Одноэтажная литература

 

Вначале позволю себе пофантазировать. По-чёрному. Представьте себе, что вы, живя и работая за границей, а тем более в Америке, в столичном Вашингтоне, неожиданно отозваны из советского полпредства обратно в Москву. И не когда-нибудь, а в 1937 году. С какой целью? Знакомому с советской историей, а особенно с историей 1930-ых годов сразу и автоматически приходит решение этой одноходовой комбинации.

Этот случай, если верить Илье Ильфу и Евгению Петрову, произошёл с героиней рассказа, написанного в том же 1937-ом году — Тоней, её супругом — шифровальщиком Костей Говорковым и их вновь родившимся в Америке сыном Вовкой. Мало того, уверен, сами того не желая и не зная, авторы рассказа "Тоня" напророчили им по возвращении: в лучшем случае — "казённый дом", а в худшем — даже не хочется говорить... Ведь они об этом ещё не догадывались, не успели в полной мере понять... А вернули авторы ту советскую семью на родину из лучших побуждений — вырвать их из клешней американской античеловеческой атмосферы. Об этом всё время говорится  в рассказе. С первых строк и до апофеозного финала, где, опять же, по незнанию, проявляя партийное чутьё патриотизма, выражаясь стилистикой тех лет, первое что увидели, пересекая границу СССР на поезде — вышку и часового на ней. "Часового завалило снегом, — завершают рассказ писатели, — но он не отряхивался, неподвижный, суровый и величественный, как памятник." Видимо, по задумке авторов это должно было символизировать основательность, цельность и какую-то значительность непоколебимости границ отечества по сравнению с капиталистической разлагающейся Америкой.

... Пытаюсь упорядочить противоречия в ощущениях от творчества Ильи Ильфа и Евгения Петрова, и обозначить свои впечатления. Руководствуюсь здравым смыслом и максимальным нейтралитетом в выборе сбалансированности объективных и субъективных категорий точек отсчёта, изнемогая, то от зноя их искромётного юмора, то ныряя в ледяную воду их неприкрытых коньюктурных агиток. Следую принципу правдоискателя — делай, что должно, и будь, что будет. Набравшись куража и следуя немеркнущей фразе персонажа из кинофильма "Берегись автомобиля": "А не замахнуться ли нам на Вильяма, понимаете ли, нашего Шекспира?" В данном случае роль Шекспира отводится Ильфу и Петрову. И, чтобы замахнуться на них надо обладать, по меньшей мере, дерзостью. Но дерзостью оправданной. Вопреки сложившимся стереотипам и возможной конфронтации с оппонентами.

Становление и взросление уникального писательского тандема своей беспримерностью и неподражаемостью излучало непревзойдённое мастерство на фоне зеркального отображения эпохи 1920-ых годов. И это останется, без сомнения, выдающимся вкладом в советскую литературу наряду с их достижениями в журналистике и жанре фельетона. Наиболее известна их дилогия "Двенадцать стульев" и "Золотой телёнок". Об этом было сказано неоднократно в превосходной степени и ещё будет повторено многократно. Заслуженно и по праву. С точки зрения пристрастного читателя...
 Упомянутый "замах" касается не только их позднего периода творчества — с начала 1930-ых годов, вплоть, до безвременной кончины по болезни Ильфа в 1937 году, а и периода создания их главного романа-дилогии.

Возвращаясь к рассказу "Тоня", по сути, — последнему их совместному рассказу, и невольно сравнивая с ранними их сочинениями, наблюдаешь кардинальное несоответствие в стилистике, форме изложения и предметах литературного реквизита. Ощущение такое, что писатели не только изменили себе в мастерстве изложения, но и изменили ощущению их реального физического присутствия. Как будто, это писалось не теми писателями, от которых мы были в восторге, а ремесленниками провинциальной тощей газетёнки. Ностальгирование проживающей в Вашингтоне девушки Тони по родным местам, в бытность жизни в  Стране Советов — работницы расфасовочной фабрики, является ключевым моментом в её незатейливой рутинной жизни заграницей. Как, впрочем, и перечисление ещё многого того, чего ей не хватает и что ей претит, живя в Америке. Не проходит дня, чтобы она не мечтала вернуться на родную фабрику и принимать участие в художественной самодеятельности и в других мероприятиях, без которых она не ощущает жизнь полноценной. Ностальгия — чувство святое и понятное. До той поры, пока это преобретает форму гиперболизированого фарса. Когда кроме этого больше ничего нет. О том, что ей и её семье предстоит в конце-концов, в буквальном смысле, по возвращению на родину можно только догадываться...

