Раскаяние

Анастасия Флейм
— Ир, ну, прошу тебя, прекрати так убиваться, — пытался успокоить вдову брата Сергей. Он почти два часа пытался привести в себя молодую женщину, уговорить поесть, поспать... Уговорить жить.

— Сереж, ты разве не понимаешь? Я просто не могу! — еле слышным шепотом возражала бледная, как полотно, Ирина. — Я не могу без него жить! Не могу! И не хочу!

Сергей с обреченной усталостью молча покачал головой. Чуть больше недели назад его старший брат не справился с управлением на скользкой зимней дороге и влетел под встречный грузовик. Когда приехали врачи, спасать там было уже некого.

Мужчина подошел к рыдающей Ирине, присел рядом на диван, заглянул в глаза. В огромных серых глазах плескалось безумие. Безумие и отчаянная решимость. Она не видела ничего вокруг, не видела Сергея. Видела лишь в подробностях свой быстрый уход вслед за любимым мужем. Тонкие пальцы дрожали, сжимая насквозь мокрый носовой платок.

— Ириш, послушай меня, дорогая, — Сергей старался говорить как можно убедительней. — Мы все скорбим. Поверь! Ты же знаешь, что наша мама слегла в больницу с инсультом. Но это не повод вот так... Это он умер! Он, в конце-то концов, а не ты!

Будто очнувшись на мгновение, Ирина остановила мутный злой взгляд на лице Сергея, и, не размахиваясь, отвесила ему резкую звонкую пощечину. Затем упала, зарылась лицом в диванную подушку, поджала ноги к груди, как маленький ребенок, разрыдалась вновь тихо и жалобно. Мужчина потер горящую огнем щеку, постоял минуту, глядя на плачущую Ирину, вздохнул и вышел, тихо прикрыв за собой дверь...

* * *

Ирина сама не заметила, как рыдания ее перешли в тихое всхлипывание, не заметила, как провалилась в сон. Там, во сне, Сашка, ее Сашка, был по-прежнему жив. Он весело и задорно смеялся, крепко обнимая ее и нежно целуя в нос. Она смеялась в ответ и отбивалась от него в шутку... И ощущение счастья было таким нереально острым, что защемило сердце от тоски, и Ирина проснулась.

Она лежала какое-то время в темноте, не до конца осознавая где она, кто она и что происходит. Вернувшиеся воспоминания о погибшем муже разогнали остатки счастья, навеянные сном. Женщина села на диване, застонала, укутываясь в плед. Ее била крупная нервная дрожь.

Вдруг, поддавшись давнему решению и сиюминутному порыву, Ирина вскочила, включила свет, принялась шарить по шкафам и полкам, ища рассованные по разным местам лекарства. Свои находки она сгружала одной кучкой на журнальный столик, рядом со стаканом воды, заботливо налитым ей Сергеем еще днем.

Так, а вот и сердечные, надо собрать все, где-то же лежало еще, оставалось от давно почившей больной бабушки. Ирина старалась действовать быстро, не задумываясь о своих действиях. Больше всего она боялась струсить в последний момент. Но больше терпеть щемящую боль в сердце у нее просто не было сил. Мужа она любила сильнее, чем саму себя, сильнее самой своей жизни.

Обшаривая очередную полку, Ирина уколола палец об острый угол пластиковой папки. Она взяла ее в руки, замерла в нерешительности, прежде чем открыть...

* * *

Квитанции, чеки... Открытый счет в банке, о котором Ирина понятия не имела. Сим карта оператора сотовой, номер которого Ирине так же был неизвестен... Как во сне женщина вставила симку в свой телефон и вздрогнула от моментально раздавшегося резкого звонка.

— Котик? Это ты? Ну, куда же ты пропал? — высокий женский голосок на том конце капризно растягивал слова. — Ты что, обиделся на меня? Ну, прости, котик, ты же знаешь, как ты мне дорог! Почему ты молчишь?

Ирина бессильно опустила руку с телефоном, из динамика еще долго раздавался незнакомый женский голос, но она совершенно ничего не слышала, лишь тонкий пронзительный звон в ушах...

Ложь... Все ложь. Вся их жизнь, казавшееся таким нереальным и настоящим счастье — тоже ложь. Он не любил ее, он изменял ей. Господи, она же только что чуть..!

Ирина не помня себя уронила телефон на пол, обулась, схватила с вешалки пальто и выскочила на холодный морозный воздух. Вдохнула его полной грудью, чуть приходя в себя, поймала такси. Доехав до нужного ей места, какое-то время стояла, вцепившись в кованые ворота и собираясь с силами.

Дойдя до свежего холма, покрытого ковром из цветов и венков, она долго зло плакала. «За что?» — громким шепотом кричала она в любимое лицо, улыбавшееся ей с мрамора. «За что? Я же любила тебя, я же верила!..» Впав в иступленную истерику, она принялась распихивать ногами ворохи живых цветов, как будто пытаясь доказать себе самой и тому, кому они были подарены, что он недостоин любви, веры, признания и памяти.

— Ириш, Ириш, остановись! Не надо! — сильные руки подхватили ее, обняли сзади за талию, приподняли от земли.

— Ты знал? Ты все знал, да? — она вывернулась из рук Сергея и зло заглянула в его глаза. — Знал и молчал? Он изменял мне, изменял! А я его так любила... Я так...

Женщина отчаянно вцепилась в пальто Сергея, уткнулась лицом в задубевшую на морозе ткань. Тот стоял и какое-то время лишь молча гладил вздрагивающие хрупкие плечи, как будто выбирая, что и как сказать.

— Ириш, послушай... Ты только не сердись, выслушай спокойно, — мужчина тщательно подбирал каждое слово. — Да, я все знал. Знал про ту женщину. Но это была самая большая его ошибка в жизни. Дослушай! Это правда! Он сам это понял и порвал с ней, осознав, как сильно он тебя любит. Он звонил мне тем вечером, говорил, что все кончено и он сильно раскаивается. Говорил, что едет к тебе. Едет домой... Но не доехал. Он любил тебя, Ириш...

Женщина, при первых словах пытавшаяся возразить и вырваться из крепких объятий, к концу короткого монолога мужчины замерла, прислушиваясь, затихла. Когда он умолк, произнеся последние слова, она не отошла, не отстранилась. Так и стояла, спрятав лицо на груди Сергея.

Потом сделала шаг назад, ловя его спокойный и виноватый взгляд огромными широко распахнутыми глазами. Ноги ее подкосились, она упала коленями на грязный, истоптанный снег. Сгребая его руками, впиваясь пальцами в землю, она подняла лицо вверх, где сквозь серые рваные облака виднелось вечернее звездное небо, и завыла в голос, с криком выплескивая всю свою накопившуюся боль, прощаясь с тем, кого любила. Любила больше своей жизни...