павел – я проснулся, супруга дремит словно ребёнок, ладошки под голову положила, даже будить было жалко.
- А на часах сколько было времени, не глядели?
- Да как же, глянул, двадцать минут шестого было, ну я Валентину растормошил, она посмеялась, я тоже улыбнулся, и ещё где-то час, даже нет, больше, мы обсуждали дальнейшие планы по ведению хозяйства и воспитанию детей. Отец всегда поощрял такие разговоры, а потом мы спустились вниз.
- Простите Пал Петрович, спустились вниз уже в сером сюртуке, или как?
- Да, разумеется в нём, я одел его чтоб хоть немного отогнать траур от дома, показного горя отец терпеть не мог… Мы вышли через левый выход, и сразу садиком-садиком, да в парк. Там всегда так свежо по вечерам, вот мы и пошли.
- Значит спустились вы где-то без четверти шесть, ушли – задумчиво проговорил Евпатий Гордеич, а затем плавно повернулся к остальным – А теперь господа, давайте вспоминать где, кто, из вас, был, с без четверти шесть, до девяти вечера, то есть времени, когда мог быть украден ключ. Кто начнёт первым?
- Давайте уж я, коли бог наказал мне быть главой этого дома! – печально вздохнула Серафима Феоктистовна, выходя вперёд. Как оказалось, она пошла провожать многочисленных друзей и соседей, в который уж раз выслушав от них соболезнования и сочувствия, и затянулось это прощание на добрый час, затем, утомлённая она поднялась к себе в спальню и прилегла. Потом проснулась, а там Виктор с супругой дочек своих привели, и они всеми сидели и болтали до самого ужина. Анатоль, как всегда слегка заминаясь и боясь что-то забыть, рассказал что когда он после поминок нашёл Глафиру, то предложил ей посидеть в библиотеке, они с женой любят копаться, особенно в старинных фолиантах, ну и засиделись за книгами, спорами да разговорами, два с лишним часа.
- Стрелки показывали пять минут шестого – подтвердила Глафира, а затем они пошли в детскую, и пробыли там со своими крохами до начала ужина.
- Никто из вас не покидал детской ни на какое время? - переспросил Хортов.
- Я сбегал на кухню, и принёс жене свежего кваса – робко ответил Анатоль.
- И как долго вас не было?
- Да я менее чем за пять минут управился, господа! – как бы уговаривая всех, проговорил Анатоль – Я даже бегом бежал, через ступеньку!
- Я позже проверю это, – хмуро буркнул Хортов, и угрожающе добавил – и горе вам любезный, если выясниться что вы отсутствовали не пять минут, а пятнадцать!
Поправляя очки и лепеча «Это абсурд какой-то»… Анатоль отошёл к жене, и та взяла его под руку.
- Я-а… - мрачно прогудел Серогей засунув руку в карман, несмотря на неодобрительный взгляд матери – Я сам потратил час на любезности прощальные, выпроваживал соседей, сослуживцев и тому подобных личностей. Не успел я передохнуть, как меня взяли в оборот дядюшки и тётушки, с целой сворой мелких племянников, что изводили меня почище чем проповеди дорогой тёщи ( супруга критически улыбнулась) Я вынужден был пройти с ними в бальную залу, там кстати оставались ещё стулья, и более двух часов я выслушивал нотиции, упрёки, просьбы, советы и прочие. А мелкие чудовища бенгали меж колонн, и мне хотелось жахнуть по ним горохом. Наконец хвала господу я был отпущен, и уже не желая ни с кем видится, вышел чёрным ходом, и ушёл на прогулку в сад, а там и в парк, да до ужина и бродил. Затем переоделся и пришёл в столовую…
- Вы, Зинаида Семёновна где были с без четверти шесть, и до девяти?
- Ну дайте подумать… так сразу и не скажешь, такая суета была – неловко улыбаясь, заговорила она – Ну как вся родня и соседи от меня отстали, я пошла в дом, думая что Серёжа там, просто хотелось пообщаться… Но его там не оказалось, и я захотела пройти в библиотеку…
- Извините, а где находиться библиотека? – спросил Хортов.
- От кабинета отца прямо по коридору, и первый поворот на лево, третья дверь – усталым голосом сообщил Сергей, скрестив на груди руки.
- Итак, вы прошли в библиотеку?
- Нет, я хотела войти, но услышала голоса вот их – она указала ладошкой на Анатоля с Глафирой, - ну и чего-то передумала. У меня вообще было испорченное настроение, и я побродив с четверть часа по дому,потом ушла к себе, и пролежала за книжечкой пока на ужин не позвали.
- Значит вы пришли в свою комнату в начале пятого, так?
- Наверное, я вообще часов не оставляю, ой, простите, чего это я… не наблюдаю, и возможно и было как вы говорите…
- Прислугу в это время кто-то видел? Она не ходила по кабинетам, по коридорам, нет? – опять поинтересовался сыщик.
- Вся дворня была занята уборкой со столов, там много чего было выносить да выносить, прислуга по дому в тот раз не ходила – уверенно проговорила мать семейства.
- Так, а юная барышня Татьяна, где она была с шести до девяти вечера? – вспомнив про неё, спросил Евпатий.
- А я как вышла в пять вечера с двоюродными братиками и сестрицами, на лужайку за домом, так там и была с ними пока на ужин не позвали! – смущённо сказала девушка. Хортов ещё что-то хотел сказать, но вошедший Гайтанцев доложил что сторожа, никого выходящим из дому с вещами или без оных не видели. Это первое. Второе заключалось в том, что он с подчинёнными, учинил обыск в людской, но похищенных денег не обнаружили.
- Благодарю за службу, от лишних хлопот ты меня избавил! – Проговорил Евпатий Гордеич, и обратился к Вереницыным – Итак господа, дворня ваша ни при чём, и это радует… Огорчает другое, денежки-то папенькины, из вас кто-то смыганул, больше некому! – следователь развёл руками.
- Какой кошмар – прикрыв глаза, покачала головой старая барыня – какой это дом?! Разврат годами, измена, клятвопреступление, смерти трагические, убийство мужа, теперь ещё и кража, да какая-а?!.
- Да – густо пробасил Виктор причмокнув толстыми губами – тридцатку тысяч слямзить, это вам не двугривенный со стола стянуть, их же в чём-то нести надо, а? Ведь кто-нибудь, кого-то с ношей наверняка видал в доме-то!
- Обыск в нашем доме, это позор на всю фамилию, её и так теперь трепать на всех углах станут, а уж после обыска-то… - безнадёжно махнул рукой Сергей.
- Не станут Сергей Петрович – неожиданно возразил Евпатий – я поверну всё так, будто это вы, по семейному перерыли весь дом, и нашли деньги!
- Что вы предлагаете? – слегка оживился Сергей.
- Я сейчас прикажу позвать наших людей, и мы, разделившись обыщем всю центральную часть вашей усадьбы, вернее даже весь второй этаж и чердак. Ведь злоумышленник не мог спустится вниз неся в руках мешок, свёрток или корзину, он бы бросился в глаза прислуге – начал Хортов, а Гайтанцев извинившись, перебил его, и уточнил что уже задавал дворовым этот вопрос, и они показали что никого не видели кроме господина Анатоля с бокалом кваса.
- Ну и тем более! – согласился Хортов, и добавил что искать будут везде, вплоть до постелей, и даже под ними. Глафира прикрыв лицо ладонями, прошептала едва слышно «боже, какой ужас!»…
Так всё и проделали, причём по просьбе маменьки, старавшейся сохранить спокойствие, начали с её покоев. Два с лишним часа, захватив даже обеденное время, длились поиски денег, окончившиеся ничем. Много за это время было вытянуто на свет божий кружевных панталон, да батистовых подштанников, переслушано глухого мужского мата в адрес неизвестного вора, и горьких женских всхлипов стыдливости. Последним, был осмотрен чердак, куда полезли исключительно мужчины, за исключением Анатоля, которому Сергей, едва тот поправив очки, мужественно хотел было сунуться в царство пыли и мрака, мрачно заметил.
- Ты с нами давай-ка не ходи Анатоль, натура ты тонкая, деликатная, потеряешься ещё там, так Глафира мне голову открутит, тебя там потом ещё искать! – и Анатоль, остался в качестве моральной поддержки дамам.
Поиск однако ничего не дал, и Хортов отпустил всех на обед, а сам с помощником решил подзадержаться. Они дошли до кабинета, и нашли его запертым.
- Хм, Аристарх, от суеты я забыл побывать на месте преступления – усмехнувшись заметил сыщик – но давай с тобой постоим да подумаем куда вор, мог отсюда деньги-то унести? Ведь как-то он это сделал, а?
- Сообщнику передал? – неуверенно предположил Гайтанцев.
- Кому? – криво усмехнулся шеф – И куда сообщник всё дел тогда? Нет Аристарх, тут другое брат, другое…
Сыщик потоптался на месте, и вдруг упёрся взором в единственное окно, что зияло меж дверями комнат и кабинетов. Окно!
- За мной! – Хортов махнул рукой, и они подошли. Осторожно отщёлкнули запоры на раме, открыли створки, и поглядели вниз. Там, у подножья глухой стены, грелись на солнце заросли огромных, чуть не в рост человека лопухов, занимавших в ширину всю стену, а вперёд разрослись сажени на две с половиной. Сыщики подняли головы, и поглядели друг на друга.
- Так Аристарх, лети быстро вниз, и молодцов наших прихвати. Поставь их там поодаль чтобы зевак отгоняли, а сам осторожно, словно к чужой жене под пеньюар, проникай в эти лопухи не ломая их, и гляди чего там найдёшь. Найдёшь, покажешь мне, и сразу клади на место, понял?
- Так точно! – радостным шёпотом ответил Аристарх,- думаете они там?
- А больше негде приятель, дуй живо, и лучше выйди через кухню! – погрозив тростью, предложил Хортов, и Аристарх быстро исчез. Прошло минут десять, прежде чем Гайтанцев оказался под окном, и знаками дал понять что и городовой, и унтер уже на местах.
- Лезь! – приглушённо бросил следователь, и помощник весьма осторожно стал протискиваться сквозь лопуховую чащу. Через минуту он издал горлом радостный гул, пошуршал там чего-то, и поднял над головой зелёный узелок из скатерти с бахрамой, и показал одну пачку ассигнаций.
- Прячь! – громким шёпотом приказал Хортов, закладка тут же очутилась на месте – Стойте там, я спускаюсь!
Евпатий так же прошёл кухней подмигнув игриво Устинье, отчего та, неопределённо вздрогнула, и выйдя на двор, обогнул стену и очутился рядом с Аристархом.
- Отойдём в сторону, и наших зови! – приказал Хортов. Аристарх жестом подозвал обоих подчинённых, и шеф, отведя их всех шагов за десять в лесок, проговорил.
- Значит так ребята, языки за зубы и молчок, вы двое – он указал на городового и унтера – прячьтесь вон в тех кустах, и наблюдаете за этими лопухами. Кто бы не пришёл, вы только наблюдать и смотреть! Выйдет с деньгами, один на месте, а другой быстрее ветра в дом, мы тут рядом будем. Харчи с обеда чуть погодя принесём, незаметно. Если днём ничего, то ночью и мы с вами тут подежурим, денежки только этой ночью брать будут, ну и мы будем, что называется с поличным.
- Ну, по местам! – скомандовал им Аристарх.
Полицейские явились в столовую, когда была уже середина обеда, но это никого не волновало, родственники бурно выясняли отношения. Одни, обвинили других в расхлябанности, неумении тратить деньги, «карты, бабы, винище» и «тряпки, помады, склянки, скучища!» Единственная кто не участвовала в склоке, была вдова, пытавшаяся даже примирить враждующих. Даже Анатоль протерев очки, показал пример добродетели, и предложил всем успокоиться, но его не церемонясь попросили помолчать, после чего, обескураженного миротворца, чмокнув в щёку, приголубила жена.
- Прошу тишины господа, лаяться в день траура это не совсем хорошо, а посему слушайте меня! – воскликнул Хортов, проворно работая прибором – Вор тут, в этом доме. А значит и деньги тоже тут. Он, умный и хитрый, спрятал деньги так, что найти их тяжело, но мы найдём. Не сегодня, так завтра. И никто отсюда не уедет без досмотра багажа, и жалуйтесь потом на меня кому угодно! – как-то по особенному заметил сыщик.
- Да бог с вами, Евпатий Гордеич! – покачала головой вдова.
- Да… вы не думайте, вздор всё это! – примирительно буркнул Сергей.
- Ну какие тут жалобы? – низковатым голосом поддержал Виктор – Сами все в… повидле! Жаловаться… вы долг свой исполняйте, и всё, что будет!
- Да, совершенно верно, тут уж не до соблюдения… когда речь идёт о спасении семьи, и раскрытии вора в её недрах! И делайте Евпатий Гордеич всё, что посчитаете нужным! – мрачно бросил Павел. Жёны и сёстры сосредоточенно промолчали, у них на это был свой, принципиальный взгляд, но они не решились его огласить. После обеда, Хортов и Гайтанцев поднялись к себе, и принялись обсуждать ночную операцию, и кто из домашних придёт за деньгами?
- Гляди Аристарх – приглушённо начал Хортов – Павел поднял тревогу, но он же может быть и вором. А что, резон прямой, деньги и так в доме, грех не унесть. А что, мы-то не знаем, может в доме какие тайники есть? За стенами, за каминами, в полах. Мы их быстро не найдём, но и зимовать нам тут никто не позволит. Вот, ему 30 тысяч эти, да оставшиеся семьдесят на пять частей делить придётся, сколько это будет? – Хортов и Аристарх напрягли мозги.
- По четырнадцать тысяч выходит на каждого – сосчитал Хортов – да матушка я уверен, попробует из своих денег, 30 тысяч дать на всех, чтобы разницу покрыть. А женщине её возраста и на 70 тысяч прожить можно вполне не бедно.
