Старший лейтенант Сергеев снял фуражку и вытер пот со лба. Было жарко. Уже два часа как перестали стрекотать кузнечики, а разрывы вражеских снарядов слышались всё отчётливее и отчётливее. Много раненых, да ещё и пушка: движение их сводного отряда сильно замедлилось. А ведь свои где-то рядом, буквально за ближайшими холмами. Во всяком случае, старший лейтенант Сергеев именно так предполагал. Связи никакой не было, и отступление можно было бы смело назвать беспорядочным, однако Сергеев не унывал и не позволял унывать бойцам: свои рядом, свои близко. Совсем скоро они догонят отступающую армию.
Горы рядом. Казалось, в облаках на горизонте уже угадывались заснеженные вершины. А там – нефть, к которой так рвутся гитлеровцы. Там – родной Баку, там – Каспий. Сергеев провёл рукой по подбородку и поморщился: пора бриться, а некогда. Так и выйдет к своим старший лейтенант Сергеев – небритый, с порванным рукавом. Какой позор.
– Товарищ старший лейтенант! – позвали его, – Товарищ старший лейтенант!
Сергеев надел фуражку и обернулся. К нему бежал боец, приданный к остатку разведроты. Сергеев одёрнул гимнастёрку.
– Товарищ старший лейтенант, разрешите доложить?! На опушке – наши, – начал боец, – пятеро солдат из автороты на грузовой автомашине!
– Авто… машине? - не поверил Сергеев.
– Так точно!
– А ну веди!
Сергеев быстро пошёл, а вскоре и побежал, подгоняя бойца. Странно, он ведь не слышал шума мотора. Разве что звук вражеских самолётов вдали… И действительно: на опушке стояли неизвестные ему бойцы, а чуть в глубине леса чернела наскоро замаскированная «полуторка». Рядом были и его разведчики.
Увидев приближающегося командира, один из бойцов скомандовал:
– Отряд! Смирно!
Бойцы надели пилотки и выстроились. Подбежав, Сергеев увидел причину, по которой бойцы были без головных уборов: под деревьями была свежая могила. Один из бойцов, старшина, чеканным шагом подошёл к Сергееву и отдал честь.
– Вольно! – скомандовал Сергеев, – Здравия желаю, товарищи бойцы!
Бойцы довольно стройно ответили, а старшина представился.
– Вы откуда? – спросил Сергеев.
– Мы, товарищ старший лейтенант, везли снаряды на позиции третьей батареи второго батальона, - докладывал старшина Егоров, – и сами попали под артиллерийский огонь. Третья батарея уже была разбита, на их позициях немец хозяйничал. Мы развернулись – и дёру. И тут нам в спину и влупили! Мы третий день прорываемся. Машину сохранил лишь рядовой Лазуренко. Мы везли раненых: лейтенант Шпак и рядовой Вавилов.
Старшина грустно указал на свежую могилу. Затем он раскрыл свой командирский планшет и достал несколько книжек красноармейцев.
– Товарищ старший лейтенант… документы погибших товарищей.
Сергеев стянул со своей лысой головы фуражку и кивнул.
– Рядовой Лазуренко! – скомандовал он спустя несколько мгновений.
К нему, также чеканя шаг, подошёл один из бойцов, и отдал честь. Сергеев несколько удивился: рядовому Лазуренко, высоченному и худому бойцу с какими-то наивными детскими глазами, было, казалось, лет сорок. Похоже, резервист.
– Машина на ходу? Есть бензин?
– Так точно, товарищ старший лейтенант! – ответил он, – Бензина ещё полбочки.
– А снаряды есть?
– Снарядов нет, товарищ старший лейтенант, – рядовой Лазуренко виновато опустил голову.
– Зато у нас есть пушка, – улыбнулся Сергеев и обратился уже ко всем, – Товарищи, айда вместе к нашим?
*
Артиллеристы подкатили к подъехавшей машине пушку и начали складывать станины, а тем временем в кузов грузили раненых и разный тяжёлый, но нехитрый скарб: оставшиеся снаряды, станковый пулемёт, кое-какую провизию и самый ценный груз – задорного поросёнка. Сергеев радовался: налегке отряд пойдёт быстрее и, быть может, уже завтра выйдет к своим. А фашистские снаряды разрываются всё ближе…
Пушку подцепили к «полуторке», и началось движение. Сергеев не стал садиться в кабину, а шёл вместе со всеми. Предстоял достаточно безопасный переход через лес.
