22-ой номерной Конкурс
1 Чужое письмо
Игорь Гудзь
Андрей Зарубин считался перспективным молодым писателем. В солидном издательстве уже вышла его первая книжка, он сотрудничал с несколькими модными журналами, его знали в литературных кругах, уважали в Союзе, даже послали как-то в творческую командировку в Европу.
Постепенно образовался круг читателей. На почту приходили душераздирающие письма. Но Зарубин не спешил связывать себя брачными узами, хотя желающих было хоть отбавляй.
«Вот роман…, романчик какой-никакой забабахаю!» - здраво рассуждал он. – «Может быть тогда….! Потомство-то надо как-то оставлять!»
- У тебя Андрюха, неплохое будущее! – толковал ему главный редактор. – Только вот жизни ты не знаешь. А без этого никак. Из Москвы ... серьезного не наклоцкаешь! Съезди-ка ты в самую в глушь, где чистота и … девственность ещё. Посмотри как настоящие люди живут, а те не игрушечные, которые здесь толкутся. Глядишь и мыслишки проклюнутся. А то ведь сюжетов совсем не осталось! Замусолено всё …, сожрато до нас! Темка тебе нужна. Те-е-ема! Споймаешь… - будешь всю жизнь по ней … топтаться!
Вот так, в середине октября, разрулив самые неотложные дела, Зарубин оказался в небольшом городке, единственной достопримечательностью которого была старинная церковь XII века, о которой и поручено ему было написать очерк или эссе, в общем - чего получится.
В городке оказалась приличная гостиница, и даже заведение при ней. За стойкой администратора сидела миловидная девушка. Ни слова не говоря, и даже не взглянув толком на постояльца, она переписала паспортные данные, оформила заселение и уже через пару минут Андрей входил в номер.
Бедновато, но чисто и уютно, и как раз с видом на ту самую церквушку. Андрей бросил в шкаф сумку, прошел в ванную, ополоснулся слегка, переоделся в домашнее и улегся на диван отдохнуть после дороги.
Через минуту противно задребезжал телефон. Пришлось вставать.
- Отдохнуть не желаете? – проворковал ласковый женский голос. – Девочки есть… хорошие.
- А мальчиков нет, хороших …! Или животных каких …! – съязвил Зарубин.
На том конце затихли, видимо соображая.
- Нет, … такого нет пока! – отозвалась, наконец, трубка. – Но … будем иметь в виду, … на будущее.
- Не надо ничего! Обойдусь пока! – бросил в трубку Андрей и включил телевизор.
На экране сразу же пошел эротический канал. Две голые девицы яростно облизывали друг друга на камеру. Внизу игриво приплясовала бегущая строка с тарифами.
- Провинция…! – отшвырнул пульт Зарубин. – Чистота и девственность… !
Он вышел из номера, преодолел длинный коридор и оказался в холле. Та же девушка что-то старательно выводила на листке бумаги.
- Послушайте, милая! – приосанился Андрей. – Скажите, там …своим, чтобы не терзали меня по части «отдохнуть»! Мне этого добра не надо!
- Это не мы! – испуганно взглянула на него девушка. – У них тут своя служба, «Экскорт» называется. Они всем звонят, некоторые … пользуются.
- «Эскорт» наверное, все-таки! Ладно! Перекусить где тут можно?
- Сейчас ресторан откроется! Посидите, журналы вон …там!
- Эротические!
- Не-е! Нормальные!
Ждать пришлось недолго. И обед оказался съедобным. Даже его любимые баклажаны пармиджано присутствовали. Сытно откушав и выпив неплохого винца Зарубин вернулся в холл, уселся в кресло и стал обдумывать план своих действий на сегодня. В номер возвращаться совсем не хотелось.
Взгляд его упал на девушку. Та, всё также продолжала что-то усиленно писать, время от времени приподнимая к потолку глаза и совсем по-детски мусоля губами край ручки.
- Что так строчим самозабвенно! – невольно залюбовался ею Зарубин. – Рассказ, повесть, … а то, может и романчик уже…, в стихах.
Девушка рассеянно повела глазами по холлу и наткнулась-таки взглядом на постояльца.
- А…это!? Не-е-ет! Письмо!
- А кому…? Тайна?
- Парню одному! Однокласснику! … В тюрьму!
«… Вот тебе и темка!» - пронзило Зарубина. - «Маленький городок, ...гостиница, церковь XII века, «Экскорт» … кругом, и эта девочка пишет любимому… в тюрьму!
Спина стал липкой, дыхание перехватило. Ему было хорошо знакомо это чувство. Где-то глубоко внутри начал медленно разгораться огненный шар. В висках зашумело, в горле встал наждачный ком.
«Вот…оно, пришло…! Главное, не спугнуть…!»
Андрей листал журнал, изредко бросая взгляд в сторону девушки. Та перестала писать и о чем-то надолго задумалась.
- Не получается? – поднял он глаза. – Письмо – сложный жанр! Не каждому дано.
- Письмо как письмо!
- За что сидит-то, если не секрет!
- Было бы за что! В ларек залезли, не хватило им, «догнаться» хотели! И вот… два года, колония.
- Два года? За ларек? Да тут … за убийство пять дают!
- Если бы сразу признались, а то ведь в бега подались…, дураки!
- Давно сидит?
- Полгода осталось.
Девушка опять склонилась над стойкой.
- Как звать-то преступника Вашего?
- Лёшкой! И не преступник он, … а заблудший!
Девушка скомкала листок и бросила в мусорку. Глаза её стали злыми, руки нервно перебирали бумажки на столе, губы сжались в тонкую ниточку. И это тоже было хорошо знакомо Андрею.
- Не выходит? – насмешливо спросил он. - Стиль не тот…!?
Девушка не отвечала. Несколько минут прошло в молчании.
- Может помочь?
- Да, чем тут поможешь? Он – в тюрьме, а я здесь! И что я ему напишу? Какая осень тут прекрасная!?
- Ну, смотрите сами! Все-таки я – писатель!
- …Вы!?...Тоже мне...писатель нашелся!– окинула девушка его взглядом, всего разом от кончиков ботинок до начинающей лысеть макушки. - Да… ладно, все вы тут писатели да артисты…, театра и кино!
- Вот членский билет! – достал Андрей из кармана пиджака красную корочку. – Документ, как ни как!
- Дайте …? – протянула руку девушка.
Долго рассматривала, сличала фото.
- Что ж Вы тут? Отдохнуть …? Места хорошие, старинные. Только скукотища, … тоска зеленая!
- Отдохнуть, и по делу? Так что? Помочь или уж сами…?
- Сейчас некогда! – вздохнула девушка. – Может быть, вечером. Мне знакомую тут подменить надо. Ребёночек у нее маленький.
- Звать-то как?
- Я же сказала…Лешкой!
- Вас…как зовут!
- Меня зовут…Татьяной!
«Татьяна!» - шептал про себя Зарубин, шагая по узкой извилистой улочке.
«Не холодна, не говорлива,
…
Без этих маленьких ужимок,
Без подражательных затей...
Всё тихо, просто было в ней...»
Церквушка оказалась закрытой. Уже два года как на ремонте. Зарубин обогнул её пару раз, сделал несколько снимков. И пошел осматривать достопримечательности. Всего пару часов потребовалось ему, чтобы исходить городок вдоль и поперек, с юга на север и с запада на восток. Ничего примечательного, да и просто достойного внимания не обнаружилось. После европейских красот местная старина воображения не поражала.
Зарубин заскочил на рынок, прикупил пару безделушек для коллег и вернулся в гостиницу.
День прошел даром.
Телевизор он больше не включал. Просто лежал на диване и смотрел в облупившийся местами потолок.
«Девочка пишет письмо ... в тюрьму. Что там … любовь, верность, «буду ждать»…, всё как обычно! И надо же, вот от этого письма, что нацарапает сейчас эта девочка, может зависеть, каким тот парень ОТТУДА выйдет. Со злобой, ненавистью звериной на себя, и на весь мир заодно. Или с надеждой на новую жизнь и … с любовью! Вот тебе и … тема! Да ещё какая! Одним лишь письмецом можно развернуть человека … или туда, или … туда!
Он повернулся лицом к стенке, хотел было придавить до ужина малость, но … не получилось. Шар внутри не давал покоя, давило виски и не хватало воздуха.
Резко встал, походил по комнате, присел на кровать.
«Не справится! Нет! Не справится девочка! Не по ней задачка! Тут и не всякому писаке под силу!»
Андрей Николаевич вздохнул не по-детски, приоделся и отправился в холл.
За стойкой восседала средних лет дама, она совсем ничего не писала и тут же с любопытством уставилась на Зарубина. Это была точно не Татьяна!
- Что-нибудь желаете? - проворковала она.
- А что…есть? – нахмурился Андрей.
- Есть…всё!
- А вот девушка здесь утром была…!
-Таня!? Вам Таня нужна! – мягко улыбнулась дамочка. – Если честно, … не советую! Это не то, что …нужно!
- Дело у меня к ней! – чуть не сплюнул Андрей. – Она работает вечером.
- Дело…! – равнодушно отвернулась дама. – Будет! Ждите!
Зарубин расположился в кресле и огляделся. У входа в ресторан, рядом с дамской комнатой, тут и там крутились веселые разодетые девицы. Видать «Эскорт» здесь без работы не маялся.
Прошло больше часа. Андрей уж собрался на ужин, как в конце появилась давешняя девушка. Зарубин метнулся её навстречу.
- Помню, помню! – улыбнулась ему Татьяна. – Писатель! Письмо! Чуть попозже, ладно?
Андрей кивнул и прошел в заведение. Там он заказал пару чашек кофе, триста коньяку, достал блокнот и сразу же углубился в какую-то писанину.
Около одиннадцати вечера он вышел из ресторана и прошел в холл гостиницы. Татьяна в этот раз ничего не писала.
- Добрый вечер! – кивнул ей Андрей. – Что ж письмо? Отправили?
- А…! Вы!? Добрый вечер! Как городок, понравился?
- Нет! Скучно! Так что ж … письмо?
Девушка немного смутилась.
- Отложила пока! Не идёт! Не знаю о чем писать!
- Понятно! Вот возьмите! – выдрал он несколько листов из блокнота.
- Что это?
- Так … письмо же! Черновик. На все случаи жизни! Любовь, верность, преданность... . И всё такое! Берите, пригодится. Всё-таки я писатель.
Сунул листочки ей в руку и ушел к себе, не дождавшись ответа.
Наверное, у них здесь дверь как-то электрически соединялась с телефоном, и всё это вместе - с «Эскортом».
Поскольку, только он вошел, тут же задребезжал телефон.
- Отдохнуть не желаете?
- Давайте…, не важно…, всё равно… !
Утром он уже уезжал, так и не выполнив задания редакции.
Москва закрутила неотложными делами, деловыми встречами, кучей ненужной писанины. Огненный шар внутри постепенно угас, виски больше не болели, дыхание выровнялось.
«Ушло, всё-таки»! – досадовал Зарубин. – «Сбежало. Не удержал»!
Такое в его жизни также не раз случалось.Несмотря на относительную молодость.
Ближе к лету он заглянул к главному насчет отпуска.
- Отдохнуть решил? – прищурился на него редактор. – А ведь за тобой должок! Церквушка … та! Помнишь!
- Так...на ремонте она!
- Кончился ремонт! Всё восстановили. Звонили вчера, приглашали! Смотайся на пару дней, а уж тогда и в отпуск.
Утром он был уже в том самом городке. Андрей не собирался здесь долго задерживаться. Сразу же прошел к церкви, встретился с батюшкой. Позже подъехал местный историк. Всё обсудили. Материал хороший, добротный, есть о чём написать. Дело сделано, задание выполнено, пора и на вокзал!
«Вот и хорошо!» - порадовался Андрей своей расторопности. – Одним днем обернулся»!
Проходя мимо гостиницы, решил все же забежать, перекусить перед дорогой. А ведь мог и на вокзале перехватить….!
Зашел в холл и сразу увидел ту самую Татьяну. Она, как будто и не прошло полгода, всё также сидела за стойкой, склонив голову над какой-то бумажкой.
- Здравствуйте! – улыбнулся ей Андрей. – А вот и я! Помните… писатель… письмо!
Глаза девушки тревожно блеснули. Она нервно оглянулась по сторонам и сказала чуть слышно, почти шепотом:
- Здравствуйте...! Я помню всё!
- Тань…, Танька! Куда их нести-то? Замудохался я с ними, ити их мать!– возмущался здоровый молодой парень, появившийся на входе с огромным ящиком на плече.
Девушка незаметно приложила палец к посиневшим губам. И через плечо бросила грузчику властно:
- Неси в третий пока. Потом разберемся!
Парень пошел по коридору, спотыкаясь на каждом шагу и выражаясь крайне некультурно.
- Как живете Татьяна!? – улыбнулся ещё раз Андрей. – Как письмо? Получилось тогда?
- Получилось...!? - вздохнула девушка. - Вон тот парень…. с ящиком, он... муж мой теперь! Лешкой зовут, если помните. Теперь вместе работаем.
- Как же так? – искренне изумился Зарубин. – Тот ...Лешка! Но...зачем, так-то? Вы … такая и этот … Лёшка! Зачем …?
- А вот затем! – заглянула ему в самую душу девушка. – Всё то письмо … Ваше. Переписала, кое-что добавила, отослала. Через полгода приезжает Лёша, говорит, мол, как прочитал, вся душа перевернулась. Не могу без тебя. Я сначала посмеялась, а потом вижу, втюрился парень по серьёзному. И ... покатилось. Месяц назад сочетались, и повенчались тут в церкви нашей местной. Вот такие дела. Так что … спасибо Вам! К нам–то надолго?
- Хотел сегодня и отъехать, но похоже … задержусь. Поселите....?
Андрей вошел в номер, и не раздеваясь присел за стол, достал блокнот и ручку …, штофчик коньяку и банку кофе.
Огненный шар подкатился откуда-то снизу и попёр вверх, виски посинели, дыхание перехватило.
На листке сверху само собой проявилось название:
"ЧУЖОЕ ПИСЬМО …"
2 Бунгу-вунгу
Виктор Панько
БУНГУ-ВУНГУ
Готов поспорить на что угодно, что вы не верите в чудеса! Правильно. Я тоже не верю. Вернее – не верил. Пока не получил письмо.
Копаюсь в огороде. Приходит поштарка:
- Виктор Дмитриевич, Вам письмо из Африки.
А у самой глаза от любопытства позеленели.
- А, из Африки, ну, давайте, - говорю я, как ни в чем не бывало, как будто получаю из Африки сотни писем и почтовых переводов. – Посмотрим, что мне пишут из Африки…
Вскрываю, читаю:
«Уважаемый Виктор Дмитриевич! Обращается к Вам постоянный Поверенный в Делах Вождя Племени Бунгу-Вунгу Чрезвычайный и Полномочный Представитель Вождя в Странах Европы, Азии и Северной Америки ОМБУН. Ваш адрес нам известен из Интернета.
Его Величество Вождь Племени Бунгу-Вунгу и Я лично рады приветствовать и поздравить Вас, Виктор Дмитриевич, с началом Третьего Тысячелетия и пожелать успехов в Вашей деятельности в Вашем огороде на благо Всего Мирового Сообщества. Его величеству Вождю Племени Бунгу-Вунгу из источников, заслуживающих доверия, стало известно о том, что Институт межэтнических исследований, где Вы значитесь научным сотрудником, уже около двух лет не выплачивает Вам заработной платы и пользуется Вашими информациями «на халяву». Нам известно также, что Союз журналистов Республики Молдова, Лауреатом Премии которого Вы являетесь, намерен исключить Вас из своих рядов за неуплату в течение длительного времени членских взносов ввиду Вашей крайней бедности. Тем не менее, Его Величество Вождь Племени Бунгу-Вунгу, ознакомившись с некоторыми Вашими произведениями, посчитал нужным на всякий случай поздравить Вас с Началом Третьего Тысячелетия и пожелать Вам успехов в вашем огороде, где Вы выращиваете лук, чеснок, клубнику и черную редьку, особенно – черную редьку, что нам, африканцам, очень импонирует.
Одновременно с вышеизложенным Его Величество Вождь Племени Бунгу-Вунгу уполномочил Меня просить Вашего согласия на то, чтобы назвать Вашим именем источник минеральной воды в столице Нашего Племени – Бунунге. В случае Вашего согласия, Источник получит Ваше имя, при этом будут соблюдены все предусмотренные нашими ритуалами действия, а Ваше Имя будет навечно включено в списки Почетных Вождей Племени Бунгу-Вунгу.
С уважением:
Постоянный Поверенный в Делах Вождя Племени Бунгу-Вунгу (ППДВПБВ) Подпись неразборчива (ОМБУН)
Ну и дела! Кем я только ни был, но Почетным Вождем Племени Бунгу-Вунгу?! А почему бы и нет? Вы как поступили бы на моем месте? Ну вот, я тоже так поступил. Но если бы я знал, что будет дальше!
Я написал письмо-согласие: мол, так и так, я, такой-то, согласен, чтобы моим именем был назван Источник минеральной воды в столице племени Бунгу-Вунгу, ибо я спокойно себе выращиваю в огороде черную редьку, не получая ниоткуда заработной платы.
Но послушайте, что произошло дальше.
Опять приходит поштарка.
- Виктор Дмитриевич! Вам из Африки письмо и пакет!
Вот оно, письмо:
« Его Величество Вождь Племени Бунгу-Вунгу и Я лично очень рады Вашему согласию назвать Вашим именем источник минеральной воды в Нашей столице.
Настоящим подтверждаем, что при этом будут соблюдены все предусмотренные нашими ритуалами действия и Ваше Имя будет навечно включено в списки Почетных Вождей племени Бунгу-Вунгу.
С уважением:
Постоянный Поверенный в Делах Вождя Племени Бунгу-Вунгу (ППДВПБВ) Подпись неразборчива (ОМБУН)».
Вскрываю пакет, а в нем – два огромных бриллианта и сопроводиловка:
«Будущему Почетному Вождю Племени Бунгу-Вунгу Виктору Панько от благодарных жителей племени».
Хоп! Вот тебе и на ! Пошла завязка! Ни хрена себе! Дело пахнет керосином! Еще не хватало, чтобы мною занимался Интерпол! А как бы вы поступили на моем месте? Может быть, вы – иначе, а я написал ответ:
«Польщен Вашими предложениями. Во избежание недоразумений немедленно возвращаю высланные в мой адрес два (два) бриллианта и предлагаю использовать их для воспитания детей племени Бунгу-Вунгу. Сообщите подробности ритуальных действий.
Подпись: Будущий Почетный Вождь Племени Бунгу-Вунгу Виктор Панько».
И вот опять приходит поштарка:
- Виктор Дмитриевич, Вам письмо из Африки. Толстое.
- Ну, что там такое? Давайте, распишусь.
И вот тут-то мои глаза и раскрылись, то есть вытаращились! Оказывается, племя Бунгу-Вунгу, чьим Почетным Вождем мне предлагалось стать в скором будущем, - это племя недавних каннибалов – пожирателей людей, решившее, видите ли, в связи с вступлением в Третье Тысячелетие, встать на цивилизованный путь и отказаться от своего людоедского обычая. Естественно, от старых привычек не так-то просто отказаться. Поэтому у них теперь - переходный период. Что касается ритуальных действий, то они таковы. Будущий Почетный Вождь Племени Бунгу-Вунгу, давший согласие на то, чтобы его именем был назван источник минеральной воды, окружается всяческим почетом и уважением. Во время инаугурации, в момент присвоения имени, племя носит его на руках. Затем ставит его на ноги возле источника. Потом все приносят золотые украшения, бриллианты, жемчуга, кораллы, янтарь и другие драгоценности и засыпают его ими, желательно – выше колен. Потом навечно заносят его имя в списки Почетных Вождей племени. Прекрасно!
Но дело-то в том, что Вечность, по понятиям племени Бунгу-Вунгу длится… 11 лет, 11 месяцев, 11 дней, 11 часов, 11 минут и 11 секунд. Дальше одиннадцати они считать не умеют. Поэтому после одиннадцати у них тут же наступает другая вечность. В связи с этим блюдется следующее ритуальное действие, которое называется «Высшая степень признательности». Почетный Вождь племени Бунгу-Вунгу в ходе этой Высшей степени признательности должен быть оплеван всеми жителями племени, в результате чего жизненная сила членов племени посредством слюны якобы передается Почетному Вождю, а жизненная сила Почетного Вождя передается членам племени. Потом с Почетного Вождя, напичканного наркотиками, торжественно снимается скальп для передачи в местный архив, а тело зажаривается на костре и съедается под довольное мурлыканье соплеменников Бунгу-Вунгу. Это – единственный каннибальский рудимент, оставшийся в обычаях этого племени. Вообще-то они от людоедства, в связи с переходом в Третье тысячелетие, полностью отказались. Ну, тут просто маленький пережиток переходного периода.
Да, но можете себе представить, что мне было суждено испытать, прочитав эту информацию! Быть съеденным – это ещё - куда ни шло, все равно умирать когда-то нужно. Но быть оплеванным при жизни!? А потом еще - и съеденным после смерти!!!
Ну, будь вы на моем месте – что бы вы сделали? Так вот и я так – немедленно отправил телеграмму:
«Африка. Бунгу-Вунгу. Категорически против названия моим именем источника Бунунге зпт присвоения мне Почетного Вождя вскл Виктор Панько».
Жду ответа, сам не свой. Правда, Постоянный Поверенный в Делах Вождя оказался на высоте. Понял мое душевное состояние. Буквально на следующий день получаю телеграмму: «Все поняли. Подробности – письмом».
Жду письма. Приходит поштарка:
- Вам письмо.
- Давай быстрей!
Читаю:
«Здравствуйте, уважаемый Виктор Дмитриевич! Его Величество Вождь Племени Бунгу-Вунгу и Я весьма озабочены Вашей тревогой. Спешим Вас успокоить, и приводим для этого доступные Нам доводы и соображения.
Во-первых, Вы сами дали согласие на название источника Вашим именем. Согласитесь, что в вашем «цивилизованном» обществе никто никогда не спрашивает разрешения на подобные штуки. Приведем Вам яркий и убедительный пример из Вашей же окружающей жизни. Рядом с Вашим селом Дану расположено село Душмань. Как оно называлось раньше? Да, сначала – «Душмань». А потом как? Правильно, - «Ворошилово». Вы уверены, что Климент Ефремович Ворошилов или его наследники давали согласие на переименование этого небольшого молдавского села и на то, чтобы его называли именем этого славного полководца? Правда – Вы не уверены? Тем более, что Климент Ефремович никогда даже ногой не ступал в окрестности этого села. Почему же Вы считаете, Виктор Дмитриевич, что нам обязательно нужно Ваше согласие на именование источника в Бунунге Вашим именем? Мы по вашим «цивилизованным» меркам вполне можем обойтись без него!
Во-вторых, продолжим анализ того же примера с селом Душмань. Прошло какое-то время, и село Ворошилово стало называться как? «Октябрьское»? Да, Октябрьское. А если оно стало называться так, то разве память Климента Ефремовича Ворошилова, ни за что ни про что убранная из информационного поля жителей этого села, не была «оплевана», причем не в нашем, дикарском, а в вашем, «цивилизованном», смысле? И разве кто-нибудь в связи с переименованием извинился перед Климентом Ефремовичем или перед его наследниками? Поэтому и нам не нужно будет извиняться.
В-третьих, Вы должны по достоинству оценить тот факт, что наше племя Бунгу-Вунгу испросило Вашего, Виктор Дмитриевич, согласия на именование источника Вашим именем. Испросило, правильно? Правильно. И Вы это согласие нам дали. Правильно? Правильно! И процесс пошел. Мы Вам гарантируем, что Вы, Виктор Дмитриевич, будете жить в нашей памяти Вечность, то есть 11 лет, 11 месяцев, 11 дней, 11 часов, 11 минут и 11 секунд. Кто Вам может гарантировать это в «цивилизованном» обществе, то есть что Вы не будете оплеваны и съедены досрочно? Никто!
Поэтому Вы не имеете никаких оснований на нас обижаться и иметь каких-либо претензий и по-прежнему остаётесь для нас Будущим Почетным Вождем Племени Бунгу-Вунгу.
С уважением:
Постоянный Поверенный в Делах Вождя Племени Бунгу-Вунгу (ППДВПБВ) Подпись неразборчива (ОМБУН)».
Ага! Я у вас пока Будущий Почетный Вождь! Ладно! Немедленно мне сотовый телефон! Для переговоров.
Телеграмма:
«Африка тчк Бунгу тире Вунгу тчк Вождю две точки Срочно пришлите Молдову Панько сотовый телефон переговоров тчк Почетный Вождь Панько».
Прислали!
- Алло! Омбун? Это Вы? Здравствуйте! Это Панько Виктор. Почетный Вождь. Будущий, разумеется. Что вы там выдумываете? Вы хотите меня оплевать и съесть?! И вы говорите о цивилизованности и Третьем Тысячелетии! Каннибалы!
- Виктор Дмитриевич, успокойтесь! Не волнуйтесь и не расстраивайте свое драгоценное здоровье, которое для нашего племени Бунгу-Вунгу представляет огромную ценность! Что Вас так беспокоит? Ничего нет вечного под Луной, и это естественно. Вы поймите, что мы оплюём Вас в нашем смысле, а не в вашем. Это будет знак Высшего признания Заслуг, а не как у вас – знак презрения и негодования.
- Я не хочу быть оплеванным!
- А кто хотел? Посмотрите, какие крупные фигуры, и то были… Вы что, сравниваете себя с ними?
- Нет, я не сравниваю. Я работаю в овощеводческой бригаде. Я имею норму свеклы! Меня скоро выгонят из Союза журналистов! Я не пройду по конкурсу в Академию наук! Я – никто! Но я не хочу быть оплеванным! Да еще в Африке! При такой жаре!
- Что Вы зациклились на конечном ритуале? Перенесите свое внимание на начальный ритуал. Приезжайте, мы Вас осыплем бриллиантами, жемчугом, янтарем, золотом и сапфирами!
- На хрена мне сапфиры?! Мне дорого мое имя! Имя мое оставьте в покое! Если я – Будущий Почетный Вождь, то вы должны со мной считаться! Должны… мать!
- Виктор Дмитриевич, нужна консультация с Его Величеством.
-Пожалуйста! Конец связи.
Бр-р-р-р-р. Сотовый.
- Это Почетный Вождь Панько?
- Будущий Почетный Вождь. Слушаю.
- Омбун. Получена консультация Его Величества Вождя.
Его Величеству совсем непонятно Ваше упрямство. Сколько выдающихся личностей было оплевано и до, и после смерти – и ничего. А Вы упираетесь … Но, коль уже процесс пошел, то Его Величество, не зная, как быть, предлагает Вам быть Почетным Вождем Племени Бунгу-Вунгу без оплёвывания Вас… две Вечности. Хотя, правду сказать, мы совсем не представляем себе, что значит «две Вечности»…
- Две вечности? Это двадцать два года, двадцать два месяца, двадцать два дня, двадцать два часа, двадцать две минуты и двадцать две секунды! Ха-ха-ха! Две вечности? Неоплеванным? Не пойдет! Если вы меня оплюете, мои наследники подадут на вас в суд в Страсбурге и Брюсселе, а также в Гааге! Вы оплатите мне своими бриллиантами моральный ущерб – не мне, конечно, если я буду съеден, - моим наследникам…
- Страсбург и Брюссель нам не указ. Мы только-только пробиваемся в цивилизацию. Но, заметьте, мы не оплевываем и не сжираем без предупреждения, как вы… .
- При чем тут я? Я работаю в овощеводческой бригаде и не имею к этому никакого отношения. Я всего лишь Будущий Почетный Вождь Племени Бунгу-Вунгу, которого вы должны оплевать и съесть, но я этого не хочу! Понятно?
- Шесть Вечностей! Шестьдесят шесть лет! До такого возраста никто из жителей нашего племени не доживал! Вам что, этого мало?
- Ха-ха-ха! Шесть вечностей без плевка! Мне уже теперь пятьдесят семь, и я ни разу не был оплеван друзьями, а врагами – разве что чуть обрызган! Вы – дикари, хоть я и ваш Будущий Почетный Вождь! Вы не знаете, что такое –ВЕЧНОСТЬ! Сколько лет не был оплеван Пифагор? Он был убит завистниками, но не был оплеван! Две с половиной тысячи лет! Бунгу-Вунгу! Омбун! Передайте Его Величеству Вождю, пусть посчитает, сколько вечностей составляют две с половиной тысячи лет, и тогда поймете, сколько я не хочу быть оплеванным!
- Хорошо, Ваше Ве… Будущий Почетный Вождь! Нужна консультация. Конец связи.
Бр-р-р-р-р…
- Да. Слушаю…
- Ваше Ве… Виктор Дмитриевич, это Омбун. Его Величество Вождь посчитал, сколько вечностей составляют две с половиной тысячи лет, ужаснулся, и не может прийти в себя! Неужели столько вечностей Вы не хотите быть оплеванным? Его Величество сказал, что если это действительно так, а Вы столь тверды в намерениях, то лучше Он передаст Вам бразды правления, и пусть тогда управляете племенем Бунгу-Вунгу Вы, а не он…
- Какие бразды? Вы что с ума там, в Африке, от жары посходили? Я ничем вам не обязан! Я вам вернул бриллианты! Я вам оплачу почтовые расходы, если мне когда-нибудь выплатит зарплату Академия наук или я заработаю на табачных плантациях в моем родном селе Дану! Что вы ко мне пристали?!...
А настроение у него какое? Подавленное?
- Да нет, даже какое-то просветленное…
- Слушайте, Омбун, я теперь, в нынешнем статусе, представляю там у вас, какой-нибудь вес по вашим канонам?
- О, конечно, Ваше Ве… Виктор Дмитриевич, Вы – Будущий Почетный Вождь Племени Бунгу-Вунгу – Второе Лицо после нынешнего его величества вождя.
- А мое слово имеет какую-нибудь силу?
- О да, конечно, а как же!
- Тогда передайте его величеству вождю, что я советовал бы ему отменить ритуал оплевывания Почетных Вождей, в том числе и меня. В течение ближайших двух тысяч лет…
- Понял Вас. Нужна консультация. Конец связи.
- Уф! Слава Богу!…
Вот такая получилась история с племенем Бунгу-Вунгу.
Писем из Африки я уже не получаю, а сотовый телефон кот Васька хвостом с подоконника сбросил, и он испортился.
Никто меня не беспокоит.
Видно, Его Величество и старейшины племени Бунгу-Вунгу обсуждают, нужно ли оплевывать почетных вождей или не стоит.
2001, Первый год Третьего Тысячелетия Нашей Эры.
Село Дану.
3 Вещдок
Виктор Панько
Чего не услышишь в Новогоднюю ночь в дружеской компании! Вот одна из таких историй.
ВЕЩДОК
-Так вот, чтобы подтвердить сказанное ранее, вернее – проиллюстрировать его примером из жизни, расскажу случай, который произошел в одном из наших сел.
Было это как раз в период горбачевской борьбы против пьянства и алкоголизма. Которая, как вы знаете, так и не увенчалась успехом до сих пор, скорее – наоборот.
И до того поветрия «административного энтузиазма» самогоноварение было одним из серьезных нарушений общественного порядка, за которое предусматривалось довольно жесткое наказание. А в эту кампанию – тем более. Поэтому кое-кто из селян, не желая рисковать, со слезами на глазах собственноручно скрутил голову змеевику, источавшему эту «отраву», которая всего лишь несколько недель назад была «живительной влагой» и вызывала восхищение у сватов, кумовьев и простых соседей. Другие же спрятали самогонные аппараты куда подальше, решив приберечь их до лучших времен: потаскали их на чердаки, в стога сена или даже закопали в землю.
Но вы же знаете поговорку о том, что рано или поздно все тайное становится явным. Особенно – если у тебя непорядок во взаимоотношениях с соседом (чтоб ему пусто было!).
Никто не знает, из-за чего поссорились на старости лет два соседа Василикэ и Петрикэ, но поспорили они крепко.
Затаил Василий зло на Петра, решил отомстить. Вскоре и случай представился. Да еще какой! Как-то на рассвете приметил он, что Петр копает у себя в огороде какую-то яму. Заинтересовался этим фактом. Притаился, стал наблюдать. И что вы думаете? Выносит Петрикэ из дому десятилитровую стеклянную бутыль с какой-то жидкостью и закапывает ее в землю. Соседа осенило: «Погоди, это же - самогон! Ну, я тебе покажу, соседушка, запляшешь ты у меня!».
Естественно, куда же ему обратиться, как не в милицию? А телефон в селе один – в сельсовете. Примария по-современному. Побежал он в примарию. Дело нехитрое. Набрал 02 (теперь -902) и сообщил новость. Приезжайте, мол, все найдете в таком и таком месте рядом со старым орехом в сторону забора, метрах в пяти.
Ну, казалось бы, что тут комментировать? По сигналу добропорядочного гражданина вот-вот раскроется ужасное преступление.
Но наше повествование далеко не закончено. То ли окно в примарии было открыто, то ли случайно там оказался какой-то родственник этого самого самогонщика Петрикэ.