- Так, ну с Павлом понятно, но у прочих-то всех алиби!
- Те дяди, тёти, и племянники что мучили его в бальной зале, уже уехали, их не спросишь, и их мы с тобой не видели, – продолжил нагнетать неотвратимое Евпатий – мотив тот же, не будем повторяться. Анатоль это так, в худшем случае, слепое , влюблённое орудие в руках красавицы-жены, но он не устойчив, романтичен, да и дворня его с квасом видела.
- Маменька с Виктором и его дочками? – бросил Аристарх новые жертвы в топку версий .
- Та же картина дружище, Виктор мог денежки подтибрить, да в тайнике опять же схоронить, а маман прикрыла, мол тебе Витюша, ты умный самый, а прочие и так хороши.
- И кто же остаётся? – разочаровано вопросил Аристарх.
- А нежное создание Таня 16-ти лет, что действительно играла с братиками и сестрицами на лужайке, их там многие видели.
- Исходя из этого шеф, подозреваются все? – опять спросил Гайтанцев
- Абсолютно верно Аристарх, могли все, но сделал один! – едва докончив эту фразу, Хортов замер, чуть подняв трость в верх «Тихо-о». Он неслышно встал, и подойдя к двери, резко распахнул её. Испуганно ойкнув, в комнату едва не ввалилась горничная Анисья, с подносом на котором стоял графин с синеватой жидкостью, и двумя рюмочками.
- Ну? – состроив строгое лицо, прогудел Хортов – И чего ты тут слушаешь стоишь? Для кого шпионишь, говори!
- Н-не шпионю я-а! – захлюпала слезами Анисья – мне господа велели вас наливочкой попотчивать… и-и-и…
- От-ставить вой! – твёрдо скомандовал Хортов – Чего за наливочка?
- Терновая, на меду…
- С белладонной? -строго спросил сыщик.
- Нет, не доливали – глупо хлопая глазами, ответила девка, понятия не имея, чего она сейчас сказала тут?
- Вкусная говоришь? А ну-ка – следователь налил одну рюмочку, и поднёс её к пухленьким губкам служанки – за здоровье барыни, давай, а-ам! – рот Анисьи от удивления раскрылся сам, и жгучий напиток проскользнул туда весь. Бедная Анисья, разинув рот, принялась хватать им воздух, вытаращив глаза, причём поднос из затрясшихся пальцев, умело принял Хортов.
- Водички-и-и!! Горить всё-о-о!! – махая руками себе на лицо, запросила несчастная. Ей тут же налили, она выпила и стало легче.
- Крепкое должно быть это ваше пойло – предположил Аристарх.
- Да уж, не квас… я такую ужас, сроду не пила, и как только вы мужчины, это лакаете? – со страхом переспросила горничная. Её наградили двугривенным на леденцы, да и спровадили, а сами стали думать что это было?
- Шпионство?- спросил Гайтанцев.
- Обычное выражение гостеприимства? - тоже спросил шеф.
- Скорее всего и то и другое! – ответили оба разом.
- Ну мы ничего секретного тут не обсуждали, даже если она и расскажет что под подозрением все, то умные поймут и стерпят, а дуракам один чёрт не объяснишь! – подвёл итоги Хортов, а потом задумчиво проговорил – только б чиновники в городе, наши с тобой бумаги нужные в долгий ящик не сунули. С поличными-то мы вора возьмём, не задача… А вот что-то в этой семейке должно быть, хоть у мужей, хоть у жён, а то и у маменьки…
- Нет, ну как покойник-то ловок, а? Все думали что он деньги для Вьюницыной приготовил, и уж в ту сторону и проклятия, и сочувствия набросали, ждали только водевиля, а тут раз тебе, главного хранителя замка убивают, сокровища пропадают, а полицейские гадают куда…
- До темноты полно времени… о! -нашёлся Хортов – пошли-ка брат на улицу, есть идейка!
Оба торопливо вышли, заперли дверь, спустились на улицу, и подозвав какого-то мужика, приказал ему сей же час лететь в деревню, и сказать Гераське Давыдову, что он непременно нужен тут, у пролётки перёд развалился, и надобно починить, пусть летит спешно! Мужику был дан двугривенный, и он поспешил выполнять поручение. Гераськина телега гремя ободами и инструментом, подъехала к усадьбе через полчаса. В ворота вползла медленно, а затем уже резвее покатила дальше. Возница увидав полицейских, сразу повернул к ним.
- Доброго здоровица ваши благородия! – непринуждённо приподнял он шапку на голове – Какая нужда во мне?
- Да нужда-то парень такая, – подходя ближе к телеге, и прислоняясь к ней, проговорил Евпатий – что ты нам врал дружок, хотя я упреждал тебя от этого…
- Не врал… в чём я врал-то? – напряжённо спросил парень, поняв по хмурым лицам полицейских, что у них что-то есть.
- Да в том, что любовниц в усадьбе у тя нету, а в ночь когда яд барину в пойло подлили, двое сторожей, с той правда стороны, видели как Устинья, выпускала тебя сокола ясного на волю, и ты так садочком-садочком и ушёл… ну, так как ты нам пояснишь это?
Гераська с минуту молча смотрел лбом в землю, уперев руки в бока. А затем выпрямившись ответил.
- Ладно, тут я виноватый, скрыл, бабу срамить не хотел, да и невеста ежели прознает, хай устроит, вот и таились… А барина я не травил, хотел бы ежели, то уж подстерёг бы его где-нибудь с ножиком на дороге, да и шабаш… А яды, это бабское какое-то убивство, наш брат мужик на такое не решится…
- А почему?
- С ядом уметь надо работать, а нож, топор, али кистень, это сподручнее – пояснил Гераська, и снова сплюнул.
- А если б он живой был, смог бы убить? – глядя ему прямо в глаза, спросил Хортов. Гераська взгляд выдержал, помрачнел, и прохрипел.
- Что было ваше благородие, то быльём поросло… А чего там могло быть, то ночка тёмная ведает, да овраг глубокий… есть ко мне ещё чего?
- Не обманывай нас, в другой раз – негромко предупредил Хортов, и Гераська согласно кивнув, молча уехал.
- Знаешь Аристарх, чем больше мы копаем эту историю, тем более я убеждаюсь что убиенный был обречён…
- От чего так?
- Гарем из баб и девок, у которых есть братья, дядья, женихи… Рано или поздно, они с барином свели бы счёты, такое у нас не прощается. Ну и отравление это поспешное, он и его своим поведением спровоцировал, хитрил-хитрил тут у всех, да сам себя и перехитрил. Да ещё Гераська этот, у него в глазах боль и гнев, гнев и боль на всех хозяев. И если это не погасить и в иное русло не пустить, то они сожрут его душу изнутри, возьмёт он тогда, и сотворит уголовщину страшную, а нам его с тобой ловить, и либо под кнут да в Сибирь, либо в колодки да в острог. И пропадёт молодой мастер на веки-вечные… Но чутьё мне подсказывает, что он всё же за ум возьмётся, врага-то уже нету на свете, а Глафиру, барыню свою, вон как любит…
- Да, вы, шеф, пожалуй правы – согласился Аристарх, - кузнец не виноват, и Глафиру-барыню, если что и было тёмного меж ними, он ни за что не выдаст. И в Сибирь, и на плаху пойдёт, а её в трату не даст.
- Достойный мужик – искренне согласился Евпатий – ему бы работать по душе, он бы большим человеком стал!
- А теперь-то что нам делать, Евпатий Гордеич?
- Теперь друг мой, предадимся безделию ничего неделания. Заляжем вон в гамаки с книгами, на лодках покатаемся. А что, выпросим у помещице по самой красивой девке, да и шабаш, поплывём-покуражимся, время до ужина убивать!
Х Х Х
Прочие тоже повыскакивали из дома, причём Павел вместе с Виктором сидя в беседке недалеко, и заливали неприятности коньяком, под домашнюю колбаску. Сергей же с Зинаидой снова гуляли, причём в лесопарк женщина идти гулять не хотела, предпочитая гулять тут, подле усадьбы. Глафира с Анатолем забрались в библиотеку, а маменька с Таней просто сидели в плетёных креслах под тенью райской яблони, и о чём-то болтали. Дворня и её дети, бегали тут же, одни поручения исполняли, другие просто по детски шалили. Носились с заливистым лаем легкомысленные азартные щенята, крадучись шныряли по траве вальяжные коты, порхали бабочки, жужжали закованные в блестящие панцири жуки и жужелицы. Словом с этой стороны в усадьбе, шла нормальная, размеренная жизнь.
Полицейские не поехали кататься на лодке, вместо этого они незаметно наблюдали за гуляющими, пытаясь сообразить что каждый из них замышляет. Не сообразили.
- С поличным брат Аристарх, только с поличным! – устало выдохнул Хортов, захлопнул книгу, и сел на гамаке. Аристарх тоже вылез из своего, и с готовностью сел.
- Если курьеры до темноты не появятся, будем держаться простого хода: повяжем вора и станем его трепать-пытать, чтоб он сообщников назвал.
Размышления были прерваны долгожданным появлением двоих курьеров, полицейского фельдфебеля и жандармского вахмистра, что без излишних церемоний вручили Хортову два пакета, и тот час же отбыли. В полицейском не было ничего, но в жандармском Евпатий нашёл нечто.
- Вот она! Вот Аристарх и ответ кому и на что 30 тысяч нужны были, а? Ну и папаша, ну и гусь, а? Векселей на 30 тысяч тут, а?
- Ну шеф, я поражён конечно, но неужели он в своём разврате, уже до такого дошёл, а?
- Эти сластолюбцы и не до такого доходят, тут ещё не самое гадкое дело, но зато мы теперь знаем кто деньги взял, и этот удар полагаю, будет для семьи не последний!..
Так они разговаривали до ужина, но в дом вошли не через парадный вход, а через кухню, побыли там минут десять, и вышли с парой узелков еды, и бутылочкой кваса. Со всем этим снаряжением, они незаметно прошли в лесок, где передали провизию своим подчинённым.
- Не вышло в обед братцы, так что не прогневайтесь! – сказали они, но ни унтер ни городовой не выказали недовольства.
- Это ничего ваше благородие, как смогли так и хорошо!
- Вы тут пока до сумерек можете покимарить, по одному, а другой в дозоре! – распорядился Хортов, и предупредил что они с Аристархом Сергеевичем присоединяться к ним по темноте, после чего отбыли на ужин.
За ужином, обстановка была уже более терпимая чем за обедом. Сергей с Виктором собирались на рыбную ловлю, и за ними тут же увязалась Татьяна. Удивил всех именно Виктор, мужиковатый сундук, просияв добротой своих бакенбард, довольно заметил.
- Да конечно пойдём! На лодке тебя егозу покатаю, удилище дам, наловишь вон ершей своим тёткам, язви их в душу, пойдём!
Сергей тоже не возражал, а маменьке было не до споров, она терзалась в раздумьях кто взял деньги, и главное куда дел?
- Как он их вывезти-то собирается, экипажи ведь досматривать будут, все до единого! – хмуро проговорила Глафира.
- Я думаю дорогая, что для этой цели, таинственный злоумышленник изобретёт нечто нетривиальное – осторожно предположил Анатоль, вопросительно глядя на жену. Глафира на полминуты задумалась, а затем целиком одобрила версию супруга.
- Мы с Аристархом Сергеевичем тоже думаем что вор, пойдёт нестандартным путём – поддержал разговор Хортов – господские экипажи будут проверять? Не беда, можно нанять тут мужичка на телеге, кинуть ему тюфячок с тряпьём в тихом месте, да и двинуться с ним одновременно, а там в поле и перегрузить их, верно ли?
- Верно, это тоже вариант, посему наказать мужикам под страхом батогов, никаких поклаж от обитателей усадьбы не принимать! – жёстко заметила мать. Многие поспешно выпили после этих слов.
- Деньги из поместья не уйдут господа – сказал следователь решительным голосом, - завтра к обеду или чуть позже того, сюда прибудет специально обученная собака, деньги искать. Она обнюхает развороченное бюро, книги что были в руках у преступника, и по этим уликам враз сыщет злодея. А перепрятать деньги ему будет уже некогда, да к тому же полагаю что решимость его оставила, его ведь могут заподозрить и в убийстве Петра Григорича. Так что друзья мои, завтра деньги будут в ваших руках, а преступник в наших, пока только увы, только этот!..
Далее ужин прошёл в обычной обстановке, лишь Глафира заметно занервничала, Зина старалась её как-то утешить, а супруга Виктора Софья, невозмутимо продолжала кушать, хотя муж её пребывая в состоянии некой задумчивости, под конец извинился, и поднялся к себе.
Хортов с помощником уже наелись, промокнули рты салфетками и невозмутимо принялись пить чай, что уже разносили. Пили неторопливо, смакуя. Следом ушли к себе Девяткины, затем Софья Вереницына, потом маменька с Таней, и последними из семьи, покинули стол Пашка с женой Валентиной, и Зинаида, причём последняя, почти не притронулась к чаю. И вот когда все вышли, а слуги принялись убирать посуду, Хортов шепнул товарищу.
- Вор был за этим столом, вишь как все занервничали как сказал я про собаку-ищейку. В основном им конечно интересно как всё будет. Ну а вор станет думать как вытянуть закладку из тайника, и довести её на место.А мы с тобой где-то через часик, возьмём да заторопимся скажем в село, понадобилось нам там допросить кого-то срочно, да и сгинем там на долго, скажем что возможно вернёмся к утру.
- А по какому делу допросить-то? – не допонял помощник.
- Эх Аристарх! Ну по старому, по убийству Пелагеи и конюха. Скажем что сведения новые о том появились. Ты кстати когда мы дом обыскивали, не обратил внимания на подсвечники? – чуть сдвинув брови, спросил Хортов.
