Глава 9. Становление. Первый успех

 

       Прошло шесть месяцев. В Ашхабаде  наливались соком персики,   зрели инжир и хурма,  над снежными  вершинами Копетдага вдаль плыли легкие облака.
       Неприметной   тропой, среди скал и камней, вверх поднимались два всадника. Впереди, на  гнедой кобыле ехал с винтовкой за плечами Азат, следом  на  вороном жеребце Поспелов.
       За истекшее время поручик  освоился со своими обязанностями, побывал во всех пограничных отрядах и на постах,  исправно поставляя командованию вместе с помощниками  разведывательную информацию. Часть ее нашла свою реализацию, в результате  были задержаны небольшие партии контрабанды  и  предотвращен угон скота, проникшей с территории Афганистана бандой. А еще Михаил завербовал осведомителя,      персидского купца, торговавшего коврами  в  областном центре  и  доставлявшего обратно шерсть тонкорунных овец.
       Сутки назад  поручик получил известие от закордонного агента Устиновича, назначившего в обусловленном месте встречу. Это был ценный источник* носивший псевдоним «Джинн» имевший необычное занятие. Он состоял в братстве дервишей.
       Проповедуя суфизм* и читая суры из Корана, эти  поборники ислама свободно передвигались по всей территории  Ближнего Востока, располагая широкими возможностями по сбору всевозможной информации.
       Кроме любви к Аллаху «Джинн» весьма почитал золото, в связи с чем  поручик имел при себе замшевый кисет с десятком персидских дариков*.
       Между тем они поднимались все выше.  Скудная растительность у подножья сменилась арчовым редколесьем с  ароматом хвои, з ним последовали более густые - из карагача, ясеня тополя и ивы. Изредка на дальних  склонах появлялись небольшие стада архаров, в зарослях попискивали куропатки.   Затем   открылись поросшие   тюльпанами  и гиацинтами альпийские луга, с  прыгающими вниз по камням  прозрачными  потоками.
       На берегу одного из них виднелись развалины    селения с остатками сторожевой башни, направились    туда. Спешившись  у нее, привязали коней  к дикой алыче, вошли в темный проем. Азат  впереди, поручик сзади.
       Сквозь  дыры в разрушенной кровле лились солнечные лучи, внутри был полумрак, в проем бесшумно вылетела летучая мышь.  Денщик громко произнес несколько фраз на персидском, ответом было молчание.
       Потом в самом темном углу что-то зашевелилось, на свет вышел человек. На   голове похожий на шутовской колпак, длинные волосы и борода, одетый в драный, с многочисленными заплатами халат,  в руках держал посох с полумесяцем. Минуту пристально вглядывался в Поспелова, а потом  что-то ответил.
       -  Переведи, - приказал  Поспелов.
       - Он  спрашивает, где господин ротмистр? - обернулся  ефрейтор.
       -  Скажи, отозван к Белому царю, я назначен на его место.
       Азат  произнес очередную фразу, дервиш задумался, погладил рукой бороду и высоким голосом ответил, - хэдие барое шома.
       В таком случае у него для вас подарок (перевел). 
       - Бали-бали,- закивал головой дервиш и потер большим пальцем средний (указательный был отрезан).
       - Просит за него денег.
       - Сколько?
       - Чахар -  растопырил агент ладонь.
       - Пусть рассказывает, - согласился поручик.
       Снова зазвучала персидская речь, Азат  внимательно слушал, изредка кивая.
Многие слова были знакомы, поскольку Михаил, памятуя совет Устимовича,  вечерами  занимался фарси с Соней и Азатом, но языком пока еще  не владел. 
       Когда «Джинн» закончил, денщик рассказал следующее:   через два дня, ночью, из приграничного  Ширвана на русскую территорию отправится  караван с грузом шелка, специй и ковров, минуя таможню. Пойдет по  ущелью  Бабазо, а в целях безопасности, впереди пустят  несколько мелких контрабандистов. Охранять  караван  будет  Хабир-бек с   двадцатью джигитами, а на обратном пути  планируется захват в ближайшем ауле  молодых женщин и детей для продажи в рабство.
       Услышав имя главаря, Поспелов тут же вспомнил, что это был один из самых дерзких и неуловимых разбойников, за которым несколько лет охотилась пограничная стража   Туркестана, за его голову наместником  была назначена высокая награда.
