4.
Дежа-вю номер два… В смысле, дважды за сутки. Вернее, всего за несколько часов.
Лиза припомнила, как некоторое время тому назад, она примерно так же стояла здесь, на втором этаже их общего дома. Перед дверью, где располагался кабинет миссис Эллоны Мэйбл.
Забавно… На ней сейчас было то же самое клетчатое платье, любимая домашняя одежда девочки. Платье, подаренное Лизе хозяйкой дома сего. Эдакий привет из детства самой миссис Эллоны Мэйбл.
Да… В общем, она, девочка, спасенная отставным медиком, выглядела сейчас примерно так же, как тогда. Правда, руки у нее на этот раз оказались свободны. Просто потому, что предмет, который она собиралась предложить своей Старшей, сейчас опоясывал ее, Лизы, талию.
На этот предмет – специально отобранный Джеком Зюйдманом, мировым судьей – приходилась изрядная часть предполагаемого действия. В части, касающейся ее, Лизы, тела.
В смысле, касающейся непосредственно ее. В самом прямом смысле этого слова.
Да... помнится, в прошлый раз девочка переложила прутья, принесенные с прогулки, в левую руку. А правой коснулась поворотной ручки двери, действуя далее просто, интуитивно и кое в чем, не выходя даже за пределы логики - опять-таки простой, обыденной и даже в чем-то банальной.
Теперь было необходимо сделать... все то же самое, только без самого первого, подготовительного движения - именно потому, что руки свободны!
Ну что же... Действуем!
Ладонь на ручку двери. Поворачиваем... Открываем... И сразу же делаем шаг через порог - туда, внутрь. Только все это выполняем очень тихо - вдруг, Элли снова окажется занята?
Вдруг… она сейчас делает в своем дневнике очередную запись – такого, покаянного характера. Изобличая себя в каких-нибудь грехах, перед своей воспитанницей, мыслимых и немыслимых - ну так, к примеру!
А что? С нее, между прочим, станется! Запросто начнет обвинять себя в чем-нибудь таком... нехорошем!
Оказавшись внутри, Лиза поняла, что ничегошеньки она не угадала. Миссис Эллона Мэйбл сидела отнюдь не за столом, а совсем даже на диване - том самом, да! Еще и с закрытыми глазами - то ли дремала, то ли молилась... про себя.
С одной стороны, это было неожиданно. Лиза как-то уж очень отчетливо нарисовала себе ожидаемую модель общения, основанную на обычных паттернах поведения* своей Старшей. Куда входили предполагаемая диспозиция сторон, предсказуемые действия-движения участниц грядущего непростого разговора, а также общая направленность беседы. Девочка, соответственно, придумала некоторые фразы, а также тональность, с которой имело смысл их произнести, за-ради достижения необходимого ей результата. Ну и в целом... приготовилась к вполне определенному, ожидаемому варианту общения.
Однако теперь все менялось. И ей теперь следовало импровизировать. Чем, собственно, девочка и занялась.
Лиза неслышным шагом прошла чуточку вперед, по направлению к теперешнему положению своей Старшей - мягкая домашняя обувь и прекрасный паркетный пол, изготовленный строителем дома сего лично, пускай и много лет тому назад, немало тому способствовали.
В общем... Элли что-то услышала только, когда девочка опустилась на колени - не доходя шага три, чуть поодаль, подчеркивая тем самым желание выразить покорность воле своей Старшей и еще полное свое послушание.
Молодая женщина раскрыла свои глаза - как-то резко, едва ли не в испуге! - и посмотрела на свою воспитанницу растерянно и даже со страхом. Однако девочка вовсе не растерялась, а сразу же перешла к делу.
Не вставая с колен, Лиза расстегнула ремень, опоясывавший ее талию и смотревшийся как некий... вызывающий аксессуар - не вполне уместный на девчоночьей одежде! Потом взяла его в руки и коротким-кротким движением протянула сей наказательный предмет хозяйке дома сего. Молча, прекрасно памятуя о том, что адресат ее жеста поймет его точно, четко и однозначно. С расчетом на то, что миссис Эллона Мэйбл сама обозначит свою позицию по спорному вопросу, и можно будет подключить к ее убеждению некоторые аргументы из числа придуманных девочкой ранее.
Элли в ответ... как-то растерянно вздохнула. Мотнула головой, как бы прогоняя какое-то наваждение - свое, личное, возможно никак не связанное с приходом ее воспитанницы.
Странно... Разве Элли не была готова... к такому?
На мгновение, Лиза припомнила события и действия предыдущих часов. Как Флоранс внезапно явилась к ней, сменив хозяйку тела прямо на кухне, посреди спора о приемлемости той самой лжи, которую девочка себе позволила днем - тогда, в разговоре с судьей состоявшемся сразу же после прогулки. Как «темная сущность» обратилась к ней с целой серией личных просьб - каковые Лиза, чуточку подумав, решила исполнить, все и полностью.
Кстати говоря, одна из этих самых просьб уже была ею исполнена - причем, в точности так, как этого пожелала сама Флоранс! Гостья реального мира, пользуясь тем, что временно заняла место в теле ее, Лизы, Старшей, ассистировала девочке - по ходу ее переодевания, из одежды улично-прогулочного стиля, в домашнее платье. Флоранс... безусловно, наслаждалась тем, что адресат ее помощи, стесняясь, снимала с себя зимний утепленный комбинезон, предназначенный для игр на снегу. А также большую часть одежды, которая, традиционно, надевалась под него - для того, чтобы, как выразилась, когда-то, миссис Эллона Мэйбл, «Не промокнуть, не замерзнуть и не простудиться!»
Флоранс не только наблюдала за ней - чуть смущенными, но все же при этом жадными глазами. Она подавала девочке все ее... предметы одеяния, предназначенные для ношения дома. Одобрительно кивнула ей, когда Лиза выбрала на этот день и вечер клетчатое платье - то самое, да! И при этом, отрицательно мотнула головой, когда девочка попыталась подпоясаться тем самым ремнем, который ранее опоясывал ее талию поверх уличного комбинезона.
- Не спеши, - дополнила она словами свой мимический жест. - Не торопи нашу Элли. Не нервируй ее... раньше времени. Поверь, она ничего не позабыла, и все-все будет держать в своей голове - я про то, что ты пообещала подать ей... это... когда она будет готова. Так вот, прими к сведению, что она еще вовсе не готова к... такому. Подожди... Ну, скажем до после ужина. Приходи к ней... после того, как вы помоете посуду и она тебя отпустит отдыхать. Примерно через час, после этого - думаю, будет в самый раз! Она тебя примет и все у вас состоится... в точности так, как мы с тобою рассчитали. Вот только...
Она смутилась и замолчала.
- Что, «только»? - немедленно уточнила девочка. - Договаривай, будь уж так любезна!
Флоранс присела на ее, Лизы, постель, протянула девочке руку. Когда Лиза сделала ответный жест, «темная личность» немедленно притянула ее к себе, усадила рядом.
- Лиза, - произнесла она доверительным и несколько смущенным голосом, - я очень надеюсь, что мы с тобой все рассчитали правильно. Но даже если мы в чем-нибудь ошиблись... К примеру, если первое... болевое действие пройдет чуточку жестче, чем я тебе обещала... Все равно, постарайся вытерпеть его наилучшим образом. Да-да, я знаю, Элли снабдила тебя кое-какими предохранительными средствами, чтобы ты могла в любое время остановить ее - если что-то у вас пойдет не так. По ходу наказания ты вправе взять паузу... Или просто все прекратить. Между прочим, это была великолепная идея! Вот только сегодня таким облегчением... лучше не пользоваться.
