(предыдущая глава - http://proza.ru/2021/04/03/1662)
(«Лесорубы» исп. Э. Хиль - https://www.youtube.com/watch?v=zpY3vCYhIYk)
Проснувшись, не сразу сообразил, где нахожусь. Только по свету уличного фонаря за покрытым дождевыми каплями окном веранды удалось определить в кромешной тьме своё местоположение. Хорошо спится на дождь, и благодаря ему накануне вечером так неожиданно и безболезненно отключился, что ни следа не осталось в памяти о том, как раздевался и забирался в спальный мешок. До подъёма ещё оставалось два часа, спать совершенно не хотелось, и я опять предался воспоминаниям о своём вояже в Карелию.
* * *
Бригадир сопроводил меня до бревенчатого сруба на краю становища, служившего какой-то кладовкой или подсобкой. В самом дальнем её углу под всяческим ненужным хламом обнаружился увесистый геологический ящик из толстой фанеры, доверху забитый стопками печатной продукции в нетронутой упаковке из обёрточной бумаги.
Чего там только ни было! И учебник для студентов ВУЗов по лесозаготовительной деятельности, и ГОСТы-ОСТы, и руководства c детальным описанием технологических процессов, и инструкции, которыми были регламентированы чуть ли не пошаговые действия всех участников технологического процесса. Добила меня брошюра «Научная организация труда в лесозаготовительной деятельности» — вот тебе и примитивный лесоповал, каковым он представлялся на мой взгляд несведущего стороннего наблюдателя.
Узрев привалившее книжное богатство, ощутил несокрушимую уверенность в успехе порученного мне писарского дела. И как же я соскучился по чтению за долгое время беспамятного госпитального досуга! Прямо с какой-то жадностью распаковывал, читал заглавия на титульных листах, всё трогал-перекладывал дрожащими руками книги и брошюры и с наслаждением вдыхал исходивший от них запах типографской краски.
Бригадир наблюдал за мной с открытым от изумления ртом и не удержался от вопроса:
- А ты, часом, нэ божэвильный? (А ты, случайно, не сумасшедший?).
- Есть малость. Но на людей первым не бросаюсь, – успокоил я его. И, воспользовавшись высказанным подозрением на мой счёт, оговорил своё проживание в подсобке.
Бригадир с большим облегчением дал своё добро на это. Строгим голосом напомнил о недельном сроке предоставления отчётности, моём заработке и дальнейшем пребывании в бригаде в зависимости от результата, вручил мне папку с несколькими рукописными листами внутрибригадной документации в ней и огласил распорядок дня – работа с шести утра и до десяти вечера с перерывами на трёхкратный приём пищи. Напоследок показал расположение и объяснил предназначение объектов на деляне и отправился в сторону лесосеки. По пути он время от времени настороженно оглядывался и чуть не навернулся, споткнувшись о корягу.
Я же, оторвавшись от книжной сокровищницы, приступил к наведению порядка в пункте временной дислокации. Парой пустяков было сделать это в помещении размером три на четыре метра - вынес абсолютно всё из подсобки, сразу рассортировав на три кучи: нужное, возможно нужное и просто хлам. Правда, делать это пришлось в несколько подходов, давая себе, хилому и немощному, возможность отдышаться.
Среди нужного имущества оказалось множество разнообразных пил. Тут тебе и лучковые, и двуручные, продольные и поперечные механические пилы, и древние неподъёмные мотопилы с маркировкой иностранных фирм-изготовителей, и отечественные «Урал»» и «Дружба», и современные лёгкие и удобные шведские «Partner». «Сколько веры и леса повалено»! – по всем этим изделиям можно было составить летопись переработки леса Карелии на экспортную древесину.
Очень кстати обнаружился самодельный деревянный ящик с плотницким инструментом. А древняя керосиновая лампа «Летучая мышь» с десятилитровой канистрой, доверху заполненной керосином, навеяла ностальгические воспоминания о вечерах раннего детства, прошедших при свете подобных ламп.
Что нам стоит, дом построить?