- А как же, обратил, с круглой основой только один и есть в доме в кабинете покойника, все прочие либо квадратные, либо треугольные, с лапами и без…
- Молодец, я это тоже приметил, именно таким подсвечником, и были убиты Пелагея Давыдова и Степан Рыжов. Теперь кто преступник, нам с тобой почти ясно, остаётся узнать подробности того, зачем Валентина, в последнюю ночь бродила по дому, и вот тогда можно будет посылать в город за доктором Скопиным, арестантской каретой, и тремя унтерами.
- Думаете уже скоро?
- Два дня не считая этого, и будем паковать нашу птичку! – хмуро ответил сыщик, и пророчески заметил – Скандал будет!
- А пока мы что делать станем?
- А пока выйдем на улицу, и дождавшись заката, вернёмся и сообщим о своём вояже в село.
Вереницыны очень удивились что полицейские, по мимо явного дела, ищут ещё какие-то дела давно минувших дней, да и что там кто в селе, может про то знать?
- Ну мало ли? Игнорировать нельзя ничего-с! – философски заметил Хортов уже на выходе, и вскоре они с Аристархом пропали в дверях.
- Придёт завтра собачнища с телка размером, и ка-а-а-к га-а-ам на всю усадьбу, вор-то себя и выдаст мокрой лужей!.. – мрачно оскалился Виктор, гладя свои бакенбарды.
- Виктор, я бы попросила тебя не пошлить хотя бы в такой день! – строго попеняла ему мать, и сын устало извинившись, замолк.
Сумерки ползли медленно, словно их кто-то тянул за собой на канатах. Затихли постепенно все сельские звуки кроме едва доносившихся песен парней и девушек, да и всё. Хортов с Аристархом давно уже неслышно присоединились к унтеру с городовым, но лежали все длинной цепочкой, охватывающей место засады. Наступил совершенный мрак, хоть глаз коли, только оклики сторожей да стуки ихних колотушек доносились в нощи, и всё.
- Как бы эти погремушечники, нам всё дело при захвате не испортили! – опасливо заметил старший унтер.
- Не боись Демидов, они упреждены чтобы в это место не соваться – пояснил Хортов. Церковный колокол пробил 11-ть раз.
- Рановато, думаю после полуночи пожалуют, а то и позже! – подал голос Аристарх.
- Да, вы правы Аристарх Сергеич, вор должен пожаловать в эту пору…
Взошла полная луна, как бы повиснув над тем местом, где лежали в засаде полицейские. Ухали совы, бесплотными духами низко над землёй зигзагами носились летучие мыши, пели в траве ночные насекомые. Колокол пробил полночь. Сыщики покусывали травинки, внимательно вглядываясь в лопухи. При лунном свете деловито промелькнули две кошки, с вальяжной важностью прошёл невозмутимый ёж. Время тихо бурлило и парилось в своём котле. Гулко пробил час ночи. Полицейские остались невозмутимы, богатый оперативный опыт одного, и военный другого, позволял им сидеть в таких засадах весьма долго. И вот спустя минут 15 -ть, донеслись робкие, едва слышные шажки. Из за угла, со стороны двора, крадучись показалась женская фигура, закутанная в тёплый плащ с капюшоном, из-под которого выглядывало белое бельё. Даже отсюда было слышно как тяжело дышит фигура, и казалось даже стук сердца доносился явно. Неизвестная, копалась в лопухах минуты полторы. Затем ломая им стебли она вышла на свет, прижимая к животу драгоценный узелок скатёрки с бахрамой. С полминуты она простояла прислушиваясь, поблёскивая уже знакомыми глазами, а затем, хотела уж было повернувшись быстро уйти обратно за угол, как вдруг…
Кусты резко и страшно затрещали, и в ту же минуту, из них с бранью и чертыханием, выскочили как выскакивают нечистые силы из ваших снов, четверо полицейских.
- Ну всё весёлая сноха, романтика закончена, а начнётся скорее всего малоприятная для вас пора следствия! – гулко проговорил Хортов, отсвечивая матовым лицом с нехорошим выражением на нём. Он решительно подошёл к трясущейся осиновым листом женщине, и одним движением сдёрнул капюшон.
- Зинаида Семёновна, ну кто бы мог подумать такого, а? – разочарованно протянул он, на что женщина разжав пальцы уронила узел, но Хортов резким окриком велел поднять и держать! Зинаида как под гипнозом повиновалась.
- Свистите! – быстро приказал Евпатий городовому да унтеру, и ночную тишину тут же разрезали пронзительные полицейские трели, под которые несчастную Зинаиду Вереницыну глотающую слёзы, и повели в усадьбу. Полицейские свистки взбодрили сторожей, те своими колотушками переполошили дворню, бурный подъём дворни заставил повскакивать с постелей и господ. Во всех жилых и проходных помещениях зажгли свет, лакекй с изумлением впустил в дом госпожу Зинаиду в плаще с капюшоном, поверх ночной рубахи, и со странным узлом в руках, да ещё в сопровождении кучи полицейских. Едва всем гуртом прошли в гостиную, где кроме Тани присутствовали все обитатели благородного происхождения (прочие толпились в дверях поодаль) как следователь во всеуслышание объявил.
- Ну вот господа, как и обещал вам, вор взят с поличным, ваши деньги тут! – он взял из ослабевших пальцев Зинаиды узел, и протянул Павлу, стоявшему в полураспахнутом халате с вытаращенными глазами.
- Ах ты ж тварь ты неблагодарная… - простонала словно от зубной боли Серафима Феоктистовна, стоя с зажжённым в левой руке канделябром – Сука ты подлая-а… Не успело ещё тело Петра Григорича остыть, а уж ты, иудино семя, в его закрома руку запустила, а? Господи… Да где ж кара-то твоя есть, а?! – женщина покачнулась и ей помогли сесть на стул.
- Не, ну я на кого угодно мог подумать, только не на тебя Зинаида! – ошалело прогудел Виктор – Это что вообще ест-то тут, а?!
- Буква «херъ» во всей красе господа! – неожиданно выдал мрачный как туча Сергей, убийственно глядя на жену, затем неожиданно, отвесил ей хлёсткую пощёчину. Ахнув, она тоненько зарыдала подрагивая плечами.
- Деньги все на месте, целы! – выдохнув сообщил Павел.
- Расписку написать надобно – сказал ему Аристарх. Из середины вышла Глафира, и не меняя презрительного выражения на лице, жёстко спросила. Это за нашу хлеб-соль, ты нам так отплатила дрянь?! Да?!
- Минуту господа! – Хортов полез во внутренний карман и достал некие бумаги. В этот момент, мать открыла глаза, направила их на Сергея, и жёстко потребовала.
- Чтобы утром, и волоска этой воровки в нашем доме не было до конца жизни, слышишь Сергей? Ты и внуки приезжайте, а эту… эту я видеть тут больше не смогу, вот моё материнское слово!
- Хорошо матушка, мы уедем утром! – убитым голосом ответил сын, бросив на глотающую слёзы жену такой взгляд, который бросает полевой офицер на уличённого в измене товарища, участь которого предрешена. И тут, Зинаиду словно кто толкнул.
- Нет! – громко воскликнула она – нет! Я не украла! Я взяла! Это мои деньги, кровные, мне обещанные! Мне-е-е!!!
- Что?! – презрительно рыкнул Виктор – Это кто же тебе такую кучу обещал-то, а?
- Минуту господа, минуту! – следователь показал Зинаиде извлечённые бумаги – Вам, сударыня, знакомы эти адреса и люди?
Зинаида громко ахнула, побледнела ещё больше, затем устало уронила голову себе на руки.
- Теперь всё равно уже, говорите… погибла так погибла…
- Ваша Сергей Петрович супруга – начал Евпатий – по женской слабости, искушению, или силе привычки, наделала в различных магазинах долгов, и настрочила векселей на общую сумму как раз в 30 тысяч рублей на ассигнации! Срок платежа через три дня, считая этот! Мужу про эти чудовищные долги она ничего не сказала, держала всё в тайне…
- Да я убил бы за это на месте! – пророкотал Сергей.
- Но, господа, таись не таись, но денежки возвращать-то надо, кредиторы поганцы такие, не любят свои деньги в уборную спущать, прошу прошенья, - продолжил Аристарх – а денежки госпоже Зинаиде платить нужно. Но где взять? Муж, это даже не заикайся, свекровь? Вряд ли…
- Да никогда бы! – грозно заметила Серафима Феоктистовна.
- У других снох-зятьёв тоже не спросишь, люди все оборотистые, да и потом, чем бы вы отдавать-то стали, а, Зинаида Семённа?
Но уличённая злоумышленница продолжала рыдать и говорить что «всё не так, всё не так»…
- И тут господа, на авансцену выходит наш покойный Пётр Григорич, так ведь? – Хортов напрямую обратился к утирающей слёзы женщине, и та часто-часто закивала, шепча едва слышно «да-да». Прочие остолбенели настолько, что казались живыми памятникам. А старая барыня побелев как полотно и вытаращив глаза, едва вымолвила посиневшими губами: «неужели ей?!»
- Итак Зинаида Семёновна, теперь давайте говорить с вами о том как было дело. Вы, попросили его о помощи лично?
- Ик… д-да-а… ик… я-а… я написала ему умоляющее письмо, где изложила все свои беды, и ту ситуацию в которую я так глупо попала… о-о-х-х…
- Свёкр сразу ответил?
- Нет, долго ничего не было, и в отчаянии, я написала другое, более проникновенное, умоляла его спасти честь сына и внуков, и обещая отдать эти деньги на любых условиях, кои он сочтёт нужным предложить…
- Так вот до чего в моей семье уже дошло… вот до чего ты, уланский поручик Веренницын, Сергей Петрович дожил-то, а?! – странным голосом воскликнул он, и таким дико-ледяным взором глянул на жену, что той стало смертельно жутко – Вон чем ты собиралась папеньке-то, от блуда околевшему, эти проклятые деньги отдавать?.. Вот что за моей спиной вызрело-то?! Жена любимая, и папенька родной… ах ты ж – Сергей, зарычав двинулся было на полумёртвую со страха супругу, но в ситуацию стремительно влетел Хортов. Он грохнул об пол здоровенный хрустальный фужер, разорвавшийся словно бомба, и громко выкрикнул в адрес Вереницына.
- Сергей Петрович, осади-ка назад покуда беды непоправимой не наделал! Вот так и стой на месте, дайте ему выпить чего-нибудь! – Виктор, рыча что-то в свои бакенбарды, поднёс брату фужер вина, которое он вытянул как воду. Евпатий снова обратился к уличённой.
- Ну-с, дорогуша, проревелись? Теперь повествуйте дальше!
- С-Серёжа-а… С-Серёженька-а-а… любимый… п-поверь… ничего пошлого н-не было… хороший мой… верь мне-е…
- Пошла от меня прочь…- мрачно донеслось в ответ, но Хортов опять не дал увести разговор в сторону.
- Сударыня, все сопли и покаяния грешников потом, что вам ответил свёкр?
- Он… он написал мне, что согласен помочь во имя сына и детей, но требует встречи для более подробного изучения дела (кругом язвительно зашипели)
- Где вы встретились?
- Здесь, в Старобоярске, в рестарации за дальним столиком в углу, там кадка с пальмой и не видно…
- Что вы обсуждали?
- Способ передачи мне денег… он хотя и отругал меня, но помогать не отказывался. Он только заставил дать ему клятвенное заверение, что я до конца жизни не буду больше делать долгов и подписывать векселя…
- Вы расписку ему там же дали?
- Разумеется, у свёкра всё было с собой, и вот…
- Значит господа, эта расписка теперь в кабинете покойного в его бумагах, как и ваши письма сударыня! Я во всяком случае на это надеюсь…
- Я немедленно иду туда! – вскинулся Павел, Сергей так же изъявил желание проверить.
- Старший унтер Демидов, проводите господ до кабинета!
- Слушаюсь! – полицейский пошёл вслед за братьями.
- Ну а его письмо к вам, цело надеюсь? – в упор спросил он, дрожащую как в лихорадке арестантку.
- Д-да… конечно… я его сохранила, и привезла сюда, надеясь с его помощью получить спасение у маменьки…
- Получишь ты у меня… подожди! – зло пригрозила свекровь.
- И где оно?
- В моей комнате, в таком синем, с красной крышечкой сундучке, на дне, под бельём… - стыдливо ответила она.
- Я знаю этот сундучок, я принесу! – встала Глафира.
- Городовой, проводи даму туда и обратно – невозмутимо приказал следователь, и оба они ушли.
- Смотрите голубушка, - жёстко предупредил Хортов – если бумаги не будут найдены, либо в них окажется какая-то едва затрагивающая тему мутотень, то я сейчас же везу вас в губернскую тюрьму по обвинению в краже 30 тысяч рублей. Такой вот кислый водевиль выходит у нас с вами сударыня…
- Кхм… не, я вот не пойму, ну что можно такого бабе накупить, чтоб та, аж на 30 тыщ векселей наделала? Да это ж цена среднеплохого поместья, а? – буркнул Виктор, злобно глядя на рыдающую родственницу.
- Я не воровала-а-а… он сам согласился-а-а!
-Так, а история с Вьюнициной, что якобы для неё он это приготовил, это что, его работа? - спросил Хортов.