Услышав эту страшную информацию и поняв, что опергруппа может таки приехать на место преступления, причем довольно быстро – помчался во весь дух предупредить родного человека об опасности.
Родной человек, не теряя ни секунды, быстро замел всяческие могущие вызвать нежелательные вопросы следы, выкопал бутыль с самогоном, отдал его спасителю, сам взял другую бутыль, налил туда воды, закрыл крышкой (обратите внимание – пластмассовой крышкой!), закопал эту новую бутыль на прежнее место и стал ждать неприятностей.
Василий же ничего этого не видел, потому что ушел куда-то из дому, якобы он тут вообще ни при чем, ни сном, ни духом.
Приехала опергруппа.
- А ну, мошуле ( Мошуле – так молдаване обращаются к старику. В.П.), показывай, где твой самогонный аппарат. Где твоя самогонка? Где твоя бутыль?
- О чем вы говорите? Какой аппарат? Какой самогон? Знать не знаю, ведать – не ведаю и вообще – впервые слышу!
- Ну, тогда пойдем в огород?!..
- Ага, а что это за свежая земля у старого ореха? А что это за бутыль? А что это ты нам, дед, голову морочишь?
Садись в машину. Поехали в райотдел.
Ну, поехали. А как-то так поехали, что два сержантика с этой бутылью ехали отдельно, а офицер с преступником – отдельно.
Ну, сколько можно ехать! Обязательно в пути осенит какая-нибудь идея. А поскольку крышка на бутыли, то есть на вещественном доказательстве, как вы обратили внимание, была пластмассовой, то содержимое вещдока показалось сержантикам вполне доступным. Вот и они посчитали возможным (!!!) сунуть свои носы в те сферы деятельности, которые им, обычным постовым у КПЗ, неподведомственны по уставу.
Видите ли, они решили проанализировать качество и весомость вещественных доказательств, хотя это, как вы знаете, – прерогатива следователя, криминалиста, и, при условиях развитой демократии, в конце концов – суда! А поскольку у одного из них случайно в кармане оказался стакан – возможность была превращена в действительность.
Результаты анализов оказались такими же неожиданными и непонятными, как теория относительности Альберта Эйнштейна в первые недели ее существования.
- Эт-т-то н-н-е самогон…- прошептал первый экспериментатор. Это – не самогон… Простая вода…
Казалось бы, убедился – и хватит! Все-таки – вещдок! Так нет же! Приспичило попробовать и второго.
- А ну, дай, я.
И - хлобысть из стакана.
-Да, ты прав. Вода…
Пока все это происходило – приехали в райотдел.
Не успели слезть с машин – команда: «Вся опергруппа с самогонщиком и с вещдоком – к начальнику!».
Приказ начальника – закон для подчиненного. Пошли быстро все, не успев и словом перекинуться. Офицер, два сержанта, Петрикэ и вещдок тут же оказались в кабинете начальника.
Начальник был служака ревностный, поэтому начал с Петрикэ:
-Как Вам не стыдно! Старый уже человек, седая голова, знаете современное положение дел против пьянства, а гоните самогон! Вы, мошуле, знаете, что за это бывает? Мы, несмотря на ваш почтенный возраст, будем вынуждены Вас наказать по всей строгости закона, оформим дело в прокуратуру.
Бедный Петрикэ чуть в обморок не упал от этих, в общем-то, справедливых и произнесенных не очень-то резким тоном, слов. Но все-таки ему удалось пролепетать, чуть не плача:
- Я…я…я… не гнал …. У меня… неделю назад… старуха…умерла…
- Конечно, мы понимаем Ваше горе, - смягчился начальник. - Похороны, традиции, поминки, - все это понятно. Мы сочувствуем. Но, коль Вы сюда попали – мы обязаны принять меры к самогонщикам, Вы понимаете? Раз вы гнали…
- Да не гнал я!..
- Что ты морочишь нам голову! А в бутыли что, вот, перед нами? Ну, что это? А?
- Так я говорю – старуха умерла. А бабы говорят: воду, в которой покойницу купали, нельзя будь куда выливать, может быть заразной. Я и решил закопать в землю. Вот эта вода и есть в бутыли…
Сержанты сначала покраснели, потом побелели, потом начали потихоньку зеленеть. Схватились за рты и стали самым непристойным образом рвать, даже не успев выбежать из кабинета начальника.
Говорят, что они рыгали, с незначительными перерывами, до самого вечера, и даже на следующий день.
- Вот это мой пример из нашей богатой событиями жизни, который должен, наряду с теоретическими выкладками мудрых учебников, Уголовного и Уголовно-Процессуального Кодексов, убедить вас, сотрудников правоохранительных органов, в том, что ВЕЩДОК является вещественным доказательством виновности или невиновности гражданина. Поэтому – он НЕПРИКОСНОВЕНЕН.
А кто это понять не в состоянии – того может ожидать участь этих двух сержантов!
Так закончил свое выступление на оперативном совещании в районном комиссариате полиции вполне доброжелательный майор из Управления собственной безопасности Министерства внутренних дел республики.
Аплодисментов не последовало. А кто-то из женского персонала, видать, слишком впечатлительный, вдруг побледнел и схватился за горло.
4 Рельсы
Альба Трос
Остановка находилась в десятке метров от перекрёстка. Они спустились, и трамвай, дребезжа, двинулся дальше. Она сделала шаг по направлению к месту, где одна улочка пересекала другую, к финишной прямой, но он удержал её за локоть.
-Подожди. Смотри, какое здесь небо.
Она подняла голову. Над старыми одноэтажными домами, над рыночными прилавками и снежной коркой на земле висело небо. Предзакатное, бледно-розовое, оно завораживало, лишая способности мыслить. Она подумала, каково это – увидеть такие цвета в окно, проснувшись под вечер и осознав, что человек, которого ждал, так и не пришёл.
-Здесь всегда так тихо…
-Сейчас везде тихо. Первый день года, все по домам, за столом сидят или отсыпаются.
-Да, ты права. Ладно, пойдём.
Они захрустели по снегу, завернули за угол, молча пошли между рядами домов. Она смотрела на занавешенные окна, на полузасыпанную траншею под белым покрывалом, а потом снова вперёд. Там всё отчётливее проступала арка входа.
-На самом деле здесь тише, чем в городе. Много стариков, а остальные утром в центр, вечером возвращаются и отдыхают. С моего детства ничего особо не изменилось. –Послушай, - вдруг вскинулся он, - если хочешь, поехали домой. Я потом сам приеду, ты даже не будешь знать когда. Я понимаю, что это глупо, что тебе тяжело, просто…
-Не надо, сто раз обсуждали, - она старалась говорить так, чтобы её голос не дрожал. – Я сама решила. Пришли уже.
Они остановились под аркой. За ней белели аллеи, на участках громоздились камни, принявшие новые формы под рукой человека. Он подтянул к носу воротник и переступил границу. Она повернулась ко входу спиной, ненадолго замерла, вытащила из сумочки сигарету. Выпуская дым, она смотрела на него, наклонившегося над чёрной плитой, сметающего снег с её поверхности, достающего из кармана яркую пластмассу цветка. Она слышала, как он шептал через годы, обращаясь к той, кого она не видела даже на фотографиях. Он говорил с прошлым, возможно, о том, что, наконец, снова счастлив, возможно, просил благословения. Из глаз потекло, и она закрыла их.
Когда он коснулся её плеча, влага уже успела высохнуть. Не говоря ни слова, они двинулись к остановке. Вечерело, и в окнах домов то здесь, то там вспыхивал свет. Она думала о рельсах, по которым катилась жизнь, обманчиво ровных, ведущих из полузабытья прошлого в туман будущего. Она думала о том, о чём мог думать он. Вдалеке раздался звон трамвая, и они ускорили шаг.
5 Бабочка над городом
Альба Трос
В последнее время в мою жизнь всё чаще проникают восточные учения. Они появляются в разговорах с людьми, книгах, старой и новой музыке, философия страданий, которые даются, чтобы мы осознали свою природу и проснулись. Этот короткий рассказ представляет собой попытку зафиксировать идеи, о которых я не перестаю думать.
-Послушайте, госпожа, - сказал он, волнуясь. – Когда я был в Лояне, мне рассказывали, что даос Ли Бо смастерил нефритовую бабочку, способную обманывать птиц и предсказывать перемену цвета Шэнь-звезды. Я встречал тех, которые знали людей, видевших бабочку во время полёта. То, что может произойти между нами, не так ли чудесно, как звук её крыльев? Не стоит ли помочь друг другу разобраться в этом?
-Ну, - с улыбкой молвила девушка, - я думаю, что происходящее между людьми куда сложнее нефритовых насекомых. Не так ли? И всё-таки, если эта встреча при луне окажется для вас тем же, что и для меня, - так тому и быть!
-В таком случае, - сказал студент, - быть может, красавица заглянет ко мне? Моя хижина всего в двух шагах отсюда.
Девушка не возражала…*
Аркадий положил между страниц закладку, закрыл книгу и опустил её на нагретое солнцем дерево скамейки. Ли Бо мог позволить себе создавать искусственных насекомых, которых его соотечественники, флиртуя друг с другом, упоминали потом в беседах. Встав на путь отшельничества, даос избежал супружеских уз и не знал, что значило расходиться с женой. Опыт, отсутствовавший у Ли Бо, Аркадий приобрёл утром, когда зашёл на кухню. Он понимал, что разговор рано или поздно должен был состояться, и оттягивал неизбежное, как мог. Майя стояла у стола и поглаживала кофеварку, не отрывая глаз от белого кафеля стены. Аркадий понял, что момент настал, и застыл в дверях.
-Говори, не мучайся, - тихо попросил он.
Майя заговорила. Они обсуждали всё это уже десятки раз, но никогда в её голосе не было столько горечи и ожесточённости. Опёршись плечом на откос, Аркадий осознавал, что это конец, под пятью годами жизни следовало подвести черту, и слова только усиливали боль. Майя упрекала его в том, что он никуда не движется, в запале, не зная, как по-другому выразить разочарование, заполнить чёрную дыру предстоящей утраты. Она говорила правду. Аркадий не хотел двигаться в непонятном ему направлении, ему просто нравилось реставрировать здания в родном городе, возвращать домам, улицам и площадям столетней давности облик и красоту. Их маленькая компания состояла на балансе муниципалитета, мэрия платила им зарплату, не слишком высокую, но позволявшую вполне сносно существовать. Майя тоже любила красоту, но её значительно больше привлекало человеческое тело. Фирма по продаже косметики, которой она руководила, медленно, но верно укрепляла свои позиции в стране. Последнее позволяло периодически, хотя пока ещё осторожно, заговаривать о выходе на международный рынок. Майя хотела, чтобы Аркадий помогал ей, занимаясь созданием рекламы продукции. Его идеи, была уверена она, могли приблизить желанный момент прорыва в большой мир. Аркадий отшучивался, обещал подумать, понимая, что не бросит любимое дело. Понимала это и Майя.
Когда она ушла, унося пока только один чемодан, с белым лицом, сдерживая слёзы, Аркадий закрыл за ней дверь и вернулся на кухню. Он потрогал кофеварку, поверхность которой уже не хранила тепло её ладони, оделся, взял с полки книгу и вышел из дома. Воскресным утром на улице было пусто, люди ещё отлёживались в постелях, планируя отдать должное наконец-то утвердившейся в городе весне во второй половине дня. Аркадий перешёл дорогу, сел на скамейку у ночного магазина и посмотрел на свой балкон, где на верёвке одиноко висело полотенце Майи. «Как хорошо, что у нас нет детей», - подумал он и устыдился своей мысли, такой неуместно-земной на свинцовом фоне печали. Аркадий знал, что всё проходит. Молодость и красота просачиваются сквозь пальцы, в один момент утекает накопленное за годы, слава и успех эфемерны, как и сама жизнь. Тащить на себе это знание, просыпаться и засыпать с ощущением предопределённости было невыносимо. Единственным, что имело какой-то смысл, оставалось дело, которое ты искренне любил и занимался им, вопреки логике бессмысленного мира. Дело дарило радость и в то же время толкало на путь одиночества, потому что ты не мог заставить другого разделить с тобой твою настоящую жизнь.
Аркадий спросил себя, завидовал ли он бабочке Ли Бо, не чувствовавшей боли, в отличие от людей. У людей было тело, требовавшее пищи и сна, изнывавшее от жары и холода. Ещё люди обладали чем-то невидимым, не фиксируемым приборами, и это что-то могло трепетать и ворочаться, заставляя страдать. Одни говорили, что страдания посылал бог, помогая нам проснуться, другие видели в них наказание за грехи. Аркадий часто думал, что не просивший появиться в мире человек не должен был платить такую цену за свою слабость. Ещё его удивляли те, кто узурпировал бога, назвав себя единственными носителями истины, отказывая всем остальным в праве идти другой дорогой. Так люди узурпируют власть, не понимая, что это она управляет ими.
Он вдруг осознал, что не испытывал боли, которую ожидал. Она была с ним, но словно окружённая вакуумом, как при местном наркозе, когда оперируемый находится в сознании. Майя могла сейчас чувствовать то же, и Аркадий попросил неизвестно у кого, чтобы это была не та пустота, к которой стремились подобные Ли Бо, иначе к чему тогда, проходя через страдания, пробуждаться?
По улице растекалось тепло, солнце усердно отдавало его, словно прося прощение за долгую зиму и дождливую, никак не желавшую наступать весну. Тепло обволакивало тело, и понемногу в нём, где-то среди пустоты внутри, начинало зарождаться чувство голода. Аркадий вспомнил, что ничего не ел с вечера. Плоть требовала своё. Отныне все заботы, которые Аркадий делил с Майей, ему придётся взять на себя. Ему надо будет научиться готовить так, чтобы тело не износилось раньше времени, следить за своим жилищем. Только дело имело смысл, но в том, чтобы не опуститься, была некая доблесть. Простой человек Аркадий не мог достичь высот духа отказавшегося от материальных ценностей Ли Бо, но вряд ли от него это требовалось. Лишившись иллюзий-костылей, отбросив их и оказавшись на четвереньках, как на заре жизни, он должен был заставить себя подняться на ноги. «Один день отсрочки, - внезапно прошептал Аркадий, обращаясь неизвестно к кому. – Только один день, а завтра я начну. Мне просто нужно придти в себя».
Ответа не последовало, и Аркадий встал со скамейки. Он зашёл в магазин, поздоровался со знакомой продавщицей и попросил хот-дог. «Побольше острого, если можно», - сказал он, надеясь, что жгучий соус хотя бы на несколько мгновений разъест пустоту и вернёт ему ощущение жизни. «Что это вы с утра по хот-догам? Жена уехала, продукты закончились?» - улыбнулась ему продавщица, открывая дверцу микроволновки. Аркадий виновато развёл руками. Он вспомнил, как читал, что Будда на некоторые вопросы учеников отвечал благородным молчанием. Молчание Аркадия было другого рода. Придёт время, и он, возможно, сможет говорить об этом, но только не сейчас.
Вернувшись на скамейку, Аркадий отодвинул книгу подальше, чтобы случайно не капнуть на неё соусом, и принялся за еду. Насыщаясь, чувствуя, как голод понемногу сдаёт позиции, он смотрел на дома на своей стороне улицы. Окна, за каждым из которых куда-то шла жизнь, вспыхивали бликами, лёгкий ветер покачивал перекинутое через верёвку на одном из балконов полотенце. Аркадий повернул голову и увидел присевшую на спинку скамейки бабочку. Ярко-оранжевая, с маленькими чёрными точками, её крылышки подрагивали, то ли радуясь теплу, то ли пытаясь что-то сказать человеку рядом. Аркадий заворожено смотрел на бабочку, на то, как поднявшись в воздух, она стала набирать высоту, улетая вверх и вдаль, всё выше поднимаясь над домами, улицами и площадями старого города.
*Цитата из рассказа Андрея Полякова «Стеклянный шар».
6 Белая кошка
Елена Путилина
Ленка глядела в окно… Из него была видна вся улица. Иногда к остановке подъезжал автобус, но мамы всё не было… Ленка совсем не боялась быть одна дома, не так уж много времени проходило между её возвращением из школы и приходом мамы. Всего пара часов… Но дело в том, что как раз в это время наступал перерыв в работе городской радиотрансляционной сети, и в квартире повисала тишина... Ленка не выносила этой тишины! От неё почему-то становилось тревожно и жутко. А вдруг с мамой что-нибудь случилось? Ленке казалось, что если она не будет ждать маму у окна, та никогда не вернётся… и она стояла и смотрела… стояла и смотрела…
Елена проснулась и какое-то время лежала неподвижно, переживая свой сон… Да, так оно и было — стояла и смотрела, глупая маленькая девочка… А ещё почему-то вспомнилось, как она рисовала домик с трубой и рядом сад — цветы, деревья с яблоками, а в углу неизменно писала «мама и Лена» и обводила надпись в кружочек. Как будто эта замкнутая кривая линия могла охранить их, защитить от беды, отвратить любое несчастье, даже смерть… наивное детское колдовство! Не помогло… Прошло всего несколько лет и она стала тайно желать, чтоб мама НЕ ВЕРНУЛАСЬ домой… а вот это – сбылось… Елена отогнала от себя назойливые воспоминания и встала. Нечего разлёживаться, дел полно… начнём, конечно, с кошки…
Каждое утро Елена приходила проведать Белую Кошку. Кошка жила на веранде. Откуда она взялась, Елена понятия не имела, просто однажды утром, выйдя на веранду она обнаружила там Белую Кошку, которая очевидно ночью запрыгнула в одно из окон. Грязное и драное существо смотрело на мир ярко-голубыми глазами. Такие глаза Елена видела у кошек только в мультфильмах. Кошка была немедленно усыновлена, отмыта, подлечена и накормлена. Переселяться в дом она решительно отказалась, и так и осталась жить на веранде, которую Елена немного приспособила к кошачьим надобностям: поставила большую корзину со старым одеялом на дне, чтоб мягко спалось, кошачий туалет, миски, принесла игрушечных мышей…
Так в жизни Елены появилась Белая Кошка. Она никогда не покидала своё новое убежище, очевидно пресытившись странствиями и приключениями, а целыми днями сидела в кресле-качалке, наблюдая за жизнью в саду и во дворе… Два-три раза день, когда позволяли дела, Елена заходила к Белой Кошке, проверить, всё ли в порядке, не нужно ли чего, и просто посидеть в кресле с кошкой на руках, почесывая белые ушки и рассказывая благодарной слушательнице о происшествиях вокруг.... Кошка слушала и дремала на коленях у Елены…
Проведав Кошку и проверив наличие еды-воды в мисках, Елена принялась было за обычные домашние дела. Но быстро передумала. На этой неделе ей выпал неожиданный тайм-аут – муж уехал на несколько дней в Город, обещал вернуться к выходным с детьми и внуками… но это еще не сегодня, значит всю готовку-подготовку можно спокойненько отложить в долгий ящик и немножко пожить для собственного удовольствия… Для начала Елена сварила себе кофе и расположилась с книжкой в кресле-качалке на веранде. На колени тут же взгромоздилась Белая Кошка и принялась посапывать и месить лапами, требуя свою долю внимания… Книжку пришлось отложить. Почесывая белую спинку и прихлёбывая остывший кофе, Елена вернулась мыслями к своему сну…
В детстве все любят маму… Взрослые тоже, но уже не все… А так хотелось бы…
– Понимаешь, – обратилась Елена к Белой Кошке за неимением других собеседников, – ведь я же любила свою мать в детстве… и когда выросла любила… но потом наступил момент, когда я захотела, чтоб ее не было… почему так, Кошка?
Кошка молчала, наверно ей нечего было сказать…
– Я теперь даже и не вспомню, когда всё это началось… Наверно, всё-таки, когда я решила обзавестись своей семьёй… Понимаешь, Кошка, семейная жизнь моих родителей нельзя было назвать удачной… Мать вышла замуж довольно поздно, и без особой любви… Да что там «без особой»… никогда она отца не любила! Даже я, совсем маленькая, лет пяти, помню, спросила у неё: «Мама, а ты папу любишь?» У моих детей таких вопросов никогда не возникало!.. но тогда, после войны женихов было мало… Господи, как же они ссорились!.. Вернее, ОНА ссорилась… Отец-то был на удивление терпелив, как я теперь понимаю… а тогда я, конечно, была на стороне мамы… Не желая, возможно, того, она научила меня не любить отца… Ребенок не понимает, как родители могут ссориться… Раз мама ругает папу, значит он плохой… Так в конце концов они развелись, я уже взрослая была… Но эта домашняя война, наверно, стала у нее привычкой… характер что ли такой был… А тут зять появился… Он её раздражал, может быть потому, что я его любила… Но свою семью я не дала разрушить… и постепенно домашним врагом стала я… сейчас уж и не вспомнить, из-за чего же мы всё время с ней ссорились… Сначала я плакала, потом привыкла, потом радовалась, когда она куда-нибудь уезжала… Мы стали жить почти как соседи… я даже пыталась наушники надевать, когда на кухню выходила, лишь бы не слышать, что она говорит… Но ведь с чужими людьми она умела быть и чуткой и терпимой… Характер… Характер это судьба… Его нельзя изменить, как не изменить цвет глаз, ведь её карие глаза не сделать голубыми как у тебя!
Кошка не отвечала, щурила свои голубые глаза и тихонько мурлыкала под рукой…
– Ну, ладно, – сказала Елена, ссаживая Белую Кошку с колен и поднимаясь, – засиделись мы с тобой, заболтались… пойду-ка я в огород, а то там без меня скоро джунгли вырастут, а ты будешь вместо снежного барса…
День пролетел незаметно, дела как-то подворачивались под руку одно за другим… даже пообедать забыла… «И это называется пожить для собственного удовольствия! - ворчала про себя Елена, сооружая внушительных размеров бутерброд… Ладно, уж вечером – никаких дел, сейчас в душик, освежимся и пойду, что ли, с собакой пройдусь не спеша… на карьер её свожу, пусть поплавает, давно уж ей обещала, бедная собаченция...»
Солнце уже начинало склоняться к закату, когда Елена с собакой отправились на прогулку. На карьер — значит на карьер… Не самая ближняя прогулка, зато приятная – сначала проселком, потом через поле, потом лесом… Сентябрьский день не так велик, зато краски становятся мягче, природа успокаивается, деревья и травы радуют свей прощальной щемящей красотой. После летних забот и суеты наступает время тихого раздумья и покоя. Елена любила сентябрь за это настроение легкой грусти. А собака просто любила прогулки и сейчас им обеим легко шагалось по лесной дороге под высокими соснами. Вот и старый карьер с его темной колдовской водой, зубчатыми елями и склонившимися к воде березками. Собака нетерпеливо скакала вокруг, то забегая вперёд, то возвращаясь – ей хотелось поскорей броситься в воду, поплыть, выскочить на берег, обдать хозяйку фонтаном брызг и снова нырнуть и снова выскочить… Елена бросала в воду припасённые по дороге палки и собачьему восторгу не было предела…
Тем временем начались уже синеватые сумерки и Елена заторопилась домой, ей совсем не улыбалось идти по лесу в темноте. Она засвистела, подзывая собаку и тут ей почудилось легкое движение сбоку… Елена быстро оглянулась. По узкой лесной дороге в их сторону шла старуха, с пакетом в одной руке и палкой в другой. Елена подозвала собаку и взяла ее на всякий случай на поводок. Не потому, что собака могла наброситься на чужого человека, а просто иногда люди боятся чужих собак…
– Дочка, – сказала старуха, – до высоковольтки далеко?
– Здесь нет никакой высоковольтки, – ответила Елена, усмехаясь про себя что в свои годы еще сходит за «дочку», впрочем, как теперь можно было разглядеть, бабке было лет восемьдесят, не меньше… ну дочка так дочка…
– А куда ж дорога-то?
– К старым коровникам, потом в Цыганово… А вам собственно куда надо-то?
– А, значит не в ту я сторону иду… – засуетилась старуха, поворачивая обратно.
Елена взглянула на небо… до темноты оставалось наверно с полчаса, максимум минут сорок…
– Подождите! Куда вы? В той стороне тоже нет высоковольтки! Эта дорога идет до поляны и там кончается… Вы откуда вообще пришли? Деревня какая?
– Так Лебзино, деревня-то моя… Домик у меня там, дача вроде наша, а живу я теперь в Лобне, под Москвой…
– Так вы сейчас из Лебзино идёте? – Елена мысленно прикинула расстояние… получалось очень даже прилично… Да… бабка ходок… но обратно ей точно засветло не добраться…
Лес был велик. На карте он покрывал довольно большое пространство и местами был сильно заболочен. Дорога, по которой пришла Елена, была прокатана охотниками и обрывалась, не достигнув даже середины леса. Людям часто случалось здесь блуждать, а однажды при прокладке через лес телефонного кабеля к военной части, даже нашли останки какого-то бедняги, так и не сумевшего найти дорогу из лесу...
– Послушайте, скоро будет темно… Вы не найдёте дорогу обратно в темноте… Только хуже заплутаете… Давайте я вас отведу в Цыганово, а там кто-нибудь подбросит вас на машине до железной дороги… Доедете до своего Лебзино на электричке… Там еще должна быть одна около восьми часов…
Бабка еще поупиралась немного, но видно идея добраться на машине до станции понравилась и ей. Как выяснилось по дороге, в лес она пошла с самого утра и незаметно, переходя от гриба к грибу, отмахала километров десять, это если считать по прямой… Оставалось удивляться, что у нее еще остаются какие-то силы передвигаться, в её-то годы!..
– Я сама-то из этого Цыганова, – сообщила бабка, когда они свернули на тропинку в сторону деревни, – и отец мой тут жил, правда мы давно уже отсюда переехали, я ещё маленькая была. Мать-то моя умерла, когда я родилась, а отец, значит вдовствовал лет пять, а потом и женился на женщине из другой деревни, из Лебзино, мы туда и переехали… Хорошая она была, мачеха-то… Не у всякого такая мать найдётся, какая у меня мачеха была… Ну, померла, конечно, царство ей небесное… И отец помер… и муж… ну вот детки у меня, внуков Бог послал… А твои-то живы, родители-то?
И Елена, сама не зная, зачем, вдруг выложила старухе всю свою историю, которая всколыхнулась в душе, разбуженная дурацким сегодняшним сном… И про то, как перестали с матерью понимать друг друга, и про то, как отдалилась мать, хоть и жили вместе, стала как будто чужой, но вечно всем недовольной соседкой… как незаметно расстроился ее рассудок, помрачилась память… как ушла из дому однажды зимой и как нашли ее весной в лесополосе за много километров, опознали по документам, которые оказались при ней… как похоронив мать, вздохнула с облегчением, как будто свалился огромный камень, мешавший дышать и жить...
Всё, о чём даже и не вспоминала все прошедшие с тех пор пятнадцать лет, что давно изгнала из памяти вдруг выплеснула случайному человеку… Старуха слушала, кивала, бормотала что-то себе под нос...
Тем временем они подошли к Цыганово. С полчаса Елена обходя деревню, пыталась найти кого-нибудь, кто согласился бы подвезти ее находку… Наконец, уже отчаявшись и совершенно не представляя, что же делать дальше, Елена увидела возле одного из домов машину. После непродолжительных переговоров выяснилось, что хозяева, да, собираются как раз в город, гостя на станцию везут. Они легко согласились прихватить с собой старуху, посадить в электричку и даже пообещали проследить, чтоб та не проехала своё Лебзино…
Устроившись на заднем сиденье, бабка выглянула в окно и помахала Елене.
– Спасибо, тебе, дочка, что не бросила на дороге.
– Да ладно, пустяки… Вы главное в лес-то одна не ходите далеко, особенно осенью, дни сейчас всё короче, темнеть быстро будет..
– Да уж не пойду, хватит, нагулялась, – улыбнулась бабка, и вдруг добавила, – а ты, дочка, не думай, на свете-то чего только не бывает… всё может поменяться… поменяться, позабыться, будто заново родиться…
Машина зафыркала и тронулась. Елена отступила чуть в сторону, подтянула поводок, чтоб собака не лезла под колёса…
Домой шли почти в темноте. Светлела песчаная проселочная дорога под ногами, чернели ивы по краям дороги, да вдалеке мерцали редкие огоньки деревни...
Утром Елена проснулась поздно, посмотрела на часы – ничего себе, почти десять… Вот разоспалась-то после прогулки… В доме пахло кофе.
– Надо бы к приезду мужа с детьми-внуками пирогов что ли напечь, – подумала Елена, – что-то я давно пирогов не пекла, обленилась совсем… Сейчас кофе попью и поставлю тесто…
Встала, оделась, вышла на веранду…
– Что-то ты долго сегодня спишь, дочка…
Елена обернулась. В кресле-качалке сидела с книгой в руках женщина с совершенно белыми от седины волосами. Её ярко-голубые, какие только в мультфильмах бывают, глаза улыбались Елене.
– А я, пока ты спала, уж и борщ сварила, и тесто поставила. Наши звонили, они решили приехать сегодня, так что давай попьём кофейку, а потом будем пироги лепить...
7 Семейный альбом. глава 2
Елена Путилина
Вера Васильевна и Леон Иванович
Нет, не хотела она за него выходить! Не нравился он ей. Она была красавица, статная, голубоглазая. А он и роста невысокого и собой, ну не то что бы совсем некрасив, но не такого бы ей хотелось мужа… И семья у него вроде хорошая, в достатке жила. Хоть у отца его всё больше девчонки родились, и потому земли было мало, но как георгиевскому кавалеру разрешили ему держать керосиновую лавку, тем и жили. Казалось бы, чем не жених, только ей-то совсем не приглянулся… Но отец был строг: «Верка, не дури. Сказал – значит пойдёшь». И повенчали.
Ну, стерпится-слюбится… Молодые стали жить в своём доме. И дети рождались хорошие да здоровенькие. Вот уж третий, Ванечка бегать начал. И сад яблоневый цвёл каждую весну. И в доме достаток – корова своя, даже швейная машинка на радость хозяйке...
Но вот однажды, когда шёл Леон домой с поля, его окликнули.
- Леон, иди в сельсовет, там вас мироедов зовут на собрание...
Он понял, дело плохо, просто почуял сердцем недоброе и ответил, помедлив:
- Я ж с работы иду, видишь, грязный весь. Сейчас, быстренько переоденусь, да и к вам. А то что грязи нанесу в сельсовет.
Прибежал домой, говорит:
- Вера, давай документы, я в город… не говори никому, куда ушел. Бог даст – пронесёт…
Где-то через час приходят двое:
- Где Леон?
- Так он к вам пошёл, час уж как…
А дальше было так. Корову забрали, машинку швейную, ну и всё что было в доме поприличнее как метлой подмели. Сад вырубили… Сад-то чем помешал? А по злобе, да по зависти…
Она посмотрела, в доме - шаром покати, дети плачут, жить как? Поехала в город к отцу… Отец приехал, сразу в сельсовет:
- Я член партии с 17-го года. Почему дочь мою обижаете?
-А что она за кулацкого сына замуж вышла? Пусть разведётся…
Кулацкий сын, значит, раз отец лавку держал… А если б не лавка, чем бы он жил без земли-то? Землю-то на мужиков давали, а у него почти все дочери… ну кулак, кулак…
Развели… Только корову всё равно не вернули, и из вещей почти ничего…
Маша, старшая дочь рассказывала, как брала младшеньких, «Аньку и Ваньку», и ходили они потихоньку таскать морковку-свёклу с колхозного поля…
Ну победствовала она с детьми-то и подалась в город, к мужу. Так до самой войны он и скрывался, в городе-то незаметнее. А как на войну ушел, да ранения получил, потом уж и не вспоминали, кто чей сын. А тех, кто в сельсовет-то «на собрание» пошёл, больше не видал никто. Услали куда-то, там они и сгинули…
Вернулся с войны инвалидом. Нога плохо ходит, да в груди осколки… Ну, стали жить, хозяйствовать… Детей-то уж шестеро было, живых, да после войны еще двое родилось. Тяжело, конечно, приходилось. Только Леон Иванович, даром что инвалид, а работы никакой не боялся, да и сыновья уж старшие подрастали, помощники. И корову держали в городе, в сарае, и поросеночка… Комнату одну из двух сдавали приезжавшим на рынок торговать. Те вместо платы оставляли часть своего товара – сахара, мяса ли, муки…
В квартиру газ провели, отопление. Печь сломали… Вера Васильевна говорила:
- Выйду на кухню, сяду и любуюсь, как без печи-то чисто да просторно стало.
Уж и забылось, как не хотела замуж идти. Из шестерых сыновей пятеро выучились, закончили институты. Две дочери тоже техникумы закончили.
Жизнь совсем другая пошла. Леон Иванович получил как инвалид машину. На этой машине, когда уж работать стало по возрасту тяжело, возил батюшку по церковно-приходским делам – опять же, заработок… Он же верующий был, Леон Иванович, и в церкви почти до смерти работал. Детей не принуждал, а сам верил, молился, посты соблюдал. Дети потом говорили: «Отец-то за нас все грехи отмолил…»
Никогда на жизнь не жаловался, как бы тяжело не приходилось. А уж после войны, когда живой вернулся, детей вырастил-выучил, говорил: «Какая жизнь стала хорошая. Дети все в люди вышли, сами живы-здоровы, живём хорошо, слава Богу!»