       Он достал и кармана мундира кисет, раздернув шнурок, достал  пять золотых монет  и на ладони протянул  дервишу.
       - Иншаллах, - прошептал тот, быстро спрятав их в складках одеяния. Затем скользнув в темный угол, вернулся с ковровой сумой через плечо, сложив вместе ладони, чуть поклонился и исчез в проеме.
       Обождав  десяток минут, стражники  вышли следом, отвязав коней, сели в седла.   
 
       Бисмилляхир-Рахманир-Рахиим,
       Саббихисма Раббикаль- Аля.
       Аль-Лязи Халяка Фасаууаа,
       Уаль-Лязи Каддара Фахадаа…
 
удаляясь, затихал вдали  певучий голос.
       - Сура из Корана  «Аль-ля», - ответил на немой вопрос поручика Азат.
       К вечеру вернулись в бригаду, где Поспелов тут же доложил о результатах встречи  командиру.
       - Весьма серьезные сведения, - заложив руки за спину и расхаживая по кабинету, заявил полковник. - Сие ущелье находится в двух верстах от  третьего погранотряда. Завтра же с утра пошлю туда   нарочного с пакетом.
       - Разрешите с пакетом выехать мне и принять участие в операции (звякнул шпорами Поспелов).
       - Ну что же, Михаил Дмитриевич, - остановился перед ним Невский. - Ваши сведения, вам и карты в руки. Только будьте осторожны.
       Ранним утром   поручик вместе с денщиком   отправились по назначению. На востоке поднималось солнце, окрашивая снежные вершины гор в розовые тона, воздух был чист и прозрачен, оба пришпорили коней, в ушах засвистел ветер.
       Спустя пару часов добрались до отряда. Он находился на равнине,  где стояла сторожевая вышка с часовым, штаб,  две   казармы, конюшня для лошадей, колодец и склад. Все это было окружено саманной стеной с бойницами, наверху прохаживался часовой.
       Через ворота въехали внутрь, спешились, денщик  остался при лошадях, а поручик  прошел в штаб, где кивнул вытянувшемуся дежурному унтер-офицеру,  проследовал  в кабинет начальника.
       - Ба! Михаил Дмитриевич - удивился тот. - Какими судьбами? 
       - Здесь все сказано Николай Петрович, -  вручил ему  Михаил  пакет, сев напротив. Ротмистр Матвеев, был коренастым крепышом, с обветренным лицом,   и чуть кривоватыми  кавалерийскими  ногами.
       - Однако! - распечатав конверт, пробежал  глазами листок бумаги. - Тут сказано, все подробности у вас.
       - Именно, - кивнул поручик и, сняв фуражку,   рассказал   детали.
       - Да, Хабир-бек, это  не хухры-мухры.   Тут помыслить надо, -  и забарабанил по столу пальцами
       - Чего я и приехал,- улыбнулся Поспелов. - Одна голова хорошо, а две лучше.
       В течение часа обсудили и наметили план, затем пригласили помощника - корнета Яцевича, введя в курс дела, и  вчетвером выехали на место.
       Поросшее    эльмами и негустым кустарником, оно начиналось в песках,  у самой границы, тянулось  на десяток верст по берегу горной речки   и    спускалось в долину.
       Засаду решили устроить посередине,    разместив на гребне стрелков, а впереди и сзади  перекрыть тропу  двумя конными заслонами. Командовать стрелками поручили Яцевичу,  тыловой заслон   возглавил Поспелов, общее руководство взял на себя Матвеев.
       День прошел в подготовке и инструктажах, на заходе  солнца  часть  отряда, в количестве сотни всадников,  отправилась в ущелье.  Там, спешившись,   заняли исходные позиции, оставив лошадей коноводам. Михаил увел свою группу  из двадцати стражников  в  узкую расщелину  рядом с тропой, затененную лозами дикого винограда.
       Вскоре небесное светило скрылось за отрогами гор, на них опустилась ночь, в небе  пушисто замерцали  звезды.  Похолодало, в ущелье заклубился легкий туман, где-то тоскливо завыл шакал, потянулись часы ожидания. И только  когда засерел рассвет, за поворотом  на тропе возникли шорохи,  появились  расплывчатые тени.