- Так-так-так... - девочка произнесла это тройное повторение-усиление слова, обозначающего резкое сомнение в словах собеседницы, с явной иронией в голосе. - Значит, все обстоит гораздо серьезнее... и опаснее для меня? Да?
- Нет никакой опасности, - твердо заверила ее Флоранс. - Элли считает, что ее манера общения с тобой находится едва ли не за гранью допустимого. Она все время контролирует себя - в части того, не обходится ли она с тобою слишком сурово. Я прошу тебя... дай ей сегодня прочувствовать власть над тобой. Хотя бы по ходу первого действия. Просто терпи... сколько сможешь. Покажи ей свое доверие... и свою храбрость!
- Теперь ты требуешь от меня еще и такого? - Лиза выразила интонацией и словами весьма скептическое отношение к такому... внезапному предложению.
- Не требую. Прошу, - пояснила Флоранс. - Видишь ли... Помнишь, ты сказала, что доверяешь ей больше... и позволяешь ей тоже, больше, чем мне?
- Ты обиделась? - как ни странно, Лиза смутилась от этого ее напоминания.
- Нет, скорее чуточку огорчилась, - ответила «темная личность». - Именно за нее. Прости, но все обстоит с точностью, до наоборот. Мне ты позволила, в отношении себя, много больше! Впрочем, причина здесь в том, что я ничего не стеснялась. А вот наша Элли... Она все время ждет твоего одобрения. Да и потом, уже получив его от тебя, ищет повода сделать шаг назад... по любому сигналу с твоей стороны. Попробуй выразить ей это одобрение с самого начала! А после... постарайся держаться так, чтобы она не боялась делать то, что нужно... То, что нужно именно ей, и именно сегодня, - добавила она, сопроводив словесное обозначение ситуации многозначительной доверительной улыбкой, в стиле «Ну, ты же сама все понимаешь, правда?»
Именно так, намеками Флоранс обозначила свое видение поведения Лизы во время... ну, скажем так, первой «болевой ситуации». Причем, Лиза, отчего-то, постеснялась продолжать свои уточнения. Ей тогда, почему-то, захотелось скрыть тот факт, что Флоранс вообще появлялась в теле ее, Лизы, Старшей. Поэтому девочка предложила собеседнице вернуться на кухню, а там... стандартной словесной формулой отправила «темную личность» обратно, в ее виртуальный дом итальянского стиля. После чего, вежливо поинтересовалась у миссис Эллоны Мэйбл, к чему же все-таки она пришла в ходе своих размышлений, которым, согласно придуманной легенде, молодая женщина предавалась все то время, пока девочка переодевалась и приводила себя в порядок.
Естественно, Элли тогда ничего не поняла. Вот только что Лиза была в уличной одежде и вот уже она - сюрприз! - стоит перед ней в домашнем платье. Молодая женщина списала такой провал в памяти на то, что задремала. И спокойно приняла от своей воспитанницы сочувственные слова о том, что после столь нервного общения это все было более чем нормально. После чего, Элли пригласила девочку поучаствовать в приготовлении ужина... Ну и в прочих домашних хлопотах - обычных и привычных им обеим.
В общем... Скажем честно - врать в этот день-вечер Лиза уже совершенно не стеснялась, успокаивая себя вполне логичной мыслью о том, что ждать болевой расплаты за ложь придется недолго. Соответственно, лжинкой больше, вралинкой меньше - да какая, собственно, разница!
Это воспоминание почему-то промелькнуло перед нею, пока она, придя в кабинет миссис Эллоны Мэйбл, стояла на коленях и ожидала реакции молодой женщины на столь эффектный демарш...
- Зачем? – тихо спросила Элли.
Вопрос этот прозвучал более чем странно. Просто потому, что Лиза несколько ранее уже подтвердила, что желает действовать именно так - еще там, на кухне, перед тем, как увидеться с Фло.
Однако вопрос был задан. И на него следовало ответить. Что девочка и сделала - в той самой тональности и теми же самыми словами, которые обдумала заранее.
- Судья дал мне понять, что я была неправа. Он действительно, мог меня изобличить. Но не сделал этого, по соображениям такта и здравого смысла. За что ему, конечно же, большое спасибо. Однако, при этом он дал нам обеим совет - намекнул нам с тобой не словами, а действием! - применить этот самый ремень по известному назначению. Возможно, ты удивишься, но я с ним полностью согласна. И еще...
Она сделала паузу в своем нелепом агитационном монологе - за некое предполагаемое болевое искупление! А потом продолжила с ноткой иронии в голосе.
- Мне кажется, - сказала она, - ты полностью разделяешь это его мнение.
В ответ, Элли как-то неопределенно вздохнула. Она сделала странный жест - нечто среднее между распоряжением девочке немедленно встать-подняться с колен и просьбой приблизиться. Когда Лиза исполнила ее требование и оказалась перед своей Старшей, Элли коротко хлопнула ладонью по коже дивана, сбоку от себя. Девочка немедленно присела рядом с нею - припомнив подробности сегодняшнего своего общения с «темной личностью» и ощущая при этом очередное подобие дежа-вю.
Кстати, ремень девочка по-прежнему держала в своих детских руках. А ее Старшая, похоже, вовсе не горела желанием его принять.
- Лиза, милая... - тихо сказала Элли. - Нам вовсе нет никакой необходимости все это делать - тем более, делать именно так. Судья... В общем, он, конечно же, не станет интересоваться, наказывала я тебя за все те фантастические бредни, что ты ему сегодня наплела, или же нет. Мистер Зюйдман умен и тактичен. Поэтому он не станет ни вмешиваться в эту часть наших с тобою отношений, ни контролировать их. Он доверяет нам... И мы имеем полное право воспользоваться этим его доверием. А если он все же поинтересуется... Я готова даже солгать, сказать ему, что ты была наказана. В общем, я предлагаю оставить все как есть, и вернуть этот ремень... в шкаф. Ну, или забери его к себе, пускай он лежит у тебя в комнате - я тоже, совсем не буду против!
- Нет, - голос Лизы прозвучал негромко, но уверенно. - Я не хочу его обманывать. Тем более, он сделал для меня что-то хорошее, ты сама так сказала! А значит...
Девочка снова протянула ей тот самый ремень. Элли взяла его... На этот раз она просто вынуждена была его взять! Вот только сразу же и отложила сей «наказательный» предмет в сторону - как бы находясь еще в сомнениях. Отложила направо, к тому валику-подголовнику, который был подальше от предполагаемого адресата его… применения.
- Ты это... серьезно? - спросила она, явно желая удостовериться в подлинных намерениях своей воспитанницы.
Лиза кивнула ей.
- Да, я так хочу, - подтвердила она словесно. - Пожалуйста, Элли... выстегай меня в точности так... как ты сама сочтешь нужным!
- Хорошо, - услышала она в ответ. - Я рада, что ты доверяешь мне... до такой степени. И я не стану тебя больше отговаривать. Иди ко мне, моя девочка!
Элли притянула Лизу к себе, обняла ее. А потом...
Девочка почувствовала, как губы молодой женщины коснулись ее ушка. Один раз, другой, третий... И шепотом одно только слово: «Спасибо!» Сказанное так тихо, что если бы Элли произнесла это самое слово чуть в сторону, Лиза вовсе бы его не услышала.