Рядовой Лазуренко старался ехать как можно медленнее, но машина всё равно скоро ушла вперёд. Доехав до опушки, он остановил машину и вышел.
– Слышь, браток, тебя как величать? – спросил один из раненых, усатый мужчина в летах.
– Николай, – ответил Лазуренко.
– Иван! – представился усатый и протянул Николаю руку. Тот пожал.
Где-то вдали громыхнуло.
– А табачком не угостишь, Николай? – спросил один из раненых.
– Выбачайте, хлопцы, без курева я, – ответил он. Один из раненых привстал.
– А звідки ти, друже? – спросил он.
– З під Полтави , – растерянно ответил Николай. Раненый обрадовался:
– А я з під Черкас! Братцы, почти земляки!
Раздался дружный хохот. Николай улыбнулся.
– А як тебе звати? – спросил он.
– Дмитро!
Остальные раненые оживились: каждый говорил, откуда он. Николай подумал, что старший лейтенант собирает в свой отряд всех, кто попадается на пути. Вместе выходить к своим и правда легче.
– Отряд, стой! – услышал Николай голос старшего лейтенанта Сергеева. За деревьями замелькали солдаты, – Отдых пятнадцать минут!
Старший лейтенант Сергеев, старшина Егоров и раненый старшина-артиллерист подошли к машине.
– Рядовой Лазуренко, ко мне! – приказал Сергеев. Николай подошёл. Сергеев раскрыл планшет и показал карту.
– Сейчас – поля, – сказал старшина-артиллерист, – мы где-то тут.
– Мы вот здесь, – указал Сергеев на карту, – придётся идти через поля. Вот тут река, не обойдём. Рядовой Лазуренко, езжайте вот до этой рощи и ждите, пока подойдёт отряд. К вечеру нам бы выйти вот к этому лесочку. Если обстановка позволит, встанем на ночь.
Оба старшины кивнули. Сергеев глянул на артиллериста.
– Скромчинский, а ты чего такой бледный? – спросил он.
– Ерунда, товарищ старший лейтенант, – ответил старшина-артиллерист.
– Опять рана? Езжай-ка ты в автомашине! – скомандовал Сергеев.
– А ребята?
– Езжай. Никуда твои не разбегутся, я прослежу. Лазуренко, поезжайте.
Николай помог старшине забраться в кабину, а сам запустил двигатель и сел за руль. Было очень боязно ехать по открытой местности. Указанной на карте рощи даже не было видно. Николай осторожно поехал.
*
Поле было золотым. А убирать, похоже, было некому. Ясное голубое небо. Хорошая погода на открытой местности – враг: чего доброго, фашист прилетит. Зато было видно далеко-далеко: справа, над холмами, виднелись далёкие вершины гор. Кавказ.
– Zobacz, jak pi;knie, – вдруг сказал старшина, – Jako dziecko marzy;em o byciu w g;rach. A teraz g;ry blisko, a ja mam nadziej;, ;e si; w nich nie znajd;: nie chc;, ;eby Niemiec tam dotar;.
Николай кивнул. Старшина ухмыльнулся и посмотрел на него.
– Rozumiesz po polsku?
– Звичайно , – ответил Николай.
– Jak si; nazywasz, ;o;nierzu?
– Микола.
– Wies;aw, – представился старшина, и они пожали руки.
– Теж допроволец? -– спросил Николай. Старшина кивнул.
– My;lisz, ;e jutro dogonimy naszych?
Николай пожал плечами. Очень хотелось бы. Старшина застонал и схватился за бок. Тёмное пятно засохшей крови на гимнастёрке становилось вновь влажным. Старшина поймал взгляд Николая, улыбнулся и кивнул.
– Troch; zrani;o. Ale nie zamierzam jeszcze umrze;.
– Так, вмирати нам поки не можна.
Старшина закашлял и посмотрел на горы.
– Kaukaz. Malowniczo.
Снова закашляв, старшина замолчал. Казалось, сквозь шум мотора было слышно, как шелестят на ветру колосья. Николай не мог спокойно слышать этот звук. Голод – вечный спутник войны, а тут – такое богатство, но никого оно не порадует. Жаль, не поджечь: немец заметит огонь, и прилетят самолёты. Достанется хлеб врагу.
То, что на карте было рощей, оказалось тремя одинокими деревьями. Очень плохое укрытие для машины. Зато невдалеке был колодец. Николай открыл створки капота, выдал старшине ведро, сам взял ещё два, и они пошли за водой.