Когда мы с мужем приехали к его родителям в первый раз, я очень боялась – ну как, вторая жена, разлучница, мало ли что старики скажут. А Леон Иванович поглядел, спрашивает: «Ну как Сашка-то? Не пьет?» «Да нет, - отвечаю, - мы хорошо живём, дружно». «Ну, - говорит, - и живите, и дай вам Бог!». И принимали нас всегда так радушно и тепло, что я чувствовала себя лучше, чем в родном доме.
Может, поэтому до сих пор мой любимый город не Москва, где я родилась и выросла, а Липецк, где родился мой муж и где жили эти замечательные люди Леон Иванович и Вера Васильевна. Кстати, несмотря на все жизненные тяготы они дожили до глубокой старости и никогда не чувствовали себя одинокими или забытыми…
8 Группа крови номер один
Вера Шкодина
ПОЧЁТНОЕ ПЕРВОЕ МЕСТО В ТЕМАТИЧЕСКОМ КОНКУРСЕ "ДИТЯ ВОЙНЫ" ПАМЯТИ ЛЮБОВИ РОЗЕНФЕЛЬД МЕЖДУНАРОДНОГО ФОНДА ВЕЛИКИЙ СТРАННИК МОЛОДЫМ
ВЕРА ШКОДИНА - ПЕРВОЕ МЕСТО В ТЕМАТИЧЕСКОМ КОНКУРСЕ "ПУБЛИЦИСТИКА 2" МЕЖДУНАРОДНОГО ФОНДА ВЕЛИКИЙ СТРАННИК МОЛОДЫМ.
ПЕРВОЕ МЕСТО В 10-М КОНКУРСЕ НА СВОБОДНУЮ ТЕМУ МЕЖДУНАРОДНОГО ФОНДА ВЕЛИКИЙ СТРАННИК МОЛОДЫМ
ВТОРОЕ МЕСТО В КОНКУРСЕ «ЛАУРЕАТ 25 ЮБИЛЕЙНЫЙ» МЕЖДУНАРОДНОГО ФОНДА ВЕЛИКИЙ СТРАННИК МОЛОДЫМ
ВТОРОЕ СУДЕЙСКОЕ МЕСТО В КОНКУРСЕ-ПАРАДЕ, ПОСВЯЩЁННОМУ ДЕСЯТИЛЕТИЮ МЕЖДУНАРОДНОГО ФОНДА ВЕЛИКИЙ СТРАННИК МОЛОДЫМ
ЧЕТВЁРТОЕ МЕСТО В ТЕМАТИЧЕСКОМ КОНКУРСЕ "МУЖЕСТВО И ГЕРОИЗМ" МЕЖДУНАРОДНОГО ФОНДА ВЕЛИКИЙ СТРАННИК МОЛОДЫМ
ТРЕТЬЕ МЕСТО В ТЕМАТИЧЕСКОМ КОНКУРСЕ "ЗАЩИТНИКИ РОДИНЫ" МЕЖДУНАРОДНОГО ФОНДА ВЕЛИКИЙ СТРАННИК МОЛОДЫМ
ТРЕТЬЕ МЕСТО В КОНКУРСЕ «ЛАУРЕАТ 49» МЕЖДУНАРОДНОГО ФОНДА ВЕЛИКИЙ СТРАННИК МОЛОДЫМ
Не так давно, роясь в старых фотографиях, я нашел эти пожелтевшие, рассыпавшиеся в руках листки. Они принадлежали моему деду. Я помню, что он как-то готовился сделать что-то вроде книги воспоминаний о своем пребывании в лагере смерти.
Что-то писал, зачеркивал, страшно волновался и снова писал. А потом сидел долго с неподвижным взглядом глаз, полных слез.
А мне было невдомек, что то, что он пытается оставить после себя, это все для нас, грядущих поколений.
Эта боль, эта скорбь, этот крик души. И это предупреждение.
И вот я держу в руках как бы письмо из прошлого, письмо-воспоминание моего деда:
«Июнь – прекрасный месяц лета, когда все вокруг в цветах, сады утопают в зелени, идут школьные выпускные экзамены.
Я на всю жизнь запомнил этот месяц лета, месяц тысяча девятьсот сорок первого года.
Мы с семьей жили в Риге, сестра оканчивала школу, а я в этом году собирался в первый класс. И мы должны были переехать в Ленинград.
Уезжать из Риги не хотелось, но отцу предлагали там работу.
Мы ждали только, когда закончатся экзамены у сестры, и тогда можно будет уехать.
Каждое воскресенье я ждал всегда с радостью. Папа будет дома, и мы обязательно пойдем куда-нибудь гулять. И это воскресенье я ждал.
Воскресенье двадцать второго июня…
Я проснулся рано, что-то гудело, стоял какой-то непонятный шум.
Отец быстро оделся и ушел, а мы сидели в веранде, прижавшись к матери.
Потом появился отец, и они о чем-то с мамой долго разговаривали, закрывшись в комнате.
Я так и не понял, что случилось, но мама почему-то плакала.
Отец снова ушел и вернулся только вечером.
Мама стала собирать вещи в чемодан и сказала, чтобы мы через час были готовы уехать, так надо для всех нас.
Ночью подъехала машина, и мы отправились . Куда? Зачем? Я не спрашивал. Лишь к обеду мы подъехали к какой-то деревушке, состоящей из десятка дворов и окруженной со всех сторон лесом. Здесь я и узнал, что началась война, но что это такое, я тогда еще не понимал.
А потом пришли они, «хозяева».
Нас выгнали на улицу, а там уже были жители деревни.
Офицер что-то говорил и говорил.
Потом подъехали машины. Нас стали хватать из толпы и бросать в эти машины.
Мама почему-то кричала и плакала. Мы с сестрой оказались в одной машине.
Она тоже плакала и прижимала меня к себе, как это делала мама
Это был последний день, когда я видел свою мать и запомнил её такой: заплаканной и бегущей за нашей машиной.
Всю дорогу сестра плакала и держала меня за руку. Я ее успокаивал, говорил что-то, а у самого по щекам текли слёзы.
Мы еще не знали, что едем в жуткий, нечеловеческий лагерь, едем в ад.
И он начался с собачьего лая, колючей проволоки, с вышки с автоматчиками, черного дыма, клубившегося из трубы.
Нам было объявлено, что это концентрационный лагерь «Саласпилс».
При входе в него всех раздели, потом повели в так называемую «душевую».
Нельзя было останавливаться, поток шел непрерывный, а на выходе уже стояли эсэсовцы
и распределяли нас по баракам.
Вот здесь я и расстался с сестрой. Нас, таких же, как я, детей привели в какое-то помещение.
И здесь я увидел страшную картину: дети лежали, стояли, сидели. В глазах была пустота, боль, страдание.
Ко мне подошел мальчик, примерно такого же возраста, как я и спросил: «Какая группа крови?»
Я еще не знал, что это такое, и поэтому не ответил ему, он, рассуждая, как опытный
Сказал, что «лучше бы первая – так быстрей умрешь», и отошел в сторону.
Оттого, что я ничего не ел уже второй день, или от пережитого за эти дни, я уснул
Разбудил меня шум в бараке: кто-то ходил и кричал. А потом стали на тележку кидать
с нар детей, но они не шевелились.
И вновь я увидел того же мальчишку. Он объяснил, что это мертвых собирают, чтобы отвезти в крематорий – специальную печь для сжигания трупов.
Днем всех тех, кто прибыл вчера, повели в санитарный узел для осмотра.
Каждому на руке сделали наколки с номером и группой крови. И тут я увидел, , что у меня первая группа. Врач похлопал меня по плечу и сказал: «Gut!»
И потянулись дни, недели, месяцы. Каждый день кто-то умирал. И новые партии детей прибывали и прибывали, не давая потухнуть крематорию.
И вот в один из осенних дней я увидел сестру, вернее узнал её по каким-то родным очертаниям, но это была уже не та, моя любимая сестра. Я стал звать её, но сил не было даже крикнуть, а она в сопровождении таких же девушек, под охраной автоматчиков
Направлялась в сторону «Яра смерти».
Мы все знали, что немцы держали барак с молодыми девушками.
Брали у них кровь, насиловали, а потом расстреливали.
Не было слез, не было уже сил жить. И каждый раз после откачки очередной дозы крови, лежа на нарах, мечтаешь о том, чтобы утром уже не проснуться.
Все меньше стали привозить детей. Нас в бараках оставалось с каждым днем все меньше и меньше.
Мы слышали, что Красная Армия уже на подходе, но ни радоваться, ни надеется не было сил. А немцы зверели, крематорий только успевал заглатывать новые партии узников.
Но однажды… Нет, невозможно говорить об этом вот так просто.
И вот свершилось. Рано утром ворвались в город танки с нашими солдатами.
Но сил подняться уже не было. И впервые за столько страшных дней и ночей потекли слезы.
Много лет прошло с тех пор, но память хранит все эти воспоминания вместе с номером и группой крови на левой руке.
После войны мне пришлось еще раз побывать на этом самом месте, где стоял концентрационный детский лагерь «Саласпилс».
Нет тех бараков, нет крематория, но на их месте создан мемориальный ансамбль скорби, музей «Дорога страданий». На месте бывших бараков всегда лежат живые цветы, сладости, детские игрушки. А на месте расстрела девушек растет красивая березовая роща, как олицетворение красоты тех. Кто лежит в этой братской могиле, в «Яру смерти».
…….Я долго не мог успокоиться. Я неподвижно сидел, согнувшись над этими листочками, которые исписаны мелким и рвущимся почерком моего родного деда, которого уже нет в живых.
Я не смог сдержать слез и не стыдился их. Вспомнил о том, как одинок он бывал со своими, никому не известными мыслями. И как я зачастую был равнодушен к тому, чем он живет, о чем думает.
Как я был занят собой и своими неразрешимыми проблемами, которые казались мне глобальными.
Я и не догадывался, что рядом со мной жил человек, родной мне по крови, в котором я не смог увидеть целого огромного мира, наполненного болью и отчаянием, страданием и состраданием, который мог не только рассказать мне о целом отрезке истории, но и научить многому в жизни. Поделиться своими раздумьями, сомнениями или откровениями.
Позднее раскаяние…
9 Уважение человека в его руках
Ирина Христюк
Дипломант Международного литературного конкурса «Славянское слово 2019» в номинации "Проза", премия им. Василия Шукшина, Болгария.
Номинант 17-го Номерного конкурса Клуба Слава Фонда.
Специальный диплом Редакции литературного альманаха "Триумф короткого рассказа"
и Союза писателей Молдовы им. А.С.Пушкина "За креативность, жанровое и стилевое разнообразие".
Опубликовано в:
Альманахе Прозы. Финалисты конкурса «Славянское слово», 2019, г. Варна, Болгария;
Литературном Альманахе «Триумф короткого рассаза», № 2, 2020, Молдова.
УВАЖЕНИЕ ЧЕЛОВЕКА В ЕГО РУКАХ
Начиная от Пасхи и до сегодняшнего дня, во все воскресные и праздничные дни, бывая на богослужениях в храме, в записках за здравие, подаваемых батюшке, вместе с самыми родными и близкими людьми я записываю имена отца Меркурия и брата Николая, не будучи знакома с ними. Я никогда воочию не видела этих людей, но знаю, что отец Меркурий – монах кельи Святого Модеста на Афоне, где мой муж Валерий провёл две недели в молитвах и послушаниях по благоустройству храма кельи, а брат Николай – человек, благодаря финансовой поддержке которого муж сподобился побывать там. Брат Николай – уроженец Молдовы, в настоящее время проживает на Украине, в Одесской области.
Недели две назад он позвонил. Предложил мужу встретиться, чтобы обсудить детали предстоящей поездки на Афон. Супруг пригласил и меня. Так я познакомилась с интереснейшим человеком, о котором хочу поведать тебе, мой дорогой читатель.
* * *
Мы приехали в Фалешты, один из районных центров Молдовы, что расположен в пятидесяти километрах от нас, в воскресенье, после обеда. Несмотря на то, что было начало ноября, стояла чудная погода. Ярко светило солнышко. Незначительное колебание воздуха и лёгкое тепло окутали нас сразу, как только мы вышли из машины, словно предвещая тёплую встречу.
Ещё издали я заметила лёгкую, пружинистую походку уверенного в своей силе человека, одетого во всё чёрное: чёрные брюки, чёрный пуловер с надписью «Афон» и чёрная жилетка, подобная той, в которой ходят монахи. Это и был брат Николай, мужчина среднего роста и среднего телосложения, с открытым приветливым лицом, ясным взглядом карих глаз, в которых играл какой-то затаённый блеск. Взгляд скромный, но пристальный. Вокруг глаз чернели круги. На лице играла радушная, едва заметная улыбка. Выражение лица спокойное. Давно заметила, что те, кому довелось оказаться перед лицом трудностей, смиряются перед лицом жизни, обретая натуру более открытую, чуткую и спокойную. Его добродушное лицо украшала густая, чёрная с проседью борода.
Познакомившись, разговорились. Его манера общения спокойным, негромким голосом, время от времени поправляя курчавую бороду, и неторопливость в жестах располагали сразу. От него исходила какая-то необъяснимая спокойная мудрость.
Брат Николай пригласил нас в своё родное село Хитрешты, что в десяти километрах от Фалешт, где при его финансовой поддержке, с божьей помощью и добровольном содействии земляков построен и освящён новый православный храм, возведена колокольня, освящение которой приурочено ко дню памяти Святого Великомученика Димитрия Солунского – престольному празднику и столетию села.
Спустя минут пятнадцать мы были на месте. Своим названием село обязано первому поселившемуся здесь выходцу из Каменец-Подольского района Украины по фамилии Хитрый, с добавлением на молдавский манер «-шты». Село маленькое (всего около двухсот дворов), входящее в коммуну Сэрата Веке Фалештского района. Была восьмилетняя школа. Недавно её закрыли, и детей возят на учёбу в Фалешты. Но, как говорится, всякому мила своя сторона, а брату Николаю дорога та хатка, где родила его матка. И пришла ему идея построить здесь сельский храм. Вот что об этом он нам поведал:
– Был я как-то у сестры двоюродной на посёлке сахарного завода. Сестра говорит: отвези, Коля, батюшку в соседнее село, Скумпию. Сел какой-то батюшка в машину, и я ему говорю: Отец, что за дело? В Хитрештах нету храма, хоть общину какую-то бы организовали, а то мы, как будто оторваны от Бога и живём без Бога. Говорил, говорил ему до самой Скумпии. А батюшка в ответ: это я – ответственен за это село. Кстати, это было давно, и был это – батюшка Марин. Было это где-то в 2003-2004 году. Я и говорю: простите, батюшка, Вы, может, начнёте строить, а я как-то помогу. Бог так управил, что к сегодняшнему дню и храм стоит, и колокольня. Отец Виктор также присоединился к делу.
Так сложилось, что добрая половина моих родственников – адвентисты, которые засели в селе. На то время, когда мы храм ещё не начинали, их было за пятьдесят семей. Мощная секта. Братья и сёстры мои тоже были адвентистами, а я, мама и папа – православные христиане. Вот братья и сёстры говорили: давайте к нам. А дальше – больше. Когда родители умерли, они говорят: Николай, отдай нам дом, что отец с матерью оставили тебе. У нас в семье послушание на особом счету, мы всегда прислушиваемся к старшим. Ничего не подозревая, я отдал им дом. А они организовали там дом молитв. Как я горевал! Пол села перестали со мной здороваться, отворачивались от меня.
Очень горевали сектанты, когда мы храм начали строить. А когда Бог управил дело, и три года назад мы освятили храм, я спросил сельчан, как там наши адвентисты. Мне ответили, что остался всего один человек. После я выкупил свой дом у адвентистов, освятил его. Во вторник, шестого ноября, освятим колокольню и трапезную. Приглашаю и вас.
Слушая его рассказ, меня, больше всего, поразило его отношение ко всему окружающему с чувством глубокой заинтересованности, внимания и заботы, беспокойства и неравнодушия, без какой - либо выгоды, прибыли, дивидендов и пользы для себя. Что это: знаменитое крестьянское терпение? Православная покорность и смирение? Святость?
Десница божия, коснувшаяся его, как бы лишила его фамилии, каких-то званий и должностей, титулов и чинов, и даже пространства. Кажется, что он теперь просто человек, которому все люди – братия, и для которых он – просто брат Николай. Мы, люди обычные, может быть, и умствуем, а жизнь, по всей вероятности, совершенно проста: глядя на него, понимаю, что он счастлив от того, что совершает богу угодные дела совершенно бескорыстно. И я силюсь понять то необъяснимое и неуловимое, что знает один только Бог, – тайну бесполезности, порой, дел, никчемности поступков, суеты сует и в то же время значимости этого земного для нашей духовной и небесной жизни.
А храм-то, действительно получился на славу. Красивое белое здание, заасфальтированная территория, вокруг высажены цветы. Даже маленький сад имеется. Красивые забор и ворота. При входе, слева, на постаменте – большое Распятие, у подножия – цветы.
Рядом с храмом расположено кладбище. Посещаемое родственниками усопших, оно являет собой приятную картину порядка: ухоженные могилы со скорбными памятниками, на могилах – цветы. Хороший, добротный забор. Справа от входа – длинный дощатый стол, по двум сторонам которого такие же длинные лавки.
Перекрестившись и склонив голову перед распятием, мы направились к центральному входу храма. Войдя под своды новой обители, отмечаю красивое убранство внутри: иконостас, стены и купол украшают настенные росписи с библейскими сюжетами, канун с изображением распятия и рядами подсвечников. Основное убранство – иконы. Они для нас, верующих, – источник духовной поддержки и помощи, с ними можно разговаривать, общаться, делиться своими проблемами и ожидать духовного содействия и подсказки, как поступить. Среди них и особо почитаемая в этой церкви – икона Святого Великомученика Димитрия Солунского, привезённая братом Николаем из Салоников. Перед иконами – сверкающие чистотой подсвечники и лампады.
Красивы и добротны двери и окна с узорчатыми стеклами. Пол покрыт плиткой.
Лучи заходящего солнца скользнули внутрь, заливая золотом строгость обстановки. И зачарованная скромной красотой храма, я задумалась о внутреннем убранстве храма своей души: Господи, вразуми, и дай ума и разума не способствовать его разрушению.
Расставаясь с братом Николаем и пообещав приехать через день на освящение колокольни, я почувствовала огромное чувство уважения к этому скромному и благонравному человеку. Каждый человек имеет свою цену. А его дела не имеют цены, ибо они останутся в памяти потомков на века: и в этом дивном храме, и в этой благолепной колокольне, и в этой красивой и удобной сторожке, и в храме на Афоне, и в храме Одесской области. Здесь его родная гавань, его пристань, а келия его – это святая вера.
Рано утром шестого ноября, накануне памяти Святого Великомученика Димитрия Солунского, престольного праздника и столетия села, мы приехали, как и обещали брату Николаю, в Хитрешты. Разделить радость праздника в этот светлый день пришли православные верующие села, дети сельского детсада, гости из Бельц и Фалешт. Божественную Литургию и чин освящения колокольни и сторожки совершил Его Преосвященство, епископ Бельцкий и Фалештский Маркелл. Его Преосвященству сослужили: протоиерей Марин — настоятель храма, протоиерей Виктор и духовенство благочинии, а также хор храма Петра и Павла города Бельцы.
И вот на храмовой колокольне раздаётся особый праздничный звон. И благовест, наполняя радостью и счастьем мир окрест, разнёсся по всей округе. И казалось, что освящается не только колокольня, а всё село: и люди, и воздух над селом, не знавшим до сегодняшнего дня ничего подобного, пропитывается верой и божьей благодатью. Первый за сто лет колокольный звон в селе! Я смотрю на выгравированные даты на колоколах, на радостные лица сельчан, мне передаётся их праздничное настроение, и от счастья слёзы на глаза наворачиваются. Я плачу от переполняющей меня благодати. Какое же это упоение быть сопричастным к такому великому народному торжеству!
По окончании Богослужения Владыка поздравил присутствующих с освящением колокольни, храмовым днём и столетием села, отметив, что рад видеть на богослужении молодых людей и детей, призвал уделять внимание религиозному воспитанию в семье. «Без Бога не до порога», – напомнил он верующим. Особое место уделил и вопросу нарастающего раскола в православии, подчеркнув принцип соборности церкви, согласно которому множество верующих объединяется в одну общность – «Христову церковь на земле и небе, во времени и вечности».
В ответном слове отец Марин и брат Николай поблагодарили Владыку Маркелла за отеческую любовь и доброту, выразили признательность строителям и всем, кто оказал посильную помощь в возведении колокольни, и поблагодарили всех за молитвы и участие в торжестве.
Праздник продолжился общей братской трапезой.
И очень хочется верить, что оставаясь верующими, мы, стоящие на этом празднике радости, жизнью своей «не сподобимся поваленным гробам, которые рассыпаются в прах при первом касании к нам малейшего искушения и испытания, а будем верить и доказывать всей своей жизнью, что Бог для нас - начало всех начал». (Не помню, к сожалению, кому принадлежат эти мудрые слова).
Расставаясь с братом Николаем, автоматически окинув взглядом кладбищенские кресты, похожие на людей с распростёртыми руками, подумала: как же надо прожить на земле, чтобы спокойно и умиротворённо лежать в этом святом и чистом безмолвии?!
С возрастом начинаешь понимать, что с каждым прожитым днём ценность его растёт, как снежный ком. А для нас, верующих, конец земной жизни – смерть – является мерой всех наших дел и добродетелей.
И такие люди, как брат Николай, христианин чистой души, человек самых лучших устремлений, добродетельные качества которого приносят только благо, подпитывают ум и душу, служат примером для окружающих.
10 Сказка о виноградной косточке
Ирина Христюк
СКАЗКА О ВИНОГРАДНОЙ КОСТОЧКЕ
Жили-были старик со старухой. И было у них три сына. Заболела старуха. Померла. Остался старик один. Занеможилось ему. Созвал сыновей и молвит:
– Чувствую, недолог мой век на земле. Скоро и я уйду за старухой. Но прежде хочу с вами попрощаться. Всю жизнь мы с мамой трудились, чтоб жилось вам лучше нашего. И всё, что накопили на своём веку, – теперь ваше.
– Вот тебе, мой дорогой первенец, чего бы хотелось больше всего? – обратился он к старшему.
– Хочу дом и все ваши сбережения.
– Хорошо. Забирай дом и получи все наши накопления.
– А ты, мой средненький, мой желанный, что скажешь?
– И мне нужен дом.
– Хорошо. Возьми наш второй дом.
– А тебе, мой младшенький, самый слабенький, чего больше всего хочется?
Заплакал младший:
– Ничего мне, тату*, не надо. Одного хочу: чтобы вы были здоровы, жили долго-долго и всегда находились рядом со мной. А всё остальное я заработаю своим трудом.
– Быть по-твоему. Я всегда буду рядом с тобой.
И, подняв убелённую сединой голову к небу, прошептал:
– Господи, благодарю Тебя за то, что не зря прожил я эту жизнь на земле.
Из уголков уставших, давно слезящихся глаз медленно покатились слёзы. Подкосились больные ноги. И, приложив правую мозолистую руку к сердцу, старик неуклюже стал оседать. Бескровные губы ещё что-то шептали, хватали воздух, но глаза, остекленев, уставились в одну точку. И только слёзы, последние слёзы, струйкой стекали по щекам.
– Тату, тату, – плакал младший, оставшись наедине с умирающим отцом, – но вы обещали, что всегда будете со мной. Как же мне жить без вас? Как пережить тяжёлую утрату? Как? Как! Как?!
Похоронив отца и продав полученные в наследство дома, старшие братья укатили в город в поисках лучшей жизни, а младший, собрав свои скромные пожитки, отправился на маленький, заброшенный участок, где росли когда-то старые яблони, а теперь только пни торчали из-под земли. Там они с отцом лет десять назад построили маленькую сторожку, укрывающую их от непогоды. Покосившаяся и потрёпанная ветрами она не могла уберечь от всех бед и несчастий. «Но всё же это – родная крыша, и, если подремонтировать маленько, то может и сгодится на первое время, – рассуждал он, оглядываясь на село, где осталось его счастливое время. – А там гляди, может, и новый дом построю, ведь отец дал слово быть всегда рядом со мной».
Так, погружённый в планы и рассуждения, споря и соглашаясь сам с собой, не заметил, как очутился на заросшем сорняками поле.
– Вот оно – святое для моего сердца место, – мысленно произнёс он и направился к сторожке.
Тут дружной семьёй отдыхали они когда-то на крылечке, а сейчас покосившиеся окно и дверь грустно напоминали о прошлой счастливой жизни.
Смахнув паутину, он присел на прогнивший порог и горько заплакал. Вспомнил заботливые мамины руки, последние слова отца, и такая тоска запала в душу, что, казалось, только слёзы и смогут смыть её. Подперев рукой щеку, просидел так, роясь в прошлом и строя планы на будущее, до вечера. Слёзы текли по щекам, но скрывать их было не перед кем, а останавливать уже не было сил.
Ушло далеко за горизонт солнце. Сгустились сумерки. Живительной прохладой коснулась ночь. Очнувшись от горьких мыслей – печаль рубашку не даст, – он приподнялся, снял висячий замок, который никогда не закрывали на ключ, и осторожно вошёл в… новую жизнь. «Терпи – и спасён будешь»,– вспомнил он слова отца…
День за днём, об руку с трудностями и невзгодами, прошла весна. Каждый новый день он встречал и провожал со слезами. А после тяжёлого трудового дня, присев отдохнуть на отремонтированное крылечко, строил планы на будущее. Он нёс свой крест… И всё чаще задумывался о последних словах своего отца. Что означали они?
Как-то под вечер, отдыхая после дневных забот и хлопот на своём любимом месте и с грустью вспоминая картины прошлой жизни, он, смахнув тяжёлую мужскую слезу, заметил, что там, где упала слеза, что-то сверкнуло в лучах заходящего солнца. Поднял. «Не то камешек с перчинку, не то семечко», – мелькнуло в голове. Присмотрелся внимательно к месту, где оно лежало. Там ещё парочка «не то семян, не то камешков», чуточку темнее и чуточку светлее первого. «Интересно, что это? откуда? Неужели это – мои застывшие солоновато-горькие слёзы?» – мысли, одна за другой, не давали ему покоя. «Как из песчинки, попавшей в раковину мидии, так и у людей от боли рождается жемчужина. Сказано ведь: и перельются слёзы в золото», – молча рассуждал он, держа в слегка дрожащих ладонях чудесную и непонятную находку. Не зная, куда деть, он аккуратно зарыл их в землю рядышком с крыльцом и заботливо огородил место сухими прошлогодними яблоневыми ветками – знак.
Наступило лето. За обычными хозяйственными делами время летело быстро. В один из таких «горячих» дней, поднимаясь к себе, почувствовал, что нога его запуталась в тонких, длинных и гибких прутьях.
– Что это? Откуда взялись они здесь?! Столько раз хаживал по этой тропинке, по этим ступенькам, но ничего подобного не встречал.
Присев на корточки, стал разглядывать: зелёные прутья, по которым не раз ступала его нога, были потрёпаны и примяты. Аккуратно приподнимая веточки кверху, стал рассматривать, откуда они идут. Оказалось, чуть поодаль, в метре примерно, где по утрам любил сидеть перед работой, а вечерами отдыхать после напряжённого дня, где лил слёзы о своей нелёгкой судьбе, под слоем зелёной травы, там, где зарыл «не то камушки, не то семена», выросли совсем молоденькие корни. Не крепкие, но веточки выдерживали. Горьки да солёны были слёзы, но кустики выросли крепенькими, причём, будучи практически схожими, отличались друг от друга, по форме листиков, оттенкам и длине гибких прутьев…
Отбросив ветки в сторону, пошёл дальше. Но разросшиеся и окрепшие вьющиеся ветки через некоторое время вновь напомнили о себе. Чтобы распутать ногу, пришлось обломать несколько прутиков. Кусочек одного из них так и остался в руке. Он шёл, сбивая им росу, глубоко задумавшись о чём-то своём.
– А тут будут стоять высокие добротные ворота, – подумал он и, разломав прутик надвое, воткнул в землю.
Лето подходило к концу. Он и думать забыл о своей находке, пока случайно не заметил, что на коричневом потрёпанном прутике, которым когда-то обозначил будущие ворота, появились зелёненькие листики – новая жизнь!
Прошла первая трудная зима. Глазам страшно, а руки делают. К весне участок преобразился до неузнаваемости. Зацвели деревья, засиял чистотой запущенный домик, а у крыльца широко распустились прошлогодние необычные кустарники. Очистив от засохших прутьев, он приподнял их, воткнул для каждой рядом, в качестве подпорки, крепкие сухие ветки деревьев и привязал к ним неокрепшие кустарниковые веточки. То же проделал и с кустиками у ворот.
К середине весны незнакомый аромат разлился по всему саду. Присмотрелся: зацвели молодые кустарники. И довольно интересная картина: сначала сформировалась гроздь с мелкими, как горошины перца, ягодами, на кончике которых появились очень мелкие цветки. Отцвели они за несколько дней. Поразительно, но ничего подобного он никогда не видел. А через три месяца кусты прогнулись под весом собственных гроздей, налитых соком ягод-шариков. И это несмотря на тот град, что совсем недавно прошёл в окрестности! Да и ягоды по форме напоминали круглые и продолговатые градинки. Он был очарован. Изумительное зрелище! Красота! И каждая «градинка», круглая или продолговатая, изумительно красива! И в каждой внутри маленькая косточка, так похожая на ту, что он зарыл в землю…
– А цвет?! Господи, да это же цвет крови – *wian. Градинки цвета крови – виноградинки. Назову их так! – решил он. – Они позаимствовали от утренней зари нежный румянец и стали красными. А янтарные гроздья на кустарнике, росшем на солнечной стороне, стали золотисто-жёлтыми. Они зачерпнули цвет ярко сияющего солнца и золото его лучей. Ягодам, созревшим на кустике, выросшем в теневой части, синий небосвод передал тёмные и бархатисто-синие тона. Спасибо, тебе Боже, за то, что безнадёжность жизни превратил в радость и красоту.
Попробовал. Божественный вкус ягод словами не передать, надо вкушать. Это лучшее, чем ему приходилось лакомиться в жизни! Сладкие, нежные ягоды! Как детство! Как жизнь, в которой светились улыбками лица родителей! Как самое приятное и чудесное время! Волшебная сочность разливалась по всему телу. Что-то тёплое и родное обволакивало душу и сердце, словно кто-то ласково и нежно обнимал его. Он чувствовал, нет! каждой клеточкой он ощущал прикосновение родных рук. И тут его осенило. Он ясно вспомнил слова отца: «Я всегда буду рядом с тобой». Понял их смысл. В них – глубина и родительский наказ. Как эта виноградная косточка – Древо познания и жизни, так и он сам – ветка Древа Жизни на земле, продолжение рода человеческого. Как семя, которое легло в грунт и проросло через тернии, тянется к небу и солнцу, так и человек должен поступать, потому что он – зёрнышко Неба и Творца…
И улыбка заиграла на его лице. Впервые за горькое время одиночества! Впереди – целая жизнь! И виноградная косточка – память, живая память, о родителях!
Тут и сказке конец, а кто слушал, – винограда ларец.
===================
тато* – уважительное обращение к отцу.
11 Нечаянная радость. 3
Галина Гостева
Начало: http://www.proza.ru/2019/09/29/1331
Когда слышу негативные высказывания в адрес работников органов опеки и попечительства несовершеннолетних, то мне всегда хочется заступиться за них. Органы Опеки критикуют все, кому не лень. Родители, опекуны, администрация города, прокуратура, полиция, суды высказывают в их адрес столько претензий, что порой у сотрудников опеки и попечительства несовершеннолетних возникает желание всё бросить и найти себе более престижную работу.
Но даже не сама критика вызывает обиду и горечь в душе. Защищая права и интересы несовершеннолетних, сотрудникам опеки приходится через суд лишать нерадивых отцов и матерей родительских прав. Это очень трудоёмко, ответственно и удручающе морально. Особенно тяжело, когда необходимо приводить детей на такие судебные заседания. Хочется поведать читателям всего о двух случаях из практики.
Судебные приставы разыскали в притоне, ушедшую в месячный загул 36-летнюю Маргариту, мать–одиночку двоих сыновей. 15-летний Артем согласился, чтобы мать лишили родительских прав, а сестра матери стала бы его опекуном. Хотя Артем ещё с начальных классов знал пословицу: «Кто мать и отца почитает, тот вовеки не погибает». В « Свидетельстве о рождении» в графе отец у него стоял прочерк.
Ему было больно и стыдно на заседании суда смотреть в сторону опустившейся матери: опухшей, избитой, грязной, с всклокоченными прядями черных засаленных волос. А, ведь, любящая мать должна быть душой семьи и украшением жизни. Маргарита, выслушав слова старшего сына, смачно плюнула в его сторону.