Однако теперь... все встало на свои места. Флоранс оказалась совершенно права. А значит, имело смысл продолжать.
Ради Элли... Ради того, что ей нужно - здесь и сейчас.
Лиза... не стала отвечать ей словами. Она просто чуть нагнула свою голову, коротко коснулась губами ее шеи - в знак того, что все поняла. И тут же отстранилась от адресата своего поцелуя.
Элли... не стала возражать. Она просто чуть кивнула, подтверждая, что принимает решение своей воспитанницы, а потом... изящно соскользнула на пол, оказавшись на коленях, прямо перед диваном.
Лиза поняла это как приглашение действовать в соответствии с задуманным и оглашенным – точное и недвусмысленное. Что, впрочем, никак не нарушало ее планов.
В общем, в ответ на молчаливое предложение со стороны своей Старшей, Лиза сдвинулась ногами и телом влево и, подавшись вперед, улеглась на всю длину дивана, подбородком коснувшись одного валика, ступни ножек своих положив на другой. Относительно своей Старшей она теперь возлежала, вытянувшись эдакой прямой линией, справа налево.
Кстати, пресловутое орудие предполагаемого наказания, в этот момент, перешло под полный ее контроль. Поскольку кожаная полоса теперь находилась точно в ее руках.
А вот в ногах – вернее, в ступнях – девочка, совершенно внезапно, ощутила дискомфорт вполне определенного рода. Домашние вязаные башмаки, с подшитой снизу кожаной подошвой, обычно мягкие и удобные, сейчас показались ей некой досадной помехой. Попросту, захотелось их снять.
Девочка беспомощно посмотрела на свою Старшую. Она даже малость поболтала ногами в воздухе – пытаясь сбросить свою домашнюю обувь, внезапно ставшую неудобной. Элли незамедлительно пришла к ней на помощь, придержав свою воспитанницу за плечо – обозначив тем свое желание видеть девочку именно в том самом положении, как она есть сейчас. И еще, по возможности, расслабленной.
Лиза не то, чтобы считала ее мысли. Скорее, прочувствовала это ее желание.
Да… ее, Лизы, способность ощущать свою Старшую снова обострилась. Впрочем, это тоже было ожидаемо.
- Тебе неудобно, да? – спросила Элли.
И, не ожидая ответа, молодая женщина сама живо сняла с нее те самые домашние башмаки – наверняка, связанные еще бывшей хозяйкой дома, матерью самой Элли! – немедленно поставила их на пол, далеко в сторону, чтобы не мешались под ногами.
- Спасибо! – смущенно отозвалась девочка. – А то мне и вправду было… несколько неудобно! И, наверное, не вполне эстетично, да?
Элли как-то странно улыбнулась.
- Ну, если честно, сейчас ты выглядишь куда эффектнее, - откликнулась она на ее вопрос. – Кстати… белые носочки на твоих голых ножках выглядят весьма трогательно. Так что, мы не будем их снимать. Ладно?
Вопрос прозвучал скорее, как риторический. Поэтому девочка в ответ просто кивнула ей головой.
- Спасибо! – дополнила она этот свой короткий жест согласия с предложение своей Старшей. – Я рада, что тебе нравится… так!
- Ой, милая ты моя девочка…
Эти слова миссис Эллона Мэйбл произнесла как-то странно. С грустью – едва ли не огорченным тоном! И при этом еще с нотками удивления в голосе.
Потом она нагнулась и поцеловала возлежащую свою воспитанницу в ушко – в самый его кончик-краешек, таким коротким ласковым акцентом. Далее, молодая женщина несколько отстранилась, заглянула, чуточку сверху, в голубые глаза своей напарницы, по этому их странному общению – воистину совершенно непонятному для того, кто посмел бы взглянуть со стороны на все происходящее между ними!
- Вот сейчас ты думаешь о некой… эстетической стороне того, что я собираюсь с тобой делать, - сказала она. – И это… здорово!
Эти слова миссис Эллона Мэйбл произнесла с грустной улыбкой. А потом посерьезнела и покачала головой в сомнении.
- Вот только можно ли назвать такие отношения… здоровыми? - закончила она свою мысль.
Трудно сказать, целенаправленно ли она вставила в свою речь столь явный каламбур или просто так получилось, само собою… Вот только девочка как-то даже почти что обиделась на такое ее заявление!
Лиза даже отвернулась от своей Старшей. В смысле, повернулась лицом своим в сторону спинки дивана – в знак молчаливого протеста против сказанного! Однако молодая женщина незамедлительно вернула себе ее внимание. Очередным поцелуем - в том же стиле, только обозначенным в другое ушко, так заманчиво открывшееся в тот самый миг, когда девочка повернула свою голову набок.
- Прости меня! – прошептала Элли. – Ты… такая отважная и бесстрашная моя девочка, желающая совершить значимый для меня поступок – правильный и благородный. А я все время отчаянно трушу… Боюсь тебя обидеть. И все равно, я тебя все время обижаю… Задеваю тебя… Поверь, я этого не хочу, но так все время получается, помимо моего желания! Пожалуйста, не обижайся на меня!
Лиза снова повернула лицо в ее сторону – для того, чтобы объясниться. И смогла-сумела выдавить из себя только односложное слово-звук.
- Я… - произнесла она.
И немедленно осеклась. Замолчала, оборвав себя в самом начале придуманной фразы.
Вообще-то Лиза хотела сказать нечто вроде: «Я хочу, чтобы тебе было хорошо! Именно тебе!» Но успела вовремя сообразить, что эта фраза вызовет у адресата новый поток покаянных сожалений – скорее всего, на грани истерики! Поэтому девочка благоразумно заткнулась и этим купировала проблему из категории «Язык мой – враг мой!» - так хорошо показанную знакомым ей субъектом, носящим, в служебное время, мантию мирового судьи.
Однако девочка при этом столкнулась с тем, что ее, Лизы, Старшая теперь глядела на нее весьма встревожено. Поэтому смолчать никакой возможности не было. Во избежание, опять-таки специфически-нервной реакции со стороны женщины, преклонившей пред ней свои колени… в готовности причинить возлежащей боль.
Ту боль, которая объективно необходима была для успокоения самой коленопреклоненной. Ту самую боль, без которой теперь уже было никак не обойтись. Увы, в этом Флоранс оказалась права…
- Я сама попросила тебя об этом, - произнесла, наконец, девочка. Она теперь тщательно отбирала слова, опасаясь сказать что-то лишнее и сколь-нибудь опасное для адресата. – Ты сейчас… просто исполняешь мою просьбу, не более того! Тебе не с чего пугаться, трусить и нервничать!
В конце этого спича – нужно отметить, весьма энергичного! – возлежащая коротко – но вовсе не кротко! – взглянула снизу на свою Старшую. Едва ли не с упреком. «Начинай, не мешкай! – говорил этот взгляд – Не мучай меня еще и этим!»
Элли поняла и приняла ее ответ. Нагнулась снова к ее лицу, еще раз коротко коснулась губами левой щеки своей воспитанницы и шепнула несколько слов, явно стесняясь произнести их громко - трудно сказать, по какой причине!
- Ты истинное чудо! – услышала Лиза. – Все понимаешь и все-таки… прощаешь меня! Спасибо тебе, моя девочка!