- Да… конечно… он сказал что сохранить моё инкогнито на первых порах, можно было только пустив ту легенду, ну чтобы все верили что он безумно влюблён, и даёт деньги ей, на поправку имения… Ну а там бы он делал вид что ничего подобного, он ничего и не думал, а деньги истратил по своему разумению, он из своих брал…
Всё время пока она говорила, Серафима Феоктистовна бледнела, покрываясь пятнами, схватилась за сердце и Софья Михайловна, жена Виктора, ринулась на кухню, пугнула там всю дворню, вытребовав успокоительные капли и бокал воды. Всё это тут же подоспело, и пришлось кстати, нервно дрожащей свекрови. Первыми вернулись городовой и Глафира. Сундучок, следователь открыл хозяйским ключиком, и сразу извинившись, принялся аккуратно выкладывать на стол предметы женского белья, на что женщины, стыдливо отвернулись, а мужчины изучающе наблюдали. Письмо было таки найдено на самом дне. Распечатав, Евпатий прочитал его. Всё что говорила несчастная похитительница денег, подтвердилось.
- С этим всё, подождём возвращения и другой экспедиции – устало пошутил полицейский.
«Экспедиция» вернулась через пять минут. Оказалось что пришлось перелопатить много бумаг, у покойного солидный архив оказался! Подтвердилось и это, а засим, Хортов вопросил членов семьи, что они намерены предпринять?
- Раз всё так, – уже более спокойно, но по-прежнему жёстко поговорил Сергей обращаясь к жене – долг твой, прорва, я уплачу, но: по приезде домой, я соберу все твои новомодные тряпки, шляпки, горжетки-жоржетки, выброшу во двор, оболью маслом и спалю, раз и навсегда! И ещё одно, отныне, более чем горсть мелочи в твоём гаманке, у тебя не будет… И сохрани господь тебя впредь, где-то, что-то, в долг взять!
- У меня последний вопрос – глядя на Зинаиду, обратился следователь – как вы украли ключ, а потом подбросили обратно?
- Ну как… я знала что он всегда с ним ходит, и наблюдала… А как он платье переменил, я и подумала, а вдруг он ключ-то, в суматохе и забыл? Ну и рискнула вот – она снова опустила глаза – затем отперла заранее, да ключ-то обратно и подбросила. А если б заглянул кто ненароком, сказала бы что за книгой зашла, такое уже случалось, кто заподозрит?
- Про окно как дотумкали?
- Само пришло… ночь, я с этим узлом в руках… ну куда? Утром наверняка ж обыск будет, не дураки люди-то? Ну я подошла, открыла, вниз глянула, лопушищи самое то для сокрытия, ну и сбросила…
- А далее куда деть хотели?
- В коляске под сидушку спрятать…
- Так я бы досмотр всего транспорта учинил бы!
- Ну вот этого, я уже и не подумала…
- Ну, господа Вереницыны – продолжил следователь – юридически всё чисто, деньги были обещаны, расписка получена, заверена, делать-то что будем? Ситуация щекотливая…
- Пусть всё останется внутри семьи – чётко повторила старая барыня – раз уголовщины нету, так тому и быть. Но слова моё относительно тебя Зинаида, не изменю, ноги твоей в моей усадьбе больше не будет, и я к вам ни ногой! Вот вам моя воля…
- Ну так тому и быть! – ухнул Виктор, ища чего бы выпить, но неожиданный голос следователя, снова заставил всех Вереницыных и Девяткиных напрячься.
- Одну минуту господа, у меня ещё не всё! – объявил Хортов.
- Царица небесная, ну не томите уже! – умоляюще попросила хозяйка усадьбы.
- Я не надолго… Валентина Георгиевна, постарайтесь припомнить ту, последнюю земную ночь вашего свёкра, ничего в ней особенного не было? (слушатели разом разинули рты, а крупный Виктор, хриповато прогудел «во семейка!»)
- Вы на что намекаете? – гневаясь но больше бледнея, вопросила Валентина, жавшись к своему остолбеневшему мужу Павлу.
- Я намекаю, не покидали ли вы спальни, и не ходили ещё куда-то?
- Это оскорбление! Я требую немедленно прекратить произвол! Я…
- Господин Анатоль, поведайте всем ту историю, которую поведали мне, о вашем ночном походе на кухню, и всем что за этим последовало, прошу вас, к барьеру!
- Исключительно из чувства гражданского долга, и просто как гражданина, я не могу утаить это в себе, а потому, вот мой рассказ!
И скромный человек в очках и ночном халате, снова поведал собравшимся, всю свою одиссею начавшуюся с пирога, и окончившейся слежкой за Валентиной.
- Да боже, да боже… да как ещё земля под этим домом не разверзлась? - простонала старая барыня, а Павел схватив свою жену за плечо, резко дёрнул к себе, и сквозь зубы уже проскрежетал.
- Ты-ы… что там делала?! Говори, убью!
Другие родственники уже просто не знали что тут делать, и что кричать? Шпионы, воровка, да ещё убийца не разоблачён…
- А ведь это ты… ты гадюка, отцу отраву в рябиновку влила, скажешь нет, а?! - страшно закричала ей в лицо Глафира, на что отскочившая к стене Валентина завопила что нет, её не так поняли!
- Так просветите нас, Валентина Георгиевна! – попросил Хортов. И всё оказалось до банальщины просто. Любопытство. Жгущее её изнутри женское любопытство, вот что двигало несчастной Валентиной! Она давно слышала что свёкр хранит в кабинете загадочные вещи, но зайти туда она опасалась. Но вот в тот день, когда он в последний раз к друзьям собрался, она просто шла там по коридору, а он выходя из кабинета отвлёкся на её вопросом нету мол и у них с Пашкой долгов, не заперев ключом кабинета, она это запомнила, а ночью воспользовалась, но очень боялась. Внутри кабинета была недолго, всё боялась словно смотрит кто-то, а тут свеча возьми да потухни. Оставшись одна в кромешной тьме в страшном кабинете, она смертельно перепугалась, тот час же его покинула, и быстро пошла к себе, и всё, никакого злого умысла либо корысти…
- Но это ещё доказать надо! – возразила Глафира.
- Доказать, надо! – устало согласился Хортов.
- Вы, Валентина Петровна теоретически могли пронести склянку с ядом за лифом, это я так, к слову ( бедная подозреваемая пошла пятнами, но силы отбиться всё же нашла)
- Да нет, люди, нет! Господа-а! Ну у меня же не было ключа, свёкр не запер кабинета, и всё… ключа же от шкафчика у меня не было!
- Но опять же теоретически, покойник так же мог забыть запереть шкафчик с рябиновкой. В конце концов, спиртное не алмаз шаха, ценность не велика, мужчины не всегда запирают такие заначки – развёл руками Евпатий.
- Так это что значит, вы меня убийцей считаете, арестуете, и повезёте в тюрьму? – дрожащим голосом вопросила Валентина, на которую было жалко смотреть.
- Нет, не арестую, нет, не повезу, - сухо ответил сыщик, и задал другой вопрос – по показаниям свидетеля, вы были в кабинете минут пять-шесть. На войне к примеру, за это время могли потерять, либо напротив, отбить батарею у неприятеля. Вы чего так долго там делать изволили?
- Я… я не помню господа… Я вошла, затем стала осматриваться, эти медные и алебастровые бюсты, часы, оружие… И потом я посмотрела на столе бумаги, думала что найду там какие-нибудь распоряжения относительно наследства, но тут свеча погасла, я испугалась и вышла.
- Слова сударыня, одни слова – так же сухо проговорил Хортов, и повернувшись к помощнику продиктовал – Аристарх Сергеич, пишите: дворянку Вереницывну, Валентину Георгиевну, оставить в подозрении по делу об убийству помещика Вереницына Петра Григорича. Пределов усадьбы до окончательного завершения следствия не покидать, под страхом ареста, всё!
Бедная Валентина просто не знала где сидеть. Она в слезах и с мольбой недоумённо рассматривала лица родственников, неужели это всё с ней происходит?! Неужели она не во сне, неужели всё так чудовищно, что язык не может сказать ни слова? И никто из них, никто не посочувствует, муж считает изменницей, ужас(!) прочие злорадно-презрительно глядят свысока, один Анатоль растерянно прячет глаза за стёклами… А эти двое полицейских? О-о… Хортов это бесчувственная мраморная глыба, которую никакие женские слёзы не тронут, что же теперь? Погибать? Как оправдаться? Зачем она туда пошла? Что думала найти? Дура проклятая! Любопытство это бабье, провалиться б ему…
- На, выпей это быстренько – Глафира протянула золовке бокал красного вина, и бедолага обхватив его руками, стала жадно пить.
- Не будешь дура, другой раз по ночам шататься! – беззлобно попеняла Глафира – Любопытно ей стало… а на семье теперь позорище висеть будет, да какой!
«Эх Глафира-Глафира, не ведаешь ни ты никто другой из сего дома, какой позор на вас всех обрушиться через день-другой… не хотел бы я пережить этакий»… - горестно подумал Хортов.
- Так господа и дамы, на сегодня всё, идти всем спать кто сможет – стал распоряжаться Евпатий Гордеич – по утру продолжим основное дело, вопросов ещё много, хотя развязка уже не за горами.
Все стали расходиться: Глафира поддерживала разволновавшегося Анатоля, Павел вёл под руку мать, а Валентина, всхлипывая виновато трусила сзади. Виктор со своей половиной, бурча чего-то нехорошее, ушли сразу, Сергей не глядя на жену вышел один, а Зинаида Георгиевна повесив голову, поплелась следом, и лишь юная Танечка ошалело хлопая глазками, после минутного замешательства пошла догонять своих.
- Пошли и мы, надо поспать Аристарх, возможно уже завтра, ягодку бешенную арестовывать будем…
- Взаправду?
- Может быть – поправил шеф, когда они поднимались по лестнице – надо ещё раз всё тщательно выверить и подготовить, повторно опросить свидетелей, и кое-что свести концы с концами! – шеф начал отпирать ключом их комнату, и когда они вошли, продолжил – Улики-то у нас есть, и свидетель основной тоже. Но подозрения-то построены только на словах « я видел, я видела», «мне поручили». А убийца возьми да переиначь всё, мол в суде скорее дворянской кости поверят, чем иной какой. Взять на испуг? А как не из пугливых? И окажемся в глупом положении, как голые на людях. Надо Аристарх так всё устроить, чтобы убийца сам себя выдал…
Они прошли к столику, зажгли свет, и усевшись, продолжали совещаться, едва слышными, приглушёнными голосами.
- Вы, шеф, вот говорите чтоб преступник себя выдал, эт как же можно сделать? Улик на месте преступления никаких нет, вещественных доказательств тоже. Соврать разве что кольцо некое нашли, кому подойдёт, тот и убил, нет?
- Нет Аристарх, бред всё это и чушь собачья! Мы тоньше всё сделаем, изящнее – лукаво намекнул Евпатий Гордеич, и как бы между прочим переспросил – ты заметил на каком взводе, все кроме Анатоля спать пошли? Словно завтра им на расстрел…
- Заметил. Анатоль из-за своих стёкол выглядел презабавно, и даже как-то виновато, жену родственника под подозрение подвёл…
- Не было бы предлога, никуда бы эта дура не подевалась – коротко отмахнулся сыщик – Так вот приятель что мы сотворим с тобой, мы заставим убийцу занервничать, и сделать ход, роковой ход!
- Это как? – оживился осовевший было Аристарх.
- За завтраком, я объявлю, что нам стало известно, что у Сергея Петровича Вереницына, в его усадьбе, служит бывшая здешняя девка Настя Овсякина, которая много знает, и много видела по убийству конюха Рыжова Степана, шесть лет назад, и которую покойный барин отослал сыну. И мы, намерены после обеда послать людей чтобы привезти девку сюда, где она будет допрошена по всей форме, а знает она судя по всему многое, и видела кое что. А от убийства конюха до убийства его барина, совсем рукой подать, тут-то убийца и найдётся!
- Ну и как убийца на это среагирует? – переспросил Аристарх.
- Ставлю свою табакерку против твоей трости, что преступник вскоре пошлёт в то поместье человека с письмом, в коем будет указанно непременно избавится от Насти. Её скорее всего прикажут убить, обрядив всё в несчастный случай. Наши с тобой молодцы, после завтрака поедут как бы в город, а там свернут незаметно, и перекроют обе дороги ведущие к усадьбе Сергея Петровича, да курьера и перехватят! Вот это-то письмо, и будет последним гвоздём, в крышку гроба ягодки белладонны…
- А вдруг они не конного, а ещё как-нибудь?
- Пустое Аристарх! Что у них тут, почтовые голуби что ли? Да и времени мудрствовать у убийцы уже не будет, на нервах все… Да, ты после завтрака тоже верхом в город поскачешь. Привезёшь обратно доктора Скопина, тюремную карету и троих городовых, будем закрывать сей трагический театр. Я покамест с парой-тройкой мужиков поговорю, они хоть и косвенные, но тоже свидетели. Из косвенных брат, порой самые железные улики выходят, так-то вот. Ладно, друг лицейский, давай почивать, а то рассвет скоро, а мы глаз не сомкнули, это не есть хорошо.
Они быстро разобрали постели, но до исподнего раздеваться не стали, сняли только сюртуки и жилеты…
Х Х Х
Утро в доме Вереницыных, после столь шальной во всех отношениях ночи, выдалось прескверным. По лицам собравшихся за столом, Хортов и Аристарх сразу сообразили, что относительно хорошо спали только Виктор и Софья Вереницыны. Обе виновницы скандала, Зинаида и Валентина, глаз не сомкнули вообще, хотя умыться и привести себя в порядок не забыли, но выражения на их лицах при этом были… Мужья оскандалившихся красавиц, сидели с видом приговорённых к повторной женитьбе, на собственных же супругах, иными красками, описать выражение их лиц, было невозможно. Юная Таня тоже спала неважно, затаившись за своим завтраком, как бы ожидала чего-то, и часто прислушиваясь к шагам. Маменька восседавшая во главе стола с прямой как мачта осанкой, глядела на всех как судья, которой после совещания с коллегами, предстоит вынести всем сидящим за столом приговор. И лишь только Глафира, во всей своей задумчивой красоте, никак не выражала своих вчерашних эмоций, и лишь пару раз бросила взгляд на Хортова, словно ожидая чего он скажет или сделает. Анатоль же просто молча кушал, и старался не глядеть Валентине в глаза, ему было стыдно. Когда завтрак уже подходил к концу, Евпатий Гордеич промокнул салфеткой губы, и глубоко выдохнув проговорил.