11- летний Антон, прижавшись к матери и послюнявив свои пальчики, пытался стереть разводы грязи с лица женщины и пригладить ладошкой её взлохмаченные волосы. Со слезами на глазах он умолял представительницу опеки и судью:
« Тётеньки, сделайте так, чтобы моя любимая мамочка перестала пить и вернулась домой к нам. Я её сильно люблю. Она хорошая…»
Дети любят мать, какой бы она ни была. Нет никого на свете дороже матери для ребёнка. Родную мать никем не заменить для детей, ведь,сердце матери лучше солнышка греет.
Антон пытался целовать её руки, которыми она презрительно отталкивала его от себя, что-то невразумительно мыча сквозь зубы.И у судьи, и у представительницы опеки в тот момент слёзы навернулись на глаза, и скулы свело от негодования на эту женщину, начисто лишённую материнского инстинкта. Добрая мать добру и учит. Родить трудно, научить добру ещё труднее. Чему могла научить Маргарита своих детей?!
К сожалению, ежегодно не уменьшается, а растёт число детей, оставшихся без попечения родителей.Деятельность органа опеки включает в себя множество аспектов. Это и досудебное определение места жительства ребёнка; подготовка документов на усыновление, удочерение, опеку или попечительство; устройство детей в государственные учреждения; осуществление контроля над воспитанием детей в неблагополучных семьях, в семьях опекунов и многое другое.
Часто сердобольные горожане обращаются в опеку с просьбой проверить ту или иную семью, в которой родители недобросовестно исполняют свои обязанности по воспитанию детей. В опеке, как правило, работают женщины. Иногда посещение таких семей приводит к большим неприятностям. Бывало, и собак натравливали на проверяющих. Бывали и сексуальные домогательства со стороны пьяных сожителей неразборчивых женщин. Приходилось нам и утихомиривать дебоширов в семье. Опишу только один случай, произошедший лично со мной, как руководителем отдела опеки, в мае 2004 года.
Неблагополучная семья Дурневых проживала в полуразрушенном общежитии на окраине города в двух остановках от моего дома. По звонку соседей в опеку решила сама проверить эту семью. И нарвалась на пьяное разгуляй-веселье, царившее в их квартире, давно не знавшей ремонта, да и просто уборки.
Когда я открыла дверь в квартиру, то с ужасом увидела, что там уже вовсю шла драка между мужем и женой. Детишки боязливо выглядывали из-под железных кроватей. Собутыльники весело подзуживали дерущихся едкими замечаниями.
Мне ничего не оставалось, как начать разнимать пьяных супругов. От сильного удара в грудь мужчины, не устояла на ногах и упала на замызганный и заплёванный пол. Драка мгновенно прекратилась.
Меня подняли с пола, усадили за стол, налили самогонки полный стакан, предлагая выпить за знакомство. Затем испуганные муж с женой стали просить прощения, умоляя не вызывать полицию и не лишать их родительских прав, уверяя, что без матери и отца изба не красна…
Как последняя побитая замухрышка, шла вечером домой, кляня себя за то, что согласилась на эту работу. Слёзы горько катились из глаз. Было очень гадко на душе.
Вдруг рядом со мной появилась маленькая девочка с длинными белокурыми волосами и огромными глазищами бирюзового цвета. Улыбнувшись мне, она произнесла: « Все дети, тётя, знают и любят Вас. Вы нас защищаете. Не плачьте. Я очищу сейчас Ваше красивое платье и уберу боль с Вашего бедра и локтя правой руки».
Словно заворожённая я смотрела, как она белоснежным платочком провела по моему клетчатому строгому платью, по моему бедру и локтю руки с правой стороны.
« Ну, вот, Вы и пришли домой! Не переживайте. Дурневы пить больше не станут. Вы их хорошенько сегодня припугнули, когда упали на пол. Будут теперь бояться, что Вы на них в суд подадите. Только больше не ходите одна по таким квартирам и работницам своим запретите по одной ходить. Как бы беды не вышло».
И вдруг девочки не оказалось рядом со мной. Она будто испарилась. Удивлённая, я зашла в дом, не чувствуя больше боли ни в локте, ни в бедре. В зеркале я увидела, что на платье нет ни единого пятна. Покрутив пальцем у виска, я произнесла себе приговор: « Ку-ку! С приветом три раза».
Мои родители жили через два дома от меня. Папа смотрел телевизор, а мама сидела на лавочке около сеней. Я всё ей рассказала, что со мной вечером произошло. Мама, улыбнувшись, высказала предположение: « Думаю, что это Королева Ангелов послала к тебе одного из Ангелов, чтобы утешить тебя в твоей неприятности».
« Кто такая эта Королева Ангелов?» - Недоумённо спросила я маму.
«Как кто? Это наша Богородица, возлюбленная Мать Христа».
« А почему Её так называют?»
«Это название Она получила за свою неустанную и чудотворную целительскую деятельность».
« Мама, а откуда тебе это всё известно?».
«От твоей бабушки Вари, моей матери. Как-то раз она рассказала нам о том, что монахине Катрине Лабур, жившей в Париже, ночью 18 июля 1830 года привиделся Ангел, велевший ей идти в часовню. Там она увидела Богородицу. Дева Мария назвала себя Священной матерью всех детей и Королевой Ангелов. Она сказала, что очень любит детей и всеми силами стремится сделать мир безопасным и счастливым местом для них».
Немного помолчав, мама добавила : «Дева Мария тесно сотрудничает со всеми, кто выбирает путь защитников детей, учителя или врачевателя. Всем, кто желает помочь детям, необходимо обратиться к Пресвятой Деве Марии за божественным руководством».
С того времени прошло 12 лет. Однажды вечером я увидела в « Новостях» по телевизору передачу о том, что 8 мая 2016 года архимандрит Феофилакт преподнёс в дар его Святейшеству - Патриарху Кириллу, на торжественной службе освящения вновь открытого после реставрации Воскресенского Собора икону Пресвятой Богородицы
« Радость всех Ангелов».
Тогда я и услышала, что Пресвятую Богородицу почитают, как Покровительницу Материнства. У этой иконы нет особой молитвы. Перед ней можно молиться и своими словами о благополучии детей, об исцелении болезней, о наставлении на правильный жизненный путь людей, сбившихся с него, о даровании любви к детям. Только
молиться надо с чистым сердцем, с искренним желанием помочь себе и другим и крепкой верой в Бога. И да будет всем тогда нечаянная радость.
12 Свежий ветер
Комиссарова Татьяна
На город опускался вечер, дороги дышали жаром и пылью, а небо пугало почти черными тучами. Тучи резали и рассеивали солнечные лучи, нещадно палившие землю целый день. Уже начинали слышаться первые раскаты грома, еще далекие и от этого они казались несмелыми и не предвещали сильной грозы, какая должна была разбушеваться в ближайший час.
Свежий ветер, вестник грозы, несмело начинал колыхать листву, перебирать перышки у одуревших от жары птиц, надувать легкие занавески на настежь распахнутых окнах.
Очередной порыв ветра вздул занавеску и опрокинул пустую водочную бутылку на пол. Сидевшие за столом мужики, готовые вылить в себя очередную стопку водки, оглянулись. Бубнивший очередной тост, малость замешкался, в затуманенном алкоголем и жарой мозгу потерялась та мысль, которую он только что жарко пытался излить своим собутыльникам. И уже немного погодя продолжил свою речь совсем другими мыслями. Теперь же он твердил, что все начальство козлы, а бабы, что ждут их дома - дуры, и отпрыски по уму не далеко ушли от своих мамаш. Мужики вяло кивали головами и согласно мычали.
Не мычал и согласно не кивал головой только молодой парень. Его мутило толи от выпитого, толи от этих дурных речей его дружков, толи от этой никчемной жизни, медленно и неверно текущей в этой квартирке. Шатаясь и спотыкаясь о бутылки и разбросанную обувь, он двинулся в коридор. Мужики, сидящие за столом и по бычьи кивающие головами, даже не заметили его ухода.
Парень шел, обрабатывая зигзагом шагов тротуар. Усилившийся ветер шквалами бил в бок, метал в глаза пыль и мелкий гравий. Уже начинали сыпаться крупные капли дождя, когда он забрел в старый двор. Тропинка вела прямо к резному крыльцу.
Над самой головой мелькнула молния и долгим раскатом громыхнул гром, стеной линул дождь. Парень нетвердым шагом зашел в подъезд. Поднялся по скрипучим ступеням на второй этаж. Чердачная дверца была открыта. Парню вспомнилось как в детстве они с мальчишками лазили по таким же чердакам, ловили летучих мышей, шугали голубей. Он осторожно поднялся на чердак. Здесь пахло пылью, прелыми досками, барабанил дождь, гулко отзывалась кровля раскатам грома. На четвереньках он дополз до чердачного окна, и открыл его настежь. В его убежище ворвался свежий воздух.
Парень вдохнул полной грудью. В этом ветре чувствовались ароматы трав, приложенных и побитых ливнем, запах уставшей от жары земли, откуда-то принесло запах чего-то такого знакомого. Только парень не мог понять, чего именно.
Хмель начинал понемногу уходить, мысли становились яснее, а дождь все еще лил и лил. Перед открытым окном метались ветви карагача, сверкали молнии. Мобильник молчал. Мужики, видимо, так и не заметили, что он ушел, а может просто не ищут.
Парень листнул телефонные контакты. Вот "Василич" - тот самый, что запнулся на своей речи. "Костыль" - быковатый мужик, работающий путейцем на железной дороге, и получивший кличку за то, что одним ударом мог забить железнодорожный костыль. "Артист" - дальнобойщик, в прошлом, артист городского театра и хозяин квартиры, на которой он частенько устраивал попойки. "Сергуня" - добрый малый, вечно скитающийся в поисках работы. Дальше шли контакты начальства и ребят из бригады. Никаких контактов "мама", "отец", или какая-нибудь "Ниночка" или "любимая".
"Родительских" контактов не было, да и быть не могло. Детский дом, интернат... родителей он не помнил совсем. А с девушками как-то не складывалось, да и с друзьями тоже не очень-то везло. Но хоть с работой повезло.
Ветер уже стих, тучи разошлись, обнажив черное небо, усеянное бриллиантиками звезд. Шел второй час ночи, еще несколько часов и рассвет. Новый никчемный день. Парень глянул на дату. "15 августа" - его День рождения. Мужики требовали от него "поляны". Но его все эти пьянки достали, хотелось отпраздновать по-домашнему: семья, близкие и самые верные друзья, и обязательно большой торт. Здесь, на чердаке, он дал сам себе клятву, что к следующим именинам, у него будут хотя бы верные друзья, а не только торт.
Едва по небу поползли первые рассветные всполохи, парень покинул чердак. Отлично зная город, он быстро выбрался на проспект. Город, умытый дождем и освещенный солнечными лучами, выглядел нарядным и праздничным. Парнишка чувствовал, что этот день будет особенным, что этот день как раз для того, чтобы изменить свою жизнь. На ходу он добавил номера собутыльников в "черный список" и удалил. Свежий ветер нес его к новой жизни.
13 Ведьма ч. 1
Марина Шатерова
На задних сиденьях сильно трясло, гул мотора, находящегося под полом, приглушал слова, но быть услышанными эти две женщины хотели меньше всего. Нервозно глядя в окно, они обменивались короткими фразами, а полупустой междугородний автобус увозил их из областного центра всё дальше в сторону небольшого городка-райцентра.
— Страшно как-то, говорят, ведьма она и люди у неё в квартире пропадают, прямо такая булгаковская «нехорошая квартира». – невысокая пухленькая блондинка с детским лицом готова была выскочить из автобуса на ходу.
— Да не бойся ты. – как могла успокаивала её высокая худощавая короткостриженая брюнетка. – Нас двое, если что – сбежим. Да и люди о ней хорошо отзываются, помогает она людям, не всех ест, наверное.
На последних словах она улыбнулась задорной мальчишеской улыбкой. Увидя в окно дорожный знак с названием нужного города, женщины подошли к дверям и вышли на остановке. Ориентируясь по карте в мобильном телефоне и оглядываясь по сторонам, пошли в нужном направлении, пока не упёрлись в девятиэтажку, утопающую в зелени берёз, тополей и дубов. Большой двор вмещал парковку и детскую площадку, на которой играли и пели что-то весёлое дети. Хорошая летняя погода, пешая прогулка и детское пение немного уняли внутреннее беспокойство и страх женщин. Подошли к нужному подъезду, позвонили в домофон, зашли в подъезд и на лифте поднялись на восьмой этаж.
— Всё будет хорошо! – зашептала брюнетка, чьи вечно взъерошенные волосы придавали ей сходство с мультяшным ежом.
Подружка тоже заметно оживилась, наверное, не страшно тогда, когда отступать уже некуда. Нужная дверь на площадке приоткрылась, и они шагнули в прихожую, где их ждала женщина в длинном зелёном платье с широким чёрным поясом. Внешность её удивительна: белая кожа с проступающими крупными венами, зелёные глаза, средней длинны чёрные волосы обрамляли овальное лицо с высоким лбом, тонкий прямой нос с лёгкой горбинкой, небольшой рот с пухлыми губами, аккуратный подбородок.
— Здравствуйте! Проходите в зал, не робейте. – улыбнулась она гостям белоснежной улыбкой.
Прошла в комнату первой, приглашая следовать за собой. Рост выше среднего, стройная мускулистая фигура с большой грудью, ноги с тонкими щиколотками и аккуратными небольшими ступнями. Посетительницы не сводили с хозяйки глаз, продолжая рассматривать ту, о которой так много слышали всего необычного.
«Голубая кровь! Аристократка» - подумалось брюнетке.
В прихожей вместе с хозяйкой гостей встречала её русская голубая кошка: гладкошёрстная, серенькая, с зелёными глазками. Прикрыв входную дверь, посетительницы быстро сняли обувь и прошли в комнату.
Интерьер двухкомнатной квартиры гармонично балансировал между комфортом и аскетизмом, не содержа в себе ни одной лишней вещи. Одна из комнат, спальня хозяйки, заперта, в углу двери пропилен лаз для кошки. Коридор вёл на кухню, виднелись двери ванной и туалета. В зале с выходом на балкон в центре стоял стол и несколько стульев, у стены – небольшой диванчик и кресло. Привычный для таких комнат шкаф-стенка отсутствовал, на его месте стоял небольшой в полстены шкаф на ножках. У смежной стены на полу стояло овальное зеркало в человеческий рост в железной кованой раме с подставкой, накрытое толстой бордовой узорчатой тканью, из такой обычно шьют шторы.
— Присаживайтесь за стол. Меня зовут Властелина, напомните мне, пожалуйста, ваши имена, чтобы я точно знала, кто из вас кто.
— Я – Нонна. – отозвалась пухлая блондинка. – Меня беспокоят проблемы с деньгами и одиночеством. Никак не могу выйти замуж.
Проговаривание проблемы вслух разбередило её душевные раны и обидчивое выражение вновь вернулось на её милое детское лицо.
— Майя. – отозвалась высокая худая брюнетка-ёж. – У меня проблемы со здоровьем. Только одно вылечу, что-то новое начинается и эта постоянная усталость, будто вагоны разгружала.
В отличие от подруги она держала боевой моральный настрой, чувствуя, что попала в надёжные руки и в ближайшее время её жизнь обязательно наладится.
Властелина молча поочерёдно посмотрела на сидящих за столиком женщин, словно просканировав их своими зелёными глазами-лазерами. Затем открыла дверки шкафа. Майя с Нонной, не сговариваясь, наклонились и заглянули туда – что же там хранится у загадочной ведьмы. Шкаф вмещал несколько полок с разными вещами: картами Таро, разномастными свечами, амулетами на цепях и шнурочках, подсвечниками, большой выбор благовоний, подставочки под них, баночки, разных размеров зеркала на подставках и без. На отдельной полке на уровне глаз расположились иконы.
Ведьма извлекла из шкафа колоду карт Таро, деревянную жаропрочную подставку под благовония, коробок спичек, достала из длинной картонной коробочки палочку благовония, установив её на подставке, чиркнула спичкой, подожгла, дав немного разгореться, задула пламя, оставив тлеть уголёк, от которого по комнате заструился лёгкий дымок. Ароматный дым, его запах и тонкие линии в пространстве комнаты помогали ей раскрыть сознание и больше увидеть в Судьбе посетительницы.
— Начнём с тебя, Нонна. Майя, тебя я попрошу пока пересесть на диван или в кресло.
Майя послушно пересела. Властелина села за стол напротив Нонны, которая перепугано наблюдала за происходящим. Достав из картонной коробочки колоду Таро, перетасовала её, разделила на три равные части и нижнюю переместила между верхней и средней, замерла с колодой в руках, глядя при этом пристальным взглядом на замершую перед ней блондинку, словно задавая мысленно некий вопрос высшим силам.
«Как кролик перед удавом» - подумалось в этот момент Майе, которая сидела на диване за спиной у колдуньи и видела лицо подруги.
Ничего пока не произнося вслух, Властелина начала вытаскивать карты из колоды, раскладывая их на столе в нужном порядке. Нонна, не отрываясь, следила за узкими руками ведьмы, длинные изящные пальцы заканчивались миндалевидными ногтями, покрытыми чёрным матовым лаком, а один из пальцев венчал серебренный перстень с большим нефритом.
«Жадеит! Прямо как в сериале «Клон» про Жади» - подумалось Нонне.
Сюжет и персонажи старинных карт Таро, нарисованы в коричнево-зелёных тонах столь реалистично, что Нонна не могла отвести от них взгляд. Позже во снах она словно попала в мир этих карт, став одним из персонажей, органично вписавшись в сюжеты – это были самые яркие и необычные сны за всю её жизнь.
Затем ведьма начала говорить, касаясь тех или иных карт, рассказала о прошлом и настоящем, будущее так же подвластно её видению, но многовариантность развития событий не давало ей возможности остановиться на каком-то одном пути. Дав несколько советов и указав на основные жизненные ошибки, исправив которые Нонна сможет наладить свою жизнь, ведунья провела дополнительный ритуал на открытие денежных потоков. Случай не очень сложный, каких-либо проклятий и «венцов безбрачия» на Нонне она не увидела.
— Теперь меняйтесь местами. – Властелина вновь подошла к шкафу. – Майя, теперь ты садись за стол.
Спрятав колоду Таро обратно в шкаф, достала небольшое круглое зеркало на подставке, между ним и Майей поставила на стол прозрачную чашу, которую наполнила холодной водой. Зажгла свечу, стоя за спиной у Майи, читала заговоры, держа свечу над посетительницей, второй рукой водила над её головой, смотрела при этом в зеркало на отражение сидящей. Затем подняла Майю со стула, поставила напротив стены, внимательно осмотрела её сквозь пламя свечи. Резко задула пламя, Майя аж вздрогнула от неожиданности.
— Порча! – коротко вынесла свой вердикт ведьма. – Нужно будет прийти ко мне ещё раз.
Сверившись с лунным календарём, висевшим на стене, велела приходить в четверг на следующей неделе.
— Всё поправимо, девочки, нужно лишь приложить немного усилий и жизнь наладится. – улыбаясь, прощалась Властелина с посетительницами, провожая их в прихожей.
Кошка, следившая за всем происходящим, сидя в зале на столе, теперь вышла в прихожую провожать гостей. Держа хвост трубой, выгнув спину, весело наблюдала за уходом женщин.
— Ну что, красавица, пошли отдыхать? – ведьма погладила кошку, та мяукнула в ответ.
— Ну как тебе? По-моему, ведьма-то настоящая. – взбудоражено зашептала Майя подруге, когда они вышли из подъезда.
— Согласна! Глядя на карты, столько всего про меня рассказать. – Нонна так же впечатлилась всем приходящим.
***
Оббитый деревянной вагонкой застеклённый балкон Властелины вмещал шкаф с ритуальной посудой и вещами, не боящимися холода и сырости, столик для чаепития, пару стульев с подушками из гобеленовой ткани с восточным узором. У стены стоял складной пластиковый шезлонг, который раскладывался, если убрать столик и стулья. Застелив шезлонг одеялом, можно спать на свежем воздухе – это отличный духовных отдых, расслабление, комфорт и одновременно близость к природе, кроны деревьев растут практически вровень с этажом Властелины. Шелест листвы и пение птиц успокаивают и дарят душевное равновесие. На балконе, так же, как и в каждой комнате квартиры, на полу стояла круглая мягкая лежанка для кошки, создавая комфортное место для отдыха и сна любимой питомицы.
Властелина заварила на кухне ароматный травяной чай и разместилась на балконе, чтобы отдохнуть. Нечасто она принимала сразу двух посетителей подряд, старалась беречь силы и приглашала не более одного посетителя в день или же разносила приём во времени. Незамужняя ведьма жила лишь с кошкой. Родители после выхода на пенсию вместе с бабушкой переехали жить в деревню, несколько влюблённостей в молодости закончились ничем. Как и любой женщине ей хотелось любви, заботы, детей, но… дар наложил на неё определённый отпечаток, обязанности, ношу и ответственность. В глубине души колдунья знала, что любовь в лице какого-то конкретного мужчины к ней обязательно придёт, и ребёночек будет, но не сейчас. Не у всех это бывает сразу, она же свои лучшие годы, молодость и силы отдала дару, служению людям и той силе, что живёт внутри неё.
Кошка уютно дремала на лежанке на полу. Ведьма погладила её, та приоткрыла глазки и приятно помурлыкала хозяйке. Взяв чашку со столика, она вернулась в квартиру.
***
Прошла неделя. В четверг на приём к Властелине пришла Майя, женщина с которой ведунья должна снять порчу. Посадив её на стул перед большим овальным зеркалом в железной раме, укрытым бордовой шторой, Властелина начала приготовления: достала благовоние «Ладан», установила его на жаропрочную деревянную дощечку-подставочку и подожгла спичкой. Спичка – это кусочек дерева и зажигать благовония таким образом, а не зажигалкой, значит пробуждать в помощь силы природы. Затем извлекла из шкафа большую стеклянную чашу литров на пять, в ванной набрала в неё до краёв холодную воду и поставила на пол между зеркалом и Майей. Помолилась перед иконами, стоящими на отдельной полочке в шкафу, достала свечу и так же зажгла её спичкой. Завершив все приготовления, подошла к зеркалу и сняла с него плотную бордовую ткань. Таинство началось!
Встав за спиной у сидящей на стуле женщины, Властелина мелодичным голосом властно и ритмично принялась читать заговоры и заклинания. Держа свечу над макушкой Майи, второй рукой водила над её головой и опускала вдоль туловища сверху вниз, сканируя тело сидящей. Аромат благовония, дым, особый ритм заклинаний, певучий голос Властелины расширил её сознание, заставляя дар раскрываться и работать в полную силу, вся её аура, энергетика светилась, пульсировала вокруг тела ведуньи.
Майя же, сидя на стуле и прикрыв глаза, слушая ритмичное звучание произносимых ведьмой слов, впала в транс, в какой-то гипноз, сознание словно распалось, расфокусировалось, казалось, душа покинула тело женщины и устремилась куда-то далеко. Тем временем Властелина подошла к зеркалу чуть сбоку, рассмотрела в матовой сверкающей поверхности отражение женщины, оценила цветовую гамму и целостность её ауры, расположение «порчи» - сгустков чёрного тумана. Пронося свечу рядом с этими участками, ведунья молилась, затем резкими движениями руки словно отбрасывала всю эту энергетическую грязь из биополя. Майя вздрогнула, её сознание вернулось к ней и она, всё ещё находясь в трансовом состоянии, увидела, как чёрны клубы дыма или тумана отлетают от неё и исчезают в поверхности зеркала, которое перестало отражать, а почему-то стало белым и матовым.
Серая зеленоглазая кошка ведьмы сидела на столе и наблюдала за всем происходящим. Когда чёрные клубы тумана «порчи» стали отлетать от незнакомой гостьи, кошка выгнула спину, вздыбила шерсть и грозно шипела, скаля зубастую пасть. Но голос Властелины, свет свечи и запах благовония успокаивал, расслаблял, вызывал полное доверие ко всему, что делала ведунья. Скоро всё закончилось, Властелина ещё раз посмотрела в зеркало, оценила состояние ауры Майи, провела вокруг неё свечой и рукой, произнеся заклинание, ставя этим защиту от злых сил. Поставила свечу в подсвечник на столе, та должна догореть дотла, нельзя её тушить и оставлять недогоревшей.
Подождав немного, пока посетительница полностью придёт в себя, Властелина приготовила травяной чай, женщины обсудили всё произошедшее и самочувствие после ритуала. Только после этого ведьма отпустила Майю домой, взяв плату за свою работу. Конкретных цифр она никогда не озвучивала, посетители интуитивно сами знали сколько нужно заплатить. Вознаграждение получалось ни большим, ни меньшим, а посильным для бюджета каждого конкретного посетителя. Властелина подошла к чаше с водой. Наполненная ранее до краёв, теперь была полна лишь наполовину, и вода из холодной стала ощутимо горячей. Взяв чашу в руки, ведунья выплеснула содержимое на поверхность зеркала так, чтобы вода омыла отражающую поверхность сверху донизу. Раздалось шипение и зеркало полностью поглотило воду, на полу не осталось ни капли. Хозяйка с удовольствием посмотрела на пол:
— Хорошо! Не нужно ничего дополнительно вытирать.
Накрыла зеркало плотной тканью и в изнеможении прилегла на диванчик у стены. Голова болела, руки тряслись, теперь нужно долго и крепко спать, чтобы прийти в себя и восстановить силы. Выпитый чай с травами так же пойдёт на пользу.
Но не все чёрные дымчатые шарики от порчи или других болезней полностью поглощались поверхностью зеркала. Иногда они ускользали, проходили сквозь пол, потолок и стены, их могли видеть соседи, в основном женщины, дети и животные. Во время ритуалов из квартиры ведьмы иногда доносились стоны и крики. Соседи её боялись, уважали, а время от времени и сами ходили за помощью. Жаловаться на всю эту «чертовщину» никто бы не стал, боялись, что ведьма их проклянёт.
***
С потенциальными клиентами Властелина общалась по интернету, в спальне стоял ноутбук с выходом в сеть. Затем, чтобы предварительно просканировать человека на адекватность и отсутствие угроз, колдунья беседовала с ним по телефону и только потом записывала на приём, приглашая в гости в определённый день. Посетителями Властелины в подавляющем большинстве были женщины, но обращались и мужчины, в основном бизнесмены с проблемами в делах или ревнивцы, ищущие любовников жены. В приёме таким клиентам ведунья не отказывала, помогая по мере сил решить ситуацию, но действуя больше из меркантильных интересов, мужчины всегда щедро ей платили. Дар ведьмы не бунтовал против заработка на нём, ведь он – сама её суть, часть её натуры.
В один из дней пришёл к Властелине бизнесмен:
— Мне нужно устранить конкурента. – безапелляционно заявил он. – Так, чтобы не нашли, «концы в воду», как говорится.
Такие случаи Властелина не любила больше всего, что же к ней-то с этим идут, а не киллера нанимают. Даже кошка пряталась от таких посетителей в спальне или на балконе, чувствуя в них скрытую угрозу.
— Расскажите подробнее, что вы не поделили. – начинала разговор ведьма.
В таких случаях она подключала тёмную сторону своей натуры – гипнотизировала, манипулировала, где-то даже подавляла волю этих людей. Сначала психологически разговаривала, разбиралась в ситуации, старалась изменить точку зрения клиента и отказаться от намерения творить зло, перетянуть на светлую сторону, показать другие варианты решения имеющихся проблем, не такие жестокие и кардинальные.
Были те, кто прислушивался к её мудрым советам и их хоть и невероятными трудами, но удавалось вогнать в нормальную жизненную колею. Но встречались и стойкие личности, работать с которыми не представлялось возможным и это заметно почти сразу, если настроиться: внутри таких людей на энергетическом уровне словно нерушимая кристаллическая решётка жёстких жизненных убеждений, кармы и негативных программ. Меняться они не желают и любые разговоры «за жизнь» воспринимают в штыки, а то и вообще создают угрозу для самой ведуньи, требуя от неё лишь быстрого и чёткого выполнения своего «заказа». Видя и чувствуя сразу таких «экземпляров», Властелина заставляла их исчезать с нашего плана бытия навсегда, тем самым облегчая жизнь всему окружению этих «милостивых государей».
Работая с большим овальным зеркалом, обычно ведьма видела прошлое и будущее посетителя, сидевшего на стуле перед ним: хронику ключевых моментов Судьбы, грехи рода, кармическую отработку или же добродетельные поступки, за которые прощаются некоторые негативные родовые программы, а то и второго Ангела-Хранителя человеку посылают. С хорошими людьми всегда проще, их судьбу нужно лишь слегка подкорректировать, подсказать, какие поступки совершить, перед кем извиниться, кому помочь, что изменить в своей жизни, чтобы она наладилась.
С этими же непробиваемыми бизнесменами, которые настоятельно требуют кого-то устранить магическим способом, Властелина работает по особой методике. Усаживает посетителя на стул перед зеркалом, достаёт, как обычно, из шкафа благовоние, ставит на подставочку и зажигает спичкой. Пятилитровую стеклянную чашу наполняет наполовину кубиками льда, замороженными предварительно в специальной форме в морозильнике на кухне, наполовину обычной холодно водой. Ставит чашу на пол между зеркалом и клиентом. Читает перед иконами несколько защитных молитв от сил зла и прося помощи в сложных делах. Затем ведьма зажигает свечу и снимает с зеркала плотную штору. Бизнесмен сначала видит обычную зеркальную поверхность и своё отражение в ней. Но постепенно, вслушиваясь в мелодичный ритм заговоров, нараспев читаемых Властелиной, он замечает, что зеркало тускнеет, отражающая поверхность покрывается белой туманной матовостью и словно светится по краям. Само сознание расфокусируется, расслабляется, гипноз, наведённый заговорами, полностью лишает мужчину силы воли и какого-либо критического мышления.
— Теперь вставай и иди прямо, подходи к зеркалу. – повелевала Властелина.
Бизнесмен вставал, осторожно пройдя мимо чаши со льдом и водой, подходил к зеркалу. Его поверхность светилась, словно атомный реактор начинала преобразовывать клетки человеческого тела в энергию, втягивая его в себя, пока тот полностью не исчезал в нём, словно через дверь пройдя из комнаты в зазеркалье. Транс, в который Властелина вводила таких бандитов и бизнесменов, заставлял их не только повиноваться, но и не орать при переходе, не бояться, а просто медленно и постепенно пройти сквозь зеркало. Душа, запертая в зеркале, принимала очертания прижизненной внешности и одежды, которая была на человеке в момент перехода.
Когда всё закончилось, ведьма задула свечу, поверхность зеркала погасла, и она накрыла его шторой. Уставший взгляд коснулся чаши, стоящей на полу. Лёд вперемешку с водой, которые её наполняли, полностью испарились. Предназначение этой воды – охлаждение при энергетической работе с зеркалом. Если работа не сложная, то вода просто нагревается, если снятие порчи, то испаряется наполовину, в тяжёлых же случаях, когда необходимо избавиться от опасного для общества посетителя, спрятав его в зеркале, то Властелина добавляла в холодную воду лёд для дополнительного охлаждения и даже в этом случае все пять литров зачастую полностью испаряются. В таком случае даже нечем в конце работы почистить поверхность зеркала. Обычно, если вода остаётся, то ведьма выплёскивает её на поверхность зеркала и жидкость сразу же с шипением впитывается, снимая накопившуюся информацию. Свеча в руке Властелины словно топливо, луч света, который раскрывает информационное пространство, заставляя ясное зеркало становиться белесо-туманным и «работать», как телевизор показывая Судьбу посетителя.
Однажды после снятия очередной порчи и ухода посетительницы, Властелина устало прилегла на диван в зале, совершенно забыв накрыть зеркало плотной бордовой тканью. Внезапно женщина проснулась оттого, что зеркало «заработало» само по себе, засветилось и в его поверхности, как на экране, она увидела серый туман, чёрные голые ветви деревьев, часть дороги, некое полуразрушенное здание с балконом и вывеской. В этом мрачном месте, прислонившись спиной к стене и поджав ноги, сидел один из тех, кого она туда отправила. Жуткое существо, похожее на крылана, пролетело мимо, издавая пронзительные звуки. Ведунья быстро встала, подняла с пола чашу с водой, выплеснула на зеркало, поверхность вновь полностью до капли с шипением впитало жидкость, очистилась, видение исчезло. Затем Властелина накрыла зеркало плотной шторой. Страшная ситуация! Ведьма после этого случая никогда больше не забывала «чистить» свой инструмент и прятать его под тканью, не давая таким образом проявлять самостоятельную активность.
Иногда, отдыхая на балконе за чашечкой успокаивающего травяного чая, Властелина думала обо всех этих немногочисленных людях, которых она вынуждена была обманом и силой запихнуть в зеркало и фактически отдать их души на откуп злым силам, которые хоть и редко, но помогали ведьме в её работе, защищали её. Проведя предварительную беседу в присутствии охраны и не сумев разубедить посетителя устранять конкурента, Властелина просила прийти на приём в другой день, без охраны. Деньги за работу брала вперёд, а когда «непробиваемый» бизнесмен или бандит оказывался в зеркале, то работа «по чистке кармы» уже была оплачена.
