Историк, проклявший систему...

Анатолий Апостолов
                ИСТОРИК, ПРОКЛЯВШИЙ  СИСТЕМУ
          П. П. Филевский (1856-1951), историк-краевед и просветитель
          Е. О. Шахазиз (1856-1951), историк-краевед и просветитель
               
           «Меня часто заботит судьба моего дневника.
            То, что записано мною, только тогда станет известным,
            когда политический строй будет тому благоприятствовать…»
                Павел  ФИЛЕВСКИЙ, 1 июня 1940 г.
      

       «Господи милосердный!  Когда же  мы, наконец, успокоимся? Неужели только в могиле? Начались выселения из Таганрога (немецких колонистов – А.А.). За что? для чего? Одни говорят, будто разгружают население  Таганрога, другие предполагают  какие-то политические  соображения.  Никто не знает, все ждут и трепещут. Если это законно, то почему не оповестить население?
      Что можно сказать о режиме, в котором вот уже 23 года я, по крайней мере, ни  одного дня, а тем более ни одной ночи не провёл спокойно. Ведь это я говорю без преувеличения, всегда чего-то  ждёшь, чего-то опасаешься и за себя, и за близких друзей, и ведь так живёт 99 процентов населения. Довольно уже одной этой тревоги, чтобы подписать  смертный приговор и вечное проклятие этой системе…»*
     Эта одна из самых смелых и отчаянных  дневниковых записей, относящихся к началу второй мировой войны,  принадлежит одному из провинциальных краеведов-долгожителей, на которых в 20-30-е годы сотрудники  ОГПУ устроили  тотальную слежку и охоту в духе  безумной и легендарной эллинской Калидонской охоты.
      Большевики,  легко овладев обширным  жизненным   пространством Северной Евразии, и,  ошалев от огромной власти над людскими массами, решили контролировать и направлять сам ход истории, определять, оценивать, планировать   по своей воле наше прошлое, настоящее и будущее. Для этого им необходимо было избавиться от честных свидетелей  исторических событий и хранителей исторической правды.  В целях зачистки исторической памяти большевики прибегли  к репрессиям по профессиональному признаку.   Историки-краеведы,  как носители исторической памяти  провинциальной царской России, подвергались за «антисоветскую агитацию и создание контрреволюционных групп»   политическим репрессиям наравне с церковными духовными лидерами, буржуазными писателями-философами  и историками-монархистами.  Тогда за такие  крайне враждебные и гневные  «странички из дневника» автору полагалась  ВМН – расстрел. Тогда даже за прямые и «неуместные вопросы», за несвоевременные мысли и сомнения в духе не верящего апостола Фомы, многих    мыслящих людей, учёных и писателей, арестовывали по доносу и осуждали на 10 лет  трудовых  лагерей (1). Тогда у каждого был свой способ существования и метод выживания – одни силой оружия отнимали  последний хлеб  у  деревенских хлеборобов  и доводили их до людоедства, другие (социальные  романтики), по мере своих сил,  пытались сделать правящий режим более человечным и щадящим.  Одни  писали  в корыстных личных целях  политические изветы и доносы, другие писали тайно с риском для жизни  дневники, пытаясь сохранить для потомков  всю правду о   XX  веке-людоеде. 
      Автором этого смертельного приговора   коммунистической системе и всей, прожитой в страхе  и тревоге, советской эпохе,  является современник А.П.Чехова, его земляк  и первый историк Таганрога Павел Петрович Филевский (1856-1951).
      Надо признать, что из всех 2000 дневников россиян  XIX-XX веков, собранных при поддержке исторического научно-популярного журнала «Родина» на сайте «Прожито с Родиной» (PROZHITO.ORG), «Дневник»  Павла Филевского  по своему сравнительному анализу самый глубокий, самый благородный, честный и правдивый. Сегодня  он является  ценнейшим историческим  источником по истории СССР, по  истории голодомора на Дону и Кубани в  1932-33 году, по  уничтожению  российского крестьянства и  геноциду русского народа. (2).