Нарисуем, будем жить,
И уж, точно, непременно,
В нём не будем мы тужить. – На фанерке от посылочного ящика обгорелой веткой из костра и силой своей разгулявшейся фантазии изобразил желаемое богатое внутреннее убранство жилища – стол, стул, кровать, навесные полки, стеллаж и некое подобие шкафа для личного имущества. Для камина, медвежьей шкуры на полу перед ним и кресла-качалки на ней места на фанерке и фантазии не хватило, хоть имелись лист толстого металла на полу рядом со входной дверью и отверстие в потолке над ним от дымовой трубы на крыше. Решил на случай холодов ограничиться обнаруженной за домиком печкой, сваренной из бочки-двухсотки.
Чего-чего, а строительного материала для воплощения мечтаний в действительность было предостаточно. Большим подспорьем в этом оказалась небольшая пилорама, приводимая в действие дизель-генератором, и при ней несколько штабелей досок различной толщины, в том числе обрезных и даже струганных. До вечера сновал между пилорамой и домиком, пилил, колол, тесал, строгал и заколачивал гвозди, помимо усталости испытывая знакомое с детства изумление-ликование по поводу того, как в результате моих усилий начерченные углём линии на фанерке обращаются в объекты материального мира.
Напоследок распахнул настежь дверь и окно, веником из сосновых веток подмёл пол и обмахнул потолок-стены помещения, обшитые струганной вагонкой. С большим удовольствием вдохнул ароматы цветущего весеннего леса, заполнившие помещение, и крепко призадумался над неожиданным открытием: «А ведь здесь можно жить круглогодично и сколь угодно долго».
Соорудил с тыльной стороны избушки навес, благо, нашёлся рулон рубероида для крыши над ним, изготовил достаточное количество полок под ним и разместил на них условно нужное имущество. Оставшееся, годное к дальнейшему использованию, распределил по полкам стеллажа в избушке.
По завершении трудов праведных прилёг я на свежеизготовленный топчан и с чувством глубокого удовлетворения окинул взглядом превратившуюся в жилое помещение былую подсобку. «Сделать ставку не на то, что есть, а на то, что должно быть, и при этом выиграть – вот единственное, чего следует добиваться», - перефразируя слова Лиона Фейхтвангера из романа «Лже-Нерон» по поводу власти над людьми, записал я в своём юношеском дневнике когда-то.
Власть никогда и ни в каком виде меня не интересовала, но созидание того, чего раньше не было, всегда было самым «вкусным» в жизни. Хоть частенько из-за этого слышал я в свой адрес обвинения в анархизме и желании мастерить велосипед собственной конструкции, начиная с разведки полезных ископаемых, добычи руды и выплавки металла для его изготовления.
* * *
Прервал моё путешествие в пространстве и времени звук механического будильника на наручных часах. С большим удовольствием и удвоенной энергией сделал я привычный комплекс утренней зарядки, побрился и ополоснулся по пояс водой из ведра на улице, хотя c тем же успехом можно было просто постоять под затяжным проливным дождём. Обернул превратившиеся в полешки рыбины плотной обёрточной бумагой, в которую баба Маня упаковывала выращенную на продажу продукцию со своего огорода, загрузил рюкзак гостинцами и отправился в путь.
Пока шёл нахоженной тропой через лесопосадку к железнодорожной станции, полной грудью вдыхал усилившиеся под дождём запахи предзимнего леса и всё никак не мог оторваться от Карелии в воспоминаниях.
Вокруг да около чего-то важного крутились они. Это что-то имело прямое отношение к дням сегодняшним и пока не поддавалось определению. Только и оставалось, что в поисках не пойми чего скрупулёзно перебирать дела минувших дней, как тому Иванушке-дурачку из сказки - связывать узелками великое множество порванных нитей, чтобы восстановить волшебный ковёр.
Пристроившись на излюбленном месте у окна по ходу движения электрички, привалился плечом к стене вагона, наблюдал сонных и молчаливых пассажиров, всё больше заполнявших вагон после каждой остановки, и предавался этому полезному, сокращающему время в пути и ставшему уже привычным занятию.
Память, как скользящий по местности луч прожектора в ночи, из общей череды прежде других выхватывает наиболее значительные и выделяющиеся на общем фоне события. Но при этом иногда всплывают такие картинки, что невольно начинаешь сомневаться в самом себе: «То, что было не со мной, помню».