Себя злой и чёрной ведунья не считала, хотя и прибегала изредка к таким тёмным практикам. Наоборот, избавляя общество от таких «экземпляров», она помогала большому количеству людей, вынужденных терпеть их присутствие: родственники, соседи, подчинённые на работе, домашние животные, те же конкуренты, жизнь которых висела на волоске, они совершенно не заслуживали смерти. Иногда исчезновение человека – это единственный выход, облегчение и надежда на новую, лучшую жизнь. Не любила Властелина такие «заказы», куда приятней помочь бизнесмену, чиновнику или просто работающему человеку в денежных вопросах, что-то подсказать, открыть денежные потоки, сбалансировать энергетику. И жизнь заиграет совершенно другими красками.
14 Ведьма ч. 2
Марина Шатерова
Часть 1 (Начало): http://proza.ru/2021/01/25/1802
Жаркая летняя ночь позволяла комфортно спать на балконе и просыпаться утром на свежем воздухе под пение птиц. Открыв окно застеклённого балкона, Властелина рассматривала двор сверху, взгляд её остановился на джипе зелёного «бутылочного» цвета.
«Это же машина вчерашнего «упыря», которого я в зеркало упрятала» - вспомнила ведьма.
Взяв со столика телефон, выбрала номер из «Контактов», когда приятная мелодия мелофона сменилась привычным «Алло», заговорила:
— Никита? Привет. Это Властелина. – выслушав ответное приветствие, продолжила. – Машина для тебя есть, джип зелёного «бутылочного» цвета, как обычно у меня во дворе, диктую госномер…
На следующее утро машина пропавшего посетителя ведьмы тоже пропала, только никакой мистики в этом уже не было – её банально угнали и отправили на запчасти. Или же могли перебить номера кузова и двигателя, качественно перекрасить и перепродать.
***
В один из дней в домофон позвонили. Странное дело, посетителей Властелина не ждала, решила взять неделю отдыха после того, как запихала в зеркало того «упыря» за зелёном джипе.
— Кто там? – подняла трубку домофона ведьма.
— Это следователь. Впустите, пожалуйста, нужно поговорить. – приятный мужской голос вызвал симпатию, несмотря на тревожное содержание слов.
Властелина нажала кнопку, пропищал сигнал о том, что железная дверь подъезда впустила незваного гостя. Открыв дверь квартиры и впустив нестандартного посетителя, ведунья повела его на кухню и поставила на плиту чайник, чтобы заварить ароматного чайку.
— Вы – Властелина Борисовна Ночь, верно? – следователь во все глаза рассматривал хозяйку квартиры, такой красивой аристократической внешности он никогда ранее не встречал.
— Да, так и есть! Что Вас привело ко мне? – тревога поселилась в душе ведьмы – Как мне к Вам обращаться?
Очевидно, что начались поиски кого-то из пропавших с её подачи людей. Неужели таких «упырей» кто-то ищет.
— Извините, что забыл представиться – Рудольф Руфович Бородинский. Я по делу о пропаже бизнесмена из «области». По рассказам свидетелей, в частности, его охраны, он бывал у Вас дважды, сначала с охраной, потом приехал один. Сам пропал и машину тоже пока не нашли.
— Фото есть? – Властелина пыталась потянуть время и собраться с мыслями, чтобы не сболтнуть лишнего.
— Да, конечно. – следователь раскрыл чёрную пластиковую папку и извлёк фото.
Ведьма положила фото перед собой на стол, долго всматривалась в изображение, своего клиента узнала с первого взгляда. Тем временем закипел чайник, хозяйка достала из шкафа чашки и несколько баночек с травами, из которых сделала смесь и залила кипятком, переставила чашки на стол: одну перед следователем, вторую – рядом с собой. Всё это время она обдумывала наиболее простой и приемлемый ответ на вопрос о местонахождении теперь уже зазеркального клиента.
Следователь тем временем любовался стройной мускулистой фигурой хозяйки, её большой грудью, которую обтягивало элегантное бежевое платье с тонким кожаным ремешком. Следил за её тонкими руками и миндалевидными наманикюренными ногтями и это загадочное серебряное кольцо с большим зелёным камнем.
«Вот так выглядят ведьмы на самом деле» - подумалось ему.
Когда перед ним поставили чашку со струящимся над ней ароматным паром, то бдительность его окончательно улетучилась. Как же хорошо просто сидеть на этой уютной кухне, любоваться красивой женщиной, пить необычайно вкусный чай и вести разговоры.
— Да, он был у меня. – наконец-то начала говорить ведунья. – Представился Максимом, рвал и метал, требовал устранить падлу-конкурента, так он выразился, но я ведь психолог-эзотерик, а не киллер, это нужно понимать, когда приходишь ко мне на приём.
— Психолог? – чуть не поперхнулся чаем следователь. – Мне о Вас говорили совершенно иное, что…
— Что я – злая ведьма? – Властелина улыбнулась идеально белыми зубами.
Следователь окончательно обезоружился и уже не знал, как дальше с ней разговаривать, в своей следственной работе ему впервые довелось допрашивать ведьму, по крайней мере это так звучало из уст свидетелей.
— Я училась на факультете психологии и социологии государственного университета в столице, могу диплом показать. Изначально хотела идти в медицинский, но не хватило баллов аттестата, а на общих основания сдать экзамены с нужным проходным баллом нереально сложно. Теперь же считаю, что психология наилучшим образом гармонирует с моим даром, помогая мягко и тактично работать с людьми, качественно помогать нуждающимся.
— Так что же с Максимом, как Вы ему помогли? – изо всех сил пытался не упустить главную нить разговора следователь.
— Максим пришёл ко мне с охраной, яростно требовал устранить конкурента. Я мягко побеседовала с ним, что это проблему не решит в принципе, исчезнет один на его место придут другие. А вот над его кармой поработать, удалить негатив, открыть денежные потоки – это вернее всего. Вот поэтому я и просила Максима заглянуть ко мне второй раз одному, без охраны, так как всё это занимает много времени и после ритуалов до конца дня нужно молчать и пребывать в одиночестве – это необходимое условие для того, чтобы всё сработало. Я поработала с ним, после чего Максим сел в машину и уехал.
— Вы видели, как он уезжал?
— Нет, очень устала, в окно не смотрела.
— Он звонил Вам после этого?
— Нет, поблагодарил перед уходом и всё. Обычно, когда жизнь налаживается, мои услуги больше не требуются и обо мне благополучно забывают.
— А Вы умеете искать людей по фото?
— Умею, но с моими клиентами это уже не работает, я ставлю сильную защиту от магических воздействий, сканирование местонахождения человека – это одно из них, поэтому не уверена, что выйдет.
Властелина для отвода глаз всё же долго и пристально всматривалась в фото Максима, затем, вздохнув, выдала свой вердикт.
— Не вижу я его, словно белым куполом его накрыло. В монастырь он что ли ушёл, хотя такие обычно не уходят.
Следователь окончательно был сбит с толку.
— Властелина Борисовна, Вы ведь понимаете, что Вы последняя, кто видел его? Мне нужно будет обыскать Вашу квартиру.
Ведьма приподняла брови:
— Будет ордер – обыскивайте.
Допив чай и извинившись за выполнение своих служебных обязанностей, следователь изволил откланяться.
— Я всё понимаю, Рудольф Руфович, Вы честно выполняете свою работу и это вызывает уважение.
Немного помолчав, Властелина добавила.
— А у Вас дома есть белая кошка по кличке Манка, верно?
Следователь удивился.
— Верно, а откуда Вы знаете?
— Дар у меня, Вам же уже говорили. Болеет она у Вас, что-то в нижней части живота, срочно, не теряя времени, везите её к ветеринару. Ваша питомица может погибнуть.
Серая кошка ведьмы сидела в этот момент в прихожей, провожая гостя, на этих словах хозяйки она утвердительно муркнула.
Следователь ещё раз бросил взгляд на сочную грудь Властелины и в задумчивости ушёл.
«Он ещё вернётся» - улыбнулась своим мыслям ведунья.
***
Получив ордер, следователь обыскал квартиру психолога-ведьмы, но ничего криминального в эзотерических атрибутах и скудной мебели не нашёл. Чтобы найти хоть какие-нибудь зацепки по делу, опросил соседей Властелины, показывая им фото Максима и его машины, того самого джипа броского зелёного бутылочного цвета. Те машину видели, но все, как один сказали, что сам Максим на ней и уехал.
Догадались, что в квартире Властелины опять кто-то исчез, но «стучать» на неё никто не решался. Хоть и страшно жить рядом с ней, но в то же время советы по здоровью, судьбе и деньгам у ведуньи на сто процентов верные. Очень нужен такой человек, как она, рядом, кто-то даже сравнивал Властелину с Вангой, а кто-то соглашался с мнением, что некоторым людям полезно исчезнуть, слишком уж много беды от них окружающим.
Подозрения с Властелины были сняты, но расставаться с ней совершенно не хотелось.
— А Вы оказались правы, Властелина, я отвёз кошку к ветеринару и ей провели строчную стерилизацию из-за кисты в матке. Спасибо Вам за помощь!!! А можете ещё здоровье мамы по фото посмотреть?
Рудольф Руфович теперь искал повод пообщаться с этой красивой и удивительной женщиной, так как «рабочие» поводы навещать её уже исчерпали себя.
— Конечно могу! Проходите на кухню, сейчас чайку попьём.
Властелина поставила чайник на плиту, подготовила травяную смесь в чашках, принесла из комнаты, благовония, подставку и спички, установила палочку на подставку, чиркнув спичкой подожгла, чуть подождав, задула, оставив лишь тлеющий уголёк, от которого по кухне рассеивалась тонкая струйка дыма. Сев за стол и положив перед собой фото матери следователя, она закрыла глаза, расслабляясь и сосредотачиваясь одновременно. Затем открыла глаза и долго всматривалась в изображение, взяла фото в руки, проводила над ним ладонью сверху вниз, медленно поворачивала под разными углами. Эти манипуляции продолжались довольно долго.
На плите вскипел чайник, свистка на нём не было, хозяйка, как и её питомица-кошка, не любили резких звуков. Рудольф Руфович, чтобы не нарушать таинства диагностики, сам встал из-за стола, взял прихваткой чайник, разлил кипяток по чашкам, поставил их на столе перед собой и Властелиной.
Через некоторое время ведьма заговорила, назвав как те болезни, о которых следователю уже было известно, так и те, симптомы которых только-только начали проявляться, диагноз по ним пока ещё не поставлен врачами. Услышанное до глубины души поразило Рудольфа, его аналитический ум отказывался верить во всю эту мистику, что можно вот так вот увидеть фото незнакомого человека, поколдовать немного над ним и со стопроцентной точностью рассказать обо всех болезнях, как о уже известных, так и о тех, на которые следует обратить внимание немедленно. Как заворожённый, он не отрываясь следил за работой Властелины, за каждым её движением, рассматривая и любуясь её красотой.
«Какая же она красивая, сказочная что ли, а главное – не мошенница, а настоящая». – думал он восхищённо.
— Спасибо Вам большое, Властелина Борисовна, как я могу Вас отблагодарить? – потрясённо произнёс он вслух.
— Не за что, Рудольф Руфович, это же мама!!! – улыбнулась в ответ ведунья. – Ваш телефон у меня есть, если мне понадобиться Ваша помощь, как следователя, то я всегда могу Вам позвонить, верно?
— Конечно! – благодарно выдохнул следователь. – А могу ли я тоже обращаться к Вам за помощью в поиске людей?
— Да, буду рада помочь людям. – согласилась она.
Властелина уже почувствовала, поняла, что Рудольф Руфович и есть её судьба, тот самый мужчина, за которого она может выйти замуж и родить детей. Нужно только время, чтобы аккуратно начать отношения.
Следователь проживал в том же городе, но в противоположной его части. Ехать в гости приходилось долго, но в дороге воспоминания об этой удивительной красивой женщине делали время в пути совершенно незаметным. Обследовав мать у врачей и вовремя начав лечение, Рудольф Руфович наведался в гости к ведунье с тортом и букетом белый лилий. Именно эти цветы у него ассоциировались с её удивительность внешностью. Обрадовавшись такому приятному визиту, поблагодарив и поставив цветы в вазу, а чайник на плиту, Властелина начала разговор.
— Как Ваша мама?
— Хорошо. Благодаря Вашим рекомендациям лечение начали вовремя, избежав многих возможных осложнений. Спасибо Вам ещё раз.
— Всё будет хорошо. – улыбнулась ведьма.
— Расскажите, пожалуйста, о своём даре, откуда у Вас такие способности и как Вы их развивали? – следователь наконец-таки озвучил вопрос, мучивший его всё это время.
— Мой дар наследственный. – начала свой рассказ Властелина. – Перешёл ко мне от бабушки. Первое осознание дара пришло ко мне ещё в детстве, когда я начала понимать язык животных, а потом с изумлением узнала, что другие дети во дворе зверей не слышат, точнее слышат, но не понимают смысла издаваемых ими звуков. Потом уже, будучи подростком-школьницей, заметила, что когда стою сбоку и вижу чьё-то отражение в зеркале, то оно трансформируется немного, колышется, цветовая гамма отражения показывает истинную чуть человека: злобу, зависть, алчность, равнодушие, похоть, садизм, слава Богу редко, но встречалась жажда убивать и насиловать. Но встречались и добрые люди, любоваться отражением которых невероятно приятно: любовь, милосердие, жалость, искреннее сочувствие, желание бескорыстно помогать, доброта – эти душевные качества дают очень светлую радугу, радость на душе и у меня самой.
Властелина улыбнулась этим воспоминаниям, чуть подумав, продолжила.
— Мама и бабушка много работали со мной, развивали мой дар, учили не рассказывать каждому встречному о своих способностях, а помогать истинно нуждающимся в этой помощи. Сейчас родители вышли на пенсию и живут в деревне с бабушкой.
Они продолжали разговор, пили чай и ели вкусный торт, кошка пришла к ним на кухню, сидела на лежанке, которые были буквально в каждой комнате дома, чтобы создать комфорт любимой питомице, шевелила ушами, прислушиваясь к разговору, частый гость хозяйки пришёлся ей по нраву.
***
Рудольф Руфович продолжал навещать Властелину по рабочим вопросам. Денег она с него не брала, но он привозил продукты и корм для кошки. Прошло довольно много времени прежде, чем он впервые остался у ведьмы на ночь. Близость с ней оказалась чем-то совершенно волшебным и бесподобным, сильнейшая энергетика, исходившая от женщины, обволакивала его и словно припечатала, склеила их между собой.
«Теперь мне никуда от неё не деться» - подумал следователь на следующее утро, собираясь на работу.
Но от этой мысли ему становилось не сколько боязно, сколько сладко и трепетно на душе.
Властелина по-прежнему принимала посетителей, как обычных, так и сложных – тех самых бандитов и бизнесменов, которым нужно помогать с деньгами и конкурентами. Если настроить денежные потоки – дело техники, то с «устранением конкурентов» приходилось повозиться по той же схеме: сначала психологически убедить этого не делать, если же клиент непреклонен и опасен, то приходилось снова избавляться от него, спрятав в зеркале. Машина клиента по звонку колдуньи тут же угонялась верным ей человеком. Радовало то, что таких несговорчивых клиентов приходило очень мало.
В такие дни или же, когда была сильно измотана снятием порчи, Властелина звонила Рудольфу и просила не приезжать, дать ей возможность побыть одной и восстановить силы. Следователь в глубине души подозревал, что за этим может стоять очередное исчезновение человека, но теперь, как лицо лично заинтересованное, просто закрывал на это глаза, успокаивая себя тем, что другой такой женщины не существует, и что-либо менять он не хочет, будь Властелина хоть киллером, хоть самим дьяволом.
В какой-то момент ведьма ощутила зарождающуюся в ней новую жизнь. Через месяц пара расписалась в ЗАГСе, белое платье лишь подчеркнуло красоту этой особенной женщины, друзья и близкие родственники разделили их счастье, фотограф запечатлел каждое трогательное мгновение этого дня.
Минуло несколько месяцев. В колыбельке сладко спала маленькая девочка, кошка мурлыкала рядом, охраняя сон малышки от злых духов. Молодые родители склонились над колыбелью.
— Я чувствую, что к ней перейдёт мой дар, уже сейчас она имеет зачатки способностей. – с нежностью и гордостью произнесла Властелина.
15 Я тебя никогда не брошу
Нина Пигарева
У молодых здоровых супругов Тропининых родилась девочка с неизлечимым дефектом позвоночника.
При первом кормлении Надя, непроизвольно роняя слезинки, нежно прижав кроху, ласково шептала: «Я люблю тебя, моя рыбка, и никому не позволю обидеть». Не отвернулся от родного дитя и Геннадий.
Словно маленькую принцессу гордо выносил он розовый "свёрточек" из дверей роддома.
- С появлением малышки, - поддержал жену Гена, - в нашем доме теперь будет больше тепла и света. Давай назовём её Светланкой.
- Конечно, любимый, - прослезилась Надя.
... Света росла открытым, добрым, послушным ребёнком. Девочка легко влилась вначале в детсадовскую «семью», а потом и в школьную. Никто из детей не подшучивал над её физическим недостатком. Лишь однажды в пятом классе новенький ученик в первый же день назвал Свету горбатым карликом, приняв по спортивной одежде и короткой стрижке за мальчика. Все одноклассники, как по команде, кинулись на того с кулаками, а Светланка, успев закрыть собою новичка, тихо попросила: «Не надо, ребята, вас за него накажут, мне будет гораздо больнее». С того момента Свету стали уважать ещё больше.
…Двенадцать лет Надя с Геннадием о втором ребёнке и не заикались. Первой молчание нарушила Надя: «Ген, мне скоро тридцать. Может пересилим страх, «купим» Светочке братика или сестрёнку. В жизни опорой ей будет, когда нас не станет».
…Спустя десять месяцев Тропинин так же важно выходил из родильного дома с розовым кулёчком. Новорожденная по всем показателям была здорова.
Взглянув на темноглазую сестрёнку, радостная Света воскликнула: «Какая же она хорошенькая! Ей подойдёт имя - Карина».
- Карина, так Карина, - согласились родители.
Девочка, в самом деле, подрастала необыкновенно чудесным с виду, но колючим ребёнком, как роза в летнем саду. От её «шипов» в первую очередь страдала старшая сестра, которую Карина стыдилась с раннего детства. Никогда и ни за что она не появлялась на людях с обездоленной Светланой. Старания родителей сблизить разновозрастных детей, оборачивались ещё большей отчуждённостью, непреодолимая пропасть между ними только росла. В ответ на оскорбления, Света, даже в душе, никогда не желала сестре зла.
Карина по окончании школы планировала уехать в столицу и стать известной фотомоделью. Но, после успешной сдачи выпускных экзаменов, девушка вдруг почувствовала резкую слабость, головокружение, быструю утомляемость.
Тест на беременность оказался положительным. Её любовник, женатый обеспеченный предприниматель сунул ей пачку денег и повелел избавиться от ненужных ему «проблем». Стать матерью, к тому же одиночкой, в планы Карины не входило. Не заморачиваясь, она решила всё сделать в тайне от родителей, и следовать за мечтой.
Надежда, седьмым чутьём почувствовав неладное, вызвала дочь на откровенный разговор.
- Мне «путы» в восемнадцать лет совершенно ни к чему, - вспылила Карина, - не вмешивайтесь в мою личную жизнь. Сама разберусь!
- Не губи безвинную душу, - скрестила на груди руки Надежда, - ты только роди, мы с отцом на себя запишем. Москва никуда от тебя не денется. А матерью в дальнейшем можешь и не стать. Карина, устроив родительнице постыдный денежный торг, приняла её условие.
…Тропинин, поседевший, но полный ещё сил, в третий раз при выписке в роддоме принимал на руки розовый конверт. Улыбнувшись, Геннадий поблагодарил жену за спасённую жизнь.
Морозный зимний день с порывистым ветром поторапливал Тропининых домой, где их возвращения с нетерпением ожидала Светлана, накрыв праздничный стол.
Малютку нарекли Сонечкой.
А Карина сутками ранее, покинув родильное отделение, была уже на полпути к заданной цели.
…Через пару месяцев, она выглядела как прежде: эффектная уверенная блондинка с бездонными карими глазами.
До фотостудии Карина не дошла, попав в поле зрения пожилого бизнесмена. Ослеплённый красотой девушки, мужчина пообещал положить к её ногам весь мир.
…Бонусом за первую ночь стала двухкомнатная квартира, документально оформленная на Карину. Машина, шубы, драгоценности и прочее появлялись у молоденькой содержанки, словно по мановению волшебной палочки. Ничего не жалел богач для «новой игрушки». Сделал даже хозяйкой престижного салона красоты.
- Если я захочу с тобой расстаться, - заявил он однажды, - тебе останется всё, если ты взбрыкнёшь – уйдёшь ни с чем. Вздумаешь другого найти – голову снесу.
Богатство осталось при Карине, но плата за него оказалась высокой. У любовника были жена и взрослые сын и дочь. От Карины наследников он не жаждал. По прошествии пяти лет их связи, желание Каринки оставить ребёнка он не стал даже обсуждать, строго предупредив впредь избавить его от подобных сюрпризов.
Пролетела ещё одна «пятилетка». У Карины было всё, кроме главного – детей. Мечта о малыше не давала покоя. По ночам в кошмарных снах ей часто слышался голос не родившегося младенца. Просыпаясь в холодном поту, она готова была волком выть.
Когда в один из осенних неблагоприятных дней у метеозависимого магната случился инсульт с летальным исходом, Карина, спокойно вздохнув, на таран пошла к заветной цели. В любовь она не верила, ею всегда правили деньги и холодная расчётливость, потому хотела, чтобы ребёнок был только её.
Закружив роман с безумным красавцем – юным альфонсом, Карина желала одного.
Год пролетел впустую. Обеспокоенная женщина обратилась к врачу, затем к другому, третьему… пятому… десятому. Вердикт звучал один – не поможет даже ЭКО. Только усыновление.
Отчаявшаяся Карина впервые вспомнила о брошенной дочери. Нахлынувшие чувства, опережая разум, гнали её в родное село. Всю дорогу она мысленно искала себе оправдания, в глубине души надеясь, что родители поймут её, простят и отдадут дочь.
На фоне яркого мегаполиса серой будничной показалась глубинка. Весенний наряд не успел скрасить её унылость: голые кусты и деревья. Новостроек нет, неказистая старая школа, убогий магазин, клуб – одно название. Старинный полуразрушенный храм вызывает боль.
- И здесь живёт моя девочка, - возмутилась в сердцах Карина, - ничего, скоро, родная, тебе откроется другой мир.
Подрулив на дорогой иномарке к отчему порогу, Карина достала из багажника здоровенного плюшевого медведя и чемодан обновок для дочки.
Соня была в школе. Геннадий – на работе. Надежда со Светой лепили пельмени. От неожиданности рука матери резко скользнула по столешнице, «вальцовка» метелицей посыпалась на пол. Сестра попыталась обнять Карину. Но та, отстранившись от её приветствия, виноватым голосом обратилась к матери: «Мам, я приехала за дочкой. Вы с папой уже не молоды, не дай Бог, случись с вами что, она останется сиротой».
- А что же, дочь, ты не думала о наших годах и о новорожденной, когда отказную подмахнула, когда все семейные сбережения забирала? - перебила Надежда.
- Ну, прости, мам, не хотела обидеть. Я крепко встала на ноги и достойно могу позаботиться о Соне.
- Да я давно простила, но дело не в том. Ты, Карина, мать биологическая, я – по документам, а в сущности Соня Светлану считает родной мамой.
Побагровев от ярости, Карина закричала: «Да как вы могли допустить, чтобы нормальный ребёнок называл матерью эту уродку?!» От обиды Света опрометью выскочила во двор.
- А ну-ка поубавь, дочура, тон. Между прочим, не ты по ночам вскакивала к плачущей малютке, а Света не смыкала глаз, когда у той резались зубки, когда поднималась температура. И по больницам с нею Светка моталась. И с разбитыми коленками она тоже бежала не к тебе. Недаром первое слово «мама» Сонечка адресовала Светлане.
- Ладно, мать, не разводи демагогию, - взорвалась снова Карина, - придёт Сонька, у неё спросим, с кем и где ей будет лучше: с обеспеченной матерью в Москве, или с вами в захолустье.
- Не смей баламутить ребёнка. Внучка знает правду, и это не мешает ей быть счастливой. Сонечка со Светой – единое целое. Уезжай, Каринка, прошу, уезжай. Пусть время нас рассудит.
- Не время, а Сонька, - съязвила новоявленная мамаша, завидев в окне промелькнувшую детскую фигурку в малиновой курточке.
- Соня, дочка, - метнулась к ней Карина, - посмотри, сколько нарядов я тебе купила, - доставая из чемодана, трясла она дорогими шмотками перед растерянной девочкой, - а дома мы с тобой будем ходить в кино, на выставки, в бассейн, в цирк. Ты же хочешь увидеть живых медведей?! И не дав опомниться, Карина, будто клешнями, вцепилась в хрупкую девчушку.
Соня, с трудом вырвавшись из объятий незнакомой женщины, спряталась за спину бабушки и не по-детски серьёзно ответила: «Тётя, мне не нужны Ваши медведи ни живые, ни игрушечные. Пожалуйста, заберите всё назад и уходите».
…Пройдут месяцы и годы, а прощальная картинка то и дело будет всплывать перед глазами увядающей одинокой Карины: вишнёвый с набухшими почками сад, на сырой скамейке – заплаканная, сгорбленная до колен, Светлана. Её лицо, голову, руки, плечи осыпает поцелуями Сонюшка, приговаривая: «Мамочка, любимая, не плачь. Ты у меня единственная! Самая красивая, самая добрая, самая лучшая в мире. Я тебя никогда не брошу. Никогда!»
16 Белое и белое
Владимир Гребнов
***
— Маменька, когда я умру, будьте любезны, похороните меня в белых тапочках.
— Господь с тобой, сын. Что ты говоришь матушке? Как такое возможно? И тебе нисколько не стыдно?
— Моя жизнь — это сплошная ошибка природы. Я не умею жить, матушка.
— Тебе от меня что-то надо? Как всегда, денег?
— Я проигрался в карты. Графу N. Карточный долг — дело чести. И теперь мне остается только умереть.
— Сколько?
— Сто, маменька.
— Эко ты хватил, голубчик. Так мы скоро по миру пойдем с твоими забавами. Сто… надо же…
— Это не забавы. Это болезнь души, маменька. К тому же, для вас эта сумма — все что пыль на ветру.
— Не говори так про деньги, сын. Не к добру так говорить. Возьмешь у Панаса. Скажешь, я велела. Но ты должен пообещать, что с картами покончено. Ни-ни!
— Ни-ни, маменька! Бог слышит мои слова!
— Во что играли-то, сын? В преферансы, поди?
— Не, для преферансов я слишком глуп, маменька. В фараона играли.
— Эх, голубчик… Пушкина почитай, «Пиковую даму». Может это тебя научит…
— Читал я, признаюсь. Мистики много, а у нас, гляди, електричество скоро проведут. Не про то вы… В любом случае, премного благодарен, маменька! Пойду я. Долг отдать надо.
— С Богом.
— За белые тапочки это я так, блажь… Не берите в голову.
Молодой человек накидывает сюртук и спускается к камердинеру. Ноздри его раздуваются, в глазах озорной блеск.
— Панас, будь добр, дай мне сто на руку. Маменька велела.
У камердинера мутный взгляд и круги под глазами. С вялым безразличием, на полном автомате он отсчитывает деньги и протягивает их наследнику.
— Ты бы поаккуратнее, Панас. Вишневкой за версту несет. Вот маменька учует, греха не оберешься.
Камердинер вытягивается в струнку, глаза блестят, с отвисшего уса падает тяжелая капля на пол.
— Так точно!
Ухмыляясь про себя, довольный юноша выходит на улицу и садится в бричку. Все то время, пока едет, он вспоминает мелкие делали своего позорного проигрыша. Кривится, лицо его мрачнеет, наливается нездоровым румянцем. Заходит в особняк графа N на нервическом взводе.
Граф N встречает его в гостиной. Не давая ему открыть рта, юноша достает деньги и швыряет их на пол.
— Будьте добры! Подберите! Вы!!! Грязный мошенник!
Белое лицо графа N приобретает кирпичный оттенок. На несколько секунд он застывает. Затем произносит ровным, хорошо поставленным баритоном:
— Немедленно требую сатисфакцию.
— Что ж, извольте! Где и когда?
— Я повторюсь. Немедленно! Кто будет вашим секундантом?
— Так с ходу? Сложно сказать.
— У меня гостит доктор Зауэр. Вы его хорошо знаете. Если не откажете, я с ним поговорю.
— Буду признателен.
— С моей стороны будет маркиз Орби. Он также здесь. Думаю, согласится.
— Не сомневаюсь.
— Как только все улажу, выедем к предместью Веригово. Там есть укромные места. Что скажете?
— Полностью разделяю. Жду с нетерпением.
Через час от особняка графа N отъезжают две кареты и несутся за город. Простолюдины и служащие, завидев резвых коней, шарахаются в стороны.
Рядом с молодым человеком сидит лысый старик в пенсне, накинутым на птичье лицо. Доктор Зауэр.
— Знаете, а ведь вы попали, достопочтенный. Граф N никогда не промахивается. Слыхали об этом? — каркает он в самое ухо юноши.
— Нет. Впервые слышу. А впрочем, мне все равно.
Пока они едут, смысл происходящего постепенно доходит до молодого человека. Перед его взором проносятся любимые картинки светского быта — шампанское, канделябры со свечами, кисейные кружева дам, призывные улыбки кокоток, модные фраки, кареты и многое другое. Он понимает, что поставил свою жизнь на карту, и, скорее всего, эта карта проигрышная. Но позднее сожаление уже ничем не поможет, остается уповать на Бога. И еще маменьку жалко, право… Юноша видит, как подрагивают его колени, кладет одну ногу на другую, и обреченно смотрит в окно.
— Расстояние в двадцать шагов. Десять шагов от барьера. После условного сигнала участники сходятся. Право первого выстрела за потерпевшей стороной. То есть, за графом N. Надеюсь, возражений нет? — маркиз Орби смотрит на молодого человека и, не получив ответа, отходит назад. — Прошу дуэлянтов занять свои места!
Он выжидает с минуту, глядя на то, как мужчины занимают свои места. Затем медленно поднимает шляпу, еще ждет немного, и резко опускает ее вниз.
— Начали!
«Не зря я думал про белые тапочки. Это знак свыше», мелькает в голове у юноши. Вслед за этим мир останавливается, все застывает на месте, исчезают звуки, он также замирает, не в силах пошевелиться, и непонятно, сколько это длится, потому что времени тоже нет, но вдруг возле самого уха он ощущает легкое дуновение и вслед за этим слышит резкий хлопок… «Матерь Божья!!!», — он закрывает глаза и что есть силы давит на курок пистолета.
Гробовая тишина вокруг. Но вот начинает трещать сорока, слышится цокот саранчи и наконец все перекрывает неровный, растерянный голос Орби.
— Прямо в лоб. Скончался на месте. Полагаю, дело закончено.
***
Мужчина откидывается на спинку стула, потягивается, глубоко вздыхает и смотрит на mercedes prima с желтыми глазками кнопок. Легким движением выдергивает из нее желтый лист бумаги и перечитывает написанное. Довольно хмыкает, бросает на стол, поверх пепельницы с горкой окурков.
Затем встает, накидывает плащ, тушит свет и выходит из кабинета. Вечер встречает его сыростью недавнего дождя и шлепками прохожих по тротуару. Он вливается в серый поток, на ходу закуривает, рассеянно смотрит под ноги. Кепка сдвинута на бок, плечи опущены, широкий плащ разлетается фалдами.
Через два квартала заходит в магазин «Продукты», покупает две бутылки кефира, кладет в сетку и долго пересчитывает мелочь от сдачи. Выходит, опять закуривает и продолжает свой путь. Где-то дальше, стоя у светофора, смотрит на магазин «Обувь» с другой стороны улицы. Переходит дорогу и останавливается у витрины.
Первое, что бросается в глаза — белые тапочки. Безвкусные, примитивные, ворсистые. Сверху красной нитью вышита звезда, внутри желтой нитью серп и молот.
«Даже в тапки всунули. К чему эта безвкусица?», думает про себя мужчина и смотрит по сторонам, словно боясь, что его мысли услышат прохожие. «Наверное, этих тапок миллионы по всей нашей огромной стране. Не перечесть. В гробу я видал эти тапки».
Но он все же заходит в магазин, осматривается, скользит безразличным взглядом по стеллажам со штампованной продукцией, подходит к женщине, перекладывающей коробки с товаром.
— Товарищ продавец, скажите, а вот эти белые тапочки, которые вон там…
Жест в сторону витрины. Женщина оставляет свое дело и вопросительно смотрит на него.
— Ну?