      В дневниковых записях Филевского  содержится много правды  о советско-германской  (Великой Отечественной) войне, о том, как на самом деле и за счёт кого  в тылу ковалась Победа. Его  непредвзятые и горькие рассказы о том, как  существовали и мучились, страдали, работали и выживали люди  в годы войны, пожалуй, можно сравнить с дневником  профессора Николая Добротвора, опубликованного в 1995 году в  Нижнем Новгороде в документальном  сборнике «Забвению не подлежит».
      В     2021 году    исполнилось  ровно  70 лет со дня смерти двух замечательных  историков-краеведов, гуманистов и просветителей Донского края – Павла Петровича Филевского (1856-1951), и Ерванда Овакимовича  Шахазиза (1856-1951).
       Оба родились в одном году одного века и оба умерли в один и тот же  год   уже  новом веке. Жизнь каждого из них вместила в себя  две эпохи, четыре войны, три революции, три голода, «красный террор», гражданскую войну, Большой террор и незадолго до смерти голодное послевоенное лихолетье.
      Это им,  как и другим счастливчикам-везунчикам,  приходилось от чекистов часто  слышать  традиционную фразу пещерных антропофагов: «Скажи спасибо что живой!»  Судьба к обоим  краеведам-просветителям  оказалась благосклонной. Каждый прожил почти  100 лет с пользой для людей и для своей «малой родины», каждый умер в своей постели в своём доме в кругу родных и близких людей.
      Каждый оставил после себя заметный вклад в  отечественную культуру, но, увы, их имена,   добрые дела и  бескорыстные просветительские  услуги «городу и миру» незаслуженно забыты. Их юбилейные даты не отмечаются, их добрые дела не вспоминаются, на домах в тех городах, где они жили и трудились, нет  мемориальных досок и памятных знаков.
      Увы, у советских, «благополучных  обывателей»  память коротка, у них своя  особенная гордость и своя неблагодарная гордыня. У нынешнего постсоветского простонародья  историческая память ещё короче. Однако, будем считать, что Владимир Маяковский в отношении «особой гордости» советских граждан  искренне заблуждался, а не  нагло  лгал ради высокого гонорара, ради приобретения в зарубежной командировке  «роскошного и  сверхмодного» парижского прозрачного платья для Лили Брик.  В отличие от деятелей Пролеткульта, большевистского Агитпропа и Наркомпроса «старорежимные» краеведы-просветители  Павел Филевский и  Ерванд Шахазис оказались настоящими  бескорыстными хранителями исторической памяти и отечественной культуры.
       Первая половина их жизни прошла в Российской империи, вторая в СССР – в советской империи, в тоталитарном государстве. Первая половина  была насыщена учёбой и  наукой и была  прожита с большой пользой для  музейного и архивного дела, для церковного образования и отечественной  педагогики. До революции оба  просветителя занимались  общественной деятельностью,  старались всемерно  приносить пользу обществу, занимались благотворительностью. Например, Павел Филевский, скромный преподаватель Мариинской женской гимназии, по своей инициативе учредил  в Таганроге Общество пособия бедным детям церковно-приходских школ. А  жена историка культуры и просветителя Ерванда Шахазиза  Егинэ входила в состав правления  Нахичеванского-на-Дону  Армянского женского общества пособия бедным.
     Одно время (1867-69) судьбы двух будущих историков-просветителей переплелись в  армянском городе Нахичевани-на-Дону, где отец Павла  служил секретарём-юристом   Нахичеванского магистрата, где русская колония жила в саду  Чорчопова (где ныне завод «Аксай») в противоположную сторону от Ростова. Там был частный пансион смотрителя  обрусевшего немца Эдуарда Ивановича Виссора, который держался воспитательной системы  Адольфа Дистервега (3)  Пансион Виссора  готовил  детей  богатых армян для поступления в таганрогскую  гимназию и отправки их в Париж для получения  там коммерческого образования. Надзирателем в пансионе был француз Изар из пленных французов, который  учил  говорить воспитанников по-французски и следил, чтобы они в его присутствии говорили между собой только по-французски. Кто нарушал это правило, оставался без обеда. Кроме того в пансион приходил ещё француз Пижоль, и он  уже  теоретически занимался французским языком. После тяжёлой  в материальном и моральном плане жизни в Екатеринославле (Днепропетровске), жизнь в Нахичевани для Павлуши,  его отца и мамы, была благом, а огромный монастырский сад в семи верстах от Нахичевани стал для  мальчика аналогом библейского Эдема. 
