Сменившаяся вахта запасного командного пункта (ЗКП), сломав строй, с шумом ввалилась в первый подъезд казармы №3. Переговариваясь, и, что–то обсуждая, моряки поднимались на третий этаж, где размещалась эксплуатационно–техническая рота ЗКП. Строй привёл, сменившийся помощник дежурного по части, старшина 1 статьи Саша Ласько. Он немного опасался встречи с кем–то из командования роты, чтоб не получить замечание за «бардак» в строю.
— Бойцы, ану потише, раскаркались на весь подъезд!
— Да здесь никого уж нет, все на объекте.
— Не умничай! И постучите в дверь!
Кто–то из передних загромыхал кулаком во входную на третий этаж дверь. Обыкновенно она была закрытой задвижкой,а после отбоя — на ключ. Перед её открытием, дневальный или дежурный по роте выглядывали в смотровое окошко. Меры безопасности лишними не бывают. Лучше перестраховаться и ввести дополнительно какие–то меры, чем впустить кого–то со злыми замыслами.
В оконце показалась улыбочка дневального.
— Ты что такой счастливый?
— Своих увидал!
— В роте кто–то есть?
— Нет, только внутренний наряд.
— А кто сегодня заступает «обеспечивающим»?
— Кажется, «прапор»...
— У–у–у, «блин»!.. А майор где?
— Повёл роту на объект...
— Так это значит, что сегодня «отбой» будет строго по распорядку дня и раньше на кровать не ляжешь и не сядешь. С дружбаном снова «развод» и снова перенос матраса на своё штатное место. Подъём будет без «потягушек» и снова чей–то «вертолёт» потерпит крушение. Интересно, с кем такое снова случится?
Как хорошо с татарином! Тот только много говорит, но рукам волю не даёт никогда!
Да что говорить, татарин — мичман, а этот — «дикий монгол»!..
Хорошо, что сейчас узаконили отдых для сменившейся вахты и можно до обеда
смело поспать на законных основаниях. Как вспомню, как было раньше! Уму непостижимо! «Годки после вахты отдыхали, а мы, "караси", сидели молча на баночках чтоб мешали им спать». А сегодня со мной рядом, днём (!) «карась» спит до обеда. Обалдеть! И это всё сделали «майор» и этот «прапор». Два «зелёных» на флоте появились и всю «малину обо...ли»... Правду говорят про новую метлу, которая метёт не так, под другим углом или другим ракурсом...Они служат по–иному.
Они, гады, даже не пьют так, как раньше капитан 3 ранга Володя Климанов. Не просыхал в помещении №66, а с ним и все остальные мичмана. А эти?.. заступив на дежурство, даже галстук за сутки ни разу не снимут... Ласько ещё побурчал немного и ушёл в свой кубрик. А дневальный встал на своё место у тумбочки и долго ещё не мог понять, что это Саня разоткровенничался с ним. Как–никак, но они не ровня, чтоб обсуждать такие темы. Пётр Елькин ещё долго пожимал плечами, не понимая ситуацию, а в голове дикими табунами носились непонятные мысли, но ни до чего не могли додуматься. Многое из того, что Саша озвучил, Пете не было знакомо: ни фамилии, ни действия, о которых он упомянул, потому что Петя служил, как говорят «без году неделю» и знал службу такой, какой её видел сегодня.
Старшина 1 статьи Ласько разделся по пояс, сменил ботинки на тапочки и со щёткой в зубах направился в умывальник. Почистив зубы, и, умывшись, Саша вернулся в свой кубрик, сложил на «баночке» свою форму и занялся заменой местами матрасов. Он снял свой матрас с одного из «вертолётов» и вернул его на свою отдельно стоящую штатную кровать. Когда дежурили другие командиры Саша мог себе позволить переселиться на место рядом с корефаном. Но он прекрасно знал, что это счастье продлится не более двух суток, а потом будет уличён, получит нагоняй и придётся переселяться. Вариантов не было, однозначно. Он был в корне не согласен с таким положением дел, но огрызаться, хоть и доставало ему удовольствие, но было для себя дороже. Кажется, зачем ему это «старшинство», но приборки делать на последнем периоде службы тоже очень не хочется. Лучше уж покомандовать приборкой.
— Матрос, обтяни, пожалуйста, коечку на том «вертолёте» — употребил власть зам.комвзвода и параллельно «годка» Ласько. — А куда они денутся?
— Саша, ты больше здесь спать не будешь?
— Не знаю, наверное, не буду. Надоело переезжать туда–сюда.