- Господа, прошу внимания! ( все разом сделали стойки) я хочу сообщить вам чрезвычайное известие. Следствие по убийству вашего отца и мужа, да и не только его, практически завершено…
Вереницыны ахнули разом все, и стали переглядываться. Ушли сонливость и вялость с женских лиц, исчезла приговорённость повторной женитьбы с мужских, а старая барыня, превратилась разом в молчаливый сгусток напряжённого вопроса «кто?»
- Дело осталось за малым господа, разоблачить убийцу – так же спокойно продолжил Хортов.
- И вы наверно знаете кто это? – недоверчиво вопросила Глафира, глядя на полицейского с надеждой, переходящей в некое подобие восхищения.
- Я-то знаю Глафира Петровна, но для суда моих догадок не будет достаточно – стал пояснять следователь, уже откровенно любуясь молодой женщиной – А посему, после обеда, я отправлю своих людей в ваше Сергей Петрович имение, - Хортов быстро повернул к нему голову.
- В моё?! – искренне удивился помещик – Но за каким лешим? Чего, или кого вы собираетесь там искать?
- Вы верно поставили вопрос Сергей Петрович – согласно кивнул Хортов – «кого!» мы намерены доставить сюда дворовую девку Настю Овсякину, которую ваш покойный батюшка, отослал вам шесть лет назад, спустя неделю после убийства конюха Степана Рыжова, так?
- Да. Отец прислал её с нарочитым, мол блажит девка, дурит всяко, пусть у тебя побудет. Тем более там у меня нянька от простуды померла, так Настя и пригодилась…
- Как она вам вообще? – спросил вдруг Аристарх.
- Обычная, тихая, осторожная какая-то, работница хорошая, но вот весёлости в ней большой нету, так, погрохочет иногда, или песню сыграет, а потом всё плачет чего-то! – пояснил Сергей.
- А я вам растолкую от чего это так господа – уверенно сказал Евпатий Гордеич – Овсякина, свидетель убийства не только конюха Рыжова, но и несчастной Пелагеи Давыдовой!
Вереницыны замерли в озадаченном молчании, пытаясь понять в какой чудовищной ситуации они оказались!
- Ну, и что теперь? – низким голосом просил Виктор.
- Ничего особенного, мы привезём Настю сюда, и уже под официальный допрос, она выложит всё что знает, и её показания помогут отправить убийцу в Сибирь, а может для начала на эшафот, подвергнуться торговой казни… За тройное убийство, смотря по тому кто убийца, и полсотни плетей могут выписать! – угрожающе предупредил Евпатий Гордеич.
- А от чего же после обеда? Отчего теперь за девкой не пошлёте? – озабоченно спросила Серафима Феоктистовна, попивая кофе с задумчивым видом.
- Возможностью не располагаю уважаемая Серафима Феоктистовна! – развёл руками Хортов – Сразу после завтрака, Аристарх Сергеич отправляется в город за доктором Скопиным, он понадобиться при допросе девки Овсякиной, он тоже имеет что у неё спросить. И вот их, совместных показаний, хватит, на то чтобы закатать убийцу, в палестины забугорные, лет на двадцать! – жёстко закончил сыщик.
- Ну а полицейские ваши, они что не смогут за Настей съездить? – уговаривающе вопросила Глафира – Серёжа б им рассказал как доехать, и записку б написал старосте, так ведь, Серёжа? – Глафира с надеждой поглядела на брата.
- Да, разумеется – с готовностью, но без радости в голосе, ответил тот – только навряд ли они скоро её сыскали б там. Она порой в полях да лугах сутками пропадает, там работы всегда хватает…
- И этих не могу, их теперь же, по моему приказу, Аристарх Сергеевич в город отправляет, в Управу, там надлежит сверить кое-какие заковыки в векселях одной особы ( все разом поглядели на насупленную Зину) так что господа, заседать мне тут с вами до обеда самое малое, а уж пока молодцы мои до деревни Сергея Петровича-то доскачут, да девку сыщут, он вот уже и вечер… Но полагаю что к ужину, театр смертей белладонны, свернёт свои гастроли в этом доме господа! – без единой нотки сарказма в голосе, проговорил Хортов, обводя всех взором.
- Поскорее б вы уж свернули все эти выступления! – устало заметила старая барыня.
- Понимаю вас любезная Серафима Феркитстовна, как мы надоели вам за эти дни! – вздохнул Хортов – но ничего не попишешь, такая ваша планида… Аристарх Сергеич, вы насытились друг мой? – перевёл он взгляд на помощника.
- Вполне Евпатий Гордеич! – Аристарх промокнул губы салфеткой, и застыл в готовности.
- Ну а посему, бери наших молодцов, распрягай тройку, седлайте её, и вперёд, на батареи! Ты без доктора и всех остальных можешь не возвращаться, а молодцы наши своё дело знают, оно у них попроще, да и вы как отъедите, ещё разок и про их задание втолкуйте. Ну, всё, летите тройным аллюром!
- Слушаюсь! – Аристарх быстро выскочил из столовой. Потекли последние часы этого неприятного, и нелёгкого дела. Хортов гулял по поместью походя беседуя с дворней. И с кем из них он обсуждал что-то серьёзное, понять со стороны было совершенно невозможно: Евпатий Гордеич со всеми держался одинаково, и господам в усадьбе не удалось выведать от своих холопьев ничего существенного, за исключением всякого вздора, как-то; спит ли судомойка Фетинья с дворовым человеком Тихоном, а дворовый человек Иван спит ли с горничной Татьяной оставленной без барина, или же они друг с другом меняются? Создавалось впечатление что суровый начальник сыскного отделения, просто гостит в усадьбе собирая сплетни, а не распутывает страшное дело.
Он даже отобедал весьма неопределённо, обменявшись с Глафирой парой-тройкой взаимных взглядов, и один раз даже заметив маменьке, что редкая женщина в её летах да при трауре, так хорошо выглядит, и очень даже рано ставить на себе крест. Хозяйка усадьбы сверкнув глазами Медеи, улыбчиво ответила, что она и сама ещё не ощущает себя бабушкой, хотя по факту таковой и является. Словом держал себя следователь за столом сущим аристократом. И только лишь Глафира, и в меньшей степени Сергей, заподозрили в поведении полицейского следователя, что-то не ладное. Разоблачённые жёны вели себя тише воды, ниже травы. По их лицам, все сидевшие за столом поняли что те, имели с мужьями весьма неприятные разговоры, правда без рукоприкладства: прошедший войну Сергей, очень редко пускал в дело руки в разоблачительных скандалах, а Павел вообще предпочитал материальные аргументы. О принципах Виктора ничего известно не было. Едва минул обед, а слуги подали чай, с улицы донёсся стук колёс не менее чем пары экипажей, и нескольких лошадей.
Никто за столом не позволил себе всполошиться, или же прервать чаепитие, в такой час приехать могли кто угодно, и не было нужды вскакивать и суетиться. Однако когда лакей Осип доложил барыне что прибыли господин Гайтанцев и доктор Скопин, а при них арестантская карета при трёх городовых, Вереницыны невольно забеспокоились. На немой вопрос обитателей усадьбы, Евпатий Гордеич буднично ответил, доканчивая чай с плюшкой.
- Так дело-то окончено господа, после трапезы, убийцу арестовывать будем…
- А вы что, уже нашли его? – с жаром спросила Глафира, чуть подавшись вперёд своим приятным для мужского глаза корпусом.
- Да, уже нашёл Глафира Петровна, и ныне, до ужина, я увезу преступника с собой, и ужинать он будет в гораздо менее комфортной обстановке! – пояснил Хортов.
- Чёрти что, а не дом! – мрачно буркнул Виктор, бросив салфетку на стол. Сконфуженный Анатоль лишь философски молчал, в казни виновных, он был целиком на стороне жены. Обстановка прояснилась когда в столовую, бодро вошли Аристарх и доктор Скопин со своим медицинским сундучком в руке. Доктор вежливо всех поприветствовал, и их с Аристархом пригласили к столу. Едва он сели, как меж помощником и его шефом, возник загадочный диалог.
- Ну-с, Аристарх Сергеевич, как там наши кречеты, ворон-то поймали я надеюсь? – невозмутимо справился Хортов, наливая товарищу чай из самовара.
- Точно так-с Евпатий Гордич, едва мы к Вереницыно подъехали, один из них мне всё и доложил, я даже сам поехал проверил, знатная ворона попалась, жирная да разговорчивая, своего часа дожидается.
- Вы, Аристарх Сергеич, как чайку-то с плюшками попьёте, бегите сразу на двор, да расставьте наших людей как положено, а свидетелей, ВСЕХ – подчеркнул последнее слово начальник, - соберите тот час же в смежном с гостиной помещении, ну знаете, там второй выход ещё есть. Вот вы их всех туда под удвоенным караулом и соберите, да по моему знаку городовой будет их приводить, а вы как обычно за протоколом.
- Слушаюсь! – Гайтанцев допил чай, схватил со тола плюшку, и спешно вышел, а доктор лишь печально покачал головой.
- Позвольте узнать, что это значит, господин Хортов? – спросил Павел, настроение которого после разоблачения жены, нельзя было назвать приподнятым.
- Это значит Павел Петрович, что никто из сидящих за этим столом, не покинет своего места, по крайней мере в ближайшие полчаса! – суховато ответил следователь, и тут же повернув голову к двери, громко крикнул – Городовой!
Вошёл рослый полицейский и замер у входа.
- Занять пост у дверей, всех пускать, никого не выпускать!- строго, у же безо всякой иронии, приказал Хортов.
- Слушаюсь! – рявкнул дюжий молодец, и занял пост у выхода в гостиную.
- Это господа, однако ж похоже на задержание! – недовольным тоном заметила вдова, отставив чашку.
- Это маменька однако ж похоже на то, что преступник сидит за этим столом – хмуро проговорила Глафира, и вопросительно поглядела на Евпатия Гордеича, но тот лишь неопределённо повёл глазами.
- Бред! – громко сказал Сергей, и резко бросил на стол чайную ложку. Разоблачённые жёны молча спрятали свои не выспавшиеся глаза, и продолжали макать верхние губки в чай. И лишь один доктор Скопин попытался несколько разрядить атмосферу.
- Друзья мои, кхм… господа… Ситуация дикая. Даже я не знаю всего… но полагаю что Глафира Петровна права, преступник либо сидит теперь среди нас, либо войдёт в эти двери… Я, со своей стороны, решительно заявляю: кто бы ни оказался убийцей, я, доктор Скопин, прошедший военным хирургом не одну компанию, откажусь понимать его мотивы, и делайте со мной что хотите!..
- Пока не вернётся Аристарх Сергеич, и не попросит нас всех пройти в гостиную, мы будем сидеть здесь, и пить чай! – строго предупредил Хортов.
- Да ладно, чего уж теперь! – деловито выдала Глафира, и налила полную чашку чая, прихлёбывая её с вареньем. Анатоль робко повторил действие супруги, прочие вяло передвигали сервиз, и лишь Виктор уминал плюшки как ни в чём не бывало. В двери тихо постучали, городовой открыл, и в столовую вошла горничная Устинья, с большой миской наломанных медовых сотов.
- Свежие, господа, как вы любите! – стесняясь сообщила она, опасливо глядя на собравшихся.
- Поставь миску на стол, а сама отойди к окну, и стань там! – приказал следователь. Девка поставила мёд на середину стола, и покорно выполнила приказание полицейского.
- Как долго, нам ещё тут сидеть прикажете? – впервые за всё время, с язвинкой в голосе, спросила Татьяна.
- Придётся потерпеть дитя моё! – отцовски улыбнулся ей Хортов, на что девушка зарделась и опустила глазки. Наконец, в двери деловито вошёл Аристарх, и чинно доложил шефу что в гостиной всё готово, все кто нужен уже там, и можно переходить. Вереницыны шумно поднялись, но сохраняя порядок, по парно прошли в просторную гостиную. Там, у центрального входа стал один дюжий городовой, а у бокового, через который из кухни обычно подносили нужные продукты и напитки, занял пост второй.
- Итак господа, начнём! – Хортов поднялся со своего места, и неспеша принялся расхаживать по помещению, - Ведётся дело об умышленном убийстве здешнего помещика, Вереницына, Петра Григорича, богатого и справного хозяина, отца пятерых детей, четверым из которых он уже выделил их доли наследства, по сто тысяч на ассигнации, деньги не малые… Спрашивается, кто и за что его убил? – Хортов прошёлся ещё, и стал как раз против камина скрестив на груди руки – Покойник не был образцом добродетели, мало того, он вёл прямо-таки распутный образ жизни, заведя себе гарем из дворовых девок ( члены семьи не знали куда девать в эти секунды глаза, а вдова вспыхнув гневом, вперила свой взор в сторону, на стену, где красовался портрет какого-то голого грека, едва прикрывшегося собственной дланью) Да, бывает что убивают и за это, но – Евпатий Гордеич отделился от камина, и медленно пошёл кругом стола, ( верный Аритстарх занял место за небольшим столиком эпохи Наполеона, стоявшего в уголку.) – Убийство Петра Григорича с помощью свежевыжатого сока белладонны, она же бешеная ягода и прочая и прочая, не было первым и единственным в этом доме! – Хортов остановился почему-то за спиной Анатоля, от чего стёкла его очков тут же вспотели – Шесть лет назад, с разницей в семь дней, тут были злодейски убиты дворовая девка Пелагея Давыдова, любимая наложница барина ( члены семьи нервно загудели) и конюх Степан Рыжов, бывши влюблённым в эту самую Пелагею, но увы, без взаимности – Хортов тихо пошёл дальше, - причём убиты оба были одним и тем же предметом, тяжёлым медным подсвечником с круглой основой, доктор Скопин, ваше слово, будьте добры! – Хортов остановился за спиной Валентины Георгиевны, жены Павла, от чего та, начала нервно дышать, удостоившись укоризненного взора свекрови. Борис Сергеич, сундучок которого покоился на свободном стульчике у стены, поправив очки рассказал.