Три  груженых мула, а между ними укутанные в башлыки люди.  Поручик молча поднял руку - пропустили, усилив наблюдение.
       Спустя полчаса (все было тихо)  из полумрака  возник караван. Впереди десяток всадников, за ними вьючные верблюды, в конце  еще десяток. Пропустили,  а когда снова  наступила тишина, Михаил дал знак. Его люди бесшумно поднялись в седла, по одному выехали из расщелины и перекрыли ущелье.
       Затем далеко впереди тишину расколол залп, затрещали отдельные выстрелы, - шашки к бою! - обернулся к стражникам поручик.
       Ждать долго не пришлось. Со стороны куда ушел караван, появились низко припавши к конским шеям всадники, послышалась гортанная команда, блеснули выхваченные клинки.
       - Алла! - врезались  они в тронувшихся навстречу стражников, завязалась рубка.
       Скакавший вереди в черной бурке джигит с ходу свалил стражника рядом с Поспеловым, Михаил рубанул  навстречу  - тот уклонился и прорвался сквозь заслон.
Резко развернув жеребца, поручик припустил вслед. Но конь у того был явно лучше, быстро уходил.
       Перебросив шашку в другую руку, поручик выхватил револьвер, один за одним  вслед зачастили выстрелы, на четвертом  мчавшийся впереди конь рухнул.
       Джигит, перелетев через его голову, тут же вскочил,  но на него сверху  прыгнул офицер, саданув рукояткой револьвера по затылку.
       - Попался тварь, - заломил назад руки.
       Операция прошла удачно. Половину контрабандистов перебили, остальных захватили живыми,  потеряв двух стражников. Караван оказался богатым - двадцать верблюдов с тюками  индийского шелка, мешками специй  и дорогими гератскими коврами. Плененный же Поспеловым джигит оказался Хабир-беком.  Это  был средних лет, жилистый  крепкий человек, с  мрачным взглядом и косым  шрамом на щеке.
       Когда со скрученными руками его усадили на коня, разбойник, с ненавистью взглянув на Поспелова,  харкнул на землю.
       Спустя пару недель по решению военно-полевого суда   он  был прилюдно повешен на площади Ашхабада,  а  подельники отправлены на каторгу.  Перед смертью, уже стоя на помосте, Хабир-бек нашел  глазами среди находившейся чуть в стороне  группе офицеров Поспелова и дико закричал - красный шайтан!
       - Ну вот, Михаил  Дмитриевич, -  прогудел стоявший рядом  подполковник Ротенберг   - теперь у вас и прозвище имеется.
       Половина стоимости  изъятых у контрабандистов  товаров поступила на счет бригады, а  офицеры, участвовавшие в захвате разбойника и в их числе Поспелов, получили   назначенную за него премию.
       По такому случаю в очередное воскресенье  они с Соней пригласили в гости    Ротенберга   и  ротмистра Красовского с   женами,  с которыми   близко подружились. Стол накрыли в  садовой  беседке увитой плющом,   были поданы стерляжья уха,   запечённый гусь с яблоками и гурьевская  каша. Из горячительного - коньяк, смирновская и шампанское.
       Когда все насытились, Азат, убрав лишнее,  доставил  закипевший самовар, пирожные, виноград и  фрукты. Выпив по чашке, дамы  щебеча, вышли в сад, полюбоваться разведенными там Соней цветами, а Михаил с  Красовским попросили  Ротенберга  рассказать  о былых делах, в которых тот принимал участие.
       - Отчего же, можно,  - выпил  подполковник очередную  рюмку водки,   закусив инжиром.
       - Служил я тогда в укреплении Яглы-Олум,  устроенном еще генералом Лазаревым.  Местность  дикая  и пустынная. Неподалеку бурный  Атрек,   повсеместно недоступный для перехода, а на нем  несколько   переправ  охраняемых от прорывов шаек разбойников и контрабандистов. Но все же охрана была весьма затруднительна, и порою,   отчаянно-смелые  йомуды*, жаждущие легкой наживы, переходили границу, перевозя целые караваны контрабандного чая.
        Как-то осенью  мы получили сведения, что в Персии собирается огромный караван в триста с лишком верблюдов, с большим конвоем, предполагающий перевезти в хивинские пределы его  значительный груз.   Мы, конечно,   на всей линии от Яглы-Олума и до самого Чикишляра были начеку. Все время проводили в секретах около переправ, ожидая прорыва.