Лиза не стала отвечать ей словами. Даже не кивнула, просто обозначила согласие и благодарность свою одними глазами - движением сверху вниз, смущенно. Но, обозначив лицом своим этот мимический жест, она все-таки, не стала прятать свой взгляд, и продолжила наблюдать за действиями властвующей стороны, по направлению снизу вверх.
Тем временем, ее Старшая взялась за подол платья возлежащей, чуточку приподняла его на ней и, встретившись с девочкой взглядом, обозначила на лице своем смущенно-вопросительное выражение.
- Можно, я заголю тебя сама? Там… снизу? - уточнила она.
Лиза снова молча обозначила глазами движение вниз - тем самым разрешая действовать. Молодая женщина сразу же задрала ей платье на спину, аккуратно подвернула его, чтобы ткань не спустилась обратно и не помешала. А потом, взялась за резинку белых трусиков и спустила их вниз по ногам, почти до колен воспитанницы - решительными движениями, хотя и в три приема. Далее... Элли сместила свои пальцы на кожу ног девочки и ласковым движением, в направлении обратном предыдущему, вернулась к исходному месту... уже открытому для взглядов и прочего. Погладила там... коротко и ласково. Ответила смущенной улыбкой на удивленный взгляд снизу.
- Прости, не удержалась... - сказала Элли. - Ты прелестна! Хлестать тебя...
Она вздохнула, недоговорив. Девочка почувствовала, что ее Старшая хотела сказать две вещи, взаимно исключающие друг друга. Дескать хлестать ее, Лизу, восхитительно приятно и в то же время... грустно. Именно поэтому молодая женщина оставила финал своей фразы в такой неопределенности.
С чем она определилась - так это с орудием наказания, а также с манерой и дистанцией его применения. Элли забрала ремень, буквально из рук своей воспитанницы – Лиза, естественно, этому вовсе не препятствовала. Хотя и могла.
Молодая женщина взяла ремень в руки, пряжкой в ладонь, а после несколько раз обмотала ладонь кожаной полосой.
- Как ты там сказала... «На размер обрабатываемой поверхности, плюс четыре дюйма»? - напомнила она девочке ту самую фразу, которой Лиза умудрилась смутить мирового судью, господина Зюйдмана. - Так?
Элли продемонстрировала девочке полученный результат - в смысле хвост кожаной полосы ремня. Лиза снова не рискнула отвечать словами - просто кивнула головой. Тогда молодая женщина примерила остаток полосы над... э-э-э... целевой областью предполагаемого применения - растянув кожаный хвост двумя руками – но… не касаясь, при этом, тела девочки. Подвинулась на коленях в сторону - так, чтобы иметь возможность стегать ровно, не «вкось». А потом... внезапно убрала руку, вооруженную ремнем, в сторону и вниз. Пальцами левой руки Элли неловко забралась к себе в карман джинсов, извлекла оттуда белый носовой платок, а после зачем-то протянула его своей воспитаннице.
- Возьми, - настойчиво предложила она, - пригодится!
Лиза отрицательно мотнула головой. А потом...
Прикрыла глаза и, повернув голову по направлению вперед, положила руки на валик дивана, опустила на них свой подбородок, несколько прогнувшись спиной. При этом Лиза максимально сконцентрировалась на весьма специфическом восприятии своей Старшей. Она считывала теперь не только эмоции, но и желания, предположения и намерения той, кто властвовала над нею, здесь, сейчас и безраздельно. Власть эта была настолько серьезна, что не было даже никакой необходимости как-то привязывать жертву предстоящей экзекуции. И то, что Лиза внезапно поняла и осознала...
В общем... кое в чем Флоранс явно ошиблась. Вот сейчас со стороны могло показаться, будто миссис Эллона Мэйбл в точности воспроизвела ту самую идею наказания, которую ее воспитанница высказала судье несколько часов тому назад - как нечто реально случившееся. Однако там и тогда Лиза заявила всего лишь о полудюжине ударов, которые вовсе не были болезненны. А вот теперь намерения наказывающей стороны звучали совершенно иначе...
Лиза поняла, что попала в ловушку собственной беспечности, доверчивости и... нежелания «сыграть назад». Теперь она точно знала, что будет больно - увы, по-настоящему! Знала специфику, обстоятельства грядущих... болевых действий, задуманных ее, Лизы, Старшей. Даже знала их причины.
Ей, в смысле, Лизе, прежде даны были некоторые возможности смягчить обстоятельства применения к ней подобных... воздействий. И даже прекратить их, при желании. Вот только воспользоваться ими девочка уже не могла. Вовсе не потому, что Флоранс попросила ее не прибегать к таким средствам. По неким своим моральным соображениям. По причине личной своей щепетильности особого рода.
Кстати, тот самый платок... Да, вот он, между прочим, мог бы сейчас пригодиться. Элли явно рассчитывала на то, что девочка сообразит, что этим предметом имеет смысл воспользоваться вовсе не для утирания слез и прочих... обычных надобностей - вполне понятных и, увы, теперь более чем реальных! Что этот самый платок можно использовать вовсе иначе!
Но... охота пуще неволи. И желание показать свой характер в столь особых обстоятельствах тоже... никуда у нее не делось. Хотя любая девчонка, на ее месте, зная суть предполагаемого, просто поднялась бы и ушла - хотя бы в знак протеста! Или же... прервала бы запланированное самым простым и логичным способом - предложив властвующей стороне желаемое сразу и самым обидным образом.
Лиза предпочла терпеть. Девочка попыталась расслабить свое тело - особенно там! И замерла в условной готовности... к болевому продолжению общения между ними.
Элли коснулась ее плеча свободной рукой. В ответ на это прикосновение - в принципе, ожидаемое! - девочка нервно дернулась.
- Ты... в порядке? - осведомилась ее Старшая. - Мы... начинаем, да?
- Да... начинай! - глухо откликнулась девочка.
- Спасибо! - услышала она сзади и сверху.
А потом... Рука на ее плече как-то коротко сжалась - предупреждая об ударе. И кожаная полоса, разрезав воздух со странным звуком, звонко хлопнула девочку по обнаженной коже - там, на округлостях, ниже пояса.
Боль от удара оказалась неожиданной - совершенно другая, не такая, как то, что ей приходилось испытывать на себе прежде. Звонкая - под стать тому звуку соприкосновения двух поверхностей, наказующей и наказываемой. Кожа по коже - с размаху действительно, звонко. И боль какая-то звенящая, отдающая после хлеста горячим сильнее, чем зудким. Вовсе не такая, как от розог - не такая резкая, не обжигающая острым. Скорее, терпимая. После первого стежка.
Несмотря на то, что девочка ожидала хлесткого удара от своей Старшей... Несмотря на то, что наказующая сторона воспользовалась всеми рецептами к тому, чтобы предварительно смягчить все, что только было возможно - то есть, затратив максимум усилий, получить самый скромный болевой результат... Все равно, Лиза громко вздохнула, застонала. Едва не закричала в голос - что было бы вовсе уж стыдно... И глупо, учитывая, что девочка собиралась все это терпеть - держаться, сколько хватит сил и еще немножко!
Элли сделала паузу. Девочка буквально затылком почувствовала ее взгляд - удивленный и, откровенно говоря, несколько разочарованный. Ругая себя за несдержанность, которая едва все не испортила, Лиза отрицательно мотнула головой. Дескать, нет-нет, я не сдалась, продолжаем! А потом она снова попыталась расслабить тело и сосредоточить, сконцентрировать все свои резервы терпения - все это сразу же, одновременно.