- Да господа, полагаю что все эти преступления связаны одной нитью, их совершила одна рука… Осматривая труп несчастной Пелагеи, я заметил что рана на черепе сзади, а били сверху вниз – доктор показал это сцепленными руками, от чего бедолага Анатоль схватился за сердце, а супруга неприязненно толкнула его в бок – имеет форму вдавленного полумесяца, то бишь удар нанесли основанием подсвечника. Меж тем как в руке самой жертвы, был подсвечник с квадратной основой, о чём я подробнейшим образом указал тогда же в медицинском заключении, но капитан-исправник свёл всё это к самоубийству, да-с… - заметно волнуясь, доктор протёр платком потное лицо, - Однако же, неделю спустя, я вновь вызван на аналогичное преступление: в конюшне, в проходе был найден убитым конюх Степан Рыжов, любивший без заветно Пелагею, и ревновавший её к барину. Он был убит тем же самым подсвечником господа, но били уже не сверху вниз, конюх выдался высокого росту, а били с боку, в висок! – доктор опять показал руками, и на сей раз за сердце схватилась уже Зинаида – Но, - доктор поднял палец в верх – убийца оказался очень коварен и расчётлив господа. Одно дело подстеречь либо заманить доверчивую и невысокую девку, ночью на лестницу, а иное дело справиться с крепким крестьянским парнем, который так просто не дастся, его даже ножом не просто было б взять. Я произвёл вскрытие конюха, и обнаружил, что перед тем как нанести ему смертельный удар, его опоили домашней сливянкой, подмешав туда лошадиную дозу некоего снотворного дурмана из трав, скорее всего не аптечного, а народного приготовления…
- Ведьмячьи штуки, ясное дело! – мрачно бросил Виктор, почесав левый бок.
- Называйте как угодно! – вздохнул доктор Скопин, и продолжил – Рыжов отведал этого вина с закуской из хорошей колбасы и сыра, и через полчаса стал советь, терять силы, и думаю уже где-то через час, не был в состоянии не то что постоять за себя, но даже крепко стоять на ногах. Вот здесь убийца и нанёс свой очередной удар! – закончил доктор.
- Браво Борис Сергеич! – громко сказал Хортов, отходя чуть назад – Всё было именно так, как вы предположили. Но вы изложили нам лишь следствие произошедшего шесть лет назад преступления, я же, теперь постараюсь представить вам мотив всего случившегося. Рыжов, ревновал Пелагею к барину, но в дом дальше передней вхож не был, следовательно на лестнице, он её не убивал. Даже если предположить что его впустила сообщница, то конюх действовал бы привычным для мужика оружием, засапожным ножом, либо просто руками, но никак не подсвечником. Следовательно, Рыжов не убивал Пелагею, тогда кто? – Хортов вновь пошёл вокруг стола – Соперниц у неё среди дворни было не мало, состязания, которая из них первой прыгнет в постель барина, тут проводились регулярно, пардон мадам! – кивнул он закрывшей лицо руками вдове – Но, убивать столь кроваво, они бы не стали… яду там сыпануть, порчу через ведьму напустить, это пожалуйста. Но проламывать голову подсвечником, и не в сердцах, а умышленно, на это, контингент барского гарема не способен ( бедная Танечка от всего услышанного сидела краснее мака) – Хортов завершил круг, и вновь оказался за спиной несчастного Анатоля, у которого опять предательски запотели очки.
- Серафима Феоктистовна, вы знали что Пелагея Давыдова, была беременна от вашего мужа? - внезапно развернувшись ко вдове, сходу бахнул следователь. Повисла неловкая пауза.
- В каком смысле… беременна? – едва выговорила побледневшая вдова, прикрыв рот платком, округлив от изумления глаза.
- Да в прямом, в каком бабы беременеют – простодушно пояснил сыщик, - она ждала ребёнка от своего барина, но не в пример прочим наложницам Петра Григорича, решила не делать аборта, а оставить ребёнка для себя. Показания обеих здешних повитух запротоколированы, и оформлены должным образом…
- Не-е-е… т… я сего не знала… боже… какой стыд! – закрыла лицо руками вдова.
- А вот ваш муж знал – заявил вдруг следователь, и приказал привести сюда кухарку Степаниду, которая и поведала все тайны убиенной Пелагеи.
- На тебе! – бахнул Виктор, когда Степанида ушла через другую дверь – Это что же, папенька девку-то брюхатую пристукнул? Весело у нас в семейке…
- С ума-то не сходи! – строго оборвал его Сергей, сам начинавший заводиться - Отец в жизть на такое б не пошёл, байстрюков что ли мало по уезду бегают? Одним больше, не велика беда!..
- Вы абсолютно правы Сергей Петрович – поглядел на него Евпатий Гордеич – батюшка ваш в ту ночь выпимши был изрядно, с гулянки воротясь лёг спать даже не раздеваясь. А когда на происшествие прибыл наш дорогой доктор, то застал барина с опухшим от коньяка лицом, дующим квас, нет Сергей, папенька ваш, физически не был способен, ни на что романтическое! – горько съязвил сыщик.
- Так кто же тогда-то? – почти возопила Глафира.
- Спокойствие Глафира Петровна, спокойствие, ужасаться станете чуть погодя, повод я вам дам железный – посулил сыщик, и вновь обратился к вдове.
- Серафима Феоктистовна, сдаётся мне что вы знали о беременности Пелагеи, знали же, ну? Одна из ваших дворовых донесла вам. Степанида баба хоть и добрая, но язык-то без костей, она и сболтнула лишнего, так ведь? – Хортов направил свой взор прямо в глаза вдове, и та по мимо бледности, покрылась вдруг испариной.
- Не-е-т… что вы… на что вы намекаете?
- Прикажите позвать судомойку Фетинью, чтоб она под протокол повторила, что именно она посвятила вас в тайну Пелагеи и вашего мужа? – уже изменив взор, но голосом уже более спокойным, предложил Хортов, на что помещица спав с лица, пробормотала.
- Не трудитесь… я знала… эта наушница донесла мне, я закатила мужу сцену, а эту потаскуху пригрозила прогнать вон, если она родит здесь своего ублюдка!
- И Пелагея вас конечно не послушалась, рассчитывая по простоте душевной, что барин, чадо своё не оставит, – стал растолковывать сыщик, от слов которого все прочие Вереницыны белели как бумага, переглядывались,словно пытаясь чего-то сказать, – хотя при этом она часто плакалась младшему брату что боится за свою жизнь! – Хортов сделал знак рукой, и городовой впустил в комнату здоровяка Гераську, подтвердившего слова следователя, добавив от себя напоследок, что сестрицу убили господа. Когда он удалился, Евпатий Гордеич зашёл чуть с другого бока.
- Не только бедный Гераська, думал что Пелагею убил кто-то из господ этого дома ( семейство,по-новой начало невольно переглядываться, а Анатоль принялся лихорадочно протирать свои очки) – такого же мнения был и конюх Степан Рыжов, безнадёжно влюблённый в Пелагею, но, не задолго до трагедии, по показаниям Степаниды, конюх согласился взять Пелагею с чужим ребёнком. Да, господа-дворяне – голос сыщика дрогнул – любить до смерти умеем не только мы, но и простые русские люди… И вот они, сговорились с Рыжовым, Пелагея открылась кухарке, и вскорости была убита. Конюх едва не помешался. Стал твердить что его возлюбленную убили господа, за что не раз был выруган барином, который кстати тоже весьма сильно убивался по любимой наложнице. Но, основания к подобным подозрениям у конюха были – Хортов прошёлся ещё чуть-чуть, и приказал позвать сюда конюха Игната.
Вошёл неробкий Игнат с шапкой в руке, поклонился всем, да изъявил готовность рассказать что знает.
- Я, старый солдат, человек вольный, бояться мне нечего – начал Игнат – я как на духу, что знаю то и выложу – конюх истово перекрестился – Степан-то, он дня два как оглоушенный ходил после Пелагеиной смерти, вон и подле доктора тёрся всё время…
- Точно так-с, всё и всех расспрашивал! – подтвердил Скопин.
-… ну и через эти два дня, на третий вроде как, покойный барин, Степана ажник в кабинет к себе велел представить, чтоб значиться звездюлей яму тама навешать (дамы страшно зарделись и засопели) за то что он мол людишек дворовых, своими подозрениями мутит. Ну Степан и пошёл. А вот возвернулся он ваш бродь, из кабинету-то, ажно весь сияющий, как червонец золотой. То ли он там чего углядел, то ли чего увидал, но мне только и сказал что «я, Игнат, теперь с них за всё получу!» А с кого с «них», и чего «получу», того уже не взыщите, он не открылся мне! – развёл руками Игнат, и был с миром отпущен. Когда он вышел, Хортов обратился к доктору с вопросом.
- Борис Сергеич, ответьте как перед присягой, интересовался Степан Рыжов, чем была убита Пелагея Давыдова?
- Точно так-с, спрашивал,- кивнул врач – я не счёл нужным скрывать, и ответил ему что подсвечником с круглой основой…
Вереницыны было тревожно загудели, но следователь довольно громко потребовал тишины, и продолжил.
- Подсвечником с круглой основой… Господа Вереницыны, ирония этого убийства заключается в том, что такой подсвечник в вашей усадьбе всего один, он стоит в кабинете убиенного хозяина. Прочие имеют треугольную, либо квадратную формы. Лампы и канделябры не в счёт. Так вот господа, Степан знал чем была убита его любимая, и это орудие убийства он здесь и увидел, убийца тоже это понял, и опередил его, нанёс удар первым! – чуть махнул тростью Евпатий.
- Боже… вы, вы… о чём хотите сказать? – побледнев как мел, едва выдавила из себя Глафира, страшными глазами глядя на Хортова.
- Да о том милейшая Глафира Петровна, что увидел в тот день конюх Рыжов, зайдя за взбучкой в кабинет барина – загадочно проговорил сыщик.
- Ну не томите уже! – почти рявкнул Сергей.
- Серафима Феоктистовна, вы же присутствовали в тот день в кабинете мужа, когда туда, явился Рыжов, не правда ли? – повернувшись всем корпусом к ней, в упор спросил Хортов. Вдова, и это уже стало видно всем, просто не знала что отвечать.
- Н-нет… с чего вы взяли это? – едва выговорила она.
- Вы были там – упрямо повторил сыщик, и добавил буднично – вы, возвращали мужу одну вещь, ну, вспомнили?
- Ну хорошо! – страдальчески выкрикнула вдова – Я возвращала ему его чёртов подсвечник, он почему-то им дорожил… он забыл его в спальне, я принесла, тут этот холоп явился, я подсвечник в руке держала… Что, из этого следует что я убийца?! – мучительно воскликнула вдова, но разрыдаться не получилось. Природная сила этой женщины оказалась очень велика, и из по-прежнему красивых глаз выкатилась всего одна слезинка.
- Почему ваш муж, отослал Настю в имение Сергея Петровича? – задумчиво спросил вдруг следователь, как бы сменив тему – Даже с учётом того что взяли Устинью, дворня уменьшилась на пару рук, ну?
- Не знаю я, да и какая разница зачем он её туда отослал? – гневно бросила вдова – У нас это обычное дело, у Сергея нянька там померла одна, ну Пётр эту Настю и отправил чтоб не ныла тут… без её причитаний было тошно!
- Сергей Петрович, вам так уж требовалась новая служанка, или отец прислал её вдруг? – переспросил полицейский.
- Гореть у меня не горело, но и лишних рук не водилось, он прислал, я и взял! – уклончиво ответил Сергей Петрович.
- А ведь Настю Овсякину, вам не отец ваш прислал – чуть улыбнувшись, сказал вдруг Хортов.
Х Х Х
На несколько мгновений наступила тишина, и лишь всхлипывающая Устинья, что не была пока выпущена, да уронивший свои очки в чай Анатоль, невольно нарушили её.
- Не отец прислал? – переспросил молодой помещик, оглянувшись на братьев и сестёр – А тогда кто?
Хортов в очередной раз обратил свой взор на вдову, по лицу которой, тревожно бегал поиск решения.
- Серафима Феоктистовна, под каким соусом, вы поставили мужа в известность, что Настя Овсякина вашей волей, переходит в собственность старшего сына?
- Я… кхм… я её никуда не отсылала – хмуро парировала вдова – у меня и без того хлопот по дому предостаточно! Её отослал муж, а уж какая на то была причина, я не спрашивала, одной куртизанкой меньше! А вот вы господин полицейский, несколько забываетесь, задавая женщине моего круга, подобные вопросы!
- Да нет, уважаемая Серафима Феоктистовна, - устало вздохнул Хортов – забываетесь вы, в том плане что память вас подводит!
- Потрудитесь объяснить! – недовольно буркнул Виктор, а Сергей с Павлом стали тревожно глядеть на мать.
- Извольте! – Евпатий коротко всплеснул руками – Означенная дворовая девка Настя, сохла по Степану Рыжову, но так же увы безответно, о причинах повторяться не будем. Но, как выяснило следствие, за сутки до гибели, Овсякина и Степан о чём-то сговорились, вернее Степан, чего-то девке поручил ( на лице вдовы выступило полное равнодушие) сутки спустя, Степан был опоен зельем, и убит на конюшне тем же подсвечником что и Пелагея. Что из этого следует? – сыщик повернулся боком – А следует из этого только то, что девка Настя, что-то знала, или невольно оказалась замешана в этом деле, и начала о чём-то догадываться. А посему, вроде как бы пресечь все дальнейшие распространения этих слухов, вы, Серафима Феоктистовна, через неделю после гибели Рыжова, и отослали Настю с глаз долой к сыну, мужу сказав в гневе что-то вроде его распутства, но он махнул рукой, отослала так отослала, а вы пустили слух что это совершилось по воле Петра Григорича, станете возражать? – впрямую спросил Хортов. Старая барыня и бровью не повела.