— Я имею в виду белые тапочки. Скажите, на всех вышита звезда?
Женщина немного думает, затем сводит брови.
— Что-то не так? Вы против звезды?
— Нет, что вы, я за!.. — спохватывается мужчина. — Очень удачное оформление. У вас есть сорок второй размер?
— Есть все размеры.
— А сорок второй есть?
— Я же вам сказала, мужчина…
— Дайте мне одну пару.
Поверх бутылок с кефиром в сетку ложится белая коробка со знаком качества. Опять улица, люди, мокрый тротуар, опять сигарета. Через какое-то время мужчина заворачивает в темный двор, похожий на колодец, заходит в подъезд, поднимается по лестнице и открывает ключом дверь.
— Привет, мама! Я дома.
— Сынок пришел, — слышит он голос из кухни. Шарканье тапок по полу сопровождает появление старушки с измятым лицом, с седыми буклями. — Кушать будешь?
— Да, мама. Я купил кефира. Тебе для желудка.
— Ох, сынок, моему желудку уже ничем не поможешь. Иди, я тебе налью супчика.
— И еще тапки купил. Белые.
Звон посуды в кухне затихает. Повисает молчание.
Мужчина спешит к старушке и обнимает ее.
— Мама! Ты не то подумала. Это я так, для себя. Не знаю зачем. Вдруг захотелось. Глупость какая-то.
— А тебе-то зачем? Умирать собрался?
Мужчина садится за стол. Проводит рукой по волосам. Внимательно смотрит на мать.
— Кто его знает, мама. Сама видишь, в какое время живем. Повсюду чистки, аресты. Сейчас вот за писателей, поэтов взялись. Они пропадают и потом мы узнаем, что кто-то в ссылке, а кто-то расстрелян. Тревога на сердце, мама.
— А ты пиши, как надо. Про колхозы, пятилетки, про ударный труд. Тогда и почет будет, и слава.
Мужчина нервно дергается за столом.
— Мама! О чем ты говоришь? Как такое можно про творчество? Оно не подлежит влиянию извне. Оно должно быть свободным, без границ! Иначе превратится вот в этот кефир. Или в белые тапки со звездою на них. Ты представляешь, миллионы одинаковых белых тапок со звездою, серпом и молотом?.. Вот во что это превращается, когда на тебе поводок.
Женщина садится рядом с сыном за стол. Тяжело вздыхает.
— Не надо так говорить. Советская власть дала нам очень много…
— Да. Но еще больше она забрала.
— … и к тому же… Ведь эти белые тапки покупают, не так ли? Даже ты их купил.
— Ай, мама!.. Это дурь какая-то.
— Я тебе говорю. Послушай меня. Перестань писать про дворян и про все эти ренессансы. Что ты в них нашел? Напиши о сталеваре или токаре. Это то, что в духе времени, как ты выражаешься.
— Но я историк, мама. Как это возможно?
— Про тяжелое детство, про нищету, про нелегкий путь трудового человека. Вот Горький, например…
— Все, мама, спасибо. Очень вкусно. Пойду отдохну. Устал сегодня.
Мужчина идет в свою комнату, снимает свитер и ложится на кровать. Глаза слипаются. Он закрывает их, готовый вот-вот провалиться в сон. Слышит, как шаркает мать, бережно накрывает его одеялом, гладит по щеке.
— За тапки-то сколько отдал? — шепчет она.
— Сто, мама.
— Однако…
***
— Твою мать, опять винда барахлит! Надо поставить девяносто восьмую, говорят лучше, только глюки бывают. А может, уже комп навернулся? Денег нет, а так бы новый купил, — небритый мужик в кожаном жилете тянется к пачке «LM», видит, что она пустая, и остервенело бросает ее на пол.
— Мамаша! — хрипло орет на всю квартиру. — Денег дай! Дай мне сто! Сигареты закончились! И похмелиться надо! Не могу писать, лажа получается, не в тему все… — уже тихо, с одышкой заканчивает он.
Отодвигается от стола и видит белые тапочки, аккуратно стоящие рядом. Удивленно смотрит на них, пытается что-то вспомнить. Потом фыркает, просовывает в них ноги и встает, слегка покачиваясь.
Пока он идет к своей кровати, за стеной слышится скрип матраса, грузное падение на пол, шевеление, отголоски матерной брани. Кто-то встает и тяжело топает к его комнате, стуча локтями по стенам.
Открывается дверь, в комнату вплывает дебелая женщина с отечным лицом. В руке початая бутылка водки.
— Сыночек! — так же громко орет она, с жабьей ноткой в голосе. — Родной мой! Утомился, перетрудился, похмелиться надо! Вот она, бутылочка наша, специально сберегла, когда закончишь писать!
Мужик уже лежит на кровати, чешет небритую щеку.
— Удивительно. Ты все больше в одно рыло гонишь, мамаша, — говорит он и морщится. — Потише. Башка трещит.
— Ой, а шой-то на тебе белые тапки? — тычет она на тапки и ржет, как лошадь. — Тебе еще белый смокинг. И можно в белый пенал!
— Мамаша! — Мужик морщится и затыкает уши. — Поубавь, я тебя умоляю. Тапки стояли возле компа. Откуда они, кстати?
— Так Олька вчера принесла. Еще до того, как мы нажрались. Сказала, что это тебе символический подарок. На тот свет. Она уже сама была почти готовая. Несла про какие-то белые тополя, про лодку, лодочника Хайрона, про монету в зубах и все такое.
— Во-первых, про Харона, а во-вторых, про монету под языком. А тапки здесь при чем?
— Без понятия, сыночек. Я не при делах. У нее потом спросишь.
— А куда она делась? Почему не осталась? Или с утра ушла, пока я спал?
Женщина вздыхает, сплевывает на пол, себе под ноги. Ее жирный подбородок подрагивает в такт словам.
— Так обидел ты ее. Вот она и ушла. Высказывала тебе, чтоб ты остановился, не пил больше, и чтобы взялся за работу. По серьезному. А то из-за тебя и она стала бухать.
— А я?
— А ты обозвал ее как-то, длинное слово, я не разобрала. Она заплакала и ушла. Сказала, что пойдет выжимать.
— Что выжимать?
— Не знаю, сыночек. Наверное то, чем ты ее обозвал.
— О боже! — мужик закрывает глаза, накрывает их ладонями и какое-то время лежит, тщетно пытаясь отрезветь. Трет лицо, подергивается, резко садится на кровати.
— Все, мамаша! Прошлых ошибок не исправишь. Да и нет желания. Похмеляемся и вперед! Рабочий день не закончился. Можно сказать, он только начинается.
— Да. А потом он перейдет в рабочую ночь, — ржет мамаша. — Тапки-то сними. Стремно это. А то лучше мне отдай. Они мне нужнее. — Без перехода она вдруг начинает рыдать во все горло. — Вот крякну я, и кто тогда будет тебя пои-и-ть, похмеля-я-ть… у-у-у…
Мужик вскакивает с кровати, обнимает женщину, гладит по голове. Слезы, сопли и слюни текут по его плечу, падают на пол.
— Маманя, ну что ты, перестань. Ты еще поживешь, поверь мне. А тапки я поставлю в сервант, где чашки. Как Олька сказала, это символ. Только для нас наоборот, понимаешь? Чтобы мы смотрели на них и не спешили в пенал.
И вдохновленный своими словами, просветленный, окрыленный хмельной мыслью, мужик берет у женщины бутылку. Рука выбивает тремоло, когда он разливает водку по стаканам.
Поднимает взгляд, смотрит на зареванную мамашу. Под слезами у той расцветает блаженная улыбка.
— Ну, за нас и всех остальных! Аминь!
***
Сто.
Всего должно быть сто позиций.
Сто позиций для магазина женской обуви. С ума сойти.
Мне осталось еще много, я не считаю. Но крыша уже едет.
Вентилятор у ноутбука шумит, как ракета. Надо будет разобрать и почистить.
Ленка написала в вайбере анекдот. Когда уместно употреблять слово б… . «Две коровы на скотобойне. Одна обращается к другой: — Скажите, а вы тут в первый раз? — Нет, б… , во второй!». Можно поржать, отвлечься. Немного отдохнуть, попить минералки. Или сделать кофе. Но лучше закончить. Тогда и кофе, и печенье, и Ленка.
Кстати, насчет Ленки. Не забыть. Купить трехтомник Борхеса. Дорого, но ей будет приятно. Когда ей приятно, то и мне тоже.
А что сейчас не дорого? Эти женские штучки, например. Никогда в них не разбирался. Но пришлось. Надо зарабатывать деньги. Шлепки, балетки, туфли, мокасины, абаркасы, бабуши, лоферы, монки. Можно продолжать и дальше, но лень. Одним словом — тапки. Да, женские тапки. Если мужские, то мужские тапки. Других нет. Хотя еще детские. Возможно, еще есть тапки для собак, кошек, лошадей и других животных. Надо забить в гугль.
Жарко. Мешают мухи. Вчера травил, но их опять набралось. Говорят, мухи летят на г… . Они на него летят и привыкают. В общем, надо купить другой распылитель.
Опять это мешает. Какой-то бзик. Залезет в голову и не выгнать потом. Еще с утра заметил, что очень много белых тапок. Наверное, половина из всего товара. С тех пор размышляю о том, почему. Не могу выкинуть из головы. По-быстрому забил в гугль «насколько популярен белый цвет». Ничего не нашел. Может, неправильно задал. Но времени нет, надо работать. Между делом продолжаю думать сам.
По ходу, скоро лето. Светлые цвета в тренде. Темные нет. Например, если взять черный. Черные тапки в жару. Экстрим на любителя. Для эмо девчонок. Им по барабану, в какую погоду, главное — стиль. Или на мероприятие. Например, на похороны черное то, что надо.
Мероприятие. Не то слово к похоронам. Хотя для кого как.
И между прочим — о белом и о похоронах. Почему в белых тапках? Самому интересно стало. Смотрю. «Белые тапки как обувь для усопшего — исключительно христианский обычай. Считается, что умерший человек впредь будет ходить только по небесам, станет небожителем — а потому только белая обувь ему подойдёт. Более тёмный цвет якобы осквернит небесную обитель». Отлично. Есть пища для размышлений.
Нет, как же достало! Везде это белое. Переключаю дисплей на ночной свет. От контраста напряг в глазах. Делаю как было. Хочу отвлечься. Когда такая фигня, я обычно играю в шахматы онлайн. Там о другом не подумаешь — сразу получишь мат.
Отпрыгиваю на сто лет назад. Не знаю почему, может поможет. Что там было до революции. Дворяне, графья, бароны, виконты и бог знает. Высшее сословие. Все, кого потом убрали. Если не успели свалить за границу. Свой этикет, ужимки, грассирование, ананасы с рябчиками, танцы смешные. Резались в карты, как и сейчас. Проигрывали состояния. Если что не так, сразу стрелялись. Дуэль со своим кодексом чести.
Интересно, тогда тоже хоронили в белых тапках или уже после? А если после, то когда?
Кажется, белое в те времена было уместнее, чем сейчас. «Белый цвет символизирует чистоту, незапятнанность, невинность, добродетель, радость». Подходит для людей, которые блюдут свою репутацию. Надо взять на заметку. На всякий случай. Думаю, белые тапки в то время не были редкостью. Скорее в обиходе.
Отмотаем на полста лет вперед. Революция, красный террор, а дальше репрессии. На много лет. Мрачные времена. После дворян настало время интеллигенции и творческой элиты. Навскидку, не глядя в интернет. Мандельштам, Хармс, Пильняк, Бабель. Больше не помню. Не знаю. Смотреть нет времени.
Сто пудов, белый в эти времена не котировался. Если накидывать цвета, я бы дал черный и серый. Не от балды конечно, а потому, что страдания, смерть, клевета. В общем, ничего светлого. Конечно, о Христе тогда не говорили. Все были атеистами. По небу разрешалось ходить в любых тапках. Но никто не ходил. Потому что после смерти ничего не было. Жалко людей, которые тогда жили. Особенно творческих. Стремились к своим идеалам, творили, создавали, и тут такой попадос. Расстрел.
Хотя, может я неправ. Может, белых тапок были миллионы. Может, на них даже звезду вышивали. Тупость какая. Нет, мне нельзя так думать. Я не жил в то время.
Надо поднять эту тему с Ленкой. Про цвета и времена. Про эпохи. Какой цвет символизирует такую-то эпоху. Ей понравится. Она с придурью, как и я. Любит такие заморочки.
Откидываем еще на полста лет вперед. Диссиденты. Застой. Перестройка. Стены рушатся, кордоны открыты. Все охренеть как рады. А тут еще и первые компы появляются, чуть позже. Где-то тогда и мы с Ленкой. С первой партией памперсов. Хотя может не с первой, надо уточнить. Но к делу не относится.
Однозначно. Белый цвет и все, что с ним связано — это мейнстрим всей движухи. Светлое время новых возможностей. Ветер из-за океана. Отражение: белозубые американские улыбки, белые офисные воротнички. Символы времени.
Про белые тапки не знаю. Но по смысловой логике все ок. Сейчас меня вырвет. В плане сознания. Вырвет вовнутрь.
Господи! Как же я устал. Как же меня все это…
Сейчас специально посчитал. Девяносто позиций. Осталось чуть-чуть. Одна десятая. Полчаса работы.
Ленка, я тебя люблю. Отправил в вайбере. Отписалась со стикером. Нехилый засос такой. Приятно.
Последний рывок. Не думать не получается. Мозг работает всегда. Даже когда спишь.
Интересно, когда я сплю, получается, мозг работает сам по себе. А я сплю. Что за фигня? Задам Ленке.
После работы сяду писать. Еще не придумал, о чем. Хотя уже есть. Напишу о белом и белом. О белом во все времена.
Белое, в конце концов, это дело вкуса. Это мой бзик. Пройдет.
В нашем магазине не только женское. Есть и мужские тапки. Белые.
Наверное, я такие куплю. Мне сделают скидку. Я работник.
Надену, лягу на кровать и буду ждать Ленку. Когда придет с работы.
Пусть поржет.
Сто.
17 Космос
Виктор Владимирович Зубарев
1.Ворота в космос.
Назначение прозвучало не конкретно, а как-то витиевато: «В распоряжение Главкома ВМФ». Подумалось: «Москва, штаб». Но зря. Ошибочка выяснилась сразу при получении документов. В проездных была написана станция Тюратам.
- Это на какой планете?
- Во, во! Это космос. Вернее, космодром Байконур.
- Интересно, какие же там дела у Главкома ВМФ и у офицеров флота?
- Не рассуждай! Приедешь, увидишь.
Трое суток пути из Ленинграда, и вот они – ворота в космос. Это надо было видеть. Это – просто космос! Небольшой вокзальчик захолустного типа. На лавочке около него сидят два аксакала. Один из них худой, с козлиной бородкой, в черной шинели, не смотря на то, что на улице апрель, и здесь температура уже за двадцать. Но не это в нем привлекало внимание. К шинели были приколоты две медали. При чем, обе юбилейные и, к тому же, одинаковые: «ХХ лет победы в Великой Отечественной Войне». На эту тему позже я услышал рассказ, как искали стрелочника на переезд. Ну, никак не найти. Тогда один бывалый казах сказал: « Не правильно ищите. Надо написать, что требуется директор или начальник переезда». Нашли сразу.
Но, ближе к делу. Поселок состоял из одноэтажных неказистых домиков. Чем они интересны? Первое – окна. Наверное, никогда не мытые, с вековым слоем пыли, изнутри заклеенные пожелтевшими газетами. Второе – заборы: набор палок различной высоты и толщины. Очевидно, их не подрезали вровень из-за дефицита дерева, а может, по каким-то другим казахским причинам.
На небольшой пыльной площади с автобусным кольцом продавалось разливное пиво из бочки. Называлось оно акайским. Дай Бог здоровья тем акайцам, которые его пили. Василий Алибабаевич из «Джентльменов удачи» разбавлял бензин ослиной мочой. Здесь же, ослиная моча была разбавлена пивом. Однако, поехали дальше.
В километре-двух от станции дорога упиралась в КПП, в обе стороны от которого тянулись в даль ряды колючей проволоки: периметр. За периметром виднелся город. Город-призрак. Ни на какой карте вы его не найдёте. Хотя население его было более пятидесяти тысяч. И название для тех лет (начало восьмидесятых) было громкое – Ленинск. В обиходе его называли просто «десятка». То есть, площадка номер десять. Например, площадка, с которой запускали Гагарина – двойка, а с двухсотой запускали беспилотные грузовые корабли типа «Прогресс». Вокруг города в радиусе около ста километров таких площадок было больше сотни. Это всё в комплексе называлось Байконур.
Ленинск, город советской космонавтики. На вид обычный, типовой городок, построенный в конце пятидесятых – шестидесятые годы. Без архитектурных излишеств. Хрущевки, хрущевки, что-то типа хрущевок и плюс площадь с памятником Ленина и Домом офицеров с колоннами. Всё это не впечатляет. А вот, зелень – это, да! Вокруг – голая степь и перекати-поле, а здесь – цветущие зеленые аллеи. Приглядевшись, становилось понятно, что это. Вдоль деревьев были проложены трубы с дырочками,а из них лилась вода из Сыр-Дарьи, на берегу которой стоял город. Такого я ещё не встречал. Вот это – космос!
2. Моряки в пустыне.
Оглядевшись вокруг, подумалось: «Жить можно». А вот, и не угадал! Направили меня в часть, которая находилась в девяносто пяти километрах от города. Пока не получу квартиру, поселили в местной офицерской гостинице среди степей и воинских заборов. Квартира же полагалась только семейным и не раньше, чем через полгода.
Спросите: как же люди добирались на службу каждый день из города в такую даль? Очень просто: в семь утра от «десятки» отправлялся специальный поезд. Назывался «мотовоз». В девять часов все уже стояли на построении на плацу. В семнадцать – обратный путь. Опоздал – беда. Ночуй в казарме, а хочешь – в степи. Шучу.
Вот на таком мотовозе я отправился в свой первый путь на Байконур, в широком понимании этого слова. Как я уже упоминал, был апрель. За окнами вагонов вся степь от горизонта до горизонта цвела оранжево-желтыми тюльпанами. Вот это – космос!
Прибыв на место, первое, что я увидел – построение на плацу. Это был полк. Именно полком называлась та часть, куда меня направили. Половина военнослужащих была в обычной зеленой форме, а вторая – настоящие матросы и морские офицеры. В пустыне, без единой лужи на сотни километров. Вот это – космос!
Действительно, это были причуды космоса тех времен. Вернее особенности ведомственной подчиненности. Я молчу, о том, что космос тогда был мирным. Поэтому и Ленинска никакого не было на картах. Но, у мирного адмирала Горшкова, Главкома ВМФ, было здесь своё подразделение по запуску морских спутников. То есть, спутников наведения подводных лодок и кораблей, а также других задач флота. Мирных задач…
И только в восемьдесят третьем официально появились космические войска. Все, что касалось космоса, туда объединили. Морякам выдали лётную форму. Но и после этого, они ещё несколько лет упорно донашивали остатки потрепанных флотских мундиров, регулярно получая взыскания за нарушение формы одежды.
Но, эта грустная история была потом. А тогда, по прибытии – внешний осмотр. Шитая мица (фуражка) и шитый краб (кокарда) - нормальный пацан. Форменные, выданные со склада – чмо. И пойди, ещё докажи потом, что ты не чмо. То есть здесь встречали, как говорят, по одёжке.
Вообще, «сапоги» моряков недолюбливали. Их было мало, около сотни офицеров на весь гарнизон, но были они как бельмо в глазу. Очень выделялись из серо-зелёной массы. Это раздражало. Например, наш командир полка, сухопутный полковник, как-то зимой при двадцати с лишним мороза во время построения на плацу устроил разнос морским командирам:
- Почему, все люди как люди, а ваши выпендриваются? Почему в фуражках? Почему в ботиночках? Завтра же всем быть в шапках и в сапогах. Иначе, будете стоять на плацу, пока не примёрзните к асфальту.
Долго ему объясняли, что у моряков нет сапог и галифе. Но шапки пришлось одеть.
Матросы тоже отличались от своих зеленых соратников по оружию. Не только цветом формы, но и лицом. Сюда призывались только бледнолицые (первая категория: русские, украинцы, белорусы, прибалты, плюс полное среднее образование). Не понятно, правда, зачем такой серьезный отбор, если они занимались только мытьем палубы, протиркой пыли и караульной службой. Ах, нет, забыл! Еще были политзанятия и строевые.
3. Сухой закон.
Казалось, что молодые офицеры, живущие в гостинице в голой степи, должны были вымереть со скуки. Но нет, выживали. Некоторые даже женились на «ложкомойках» (работницах офицерской столовой). Через пару лет, всё же, разводились, потому, что не о таких мечтали.
А представьте себе, ко всей этой тоске в придачу – сухой закон, объявленный по всему гарнизону. Но сухим, закон выглядел только на первый взгляд. На самом деле, вероятно, или мне показалось, пить никому не запрещалось. Просто в продаже не было обычного спиртного. Были только импортные выкрутасы, оставшиеся после московской олимпиады: португальские портвейны по шесть пятьдесят, французские коньяки, как сейчас помню: Камю Селебрасьон – шестнадцать рублей, а Камю Наполеон – двадцать пять, югославский Вермут по четыре пятьдесят и баночное пиво по девяносто копеек. Попробовать такое – интересно, но пить – разоришься.
Однако, кто-то на верху забыл, что космос – это спирт. Почти все работы по подготовке к запуску были связаны со спиртом. Спрашивается, какой же советский офицер сможет использовать шило не по его прямому назначению? Вероятно, по этой причине по вечерам или в выходные встретить в городе нетрезвых мужчин не составляло ни малейшего труда.
Один недостаток: пить спирт летом, когда средняя температура в тени – под сорок, очень не просто. Я бы, даже, сказал – тяжело. Но ничего, находили люди способы. Однако, были и те, кто этих людей угнетал. Командир полка любил раз в неделю, не смотря на жару, устраивать профилактические марш-броски на шесть километров. Профилактика была направлена на борьбу с пьющими. Причем, была она изощрённая. Не в какой-то конкретный день недели, а внезапно, без предупреждения. Ему-то сзади на машине хорошо, а остальным бежать такой кросс – это космос.
4. Старт.
Спутники ВМФ запускались со своей, индивидуальной стартовой площадки. Одно из двух морских подразделений содержало и обслуживало этот комплекс. За ними была и ракета. Второе подразделение занималось «головой», то есть спутником. Я попал во второе. Спутник наш был не простым, а с ядерным реактором на борту. Поскольку нормальных аккумуляторов, удовлетворяющих требованиям габаритов, веса и ёмкости, в нашей стране не было, то в теневой стороне, где не работали солнечные батареи, в активном режиме аппаратура работать не могла. Маленький бортовой реактор решал эту проблему. У американцев такого не было. У них, просто, были аккумуляторы.
Кстати, реактор – вещь очень секретная. С его устройством и порядком подготовки и эксплуатации мы знакомились только в секретной комнате и только после подписки о неразглашении на десять лет. Было, наверное, чего скрывать. Дело в том, что на некоторых чертежах по моей специальности стояли немецкие штампы датированные 1944-м годом. Видимо, в секрете держали, что мы сами не можем создать ничего существенного в этой области, а может и не только в этой. Вот такой он, космос.
Наблюдать запуск ракеты очень интересно. Пульсирующее, удаляющееся пятно пламени, не передаваемый звук: не то треск, не то какой-то стрекот. Долгий громкий, постепенно затихающий. Но раз или два в год ракеты падали. Либо, не сходя со старта, либо немного пролетев, шатаясь из стороны в сторону, а за тем, заваливаясь на бок.
Но это были ракеты не нашего подразделения. Разные другие. Вокруг было много стартовых комплексов. Падения сопровождались огромными разливами пламени и тучами дыма. На километры вокруг оставалась глубоко выжженная земля.
Наш спутник разок упал в Канаде в начале семидесятых. Вот, был скандал! Не меньше, чем после Чернобыля. Однако, следует заметить, что никогда не падают только те спутники, которые не запускают. В космосе пока – только так.
5.Война.
И была война. Не наша, чужая. Воевали Англия и Аргентина за Фолкленды.
А наших моряков посадили на казарменное положение с весны до самой осени. Они чуть ли не каждую неделю запускали новые спутники.
Мнения, за кого воюем разделились. Часть офицеров, наверное, двоечников по политической подготовке, считала, что мы помогаем англичанам. Но правильные пацаны, всё правильно понимали и очень гордились, когда был уничтожен непотопляемый и невидимый английский «Шеффилд».
А сколько спирта было выпито за время ведения круглосуточных боевых действий! И в преферанс научились играть даже самые тупые офицеры. Правда, это сейчас всё можно свести к хиханькам- хаханькам. А тогда, было не до шуток. Ведь спутники к запуску кто-то всё же готовил. По окончанию, казалось, что полгода проведено в заключении.
Короче, космос – есть космос. И на космической войне всё не так как на войне обычной.
6. Космос – кирдык?
Скажу честно, невозможно забыть клоунские костюмы дембелей. Наверное, Газманов или Розенбаум, одевая мундиры с орденами и медалями, решили сегодня с ними посостязаться. Да, что там они. Возьмите баб в звании генерала или полковника неизвестно чего. Но, не об этом. Не забыть мне и шоу, которые устраивали матросы в часы досуга: гладиаторские бои фаланг и скорпионов в трехлитровой банке. Скорпион, залитый эпоксидкой, кстати, обязательный атрибут дембеля-космонавта. Мне такой тоже когда-то подарили. Вот это – часть космоса. Моего космоса.
Потом, наконец, пришла победа светлой, подлинно народной демократии.
У офицеров всё отобрали, кроме чести. Остальные тоже имущественно пострадали, но многие при этом лишились и чести и совести. Партийцы разных республик растащили великую страну на части. Борис Николаевич ногой закрыл дверь в целую эпоху. В том числе и в эпоху советской космонавтики.
Теперь космос другой. Раньше это была мощь, сила и гордость державы, а теперь – товар. Так, иногда, бывает, когда министры обороны в молодости заканчивают торговые институты. Говорят, что и из того, что было, половину разворовали. А может, всё-таки, хоть что-то осталось?
18 Везучая
Виктор Владимирович Зубарев
Последние дни было тепло-тепло. Это сбило с толку и задержало уток. Они не улетели в положенный срок. И, вдруг, неожиданно, налетела осень с холодными ночами и сильными ветрами, которые гоняли целые облака из желтых листьев.
Вожак стаи собрал всех и объявил:
- Завтра на рассвете улетаем на юг. Поэтому, всем спать и набираться сил. Путь предстоит далёкий и не лёгкий.
Уточки послушно разбрелись на ночлег. Только одна молодая, ещё не летавшая в тёплые страны утка по имени Пляпа, решила сходить напоследок в гости к знакомому ёжику.
- Ничего, как-нибудь долечу, сил хватит, - думала она.
У ёжика было хорошо. Он насобирал на зиму много грибов, ягод и даже яблок и щедро угощал Пляпу. Они пировали всю ночь, и только под утро утка вернулась в стаю.
- Эх, ты, глупая и непослушная. Смотри, в пути не жалуйся. Пеняй на себя, - отчитал её вожак.
Стая выстроилась и полетела в дальние страны. К концу дня из-за края леса показался берег моря.
- Здесь заночуем и потом полетим дальше. Всем – спать!
На этот раз Пляпу уговаривать не пришлось. Она очень устала, и не было ни каких сил. Уточка не могла представить себе, как лететь дальше. Тем более – перелететь целое море! А тут ещё, когда утром проснулись, увидели, что вдалеке ходят черные тучи и надвигается шторм.
- Может, переждём непогоду и потом полетим, - предложила Пляпа.
- Нет. Мы, итак, опоздали. Непогода может продлиться неделю или две, и мы не успеем добраться до наступления холодов.
- Вы, как хотите, а я сейчас не полечу! – гордо высказала своё мнение Пляпа.
- Глупая, ты же одна – погибнешь!
Но, убедить непокорную утку не удалось. Стая выстроилась клином и полетела над бушующим морем. А Пляпа осталась. Она устроилась недалеко от берега на небольшом утесе, укрытом от ветра, и решила там переждать бурю.
Днём внизу пробегала лиса. Она поинтересовалась, что здесь делает одинокая утка. Пляпа рассказала ей свою историю. Лиса оживилась:
- Слушай, у меня большая, тёплая нора. Зачем тебе куда-то лететь? Иди ко мне, вместе перезимуем.
- Ладно, подумаю.
На следующий день волны пригнали к берегу половину обессилившей стаи уток. Остальных ветром разбросало неизвестно, куда.
- Вот, видите! Я же говорила, что надо переждать, - торжествовала Пляпа.
- Ждать нельзя! Скоро шторма станут ещё сильнее и мы, вообще, не долетим, - сказал вожак. – Сейчас отдохнём, и снова – в путь. Ты с нами?
- Нет! У меня есть, где перезимовать.
- Ну, как знаешь!
Утки выспались и с новыми силами полетели над морем. Ветер слегка ослаб, и стая благополучно добралась до места. А Пляпа осталась во второй раз. Вокруг всё стало чужим и неуютным. Но, отбросив в сторону уныние и тоску, утка пошла искать нору лисы. Найти удалось достаточно быстро.
Лиса несказанно обрадовалась гостье:
- Проходи, дорогая, устраивайся поудобнее. Места хватит.
А сама думает: «Ох, и повезло же мне! Такая прекрасная заготовка на зиму сама ко мне просится. Вот, попирую в холода свеженькой утятиной».
Морозы ещё не наступили. Днём Пляпа выходила из норы погулять и пощипать прибрежную травку, а вечером возвращалась в неё ночевать. С лисой они, как ей показалось, очень сдружились. Но, всё равно, на душе было одиноко. С грустью вспоминалась родная стая и её строгий вожак. Иногда, даже катились слёзы отчаяния.
Через несколько дней лиса пошла в лес по делам и встретила там своего друга волка. Очень ей захотелось похвастаться, какая у неё замечательная гостья живёт.
- Зимой, дружище, заходи – устроим пир с утятиной.
- Зачем ждать до зимы? Я и сейчас абсолютно голодный. Так и до холодов не дотяну.
Волк ещё долго уговаривал и, наконец, лиса согласилась. Они пришли в нору и стали дожидаться уточку, которая ушла гулять. Лиса постелила на стол новую скатерть, расставила тарелки с ножами и вилками. Сели, ждут. У волка полная тарелка слюней натекла. В это время Пляпа встретила зайчика. Тот, узнав, что она живёт у лисы, удивился:
- Ты, что! С ума сошла? Беги скорее оттуда, пока тебя не съели.
Только тут до утки дошло, что она натворила. Теперь ей угрожала опасность быть съеденной, если остаться у лисы, либо замёрзнуть или умереть с голоду, если уйти зимовать на улицу. Какой же глупостью было не улететь со своей любимой стаей!
Пляпа, всё взвесив и оценив, решила рискнуть и полететь на юг, в сторону, куда улетели её дорогие сородичи. Как говорится, всё равно, хуже не будет. Не возвращаясь в нору, она отправилась в дальнюю дорогу. Через день пути Пляпа пролетала над пароходом, из которого выплеснули ведро с остатками еды.
Наша уточка села на воду и перекусила шкурками от бананов и размокшими кусочками хлеба. Пропитанный солёной влагой хлеб, оказался противным и невкусным. Но надо было набираться сил. Немного отдохнув на спокойной воде, она полетела дальше. В конце следующего дня усилился встречный ветер, поднялась волна, дождь со снегом больно хлестал по голове. Намокшие крылья стали тяжелыми, как камни. Силы стали покидать бедную утку. Она готова была уже упасть в море, когда вдали показался берег.
К сожалению, это была не конечная цель, а всего лишь небольшой остров на пути к ней. Еле живую Пляпу, упавшую в прибрежный песок, окружили любопытные незнакомые птицы. Они накормили утку и дали ей напиться.
- Вы, случайно, не видели мою стаю, куда она могла полететь?
Оказалось, что утки каждый год останавливались на отдых на этом острове.
- Отсюда, в двух днях пути находится нужный тебе берег. Но, чтобы не сбиться с пути, надо весь день лететь в сторону солнца. Когда оно сядет за горизонт, надо на воде дождаться восхода, и снова лететь на солнце. К вечеру появится земля, а там недалеко от берега будет большое озеро. На нем и зимуют твои утки.
Утром, поблагодарив гостеприимных птиц, Пляпа полетела дальше, строго придерживаясь, указанному ей курсу. Было безветрие, становилось всё теплее и теплее. Вечером, после захода солнца, утка села на воду, чтобы дождаться восхода. Она уже задремала, когда услышала какой-то всплеск.
К ней на большой скорости приближался черный треугольник плавника, с брызгами рассекая воду. Это была акула. Лишь в последний момент Пляпе удалось взлететь и избежать острых зубов хищницы.
Но, паря над водой, утка горько заплакала от бессилия. Лететь куда-либо, означало сбиться с курса, а сесть на воду – погибнуть в пасти акулы. В это время из воды всплыл небольшой островок и из него вылетел фонтан воды. Это был кит.