– Miko;aj, zobacz: samoloty , – старшина указал рукой на горизонт. И правда, а Николай не услышал. Откуда-то возвращались фашистские самолёты. Толстые, тяжёлые, даже с такого расстояния. Летят к себе на аэродромы, за новыми бомбами…
Колодец оказался пустым. Зря только мотались. Старшина, казалось, не очень огорчился, а вот Николаю вода была ой как нужна: жарко, мотор скоро просто закипит. Да и груз тяжёлый. Вернувшись к машине, Николай убрал вёдра в кузов и нарвал колосья для раненых. Жаль, много хлеба не успеть сорвать. Зёрна уже налитые, самое время жатвы.
Вскоре подтянулся отряд. Старший лейтенант Сергеев выглядел встревоженным, а старшина Егоров шёпотом сказал Николаю, что визу, у реки, видели немецкий мотоцикл. Видать, разведка. Ещё немного, и их догонят...
Сергеев показал Николаю на новую точку на карте – опушку леса. За лесом – деревня. Может, там колодец, удастся пополнить запасы воды.
Николай потрогал блок цилиндров: ещё горячий. Закрыв створки, он достал из кабины рукоятку и завёл мотор. Уставшая «полуторка» завелась не сразу. Надо бы в ремонт. Николай подозревал, что последний обстрел не прошёл безболезненно для двигателя, однако никаких серьёзных повреждений после него не нашёл. Но машина явно стала чувствовать себя хуже.
Уже у кабины Николай начал искать глазами старшину-артиллериста.
– Езжайте, Лазуренко, – сказал Сергеев.
– Товарищ старший лейтенант, товарищ старшина ранен. Может, в кузов? – спросил Николай.
– Лазуренко, езжайте, – твёрдо сказал Сергеев.
– Есть, товарищ старший лейтенант! – Николай отдал честь, сел в кабину, и «полуторка» тронулась.
Сергеев огляделся и пошёл по следам в поле. Чуть ниже по холму, ближе к реке, артиллеристы уже выкопали небольшую могилу для своего командира.
*
Золото полей и жара, казалось, сводили с ума. Николай снял пилотку и вытер ею пот. «Полуторка» жалобно тряслась на ухабах. Николай тоже боялся. Боялся самолётов. Боялся, что старшина и другие пешие раненые не смогут дойти до колодца. Вода нужна машине, но у бойцов тоже пустые фляги. А к реке нельзя. Свою флягу Николай давно отдал раненым, хотя самому сильно хотелось пить. Где-то там, за золотыми волнами, лес, за лесом – колодец. А в лесу, может, ручей или ключ?
Укрыв машину тенью деревьев, Николай заглушил двигатель и вновь открыл створки капота. Жарко. И солнце никак не сядет… Раненые спали. Николай с тревогой поглядел на каждого: спят, никто не умер. Все живы. Сквозь сон похрюкивал и шевелил связанными копытцами поросёнок.
Николай сел на уже погнутую подножку и стал ждать.
Он почти задремал, когда услышал голос старшего лейтенанта. Кажется, Николай не спал уже три дня.
Сергеев надеялся на скорую встречу с колодцем и деревней: возможно, удастся не только пополнить запасы воды. Колонна даже толком не остановилась на опушке, сразу углубившись в лес.
– Лазуренко, тут ширина массива – с километр, – сказал Сергеев, – продолжайте движение.
– Товарищ старший лейтенант, у меня тут…
Николай открыл дверь кабины, вытащил из тощего вещмешка кожаный футляр и протянул его Сергееву. Сергеев взял. Бритвенный набор. Трофейный.
– Вот, – смущённо сказал Николай, –- у немцев отняли.
Сергеев провёл ладонью по небритым щекам и улыбнулся:
– Спасибо, товарищ Лазуренко.
Николай вновь сел за руль. Второй год он только за рулём… Объехав колонну, он выехал на противоположную опушку и остановился. Вдалеке, на холме, виднелись соломенные крыши. Николай снял с головы пилотку и смял её. Скоро они проедут мимо, и вслед за ними к людям придёт война…
Вдали снова послышались разрывы снарядов. Наверное, немцы сменили позиции и вновь приближались. Где-то далеко звенели моторы фашистских истребителей. Кузнечики по-прежнему молчали.
Отряд вышел на опушку. Артиллеристы деловито отцепили от «полуторки» пушку и укатили её в лес.
