Сидели мы как-то на горке, на Поповке (Поповка – район в Кинешме) в компании, у нас с братом дом там был, мы его потом по пьянке спалили, и Гусь вдруг говорит мне:
- Мишка, вот учили тебя пять лет на филолуха, а толку от тебя никакого.
- Какой тебе толк-то надо, Саныч? – отвечаю. (Это звали Гуся Юрий Александрович, но в старой кинешемской компании все друг друга называли по кличкам. А фамилия Гусев – значит Гусь).
- Да хоть бы рассказик какой написал.
- Да про что писать-то. Писать-то не о чем, всё какое-то обыденное.
- Ну, вот хоть про нас бы написал. Мне б, например, приятно было.
- Не, Гусь, - говорю. – Я подожду пока ты сдохнешь, а после всю правду про тебя и напишу. А то ты еще обидишься, в драку полезешь.
Гусь насупил свое испещренное мелкими черными точками белесое лицо. Потом покраснел, как краснеют блондины.
- Ну, Миша, это ты вообще… Не дождемся мы от тебя рассказиков! – и сам заржал над своей шуткой. – И с чего ты взял, что я с тобой драться буду?
- А с чего ты на речном вокзале с Цыпленком подрался?
Гусь насупился:
- Он меня Гусём назвал.
- А что нельзя что-ли?
- Ну тебе-то можно…
Полуразрушенный дом на Поповке нам с братом достался от бабушки. Сначала мы туда просто девушек водили. Причем у брата как у старшего был приоритет, нередко он мне кайф обламывал и вежливо просил на выход: «Ну-ка кыш отсюда, мелочь пузатая!». При том, что он меня на полголовы ниже, а дама у меня тогда была не мелкая, ну чисто Софи Лорен, только ноги красивше, это было очень смешно. А потом мы оба женились, и брат со своей тогдашней женой Наташкой пытались вести там общее хозяйство. Брата, кстати, кличут Дракон. Его даже мама так звала.
- А что же Дракон вас не разнял?
- Да ему все по фигу. Смотрел и наслаждался.
- Нет, Гусь, вот никакого удовольствия, вот я тебе скажу… - пьяный Дракон потерял ход мысли, и конец фразы утонул в междометиях.
- А с Наконечным вы вот здесь же зачем подрались? – продолжаю допрос. Наконечный – это фамилия. С такой фамилией и клички не надо.
- Сцепились здесь два пупсика, по центнеру весом каждый, и покатились с горы. Два забора снесли у соседей и всю малину смяли, как асфальтовый каток. Ролинг Стоунз, блин, - прокомментировал Дракон.
- Нет, Миша, вот сам рассуди, - взял в свои руки рассказку Гусь. – Вот сидели на горке, как друзья, выпивали. Дракон, как всегда, уснул…
- Не уснул, а следил за вами вполглаза.
- …И тут Наконечный мне говорит: «Ты ничто, а я что!» - и палец ещё так поднял многозначительно, как Цочик (Это ещё один друг Дракона и Гуся, они с Гусем вместе ивановский энергоинститут заканчивали). Этот палец меня и добил.
- Дракон, и что дальше было?
- Первым из-под горы поднялся Гусь. Весь красный, весь в колючках. Кричит: «Дракон! Дай нам топоры! Рубиться будем!» А чего их давать – вон они в сосне торчат. Гусь схватился за один, но выдернуть его не смог. Упал и уснул рядом с помойкой. А Наконечный вылез из-под горы на карачках, как кабан, выпил рюмку, усы промакнул платочком и говорит: «Я пошел домой». Вот и вся история.
- А Гусь?
- Да так и спал в помойке до самого утра. Мы с Наташкой его накрыли старой пальтушкой, но он её сбарахтал, видно, тепло от помоев-то.
…После энергоинститута Гусь начинал свою трудовую деятельность на кинешемском заводе Имени Калинина (прозванном в народе «завод Имени заклинило»). Между прочим, втором в Советском Союзе по производству бумагоделательных машин. Там тоже по поводу прозвищ была история. Работал на заводе парень из нашего двора Серёга. Его Дракон прозвал Гурвенёк (был такой чешский мультипликационный персонаж ГурвИнек). Серега очень обижался на Дракона, хоть тот был его на три года старше. Зачем-то он Гусю потребовался, приходит в цех и спрашивает:
- А где тут у вас токарь Гурвенёк?