Кое что у нее получилось. Во всяком случае, когда кожаная полоса во второй раз хлестнула по ее, Лизы, задним округлостям, девочка умудрилась это стерпеть, не издав ни единого звука. В третий хлест все прошло примерно так же - в точности так, как она задумала. А вот четвертый стежок по обнаженной коже заставил девочку застонать хотя и негромко. Хлесткое прикосновение в этот раз показалось ей куда как более суровым и жгучим!
Возможно... все так и было. Лиза подумала, что Элли, наверное, решила усилить свои удары - не меняя сравнительно неудобной позиции и короткой дистанции. Что же... Она взрослая и сильная. Вполне может поступить вот так, сурово. Особенно, учитывая подлинную цель того, что она сейчас делает.
Да, Элли! Да, моя дорогая! Я знаю, что именно тебе нужно, чего ты сейчас от меня добиваешься, на самом-то деле! И я... дам тебе это - в точности то, что ты хочешь. Так, как ты этого сама пожелала. Но только... не сразу. Хотя бы потому, что это часть твоего же сценария!
Но... Ты не зря назвала меня отважной и бесстрашной. Я хочу... Я готова дать тебе желаемое! Потому, что люблю тебя!
И пускай мне сейчас от этого больно... Пускай! Я потерплю!
Потому, что все это для тебя... Чтобы тебе было потом приятно и сладко... Да, я так хочу... Поэтому я вытерплю все, что ты делаешь... со мной...
А-а... Ах-х-х...
Ее, Лизы, мысли, пронеслись в голове и были прерваны очередным всплеском боли - звонким и куда более жестким. И двойной стон - пока что сдержанный - вырвался у нее из груди.
Нет, она снова не сдалась. Вытерпела... как надо. Причем, в точности так, как того желала властвующая сторона.
В этот раз Элли снова сделала паузу - как бы отмечая очередной свой шаг на пути к той цели, суть и смысл которой девочка прочувствовала за несколько мгновений до начала этого самого... наказания! Которое, в общем-то, и не наказание вовсе...
Но об этом пока что нельзя - не то, что говорить, даже намекать. Иначе все удовольствие властвующей стороны будет смято и загажено внезапным чувством стыда и раскаяния - еще до обретения желанного ею.
Будут слезы и стыд... И ничего более. И у той, кто причиняла боль. И у той, кто терпела... Вернее, пыталась терпеть.
Пауза была прервана - как всегда, неожиданно. И таки да, размышлизмы - не самый лучший способ заполнить томительный промежуток между хлесткими ударами ремня. Мешают сосредоточиться и... держаться.
Лиза снова застонала - негромко, но явственно. И обидно - для себя.
А после... сделала глупость - полную и внезапную. Набрала в грудь воздуха, желая этим напряжением как-то отвлечься от насущной боли - там, снизу. Все же, на нижних-мягких уже становилось горячо - причем, весьма и весьма. То ли она, Лиза, оказалась не готова к такому наказанию... То ли ее, Лизы, Старшая, приноровилась уже хлестать всерьез - опять-таки, невзирая на изначальные облегчительные ухищрения.
Элли, ее Старшая, некоторое время тому назад, прежде чем знакомить воспитанницу со своей манерой применения гибких и хлестких предметов, предостерегала девочку от такого соблазна - задержать дыхание и попытаться тем самым сдерживать себя. Особенно в части... скажем так, звукового выражения своих эмоций. Теперь, когда кожаная полоса в очередной раз стегнула ее по задним-мягким, Лиза не сдержалась и громко выдохнула. В общем, по части акустических проявлений, получилось до боли похоже на болезненный стон - тавтологично, но точно! Громкий и жалобный звук... очень обидный. Особенно для той, кто так храбрилась...
Элли сразу же сделала паузу. Погладила свою воспитанницу по плечу - скорее ласково, чем ободряюще. Ладно, хотя бы молчала при этом, не стала утешать словесно!
Лиза несколько рассердилась на себя, на собственную свою внезапную оплошность. Отрицательно мотнула головой. Не хватало еще вступать в разные объяснения - по поводу того, что не смогла, не сумела сдержать себя как положено! В смысле, так, как хотелось!
Похоже, ее Старшая поняла состояние девочки - или же прочувствовала его. Миссис Эллона Мэйбл убрала свою руку с ее, Лизы, плеча, помедлила еще немного - давая воспитаннице возможность перевести дух. А потом снова ее хлестнула - на этот раз заметно мягче, легче, явно жалея свою подвластную.
Вот это Лизу, откровенно говоря, рассердило!
Девочка открыла глаза. Она посмотрела-оглянулась на свою Старшую и... замерла, буквально обомлела от того, что увидела.
Миссис Эллона Мэйбл улыбалась, глядя ей в лицо.
В том смысле, что молодая женщина смотрела сейчас на свою воспитанницу, по линии сверху вниз и несколько в сторону, влево. Смотрела, явно желая оценить ее, Лизы, реакцию на этот смягченный хлест. И случайно нарвалась на взгляд, направленный снизу - ответный и несколько... раздраженный.
Улыбка Элли теперь звучала очень странно. В ней было немного смущения - как будто бы она действительно, чуточку стеснялась делать с девочкой всякое такое... в смысле, причинять ей боль. В то же самое время, в глазах молодой женщины горел необычный огонек. Тот, который можно было толковать, как весьма искренний интерес ко всем возможным проявлениям реакций девочки на все происходящее. Молодая женщина буквально пожирала своим взглядом мельчайшие оттенки и тонкости поведения своей жертвы - жадно, как будто бы вся она изголодалась по столь специфическому зрелищу!
Однако основной тон выражения лица властвующей особы - хозяйки дома сего и одной наивной девочки! - звучал искренней радостью. Да, эта странная власть - возможность по собственному произволу и совершенно безнаказанно причинять боль своей воспитаннице, варьировать усилия и тем самым управлять страданиями своей жертвы - доставляла молодой женщине ни с чем ни сравнимое удовольствие!
Да, миссис Эллона Мэйбл, несомненно, наслаждалась теперь своей властью над девочкой! Над всеми страданиями, неловкостями, ерзаниями и дерганиями тела, стонами и вздохами - которые были теперь производны от проявлений этой власти над ее... добровольной жертвой!
Просто... Лиза ведь легла на этот самый диван совершенно добровольно? Ведь так? Так что, теперь ей, в общем-то, и пожаловаться-то было не на что!
А судя по выражению лица ее, Лизы, Старшей... в общем-то, уже и некому. Не было никаких сомнений в том, что любые жалобы здесь и сейчас окажутся восприняты молодой женщиной весьма специфическим образом. Они, либо будут отправлены в игнор, либо... станут очередным поводом для поглощения страдальческих эмоций подвластной стороны. Поводом для наслаждения, буквально упоения своей властью - со стороны той, кто главенствует в этой ситуации, сочетающей добровольные мучения девочки и радость их причинения.
Именно такая... жестокая радость была сейчас главнейшей эмоцией женщины, вооруженной ремнем, желающей и умеющей его применять по болевому назначению!
Лиза, между прочим, вовсе не испугалась такого жесткого визуально-эмоционального отношения к себе любимой. Скорее уж, она несколько рассердилась - вовсе даже не на то, что ее Старшая получает удовольствие от дел рук своих... Скорее, на сам факт такого снисходительного послабления, которое девочка усмотрела в этих самых ее делах!