– Налегке поедете, – сказал Сергеев, – немец близко. И свои близко. Пройдём село и, может, загрузим остальных раненых, поедете прямо к нашим.
Николай кивнул. В кузов посадили ещё нескольких раненых, уставших и едва стоявших на ногах. Николай завёл мотор, и начался очередной переход через поле.
Шумно. Как-то стало шумно. Николай подумал, что его вчера всё-таки контузило: в голове неприятно звенело, кровь в висках стучала так, что он чувствовал её эхо где-то в коленях. Сквозь шум он вдруг услышал, как кто-то из раненых бьёт по крыше.
– Воздух! – услышал он.
Воздух! Самолёты! Николай остановил машину, открыл дверь и выглянул. Назад, к лесу, уже не вернуться. Вперёд, к лесу, очень далеко.
– Хлопцы, слезайте и прячьтесь! – сказал Николай, – Быстрее прячьтесь!
Несколько раненых спрыгнули, и Николай стал им помогать спускать остальных. Мерзкий звук истребителей приближался. Когда все покинули кузов, он запрыгнул обратно в кабину и поехал.
Успеть. Успеть к лесу. Спрятать машину в спасительной тени и вернуться после налёта за ранеными. Николай боялся, что если он разгонится слишком быстро, то машина заглохнет, и всё. Немец легко уничтожит «полуторку», лишив раненых последнего шанса. Страшный гул за спиной. Мерзкий и звонкий как крик мавки. Николай стал крутить руль влево-вправо и от страха закрыл глаза. Затрещали пулемёты, и самолёт прошёл примерно в пяти метрах над машиной. Открыв глаза, Николай увидел хвост железной птицы. Кажется, он жив. Машина едет. Надо успеть.
Взмыв над полем, самолёт развернулся и коршуном упал на «полуторку», вновь открыв огонь из пулемётов. Николай встретился глазами с лётчиком: тот, улыбался и что-то говорил.
– Будь ти проклятий , – прошептал Николай и почувствовал, как несколько тяжёлых пуль угодили в грузовик. Лес. Лес совсем рядом. Самолёт ушёл куда-то над кузовом. Скоро вернётся. Успеть бы. Только бы успеть…
«Полуторка» кашляла, но ехала. Стиснув зубы, Николай выровнял руль. Так больше шансов успеть, хотя и немцу проще попасть. И вот он, этот звук. Этот сводящий с ума звук… Снова ударили пулемёты. Уже на кромке леса пули угодили в бочку с бензином. Помимо взрыва Николай успел почувствовать страшный удар в бок. Распахнув дверь, Николай выпрыгнул и провалился в небытие.
*
– Товарищ командир, на шо оно мне надо, вот ты мне скажи?! Зараз немец заявится, покуда вы, орлы, драпаете, куды я его дену? Какой документ им покажу? Забирай ёго! – услышал Николай бабский гомон. Он попытался встать, но сильнейшая боль пронзила всё тело. Сил не было даже чтобы открыть глаза. Николай вздохнул и уронил голову. Кажется, он лежал на лавке.
– Поймите, гражданка, – отвечал взволнованный голос старшего лейтенанта Сергеева, – мы не можем его взять с собой. Он слишком серьёзно ранен.
– А эти шо, не серьёзно?! Ты, товарищ командир, этих бэрешь, а цёго оставляешь?!
– Да поймите Вы, мы его не донесём! Мы дойдём до своих, а завтра за ним с машиной вернёмся!
– Да куды ж ты повернёшься коли немец скоро тут!
– Цыц, баба! – в разговор встрял мужчина в летах, – Оставляй, командир, присмотрим денёк.
– Да ты з глузду з'їхав, Карпо!
– Мовчи!
Сергеев подошёл к лежавшему на лавке Николаю. Перевязка уже была алой от крови.
– Куда его, отец? – спросил Сергеев у деда Карпо, хозяина дома.
– Несить к козам, там в соломе сховаем, – скомандовал он. Бойцы подняли Николая вместе с лавкой и вынесли из дома. Николай застонал. С трудом открыв глаза, он увидел закатное небо. Красиво.
– Лазуренко, слышишь меня? – спросил Сергеев.
– Так точно, товарищ старшшшш… – засопел Николай.
– Ты не разговаривай, береги силы, боец. Мы вернёмся завтра, слышишь? Слышишь, мы вернёмся!
– Ран… Раненые…
– Почти все живы, не беспокойся. Донесём. Но ты, брат, уж больно ранен крепко. Лежи и жди, жди нас, понял?
