Второй день

Вадим Калашник
Апрель, по-моему, самый капризный месяц во всем году. Сейчас вообще нет нормальной погоды, из всех ее видов остались только рекорды и аномалии. А этот апрель, словно на зло угрюмым синоптикам, вдруг расцвел солнышком.  Настоящим, высоким, ласковым и заботливым. Мартовская распутица в три дня высохла. Вешние воды робко сползли в придорожные канавы и несмело поблескивали в низинах среди полеглой травы.
  Нашему дедушке Николаю исполнялось в этом апреле девяносто лет. И мы всей родней планировали торжество.  С выбором места для торжества проблем не было: дед последние лет пятнадцать безвылазно жил на своей даче под Одинцово. Как он говорил «состариваться надо на свежем воздухе».   Старик он был на удивительно крепкий. 
  В свои годы сальто на турниках, конечно, не крутил, но без проблем мог пройтись по лесу на лыжах. Или целый день бродить по окрестным лесам со своей «счастливой корзинкой». Или заняться садом, подрезать ветки на яблонях, подбеливать стволы молоденьких вишенок.
 Мы жили неподалеку и почти регулярно кто-то из нас обязательно заезжал к деду на чай, а зимой еще и почистить снег. Дед всегда был рад таким гостям. Дом был большой и радушный ко всем постояльцам. Дед иногда называл его «Отель «У погибшего альпиниста».
  Но на этот раз, на юбилей, мама и тетя Лена, во что бы то ни стало, решили вытащить нашего домоседа в хороший ресторан. Потому как в круглую дату не стоит обременять себя приготовлениями стола и устранениями последствий праздника.  Не зная, как отреагирует дед, они обратились ко мне с ненавязчивым предложением съездить на дачу «в разведку».
   В ближайшие выходные я и поехал. Прихватил с собой свою саранчу, в которой дедушка души не чаял и давно приготовленный подарок, плоский телевизор с большой диагональю. Я давно обещал закинуть его на дачу и вот, наконец, выбрал повод. 
  Апрельское солнце высушило дороги и шипованные шины занудно ныли о том, что им давно пора отдыхать в гараже, а не тереться на сухом асфальте. Я свернул с шоссе на расписанную сетчатыми тенями подъездную. Обогнул пыльный после зимы ельник, перемахнул мосток и уткнулся бампером в красные ворота дедовской дачи.
  Саранча высыпала из задних дверей и с гиканьем кинулась в приоткрытую калитку. К деду было принято приезжать только так. Внезапным налетом. Чтобы не обременять пожилого человека томительным ожиданием.
  Спустя несколько минут мы уже вытаскивали из багажника огромную коробку.  Дед быстро привлек «саранчу» к полезному делу. В саду весело звенели грабли и начинал расстилаться густой дымок от палой листвы.
  После недолгих споров и поисков отвертки я прикрепил телевизор на стену в гостиной. И тут выяснилось, что провод от антенны до телевизора не дотягивается.
- Ну ничего, - усмехнулся дед. – Пока посмотрим на него просто так. Целее будет.
- Да, что-то я не подумал про провод, - посетовал я. – Но мы же все равно собирались ставить тебе тарелку, вот и проложим новый.
 - Чаю можно попить и без телевизора, - усмехнулся дед.
  За окном вдруг зашумел ветер и на крыльце послышался топот множества ног.
- Папа!  Там дождь начинается!
- Всем быстро в дом! - скомандовал дед.
   Оконное стекло пересекли первые штрихи капель. Гулко отозвалась железным голосом крыша террасы. Апрельский дождь подступал к даче с востока.
- Обложной, - заметил дед, поглядывая на небо в окне. – Так что давай рассаживаться. Жалко телевизор не показывает.
- Пап, у тебя же ест флэшка с фильмом. Давай дедушке покажем, он же любит такие фильмы.
  Дед и в правду любил фантастику и фэнтези. Он рассказывал, как в молодости «глотал» Ефремова, Стругацких, они только стали появляться. А еще Лема и Азимова, когда удавалось достать.
   Потом уже на пенсии дед, не без помощи моей жены подсел на Нортон, Ле Гуин и прочих заморских фантазеров.