     Позднее, в 1940 году,  он напишет об этом самом счастливом периоде  своей жизни воспоминания «Нахичевань и нахичеванцы», которая будет опубликована таганрогским  историком-краеведом О.П. Гаврюшкиным в «Донском временнике» в 1996 году после распада СССР.    
     Краевед и просветитель    Павел Филевский  стал первым историком Таганрога, он  написал и издал в 1898 году в Москве  в типолитографии К.Ф.Александрова   «Историю города Таганрога». Он – автор  учебного пособия по преподаванию  всемирной истории в гимназиях, автор  сочинения по древней истории «О скифах» (об империи «безумных всадников»), отмеченного серебряной медалью  Харьковского университета, а также весьма глубокого и оригинального «Конспекта истории человечества, его деяний, мыслей творчества» (Таганрог,1914).
      Историк-просветитель  Ерванд Шахизаз до  кромешной Красной Смуты  1917-22 годов,  был ректором Нахичеванской духовной семинарии,  стал первым  историком Нахичевани-на-Дону, автором  книги «Нор-Нахивеван и  нор-нахичеванцы» (Тифлис, 1903), ставшей  уже тогда    библиографической редкостью.  После Красной Смуты был директором армянского окружного музея Нахичевани и Ростова-на-Дону. 
      Оба  историка  в советский период своей жизни являлись учёными-просветителями  классического типа со своими  нравственными принципами и идеалами. Павел Филевский в 20-30- годы был активным членом  Северо-Кавказского краевого  общества археологии, истории и этнографии, членом музейного совета, исторической секции, направлял работу краеведческого кружка при музее, а в 1946 году  являлся членом  кружка краеведов  при ГОРОНО (городском отделе народного образования). 
      Ерванд Шахазиз с 1917 по 1922 год   возглавлял армянский окружной  музей Нахичевани и Ростова-на-Дону. После окончания братоубийственной гражданской войны в стране, он вывез  из Нахичевани-на-Дону в Армению богатейший архив, и тем самым  спас от гибели  5000 ценнейших документов Нахичеванского магистрата, ибо в  Ростове-на-Дону  для музеев  и крупных библиотек советская власть в течение восьмидесяти лет не находила нормального помещения. (4)
После  своего переезда в Армению вместе с нахичеванскими деятелями культуры (М.Сарьяна, Р. Ачаряна) Е. О. Шахазиз в 66 лет возглавил Литературный  музей Армянской ССР, где продолжал свою научно-просветительскую  деятельность, за которую в связи с 90-летием получил звание заслуженного деятеля науки Армянской ССР.  Ерванд Шахазиз оставил после себя ценнейшие историко-этнографические исследования, труды по педагогическому искусству и по педагогической антропологии. Из них видно, что просветителя нахичеванских армян  весьма тревожила  их безнравственность, отсутствие идеалов и определённых принципов, двойные стандарты и двойная мораль, нравственное разложение, увеличение  числа смешанных браков, инцестных браков (браков между близкими родственниками). 
    Павел Филевский, кроме своих исторических трудов, романов и очерков,   оставил после себя тайный «Дневник» и «Дневниковые записи», ставшие честным свидетельством мыслящего  очевидца,  одним из важных и весомых исторических источников по истории  советизированного  большевиками  Донского края и Северного Кавказа.         
       В этом тайном «Дневнике», написанном им явно для потомков и для окончательного установления исторической Истины, дан  свой взгляд мыслящего и глубоко страдающего человечного человека на все пережитые им эпохи,   взгляд  консерватора и монархиста на тоталитаризм и его тотальное насилие и бесчеловечность. Из  дневниковых записей таганрогского просветителя явствует, что их автор одинаково иронично относился   как к советской правящей элите, так и к германской, фашистской. Большевиков он принимал как Божье попущение, как хазарскую дань, как ордынское иго, как лютую  опричнину,  но свою неприязнь к ним скрывал, всегда отшучивался: «Всё от Бога – и царь, и революция и большевики». А немецким оккупантам он  откровенно заявлял: «Русская интеллигенция  к вам  служить не пойдёт». В чекистах и эсэсовцах он  видел  прямых потомков алчных, завистливых, злопамятных  ветхозаветных каинитов-неандертальцев, ставших изначально  великой  бедой и вечным проклятием  всего человечества.