- Да нет у нас такого! - отвечают.
- Да вот же он!
«Дракон, я так и думал, что ему фамилия Гурвенёк. Понять не мог, чего он на меня огрызается», - удивлялся Гусь.
Уж не помню, раньше завод закрыли или Гуся из инженеров уволили. Да таким неловким только инженерами и работать. «Коронка» Гуся была – обежать весь город с похмелья за пивом (с пивом тогда в Кинешме была напряжёнка), выстоять огромную очередь, купить трехлитровую банку пива и об последнюю ступеньку своего девятого этажа её разбить. Когда уже Гусь в кооператоры подался во время перестройки, купил он со своих сверхдоходов мотороллер. И вот с Поповки послал нас Дракон за пивом. В шестой точке нашли, очередь выстояли, или Гусь по своей наглости без очереди протолкался…( С ним история была, вошедшая в анналы. Стоит Гусь в очереди. Жара градусов тридцать, в стекляшке пивной не протолкнуться. Гусь с дикого бодуна, пот с него градом. Вдруг он как заорет: «А-а-а!» В стекляшке сразу – тишина. Потом Гусю говорят: «Мужик, тебе пива что-ли надо?» И пропустили его без очереди).
На обратном пути едем по улице Верхней, тридцать метров до драконовского дома.
- Гусь, - кричу с заднего сиденья мотороллера (пиво у меня между ног). – По тропинке поезжай!
- Да ну, - отзывается Гусь и прёт прямо по газону. А там канава. Мотороллер туда передним колесом, мы на земле, банка разбита. Так и расстались все в пиве не солоно хлебавши.
Еще Герман Гессе писал - болезнь нового времени в том, что вечные истины продаются теперь на каждом углу, раньше для их постижения человеку приходилось преодолевать различные препятствия. Это я всё о пиве, которое теперь на каждом углу.
А тогда поздно вечером бутылочное пиво в Кинешме можно было купить только на проходящем пароходе, в буфете. Целая толпа собиралась и пароход брали на абордаж. Вот только стоянка у него минуты три. И капитан никого ждать не собирался. Не успевшие сойти на берег гроздьями сыпались за борт. Вместе с бутылками. И только Дракон с Цочиком, как два аристократа в костюмах и галстуках однажды за борт прыгать не пожелали, а так и уплыли в Плёс на ночь глядя.
Вот в пароходном штурме Гусь был лучшим, всегда первым успевал. Дракон про него даже стих написал:
«Через борт перепрыгнул ты борзо,
У буфета стоишь королем.
Вот толпа ломанулась, но поздно.
«Эй, на баке, концы отдаём!»
Верно мне мама говорила: «Как свяжетесь с этим Гусём, вечно с вами что-то случается!» Праздновали мы на Поповке мой день рождения в компании Драконовских друзей. А место на горке очень живописное. Ну, чисто Питер Брейгель «Охотники на снегу». Только летом. Наутро проснулся я у Гуся в девятиэтажке в районе АЗЛК. И первый раз в жизни похмелялся водкой. Гусь выкатил бутылку и приготовил на завтрак вермишель с кобасой, которые в меня не полезли. А после этого пошли мы в гараж ещё к одному Драконовскому другу Тоше. Того по кличке никто не называл, он важный человек, теперь директор завода. Дракон уже там. А Тоша водкой похмеляться отказался, пиво ему подавай. Сели мы в машину этого гонщика, всю Кинешму объехали – нет пива. Мы в Красногорье – пусто, в Старую Вичугу – тот же результат. Так и доехали до Иванова. А там на Первой Полянской смотрим – ларек и три человека в очереди. Кто ж знал, что рядом «пивная мафия» кучкуется. Меня как самого молодого отрядили с бидонами в очередь. Стою, в темном костюме, белом галстуке, темных очках – чтобы глаза в кучку было не заметно. Вдруг влезает вперед какой-то. Ну, я его, понятно, вытолкнул. А он мне в фейс. Ну за мной тоже не замерзло. А их уже двое. Оба получили. Трое! Отлетели. А их уже пятеро. Хорошо, что у меня в руках бидон