Глава 11
В предзимье заранее не договариваясь Храмов и Дмитрий Михайлович вооружившись ножовками, сучкорезами и секаторами приступили к обрезке деревьев. Тем более погода располагала. День обещал быть солнечным. Температура не опускалась ниже нуля. Садоводы ходили вокруг деревьев, высматривая какую из веток надо спилить или срезать. Яблони, алыча и вишня были не так высоки, а вот абрикосы, черешня и груши вымахали метров на семь-восемь. К ним с земли или с небольшой стремянки не подступиться.
- Сергей, давай перекурим, - прикрывая за собой калитку предложил Дмитрий Михайлович.
- Да, пора уж и перекурить. А то хожу вокруг этих деревьев, смотрю, вроде бы надо этот сучок обрезать. Зайду с другой стороны - и вроде бы никому он не мешает.
- Нам все жалко. Давай, Сергей, так поступим: на следующий год ты у меня будешь деревья обрезать, а я у тебя. На чужие сучья рука не дрогнет.
- Договорились. только чтобы потом на поссориться.
Посидели.Храмов покурил, а сосед подышал сигаретным зловоньем. Поговорили о том, как быстро деревья вымахали.
- Михайлыч, а ведь не только деревья, и дети наши выросли.
- Да, моего Андрея следующим летом уже в армию призовут.
- Почему летом? Вроде бы весной и осенью призыв?
- Ну да. Но ему дадут защитить диплом в техникуме и загребут. А это в июне-июле будет.
- Мои тоже вымахали. Дочь в этом году школу заканчивает, а Лешка уже в шестой класс ходит. А давно ли тут сопли на рукав наматывал? Ладно, Михайлыч, давай продолжать это неблагодарное дело обрезки.
- Да, пора. Небо чего-то посерело и ветерок с севера потянул.
Храмов с ножовкой в одной руке пробирался сквозь колючие сучья абрикоса к его вершине, по пути убирая, как он считал лишние ветви. Ветер усиливался. Тяжелая серая туча стремительно накрывала, еще недавно голубое небо. Добравшись до вершины, Сергей прикинул, что укоротить ствол нужно метра на полтора, а то и на два. Устроившись поудобнее, вцепившись левой рукой за довольно толстый сучок, он приготовился пилить ствол. Резкий порыв ветра отбросил руку с ножовкой в сторону, а через мгновение началась самая настоящая метель. Сергей бросил на землю ножовку и обеими руками ухватился за ствол. Ветер рвал и метал снежную массу, раскачивал дерево из стороны в сторону. Амплитуда колебания ствола была никак не меньше метра.
Храмов увидел, как к нему на участок забежал сосед. Он махал рукой и что-то кричал, но ветер заглушал его слова и уносил их в сторону. Михайлыч рванул обратно к себе на участок и вскоре вернулся с длинной деревянной лестницей. Он пытался приставить ее к дереву на котором висел Храмов, но порывы ветра мешали ему, вырывая ее из рук. Наконец, Дмитрию Михайловичу удалось прижать лестницу к стволу дерева.
- Сергей! Слезай! Ставь ногу на перекладину! - Орал мужчина.
Храмов как будто оцепенел. Он боялся, что если сейчас он отпустит хотя бы одну руку и снимет с сучка ногу, его снесет ураганным ветром и бросит где-нибудь на соседнем участке. Однако, пересилив страх, он медленно начал спускаться. На последних ступеньках лестницы Дмитрий Михайлович подхватил его и помог встать на твердую почву.
- Бежим в домик! - Прокричал сосед, прикрывая ладонями лицо от колющего снежного потока.
Укрывшись от снега за прочными стенами, мужики плюхнулись на диван у стенки. Отдышались.
- Страшно было?
- Не то слово. С жизнью готов был распрощаться. Спасибо, Михайлыч.
- Ужас какой-то. Будем здесь сидеть, пока ураган не утихомирится.
Где-то через полчаса ураганный ветер унес серую мечущую снегом тучу на юг, но продолжал неистово рвать ветви деревьев и валить хилые заборы. Небо посветлело. Мужчины не рисковали выходить из домика. Сидели, потягивая сигаретки и вспоминали разные катаклизмы природы, которые им пришлось повидать за годы своей жизни.
Наконец, ветер начал стихать и только изредка его порывы гнали по земле снежную массу. Первым за дверь выглянул Дмитрий Михайлович:
- Ну что, Сергей, можно вылезать из берлоги.
Они вышли на участок, огляделись. Лестница оставленная у дерева валялась у забора, а по соседнему участку были разбросаны обломки шифера, еще недавно служившие крышей туалета.
- Пойду посмотрю, что у меня стихия натворила, - сказал сосед, выйдя за болтающуюся на одной петле калитку.
- Ну, что там у тебя, Михайлыч? - крикнул Сергей.