Вполне объяснимы даже с материалистической точки зрения мои воспоминания о бестелесном путешествии «в гости к Белому дедушке» после клинической смерти в пятилетнем возрасте – причиной видений могло послужить сильнейшее галлюциногенное воздействие дурмана, семенами которого я тогда отравился. Правда, никакими галлюцинациями не объяснить открывшиеся после этого способности предрекать грядущие события, читать мысли людей, влиять на них на расстоянии, видеть внутреннее строение организмов и особенно ярко, окрашенными в угрожающий чёрный цвет - подверженные болезни органы.
Ладно бы, на втором месяце младенчества видел и запомнил светящийся шар керосиновой лампы над люлькой и облизавшую меня корову в вагоне-теплушке – причиной тому послужил громкий и шумный переполох из-за расстрела комендантом воинского эшелона пойманного на воровстве интенданта, когда авиационный полк перебазировался на Дальний Восток.
Но как объяснить подробное, в мельчайших деталях, видение изнутри собственного рождения, осознание происходящего, ещё и сопровождаемого некими сторонними пояснениями-комментариями? «Клетка души в темнице тела». – Как и чем можно было услышать, воспринять и осознать рождающемуся на свет существу эти надолго определявшие его слова?! Пожалуй, именно тогда впервые ощутил отстранённость от собственного тела – необычайно слабого и беззащитного, как у моллюска без панциря, инстинктивно сжимающегося в ответ на происходящие тревожные события. Как было не встревожиться, если привычная и очень комфортная водная среда вдруг начала стремительно убывать, а вместе с этим изменились ощущения, изменились доносившиеся сквозь водную оболочку знакомые звуки и дополнились многими другими незнакомыми, стало намного холоднее…
Электричка, набирая ход после очередной остановки, резко затормозила, качнув всех пассажиров, выдала несколько свистков и продолжила движение. Словно в знак солидарности с моими предродовыми фантазиями, проснулся и недовольно захныкал трёхлетний мальчонка на руках у мамы, сидящей напротив меня. Покачивая сына, она стала тихонько ему что-то напевать, после чего он моментально заснул, благо косые струи дождя на стёклах окон вагона дополнительно навевали сон.
Интересная особенность человеческой памяти – даже когда не можешь вспомнить ни событий всей предыдущей жизни, ни своего имени, почему-то ярчайшими цветными кинофильмами всплывают из подсознания прочитанные книги и чуть ли не вживую слышатся песни и музыка, знакомые с каких-то неясных лет. Именно книги и музыка становятся ниточками, благодаря которым вспоминаются обстоятельства знакомства с ними, моток за мотком начинают разматываться клубки воспоминаний, и возвращается память.
Первым после длительного беспамятства восстанавливается слух – по крайней мере, я, впервые надолго очнувшись после ранения, стал слышать и прислушиваться после звяканья дужки о ведро, плеска воды и шорканья швабры по полу, когда санитарка мыла полы в госпитальной палате. Затем органы осязания вполне уверенно распознают и выделяют из окружающего пространства собственное тело. Вслед за ними нос начинает вовсю улавливать и определять запахи, первым выделяя из них знакомый с рождения, но несколько изменённый – запах собственного тела. Затем уже и глаза начинают видеть, а мозг - распознавать видимую картинку.
Как же рельефно, красочно и чётко воспринимается окружающее после длительного перерыва! Как легко и с каким удовольствием вспоминается и думается после того, как постепенно возвращается способность связно и безболезненно мыслить! То ли из страха перед бездонной ямой небытия, из которой недавно выбрался, и желания уйти от неё как можно дальше, то ли из потребности наверстать упущенное, но организм стремится жить-двигаться просто взахлёб. Именно так было со мной в Карелии.
* * *
Дорвавшись до чтения, аки тот вшивый до бани, я хлеще страниц увлекательного романа проглатывал тексты документации по лесозаготовительной деятельности. С пользой для дела тренируя память, двое суток напролёт постигал и намертво запоминал изложенную в инструкциях технологию работы вальщика, толкача, чокеровщика, сучкоруба, раскряжёвщика и тракториста трелёвочного трактора.