      Оставшись  после войны в полном одиночестве (его жена Вера Матвеевна умерла в 1939 г.) и в нищете с пенсией 50 рублей, он жаловался своим знакомым  на невыплату  ему гонорара Ростовским музеем и Таганрогским  краеведческим обществом. Сетовал на пропажу в Литературном музее своей рукописи «Биография поэта Земли Войска Донского Николая Щербины», на то, что есть среди музейных служащих такие, которые присваивают чужой интеллектуальный труд, «крадут и прячут, а через несколько лет, они чужое выдают за свое.(5) Очевидно, все ждут моей смерти. Ужасные люди стали и нравы. На этом и успокоимся. Бог лучше знает, как нам помочь, надо только верить Богу и просить Его»
      О Павле Петровиче  Филевском  как  историке-краеведе и писателе, как о талантливом  педагоге и наставнике, как об «идеальном живом лекторе от Бога» хочется   сказать  особо, ибо  его исключительно долгая мучительная, нищенская жизнь полна загадочных случайностей и совпадений в процессе восхождения человека к доблести и совершенству. Его  жизнь весьма поучительна для тех, кто начинает свою  самостоятельную  жизнь и для тех, кто её завершает, доживает свой век и подводит итоги.
      Прежде всего, необходимо отметить, что сам Павел Филевский, как и его отец  Пётр Васильевич, – жертва своей  природной скромности и врождённого бескорыстия, привычки довольствоваться самым  малым и самым необходимым в жизни. Будущий писатель  и первый историк Таганрога родился в городе Бахмуте  6(19) ноября  1856 года в  семье разорившегося дворянина-либерала. Отец, Пётр Васильевич, окончив в 1844 году юридический  факультет Харьковского университета, окончательно разочаровался  в социальном мироустройстве и в самодержавии, стал глубоко религиозным человеком и  дал  вольную  своим крестьянам (без выкупа) за 17 лет до отмены крепостного права.   Он стал зарабатывать  себе  на хлеб собственным трудом и завещал жить только своим трудом своему сыну.         
      Оба, отец и сын,  вели довольно скромный образ жизни  в царской России, а сын   в России советской, коммунистической.  Жалованье  отца, архивариуса  Окружного суда, не позволяло ему  иметь собственный дом и дать сыну университетское образование. Семья  Филевских  поселилась во флигеле  близ здания суда, на территории  подворья,  принадлежавшего поэту-патриоту Н.В.Кукольнику, автора гимна «Рука Всевышнего  Отечество спасла». Получить высшее образование Павлу помогли его большие способности, проявленные им ещё в гимназии, а также, ОСОБАЯ СТИПЕНДИЯ в размере 300 рублей,  выделенная ему  и  Антону Чехову городской  думой Таганрога в ознаменование чудесного спасения Императора  Александра II во время покушения революционеров-террористов на его жизнь. Эта стипендия  помогла Павлу Филевскому  прослушать  полный курс  историко-филологического  факультета Харьковского университета и, проявив большие способности, окончить его со степенью кандидата исторических наук, а Антону Чехову – стать хорошим доктором,  знаменитым писателем и драматургом.
       Вторая половина   жизни  историка и писателя Павла Филевского,  в  основном старость, прошла в нищете и голоде, переплелась с годами массовых репрессий, одиночеством и страхом. На него как на  представителя русской дворянской культуры и как историка-краеведа, носителя исторической  правды  местными чекистами велась многие годы  охота, он всю жизнь оставался под их негласным наблюдением. В советское время он до конца жизни  неоднократно проверялся  чекистами  на политическую благонадёжность. Но Бог миловал его от агентов-провокаторов и слишком идейно  рьяных политических доносчиков.  Его несколько раз арестовывали не за конкретные антисоветские деяния и пропаганду, а просто по подозрению властей как социально опасного  городского элемента. Один из арестов по доносу привёл его к административной  высылке в Запорожье под надзор  местного ГПУ.