- Что льёшь слёзы? Акула чуть не съела? Не плачь, садись мне на спину и жди утра. Твоих уток я здесь каждый год встречаю. Но они уже пролетели и тебя я не ждал.
С восходом солнца Пляпа от всего сердца сказала доброму киту:
- Спасибо тебе огромное. Без тебя я бы погибла.
- Пожалуйста. Всегда рад видеть. Будешь следующий раз пролетать, не забывай. Меня зовут Джимми.
- Пока, Джимми. Меня зовут Пляпа!
К вечеру она, наконец, добралась до берега и нашла озеро. А потом была встреча. Трудно описать восторг и радость стаи и самой уточки. Все наперебой спрашивали, как она выжила, как смогла долететь и, как нашла их. Утром Пляпу позвал вожак.
- Я долго думал, что с тобой делать. Сначала хотел прогнать из стаи, чтобы другим неповадно было проявлять такую самостоятельность и непослушание. Но потом подумал, нет. В тебе есть то, чего многим не хватает. Ты, наверное, думаешь: храбрость, отвага, настойчивость. Думаешь, что ты личность. Нет. И не такие погибали, проявляя упрямство. В тебе есть везение, удача: не съела лиса, случайно нашла остров, спаслась от акулы, встретила кита и не сбилась с курса, который тоже узнала случайно. Поэтому я буду учить тебя и передавать свои знания. Настанет день, и ты поведёшь нашу стаю домой. Я, думаю, что у тебя это получится лучше, чем у других.
Вот и закончилась эта история. Потом было ещё много разных приключений. Но это уже другая сказка.
19 Свободное время
Владимир Печников
«Нельзя стать хорошим солдатом без некоторой доли глупости».
Флоренс Найтингейл
Как правило, всё своё свободное время в первый год службы солдат отдаёт всего себя полностью и бесповоротно, в любой подвернувшийся момент, на растерзание сну. «Солдат спит – служба идёт» – известное солдатское изречение, которое испокон-веков подгоняли под острую необходимость постоянного недосыпания. А как же… Ведь сон является ежедневной непременностью, которой мы уделяем все меньше и меньше времени на гражданке, но в армии… Это самое лучшее, что есть на всём белом свете!
Будучи дежурным по штабу, после приёма пищи, хотите верьте, а хотите нет, но я умудрялся встать из-за стола в дежурке, поприветствовать проходящего мимо командира, но при этом не открывая глаз, находясь совершенно во сне и даже, в некоторых случаях, с удивительными сновидениями. Глаза были закрыты поначалу, но потом – пришёл однажды, тот самый, неповторимый момент, когда вдруг осознал, что научился спать с открытыми. Интересно, а йог, какой-нибудь, способен на такое? И вот ведь какая штука удивительная: мозг научился различать шаги, поднимающихся по лестнице, когда у командира они были грузные, с вечным бурчанием что-то под нос и запахом одеколона от фуражки-аэродрома, под американский манер; начальник штаба выхаживал будто на плацу даже по ступенькам, с непременным дрожанием перил и запахом похмелья от гладко выбритой начальственной физиономии; замполит вбегал налегке, легким и воздушным облачком словно балерон какой-то, с вечной улыбкой на лице перед женщинами – служащими СА и отвратительной гримасой при встрече с солдатами; сами служащие СА из бухгалтерии и строевого отдела своими туфельками производили совершенно другое настроение и давали повод даже в сонном состоянии, чувствовать их издалека, никогда не вставать со своего места и продолжать спать или, что уж там скрывать – откровенно дрыхнуть.
В казарме свободного времени почти не ощущаешь, поскольку тратишь его в основном на подшивание подворотничков, на чистку сапог и стирку х/б. Хватает, конечно, отведённых внутренним распорядком минут для того, чтобы написать письмо, сходить в буфет и прочитать пару статей в газете. Даже просмотр программы «Время» был организован всегда и повсеместно. Но быть постоянно у всех на виду – для меня, например, было невыносимым страданием. Без личного пространства я не мог пробыть даже пару дней. Что уж там говорить, ведь даже в туалете ты находишься всегда не один. А это угнетало особо чувствительный мозг, который у меня присутствовал, как тогда казалось. И хрипел он от недоумения, виду всеобщего не показывая, но будучи в постоянной тревоге и тоске от безвыходной ситуации.
Однажды наш художник отличился, находясь в таковом состоянии при оформлении клуба… Куда ему до моей чувствительности! Я в углу сцены обрабатывал кусок оргстекла для настенной агитации, а художник писал перьями воззвание, сидя за столом. Тут же присутствовал замполит, завклубом, комендант и его жена – служащая СА, работающая в штабе. Она тихонько примостилась в уголке сцены и что-то разглядывала в журнале по своей работе. В зрительном зале тоже были люди, но что такое? Внезапно все разошлись… Художник поднял высоко голову, посмотрел по сторонам, моргая тяжело и вынужденно, но, увидев только меня, бахнулся со всего размаха головой в плакат на столе, провалившись в глубочайший сон.
Как известно солдатская пища не отличалась соответствующим качеством. Но нам с художником досталась по блату тушёная капуста от знакомого повара и такой она нам вкусной показалось, что употребили её в неимоверном количестве. От чрезмерного её вкушения начался вскорости жутчайший ураган в животе. Я уже несколько раз сбегал в строго отведённое место, а художник, было видно по выражению лица, мучительно терпел и строго препятствовал выходу собравшихся в великом количестве газов. Ещё и замполит находился всё время рядом, торопя и подталкивая к большей производительности. И вот, наконец, момент облегчения… Никого нет, все разошлись – голова художника падает в плакат и… Взрыв неимоверной силы, словно ядерную бомбу испытали неподалёку с газами, далеко превосходящими по своей ядовитости все другие, используемые в первую мировую войну. У меня, честно, волосы встали дыбом… Хорошо, что все ушли заранее! Только вот беда – комендантша встала тихонько из угла и, скромно улыбаясь, прикрывая нос журналом, вышла из клуба прочь.
Здесь, в моей Советской армии, всё было как-то по-другому. И привыкнуть к этому другому у меня не было никакой возможности. Вроде бы ко всему человек привыкает, ан нет… Зато привычки вредные прилипают, что уж там говорить, когда, глядя на большинство, начинаешь поступать также. Например, до армии к сладостям относился вполне спокойно, но в армии, аж трясло при виде всяких карамелек, халвы с печеньем и ирисок. Мог запросто съесть с простой холодной водой с десяток кусков обычного сахара. А уж, если посылка к кому-то из дома приходила, то – это «метафизика» настоящая. Совершенно другой вкус, пусть даже не из своего дома, но он притягивал и манил до полного безумия, и употреблялось всё до беспамятства, в полной мере социалистического существования. Причём, слышал часто, что кто-то где-то в армии скрывал посылки и ел в одиночку, за что, собственно, и был бит. У нас я такого не наблюдал. Впрочем, скорее всего, по той же причине, что все слышали такие рассказы. Приход посылки воспринимался, как само-собой разумеющиеся и делилась она на всех среди рядом присутствующих. Единственная разница была в том, что чем больше присутствующих, тем меньше доставалось каждому. Зато есть и преимущество, заключающееся в том, что посылок было больше. А курение? Ещё одна ненавистная в моём сегодняшнем понимании привычка... Ведь я не курил до армии. И в ней был единственным некурящим в своём подразделении. За полгода до окончания – закурил, скорее всего от избытка того же свободного времени, что и продолжалось потом почти тридцать лет.
В свободное время я часто уподоблялся мыслителю, пытающемуся разобраться в себе, в армии, во взаимоотношениях и даже в политике. Например, стали просачиваться слухи о том, что там-то и там-то останавливали киносеансы в городе (новое Андроповское веянье), для того, чтобы выявить прогульщиков и чем занимаются люди в отведённое рабочее время. Или часто думал – кем я буду, например, после армии? Художника и оформителя я отверг сразу, как и журналиста, о работе которого много размышлял, но так и не сподобился сделать решительную попытку. Задумывался даже и об артистической деятельности после армии, ведь уже пользовался не однажды успехом на клубных подмостках.
А что? Артист поистине заманчивое призвание. Оставалось только ответить на вопрос: было ли это призвание у меня. Если армейские выступления в счёт не брать… Хотя, почему бы и нет? Ведь всё это не свалилось с дерева, да и в школе я был постоянным участником в различных постановках драматического кружка. Всех сказочных дурачков переиграл. А это вам не хухры-мухры, а главные роли. «Мдя…» — думал я вслух на очередном дежурстве в свободное от телефонограмм и докладов время.
Артист, что ни говори, увлечение возвышенное, непременно далёкое от всего привычного и обыденного, одновременно отличное от единообразного армейского быта и службы. Открываются невероятные возможности открыто произносить слова правды и любви. Храмы и дворцы на размалёванном холсте, бумажные позолоченные короны, притворные вздохи и лживые слёзы с фальшивыми радостями – всё это, чтобы произнести великие и вечные слова. Не то, что эти агитационные плакаты с армейским патриотическим уклоном и речёвки со сцены в угоду политработникам, чтобы тем прикрепили очередную звёздочку на погоны и прибавили жалованье для полного удовлетворения при армейской службе.
А ещё в призвании артиста невероятно приятно то, что долг свой он может выполнять и служить обществу, надев на себя маску. Согласитесь, ведь значимое отличие происходит от наших правителей, которые делают тоже самое, только в настоящих дворцах и с настоящими коронами. Разница между ними и артистами лишь в том, что последние надевает маску подлости на подлость, а в жизни наши чиновники играют роль одну, а маску надевают совершенно другую. Политический делец напяливает маску патриотизма на собственный эгоизм; у насильника маска борца за правду; у богача с чрезмерными спекулянтскими наклонностями – маска наивысшей добродетели; распутники – наивны беспредельно; а ещё… как же не сказать про это – злобный ваш враг даёт вам же добрые советы.
Откуда он взялся, этот внутренний голос, словно ангел какой-то, уберегающий меня постоянно на всём протяжении жизни, нагоняя, порой, страха и всяческих сомнений, с которыми приходилось чуть ли не драться, пытаясь переубедить себя самого.
— В артисты после армии захотел? — спрашивал внутренний голос.
— Ага…
— Славы хотца?
— Да не то, чтобы… — начал было лукавить я.
— Славы, славы… Не забывай, дружочек, что она как приходит, так и уходит в забвение.
— И всё же, артист – это любимец публики! Аплодисменты там разные и всё-такое…
— Так точно… А ещё свист! Публика, говоришь? До каких только пор? Вникай, дубина: одна публика рукоплещет твоему таланту, а другая молодости только и всего. Первая забудет тебя сразу же, как только сойдёшь со сцены, а вторая – после появления первой морщины на твоём лице.
— И чё?
— Живи просто, наслаждайся жизнью, расти будущих детей с внуками и не ставь никаких придуманных препятствий на собственном пути. Любуйся небом с окружающей природой, честно трудись, совершенствуй дух и силу, никого не обижай, не проси и не бойся.
— И-и-и… всё?
— И всё. — Так, ладно… Какие там ещё свободные профессии остались?
— Адвокат.
— Учиться надо…
— Да, учиться… А ещё, если им станешь, то будешь всю жизнь ходить голодный... Ведь ты же не собираешься обходить законы?
— Нет.
— Во-во… А коли так, то и идти в адвокаты незачем.
— И чё?
— Иди в лес, да грабь прохожих, так быстрее выйдешь в люди без всяких там дипломов.
— Ну и шуточки у тебя.
— А что! Лучше виновных с невиноватыми защищать? Причём у первых мелких денег не бывает, а вторые платят мало.
— Ты мне только что про артистов наговорил, теперь и здесь нашёл к чему придраться.
— Себя потерять легко при любой профессии, а в адвокатах намного проще.
— Да иди ты!
— Ага, пошёл…
Появилось в дежурке свободное время как-то, сижу и письмо любимой сочиняю. Заходит замполит, откуда только взялся, и спрашивает:
— Чем тут занимаетесь, боец, когда в казарме к отбою готовятся?
— Письмо пишу, пока никто не мешает. — отвечаю рассеяно и довольно глупо, словно по голове кто-то стукнул, от неожиданного вторжения.
— Я офигеваю с такой хоризмы, товарищ дежурный! Мало того, что ерундой занимается, так ещё и не встаёте перед офицером, ёкарный бабай! Чтоб не мешали…
— Никак нет! — подпрыгивая с места, чуть ли не кричу.
— Так-так, — говорит тот, беря, начатое моё письмо и читает его вслух: — Здравствуй моя, Светка-конфетка! Очень по тебе скучаю…
— Вы что творите, товарищ старший лейтенант?
— Стоять на месте! Ты мне может тута Родину продаёшь прямо в штабе! А? Чё глаза какие тупые? Может и стихи сочинять могёшь?
— Простенькие могу, если вдохновение внезапно вдруг нагрянет, — отвечаю я, косясь то на него, то на письмо.
— Сразу видно, что поэт. Что-то говорит, а что – ни хрена не понятно. Ты вот это… моей девушки стишок напиши, якобы от меня вот на этом листочке. Через час зайду, ночь всё одно не спать – дежурю по части.
Напишу тебе письмо,
быстрый ветер обгоняя,
пусть к тебе придёт оно,
добрым словом согревая.
Мне б дотронуться до рук,
Чтоб прижаться к ним щекою…
Тихо-тихо всё вокруг,
Только мы одни с тобою.
Ты прочтёшь и промолчишь,
И печаль мою увидишь,
Как душа с письмом кричит…
Может, тоже мне напишешь.
Вот такой я написал стих в двух экземплярах. Пусть неказистый, но настоящий, я его и сейчас наизусть помню. Причём, после армии вообще стихов не писал лет тридцать, ровно столько, сколько и прокурил.
Замполит пришёл ровно через час с двумя конвертами без марок. Из части тогда можно было отправлять по почте такие конверты.
— Товарищ, старший лейтенант! Ваше задание выполнено!
— Какое задание?
— А это… — показывал я на стих.
— Я вроде ничего не приказывал.
— А я вроде ничего и не выполнял… Только вот стих сочинил, как просили.
— Так какого хрена ты орёшь, как полоумный. Просил и приказал – есть разница?
— Не могу знать.
— Вот и не моги… Давай сюда, чё там накатал, небось фигню какую.
Долго он пыхтел тут же, переписывая своим почерком, стараясь делать всевозможные завитушки пером ручки с чёрными чернилами. У него, не считая стиха, текст был короткий, да и у меня те же два тетрадных листа. Подписали конверты, заклеили… Я сразу сбегал вниз и опустил их в ящик, благо тот висел на стене штаба.
Моё письмо доходило до Иваново в течение недели. У замполита письмо пришло по месту назначения гораздо раньше. Я это понял, когда он прибежал ко мне весь в мыле от мата, чуть ли не стекающего с козырька фуражки.
— Чё творишь? Дибилизму объелся?
Стою, смотрю на него, ничего не понимая, но коленки трясутся, заразы, не остановишь.
— Ты что послал? — орал замполит, ткнув пальцем мне в плечо.
— Кто?
— Чмо в розовом пальто!
— Ничего не понимаю…
— Светка-конфетка, твою дивизию!
Всё понял я, когда услышал, что приехала его девушка, которой он, кстати сделал предложение, как только получила от него письмо. Как мы листы перепутали, когда конверты запечатывали, для меня остаётся тайной, покрытой мраком и по сегодняшнее время. Но мне, если честно, тут же было полностью наплевать за переживания командира, хотя бы только от собственных представлений. Ведь не было мне покоя ни днём, ни ночью от тех душевных переживаний, которые связали по рукам и ногам. Чего только не передумал.
— Что? Дрожишь, Светка-конфетка? — увидел меня через неделю старлей с ехидной улыбкой до ушей.
— Мрак! — только и ответил я.
— Вона, — махнул он в сторону КПП, — и твоя приехала!
— Что?
— Значит любит, вот что! На увольнительную, чтоб два дня тебя в части не видел! Светка-конфетка…
20 Солдатский клуб
Владимир Печников
«И вновь продолжается бой.
И сердцу тревожно в груди…
И Ленин – такой молодой,
И юный Октябрь впереди!»
Строевая песня перед вечерней поверкой.
— А что, товарищ старший лейтенант, — говорил я перед самым Новым Годом, слегка дрожащим голосом, — не кажется ли вам, что эта песня чересчур пафосна для роли строевой песни?
— Что вы этим хотите сказать, рядовой?
— Как что? Ведь эта песня звучала на церемонии закрытия двадцать седьмого съезда ВЛКСМ и её доверяли петь только знаменитым нашим певцам таким, как Кобзон и Лещенко.
— То есть вы имеете вопрос, что замполит немного того, доверив эту песню сброду солдат? Так что ли?
— Ну нет же, конечно, просто для бодрости духа и для музыкального отдыха, одновременно, требуется более упрощённый вариант, что ли. Ведь мы, например, не поём же, водя хоровод вокруг ёлки, гимн Советского Союза?
— Ах, вон оно что! Хорошо, записываю вас, боец, в самодеятельность. Репетиция завтра вечером в клубе, попрошу не опаздывать. Как раз эту песню про Ленина и споёте со сцены на наш армейский новогодний огонёк.
— Да я… Не то, что…
— Запомни, воин… А лучше запиши: под номером один – командир всегда прав; и под номером два – если командир не прав, то смотри пункт первый.
— Но я ещё…
— А ещё, ты – пока никто и звать тебя никак, но только армия сделает из тебя человека! Кругом!
— Есть!
— Отставить! Какую песню хотел предложить?
— Дык, эту… Как её… «Кап-кап-кап, из алых глаз Маруси…»
— Капает прямо на копьё?
— Ну да…
— За Одессу ещё мне тут спой… Бегом в расположение казармы!
Наследующий день я подошёл к армейскому клубу. Около входа жался огромный жирный чёрный кот, в ожидание, когда кто-то откроет дверь для его беспардонного величества. Ничего я не имею против котов, но тут какая-то злость взялась, казалось бы, совершенно из неоткуда. Да только прилетела вдруг она, что котяра такой вот вроде беспомощный, но свободный зараза, и ходит там, где ему вздумается и жрёт, что хочется. В одну доли секунды мяукающее существо, поддетое с размаха моим бессовестным сапогом, уже летело в предновогодний сугроб. Кот отряхнулся довольно шустро от снега, посмотрев на меня такими жалостливыми глазами, что я не смог больше терпеть…
— Запомни, ты – дерьмо собачье! — выпалил я медленно и с расстановкой. — Только Советская Армия сделает из тебя человека!
Сказал и подумал о том, что настоящий солдат получается не из помывки полов, не из уборки плаца и чистки туалета. Его строит таковым и возвышает над окружающими удивительная человеческая готовность принять как должное, пусть про себя с некоторым нытьём, те невероятные тяготы с лишениями, добавляя словесно постоянно всех падших женщин и их матерей, но выполняя свой долг, несмотря ни на какие невзгоды – несмотря ни на что.
Чтобы далеко не ударяться в эти размышления, остановлюсь, пожалуй, на солдатском клубе более подробно. Ведь клуб, в какой бы то не было воинской части, выступает непременным очагом и распространителем культуры. Если нормально работает клуб, значит солдат в свободное время смотрит интересные фильмы, участвует в организации ансамблей и занимаются самодеятельностью. Отсюда, вне всякого сомнения, отношение к службе меняется в лучшую сторону и не даёт времени на другие негативные действия.
Вообще-то трое человек должны при клубе находиться постоянно: заведующий клуба, киномеханик и художник. Перед Новым Годом должность завклуба заняла служащая СА. Прибыл новый командир части и его дочке предоставили такое рабочее место. Вы представляете себе, что это такое? Я прекрасно представляю! Ведь до неё почти всем управлял замполит, потому что киномеханик в лице завклуба всё-таки не дотягивал, чтобы сделать какую-либо постановку в стиле патриотической идеологии. Да и слушались солдаты неохотно. То и дело разносилось эхом в пустом зрительном зале на репетиции:
— Воины, вы, чё? Совсем озверели?
Солдаты встали вряд и по очереди пытались читать патриотические строки из различных стихотворений в угоду Советской Армии и Родины в целом. Кто-то плохо выучил, кто-то просто переминался с ноги на ногу, потупившись в пол.
— Вы, чё творите, изверги? При прочтении этих замечательных стихов, находясь в положение подготовки таких великих праздников, как седьмое ноября, ну и нового года тоже, на лицах солдат просто необходимо должна блуждать патриотическая задумчивая улыбка! Улыбка, мать вашу так, а не оскал идиота непредсказуемого, предвкушающего увольнение в женское общежитие.
До меня доходит очередь, начинаю петь сначала тихо, постепенно наращивая обороты. Со второй строчки закатываю глаза в потолок…
— «Неба утреннего стяг, в жизни важен первый шаг».
— Твою дивизию! — орёт старлей благим матом.
— А что? — удивлённо я смотрю в его сторону.
— Тебе чё, голых баб в первый ряд посадить, чтоб башка твоя поворачивалась куда положено?
А тут, вдруг такое…
— Здравствуйте, мальчики! — вошла в зал новая заведующая клубом.
— Здравия желаю! — ответил старлей, пока солдаты пробовали что-то сказать, заикаясь,.
Рты раскрылись в каком-то непредвиденном предвкушении, у кого-то даже защёлкала челюсть. А замполит вышел из клуба и до самого праздника больше не показывался.
Вскоре на сцене появилась ёлка, а следом за ней и Дед Мороз. Жанна, так звали нашу новую заведующую, выбрала поздоровей одного из солдат, нарядила его в шубу, повесив бороду с усами, вручив здоровенный мешок с подарками. Кстати, они с этим солдатом потом поженились. Бывают чудеса под Новый Год, я сам убедился в этом. Солдатик этот был, конечно, красавец – могучий парень–сибиряк, а она так себе. Я бы на гражданке даже внимания никакого на неё не обратил, а тут… Ну просто все пялились, не отрывая взгляд свой. Ей видимо это очень нравилось, да и о замужестве подсуетилась неплохо. Впрочем, если бы мне тогда сказали, мол, женись на ней. Женился бы, даже не задумываясь.
Жанна чувствовала себя вольготно и свободно, до той самой степени, когда ощущают себя королевой бала в образе снегурочки. Ей явно нравилось быть в окружение солдатиков и постоянно ощущать на себе воздыхательные обольстительные взгляды. То кокетливо поправляла платьишко, то невзначай дотрагивалась рукой до одного из нас… И видя наше помутневшее состояние, всякий раз пыталась нелепо пошутить.
— А что, мальчики, вправду говорят, что вам в кисель бром подливают?
— Не знаю… — отзывался один из нас.
— По вашему виду не похоже, — смеялась она, да так звонко, что все солдаты подхватывали вслед, гогоча.
— Можно, если что, и на мне проверить, добавляют или нет. — вдруг ударило в мою бестолковую голову и я моментально выпалил.
— Я те щас проверю! — схватил шутника за шкирку добрый дедушка Мороз и попытался скинуть меня со сцены в зрительный зал. — Ты чё, боец, охренел от беззаботности? — орал через пышную бороду новоявленный ревнивец, каких свет не видывал. — Ты, сука, совсем нюх потерял? Я те, бляха, на ёкарный Магадан! — задыхался Дед Мороз от возмущения.
Но я совсем не унывал, вылезая из ямы зрительного зала на сцену. Отбрёхивался, как только мог, что имел ввиду не то, о чём все подумали и мой язык всему на свете враг и что его я сей момент отрежу. Очень уж не хотелось лишаться такого окружения, когда здесь – в армии, можно также запросто жить почти как на гражданке, хоть чуть-чуть затмевая грубые казарменные распорядки. Я старался, как только мог, чтобы получить в своё распоряжение ещё больше текста, дабы по более времени проводить в клубе на продолжительных репетициях.
Время шло, и у нас – солдат стало почти всё получаться, чему мы и наша милая руководительница были безмерно рады. Однажды, перед началом репетиции, я помогал Жанне поправить дождик на её груди и моя рука совершенно случайно… Что я тут вешаю? Совсем не случайно моя ладонь дотронулась до её груди и задержалась там секунд на пять. Как я и предполагал, почему-то была такая уверенность – сам не знаю почему, Жанна ничего не сказала и руку не одёрнула, а только повела острым подбородком в сторону Деда Мороза, который крутился спиной к нам возле ёлки. Откуда он взялся, никто из нас до этого момента не видел. Губки напухли у снегурки похотливо, румянец заиграл так, что светлее на сцене стало намного, а я остолбенел. Честное слово. В процессе репетиции выдалась минутка, когда нам удалось наедине перекинуться несколькими словами:
— Завтра пораньше закончим, можешь задержаться, когда все разойдутся. — прошептала Жанна томно, в ожидании утвердительного ответа.
— Да, конечно, — прошелестели мои губы с невероятной надеждой на новогоднее чудо. — А этот? — показал я взглядом на Деда Мороза.
— Этот завтра вообще не придёт, — улыбнулась она и отошла в сторону, показывая, как нужно звать её хором, чтобы Снегурочка вышла из-за кулис под бурные овации полного зала солдат.
Из клуба я летел на крыльях чудного вечера в удивительном предвкушении и с великой надеждой на завтрашней день. У входа в солдатский буфет курил младший сержант Ча – кореец с русским именем Саша. Ещё когда мамка приезжала на присягу, он, с присущей ему наглецой, стал подкатывать ко мне, чтобы я у своей родительницы попросил ему трёшку в долг, а он в свою очередь, мол, будет следить за мной, чтобы никто не обижал. Тогда я аккуратно отшил его, но сейчас готов был с первым встречным отметить предстоящее радостное событие.
— Пошли! Чё стоишь? У меня рубль имеется!
— Не торопись, там товар привезли, — округлились корейские узкие глазёнки в примерную величину русского блюда. — Маша–буфетчица запряжёт коробки таскать! А тебе это надо?
— Плевать! Я чипок готов щас на руках таскать вместе с толстой буфетчицей, не только коробки какие-то!
Через секунду я был уже внутри. Маша, не по годам – полной наружности, лет до тридцати ей было, но с симпатичным круглым личиком, что-то записывала в тетрадку.
— Ага, помощник, — подняла она на меня голову. — Только не убегай, я ж тебе коржик бесплатно подарю.
По части в то время всякие разговоры ходили про Машу, будто кто к ней только не захаживал с известными намерениями – никому она, добрейшей души человечек, не отказывала. Правда, как оказалось – солдатики тут не в счёт.
В подсобке наклонилась Маша в пол за карандашом. Взыграла молодость огнём. Мне тогда девятнадцать лет всего-то было. Видно она прочувствовала чересчур очень скоро этот момент, потому что отставила коробки на полку и прижалась всем своим громоздким телом ко мне.
— Ты это, — шептала буфетчица мне на ухо, — приказали работать на Новый Год, так что приходи во время просмотра фильма в клубе. Все там будут, а ты… А ты – у меня.
— Ага, — только и оставалось ответить.
«Вот это да!» — кричало всё моё нутро, когда лежал на койке после команды «отбой». Но тут какой вам сон, когда упёрся со всей силой в матрас и если бы не панцирная сетка, то проткнул бы кровать насквозь от нахлынувших видений невероятных. Даже про свою девчонку позабыл, что осталась меня ждать на гражданке. Ну что тут поделаешь? Ведь природа берёт своё и животные инстинкты никто ещё не отменял, даже у человека, который может лишь некоторое время сдерживать себя.
Столько планов одновременно переварить в себе? Я представлял и летал одновременно! Ведь даже на гражданке мне ещё не предлагали в один день сразу две девушки. Это было что-то! Хотелось крикнуть Армии прямо в её огромное лицо: «И чё я в тебя такой влюблённый!»
На следующий день – после обеда давалось полчаса свободного времени, и я побежал в клуб, чтобы удостовериться, что мне ничего не приснилось. Открывая дверь, я столкнулся с Жанной. И в это самое время – подбежал запыхавшийся боец со стороны контрольно-пропускного пункта, крича во всю глотку:
— Где ты есть? Целый час ищу… Девушка к тебе приехала!
Это вам похлеще будет, чем фраза из великой комедии Гоголя «Ревизор». Наши с Жанной два лица, застывшие в невероятном выражении, ни в каком театре не сыграть, честно вам говорю. То, что мне в голову первое пришло – это необыкновенная радость и одновременно мысль с печальным удивлением, мол, чё ты раньше на неделю не приехала. Да уж… Вот такая скотина из нас порой лезет, когда мы совсем ещё мальчишки, хоть и призванные выполнять особый долг. А Жанна… А Жанна, почему-то развернулась и зашла обратно в клуб, оставив облако великого разочарования, хотя до этого собиралась выходить наружу. На громко хлопнувшей двери проявилось ярко огромными буквами слово «Презрение», которое кроме меня никто больше не видел.
Совсем не волшебная сказка случилась со мной. На ночь меня не отпустили, потому что не было отметки, что я женат. Но посоветовали на следующий день пойти в увольнение до вечера. Я был даже готов на самоволку – бросить к чертям собачьим всё, а там – будь, что будет. Но моя девушка отказалась ночевать, потому что этим вечером уже нужно было уезжать. Так и просидели с ней на КПП в комнате для гостей, где я слопал жаренную курицу целиком и раз сто поцеловался с любимой.
Что да, то да, но хоть и грустно об этом говорить и как-то подленько, но девушка моя как-то не очень подсуетилась. А с Жанной так вообще облом конкретный вышел. Она после этого случая отказалась разговаривать совсем. Была у меня попытка…
— Слушай, — говорю. — Чё ты?
— Вали давай… — только и ответила.
Новогоднее выступление наше удалось на славу! Зал аплодировал! А замполит самолично всем пожал руку. После представления начали крутить кино «Максим-Перепелица». Честное слово, я бы нет, не пошёл бы к Маше в чайную, если бы вот так всё не случилось, но… Потихоньку прокрался из клуба и напрямки в чайную…
— Баххх… — пытаюсь открыть дверь – закрыто, тихонечко стучусь, трясущимися руками.
— Чё надо? — высунулась пропитая рожа прапорщика. — Брысь отсюда!
Я ни в коем мере не осуждал никого, только вдруг о себе задумался, о тех уродливых проявлениях человеческих – откуда только берётся эта гадость и фальшь, лишь бы удовлетворить собственное эго. Но, самое главное – я уже был готов к самоанализу и к самокритике. А эта готовность достигается тренировкой ума и тела.
Что там не говори, а в Советской Армии, наряду с негативными моментами, а иногда и вопреки, была отработана опытным путём целая технология вытачивания солдата из домашнего оболтуса. Ведь все скрытые пороки и дефекты человеческой натуры в момент проявлялись, в отличие от длительной гражданской эволюции, и давали немедленно о себе знать. Конечно, кто-то ломался, не без этого, а кто-то, наоборот, оставался неуправляем.
Но самое главное – я искренне понял до мозга костей, что такое дом, что такое Родина. Я полюбил жизнь, о которой раньше совсем по-другому думал. Я полюбил её так, как раньше никогда не любил. А ещё я стал по-настоящему ценить свободу. При возвращении домой, мне совершенно стало неинтересно разговаривать с обывателями, видящих свою проблему в ремонте квартир, где что купить подешевле и тому подобное. Ведь только в Советской Армии я понял, что такое женщина! До меня только в армии дошло полностью и бесповоротно как любить женщину, как её желать. Я вдруг понял то, что никогда не понимал и если бы не армия, то не понял бы никогда, потому что только выживание заставляет начинать понимать окружающий мир совершенно по-другому. На гражданке все эти знания мне не раз спасли жизнь и помогли мне состоятся как человеку, не боящемуся ничего и одновременно – думающему и не лезущему напролом. Каждому в процессе собственной жизнедеятельности требуется найти свою золотую середину между «надо» и «не надо». Я нашёл, ещё будучи в Советской Армии.
21 Ты жил с любовью в сердце
Татьяна Аггуриева
Памятник встал, как влитой – серый мрамор, цветочница с фигурными краями, качественно выполненная фотография на фарфоре... Надпись золотыми буквами:
«Всеволод Владимирович Стрельцов
16 мая 1969 - 10 октября 2019
Ты жил с любовью в сердце!
Безутешные родные»
По возвращении домой с кладбища уставшая донельзя Маргарита откупорила бутылку коньяка, плеснула добрую порцию в высокий бокал и обессиленно опустилась в кресло. Предстала перед глазами фотография с памятника – Сева радостно улыбается в объектив, волосы растрепаны, глаза сияют. Сорок пять лет, отпуск в гостях у дочки Оксаночки, Петергоф. Сева – красавчик, каких поискать. Высокий, поджарый, мускулистый, темные волосы, синие глаза. Активный, уверенный в себе, умный, умелый, «золотые руки». Любимый, ненаглядный, родной...
