Часть 10. Вольная вольница моего детства, а где-то

Маргарита Лосевская
                Блины, птички.

        На масленицу бабушка печёт ржаные блины на льняном масле. Пшеничной муки нет. Кружевные, в частых дырочках, смугло-румяные, душистые, одинаковые по размеру, с ровными краями. Она укладывает их на большую плоскую тарелку высокой стопкой-горкой и ставит на стол. Здесь же – глиняная маслёнка с льняным маслом.

       Блины свёртываем трубочкой и окунаем в масло. Они быстро исчезают. Нам надоела картошка, а блины – такая вкуснятина! Бабушка выпекает и подаёт блинные горки несколько раз. Сама садится за стол, когда уже все насытились.

      С тех пор я никогда не видела и не ела таких вкусных, красивых, душистых блинов.

        Ближе к весне, когда появляются проталинки, снег становится влажным и плачут сосульки, мы лепим снеговиков и строим крепости.

        В это время бабушка выпекает из теста 40 одинаковых маленьких птичек с глазками-изюминками, клювиками, с хвостиками, на которых кончиком ножа выдавлены бороздки, изображающие оперение. В одной из птичек она запекает медную монетку. Кому она достанется, тому выпадет счастье.

        Счастье выпадало и мне, позеленевшее, с привкусом меди, горькое.

        Подавая на стол птичек в большом блюде, бабушка говорит:

       - Помяните душеньки сорока Севастийских мучеников, загубленных в Севастийском озере.

       - А как их загубили? Спрашиваю я.
 
       - Утопили.

       - А кто их утопил?

       - Те, хто супротив Боженьки.

         Витя говорит:
        - Нашей Редьке всё надо знать, она, как профессор кислых щей.-

        - Любопытной Варваре нос на базаре оторвали.- Подхватывает Катя и деланно строго смотрит на меня.

        - Да у неё носик-то не ухватишь и не оторвёшь, курносенький да маленький, как пуговка. – Заступается за меня Лида и ободряюще улыбается.

        - А где это озеро Севасийское? – Спрашиваю я.

        - Далёко.- Отвечает бабушка.

        - А ты откуда знаешь, что их утопили? – Допытываюсь я.

        - Дык, я смолоду в церкву ходила. Батюшка на проповеди сказывал. Токмо, оне не Севасийския, а Севастийския. Вот я эдак-то при отце Иване Малинине, последнем нашем батюшке, сказала, он к нам хаживал по праздникам, с дедушкой Василием любил посидеть, побеседовать, а он и направил меня: «Не Севасийские, говорит, а Севастийские. Город тама – Севастия и озеро при ём – Севастийское». С етих-то пор я и помню, как мученики прозываютца, и вы не забывайте.

         А батюшка-то наш, Иван Малинин, тоже мучеником сделалса. В 30-ые года выслали его куды-то на Север с матушкой и сынами их.

        Сельсовет распродал всё имение его и дом. Церкву нашу закрыли. Колокола церковные сбросили, увезли. Из икон пожарище устроили. Страсти Господни! Вот и крест покосился на колокольне. Скоро упадёт. Ну как тута не перед концом света?! Токмо вы, робятишки, на улице про ето не болтайте, а знать, знайте.

                Продолжение следует.