       Наконец, в первых числах октября ночью, они ухитрились-таки прорваться, но только между Беумбашем и Караташем. Джигит утром ехал с пакетом, так наткнулся на их следы.  Сейчас же дал знать на пост, а из Чикишляра по телеграфу сообщили всем офицерам. Мы и вышли по их следам с четырех сторон: из Чикишляра, Чаатлов, Яглы-Олума и Красноводска.
       Главная задача была не допустить банде перейти железную дорогу. Окружили тогда их в котел, как зайцев на охоте, только величина-то котла огромная - тысяч шесть квадратных верст, начали преследовать.
       Надо вам сказать, что хотя и кажется, что на таком пространстве трудно найти караван, а на самом деле легко. В пустыне все колодцы наперечет, и волей-неволей идти приходится от одного к другому, потому что в стороне нет нигде воды, значит смерть.
       - М-да, задумался ветеран, - а потом продолжил - Все же прокружились мы за ними целую неделю. Не дай Бог побывать еще раз в такой экспедиции.  Досталось-таки нам за эти дни порядочно. Фуража прихватили мало, провианта - то же самое, и в последние дни думали, что голодною смертью умирать придется.
       Все съели, даже запас ячменя, что для лошадей был, ушел на кашу. Вода также кончалась, а при всем том жара страшная. Про себя скажу, я несколько раз  приходил к мысли,   что все мы пропадем в этой экспедиции. Больше десяти перестрелок у нас с ними было, только долго ничего  не могли сделать.
       Наших - три офицера, да человек семьдесят нижних чинов, а у них больше шестисот, вооружены все берданками, патронов масса, а у нас их было, на несчастье, маловато, да и кони притомились, едва ползли. Многих из них бросить пришлось.
       Наконец, удачно подошли мы к бандитам, уже почти около линии железной дороги. Спешились, рассыпали цепь и, сделав несколько перебежек, пошли в атаку, причем часть конных пустили с фланга и с тыла. Те и врубились действительно молодецки.
       Больше сорока человек убитых потом нашли; двести верблюдов, на которых около трех тысяч  пудов чаю, были задержаны. Много оружия и патронов у них оказалось.
       За это дело и получили награды: подполковник Гайдебуров, ротмистры Панфилов,  Фесенко и я - ордена святого Владимира с мечами и бантом, а нижние чины девять серебряных медалей за храбрость на георгиевской ленте. Да и кроме всего этого, тысяч по восемь-десять наградных денег каждый из офицеров получил. Неправда ли, недурное дельце?!
       -  Весьма, - переглянулись Красовский и Поспелов. - Нынче таких, Яков Яковлевич нет.
       - А только не всегда так удачно бывает, - после продолжительного молчания снова заговорил рассказчик. - Вот в 1902 году со штабс-ротмистром Яновским случилось грустное дело. Получил он сведение от одного джигита, что ожидается небольшая партия, под конвоем двух-трех йомудов, при одной винтовке; ну и выехал в секрет к переправе Кюнджи, взяв с собою трех человек солдат и одного джигита. Вахмистра с джигитом послал ближе к переправе, а сам расположился не дальше как в версте от них.
       Часов около девяти вечера слышит, что в передовом секрете стреляют; он сейчас на конь и со своими людьми пошел на рысях к переправе. Только, видно, не в удачную пору выехал он на поиски этой контрабанды. Не успел пройти и полуверсты, как скачет джигит и докладывает, что караван контрабандистов перешел уже через Атрек и, наткнувшись на секрет, открыл по ним огонь, причем первым же выстрелом убил вахмистра Жукова.
       Горячий человек был Яновский. Как услышал он это, так сейчас же коню шпоры и полетел вперед, не оглядываясь назад и даже не интересуясь узнать, следуют ли за ним нижние чины.
       Подскакал ближе к реке, видит что-то темное - это контрабандиры верблюдов своих положили и сами за них залегли. Сейчас же скомандовал в шашки и кинулся на них. Разбойники, попустив его к себе совсем близко, дали залп, которым и положили бедного штабс-ротмистра на месте, всадив в него девять пуль. Лошадь с мертвым телом проскакала еще некоторое расстояние, а затем, когда труп упал на землю, остановилась. Люди же, увидав, что офицер убит, смешались и отступили, чем и воспользовались разбойники, успев снять с мертвого револьвер, а с лошади  уздечку.