и канистра пластиковые. Ими я и сражался. А плохо, что меня подлые пенсионеры из очереди вытолкнули, и спина у меня оказалась не прикрытой ларьком. И я-то думал, что у меня прикрытие в виде трех друзей. А оказалось, что Гусь с Тошей за банками уехали. И оказался я один. А передо мной уже восемь «пивных мафиози» выстроились полукругом, и самый здоровый, голый по пояс уже разбегается занося кулак с пивную кружку. Тут Дракон между нами бросился с растопыренными руками. «Пивные мафиози», видимо, поняли, что двоих таких придурков они уже не перенесут и, сразу как-то успокоивших, отошли в сторонку. А Дракон на меня наорал: «Что ты тут устроил!?» Тут к нам подходит помятый парень и говорит мне: «Ну ты чего, брат лихой, в чужом районе решил права покачать? Тебе пива что ли надо? Так я тебе возьму без очереди». А пиво-то уже и кончилось. Тут Тоша с Гусём подъехали. Нашли пиво в кафе, прозванном Жабой, на набережной Уводи. Почти у моего дома. Только очередь там была, как в Мавзолей. А у меня настроение уже упало, и ушел я домой от этой бестолковой компании.
А мама свой вывод о тлетворном влиянии Гуся сделала после другой истории. Ещё в мои студенческие годы пили мы пиво у Гуся на АЗЛК. Мы с драконом ещё в парнях ходили, а Гусь уже женат был. Я им тогда Есенинского «Черного человека» читал, наизусть тогда его помнил. И расчувствовавшийся Гусь на прощанье подарил нам огромного сушеного леща. Автобусы уже не ходили, и двинули мы с Драконом домой к маме пешком. У Дракона лещ под мышкой. Молча прошли пять остановок. А у завода Имени заклинило идут нам навстречу две молодые девчонки. Я им вежливо предложил познакомиться, а они хмыкнули и убежали. Мы прошли ещё остановку. «Девушкам, - говорю, - мы не понравились». Прошли еще две остановки. Тут Дракон: «Это из-за тебя всё! Вырядился, как светофор». А на мне зеленая куртка, красный длинный шарф и синяя вязаная кепка. Я:
«Чего?» Принял каратистскую стойку и с криком «Кия!» провел удар ребром ладони в переносицу. Хотел бесконтактно, но темно было, да и прицел у меня сбился. Случайно попал. У Дракона, как у клоуна в цирке, слёзы из глаз. Я бежать, пока он не очухался. А Дракон выхватил из-под мышки леща и метнул в меня. Мы с ним на Поповке тогда все металлические предметы научились ловко в столб метать. Вот и тут он не промахнулся метров с пятнадцати. А у того пересушенного леща хвост треугольный, твердый и острый, как бритва. И воткнулся он мне в бедро, как Спартаку дротик в его последней битве. Полные брюки крови, новый костюм испорчен. Кое-как заткнув рану вощеной бумагой, в которую был завернут лещ, дошли до дома, благо два шага и оставалось. Понятно, мама была очень недовольна. Промыл я кровь, а раны-то и нет. Мистика какая-то. В университет так и пришлось ходить в заштопанных брюках.
С моим чудесным исцелением и рыбой был ещё один случай. Приехал я на выходные с учёбы в Кинешму весь больной. Мама температуру померила – 38. А Дракон: «Хватит шланговать! Поедешь со мной на рыбалку!» Мама кричит : «Не пущу!». Но мы её не послушались. Конец октября. Пока дождались Гуся с его лодкой, пока он купил бутылку какой-то желтой водки на речном вокзале в ресторане «Волжские зори», прозванном кинешемцами «Волчьи зори» или просто «Зори») пока доехали до притока Волги у села Воздвиженье (красивейшее место, особенно золотой осенью), уже стемнело. Да в Кинешме тогда было два с половиной ресторана. «Зори» и «Волга». «Кинешма», в просторечии «Старуха» не в счет, там редко гуляли. Дракон рассказывал: «Прохожу мимо «Волги», вижу на двери объявление». Подошел ближе – читаю «Цочик, я в «Зорях». Гусь».