А до этого была "Одноэтажная Америка"... Их более чем трёхмесячное путешествие по американским штатам в конце 1935-ого, начале 1936-го года, несмотря на полученное разрешение двухмесячного срока по решению Политбюро ЦК ВКП(б), на купленном ими автомобиле марки "Ford" стало достоянием читателей по возвращению в СССР. Конечно, их поездка, судя по её насыщенности и разнообразию щедро финансировалась и была целевая, как мы сейчас понимаем. Цель — показать жизнь в логове капитализма, подчёркивая на фоне этого преимущества советского строя. Будучи корреспондентами центральной газеты СССР — "Правда", писатели со свой задачей в целом справились, хотя это было и не просто. Говоря наперёд, результат их задания был заранее предсказуемым и не о каком беспристрастном взгляде на американское общество не могло быть и речи.

Приобретя автомобиль и взяв себе добровольных помощников по идеологическому призыву — семейство инженера Адамса — его и его супругу в качестве водителя автомобиля они вчетвером пересекли огромный американский континент с востока на запад и обратно в течение нескольких месяцев. Останавливались в населённых пунктах и городах, фотографировали и записывали увиденное, общались с людьми  самых широких слоёв американского общества: от президента до фермеров и рабочих. Думается, что семейство энергичного инженера Соломона Абрамовича Трона — такую фамилию в действительности носил просоветски настроенный специалист, проработавший семь лет в 1920-ых годах представителем американской компании  General Electric в России по программе электрификации страны, руководствовалось не только соображениями бескорыстия и единством приверженности к марксистской идеологии, а достаточно меркантильными. Что можно об этом подумать, когда знаешь, что ради этой поездки они оставляют двухлетнюю дочь под присмотром служанки и мчатся с какими-то корреспондентами из Советской России в неизвестность довольно непредсказуемого небезопасного авантюрного путешествия? Кстати, мистер Трон прожил долгую жизнь, немного не дожив до столетнего возраста, а с русскими писателями он мотался по Америке уже будучи за шестьдесят. Надо сказать, что Ильфу и Петрову, прямо скажем, повезло с вышеупомянутой парочкой. Если бы не семейство Тронов, неизвестно, как бы удались их планы, а мы бы не прикоснулись к уникальному материалу.

"Одноэтажная Америка" — это, скорее, не художественное произведение, а журналистский репортаж. Да и формат изложения не предполагал очевидно другой формы редакторского задания. Всё по правилам жанра. И конечно, строго по партитуре высказывания  впечатлений советских корреспондентов центральной газеты и взглядов в духе социалистического реализма на буржуазный и чуждый советскому человеку строй. В свойственной им манере издевательского отношения к личности, в своих впечатлениях от встреч, имевших место в разных слоях американского общества, писатели сопровождают это одним и тем же приёмом насмешек и какого-то ложного превосходства, давая в большинстве нелестную характеристику, порой переходящую в характеристику идиотам. (Один только эпизод их встречи с белогвардейским капитаном Трефильевым и пересаженной кожей с его заднего места на лицо вследствие ожогов чего стоит! А их встреча с голливудской дивой Бетти Девис, обладательницей всегда потрясающих экранных причёсок и заявление авторов о том, что она по десять дней не моет голову? И ещё многие другие издевательские насмешливые характеристики в книге, данные всем, с кем "не по пути", в отличие от тех, кто хоть издали как-то схож с доморощенными строителями социализма). То же касается и их комментариев, густо населяющих их заметки, в которых они описывают социальные  отношения американской жизни, особенности культурных традиций и спорта. Иногда их базовый подход от безысходности и бесспорности оценки того или иного увиденного и узнанного даёт сбой и они восхищаются элементами американской инфраструктуры и образцами новейшей технологии. Ну тут уж... Куда уж тут уж... Но не часто, а только там, где явно "не лаптем щи".

В письме Ильфа и Петрова И.В.Сталину, написанное в феврале 1936 года сразу после возвращения из Америки и скорее относящееся к дискутируемому вопросу возможного создания центра кинематографии в Крыму наподобие Голливуда, писатели чётко обозначили своё предназначение: "...Работа в "Правде" научила нас пользоваться оружием писателя не только для так называемой большой литературы, но и для ежедневной будничной борьбы за социализм...".