— А что, договориться нельзя никак?
— Легче с майором договориться, чем с «прапором».
«Товарищ старшина! С вашего перемещения по нештатным местам кубрика, начинается весь "бардак" в третьем взводе и вы инициатор этого "бардака", ясно?»
« Правда?»
« Точно так!»
— И что этому «прапору» надо?
— Порядок... Бойцы, сменившиеся с вахты, всем — отбой! Только не забывайте умыться.
— Правда, можно отбиться?
— Я не шучу. Мне эти шутки уже поперёк горла стоят.
«Караси» убежали всей толпой в умывальник и через пять минут дружно похрапывали вместе со своим зам.комвзвода–3.
Сменившийся наряд проснулся, когда по казарме затопали множество ног личного состава, прибывшего с объёкта.
— Подъём, сменившаяся вахта, — скомандовал Ласько, — А то не успеете умыться перед обедом и коечки обтянуть. Кто не сделает, накажу.
По казарме прошло движение: кто умываться, а кто покурить, но обувь почистить обязательно, потому что в казарме обеспечивает «прапор» — мичман Весёлокутский, прибывший для прохождения дальнейшей службы из мотострелкового полка, дислоцирующегося в МНР.
Он не будет сидеть,как обычно многие обеспечивающие в канцелярии роты или в своей каюте 2–го взвода, а будет контролировать порядок по всем уголкам казармы.
«У меня не должно быть валяющихся беременных тел в нарушение распорядка дня во взводных кубриках, в том числе, сидящих на кроватях своими бабьими задами или, лежащих на боках, с сонным видом, пока обеспечивающий отвлёкся от службы.
Для сидения используйте прикроватные "баночки". Всем ясно? Или объяснить погромче и поярче со вставными словами и с последующей отработкой нарядов вне очереди?»
— Не надо, спасибо. Мы лучше на «баночках» посидим.
— Что и следовало доказать. Дежурный по роте! Следите за временем!
— Так точно!
— Имейте в виду, что я тоже слежу за распорядком дня в роте.
Антон обходил поочерёдно все помещения казармы, туалет, умывальник и спортзал.
И в это время прозвучала команда дневального:
— Личному составу, приготовиться для следования на обед!
Личный состав вышел из кубриков на центральный проход готовый построиться.
— Дежурный по роте, построить личный состав роты!
— Есть, построить роту!
— Рота, на центральном проходе в две шеренги становись!
— Матросы задвигались в поиске своих мест в строю.
— Опоздавшие в строй, становятся на левый фланг.
— Равняйсь!Ё Смирно! И не шевелиться!
— Дежурный по роте, зачитать суточную вахту на объекте и внутренний наряд по казарме!
Дежурный по роте зачитал и доложил об окончании доведения приказа к сведению личного состава.
— Напоминаю, что после приёма пищи, суточной вахте разрешается отдыхать, если
внешний вид готов к осмотру. Отдыхают только лица, которые были зачитаны на построении. Если поймаю хитро—озабоченных, то потом не обессудьте. Свободный от вахты личный состав, после обеда — 30 минут бодрствующего отдыха и на занятия согласно недельного расписания. Кому интересно подробнее, могут ознакомиться с расписанием.
— А где будут занятия? — голос из строя.
— Время и место занятий указано в расписании.
Занятия проводили поочерёдно командиры взводов. Командир роты майор Соколов сменился с дежурства, поэтому не задействован и не включён на сегодня в расписание.
Основная роль отводилась обеспечивающему дежурному. Наименьшее подозрение, что в помещении казармы нарушается Дисциплинарный устав и обеспечивающий немедленно вмешивается в ситуацию. Но желающих поконфликтовать поубавилось и сошло на нет. Матросы желают дослужить до «дембеля» нормально. Личный состав стал умнее, терпимее и те неписанные законы, которые раньше здесь блюли, как зеницу ока, как тюремные законы, на данный момент — мало кого интересуют. А это означало, что «годковщине» дали «бой». А в этом самую большую роль сыграл майор Соколов. Он не дожил до пенсии и увольнения из ВС СССР, потому что погиб раньше от бытовой травмы. Но это его заслуга — конец махровой «годковщины» на ЗКП. Два его предшественника капитаны 3–го ранга Владимир Климанов и Геннадий Бердников оказались бесполезным балластом в подразделении. Они оба были ленивы и неумелы в работе с личным составом. Личный состав был предоставлен самим себе и делали всё что считали нужным, с их молчаливого согласия и потакания. Эти офицеры просто проиграли наглецам и любителям тюремной романтики, которая стала уголовным наследием, просочившимся в военный флотский быт. Если бы не офицер Соколов, то казарма превратилась бы в зону. А кто допустил такого падения нравов? Ведь не только в матросской среде находятся виновные в совершении разбоя и травмирования дежурного лица.