       Ведь как потом-то оказалось, их было больше тридцати человек, прекрасно вооруженных винтовками системы Бердана и Берингеля. Да, кроме того, сами посудите: ночное дело самое скверное. Ни тебе противника, ни даже местности почти не видно. Вокруг овраги, а дальше от реки пустыня. На помощь также рассчитывать нельзя. Ну, потерялись люди.
       Когда весть об этом случае дошла до Яглы-Олума, начальник поста сейчас же донес по телеграфу в Чаатлы командиру отряда ротмистру Памфилову, который немедленно выступил по направлению к Томаку с командою в тридцать человек и по следам каравана перешел в Персию; долго ему пришлось колесить по аулам персидских йомудов, наконец, верстах в  ста от границы, в ауле Даст он настиг разбойников, которые попрятались по кибиткам.
        Оцепив аул и сделав обыск,   ротмистр только что хотел войти в последнюю кибитку, как оттуда раздался выстрел, чуть не убивший его, но, к счастью, рядовой Шерстнев кинулся в кибитку и успел выстрелом в упор уложить йомуда, снова прицелившегося в  Памфилова. В этой же кибитке нашли револьвер покойного Яновского и уздечку с его лошади.
       Такой умелый поиск вглубь персидских владений произвел огромное впечатление на всех кочевников, наглядно указав, что убийство русского офицера не остается безнаказанным. Нужно при этом пояснить, что Памфилов тогда же переловил почти всю шайку, участвовавшую в убийстве Яновского, и доставил всех на русскую территорию. Тоже молодец офицер! - тряхнул кулаком  подполковник.
       Не чокаясь, выпили еще по одной, в память всех стражников, погибших на границе, потом из сада вернулись женщины, принеся букет алых роз, чаепитий продолжилось. Звучал смех,  Красовский рассказывал веселые истории.
       Спустя две недели Михаил вместе с Азатом выехал  на  пограничный пост Фирюза для встречи с очередным  агентом. Как и остальные, пост представлял  собой  небольшую крепостцу, где несли службу двадцать  стражников во главе с вахмистром  Карелиным. В первый день, в обусловленном месте,  сексот* не появился,   решили задержаться еще на сутки. 
       А ночью   личный состав подняли по тревоге.  На пост на взмыленной кобыле без седла прискакал  мальчишка-туркмен, сообщивший, на их кочевье   напали разбойники.
       Оставив на месте  караул, остальные во главе с Поспеловым и Карелиным,  нахлестывая лошадей, умчались в ночь, но опоздали. Стан оказался разграбленным,   на траве валялись несколько зарубленных мужчин,  голосили и рвали на себе волосы женщины.  Подбежавший старик   с окровавленной головой  рассказал,   нападавшие схватили несколько детей и угнали стадо.
       - Не иначе они пошли  к реке, указал камчой в темноту вахмистр   -  на  ней  в трех верстах удобная  переправа.
       - Туда, -  развернул жеребца  поручик,  отряд понесся вслед.
Когда до реки оставалась верста, из-за туч проглянула луна, высветив впереди  овечью отару, подгоняемую грабителями пустыни.   
       Они тоже заметили погоню, от шевелящейся массы  отделился десяток, с гиканьем поскакали навстречу.
       - В лаву! - выхватил поручик  шашку, блеснули клинки, стражники рассыпались веером. Через минуту сшиблись, завязался бой. Скакавший рядом  вахмистр застрелил из револьвера налетевшего бандита,  Азат  зарубил второго, а Поспелов  закружился с третьим. Тот  бился  яростно, но продержался недолго, поручик развалил ему голову.  Умело орудовали шашками и стражники, тесня противника.
       Кто-то из  разбойников гортанно закричал, оставшиеся  развернувшись, припустили обратно. У  ставшего  на берегу стада к ним присоединились остальные и все вломились в реку, поднимая каскады брызг. Спешившиеся   пограничники открыли вслед пальбу, выбив из седел еще двух, остальные, вымахнув на   берег, ускакали в темноту. 
       - Прекратить стрельбу! - взмахнул рукой Карелин.