– Так точно, – прошептал Николай и закрыл глаза.
Лавку поставили у стенки и укрыли соломой, чтобы её не было видно от двери.
Старуха всё причитала, но старший лейтенант Сергеев был непреклонен. В выглянувшей из окна девочке-старшекласснице он вдруг увидел надежду и опору.
– Девочка! Девочка, ты – пионерка?
– Уже комсомолка, – ответила та.
– А ну иди у хату! – зашипела старуха.
– Погодите, гражданка! Девушка, у вас тут – раненый боец Красной Армии. Прошу Вас оказать ему помощь. Мы за ним вернёмся. Считайте это партийным заданием!
Девочка растерянно кивнула. Поредевший отряд продолжил свой путь.
– Наталка, а ну, поди до коз! И не высовывайся!
Николай старался не стонать и не терять сознание. Услышав шорох, он замер.
– Дяденька, Вы не бойтесь. Хотите воды?
Николай с трудом кивнул.
Вечером в деревню вошли немцы. Дед Карпо окончательно убедился, что за раненым никто не придёт.
– Schneller! – услышал Николай. Шум, выстрелы. И без того потный лоб покрылся, казалось, ещё более крупными каплями. Девочка чем-то промокнула их. Николай старался собраться. Главное – не стонать. Предательски громко билось сердце. Сквозь лихорадочный бред ему казалось, что фашисты услышат его биение, придут и заберут девочку. Николай не разглядел её, но был уверен, что она красивая. И нельзя, чтобы немцы её нашли, иначе ещё одной бедой на этой Земле станет больше.
Шум в избе. Кого-то бьют.
– Sag mir, Babka, wo ist deine Enkelin? Deine Nachbarn sagen, dass eine sch;ne junge Frau zu dir gekommen.
Немец говорил быстро и на непонятном языке, но и Николай и девочка поняли, о чём он. И только старушка не поняла.
– Шо ты такое тарабанишь, нехристь? – спросила она. Удар.
– Dewka?! – более доходчиво повторил вопрос другой немец, закрепив его новым ударом. Но застонал уже дед Карпо.
– Робяты, нету никакой девки! – заголосила бабка, – В лес внучка ушла!
Снова удары и шум. Николай зажмурился. Лишь бы не застонать. Девочка прижалась к нему. Боль усилилась, но стонать нельзя. Нельзя стонать…
Николай почувствовал, как с приходом боли теряет сознание. Молчать. Не провалиться. Немцы ещё что-то кричали, вытянули из козлятника двух коз и, кажется, ушли. Тишина. Тишина сменилась гулом. Сквозь гул, уже теряя сознание, Николай услышал, как девочка плачет.
– Вибач, доньку , – прошептал Николай.
– Меня Наташей зовут, – прошептала она в ответ. Николай улыбнулся и почувствовал, как изо рта заструилась кровь.
– Дядя Коля, - представился он, – Не бойся, Наташа. Нас не найдут.
Убедившись, что немцы ушли, дед Карпо в очередной раз выругал бабку за её длинный язык и тихо пошёл проведать внучку и солдата. Наталка спала, обняв солдата. Тот был без сознания.
Застонав, Николай пришёл в себя. Сразу же ударила нестерпимая боль. Вспомнив, где он, Николай стиснул зубы. Молчать. Надо молчать. Открыв глаза, он увидел лишь темноту.
– Дядя Коля, – прошептала Наташа, – полицаи тут. Они уйдут – я дам Вам воды.
Николай, собравшись с силами, кивнул.
Шум. По дому кто-то ходит.
– Немає у лісі твоєї унучки-то! – услышал Николай чей-то низкий голос.
– А вам по шо она, ироды?
– Гей, ввічливіше з представниками німецької влади!
– Тихо! – скомандовал старушке дед Карпо. Наташа прижалась к лавке и боялась моргнуть. После нескольких ударов снова всё стихло. Заскрипела телега. Николай выдохнул. Он чувствовал, что скоро совсем перестанет держать себя в руках. Хотелось ныть и стонать. Кажется, уже вся кровь вытекла из него. Только в голове ещё что-то оставалось. Больно било по вискам и не давало открыть глаза. Николай подумал, что где-то там, в оккупации, второй год его дом. Николай поздно женился: его Мирону было всего два года, когда он собрал узелок и ушёл к сельсовету. Он успел написать три письма прежде, чем область оккупировали. Как они там? Возможно, Оксанка, жена, в Германии на работах. Или её постигла та же участь, что поджидает Наташу. Сынок наверняка умер. Война – это всегда голод. А уж эта война… Николай вздохнул и снова потерял сознание.