- Отчего же возражать? Да, я отправила эту блаженную потаскушку отсюда, благо повод появился. Ну а чтоб муженёк блудный лица не потерял, - чуть криво улыбнулась вдова – я и пустила слух, что это он своей волей, дуру-девку сыну отослал, тем более что в доме, другая вон прислуживала! – помещица презрительно бросила взор на едва не плачущую Устинью.
- То есть причина отсылки Насти, состояла лишь в этом? – ещё раз переспросил следователь.
- Ну коли вы можете назвать иную, то сделайте одолжение, да покончим со всем этим! – холодно улыбнулась Серафима Феоктистовна.
- Да, нам тут только и осталось что сидеть и ждать, покуда её из моего имения доставят, очень мило! – мрачно заметил Сергей Петрович.
- Ну что же поделаешь сын, коли господам из полиции, это так приспичило! – иронично заметила мать, - Будем вынуждены ждать!
- Да не надо господа никого ждать – спокойно сказал вдруг Евпатий Гордеич, посмотрев сразу на всех Вереницыных – свидетель Настя Овсякина уже здесь…
- Как здесь?! – разом вопросили вдова и Сергей Петрович, причём первая, стала заметно растерянно-бледной.
- Обыкновенно, мы инкогнито доставили её сюда на другой же день после похорон, и поместили в надёжном месте – спокойным голосом, но с нотками неотвратимости, сообщил Евпатий.
- А для чего же вы за завтраком, объявили всем, что намерены только после обеда за девкой послать? – хмуро осведомился Павел – Для чего комедию было ломать?
- И это скоро узнаете Павел Петрович – пообещал Хортов – поверьте, осторожность была не лишней – затем повернув голову к городовому у запасной двери, приказал ввести сюда Настю Овсякину. Все замерли, а в особенности вдова, неотрывно глядящая на дверь. Через минуту вошла миловидная русоволосая девушка в сбитом на плечи платке, и небольшим узелком в дрожащих от волнения пальцах. По всему выходил что девушку терзали страх и робость, но одновременно с этим, в блестящих от слёз глазах, стояла и некая отчаянная решимость. Настя старалась не глядеть в глаза старой барыне, машинально примостившись подле Хортова, где ей казалось безопаснее.
- Расскажи нам как на духу Настя Овсякина, что получилось у вас с конюхом Степаном Рыжовым шесть лет назад, да говори правду, без лжи и утайки! – строго предупредил следователь. Настя широко перекрестилась, и дрожащим от волнения голосом, начала.
- Господь-заступник свидетель, что хорошо иль худо выйдет, но не солгу ни в чём, и как есть всё докажу, и здеся и на суде, ибо жить с камнем на сердце цельных шесть годов, нету моей мочи!
- Говори! – кивнул Хортов.
- Любила я Стёпушку, то правда, и у барина в полюбовницах была, когда волей, а когда неволей ( вдова прикрыв глаза, стала что-то медленно перебирать бледными губами) Но я Пелагеюшку за то не бранила, потому как не привечала она Стёпушку-то, как он не старался горемычный, до последнего только вот времени…
- Что ты имеешь в виду, говоря о последнем времени? – переспросил сыщик, сбоку глядя на свидетельницу. Та тяжко вздохнув, продолжила.
- Ну как уж после стало известно что Пелагея на сносях-то была, а Стёпушка уговорил её что и с чужим дитём её взять, и ничем не попрекнуть – осторожно, с расстановкой, разъяснила свидетельница, - ну а как убили Пелагею ночей подсвешником, то он бедный, на себя не похож стал! – горестно продолжила Настя – Дня два как пришибленный ходил, к коням не подходил почитай, а так, говорил мол что наверняка знает, что это господа, Пелагею-то извели…
- Степан называл кого-то конкретно из господ? – переспросил следователь, подходя к стулу Анатоля, и опираясь на его спинку одной рукой.
- Нет ваше благородие, имён не говорил, лгать не хочу! – помотала головой Овсякина, а Сергей горестно опустил свою, обхватив её руками.
- Сказывай далее Настя Овсякина! – кивнул следователь, отходя от стула Анатоля на шаг.
- А тута, Стёпушку к барину спешно призвали, говорили что будет ему выволочка за его слова, так оно и случилось, ругалси говорят на него барин. Только вот после этого, - голос свидетельницы стал чуть таинственней – Стёпушка как бы приободрился, только я тогда понять не могла, от чего такое с ним. А тут – голосок Насти заметно дрогнул – дня за два-три до его собственной погибели, Степан как-то подошёл ко мне когда я яблоки в дом из сада в корзине несла, и спросил. Не хочешь ли ты Настюха, пособить мне в святом деле, да убийцу Пелагеи разоблачить? Её уже не воротишь теперь, а как убивца-то накажем, то и сойдёмси с тобой. Ну я на радостях-то взяла и согласилась чтоб разоблачить-то, да только после спросила, что мол я должна для этого сделать? А он возьми да прикажи мне унесть потихоньку медный подсвешник с круглой основой, что у покойного барина, завсегда на столе стоял. Он такой один в усадьбе был, с круглым низом-то… Ну я испугалась вначале, на что он мол ему, а тот знай своё твердит, это улика супротив злодеев, принесёшь её мне, я через доктора её в городскую полицу представлю ( Скопин горестно покачал головой) ну я согласилась, но сразу сказала что быстро сего не сделаю, пусть он ждёт… тот и согласился…
Настя невольно зашмыгала носом, и достав из рукава платочек, утёрла им лицо, затем продолжила.
- И вот в тот злополучный день, я с корзиной в руке, уже ближе к вечеру, вошла в кабинет барина, я там часто убираюсь, а в корзине у меня тряпица была, я ей как бы пыль вытирала… Ну зашла я это, гляжу, а энтот подсвешник на видном месте на столе стоит. Я нет чтоб обождать дура, оглядеться, а сразу цап его, да в корзину класть, и тут меня сзади за плечо барыня прихватила…
- Врёшь подлая! Врёшь хамское отродье! Шлюха подзаборная! Всё врёшь! – ледяным гласом воскликнула вдруг вдова, ударив обеими руками по подлокотникам стула.
- Сударыня, извольте молчать! - грозно рявкнул сыщик, от чего вздрогнул всем телом Анатоль, с носами которого, опять соскочили очки, и сделалось дурно юной Татьяне, которую с молчаливого согласия властей, увела к себе Устинья.
- У вас будет право высказаться, уважаемая вдова! – с едва скрываемым сарказмом заметил полицейский И попрошу вас впредь, держать себя как подобает дворянке, а не купчихе третьей гильдии!
Тяжело дыша, Серафима Феоктистовна сжав зубы молча кивнула, и повиновалась. При всей этой сцене, снохи сидели как замороженные незная что и думать. Анатоль трясущимися пальцами всё время теребил свои очки, Глафира уже не обращая на это никакого внимания, с немым вопросом и страхом, глядела на мать. Сергей отнявши руки от висков, тяжело дыша бросал взгляды то на мать, то на стол, то просто шарил глазами где-то на верху, по углам с паутиной. Павел растерянно держал руки на коленях, и покачивая головой, со страхом ожидал продолжения. И лишь один Виктор, угрюмо взирал на Хортова, свидетельницу, и с сочувственным сожалением на мать.
- И что было дальше? – сухо спросил Евпатий Гордеич, у оробевшей от хозяйского окрика девки. Далее свидетельница показала что барыня застукала её с поличным, надавала по щекам, пригрозив сослать на каторгу, если та не расскажет зачем украла барский подсвечник? Настя перепугалась страшно, да и выложила барыне всё-всё, повинившись и расплакавшись, идти на каторгу она не хотела. Барыня вдруг расхохоталась, и велела ей вместе с корзиной и поклажей идти за собой. По дороге вниз, барыня попеняла ей что она дура, а конюх блаженный дурак, но она, барыня, всё это прекратит. Затем отобрав у свидетельницы корзину, она заперев первую в чулан, а со второй ушла. Овсякина не помнит сколько она там просидела, но точно что долго.
Выпустила её зарёванную сама же барыня, и в руке она держала почему-то ту же самую корзину, в коей лежала бутыль сливянки, кольцо домашней колбасы, с полфунта сыра, и пол ковриги хлеба. На дворе уж было темно, но барыня, велела снести эту корзинку тот час же на конюшню, Степан де уж там один сидит горюет, прочие конюхи в ночном все. Барыня, велела Насте передать Степану, что подсвечник она добыть пока не смогла, но вот украла вина и закуски, а подсвечник попробует достать завтра.
Барыня пояснила что конюх вина напьётся, закусит да присмиреет, а завтра, барыня с ним сама поговорит. Но только на последок, барыня строго предупредила Настю, чтобы та молчала о том, что она попалась с подсвечником, и что вино и снедь в корзине от барыни, не то, её грозилась на конюшне запороть! Перепуганная Настя так сделала всё, и не единым дыханием не предупредила Степана о провале их замысла!
- Мой грех! – убитым голосом призналась в конце свидетельница, и перекрестилась – Предала я со страху Стёпушку-то, да ведь не знала ж я тогда, что в вине том проклятом, зелье ведьмино было подмешано… Вот и господин доктор исправнику нашему про то говорили… - тихонько зарыдала Овсякина.
- В сотый раз подтверждаю господа, что в вине, коим был опоен убиенный, находилась изрядная порцыя дурманящего зелья! – сухо и строго повторил доктор, и вопросительно поглядел на вдову. Но та, ничуть не потеряв хладнокровия, и не думала сдаваться.
- Вино и закуску, я конюху через дуру эту передавала, это так. Но, я, ничего туда не подливала, и кто это сделал, не знаю, может сама эта холопка и плеснула ему «приворотного» зелья, от которого он и окочурился, видать дозы хамка не рассчитала!
- Конюх от зелья ослаб до нельзя, и был убит тем самым подсвечником, - хмуро возразил Хортов,- и убили его вы, Серафима Феоктистовна!
Вереницыны подняли было небольшой шум, но грозный окрик Хортова, возвратил тишину.
- Да вы помешаны, господин Хортов! – хохотнула вдруг вдова всплеснув руками – настоящего преступника наша полиция найти понятное дело не может, так вы и сплели целый водевиль, подгоняя задачу под ответ, чтоб перед начальством отчитаться, да? Вы смешны, господин сыщик! – растянув рот в искусственной улыбке, протянула вдова, но остальные члены семьи, её весёлости не разделили.
- Так вы сударыня, утверждаете что свидетельница Овсякина, дура, лгунья, и вам не страшна? – абсолютно спокойно, переспросил следователь.
- Абсолютно верно, ей место в сумасшедшем доме, как и вам! – продолжала рисоваться вдова, решившая играть до конца.
- Тогда не будите ли вы столь любезны, пояснить всем здесь собравшимся, отчего вы, нынче после завтрака, отправили в имение вашего старшего сына, человека с письмом к тамошнему старосте, Гурьяну Полушкину, в коем письме прямо приказываете ему лично, сыскать и тайно убить Настю ( свидетельница побледнела и задрожала губами) обставив всё если возможно под несчастный случай! К письму, прилагались старосте сумасшедшие деньги за это убийство, триста рублей ассигнациями, три купюры по сто рублей. Ну-с, от чего ж вы не смеётесь?
- Вы… вы… этого не может быть… - едва выговорила вдова сглотнув ком, под ошарашенными взглядами детей и растерянных снох.
- Введите конюха Данилу Рыжего! – ровным голосом приказал следователь, после чего, вдова с такой ненавистью поглядела на сыщика, что казалось может зажечь его взглядом. Городовой завёл мрачноватого рыжего детину в синем полукафтане и связанными за спиной руками. Не вдаваясь в подробности где и как изловили гонца, Евпатий Гордеич достал из внутреннего кармана перехваченное письмо, и зачитал его в слух. Основной смысл послания состоял в том, что староста должен был под любым предлогом завести Настю Овсякину в безлюдное место, и убить, а тело похоронить, или бросить в воду, чтоб за утопшую сочли. Сюда же были приложены и деньги (Евпатий показал ассигнации слушателям) с грозным примечанием,что если староста не сделает дела, а деньги присвоит, то уж не триста рублей она с него взыщет, а все три тысячи, а самого отправит на каторгу. Письмо по прочтении приказывалось сжечь. Не давая никому опомниться, Хортов потребовал у Аристарха жалобу вдовы о возбуждении следствия по отравлению её мужа, и помощник, достав его из папки, поднёс шефу.
- Борис Сергеич, и вы любезный Филлип Наумыч, соблаговолите подойти сюда, и сличить почерки! – попросил сыщик доктора и поверенного, те сразу же подошли.
- Вне всяких сомнений, это одна рука! – горестно вздохнул доктор, отрывая взор от написанного.
- Да, почерки абсолютно тождественны! – подтвердил и поверенный, растерянно глядя на потрясённое семейство.