         Но тогда ему несказанно повезло, он попал под амнистию, срок был сокращён на один год и   уже в июне  1929 года во время коллективизации он  вернулся в Таганрог. Визиты сотрудников Таганрогского ГПУ  к нему домой и их ночные обыски участились в период искусственного голодомора 1932-33 годов. Как вспоминает в своих дневниковых записях сам писатель-краевед и просветитель, искали его  частную переписку, запрещённую (враждебную  и троцкистскую) литературу, дневники и  документы антисоветского содержания. После обыска следовал арест и долгие ночные допросы и «беседы о мой деятельности, о моих исторических трудах и книгах» (27.04.1937г.) Они искали у старика антисоветскую  литературу, но не находили её! Историк умел прятать свои рукописи! И это их бесило, беспомощный  старик несказанно раздражал и гневил их.
        Историка-краеведа спасли от  неминуемых репрессий  его одинокая  старость одинокого советского нищего.  Он остался один, без средств к существованию. Близкие  родственники  умерли, другие сами бедствовали. Многие его знакомые  деятели культуры, учёные, учителя, преподаватели, библиотекари были репрессированы и высланы в Сибирь и Среднюю  Азию и даже в Грецию. Старый краевед  реально не имел  никакой возможности  организовать  в Таганроге «заговор историков-монархистов против советской власти»… 
       Чекисты в годы голодомора пытались его выселить из квартиры, лишить его гражданских прав на нищенскую пенсию (40 руб.) и правого облика. С большим трудом 27 июня 1933 года на пике голодомора и массового людоедства   ему удалось обжаловать незаконное лишение  пенсии, она была восстановлена, но неё ничего из съестного, кроме жалкого кулёчка жареных семечек,  нельзя  было купить. Пенсию восстановили, но хлеб, который перестали ему  выдавать по  спецталонам с лишением пенсии,  пропал… Что это такое во время массового голода, можно ныне осознать и понять только нам, детям Войны и Беды. Да и то всем, а  только детям рабочих и крестьян, детям ссыльных  и спецпереселенцев.
       После всего пережитого  до войны, во время войны и особенно после неё Павел Петрович стал терять нормальный человеческий облик, он хронически голодал, страдал от  педикулёза, ходил в лохмотьях. Из бедственного  положения  старого историка и просветителя извлекла его ученица Ольга Орешко, которая сама, будучи  в нужде,  в знак  благодарной памяти и милосердия взяла   своего учителя  и наставника   жить  к себе. 
     Только в  её семье,  после стольких лет неустроенности и одиночества,  он, наконец, обрёл настоящий покой и  домашний  уют, нашёл себе надёжное пристанище.  И только на средства семьи  самых человечных Орешко на  старом кладбище над его могилой был установлен  крест, выполненный художником С. Чумаченко: «Филевский  Павел Петрович. Историк  г. Таганрога.1856-1951».
        Сегодня, во время ожесточённых эфирных   битв   за «правильную» отечественную историю, наши спорщики  в пылу гневливой мании как-то  все до одного забыли о простых  рабочих осликах и пчёлках  музы Клио, об историках-краеведах, которые на протяжении двух веков рачительно, старательно и каждый по крупицам  собирал самую подробную и  честную хронику своей Отчизны.  Их история совсем иная, чем история казённая, вышедшая из-под пера историков-академиков и лауреатов государственных премий. Историки-краеведы  умели отделять  анекдоты, мифы и легенды от  грубых, зримых фактов, истину от идеологии. Их история – не только одна хроника великих деяний великих правителей, их история  буквально переполнена когортами исторических фигур всех званий и сословий. Их история особая, она не продажная служанка идеологии, в ней изначально заложено  глубинное понимание исторического процесса в стремлении людей стать несколько лучше и совершенней своих славных предков. Их  история отражает те грани  бытия, которые  мы не замечали по  своему недомыслию или не хотели замечать по глупости, не хотели знать и понимать по лености.  Историки-просветители и краеведы прошлых лет  знали универсальный язык сплочения, умели понимать Россию умом и здравым смыслом, чувствовали сердцем и душой «зов предков» к единению и примирению  в семье, в общине, в городе и в мире. Именно они точно знали,  с чего начинается  малая и большая родина и где она кончается. Они знали,   из-за каких именно  причин (в том числе совсем ничтожных) в три дня разрушаются  великие империи и исчезают с лица  Земли великие народы. Только историки-краеведы могут любить беззаветно и бескорыстно своё  нужное дело, только они одни  считают, что любить Отчизну за деньги –  большой грех, стыд и позор для гражданина-патриота.   

