Рассеялся туман… Олимп свободен!
Вершина кажется такой доступной…
Но как - совсем без помощи, поддержки.
Одной - взобраться по крутым откосам?
Без амуниции, без должной подготовки,
А главное – концепции, трактовки
И без поводыря?
И тут, как гром… не гром, а нежный голос
Из занебесья (телефонной трубки),
Марии мироносице подобно,
Зовет ее на тайную вечерю
В залитые лучами облака.
А в облаках – поля, леса, озера,
Гольф, теннис и игорные дома…
Там девицы-блудницы мягко стелют
Для жестких извращений с бодуна;
У всех, кто там - над светлым ореолом
Растут причудливо рога.
- Мы ставим на тебя – и не напрасно.
К таким, как ты, безродным и бездетным,
Бездомным и запутанным во нравах,
Боящихся не скверны, а расправы,
Измена, как короста, приросла.
Менять решенья, преступая клятвы,
Подножки ставить, лгать и лицемерить
Тебе совсем не трудно. Даже больше –
Как кровь – маньяка, ложь тебя приводит
В экстаз, а полуправда – окрыляет.
- Вы ошибаетесь: я знаю цену слову –
Я партии на верность присягала.
- Какой? – произнесли одновременно,
Давясь от смеха, Сорох с Какки-Рокки,
А Рокки-Какки - с Шильдом и Ротбиллом.
- Без веры, без любви, глумясь над правдой,
Служить отныне будешь только нам!
- Но разве можно верность сохранить
Без нужных качеств? Сами не страшитесь?
- Для верности достаточно лишь страхи,
Любовь к деньгам, тщеславье, властолюбье
Подпитывать; тебе подобных знаем
Мы хорошо и, насадив побольше
В правительства, газеты и иные
Сообщества писак и болтунов,
Достигнем цели. Верность убежденьям –
Помеха, не достоинство, для нас, –
Зевнув, брезгливо сплюнул Рокки-Какк.
- Нет смысла в войнах мировых; огромен
Стад человечьих, биомусора, отпор;
Нет, мы иной, мы верный путь избрали,
Селекцию, искусственный отбор:
Средь мелких гадов выбрать покрупнее
И пестовать в них гадское начало,
И вырастить, подкармливая спесь;
А после их подвергнуть униженью,
Чтоб знали место, и, опять возвысив,
В мир выпустить…. – тут, речь свою окончив,
Билл положил пастилку в пухлый рот.
Продолжил тему Шильд, поддакнул Сорос –
Как вдруг с земли до облаков донесся,
Вздымаясь, гимн на разных языках:
«Эх, дубинушка, ухнем! Эх, зелёная сама пойдёт!
Подёрнем, подёрнем, да ухнем!»
- Народ восстал, мы все теперь погибнем, -
Визжит от страха пастора дитя.
- Нам не простят, нас на скамью посадят,
позвольте мне покинуть облака.
Пощечинами визг был остановлен;
О брючину отёр ладони Шильд.
- Нас не достать, не одолеть им этой
Заоблачной холодной вышины.
К тому же где ты видела, дурёха,
Чтоб ложь была разоблачена?
Ложь громоздят на ложь и покрывают
Все той же ложью, зарывают в груды
Исписанных неправдою бумаг.
Сегодня, завтра ли, в глазах потомков
Не даст нас обвинить, всю пакость слижет
До ангельской прозрачности, до хруста,
Породистый, лоснящийся довольством
И, как все мы, рогатый адвокат.
***
Закончен битый час нравоучений.
Бесстыдно обнажили докторишку,
Пустив по кругу, каждый грязь бросал.
Рога напялив, замели за плинтус,
Нос натянули, посадили задом
На старого ежа да на ехидну,
Кобылу дохлую заставили стегать,
Водой из решета наполнить бочку
Бездонную, серебряною ложкой
Черпать из моря воду, чтоб иссохло,
При всем при этом - громко, тяжко выть.
- Зачем, за что и почему
Мне наказание такое?
- Не наказанье, а урок,
Тебе пойдет он впрок.
Хотела ты толпой повелевать?
Унизься, чтобы жёстче управлять.
Власть для таких, как ты, - вид садомазо. –
И, напоследок ей фонарь под глазом
Поставив, мастерским пинком под зад,
Билл-Шильд отправил бедную назад.
Летит с небес наш доктор восвояси –
Зачем теперь ему с ней васи-васи?
Без клятв преобразит Европу в ад
Сей селективно выращенный гад.