       Осмотрев место стычки, собрали оружие  убитых (из своих один был легко ранен), а еще обнаружили трех брошенных персами ребят. Перепуганных и дрожащих.
       - Не надо,-  погладил по головке черноволосую девочку один из стражников, достал из кармана шаровар сахар, хрупнул им в ладони и раздал по кусочку каждому.   
       Усадив детей к себе в седла, погнали отару назад. Передав все в кочевье туркменам,  вернулись на пост и,  задав лошадям корма,  завалились спать.   Когда взошло солнце,  на пост приехал   седобородый аксакал с джигитом,  пригнав десяток  овец.
       - Это вам, - поклонился, сложив у груди руки. - Примите от чистого сердца. 
       Когда оба  ускакали, вахмистр приказал повару сварить шурпу и плов, а  всем участникам выдать по чарке.   На закате Поспелов с денщиком возвращались обратно. Агент с той стороны так и не объявился, но  время прошло с пользой.
       Летом они с Соней съездили  в отпуск к родителям Михаила, проведя там месяц. Родители передали Михаилу  привет от крестного и его очередной подарок - вышедшие в Москве  книги  «Волга» и «Были», чему тот весьма обрадовался.
       Гости навестили конный завод, где их  тепло встретил   Ефим  с другими  работниками, побывали  в  синематографе и театре, а еще на   знаменитой Орловской ярмарке, куда съезжались  дворяне и купцы  нескольких губерний.
       Ярмарка занимала  обширную территорию  на берегу Оки, с множеством павильонов, торговых рядов и палаток. Торговали зерном,   мануфактурой, рыбой, живностью и еще множеством товаров. Играла музыка, работали рестораны с   трактирами и аттракционы, настроение у всех было праздничным.
       Внимание Михаила привлек один из цирковых балаганов, где  являли силу  борцы с  атлетами. Первые  вступали в поединки, сопя и бросая друг друга на помост, вторые  поднимали тяжести  и ломали подковы. А  один, вызвав восторженные овации, согнул на мощной шее  железный лом. Продемонстрировал его над головой, а шпрехшталмейстер*  громким голосом вызвал желающих повторить, гарантируя в случае успеха премию - двадцать пять рублей.
       Среди зрителей возникло оживление, из задних рядов протолкался  здоровенный малый в красной  подпоясанной рубахе  и взошел помост. Принесли второй лом, раскинув руки,   положил его на плечи (лицо налилось кровью) - не получилось.
       - Есть еще желающие?  - обозрел толпу  шпрехшталмейстер, когда тот спустился вниз. 
       - Есть! - сняв  в пиджак, передал его Соне Михаил и занял освободившееся место.
       Сделав то же что и первый, напряг мышцы, на лбу вздулись жилы, лом подался, а потом согнулся в дугу.
       - А-а-а!! восторженно завопили в балагане.
       Удрученный   распорядитель вручил  победителю радужную купюру, сунув ее в карман,  тот вернулся к жене, и они вышли наружу.
       - Ну что, гуляем?  - подмигнул. Соня весело рассмеялась.
       Минули  осень с зимой,  поручик  в совершенстве освоил фарси  и  полюбил Туркестан. Нравились  бескрайние  просторы с горами, диковатый  народ, а особенно  хорошевший на глазах  Ашхабад.  К уже имевшемуся водопроводу  на площадях добавили  несколько фонтанов, мостились камнем улицы, строились новые общественные здания, возводился  православный  собор. Вечерами  в городском саду играл военный оркестр, работали аттракционы, и гуляла публика.
       По воскресеньям с утра, они с Соней на лошадях уезжали в степь, где носились наперегонки с ветром, а еще  Михаил обучал ее стрельбе из  винтовки и револьвера.   Возвращались к обеду,   вечерами принимали гостей, и жена  музицировала на пианино, купленном  на полученную премию. В будни она   учительствовала в городской гимназии, обучая детей  русскому языку,  литературе и истории.
       Вскоре в семье появился свой  ребенок - дочь, окрестили Леной, а по истечении установленного срока  Михаил получил чин штабс-ротмистра.
       На следующий год, в марте,  Россия отмечалось  300-летие дома Романовых.