- Конек с крыши снесло и угол забора повалило. Остальное вроде все в целости. Давай домой сматываться, а то еще новую тучу нагонит. Ветерок-то бодренький.
Глава12
Как и предполагал Дмитрий Михайлович, его сына Андрея в конце июня призвали в армию.
- Не в мотострелковую, а в часть ПВО попал Андрюша. Грязь месить и на бронетранспортере трястись не придется. Да и место неплохое: в Брянской области в каком-то маленьком городишке, с мудреным названием Унеца, - рассказывал Дмитрий Михайлович Храмову, сидя за рюмочкой чая.
- Да, ПВО не пехота. Служба более спокойная. Быстро пролетят два года. Вернется Андрюха возмужавшим.
- Нет, Сергей. Для меня эти два года вечностью покажутся.
- А ты, Михайлыч, поменьше думай об этом. За делами, да заботами незаметно летит время. Давай выпьем еще по стопарику, за удачную службу Андрюхи, да и за дела примемся. Остатки клубники, да малину надо сегодня собрать, а то осыплется.
Как проходила служба сына, Дмитрий Михайлович особо не распространялся. Храмов тоже соседа не тревожил. А тут и осень подкралась не заметно - самое время урожай собирать. Не до разговоров. В начале сентября Храмов обратил внимание, что ни Михайлыч ни его жена, вот уже неделю на даче не появляются.
"Заболели, что ли? Или еще что стряслось?" - Думал Храмов, но спросить было не у кого. Разве у Николая через три улицы. Он, кажется, с Михайловичем в одном цехе работает.
Сергей столкнулся с Николаем на автобусной остановке. Поздоровались, и он поинтересовался:
- Николай, а что с Михайлычем? Он уже неделю не появляется на даче?
- А ты, что не знаешь? Сына он похоронил.
- Как сына похоронил? Андрей же в армии.
- Был в армии, а теперь на погосте.
- Ну как так?! Что случилось? Он же не в горячей точке служил.
- Честно - толком не знаю. В цехе народ разное говорит. Дмитрий Михайлович оклемается, сам тебе все расскажет.
Храмов весь вечер порывался поехать к Дмитрию Михайловичу домой, высказать соболезнования, поддержать. Но вот беда! Был он у него дома всего один раз. Дом запомнил, а ни номера подъезда, ни квартиры не запомнил. Вроде бы незачем было тогда. Можно, конечно, бабушек у подъездов поспрашивать. Так ведь он и фамилии его не знает. Дмитрий Михайлович, да Дмитрий Михайлович и все. Фамилия вообщем-то ни к чему была. Сергей достал из серванта початую бутылку коньяка, налил чуть ли не полный граненый стакан и одним махом выпил.
***
- Доброе утро, Сергей! Заходи ко мне. Помянем моего Андрюшу, - еще не дойдя до своей калитки позвал Дмитрий Михайлович Храмова, обрезающего у забора разросшийся куст крыжовника.
- Иду, Михайлыч.
Пока Сергей помыл руки, взял с полочки на веранде сигареты, сосед уже выставил на столе в домике бутылку водки, порезанные колбасу, сало и хлеб.
- Дмитрий Михайлович, так что все-таки случилось с Андреем?
- Не знаю, что и сказать. Привезли цинк, документов никаких не дали, а на словах сказали, что умер от прободной язвы желудка.
- От какой язвы! Три месяца назад парень здоровей здорового был. Чушь!
- Давай, выпьем.
Мужчины не чокаясь выпили. Михайлыч не закусывал. Полные посиневшие его губы дрожали. Он вытирал ладонью скатывающиеся слезы.
- Дмитрий Михайлович, не рви душу. Забили, наверное, парня до смерти какие-то отморозки.
- Вот и я так думаю. Не знаю, Сережа, как жить дальше. Моя вообще слегла - не ест и ни пьет.
- Михайлыч, крепиться надо, жить дальше надо. Ведь у вас еще дочь растет.
- Как жить-то, Серега? Наливай- у меня руки трясутся.
Храмов наполнил стопочки, склонился к соседу и приобнял его за плечи:
- Держись, Михайлыч! Держись, а Андрею - вечная память.
Успокаивать, давать советы хоть и тяжело, но дающему советы никогда не прочувствовать, как горе рвет на куски душу и сердце, выжигает раскаленным металлом все тело. Храмов прекрасно понимал, что его увещевания не отгонят тяжесть случившегося. Но что он мог сделать? Да ничего, кроме слов сострадания и сочувствия. Не поднимешь из гроба молодого парня, не посадишь его рядом со сгорбленным от горя отцом.
На работе Дмитрия Михайловича отправили в отпуск. Он почти ежедневно приезжал на дачу, черный, как тень ходил по участку. Иногда прижимался к стволу любимой яблони и бесшумно шевелил губами. То ли читал молитву, то ли разговаривал с ушедшим в мир иной сыном.