После того, как чисто теоретически разобрался в работах по отдельным специальностям, дошла очередь до изучения отчётной документации.
Весь документооборот состоял из трёх рукописных документов: технологической карты, наряд-задания и план-задания.
По окончании разработки бригадой лесосеки мастер указывает в наряде выполненный объем работ, заполняет табель выхода на работу и число отработанных каждым рабочим дней. После этого наряд считается закрытым и передаётся мастером в бухгалтерию для начисления рабочим заработной платы.
Абсолютно ничего сложного не было ни в самих документах, ни в технологии их движения. За полдня освоил всё делопроизводство и призадумался: из каких таких соображений потребовался выделенный работник в моём лице для составления раз в месяц отчётов одной отдельно взятой бригады?
Ну, да приказы не обсуждаются. Решил тряхнуть армейской стариной и как можно качественнее оформить-представить отчётную и наглядную документацию. По какой-то непонятной причине на всём протяжении службы - начиная с учёбы в училище, затем на срочной службе и напоследок в офицерской группе специального назначения – я оказывался редактором «Боевого листка». И это при том, что в деле был не из тех, кого норовят занять абы чем, лишь бы не путались под ногами, сам никогда не напрашивался, в личном творчестве с детства предпочитал лепку живописи. Почерк же мой был настолько далёк от каллиграфического, что все читавшие написанное мной с детства прочили мне медицинскую стезю.
Воспользовавшись тем, что повариха попутной машиной направлялась в посёлок для пополнения запасов продуктов на неделю вперёд, напросился в подсобные рабочие к ней, чтобы обзавестись канцелярскими принадлежностями, а заодно выяснить у директора мой настоящий статус в бригаде.
В дополнение к ручкам, карандашам, линейкам, гуаши с кисточками, разноцветной туши с ручкой и коробкой перьев к ней и нескольким листам ватмана, полученным в профкоме, ещё и инженер по охране труда и технике безопасности всучил мне кипу красочных плакатов и инструкций. Навьюченный всем этим канцелярским добром я завалился в кабинет директора леспромхоза.
Директор очень обрадовался моему появлению, рассыпался в похвалах за творческий подход к порученному делу, попытавшись тем скрыть коварство своих замыслов в отношении меня. Прижатый к стенке прямыми вопросами, он всё же раскололся:
- Ты и сам видел, что за контингент в бригадах. Подавляющее большинство освоило лесоповал в местах не столь отдалённых, и требовать от них отчётности в удобоваримом виде бесполезно. Сейчас в лесозаготовительной отрасли вовсю развернулось социалистическое соревнование за звания «Лучшая бригада», «Лучший бригадир», «Лучший по профессии». А без качественной отчётности в этом деле никак не обойтись. Вот я и надумал с твоей помощью двух зайцев добыть – и отчётность наладить и соревнование организовать. Ведь победителей ждёт очень даже внушительная прибавка к заработку. Другого способа заинтересовать лесорубов просто нет - выработка во всех бригадах и так на пределе, если дальше её превышать, то нормоконтролёры обязательно снизят расценки в целях экономии фонда заработной платы.
- Ну, сам посуди, какой от тебя толк на лесосеке при твоём-то состоянии здоровья? – Обидно продолжил он свои уговоры. - Сидя в конторе, много не заработаешь, да и все вакансии жёнами заняты. Другой работы в посёлке просто нет. А так ты и бригаде поможешь и сам неплохо заработаешь.
Он помолчал немного и завёл речь о другой стороне этой же медали, сразу меня заинтересовавшей:
- Есть у меня виды на тебя и в плане улучшения организации работы в бригадах. На подходе новая лесоуборочная техника, а с её появлением обязательно изменится и технология лесозаготовки. Назрела необходимость внедрять научную организацию труда. Готовиться к этому надо загодя. В леспромхозе есть грамотные мастера и инженеры, но к каждой бригаде по инженеру не приставишь. А ты парень головастый, и рационализаторская жилка у тебя имеется – я это заметил, ещё когда вы курсантской бригадой самый первый дом в посёлке строили. Основная работа начнётся зимой, а летом можно поэкспериментировать. Вот я и хочу с твоей помощью уже сейчас на месте прикинуть, что и как следует изменить.