- Я не нуждаюсь в твоем снисхождении. Будь любезна, действовать так, как ты хочешь. Причинять мне боль - это твое право. Я сама его тебе вручила. Но... не смей меня унижать своей жалостью!
Так она заявила властвующей стороне. Обозначив тем самым личное свое право определять специфику своих страданий - хотя бы их эмоциональную окраску!
В ответ на это ее заявление, миссис Эллона Мэйбл усмехнулась - вовсе не оскорбительно, а как-то... почти светло. И еще подмигнула своей девочке.
- Право мое принадлежит мне лично, - сказала она. - Даже если я получила его... от тебя! И я сама решаю, что с ним делать и как мне его реализовать! А жалеть...
Элли снова вытянула руку и сразу же сжала-погладила свою воспитанницу по плечу - скорее одобряя ее порыв.
- Это не жалость, моя дорогая! - пояснила она. - Считай, что я... просто чуточку продлила наше с тобой общение... такого рода. Дала тебе немножко отдохнуть. Но раз уж ты настаиваешь на продолжении... Я никак не смею тебе отказать!
Лиза смутилась ее веселостью и на секунду отвела глаза свои в сторону. Однако ее Старшая вовсе не собиралась отпускать свою девочку из под визуального контроля - в таком... жадном стиле.
Да, ее Элли, обычно заботливая и нежная к своей девочке, теперь была... жадной до ее страданий и боли. До тех самых эмоций, которые ее девочка - как жертва - получала в результате такого... странного тактильного общения между ними.
- Если ты готова... тогда продолжим! - заявила Элли. И сразу же добавила кое-что значимое:
- Кстати, я прошу тебя... не прятать твой взгляд. Хочу чувствовать тебя... Понимать все, что ты... даже не думаешь - все, что ты чувствуешь и ощущаешь обо мне - если, конечно так можно выразиться!
- Хорошо... - Лиза снова обозначила свой взгляд, в том же самом направлении, что и прежде. Взгляд недоверчивый и несколько раздраженного тона своего звучания.
Однако, Элли, кажется, это все даже понравилось. Молодая женщина снова погладила ее по плечу. А потом убрала свою левую руку вниз и резко взмахнула другой своей рукой - правой, вооруженной орудием наказания.
Удар отозвался звонкой дрожью во всем ее, Лизы, теле. Болью на коже - изрядно уже раздраженной предыдущими хлестами. И болью от странной эмоции той, кто ударила ее.
Элли, в самое мгновение этого взмаха обозначила на лице своем некое выражение жесткой радости. Она радовалась... своему удару и его результатам, следам на теле воспитанницы - наверняка, красным и раздраженным! А потом ее, Лизы, Старшая опять встретилась с девочкой своими глазами. И Лиза снова была поражена тем, как ярко светится в них радость обладания властью над ее, Лизы, телом и над ее, Лизы, чувствами.
И еще.
Этот хлесткий удар выбил, наконец-то, слезы из глаз юной жертвы. И молодая женщина, естественно, тут же их заметила.
Вот тогда девочка не стала уже прятать от нее свой взгляд. Ты хочешь видеть, как я плачу от боли? - вопрошала она, безмолвно и горестно, едва ли не в отчаянии. - Ну что же, любуйся! Да, я плачу! Но все же не кричу... И я не попрошу у тебя пощады! Нет! Не дождешься!
Наверняка, этот ее безмолвный вопль был услышан – во всяком случае, его суть! Вот только реакция на него оказалась весьма своеобразной.
Миссис Эллона Мэйбл чуть кивнула головой – понимающе и даже с одобрением. А потом перевела свой взгляд на то самое… мягкое место – объект приложения ее хлестких усилий.
И ударила. Жестко, резко и очень больно.
Лиза едва сдержала крик. Каким-то чудом она удержалась, на самой грани терпения. Просто, выдохнула воздух громким стоном – не случайным, вполне искренним. И попыталась загнать внутрь себя очередную порцию слез – просто прикрыв глаза.
Не вышло. Управлять своими же собственными слезами – наверное, это какое-то особое искусство, сходу не освоишь! В общем и целом, слезы просто побежали по ее лицу, сплошным потоком. При этом девочка еще и отчаянно всхлипнула, судорожно пытаясь втянуть содержимое своего носа - который, кажется, внезапно оказался переполнен, и с него вполне могло начать капать!
Учитывая, что Лиза все еще пыталась выглядеть перед своей Старшей хоть как-то прилично, такое положение казалось девочке просто ужасным!
Естественно, миссис Эллона Мэйбл не могла остаться в стороне от такой проблемы. Тот самый платок, ранее предложенный девочке, немедленно был извлечен из кармана вновь и потом оказался в руках ревущей воспитанницы, стыдящейся своей… невыдержанности.
- Сама, - коротко распорядилась Старшая.
И девочка, благо руки у нее были свободные, привела себя в порядок – как уж смогла. То есть нервно и не вполне аккуратно.
Нужно отметить, что Элли на это время отвернулась от нее, обозначив, в отношении воспитанницы, какое-то подобие тактичности.
Когда девочка, наконец-то, завершила свою гигиеническую процедуру, вынужденного рода и способа, миссис Эллона Мэйбл вернула ей свое внимание. Теперь выражение ее лица было вполне серьезным. Она без слов, одним коротким жестом распорядилась, чтобы Лиза оставила платок у себя. Кивнула девочке, когда та спрятала-отложила использованный предмет гигиены к спинке дивана - чтобы не был на виду и не мешал общей эстетике происходящего. Ну, а когда воспитаница обозначила готовность выслушать ее предложения или же приказы, молодая женщина соизволила уже пояснить кое-что словесно.
- Мы продолжаем, - безапелляционно заявила она. - Ты готова?
- Да... - откликнулась девочка. - Вроде бы...
- Хорошо, - Элли кивнула и, снова переведя свой взгляд на наказываемое место, хлестнула воспитанницу еще раз.
Этот удар у нее вышел умеренной силы - не слабый, однако, при этом вовсе и не такой уж крепкий. Умеренной болезненности - ну, если можно так выразиться. Девочка отреагировала на него коротким стоном - негромким, можно сказать, с достоинством в голосе и неким уважением к усилиям наказывающей стороны одновременно. И далее несколько хлестов Элли исполнила примерно в том же стиле - не усиливая, но и не ослабляя болевое воздействие, добиваясь именно такой... умеренной реакции своей воспитанницы на причиняемую боль.
Лиза подумала, что ее Старшая нашла, наконец-то, некий условно средний вариант нанесения ударов - терпимый, но достаточно строгий, почти суровый, хотя при этом вовсе не экстремальный. Она даже как-то приноровилась реагировать на них тоже, единообразными вздохами умеренной громкости, не переходящими в крик. Реагируя вот так, аккуратно и прилично, в ожидании...
Да, разумеется, все она прекрасно понимала. Что ей не устоять. Что первый натиск, едва не сломавший девочку, Элли позволила ей выдержать намеренно и целенаправленно. В том смысле, что конечная цель властвующей стороны ни на йоту не изменилась, была известна и понятна адресату, предполагалась к конечному достижению и, между прочим, не имела особых возражений со стороны той, кто подвергалась такому... продуманному воздействию.
Лиза в точности знала, чем все закончится. Могла все ускорить… но, отчего-то, тянула. Хотела, чтобы все было честно. В том смысле, как она это понимала. То есть, чтобы все случилось в точности так, как она решила для себя и с самого начала. Она, Лиза - а вовсе не ее Старшая.
