Букинисты

Гурам Сванидзе
В 90-ых годах я участвовал в проекте Всемирного Банка. Он изучал стратегии выживания населения в условиях кризиса. Исследование проходило одновременно в нескольких постсоветских республиках. Во время мозгового штурма я заметил, что в Грузии появилось много букинистов. Их лавки ныне повсюду. Нужда, а не вдруг всколыхнувшаяся страсть населения к чтению, заставляет людей торговать подержанными книгами. Коллега по проекту рассказал, что видел, как его сосед продавал на улице сервиз из богемского стекла. Я ему заметил: «Обычно первым делом продают книги, а потом уже переходят на дорогую посуду». «И далее на одежду!» - подхватил другой коллега. Я задумался, но ни одного старьёвщика не вспомнил.

Перед тем, как попасть в проект, я сам чуть не покусился на свою библиотеку. Она досталась мне от родителей. В тот момент моя зарплата (я работал в парламенте) составляла 2 доллара в месяц, или 1 млн. купонов. Формально я считался миллионером. Собрания сочинений европейских и русских классиков, шикарное издание конца 50-х, красовались на полках стильного шкафа в гостиной. Первые признаки роста благосостояния советских людей, подарок библиофилам и хороший элемент интерьера! Сомнения терзали меня, продавать- не продавать. На ум приходило одно обстоятельство– лет пять как был потерян ключ от шкафа, он был надёжно заперт. На душе легчало. Как-то к нам зашёл двоюродный брат супруги. Она пожаловалась ему, что я - человек непрактичный, что в ванной текут краны. Потом добавила, что уже несколько лет, как заперт книжный шкаф и нет надежды, что я (её муж) смогу его открыть! Кузен, парень простой (работал сантехником), попросил дать ему гнутый гвоздь... Легко и просто разверзлись дверцы, на нас пахнуло благородным запахом книжной пыли. Сомнения снова овладели моей душой. Но поспел проект. Меня наняли менеджером с зарплатой в пятьсот раз большей, чем та, которую я получал на службе. Букинистом не стал. Стал бы им вообще?
 
Во время мозгового штурма Радж, индус, который возглавлял проект, отметил моё «социологическое воображение». Я был академичным, и, говоря, например, о букинистах, развивал целую теорию. Дескать, их бизнес не мог быть прибыльным, предложение явно превосходило спрос. Я потчевал присутствовавших нюансами. Как-никак среди новоявленных букинистов было немало моих однокашников по универу. Почти все потеряли работу. Я частенько прохаживался между рядами книг на улицах, останавливался, листал книги. Продавцы с замиранием сердца смотрели на меня в этот момент. Я разочаровывал их, ничего не покупал. Сиживая у лотков, многие из них сами читали свои же книги, может быть те из них, которые не удосужились прочесть раньше. 

Исследование благополучно было завершено. Однако, по инерции я продолжал думать, какой материал можно было бы послать вдогонку. Так, в какой-то момент рынок заполнили старинные издания (аж 19-го века). Произошло это потому, что была разворована библиотека профессора-филолога. Бедняга умер. Его вдова плохо разбиралась в книгах. Более того постоянно ссорилась с мужем из-за неумеренных в их семье затрат на «макулатуру».

Особенно я пожалел, что не удалось обогатить отчёт историей, приключившейся с одним из букинистов. Он – молодой парень из семьи филологов. В отличие от родителей он подался в инженеры. Увы, ИТР в тяжёлые 90-е пострадали не в меньшей мере, чем гуманитарии. «Теперь только на панель! Торговать книгами!» - острил Цотне (так его звали). Его матери повезло больше. Она, школьная учительница, нашла вторую работу в здании парламента – убирала в одном из женских туалетов. Я познакомился с ней в столовой. Милая женщина делила со мной стол. Мы приятно беседовали во время обеда. Несколько раз к нам присоединялся Цотне. Он захаживал к маме на службу пообедать. Парень был похож на мать. Такой же обходительный. Видно было, что он тяготился своим занятием.
 
Но вот... По тбилисскому ТВ шла передача «Отгадай профессию». На шоу разыгрывались крупные призы. На сцене по замыслу организаторов выстраивались типичные представители разных специальностей. Запомнился мужчина с мушкой под носом, в стародавнем камзоле, с нарукавниками и большими счётами под мышкой, который карикатурно изображал сельского бухгалтера. В основном типажи были «грубо приблизительные». В группе могло находиться несколько ботанов, и приходилось выбирать между представителями интеллигентских профессий. По принципу «попасть пальцем в небо». Однажды на сцене я увидел Цотне. Он стоял, вытянувшись в струнку, в правой руке стопка книг. Я знал, что он торговал подержанными книгами, но на персонажа рассказа Стефана Цвейга «Мендель-букинист» он точно тянул. Благовоспитанный тбилисский парень, не более!
Совпадение ли, но на передачу наведался один из членов парламента. Депутат проявлял эрудицию. Это был его бенефис. И вот на шоу наступил решающий момент, страсти накалились. Ведущий сделал театральную паузу, в полной тишине часы отсчитали секунды, и депутат победно вышел положения – в сыне уборщицы парламента он рассмотрел... именно букиниста и при этом сорвал куш. Некоторое время на него сыпались блёстки, вовсю разорялся оркестр, буйствовала публика...

Через несколько дней в служебной столовой я беседовал с матушкой Цотне. Обсудили шоу. На мой комплимент, как хорошо смотрелся на нём её сын, она ответил: «Всего-то трудов – без движения простоять час на сцене!» Через некоторое время я узнал, что Цотне переквалифицировался в журналиста. Получил работу на ТВ. Чем не пример стратегии выживания в действии?

Сводный отчёт опубликовали на сайте Мирового Банка. В нём, помимо других, было помянуто интервью, которое моя команда взяла у пары букинистов, супругов. Из отчёта следовало, он и она – бывшие физики. Говорили по-русски. Потеряли работу после того, как закрылся их институт. Собирались в Израиль. Её бабушка была полу-еврейкой. Сами же носили грузинскую фамилию. Свой товар они разложили на парапете спуска на станцию в метро. Пара планировала выезд из страны. Эмиграция – тоже стратегия выживания. Я и о ней подробно говорил с дирекцией проекта. Впрочем, как и о проституции, мошенничестве и других способах выкручиваться в этой жизни. Каждый раз начальство хвалило меня за «социологическое воображение».   

Я не порывал с букинистами и скупал у них недостающие у меня тома полных собраний сочинений. И всё это, конечно, по низкой цене. Например, у меня было двадцать девять томов Диккенса, для полноты коллекции не хватало трёх...