       По такому случаю были официально опубликованы высочайшие манифест о юбилее и  указ Сенату о «милостях», ряд наградных рескриптов и указов. Во всех храмах империи  прошли торжественные литургии с молебнами, в Петербурге,   Москве и ряде губернских городов - военные парады.
       Состоялось торжество и в областном центре.
       В новом соборе благоверного князя Александра Невского и гарнизонной церкви,  под перезвон колоколов иерархи возносили славу царской династии, облаченные в  парадные мундиры офицеры   и  празднично одетые прихожане,  с трепетом  внимали.

       Боже, Царя храни
       Сильный, державный,
       Царствуй на славу,
       На славу нам! 

зазвучало под сводами после молитвы.
       Далее по Скобелевской площади, перед его памятником,   состоялось торжественное прохождение гарнизонных войск. Под гром оркестра, перед стоящим  на трибуне  генерал-губернатором  со свитой, чеканя шаг,  прошел пехотный полк,  за ним прогарцевали  казачья бригада,  эскадрон драгун, и  сотня   состоящих на службе джигитов.
       - Ура!  кричали  восторженные обыватели, швыряя вверх картузы и тюбетейки с шапками.
       После парада в офицерском  собрании состоялся торжественный обед, на котором   его превосходительство зачитал приказ  о награждении всех старших офицеров гарнизона  императорскими нагрудными знаками, а младших медалями в ознаменование юбилея царского дома. Далее в собрании состоялся бал, не были забыты и  гражданские. Для них устроили массовые гуляния, аттракционы и  представления.
       На второй день торжеств,   за городом состоялись конные состязания. Помимо местных туда съехались несколько туркменских родов со своими ханами, степь пестрила шатрами и палатками. В состязании приняли участие офицеры гарнизона и лучшие из джигитов. Всего сорок человек.
       От бригады пограничной стражи участвовали  поручик и два ротмистра, одним был  Поспелов. По такому случаю полковник Невский  выделил  ему свою арабских кровей  тонконогую кобылицу.
       Призы были царскими: главный, доставленный ханами из степей, ахалтекинский вороной жеребец с огненными глазами,  персидский ковер «чахар-баг»* от гильдии купцов и двести рублей  от генерал-губернатора.
       Всадники на храпящих лошадях  выстроились  на  линии перед галереей с начальством, главный распорядитель  (казачий  есаул), поднял вверх револьвер, хлопнул выстрел - понеслись.
       Сначала в клубах пыли конники  мчались плотной массой, затем пятеро вырвались вперед. Головным   шел  джигит в зеленом  халате и  чалме, за ним  войсковой старшина с красными лампасами  и два драгуна, Поспелов отставал на корпус.
       - Ну, давай, давай родная, -  припав к  конской гриве, шептал он.  И словно услышав, лошадь наддала ходу, сначала сбоку  проплыли драгуны, затем казак,  перед глазами, настегивая камчой коня, замелькал джигит.  На повороте  у древнего кургана оба сравнялись,   ротмистр дал кобыле шенкеля, и та  понемногу стала обгонять туркмена, а когда  до финиша осталось  полверсты,  на махах вырвалась вперед.
       Под крики и улюлюканье  толпы  ротмистр пересек линию, за ним степняк и остальные. Спрыгнув с седла,  он поцеловал кобылу  в морду   и  потрепал рукой жесткую гриву.
       Состоялось награждение победителей. Двое  ханских слуг  вывели  под уздцы   пляшущего жеребца  и передали повод  Поспелову,  джигиту вручили  свернутый ковер, а войсковой старшина получил денежную премию. В джигитовке Михаил участие не принимал, главный  приз там взял афганский  всадник.
       После окончания состязаний, родовые ханы устроили для военной администрации той.  На треногах в казанах варился  золотистый плов, на вертелах жарились бараны и ягнята,  в шатрах накрывался достархан.
       За здоровье «белого царя» поднимали  чаши с кумысом и вином, акыны, бренча  на дутарах, заунывно пели песни.
       Коня  штабс-ротмистр назвал Вороном, в память о том, что был  у него в юности.
       За весной  наступило лето, жаркое и засушливое, в один из таких дней  Поспелова вызвал к себе командир бригады, ознакомив  с приказом о назначении начальником Гермабского пограничного отряда.
       - Заслужили, поздравляю - крепко пожал руку.
       - Благодарю, господин полковник. Доверие постараюсь оправдать...