На том мы с ним и порешили.
Мастерство не пропьёшь! Бригада по производственным показателям числилась передовой. После состоявшегося с ним объяснения бригадир дополнительно включил в выполненный объём заготовленного леса солидную заначку, имевшуюся в каждой бригаде на всякий случай. При оформлении отчёта я не пожалел времени и красок, представляя результаты перевыполнения плана в виде таблиц и графиков на листах ватмана формата А3. Оформленные столь же красочно и видные издалека доска приказов и уголок техники безопасности также сыграли свою роль. Всё вышеперечисленное принесло бригаде заслуженную победу в социалистическом соревновании.
На ежемесячном подведении итогов в правлении леспромхоза бригадир – ярый антисоветчик – выглядел весьма ошарашенным, когда после объявления бригады победительницей, его торжественно наградили грамотой и широкой красной лентой через плечо с надписью на ней большими белыми буквами: «Победитель социалистического соревнования». Присутствие в автобусе директора, членов правления леспромхоза и других бригадиров, которые отправились на лесосеку поздравлять-чествовать победителей, не позволило ему избавиться от награды, и надо было видеть гневные осуждающие выражения лиц, с которыми его встретили сородичи-члены бригады. И как же быстро эти выражения сменились на восторженные при известии об удвоении заработка за отработанный месяц благодаря люто ненавидимому ими кумачу!
Работа – лучшее лекарство от всех бед. По мере восстановления сил стал я на практике постигать усвоенное теоретическим образом.
Помимо изучения научной организации труда в лесозаготовительной отрасли, в течение месяца по полдня работал вначале сучкорезом, затем помощником вальщика леса и далее на всех рабочих должностях, предусмотренных при раскряжёвке, трелёвке, пакетировании и погрузке леса.
В прямом смысле слова своими руками прощупал всю технологическую цепочку лесозаготовки. Работал без нелюбимых с детства рукавиц в нарушение техники безопасности (ответственным за которую меня же назначили в бригаде). В результате этого мозоли во всю ладонь на моих руках приобрели такую толщину и ороговелость, что и занозы не могли их проткнуть – застревали, обламывались и сами вылазили наружу после парилки в бане, предусмотренной раз в две недели. Но полученный таким образом опыт был просто бесценным.
Директор леспромхоза был прав в своих предположениях на мой счёт. Таким уж я уродился, что в любом виде деятельности, которым приходилось заниматься, одновременно с непосредственным в нём участием, мозг помимо моей воли пытался отстранённо осмыслить происходящее, проанализировать и … хоть в какой-нибудь малости да изменить его. Иногда эти изменения оказывались очень даже полезными. Как-то неинтересно мне всегда было лишь пользоваться уже готовым к употреблению миром.
После победы в социалистическом соревновании и полученной за это дополнительной премии, отношение ко мне – русскому по национальности, офицеру и коммунисту - в бригаде поменялось с откровенно враждебного на просто недоверчивое. Вникнуть в логическую составляющую собственной деятельности подавляющее большинство даже тех, кто проработал на лесозаготовке всю свою сознательную жизнь, не могло по разным причинам.
Тут и уровень общего развития-образования, и отсутствие привычки анализировать свои действия, как и формулировать имеющиеся знания – всё это вынуждало многих относиться с большим подозрением к моим расспросам об особенностях той или иной работы, как пустой трате времени, отвлекающей от самой работы. Но рассказать о своей работе, которую знали досконально, могли все. Этим я и пользовался, добывая нужную мне информацию, как строжайшую военную тайну.
Глаза разгорались всё больше и больше, когда замечал отличия между описанной в теории технологией и самими выполняемыми работами и, тем более, от грядущих оптимизированных схемы и работ, после внесения в них так и напрашивающихся изменений. И случай представился реализовать задумки на практике - как раз предстояло разрабатывать новую деляну на бригадной лесосеке.