Пришёл в себя он лишь на следующий вечер. Ему послышалась команда «Рота, подъём!», и он попытался вскочить, но резкая режущая боль остановила его. Он уже открыл рот, чтобы закричать, но тут же закрыл его, вспомнив, где он. Рядом тихо плакала Наташа. Во дворе снова кто-то был. Кажется, немцы забирали ещё одну козу. Николай старался не дышать: скрип нескольких пар начищенных сапог раздавался совсем рядом. Николай старался из последних сил. Только бы не закричать. Только бы не закричать…
Сквозь шум в голове он не слышал, ушли ли немцы или нет. Каждая секунда казалась вечностью. Совсем нет сил. Совсем. Кричать. Только одна мысль в голове – кричать. Николай гнал её, но образовавшуюся пустоту вновь заполняли мысли о крике. Нет сил. Совсем нет сил…
– Дядя Коля, нас найдут, – где-то совсем рядом прошептала Наташа, и Николай понял, что немцы ушли. Он открыл глаза. Заплаканная Наташа смотрела на него и тряслась. Она всё повторяла и повторяла, что их найдут. Николай вновь закрыл глаза. За весь год войны он так и не убил ни одного врага: всю войну за баранкой. Хотя настрелялся он ещё в Империалистическую с Гражданской… Но если он не бил и не может бить врага, то он может хотя бы спасти кого-то, кто должен жить.
Николай открыл глаза и посмотрел на девочку. Наталка вдруг увидела, прямо сквозь мрак, что у Николая, этого высокого взрослого мужчины, чистые детские глаза. Николай улыбнулся.
– Не бойся, Наташа, – прошептал он, – тебя не найдут.
Наташа открыла рот, чтобы ответить, но быстро поняла, что Николай умер.
*
Когда последние звуки стихли, тишину нарушили шаги двух пар босых ног. Задними дворами дед Карпо и Наталка дотащили завернутое в мешки тело Николая до поля. Дед Карпо вернулся к дому и, вооружившись спрятанной от немцев лопатой, зашагал обратно в поле. Покончил с могилой он ближе к утру.
– Запомни это место, Наталка, – сказал дед Карпо.
– Зачем, деда?
– Я старый, могу не дожить до конца вийны. А когда наши повернутся, покажи, где похоронен солдат. Может, родичи приедут.
– Но я даже не знаю фамилию, – сказала Наташа, – как я найду? Да победим ли? Немец вон какой лютый!
– Кончится, Наталко, – устало вздохнул дед Карпо, – а родственников найдёшь. Пока последний солдат не найдётся, вийна для людэй не закончится. Пойдём в дом, треба збыраться до леса.
Следующим вечером деревню сожгли.
*
Стоя на перроне, Наталья Николаевна очень волновалась. Поезд «Киев – Адлер» стоял на станции ровно минуту. Вдруг никто не успеет сойти? Или даже не приедет? Вот, глазастый электровоз, наконец, показался. Наталья Николаевна обернулась: стоявший около своей пыльной «Победы» начальник МТС помахал ей. Стараясь скрыть волнение, Наталья Николаевна сжала манжету блузки. Она верно рассчитала: шестой вагон остановился прямо возле неё. Проводница открыла дверь, протёрла поручни и опустила лесенку. На гравий сошёл высокий худой мужчина лет тридцати, затем снял с пола у прохода небольшой чемодан, бумажный свёрток (должно быть, с цветами), а затем – девочку в коротком платьице. Завидев Наталью Николаевну, девочка мгновенно спряталась за мужчину. Наталья Николаевна улыбнулась: маленькая ещё, стесняется. Поезд тронулся. Мужчина посадил девочку себе на плечи, одёрнул пиджак, взял сумку и цветы, и направился к Наталье Николаевне. Она посмотрела на подошедшего ближе мужчину и чуть не ахнула: среди миллионов пар глаз она бы узнала эти детские глаза. Мужчина остановился и улыбнулся.
– Наталья Николаевна? Здравствуйте! Я – Мирон Лазуренко, это я Вам писал по поводу заметки.
Наталья Николаевна снова улыбнулась.
– Здравствуйте! Пойдёмте, товарищ Лазуренко, машина ждёт.