Авторские примечания, источники и литература.
*Здесь и далее по тексту, всё, что касается оценки современниками своих  эпох, исторической и социально-экономической рентабельности правящих режимов, выделено мной. Этими выделениями  текста я стараюсь  обратить внимание молодого читателя на основную цель исторической науки, как одной из прикладных наук о человеке –   историческую антропологию. 
1.В 1943 году писатель Николай Кочин и ещё двое горьковских писателей были арестованы и осуждены на 7-10 лет  за «создание  контрреволюционной группы в Горьковском союзе писателей» и антисоветскую агитацию. (см. «Забвению не подлежит. Страницы нижегородской истории (1941-1945). –Нижний Новгород, 1995). См. также: Камерова Н. В. Репрессии по отношению к историкам в СССР в 1929 - 1938 гг. // Научно-методический электронный журнал «Концепт». – 2013. – Т. 3. – С. 751–755. – URL: http://e-koncept.ru/2013/53152.htm.

2.«Дневник» и «Дневниковые записи», которые П.П.  Филевский  писал тайком с риском для жизни, были опубликованы только  в  1994 году в «Таганрогском курьере» (№№39,40, 41,45, 46,48) и в 1995 году в «Таганрогском вестнике» (№№7, 11,17), а также в «Донском временнике. Год 1996-й», в разделе «Архив краеведа» (СС.168-176) в ежегоднике, издаваемом в годы Смуты 90-х годов  Донской государственной  публичной библиотекой  (отв. редактор А.Д.Бочарова)
3. Дистервег Адольф (1790-1866), немецкий педагог-демократ, последователь Песталоцци. Труды по педагогике, учебники по математике, естествознанию и немецкому языку.
4.Так, например, новое здание  Донской государственной библиотеки было воздвигнуто только в 1994 году.  в Братском переулке, на месте срытого кладбища.  См. Донская государственная публичная библиотека.- История Ростовской областной научной библиотеки имени Карла Маркса. Под ред. д-ра  филол. наук А.И.Станько. –Ростов н/Д: Издательство Ростовского университета,1992; Сидоров В.С. Энциклопедия старого Ростова и Нахичевани. / Дон. Гос. Публ. Б-ка. – Ростов н/Д 1993 –Т.1; 1994 – Т.2.   
5.Павел Петрович понимал, что «Биография поэта  Николая Щербины» никогда не будет издана в СССР, а посему свою рукопись он сдал на хранение в Литературный  музей, но и там существовала своя внутренняя цензура при обработке  единиц хранения и комплектации фондов. Рукопись «пропала», точнее не попала в опись. И это вполне объяснимо.   И само творчество и биография Николая Щербины, его служебная карьера в качестве чиновника особых поручений при товарище министра народного просвещения князе П.А.Вяземском, пребывание на службе в Главном управлении по делам печати Министерства внутренних дел были глубоко чужды советским историкам культуры и просвещения. Шербина как и Филевский был монархистами, консерваторами, сторонниками  русского абсолютизма. Он, как и многие русские поэты, был предан советскими литературоведами    забвению и  идейному заклятию. Его  стихотворение «Эллада»,  особенно первое четверостишие, может и сегодня  стать хорошим эпиграфом к любому  монументальному  научному труду, посвящённому гибели  мировых цивилизаций:
                Окружена широкими морями,
                В тени олив покоится она –
                Развалина, покрытая гробами,
                В ничтожестве великая  страна. 
(см. «Русские поэты  за сто лет», Составитель  А.Н.Сальников. Издание В.И. Губинского,  СПб, 1901, с.278-281)

15.05.2021