Предварительно переговорив с мастером леса, я предложил бригадиру опробовать двухрядный способ валки леса на новой деляне. Едва услышав об этом, он сперва наотрез отказался. Ничего не попишешь, привычка - вторая натура. В гористой местности Карпат, где он и члены его бригады набирались опыта, только и мог применяться однорядный способ разработки пасеки (части делянки, с которой деревья или хлысты вывозятся трактором по одному трелевочному волоку). В сравнительно ровной местности Карелии вполне можно было сэкономить на трелёвке, в шахматном порядке выбирая лес по обе стороны волока.
Ознакомившись с моим простеньким расчётом общего сокращения времени и расходов горючего при полуторном увеличении производительности, он призадумался и перед ужином созвал всю бригаду для обсуждения этого предложения.
Идея была совсем не новой, критики не вызвала и воспринялась как сама собой разумеющейся. Зато обсуждение способов разработки пасеки вылилось в бурный диспут, едва не завершившийся мордобоем. Споры вызывало абсолютно всё – ширина пасек, количество волоков на ней, угол наклона поваленных деревьев к волоку, метод трелёвки, - и я еле успевал записывать излагаемые мнения, часто диаметрально противоположные, чтобы позже сделать математические обоснования всех предложенных вариантов и выбрать самый оптимальный.
Через два дня состоялся мой доклад перед бригадой. И хоть приготовился основательно – нарисовал на листах ватмана последовательную блок-схему валки леса по новой схеме и развесил листы на стене бригадного вагончика, - а волнение прорывалось дрожащими руками и хриплым прерывистым голосом, когда я выломанной длинной палкой вместо указки водил по схеме, поясняя представленное на каждом технологическом этапе. Шутка ли – пробыв на лесоповале без году неделю, пытаться менять то, к чему взрослые мужики привыкли за всю свою трудовую жизнь!
После завершения доклада надолго воцарилось молчание, прервала которое короткая фраза бригадира:
- Цэ дило. (Это дело). – Повторился базар-вокзал, как и при предыдущем обсуждении, но на этот раз все уже были нацелены на улучшение представленной схемы. Коллектив – большая сила! Совместными усилиями выработали оптимальный вариант, опробовать который предстояло на практике в самом ближайшем будущем.
За две с половиной недели работы по новой технологии бригада выполнила месячную норму лесозаготовки и в конце месяца опять была признана лучшей в соцсоревновании. Дополнительно была выписана премия за внедрение научной организации труда. После всех поздравлений бригадир подошёл ко мне и на виду у всей бригады протянул мне руку со словами:
- Дякую вид щирого сэрдьця (Благодарю от всего сердца). – А у меня в голове уже крутилось дальнейшее видоизменение только что внедрённой схемы - организация двухполосной схемы с удвоенной шириной пасек по обе стороны волока.
Эге-гей!
Привычны руки к топорам,
Только сердце
Непослушно докторам. – Как раз сердце ослушалось не только докторов, но и моей воли.
Заплыв в честь дня ВДВ в удивительно прозрачной и столь же холодной воде обнаруженного неподалёку от становища небольшого озера (ламбушки, как называют такие водоёмы в Карелии) с непривычки обернулся для меня жесточайшей ангиной. Неделю спустя утром при попытке обуться перед работой сердце выдало частоту пульса под двести ударов в минуту, стал я задыхаться, потерял сознание, и уже к вечеру был доставлен санитарным УАЗиком поселковой больницы в реанимацию краевой больницы в Петрозаводске с диагнозом: ревмокардит (ревматизм сердца).
Выпиской из больницы через десять дней и запретом на полгода любых физических нагрузок мой оздоровительный вояж в Карелию и завершился. Провожая меня на ленинградский поезд, директор леспромхоза напутствовал словами:
- Учиться тебе надо. Учиться и двигать науку. А лес от тебя никуда не денется, он у тебя в душе.
* * *
Электричка замедлила ход, всё больше притормаживая перед остановкой. Двигаясь в толпе пассажиров к выходу из вагона, резюмировал самому себе свои думы: Кто ж его знает, откуда берутся мысли и где именно хранятся воспоминания.
- Лёгкие дышат, сердце стучит.
- А голова?
- Голова - предмет тёмный и исследованию не подлежит. – Как говаривал уездный доктор в исполнении Леонида Броневого в кинофильме «Формула любви».
(следующая глава - http://proza.ru/2021/05/26/226)