- Ну, Серафима Феоктистовна, что вы теперь на это скажете? – ровно переспросил Хортов, пряча бумаги в папку. Вдова, до того сидевшая опустив глаза пока читали её письмо с приказом на убийство, медленно подняла взор, усталый, печальный и опустошённый, отбиваться более было нечем…
- Что скажу-то? – сглотнув ком в горле, утомлённо переспросила она – Скажу что тридцать лет жила с блудным кобелём, бешенным жеребцом, распутником и сатиром, павианом, называйте как хотите… Рожала ему детей, обихаживала внуков, держала семью как могла и терпела, да, терпла! Терпела его любовниц из собственных подруг и соседок, стараясь списать это на моду века, да и вообще… Но всякому терпению приходит когда-то предел… Мой наступил когда он тут, почти открыто, спасибо хоть не при мне, гарем себе из холопок завёл. Всю дворню бабью заменил кроме Степаниды, она готовит хорошо. И пошло-поехало как в серале у султана турецкого: любимая наложница, повитухи, евнухов с янычарами вот не завёл только!
Я просила опомниться, я умоляла, я скандалила, била посуду, хлестала по мордам этих его потаскух дворовых, но выгнать никого не имела право… Я, я, дворянка столбовая, вынуждена была мириться что супруг мой, спит со своими холопками когда меня дома нет, а?
- Так многие семьи живут, ещё тысячи лет назад, и ничего нового в этом нет сударыня, увы – вздохнув ответил Хортов и добавил – муж ваш, по большей части склонял этих несчастных девушек спать с ним, это уж потом они становились гетерами, да и то лишь внешне. А вы, злобу свою по большей части, на них изливали, а это недостойно!
- Я сама за себя решила что достойно, а что нет! – гневно огрызнулась вдова, а затем продолжила – А как шесть лет назад узнала что эта его потаскушка Пелагея забрюхатела, и собралась вопреки его воле родить себе ублюдка, меня всю как льдом сковало от гнева и отвращения: будет тут по дому бегать это существо байстрюковской закваски, а муженёк мой чего доброго, признает его потом как вырастет, а? И что? Ублюдку долю из наследства выделять? Да какая мать на моём месте стерпела б подобное, а? Нет, я вначале приказала ей сделать аборт, и денег сулила, 25-ть рублей, для них это деньжищи! Но эта тварь видимо уже тогда задумала то, что я заподозрила… Поняла я это всё, и решилась…
- На убийство? – ужаснулся доктор.
- На защиту будущих внуков! - горделиво поправила вдова – С вечера, я приказала Пелагеи к часу ночи, подняться к нам в спальню, пока муж пьян, обсудить всё спокойно, и что она вообще желает? А дальше было всё как вы разнюхали, встретила я эту тварь на лестнице, отвлекла её внимание чтоб она повернулась, да и убила шлюху… тело вниз, сама в спальню, так вот… Потом конюх этот, будь он не ладен со своей любовью, холоп немытый, - злобно проскрежетала вдова, устало прикрывая глаза – с ним всё тоже, как вы тут расписали. Подождала я пока он винище выжрет, взяла опять тот подсвечник, да в чёрном плаще в конюшню и пробралась. Он там едва жив на бочке сидел и буробил чего-то… Ну я с боку с двух рук его и убила…
- Ты ли это, мама?! – тихо простонал Сергей, Виктор с Павлом просто дико таращились на мать, а Глафира сидела с отрешённым видом, а муж, даже боялся дышать рядом, поражённый всем ужасом.
- Я, сын, я, - глухо ответила женщина – я ни о чём почти не жалею… Любая достойная мать дворянского семейства, пошла бы на всё ради его спокойствия и процветания, а не то что этих холопьев убрать с дороги…
- Да Серафима Феоктистовна, уж чего-чего, а «спокойствия и процветания», вы своему семейству обеспечили на десятилетия вперёд! – горько пошутил Хортов, и потребовал продолжать. Вдова рассказала что думала над участью Насти, своей невольной сообщницы в убийстве конюха, но решила что третий труп в столь короткий промежуток времени, мог вызвать совсем нехорошие разговоры, и её отправили к старшему сыну.
- Если б я знала что вы настолько коварны, что подтолкнёте меня принять меры к её устранению, я бы никогда не написала это глупое письмо Серёжкиному старосте… Ловко вы нас всех одурачили, ничего не попишешь, судьба… - горько вздохнула вдова.
- Так господа, со слугами дело раскрыто, и тут всё, переходим теперь к убийству Петра Григорича – заметил Хортов, и пройдя два шага, опять обратился ко вдове – Сами всё расскажите, или мне это сделать за вас?
- Сделайте одолжение – равнодушно ответила женщина, и небрежно добавила – тем более что в этом случае, на самом деле был несчастный случай, ошибка…
- Мама… ты, чудовище… - едва прошептала Глафира, но слёз не пустила, молчали и все прочие, слов у них просто не было!
- Ну извольте, я буду краток – пообещал Хортов, и начал сразу с самой сути – У покойного, по мимо служанок, было на стороне и двое дворянок в любовницах, помещица Свинечкина, пустая и никчёмная женщина, годная только для постели, и Таисья Вьюницына, это уже было почти романтическое чувство, но не до сумасшествия! Он лишь собирался положить ей содержание в три тысячи в год, не более того, и то в случае потери имения. Да, Петра Григорича погубила его перехлёстывающая все пределы страсть к женщинам. Ускорило всё это, дикое расточительство Зинаиды Семёновны, с её громадными долгами. Но мы не будем возвращаться к этой истории, тем более что Пётр Григорич перехитрил сам себя, пустив слух, что он приготовил свои 30 тысяч для спасения имения Таисьи Вьюницыной, и за два дня до гибели он ездил к ней, и в день смерти вроде как тоже собирался… И тут, вы, Серафима Феоктистовна, опять не выдержали, так?
- Теперь уже всё равно – устало бросила вдова – да, тут лопнула последняя струна на моей душевной арфе! Шесть лет как я отвела холопские лапы от семьи, а тут раз, и какой-то твари, за просто так, подарить состояние в 30 тысяч! Зина-Зина… дура ты проклятая, что же ты наворотила-то, а?! – горестно возопила свекровь на сноху, которая в ответ затряслась в рыдании.
- И тогда вы, Серафима Феоктистовна в одной из прогулок по парку, дошли до пруда где слева растёт высокий куст белладонны, надели кожаные перчатки, срезали две веточки с бутончиками, из коих потом и надавили сока, что подлили в рябиновку, на заре последнего дня жизни вашего супруга. После третьих петухов, Ефим-дворник, что в ту ночь был сторожем, видел в окне барского кабинета огонёк свечи, ведь это были вы?
- Не хотела я мужа убивать, - хмуро сказала вдова – хотела только из строя его вывести, чтоб проболел несколько дней, а та тварь тем временем разорилась бы, а деньги наши в семье бы остались, внукам… Если б я во время про дуру-сношеньку узнала, совсем иной расклад был бы господа, совсем иной расклад…
- Позвольте сударыня! – решительно влез доктор Скопин – Я лечу вашу семью не первый год, и вас также знаю всю вдоль и поперёк, и про лекарства в виде настоек и капель, вернее их дозировки, вы осведомлены не хуже моего! Ежели бы вы только желали вывести мужа из игры, вы бы плеснули ему в рябиновку раза в два, а то и в три, менее той дозы, что бурахнули ему вы, милостивая государыня! И я, как врач с многолетним стажем, беру на себя смелость утверждать, что и мужа своего вы, отравили умышленно, да-с! Вы не девочка-институтка, и в таких делах, не могли ошибиться априори… Вы, преступница и убийца, безжалостная и хладнокровная!
- Я сказала то, что сказала – с холодной усталостью ответила вдова, прямо глядя на доктора – а вы думайте себе как хотите!
- Ну вот и всё господа, кончен бал, гасите свечи – хмуро сказал на это Хортов, и уже официально сообщил вдове, что она арестована по обвинению в трёх убийствах, и сей же час будет препровождена на арестантской карете в губернскую тюрьму. Ни один мускул не дрогнул на лице преступницы, меж тем как дети её… впрочем, об их эмоциях нет уже нужды повторяться.
- Могу ли я переодеться? – спросила вдова, чинно поднявшись со стула, и глядя на Хортова с нескрываемой неприязнью.
- В том нет нужды сударыня, в тюрьме вас всё одно переоденут в казённое, и являться туда в парижских туалетах, я вам как полицейский не советую – холодно отказал Хортов, однако дал распоряжение через городового, чтобы прислуга собрала барыне узел с бельём, и корзину еды, но без ложек-вилок и ножей.
- Можете взять с собой и денег на первое время, из трактира еду заказывать, коли казённая не по вкусу придётся – сухо добавил Евпатий Гордеич.
- Что меня ждёт? – дрогнувшим наконец голосом, осведомилась теперь уже бывшая хозяйка имения.
- Ждёт вас лет 20-ть каторги самое малое, лишение дворянства, а возможно и торговая казнь, это уж как высший надворный суд решит! – развёл руками Хортов.
- Торговая казнь?! Меня?! Кнутом на эшафоте?! – впервые по настоящему ужаснулась Вереницына-старшая, а сыновья мрачно глядели друг на друга.
- А вы что думали уважаемая, вас за три убийства, среди коих беременная женщина молодая была, церковному покаянию подвергнут, да в монастырь сошлют грехи замаливать? – мрачно переспросил следователь подойдя к ней на шаг ближе – Нет-с, Серафима Феоктистовна, нет-с голубушка, во времена юности моих родителей, вас бы ждали топор и плаха, а теперь только каторга и возможно кнут. А вот во Франции теперь же, за подобное гильотинируют, в Англии и Австрии, вешают, мы, варвары, отстаём-с по гуманитарной юриспруденции-та!
- Сегодня же к вечеру Анатоль, мы съедем из этого дома в твоё имение! – твёрдо заявила тяжко дышавшая Глафира – ибо жить тут после всего что нынче открылось… я… я не смогу просто ни дня дольше!
- Как угодно дорогая, мои нас давно зовут – пролепетал Анатоль, сам горевший тайным желанием уехать отсюда поскорее.
- Господа-хорошие, а как же я-то?! – возопила вдруг со слезами в голосе основная свидетельница – Ить мне ни тута, ни у Сергей Петровича жизни-то не дадуть теперь, поедом заедят!.. Что со мной-то будет? Евпатий Гордеич, вы же защиту мне обещали, спасите Христа ради уж как-нибудь, а я бога за вас вечно буду молить! – Настя не сдерживая слёз, шагнула вперёд.
Хортов сделал бровью едва заметный знак поверенному, и тот быстро подскочив к Сергею Петровичу, что-то настоятельно забормотал тому над ухом.
- Пожалуй, давай, так лучше всё и разрешить, хватит напастей, с глаз долой из сердца вон! – хмуро ответил помещик, и прямо тут же, быстро и без волокиты составил вольную для Насти Овсякиной, которой следователь приказал ехать в город на экипаже с доктором, ибо ей ещё предстояло свидетельствовать на суде. Евпатий Гордеич занял на месяц у Анатоля 27-мь рублей, и отдал эти деньги Насте, пояснив что пока суть да дело, жить ей предстоит в сносном постоялом дворе, стоявшем близ одного из квартальных участков полиции, а уж там, работу она сама себе сыщет. Свидетельница не веря своему счастью согласилась на всё, и вновь посулилась молиться за их благородие.
Наконец вошли две потухшие горничные, одна с узлом белья, другая с корзиной продуктов, обеих сопровождал дюжий городовой, доложивший Хортову что ни в вещах, ни в провизии, ничего недозволенного не обнаружено.
- Ну всё Серафима Феоктистовна, прощайтесь с семьёй и следуйте за нами, пора! – приказал следователь. Старая барыня не кинулась ни к кому на шею, и никто к ней, но не по причине какой-то антипатии, или напускного негодования, просто в подобной ситуации, это выглядело бы наигранно. Арестованная молча кивнула всем, и лишь Павла попросила приглядеть за Танечкой, она излишне романтична, а это добром не кончиться. Сын коротко бросил «да, разумеется» на том они и расстались. Серафима Феоктистовна не потеряла достоинства и хладнокровия ни когда спускалась под конвоем вниз, а прислуга несла следом её тюремные пожитки, ни когда при помощи городового садилась в мрачный короб арестантской кареты, куда подали ей её вещи, и заперли дверь, навсегда теперь разделившую её мир на до, и после…
Уже на обратном пути, доктор, примостившийся к полицейским в их тройку, нетерпеливо полюбопытствовал у Евпатия Гордеича, когда он заподозрил вдову?
- Да почитай сразу наравне с прочими кандидатами, - стал рассказывать сыщик – рябиновка стояла запертой в шкафчике, ключ только у хозяина и от него, и от кабинета. Кабинет, как выяснилось, покойник-то иногда и вовсе не запирал, но шкафчик с рябиновкой всегда был закрыт на ключ. Яд ему подлили либо в последнюю ночь, либо под утро. Ну и кто это свободно мог сделать, изъяв ключ у пьяного спящего? Да только тот, кто спал рядом, сиречь жена, – кисло усмехнулся сыщик, и продолжил – ну теоретически кто-то из детей, но опять же не без участия матери. Вопрос был только в мотиве, а 30 тысяч окончательно убедили меня что жена, ненавидящая соперницу-соседку, пойдёт лучше на преступление, чем отдаст ей целое состояние! Чисто женская, непродуманная горячность, убить, но чтоб ни кому! А по несчастным дворовым, всё стало на свои места, когда всплыло имя Насти Овсякиной, которую мы с вами инкогнито доставили, и прятали в доме священника. Её показания всё для меня и решили. А затем нехитрый трюк, вынудивший убийцу выдать себя письмом с головой, и всё дело, закрыто за пять дней…
- А нельзя ли чуть поподробнее, я ведь тоже в некоторой степени помог следствию? – намекнул доктор.
- Да от чего же нельзя, дорога только начата, ехать нам с арестантским возом медленнее чем на тройке, пожалуйте, расскажу с самого начала, ибо дело хоть и не редкое, но какое-то уж больно нашего брата-дворянина, по мордам наотмашь бьющее!
3.01./2020.
Продолжение следует…
-
-
-
-
-
-
-
-
-
-
-
-
-
-
-