В уютной квартире на проспекте Пушкина жилось сытно и привольно. Три комнаты в старом, но ухоженном доме большее время суток находились в его личном распоряжении; летай себе из кухни в гостиную, "следи за порядком", а если вдруг надоест - на подоконник устраивайся, да на улицу глазей-поглядывай.
Там за окном сердито пофыркивая двигались грузовики. Разноголосый гам у автобусной остановки, затаившейся под сенью отцветающего каштана.
Кичась чёрно-белыми шашечками юрко сновали жёлтые такси, и народ... кто с фибровым чемоданчиком в командировку собрался, а кто с кошёлкой или сумкой на базар спешит; здесь же недалеко, всего-то в двух шагах от квартала.
Кипит жизнь, бьёт ключом. Смотри-внимай! скучать не приходиться.
Устроившись на подоконнике, желтый попугай воинственно топорщил гребень, и вытянув шею искоса поглядывал округлым оком на дворника, смахивающего с мостовой жухлую листву. Мужика с одутловатым лицом, опоясанного бурым брезентовым фартуком, он встречал неизменным приветствием, картавя под Пашу-хозяина:
- Пхивет бходяга!
Столь «высокочтимый» ритуал, существовал меж давними знакомыми уже не первый год.
Дворник выпрямлял согбенную спину, и потрясая метлой нарочито грозно поглядывал на пернатого обитателя со второго этажа:
- Я-те дам, бродяга!
На что незамедлительно получал заманчивое предложение:
- Жахеной кахтошки сэх-х?
Поглаживал курчавую бородку, дворник крутил головой и беззлобно ухмылялся:
- Ить-ты птица с вершок на горшок, хлебом тя не корми, а побалакать ужотко…
Уныло вздохнув, он вытаскивал из недр бурого фартука мятую пачку сигарет, щурился на окна залитые окрепшими лучами солнца, и откашлявшись щёлкал зажигалкой. Сплюнув на тротуар табачную крошку, дворник задумчиво провожал синий дымок, исчезающий в бодрящей утренней прохладе. Но на этом его незамысловатое общение с попугаем не заканчивалось. Докурив сигарету, блюститель чистоты городских тротуаров снимал с головы поеденную молью фуражку, и вытирая вспотевший лоб выносил неизменный вердикт:
- Попка-болтун находка для шпиёна!
Прищурившись на небеса, он скороговоркой бормотал под нос то ли молитву, то ли заклинание, брался за метлу, и вновь принимался за осточертевшую с годами работу.
Утро набирало силу, окатив золотистыми лучами успевшую чуть подсохнуть мостовую. Незаметно близился полдень. Из кондитерской напротив, гурьбой спешили разбитные продавщицы на обеденный перерыв в недорогой кафетерий у ближайшего перекрёстка.
...Угасал день, надвигался вечер.
Проспект стихал, но продолжал жить вечерним ритмом, заведенным ещё с далёких, незапамятных времён. Окна тлели радужными светляками: где бордовый, где зелёный, а где разноцветно-мигающий, - под экран телевизора.
Опустела остановка автобуса, угрюмо топорща бетонным козырьком, нависшим над деревянной скамьёй.
* * *
С наступлением сумерек Филя покидал облюбованное место на подоконнике и забирался в деревянную клетку, где высилась горка калёных семечек и подсохший ломоть хлеба. Он клевал хлеб без особой охоты, предвкушая горсть консервированной кукурузы, "на десерт", которую получал с приходом Светы и Паши. Но сегодня они явно задерживались – юркая кукушка над ходиками отозвалась уже восьмой раз. Наконец-то в прихожей послышался долгожданный стук двери, и картавый баритон Паши-балагура весело возвестил:
- Заждались Филарет Филипыч? Принимай на довольствие рыжего новобранца!
В гостиную вошла Света и бережно опустила на потемневший, в царапинах столешник, махровое полотенце, из которого выглядывала рыжая мордочка разевающая красный ротик в беззвучном мяуканье.
- Кра-а?..- послышался настороженный крик попугая, который скорее напоминал утиное кряканье или удивлённый вороний зов.
Глаза пернатого обитателя, метали гром и молнию: в его-то "вотчину", да чужака?!
- Кр-р! – в очередной раз прозвучал раздражённый крик, но тут же осёкся. Умолк.
Утро сменит день, а за ним исподволь приблизится опостылевший вечер… он свыкся с одиночеством.
В уединении созерцая вереницы осточертевших человеческих лиц, он жил надеждой на мгновение когда они исчезнут, растворятся за кряжистой фигурой неведомо откуда взявшегося дворника-Тимохи.
Вот он долгожданный час!
Что может заменить сиюминутную радость в незамысловатой перебранке с блюстителем чистоты и порядка городских улиц?!
Но…, и эти долгожданные минуты уйдут, померкнут, оставив за собой стылую пустоту щемящего одиночества.
Потянутся бесконечные часы в ожидании Паши-Светы, которые возвратятся не скоро, лишь поздно вечером…
Филя глянул круглым оком на рыжий, нелепо перебирающий лапками комочек, безмятежно уткнувшийся в тёплый байковый коврик. Он ли скрасит вечность одиночества? заменит осточертевший нелепый город!.. от которого веет холодом, а иногда и согревает… - при встрече с неуклюжей фигурой, подпоясанную мятым фартуком.
Жёлтый попугай уткнулся тяжёлым клювом в прутья своей клети-обители. Усталые глаза мигнули в последний раз, сомкнулись.
Ходики на стене пробили двенадцать. Полночь.
…А завтра вновь забрезжит рассвет серым утром одиночества. Новый день… день отчуждения.