Можно ли было назвать такое поведение «бунтом на коленях», попыткой «управления снизу» или обозначить его какими-то другими терминами, в стиле victim blaming’а** - трудно сказать. По счастью, столь специфические понятия были, в общем-то, чужды обеим участницам настоящего общения. Поэтому, они все еще принимали друг друга, такими как есть, и без ярлыков. Несмотря на все то, странное, что происходило между ними – особенно здесь и сейчас.
Поэтому… Лиза вела себя так, как вела. Надеясь на то, что сможет продолжать подобным образом и дальше. Во всяком случае, не взрывая ситуацию – со своей стороны.
Но это было… совсем ненадолго. Она это знала. Тем более, что лицо ее Старшей, на которое девочка смотрела снизу, как-то неуловимо изменилось. Исчезли куда-то прежние нотки смущения. И даже удовлетворение этой радостью манипулирования эмоциями своей подвластной отошло куда-то на дальний план. Теперь в глазах молодой женщины читалось некое напряжение. Она... приготовилась действовать жестче. И это сбивало у воспитанницы всякий настрой к противостоянию. Попросту пугало девочку.
Поэтому с каждым взмахом-касанием кожаной полосы по ее телу, Лиза стонала все громче. А черты лица властвующей стороны виделись ей, при этом, все более смутно. По вполне понятной причине - пелена слез снова застилала ей глаза. И все прочие, вполне знакомые ей проявления отчаяния - и падения-поражения тоже! - были, естественно, уже не за горами.
Лиза в принципе не знала, который уже раз ремень оставлял свои жгучие следы - там, на ее коже, сзади. В том, что таковые там уже проявились - причем, красные и яркие! - у девочки никаких сомнений не было. Она давно перестала считать удары и, несмотря на то, что имела пока еще силы держаться - в смысле, терпеть не переходя на крик - прекрасно знала, что силы эти уже у нее на исходе. Теперь Лиза, как подвластная сторона этого болевого действа, почти уже находилась на грани готовности молить свою Старшую о прекращении всего этого затянувшегося томительного мучения.
Однако, никакого смысла, в таких униженных мольбах, в общем-то, уже не было. Просто потому, что миссис Эллона Мэйбл, образно говоря, перешла в наступление.
Лиза... Нет, не увидела - слезы не позволили! Она, скорее, почувствовала давление, некую волну, исхоящую от ее Старшей. Резкое колебание того внутреннего напряжения, которое теперь, этой самой волной, донеслось до адресата ее болевого внимания.
От первого касания этой странной динамической сущности - незримой, но очень даже чувственной! - Лиза поёжилась как бы снаружи. Девочка озябла кожей своей - но не там, снизу на открытой и исхлестанной части тела, а на плечах и руках, по-прежнему прикрытых платьем.
Это было... как некий предвестник землетрясения. Лиза не бывала в Калифорнии, но слышала где-то о специфических рефлексах жителей «золотого штата»***, выработанных непредсказуемостью недр их родины****. Вот у нее внутри сейчас сработало нечто подобное - только применимое для восприятия колебаний несколько иного рода, невидимых, но от того не менее опасных!
Второй раз на нее накатило гораздо сильнее... И волна эта была несколько иная, по механизму своего действия. Она проникала внутрь тела, под кожу, и тогда тело отзывалось на это проникновение резкими и неприятными всплесками дрожи, распространяющимися там, внутри - по мышцам и нервам, а особенно... отзываясь в сердце и где-то там, «под ложечкой»*****, в оба направления попеременно.
Лиза вздрогнула - резко, действительно, как от удара! И задрожала всем телом от всех этих... внутренних всплесков. А после... затихла в ожидании.
Эти два всплеска, перетряхнувшие девочку, и снаружи, и изнутри, пришлись на странную паузу, которую сделала для нее властвующая сторона.
Сделала, наверняка, специально и преднамеренно...
Вот только для нее ли?
Скорее уж, для себя - чтобы собраться мыслями и чувствами для решительной атаки. Для удара болью и страхом - решительного, безжалостного и... в общем-то совершенно бесмысленного. То есть, не имеющего ни малейшего смысла для преодоления остатков сопротивления воспитанницы. За, практически, полным отсутствием таковых.
Впрочем, отсутствие объективно значимого смысла - смысла «для чего-то» - вовсе не исключает наличия другого смысла, субъективного, значимого для кого-то персонально. Например, значимого персонально для атакующей стороны.
Которая...
- А... Ах-х-х!
Это слышится ее, Лизы отчаянный выдох, на грани крика. Звонкое соприкосновение ремня с ее, Лизы, кожей, разумеется, тоже было. Просто этот звук Лиза как-то не успела... можно даже сказать, позабыла прочувствовать - на фоне жгучей боли там... на нижних-мягких. Которая растет... растет обжигающе-жгучим раздражением.
Это невозможно... Ведь Элли физически не могла ее так ударить.
Если только воздействие тех самых двух волн, воздействовавших на нее снаружи и изнутри, не изменили чувствительность ее, Лизы, нервов каким-то особым образом!
Кроме того... этот удар тоже сопровождался более чем странными ощущениями. Как будто... Боль от хлеста по раздраженной коже - внезапно ставшей еще более чувствительной, чем прежде, была в этот раз не более чем маской, прикрывавшей нечто иное. А именно, удар-атаку цепляющего рода.
Да... третья волна напряжения налетела на нее и зацепилась изнутри девочки. И не то, чтобы просто подчинила ее странному напряженному полю - незримому, но ощутимому там, изнутри самоё себя. Она, эта динамическая сущность, непосредственно связала девочку с тем самым полем напряжения, что исходило от ее, Лизы, Старшей. Более того, она сделала внутреннее пространство адресата такого, воистину мистического нападения, составной частью условного пространства любых ментальных проявлений властвующей стороны. Вся ментальная сфера девочки - внутренняя и личная! - теперь оказалась полностью открытой для мыслей, стремлений и возжелений той, кому Лиза до этого бесконечно доверяла всю себя, целиком и полностью. И вот с этого момента все здесь становилось более чем ясно...
Даже визуально. Вернее, на уровне тех условных визуализаций, которые были доступны особым ощущениям девочки, которую миссис Эллона Мэйбл обозначила словом ментат.
Разумеется, такие ментальные - лучше прямо скажем, колдовские! - подвиги для молодой женщины, взявшей в руки ремень, были вовсе недоступны. Зато... одна особая личность, уютно устроившаяся внутри ее, Лизы, Старшей, вполне себе умела и могла органзовать-подстроить всякое такое... связанное с болью и колдовскими воздействиями. Обмануть, устроить манипуляцию чувствами, мыслями и действиями благородной женщины... и ее доверчивой воспитанницы. Выстроить ситуацию под себя и добиться совершенно особенного наслаждения - которое, наверняка, иным способом получить было попросту невозможно! Ради этого она, наверняка, способна на любой обман! С нее станется!
Значит... Обижаться, злиться на Элли попросту глупо. Хотя вся эта боль достается девочке именно от ее руки, вопрос в том, кто именно сейчас эту самую руку направляет.
Странно... Властвующая сторона вовсе не спешила продолжать чисто болевое наступление. Напротив, она снова сделала паузу в наказательной части своей программы.