Благодаря усилиям майора Соколова и под его непосредственным руководством, подразделение возвратило себе правовое лицо и снова стало военным, а не полууголовной структурой, где кровать не «шконка», а медик не «лепила» и вечерняя поверка, не «перекличка». И в этой структуре молодые люди под влиянием тюремных мотивов «закатывали себе шарики, как на тюрьме, чтоб девки больше любили...»
Нашёл, как остановить эту ползучую заразу капитан 2–го ранга Борис Роскошный, который на утреннем осмотре установил фельдшеру — молодой женщине, проверять процесс распространения, несвойственной флоту эпидемии. Через несколько месяцев эпидемия исчезла, потому что мало было желающих предъявлять к осмотру мужское достоинство каждое утро пред очи молодой женщине. Это означало, что не все ещё совесть потеряли, не смотря на пропаганду той самой романтики больными матросами.Один из «годков» любил повторять: «У меня всё хорошо, только есть один
недостаток в биографии — в тюрьме не сидел».
Вывод сам напрашивается — не получив бы повестку в армию, получил бы повестку в суд. Это стремление читается между лобных морщин, как в тетраде в линейку, истосковавшимися по нарам карих глаз субъекта.
Вечер прошёл, как обычно: вечерняя уборка казармы, ужин роты на камбузе и просмотр программы «Время». Антон продолжал дефилировать по центральному проходу,заглядывая в каждый кубрик, туалет–умывальник, в спортзал и в баталерку.
Он караулил молодых матросов, чтоб их не обижали, караулил старослужащих, чтоб они не оказались в постатейном положении. Вечерняя поверка прошла, как всегда. Обеспечивающий отшил только одного болезненного «годка», который бы лёг раньше спать, но отбой ровно в 22.00 часов. Задержавшимся покурить, помыть ноги или что–то ещё светит фактически по два наряда вне очереди на работы. Отработка в казарме и помывка палубы без швабры.
«А почему без швабры?» — вопрос из строя.
«Потому что швабры будут до утра арестованы».
«Предупреждаю, на подъёме не тянуться. Замечание неизбежно несёт наказание».
«Спокойной вам ночи!»
«Товарищ мичман,вы снова всю ночь будете бродить по центральному проходу?»
«Да, я буду охранять ваш сон. Помните об этом!»
«Можно спросить, а почему Кочерга и Хисматуллин спят? А замполит приезжает на вахту с бывшей женой и мы знаем, как они в канцелярии развлекаются. А утром наряд караулит вход в туалет пока она не сходит по нужде...»
«Мне нечего вам ответить. Задавайте эти вопросы по адресу».
...На подъёме тянулись два матроса. Один что–то искал, переворачивая свои постельные принадлежности, а второй просто улыбался, заметив кто зашёл в кубрик третьего взвода. Игнорирование дежурного лица означало — игру. «Отвянь от меня, "прапор", я — "годок", сколько хочу, столько и валяюсь». Наглеца звали Михаил. Он явно затеял игру на публику и знал, наверняка, что реакция последует. Спал Михаил на двухярусном сооружении армейских кроватей, которые на флоте называют «вертолётом». На верхней кровати уже никого нет и быть не могло, потому что на верху, чаще спят, молодые матросы. Миша притворялся спящим, а на входе в кубрик без дверного пространства, мелькали улыбчивые рожицы друзей не услыхавшего сигнала «Подъём!»
Мичман подошёл к кровати, потряс её, но Миша не реагировал.
«Ах крепко спим?»
Антон отстранил прикроватную «баночку» в сторону, нагнулся и ухватил кровать за две ножки, потянул их вверх и поставил «вертолёт» на попа. При подъёме верхняя кровать вышла из зацепления и конструкция разрушилась, упав всеми своими частями на тело Михаила. Матросы третьего взвода скучковались на входе в помещении и наблюдали борьбу между командованием и элементами «махровой годковщины».
«Товарищ мичман! Зачем вы это делаете? Я просто не услыхал команду!»
«Всё убрать, лично! И напишешь объяснительную, почему 90 человек услыхали команду "Подъём!" А ты один — нет?»
«Я буду на вас жаловаться!»