 Жена всегда смеялась рассказывая, как дедушка «ворует» у нее недочитанные книжки Эн Маккэфри и ни в какую не отдает, пока она не принесет ему Клайва Льюиса. И не что попало, а что он сам выберет.  Дед всегда отличался очень живым умом. Он прекрасно реагировал на все новое и никогда не ворчал.
  Я знал, что он был геологом. Искал то золото с оловом, то нефть с газом. И судя по фотографиям и дипломам в кабинете, нашёл и нашел не мало. Впрочем, он всегда был скромным и никогда не рассказывал историй о своих походах.
  Его всегда больше занимало его настоящее. Настоящее его детей, внуков, а теперь и правнуков. Ему было интереснее объяснять алгебраические задачки внукам – троечникам, нежели болтать со своими ровесниками о прошедших днях.
    На флэшке оказался «Узник Азкабана». И дед со свойственным ему интересом принялся смотреть фильм, усадив младшую рядом с собой в огромное кресло.   Было очень интересно наблюдать за тем, как он просит правнучку пояснить ему некоторые моменты фильма и с неподдельным вниманием слушает ответы.
 А потом вдруг что-то сменилось.  Что-то незаметное, мимолетное.
 На огромном плоском экране над распятыми на холодной гальке героями кружили драные тени дементоров. Это был эпизод, где Гарри и Гермиона из будущего смотрят и ждут, когда к погибающим придет помощь. А она не приходит и Гермиона говорит об этом Гарри. Но все еще надеется, что из чащи леса появится его отец.
— Вот, сейчас! Сейчас он появится! - кричит Гарри.
- Никто не придет! – кричит в ответ Гермиона. – Вы погибаете!         
   В этот момент дед вдруг как-то изменился. Неуловимо, но так что я испугался. Он встал и вышел и комнаты на террасу. Дождь еще не стих, но крапал уже как-то лениво и бессильно, выдыхаясь. 
  Я вышел следом минуты через две, дед сидел на стуле опершись на руки и покачивался взад-вперед.
- Да, да, - повторял он – Все так и было. Так и есть.
-Дедуль, - обратился я, подсаживаясь рядом на корточки, - Тебе, что, нехорошо?
 - Нет-нет, - ответил дед привычным бодрым голосом. – Все в порядке, это просто кино на меня навеяло. Очень правдивое кино.
- Дед, это же сказка, - я уткнулся лбом ему в плечо и обнял.
  С улицы тянуло сыростью, и я пожалел, что не захватил из комнаты плед.
- Знаешь, мне было так страшно всего два раза, - сказал дед неожиданно стальным голосом. –  Первый раз, на второй день войны. Вечером, когда стало окончательно ясно, что никто к нам на помощь не придет. И что мы, наверно, останемся в этих развалинах навсегда. Очень это тяжело, понимать, что никто не придет к тебе на помощь. И все что может произойти произойдет навсегда.
 Дед никогда не рассказывал о войне, хотя я знал, что он прошел ее до последнего дня и имел звание старшего сержанта артиллерии.  Но он никогда не рассказывал о том времени. И не любил, если рассказывали при нем и кино про войну не любил.
 - А второй раз, тоже на второй день, - продолжил он, глядя куда-то мимо и гладя меня по плечу. – Десятого. Стало вдруг как-то страшно от того, что все кончилось, а жизнь продолжается. Я тогда взял у старшины краску. Бурая такая краска, мы ей лафеты красили.  Подошел и стал писать на той проклятой стене фамилии всех, кого смог вспомнить. Ко мне еще подошел полковник, из нашей бригады, спросил, что я делаю. Я объяснил. Тогда он взял кисточку и написал «Сергей Краснов».
- Себя?
- Нет, - ответил дед. – Сына. Он погиб у него в сорок третьем где-то на севере или на Балтике.
 Мы помолчали, смотрели, как заканчивается дождь. Как солнце прорезает рваные серые тряпки облаков.  И как под его лучами снова все оживает новыми красками. Потом дед встал, задвинул стул и прошел в комнату. На пороге он остановился,
- Маме скажи, что идея с рестораном мне нравится - он снова был тем самым дедушкой Колей, которого я знал всю свою жизнь. – Посуду мыть не надо и музыка. Скажи, что пусть обязательно будет музыка.