Лиза сумела перевести дыхание. И даже смогла присмотреться к той, кто властвовала над нею, взглянув на нее своим особым зрением. Сейчас уже это сделать было достаточно легко. Что не вызывало удивления - учитывая, сколько усилий потратила «темная личность» на установление такой связи, реализованной ею на уровне более чем интимном! Ну и, само собою, слезы на глазах вовсе не были помехой для такого взгляда, со стороны девочки.
Разумеется, визуализация лица ее Старшей, по ходу объединения их ментального пространства, изменилась. Сквозь телесную оболочку миссис Эллоны Мэйбл снова проступили черты той самой «темной личности».
В общем... Все было примерно так, как она и ожидала.
Тогда девочка... не говоря ни слова устами своими, потянулась к ней коротким безмолвным вопросом, обозначенным единственно только на уровне этого их общего пространства. Причем адресованным лично ей и никому более. Одно только слово...
«Зачем?»
Лиза предполагала, что Флоранс в ответ только рассмеется, издеваясь над глупой девчонкой, так легко попавшейся на ее удочку. Вышло же иначе. «Темная личность» взглянула на нее, из-под черт лица миссис Эллоны Мэйбл, как-то уж очень серьезно, а потом ответила. Разумеется, вовсе не изустно, а точно так же, ментальным обращением. Странный звук-мысль отразился в разуме девочки, как несколько фраз, резких и лаконически****** коротких - три слова на самую протяженную:
«Потом... Не мешай! Вот сейчас... держись!»
Последовавший за этим удар - сдвоенный, нанесенный на телесном и ментальном плане, сразу же, одновременно! - заставил ее кричать. Опять таки, сразу и голосом своим, и еще там, изнутри себя. Казалось, что хлесткий удар - самый болезненный, сильнее и жестче всех предыдущих! - был только отмычкой-триггером, запустившим некий болезненный взрыв у нее внутри. После которого, девочка не видела уже вокруг себя совсем ничего... кроме странного светящегося тумана, который был, одновременно, и источником боли, и неким жадным существом, активно поглощающим из болевого марева нечто, что было ему совершенно необходимо. При этом, и голову девочки, и тело ее заполнил какой-то странный гул, пронзавший все ее нервы волнами жужжащего зуда.
Дышала ли она при этом... Скорее всего, да. Это стало ясно, когда туман вокруг нее сверкнул ослепительной вспышкой, разгоняя по ее, Лизы, ментальному пространству очередную волну боли. Девочке... нашлось чем кричать. От той боли, что была здесь, у нее внутри - а вовсе не снаружи ее, Лизы, исхлестанного тела.
Жадная светящаяся субстанция тут же снова впитала в себя какую-то особенную часть ее мучительных эмоций и ощущений. Не смягчая страданий девочки, вовсе нет! Просто переводя их в какую-то иную напряженность, посредством новой порции гула - зудящего и выматывающего своими волнами остатки нервов.
И странный звенящий голос-образ - как ни странно, вовсе не ослабленный этой модулированной какофонией, а напротив, четко прозвучавший у нее внутри. Прозвучавший как звук скрипки, резкий и безумный, исполненный, вместо струн, на всех человеческих нервах сразу:
«Еще!»
«Нет! - заорала она в ответ подобным же внутренним воплем. - Не надо больше!»
Девочка попыталась отбросить от себя это внутреннее марево. Выскочить, выпрыгнуть из этой внутренней ловушки в реальный мир. Она рванулась изнутри-наружу, навстречу физической боли - там, на исстеганных ягодицах. Она желала сейчас только одного: вернуться туда и снова оказаться во власти своей Старшей - чтобы только не быть под контролем той самой «темной личности», которая, в безумии своем, перешла все границы, тайные и явные!
И когда очередной хлесткий удар обрушился на ее раздраженную кожу, Лиза заорала наяву. Она прокричала одно только слово: Имя той, на чье милосердие ей все еще хотелось рассчитывать.
- Элли! - выкрикнула девочка имя своей Старшей.
Она швырнула его - будто в пустоту, наугад, или даже во враждебное пространство! - вместе со слезами и соплями, бесстыже, в отчаянной надежде докричаться до той, кому все еще верила. И не промахнулась.
- Лиза! - услышала она в ответ.
Миссис Эллона Мэйбл будто очнулась ото сна. Она отбросила ремень в сторону и рванулась к своей воспитаннице, обняла ее, приподняв с дивана, прижала к себе крепко, как будто и вправду, боялась потерять.
В тот же миг, все тело девочки содрогнулось от еще одного странного удара - в этот раз нанесенного только изнутри. Тот самый туман, живой и жадный, что заполнил ее изнутри - который генерировал боль, а после пожирал эманации ее мучений! - вспыхнул напоследок какой-то иной тональностью света, транслируя внутрь ментального пространства девочки нечто вроде сладостного вихря.
Этот внутренний шторм завертелся и заполнил ее изнутри, очищая девочку от прежней боли. Аккуратно массируя все ее нервы, сразу и одновременно - в такт легким колебаниям этого непонятного явления, которое меняло полярность прежних ее ощущений, инвертируя их до полной противоположности... прежде чем разорвать ментальную связь и оставить их обеих, замершими в объятиях друг друга. Молча отходящими от такого... общего экстремального всплеска внутреннего безумия эмоций и ощущений.
*Паттерн поведения – привычка действовать определенным образом в определенной ситуации. Ожидаемая модель поведения человека, которого знаешь. Те, кто предполагают однозначное и стереотипное поведение другой стороны общения, время от времени сталкиваются с разного рода сюрпризами. Поскольку люди - вовсе не роботы. И специфику их поведения, даже в стандартных ситуациях, до конца просчитать невозможно в принципе.
** Victim blaming – обвинение жертвы. Явление общественной (коллективной) психологии, когда на жертву преступления, несчастного случая или любого вида насилия возлагается полная или частичная ответственность за совершённое в отношении неё нарушение или произошедшее несчастье. Типа, «Сама спровоцировала!», «Сама виновата - не в той юбке на улицу вышла!», «А чё не сопротивлялась, а? Значит, сама хотела! Тогда сама виновата!». Ну и тому подобное. Обычно используется в отношении жертв женского пола… И в отношении несовершеннолетних жертв тоже. Распространено, в частности, в тех шизоидных социумах, которые были целенаправленно и преднамеренно созданы в большинстве стран, появившихся на территории 1/6 части суши, после распада СССР.
***Одно из неофициальных названий Калифорнии.
****«Калифорнийский рефлекс» - специфическая привычка замечать мельчайшие колебания почвы. Рефлекторный навык ощущать такого рода опасность и сразу же, «на автомате», искать защиту и безопасное место. Очень практичное умение, весьма полезное, когда земля под ногами в любое мгновение может начать ходить ходуном, с непредсказуемыми последствиями для зданий, строений, заборов и всяких хрупких сущностей и элементов - от фарфоровых тарелок до человеческих костей... которые тоже ломаются, если вокруг да около падают незакрепленные предметы, особенно тяжелые!
*****«Сосет под ложечкой» - старое обозначение неприятных ощущений в области небольшой впадины над мечевидным отростком грудины, на границе груди и живота, где сходятся нижние рёбра. Эта самая впадина раньше и называлась «ложечкой». Неприятные ощущения в этой области возникают у многих людей, в ситуациях стресса или резкой физической смены личных пространственных координат - например, при попадании на самолете в «воздушную яму», спуске в лифте или иной утрате чувства опоры.
******В современной культуре понятие «лаконичная речь» означает речь простую, короткую и понятную. Говорили ли древние спартанцы именно так, на самом деле, в точности неизвестно.