Рыбу ловили в полной темноте при фаре. Браконьерским способом, на электрический подсачник. Я, конечно, был против такого варварского отношения к природе, но кто бы меня слушал. Выгребать рыбу в ледяной воде пришлось нам с Драконом. Промерзли все, но рыбы пару мешков наловили. Выпили и эту желтую водку, и бутылку спирта. И ни в одном глазу. Зато утром я проснулся абсолютно здоровым.
А вот как у Гуся на лице появились черные точки. Шли Гусь с Драконом с жёнами с Поповки. А у ресторана «Волга» потребовалось Гусю прикурить. У входа в ресторан стоит пьяный майор каких-то там войск. Гусь ему:
- Майор, дай прикурить!
Тот:
- Да на!
Поджигает взрывпакет и протягивает Гусю. Гусь опытный браконьер и знал, сколько горит шнур взрывпакета, не испугался и склонился над ним с сигаретой. Только майор уже кому-то так прикуривать давал. Взрывпакет и рванул. Уж не знаю, чего там с майором было, но три пластические операции он Гусю оплатил. Только черные точки от порохового ожога на лице так и остались.
На Гусёвской лодке мы часто ездили с женами отдыхать «на зеленую» летом. Куда-нибудь на Мерешку, тоже приток Волги. Тихо-мирно, без эксцессов. Там я первый и последний раз в жизни катался на водных лыжах. Нормально получилось, даже не утонул.
Жена Гуся Наташа была очень милой женщиной. Как она всё это терпела. Терпела, пока сыновья на подросли. Старший, Санька Гусёнок тоже был оторвой. Наташа рассказывала, что в школе учителя на него жалуются – любит прыгать из окна третьего этажа школы. А здание старое, потолки высоченные, так что высота не маленькая. А шестикласснику Гусеву всё нипочем. После развода Гусь поселился в родительском частном доме в районе девятого магазина. А сыновья, повзрослев, к нему переселились. Там я 1 января очередного года прожог вторые брюки, случайно сев на самодельный обогреватель.
В новое время Гусь стал предпринимателем и брал подряды по мягкой кровле. Даже питающий отвращение в физическому труду Дракон у него целый месяц работал, чему весь город был несказанно удивлен. И девушка у Гуся была, медсестра из вендиспансера.
И вдруг звонит мне как-то Дракон:
- Гусь умер. Мы все в шоке.
Оказалось – страшная история. Младший Гусёнок сошелся с сижалой бабой. Привел в дом. Дракон рассказывал, что с Гусём они то лаются вдрызг, то в обнимку ходят. А только нашли в доме два трупа. Этой бабы, зарезанной охотничьим ножом и Гуся, почти отпилившим им себе руку, а потом на него бросившегося. И посмертную записку сыну, мол, ты меня поймешь, но я должен избавить тебя от этой… даже ценой своей жизни.
После сплю я как-то и вдруг как подбросило. Вскакиваю, кидаюсь к компу и смотрю, когда в этом году Радуница. Оказалось, через три дня. В Радуницу, единственный день в году, говорят, самоубийц поминать можно. В трех церквах я за Гуся свечки поставил, в двух в поминанье записал. В «Красной церкви» старушка кричала, что б самоубийц не записывали. Я и не стал. И Дракону о том же напомнил. Только он, скорее всего, затупил.
Вот и написал я рассказик про Гуся, как ему и обещал. Вы скажете: «И зачем написал? И чему твоя история учит?» Да ни хрена она ничему не учит. Вот просто был такой персонаж и всё. А ещё мне сон про Гуся приснился. Будто встречаемся мы на кинешемском вокзале, разговариваем. Оба молодые, но я уже все про Гуся знаю, и вроде, собираюсь его предостеречь, рассказать ему, как всё обернется. Да только чувствую, что не успею. Да и слушать он меня не будет, как и в жизни никого не слушал. Могло бы всё по-другому сложиться? Может, и могло бы. Только, говорят, история не терпит сослагательного наклонения. И История вообще, с большой буквы, и моя, с маленькой.
Михаил Кованцев.