«Пожалуйста, товарищ матрос, я ещё и стандартный лист бумаги могу вам дать!»
«Но вас же посадят, товарищ мичман!»
«У меня есть веские аргументы! Если ты саботируешь распорядок дня военного подразделения, то ты сопротивляешься командованию войсковой части в лице дежурно–вахтенной службы, а значит, заслуживаешь более строгое наказание, чем дисциплинарное взыскание. Во время войны за такие деяния арестовывают и предают военному трибуналу».
— Товарищ мичман, но сейчас нет войны.
— А если ты не прошёл обучение во время срочной службы, то может возникнуть необходимость не засчитать срок службы. Шутки когда–нибудь закончатся. И вместо долгожданного «дембеля» можно будет подать документы в суд и присудить дисциплинарное наказание с отбыванием в «дисбате».
— Товарищ мичман, за что?
— За такие фокусы, как сегодня, в том числе.
— Я буду на вас жаловаться.
— Пожалуйста! Я тебе бумагу обещал. Я докажу в суде, что за саботаж воинской службы, таких как ты нужно наказывать более строго. Шутки пора заканчивать.
— Я приду за бумагой, но виноваты будете вы.
— Я даже признаюсь, что разрушил над тобой «вертолёт», чтоб сымитировать разрушение перекрытий двух верхних этажей над единственным матросом, который не услыхал команды «Подъёма!»
— Вы проиграете!
— Нет! В части, где совершено нападение на дежурно–вахтенную службу, судебная практика будет в мою пользу.
— Но я же «срочник» и меня нужно беречь.
— Ты перешёл свой Рубикон и не являешься лицом, которого могут обидеть, а наоборот, лицом саботирующим службу и обижающим матросов младших периодов службы, а также, систематически вступающим в конфликт, с представителями командования войсковой части.
— Хорошо. Вы распишитесь в моей бумаге, которую я подам в суд?
— Распишусь с той резолюцией, которую я тебе уже сказал.
— А, давайте, рискнём?
— Давай, и пусть нас рассудят.
Антон достал из стола стандартный лист бумаги, написал своё мнение по случаю развала «вертолёта» и дописал следующее:
«Настоящим считаю, что отдельный военнослужащий последнего периода службы, не услышавший сигнала подъём, в то время, когда 90 военнослужащих услыхали, и выполнили его, является саботажником, игнорирующим распорядок дня, утверждённый командиром войсковой части.
Развал над его головой кровати, составленной в два этажа, является примером, символизирующим разрушение казармы, когда на голову упадёт не одна сетка верхней кровати, а два этажа блоков со всем, что на этажах находится. Услышавшие команду тревоги военнослужащие, и, выполнившие команду внутреннего наряда, могут уцелеть, а саботирующие команды, обречены...»
Забирай свою бумагу.
Миша довольно улыбнулся. Он продолжал играть и унёс свою бумагу, но вскорости вернулся и снова удивил мичмана, но уже своим внешним видом. Его голова была обмотана бинтами.
— Что с тобой?
— Вы мне пробили голову.
— Да что ты говоришь?
— Я так пойду в суд.
— А бумагу заполнил?
— Ещё нет!
— А что тянешь?
— Я советуюсь с ребятами.
— Ну, что–то написал?
— Нет, я завтра посоветуюсь с Хисматуллиным.
— Пожалуйста...Пожалуйста.
На построении на завтрак Миша был без повязок.
— Михаил, что так?
— Я не хочу показываться так на глаза знакомым ребятам.
— Как угодно, пожалуйста.
После завтрака Михаил снова появился в канцелярии роты:
— Разрешите?
— Конечно, пожалуйста. Написал бумагу?
— Ещё нет.
— А что случилось?
— Я не буду подавать вас в суд.
— А почему?
— Ребята не советуют. И я сам не хочу.
— Не понял. А чего тогда пенился, доказывал и даже обвинял.
— У меня две царапины на голове. Из–за них человека в тюрьму посадить не правильно.
— А саботаж имел место?
— Да! И всё очень явно.
— Что, пахнет «дисциплинарным»?
— Вполне возможно.
— Так, иди в «дизбат», ты же принципиальный?
— Нет, я не прав, а вы во многом правы. Я не хочу в «дисбат». Извините меня за всё, пожалуйста.
— Хорошо! Иди в строй и служи не мне, а Родине, которая всегда ожидает от тебя хорошей и честной службы!
Конец.
г.Тула. 11.04. 21 года. 8с.2435 слов