Жизнь полна искушений. В том числе, касающихся тех, которым подвергся доктор Фауст в неувядаемой философской драме Иоганна Гёте. Называлось это искушение — игрой компромиссов, а ставка в игре была душа и убеждения. (Последнее не столь очевидно, применительно к Ильфу и Петрову, но не исключено). Не избежали этого и одесские писатели. Начиная с 1932 года, когда литераторы периферийной Одессы, переехав в Москву, дружно соединили свои судьбы со столичной газетой "Правда", их дальнейшее восхождение обернулось скатыванием с горки успеха, вознёсшее их туда, по сути, их же героем Остапом Бендером. Тем более противоречиво и непонятно, что этого литературного и народного любимца, его же отцы-создатели собирались сначала упечь в качестве каторжанина на строительство Беломоро-Балтийскийского канала, а затем в духе того времени перевоспитать. Другими словами: убить его сущность, превратив в знамя, оправдывая рабский труд, с таким размахом используемый в то время. Мало того, в 1933 году, отвечая на вопрос собираются ли они писать продолжение их дилогии, писатели ответили утвердительно и даже озвучили название будущего романа — "Подлец". Каково?! Слава Богу, что руки у них до этого не дошли и они не оскорбили себя этим позором.

Могут возразить, мол, время было такое — суровое. И судить не дано по меркам сегодняшних дней. Да, всё так. И каждый выбирает для себя то, что он исповедует и что ему ближе. На это можно возразить, что абсолютные человеческие ценности никому не дано пересмотреть, руководствуясь при этом сиюминутными интересами с позиций коньюктурной предпочтительности. Что и позволяли себе наши уважаемые писатели. 

Положа руку на сердце и размышляя об анонсированных ранее, резко противоположных двух периодах в творчестве Ильфа и Петрова  — до и после периода их работы в газете "Правда", нельзя не задуматься и прийти к выводу о том, что на самом деле граница на стыке этих периодов была не столь уж резко очерчена. И их работа над   дилогией была сродни той, которую они делали позже в 1930-ых. Если с этих позиций внимательно проанализировать произведения, их прославивших — "Двенадцать стульев" и "Золотой телёнок", то можно для себя открыть то, что было ранее скрыто под завесой увеселительной прогулки и занимательных приключений главного персонажа — Остапа Бендера. Его привлекательная лёгкость, острота ума, искусство импровизации и неуёмная энергия оттягивает на себя более общие детали остальных персонажей и быта того времени. А здесь как раз и заложено то, на что можно обратить внимание и оценить направленность всего произведения. И что мы видим? Примитивных убогих граждан Страны Советов — строителей социализма; карикатурные образы всех без исключений работников различных сфер государственных учреждений; жизненный уклад "бывших", а ныне затаившихся; алчных клоунов — служителей церкви; и так далее и тому подобное. Ни одного нормального здорового человека! У читателей того времени мог возникнуть законный вопрос: с кем строить социализм, если кругом скопище сплошных уродов, стоящих поперёк светлой дороги к строительству социализма и сбивающих твёрдую поступь на хромоту? Как жить дальше? На кого опереться? И логический, самый простой и эффективный вывод — искоренить это племя! Не это ли предтеча Большого террора? Не это ли предлагают авторы? Использовать человеческие отбросы на великих стройках социализма. На Беломоканале, например, как собирались это сделать Ильф и Петров с Остапом Бендером.

Здесь не преследуется цель хоть как-то опорочить авторов или преуменьшить их мастерство публицистов. Именно так — публицистов. Не думается, что авторы работали в жанре художественной литературы. По крайней мере это никак не обозначается. Налицо, добротная публицистика и фельетонистика, выдержанная в духе того времени, выверенная и сбалансированная партийной большевистской линией подхода к вопросу о том: “с кем вы мастера культуры — инженеры человеческих душ?” Недаром, как уже упоминалось, вопрос об их поездке в Америку решался предварительно на заседании Политбюро ВКП(б)...

Писатели оказались заложниками системы. Ильф и Петров, вознесённые на литературный Олимп по идеологической необходимости и в  интересах системы, не без помощи члена ЦК ВКП(б) Николая Бухарина, распропагандировавшего дилогию после её почти не замеченного никем выхода, беззаветно отдав самих себя во имя утверждения этой системы, были низвергнуты вскоре этой системой изъятием публикаций, как отработанный материал. Сатурн сожрал своих детей...