По щекам Маргариты потекли слезы, которые она даже не попыталась вытереть. Год прошел, как скоропостижно (ничто не предвещало беды!) ушел из жизни Севочка, и ни дня не проходило у скорбящей супруги без горьких, иссушающих слез. Маргарита сильно сдала – похудела, осунулась, прибавилось морщин, и в сорок восемь выглядела лет на десять старше. Родственники и друзья наперебой уговаривали ее срочно заняться собой, смириться с потерей, жить дальше. Оксана, тоже сильно горюющая по отцу, видела, как маму засасывает депрессивное состояние, и, боясь за нее, настойчиво предлагала перебраться к ним с мужем в Питер насовсем. Маргарита отказывалась наотрез – каждое воскресенье в любую погоду она исправно посещала кладбище и, сидя на скамейке, подробно рассказывала Севочке, как прошла неделя, делилась с ним хозяйственными заботами, спрашивала совета по самым насущным вопросам, и в шорохе листвы, шуме ветра, щебетании птиц улавливала ответы. Севочка слушал с большим вниманием и задавал вопросы, на которые Маргарита обстоятельно отвечала... Сегодня Севочка в порыве ветра прошептал, что ему очень понравился памятник и поблагодарил за удачно подобранную фотографию, которую, кстати, сам же ей и посоветовал полгода назад, когда Маргарита оформляла заявку в бюро ритуальных услуг. Потом добрый Севочка попросил ее возвратиться домой, потому что скоро пойдет сильный дождь, и дорогая Ритуля может промочить ноги и простыть. О проливном дожде предупреждала ведущая прогноза погоды, но для Маргариты это не имело значения – в голове настойчиво звучал голос незабвенного мужа...
Маргарита вертела в руках опустевший бокал… Она не находила себя в одиночестве. Свободного времени имелось предостаточно, но занять себя чем-либо, помимо бесконечных воспоминаний, у нее не получалось. На работе Маргарита исправно выполняла рутинные обязанности, а домашние дела надолго не занимали – стиральная машинка-автомат. микроволновая печь, кухонный комбайн, навороченный моющий пылесос (последний подарок заботливого мужа)... Севочка получал прилично – токарь высшего разряда, неоднократный победитель конкурсов профессионального мастерства. Пять лет назад корреспондент местной газеты взяла у него интервью. Имя необычное... Как ее звали?.. А, точно – Аделина Воскресенская... Маргарита, помнится, посмеялась: «Наверно, псевдоним!», а Всеволод неожиданно начал заступаться, мол, с чего ты взяла, разве у человека не может быть красивых имени и фамилии в сочетании? «И отчества заодно!» – продолжала подтрунивать Маргарита. «Арнольдовна, представь себе!» – заявил супруг и смешался. Маргарита удивилась не подобной осведомленности (брала интервью, представилась), а необъяснимой горячности Севы, но только на минуту – отвлеклась и забыла разговор, точнее, думала, что забыла. Оказывается, человеческий мозг действительно досконально помнит каждую мелочь...
В гараже, единоличном царстве мужа, удачно совмещенном с мастерской, куда Маргарита год не могла заставить себя зайти и никому не позволяла, стены были обклеены многочисленными Севочкиными грамотами, начиная со школьных (за первенство в соревнованиях по легкой атлетике) и кончая разнообразными «Лучшему в профессии». «А не пойти ли мне в гараж?» – внезапно подумала Маргарита, и решительно поднялась с места. Пока она искала ключи – «Севочка, где они?» – ей показалось, что воздух вокруг нее уплотнился, а муж молча выказывает недовольство. «Я ничего не порушу, милый, обещаю!» В ответ – тишина, и почему-то стало трудно дышать... «Срочно на воздух!» Еле найдя ключи – лежали в шкафу в ящике с Севочкиными перчатками (ни единой вещи обожаемого супруга не было выброшено или отдано, они находились на своих местах, как будто ждали его возвращения) – Маргарита тепло оделась, обула высокие сапоги на платформе, прихватила большой зонт и, по-прежнему не слыша никаких звуков из потустороннего мира, двинулась в путь.
Дверь гаража открылась не сразу – пришлось изрядно повозиться с заедающим замком. «Надо было прихватить из дома дверную смазку!» Проникнув внутрь, Маргарита нажала на кнопку выключателя – зажегся яркий свет. У Маргариты перехватило дыхание, и привычные слезы полились ручьем. Все здесь было проникнуто духом Севочки – оборудование, инструмент, столы, табуретки, стеллажи. Обстановка удобная и комфортная, чистота – муж был ярым поборником порядка. Машину они продали незадолго до внезапной Севочкиной смерти с намерением купить новую, но не успели. Маргарита тихо ступала по святая святых, ласково гладя рукой поверхности: «Не сердись, любимый, я аккуратно» Ни слова не отвечал Севочка, и Маргарита с удивлением подсчитала, что муж не общается с ней почти два часа… В столе, стоящем у противоположной от двери стены, один ящик был заперт. «Что там лежит?» – заинтересовалась Маргарита. В гараже, кроме различных «железок», как пренебрежительно называла она инструмент, ничего интересного не было. «Наверно, какие-нибудь особо ценные железки» – решила Маргарита и собралась было покинуть помещение, но что-то удержало ее и повлекло обратно к ящику. «Как малый ребенок», – улыбнулась сквозь слезы Маргарита. Ключа от ящика на связке не оказалось, и Маргарита решила воспользоваться какой-нибудь отверткой, благо выбор был богатый. От усилий Маргарита вспотела, скинула пальто на верстак и налегла на непослушный замок. С трудом удалось задуманное. «Я – профессиональный взломщик, как Жорж Милославский!» – гордо подумала Маргарита и рванула ящик на себя.
От чрезмерного усилия он выскочил из направляющих и упал на пол. Содержимое разлетелось во все стороны – сплошные газетные вырезки, а поверх них лежала… фотография... Маргарита, отказываясь верить собственным глазам, дрожащей рукой подняла ее и поднесла к глазам. Эффектная длинноволосая блондинка лет тридцати пяти с маленьким мальчиком на руках улыбается в объектив... Перед глазами Маргариты поплыл туман, и в его густоте проявился детский альбом мужа, который она часто смотрела, приходя в гости к ныне покойной свекрови. Ребенок с фотографии – точно маленький Всеволод, как из-под копирки, Оксанка так на отца не похожа. А затем все исчезло, туман сгустился в плотную тучу, которая превратилась в сплошную черноту, в ушах зазвенело, и Маргарита упала в обморок… Очнувшись от ноющей головной боли, Маргарита не сразу поняла, где находится. Низкий потолок, твердый пол... Сознание постепенно прояснилось. «Нет, этого не может быть! Привиделось!» Маргарита осторожно села, боясь потревожить голову, и растерянно огляделась. К сожалению, оказалось, что это не глупый сон, а кошмар наяву. Гараж, развороченный стол, рассыпанные по полу бумаги, фотография… Сидя на добротно сделанном полу, Маргарита перебирала газетные вырезки со статьями… Аделины Воскресенской... Погасив первый порыв – немедленно изорвать в клочья и выбросить – Маргарита пощупала голову (цела, повезло!) и проворно вскочила (откуда силы взялись?!). Затем быстро собрала с пола бумаги и запихнула в пакет, а фотографию брезгливо двумя пальцами засунула в потайной карман сумки. Едва не забыв погасить свет, Маргарита заперла гараж, и скорым шагом пошла к остановке. В киоске она купила свежий выпуск «Трудового вестника», и, найдя на последней странице адрес редакции, села в подошедший автобус и отправилась в путь.
Две пересадки – и она на месте. Рабочий день подходил к концу, но Маргарита надеялась, что у корреспондентов он ненормированный. Поинтересовавшись у приветливого вахтера, в редакции ли Воскресенская и получив утвердительный ответ, Маргарита вышла на улицу и устроилась на скамейке у входа с твердым намерением ждать до победного. Через час дверь распахнулась, и в толпе сослуживцев показалась Воскресенская, не узнать которую было невозможно. Стильная, уверенная в себе, притягивающая восхищенные мужские взгляды… Марина встала и только собралась окликнуть, как ее опередили… «Мамочка!» – раздался звонкий детский голосок, и к Аделине подбежал нарядный мальчик лет пяти в ярком комбинезоне. Аделина порывисто обняла ребенка: «Севочка, солнышко! Мамочка соскучилась! А папа где?» «Там!» – радостно воскликнул мальчик и, повернувшись, помахал рукой. На потрясенную Маргариту короткое мгновение в упор смотрели глаза умершего мужа… «Иду, мои хорошие!» – высокий, фирменно одетый мужчина, внешне чем-то отдаленно напоминающий Всеволода, приближался к жене и… сыну. «Сева папу не слушается!» – шутливо погрозил он пальцем. «Я слушаюсь, честное слово! Я по мамочке скучал!» – запротестовал мальчик. «А как я скучал! Пойдем в пиццерию?» – весело предложил мужчина. «Ура!» – оглушительно закричал маленький Сева, и «счастливая» семья, в которой пышно цвели ложь и предательство, держась за руки, направилась к припаркованной неподалеку дорогой иномарке...
Маргарита опустилась на скамью, переводя дух. «Какой тяжелый удар ждет впереди отца и сына, ведь правда рано или поздно обязательно откроется…» Вспомнив первое побуждение, она вытряхнула из пакета на колени содержимое, вытащила из сумки фотографию, которая буквально жгла ей пальцы, и приступила к методичному уничтожению грязных подробностей тайной жизни «благоНЕверного». И тут полил обещанный ливень. Бумажонки промокли, превратившись в липкую массу. С отвращением слепив из нее комок, Маргарита кинула его с размаху в урну и, зайдя в редакцию, попросила разрешения дождаться в вестибюле такси. «На кладбище!» – велела она удивленному таксисту, пообещав накинуть сверху. У ограды кладбища Маргарита попросила остановиться и пояснила, что по территории хочет прогуляться в одиночестве. Получив от странной пассажирки щедрое вознаграждение, таксист пожал плечами и уехал.
Маргарита медленно шла под зонтом по дорожке, не обращая внимания на дождь, и внимательно смотрела под ноги. Наконец ей попалось на глаза то, что нужно, и, подняв камень подходящего размера, она в темпе двинулась привычным курсом к могиле. Эпитафия, казалось, глумилась над ситуацией. «Ты жил с любовью в сердце?? С любовью к другой??? Получай!!!» – разъяренно завопила обманутая и начала изо всех сил колотить камнем по фарфоровой фотографии... Под ее натиском фарфор крошился, и очень скоро задорное – «фальшивое!!!» – лицо бывшего любимого мужа превратилось в кучу рассыпанных по мокрой траве осколков. На памятнике остался ободранный овальный след. «Поделом тебе!» – удовлетворенно выдохнула Маргарита и отправилась обратно, прихватив камень с собой, дабы не оставлять улику «на месте преступления». Выкинула она его по дороге далеко от могилы…
Дома Маргарита приняла горячую ванну с ароматными маслами. Затем долго критически рассматривала себя в зеркале и решила срочно посетить парикмахерскую и косметический салон. Подкрепив силы вкусным ужином, Маргарита нашла три вместительные сумки, рассовала в них мужнино барахло и разыскала в Интернете адреса приема секонд-хенда. Спала она крепко, а на следующий день взяла еще один отгул, в дополнение ко вчерашнему, и занялась намеченными делами. В середине дня ей позвонили из администрации кладбища и сообщили об акте вандализма. «Безобразие!» – деланно возмутилась она и тут же пообещала не предъявлять претензий.
«На памятнике не будет фотографии, Оксаночка. Я передумала. Извини, что не предупредила! Думаю, папа бы меня одобрил…» – сказала вечером по скайпу Маргарита, вложив в последнюю фразу понятный лишь ей двойной смысл. «Тебе виднее… Мам, а ты посвежела! И прическу сменила! Отлично выглядишь!» «Спасибо, родная... Хочу гараж продать – мне машина не нужна, а там все о папе напоминает, тяжело внутри находиться… И вещи его я определила в хорошее место, не могу на них смотреть, сплошная боль... В квартире хочу сделать капитальный ремонт с заменой мебели... И семейные альбомы тебе на хранение передам, а то смотрю и слезы проливаю без конца...» – почти искренне произнесла Маргарита. «О... Мы с Димой обязательно поможем. Мамуль, ты умница, за силы берешься!..» «Жизнь продолжается, доченька!» – твердо ответила Маргарита и… улыбнулась...
22 Леший
Владимир Зацепин Радостный
Зима 42 года выдалась суровой, морозы доходили до 30 градусов. Мужики все на фронте, а бабоньки с малыми детишками да стариками тут воевали, в колхозе. До упаду, до изнеможения, домой еле доходили. А тут детишки малые, семьи-то большие были, в каждом дворе орава ребятишек, да и родители-старики, за ними тоже уход и тепло надо. Порой как тени, укутанные в тряпьё, проходили по деревне. А тут еще такие холода, печку-кормилицу топить надо было каждый день, мёрзли ребятишки, не слезали с печки, да и обувки не было лишней, бывало пара валенок на всю ораву.
А фронт надо было кормить, обувать, одевать – вот и пластались бабы с раннего утра до позднего вечера. А вечером надо было ещё сходить с салазками в лес за валежником, чтобы истопить эту самую кормилицу-печь.
Анютка, баба лет 40, тащила громадные салазки с дровами, почти по пояс утопая в снегу. Свёкор специально такие здоровые сгондобил, чтобы дров поболе привозила. Уж сколь раз она его ругала за эти салазки: – Тебя бы в них запрячь! А свёкор только хмыкал в ответ: – Печь .. она, ить, корма требует, тогда и тепло и сыто будет! Не ропщи, Анютка, терпи, мужикам тоже поди не сладко там, а детишков выхаживать надо. Бог, он, ить, всё видит, будет и награда нам за труды наши.
Вот и сейчас, таща эти салазки, Анютка представила, как она растопит печку, а сегодня ей попался обрезок сосновый толстый, кто-то спилил, но всё не забрал и вот он лежит поверх валежника, прижимая его к салазкам. А там еще Мишутка заболел. младшенький, 3 годика ему всего. Кашель замучил, опять придется компресс из самогонки на ночь ему делать – с такими тревожными думами Анютка уже почти выбралась из леса, как вдруг откуда-то сбоку послышался треск и навстречу ей вышел, прихрамывая, лесник Афанасий Дмитрич, или Афоня, как в деревне его звали. Прибыл он из лесничества, его направили вместо ушедшего на фронт местного лесника. Лет ему было за 60, вдовец. Жил один в лесу, на кордоне, лишь изредка наезжая в деревню, то за хлебом, то в магазин. Прихрамывая на правую ногу, она была короче левой, он как леший наводил страх на ребятишек, заросший с бородой – ни дать ни взять леший, да и бабы его побаивались и обходили стороной. Разные слухи ходили про Афоню. Когда разговор заходил про него у колодца или еще где, бабы смущенно отворачивались и спешили уйти.
Так вот этот самый Афоня и вышел на дорогу перед Анюткой, та сразу съежилась, и все мысли выскочили из головы, только одна билась все время: неужели правда, что говорили про него в деревне. Анютка как-то съежилась и опустила глаза, не хотелось видеть эту рожу.
– Ну что, бабонька, попалась, – и рот ощерил от предвкушения. – Воруем?
– Да ты что, дядя Афанасий, я валежник набрала, печь топить, ить, холод то вон какой, – она взглянула ему в глаза и всё поняла, правду говорили про Афоню, не отпустит он ее просто так, довольная Афонина морда прям расплылась от предвкушения.
– Ну чё, пошли ко мне, протокол составлять буду, гляди, сосну какую свалила, не положено.
– Дядя, отпусти ради бога, у меня Мишутка, сынок, болеет, да и дома холод, топить надо
– -А ничё, мы по-быстрому, – и он схватил Анютку за руку, больно вывернув ее, – а то дрова конфискую и протокол составлю, хуже будет, – и он потащил Анютку к кордону, благо тот был недалеко.
– Дядя, отпусти, не надо, ради Бога, меня дети ждут!
– А ничё, подождут, мы по-быстрому!
Он втащил её, упирающуюся, в избушку, усадил на лавку и запер дверь на крючок
– Давай раздевайся, да поживей, тебе же лучше будет, не артачься, и никто ничё не узнает, а ты слободно будешь в лес ездить за дровами. И не боись, никто не узнает, мое слово – могила! Да не трясись, помочь, может? – и он протянул свои грязные ручищи,
Она всё сопротивлялась, как могла, но сил уже не было, и она закрыла глаза. Все происходило как в тумане, рывком, как зверь, набросился Афоня, и она уже не могла ничего поделать, только плакала. А он, насладившись, как зверь над своей жертвой, довольный отвалил от нее и, сев на корточки у двери, задымил махоркой.
– Одевайся и, смотри, молчок, ни слова, убью! – пригрозил. – А за дровами можешь ездить, разрешаю, – и заржал как лошадь, довольный.
Анютка в бессознательном состоянии, кое-как натянула одежду и, не глядя на Афоню, выскочила в дверь
– Ты все поняла? Убью! – донеслось вдогонку.
Добежав до салазок, она схватила за веревку и потянула, но тут её начало тошнить, долго рвало, выворачивая всё наружу, она кляла и эту жизнь, и войну, и страшного Афоню, всех и вся. И тут до нее дошло, почему все бабы при разговоре про лесника либо отворачивались, либо вообще уходили. Эта тварь держала в страхе всё женское население деревни, и пожаловаться некому было, война.
Дойдя до дома, Анютка снегом умыла лицо и зашла в избу. Свёкор, лежа на печке глянул на нее сверху и ничего не сказал. Растопив печь и нагрев воды, задернув занавеской угол у печки, она долго, с остервенением мылась, докрасна растирая мочалкой тело, пытаясь смыть всю эту Афонину ненавистную грязь. Когда вышла, свёкор с ребятишками уже спал на печке, только храп разносился. Анютка растерла Мишутке тельце муравьиным спиртом, настоянным на самогоне, уложила его рядом с собой на кровать, укрыла, и забылась тяжелым сном. И снилась ей страшная Афонина морда и его длинные ручищи, протянутые к ней: – Давай! Давай!
Она в страхе проснулась, вся подушка в слезах, мокрая, и Мишутка тоже вздрагивал во сне. Она укутала Мишутку и стала собираться на работу. За окном начинался новый день.
23 Большая крокодила
Фолтин Дмитрий
(история о том, как культурные коды пронзают пространство и время)
Принял опий, чтобы заснуть.
Проснулся с тяжелой головой.
Читал «Wisdom of Father Brown».
(из дневника К.И.Чуковского)
I
Второй военный май выдалось для Петрограда холодным и туманным. Налетал, порывами, ветер с Финского залива, сыпал мелкими брызгами в стёкла домов, печально завывал в трубах. В доме №11, по улице Коломенской, лежал в своей кровати Корней Иванович Чуковский и безуспешно пытался одолеть бессонницу.
Была уже глубокая ночь, часы в гостиной только что пробили два, а ему всё не спалось. Мешали забыться расстроенные долгой заграничной командировкой нервы, да ещё докучал, не ко времени разболевшийся зуб мудрости. Вздохнув, Корней Иванович опустил длинные ноги на пол и, нащупав тапочки, отправился к буфету, где на верхней полке хранились лекарства. Не зажигая света, чтобы не разбудить жену, он нащупал жестяную коробочку с «Патентованным алкалоидом от зубной и иных болей тела». С самого начала войны этот самый «алкалоид» стал большой редкостью, хотя на родине Корнея Ивановича, в солнечной Одессе, подобного снадобья, привозимого целыми тюками из Южной Америки, было в избытке и им лечили решительно всё: от запора и насморка до старческой слепоты.
Боря Житков недавно рассказывал, посмеиваясь, что лекарства стало не достать из-за того, что экзальтированные поэтессы и художники-футуристы используют его как-то уж совсем не по назначению, но Борис – известный в литературных кругах балагур и мистификатор, скорее всего, просто шутил.
Зачерпнув пальцем порошка, Корней Иванович, страдая, начал втирать его в десну. Как и всегда – во рту стало горько и отвратно, зато боль постепенно притупилась, а всё нёбо онемело, как после укола новокаина.
Вернувшись в постель, Чуковский очередной раз попытался уснуть, перебирая события прошедшие за день.
Ввечёру уже заходил Володя Короленко, чтобы забрать перевод статьи какого-то психолога-швейцарца по фамилии Юнг. Корней Иванович знал немецкий язык гораздо хуже английского, потому, с большим трудом и постоянно спотыкаясь о специальные термины, изготовил по существу – подстрочник оригинала. После переписывания набело, русский текст, далёкому от психологии Чуковскому, показался абсолютно непонятным. Была там какая-то нелепица про «архетипы», «суггестию», «коллективное бессознательное» и другие странные на слух вещи.
Однако Короленко даже такому «переводу» обрадовался и долго тряс руку. Попытался было объяснить, зачем ему – писателю Короленко, понадобилась статья шарлатана-мозгоправа; даже начал рассказывать что-то про китайские легенды и библейские сюжеты, богов и героев, но, не имея времени, убежал, пообещав как-нибудь потом растолковать всё подробнее.
«Вот до чего дошло — уже и фрейдисты, крой иху тёщу, в литературу лезут!» – подумал Корней Иванович, смежая веки.
И приснился известному переводчику, литературному исследователю и критику Чуковскому К.И.
1-ый кошмар.
Осознал он себя, сидя в удобном кресле первого ряда, в каком-то огромных размеров иллюзионе, перед исполинских размеров экраном.
Как и всякий петербуржец («петроградец» – щёлкнул в голове патриотический цензор) Корней Иванович из любопытства посещал эти новомодные заведения, но нашёл их прокуренную атмосферу – невозможной, а сюжеты скачущих по белой холстине героев – донельзя пошлыми. Бренчал расстроенный рояль, гоготала, лузгая семечки, невзыскательная публика. По сравнению с театром, эта французская техническая выдумка, казалась глупым балаганным кривлянием.
Во сне же всё было и так, и одновременно – не так. Живая картина поражала своей ненатуральной яркостью и цветом, подобно раскрашенной опытным ретушером фотографии. Все происходящие на экране события сопровождались звуком, идущим непонятно откуда, но очень громким.
А на самом экране… (хорошо что Корней Иванович уже сидел, а то бы непременно осел на враз обмякших ногах) на экране была панорама какого-то очень большого города с высокими зданиям. Судя по количеству этажей: пятьдесят и более, дело происходило где-то в Североамериканских Штатах. По широкой улице шёл на задних лапах огромный дракон. Как Корней Иванович не был напуган, но приглядевшись, понял: не дракон, а скорее – динозавр. Он видел кости и рисунки этих допотопных тварей в Британском музее, когда служил корреспондентом в Лондоне. Но даже по сравнению с теми динозаврами этот был неправдоподобно велик – саженей 200, если не 300! Из пасти чудовища валил дым, а иногда и вырывалось, как из худого примуса, натуральное пламя! И рёв! Ужасный, ни на кого из земных тварей не похожий, рёв чудовища пугал до колик, сильнее даже, чем его острые зубы и немигающие змеиные глаза!
«И откуда такое чудовище?!» – мысленно содрогнулся Чуковский.
Дальше смотреть на экранное действо стало уже просто невыносимо: по монстру начали стрелять из пулемётов, пушек и диковинных бронированных машин совсем мелкие по сравнению с ним солдаты, на что рассерженный ящер моментально отреагировал и одним махом проглотил храброго офицера руководившего атакой. После чего чудовище стало ворочаться, ломая хвостом и башкой дома, изображение заволокло дымом и…
Корней Иванович проснулся. Сердце колотилось заячьим хвостиком, тело, всё в холодном поту, трепетало, а в ушах, казалось, ещё гудел рёв чудовища.
— Что случилось, Коленька? – сонно заворочалась жена.
— Ох, Машутка, сон дурной привиделся, жуткий, – выдохнул Чуковский, – от зубной боли может быть?
— А ты капелек прими, сонных. Опий, говорят, хорошо помогает.
— И то – дело.
Ладно хоть за снотворным ходить далеко не пришлось – оно стояло тут же на прикроватном столике.
«Капель семь-восемь? Эх, пусть будет дюжина, чтобы уж точно до утра хватило!» – решил Корней Иванович, но сбился со счёта, и проклятого лекарства оказалось в рюмке гораздо больше задуманного. Одним духом проглотив отвратительный раствор, он откинулся на подушку. Опий подействовали сразу: веки отяжелели, нервная дрожь прошла, а дыхание стало глубоким и ровным.
«Истинно – фармокопея чудеса творит!» – прошелестела в голове мысль и провалился наш герой во
2-ой кошмар.
Зал иллюзиона был всё тот же и поэтому не удивлял (разве только противно пахло каким-то кухонным чадом – будто пригорело постное масло). Также в зале обнаружились и другие зрители: одни держали на коленях корзинки и чем-то хрустели, другие – с хлюпаньем сосали через соломинки питьё из странных стаканов. Сюжет на экране в этот раз пугал, но не так сильно, как первый раз.
Действо опять происходило в большом городе. Монстром (что же за кошмар без монстра?) теперь выступал огромный шимпанзе, не уступающий в размерах предыдущему тираннозаврусу. Однако если доисторический ящер был совсем уж тупой скотиной, то обезьяна совершала и некоторые разумные действия: лазила по стенам высоких зданий («скайскрэйперы» – пришло на ум слово из американских газет) и что-то искала.
Найдя искомое – визжащую в окне молодую девушку, обезьян (что это самец, сомнений уже не осталось) прихватил её с собой и отправился гулять по городу, с поистине обезьяньей непосредственностью круша всё на своём пути. Закончил расшалившийся примат своё путешествие, забравшись на крышу самого высокого в городе здания, шпилем своим, казалось, пронзающего облака.
«Вот и лови его там – никакой лестницей не достанешь!» – подумалось Корнею Ивановичу – «И как они только пожары тушат?»
Но создатель кинокартины (Чуковский уже не сомневался, что это художественная, а не документальная съёмка) решил проблему с изяществом: прилетевшее звено аэропланов начало гвоздить мохнатого хулигана огнём из пулемётов, пока тот не отпустил девицу, а потом и упал, тяжко раненный, с этого «небоскрёба». Фильма закончилась, и остаток ночи Корней Иванович безмятежно спал уже без всяких вздорных снов.
* * *
С утра немного тяжёлой была голова, но больной зуб волшебным образом молчал. После завтрака и некоторых хлопотных домашних дел, Чуковский расположился у себя в кабинете, в надежде поработать: следовало завершить перевод одного из стихотворений Гилберта и заодно поправить черновик главы некрасовского исследования.
Однако вместо этого страстно захотелось Корнею Ивановичу записать смешной стишок, который он недавно сочинил, чтобы развлечь больного сына Ванечку. Они вместе ехали в пригородном поезде, Ваня хныкал, а Чуковский начал декламировать, в такт колёс, какую-то смешную чепуху.
«Как же там было? Кажется, какой-то запрет с уличных плакатов: «По-немецки говорить воспрещается!».
Тут перед глазами мелькнул давешний странный сон: улица, бегущие в ужасе люди, оскаленная пасть зелёной рептилии и дым у неё изо рта. Внутренне содрогнувшись, Корней Иванович отогнал неприятное воспоминание, а на бумагу полились чудные строки, с рождения знакомые теперь каждому ребёнку:
Жил да был
Крокодил.
Он по улицам ходил,
Папиросы курил,
По-турецки говорил, —
Крокодил, Крокодил Крокодилович!
Под такой задорный, маршевый ритм, даже сцена с пожиранием живых людей уже не казалась страшной:
Подбежал городовой:
"Что за шум? Что за вой?
Как ты смеешь тут ходить,
По-турецки говорить?
Крокодилам тут гулять воспрещается!".
Усмехнулся Крокодил
И беднягу проглотил,
Проглотил с сапогами и шашкою.
Писалось свободно и легко. Постепенно вспомнилось и продолжение сна: с шалуном-шимпанзе и схваченной им девушкой.
Гадкое чучело-чудище
Скалит клыкастую пасть,
Тянется, тянется к Лялечке,
Лялечку хочет украсть.
Лялечка прыгнула с дерева,
Чудище прыгнуло к ней,
Сцапало бедную Лялечку
И убежало скорей.
«А ведь эта история не так и ужасна, как мне показалось вначале. Зверь, кажется, не собирался убивать ту девицу, даже как-то наоборот – заботился о ней… Что это могло быть – материнский инстинкт? Да не похоже, он же самец. Может быть что-то романтическое? Французские сказки, де Вильнёв, Перро, Аксаков? «Красавица и чудовище»? Надо будет поразмыслить на досуге…»
– Коля, иди обедать! – позвала жена, появляясь у него за плечом. – Дети уже заждались.
– Постой-постой, Машуня! Ты только послушай:
Дикая Горилла
Лялю утащила
И по тротуару
Побежала вскачь.
Выше, выше, выше,
Вот она на крыше,
На седьмом эта'же
Прыгает, как мяч.
– Господи, что за чепуха! – прыснула смехом Маша. – Это твой поэт-американец написал?
– Да нет, – сконфузился Чуковский. – Давешней ночью приснилось, после лекарств. Прости, лапа, вы там обедайте без меня; я ещё поработаю – очень уж пишется складно.
– Ну, как знаешь.
Как вышла жена, Корней Иванович даже не заметил: перед его внутренним взором уже заходили на вираж самолёты, обстреливая верхушку башни, с сидящей на ней обезьяной.
И грянул бой! Война! Война!
И вот уж Ляля спасена.
За окном военный оркестр играл патриотический марш Бессарабского пехотного полка «Дни нашей жизни» – видимо на германский фронт провожали очередной маршевый батальон.
Где-то совсем близко в Европе, полыхала Великая война («мировой», а потом и «первой» её назовут позже). Стреляла по Парижу 28-метровая пушка «Колоссаль», близ бельгийского города Ипра горчичный газ готовился получить своё второе имя, сжигали истощённых солдат тиф и испанка. Прорыв фронта, предпринятый генералом Брусиловым, ещё казался успешным и сулил скорую победу. Четырём огромным империям совсем скоро предстояло прекратить своё существование.
А только что родившийся Великий Сказочник, склонившись над столом, создавал чудесный мир, где люди и звери в конце прекратят войну и будут жить вместе, в мире и согласии.
II
Февральское утро 1953 года застало продюсера Томоюки Танаку в своём рабочем кабинете токийской студии «Тохо». Танака пытался вскрыть перевязанный тугой бечевой пакет и, придерживая плечом трубку телефона, делал разнос своему подчинённому – сценаристу Сигэру Каяме.
– …сроки, уважаемый, больше всего меня интересуют сроки! Вы много и красиво рассуждаете про наш национальный эпос, сказания и легенды, а до сих пор не удосужились чётко прописать в сценарии вид кайдзю. Как это прикажете понимать: «…внешне Годзира выглядит как гибрид гориллы и кита»? У нас фильм ужасов, а не комедия, Сигеру! Вы представляете себе реакцию зрителей: перед ними на экране кривляется кит с волосатыми руками? Нет, и слушать не хочу! Ах, у вас есть и другие варианты? Как? Гигантский осьминог? А как он будет ходить по суше? Ездить на трёхногой машине, как у того фантаста-англичанина? И ничего смешного тут нет, господин Каяма!
Танаке наконец удалось разрезать упрямый пакет и освободить стопку книг – ежемесячная подборка англо-американской фантастики, которую он внимательно изучал, чтобы быть в курсе последних новинок жанра. На столе также оказались несколько ярких брошюрок: он специально заказал их на выставке детской литературы ЮНЕСКО, чтобы сын Исиро лучше понимал английский язык.
Картинка на обложке верхней книжицы (озаглавленной «Confusion») привлекла внимание продюсера своей оригинальностью: огромная, выше домов, рептилия, одетая в щегольское пальто и шляпу, весело хохотала и выпускала из зубастой пасти струю дыма на разбегающуюся в панике толпу мелких людишек. В правой руке странный зверь держал толстую, похожую на полено, папиросу, в левой – зонтик. Перевернув страницу, Танака выяснил, что этот сборник сказок издан в СССР на английском языке и рекомендован для чтения младшим школьникам. Русское имя автора, написанное латиницей, он разобрал с трудом и тут же забыл.
Тем временем Каяма в трубке что-то с жаром рассказывал про китов, осьминогов, гигантских бабочек и кольчатых зубастых червей.
– Минуту, Сигэру, – перебил его Танака, – Я, кажется, придумал. Чудовище у нас будет динозавром. Да… Нет… Прямоходящим динозавром, вроде тирекса. Да-да-да… И огнедышащим, как дракон из столь любимых вами легенд. Нет, три головы не нужно, это уж перебор – никакого бюджета не хватит! И крыльев не надо! Да вы с ума сошли!!! Голова в виде атомного гриба, безусловно, сильная аллюзия, но чересчур лобовая. Боюсь, вызовет нежелательные вопросы у американцев. А я всё ещё рассчитываю на прокат в США. Значит, фиксируем: обыкновенный, без излишеств, динозавр. На проработку образа даю вам трое суток, извольте уложиться. Никаких разговоров! Всё! Саенара!
III
Сейчас, к сожалению, уже невозможно узнать, что натолкнуло сценариста Эдгара Уоллеса на оригинальную мысль: вставить в сюжет картины про далёкий остров, населённый динозаврами, гигантскую гориллу. Увы, Уоллес скончался ещё до начала съемок фильма, известного нам сейчас как «Кинг-Конг». После его смерти линию отношений обезьяны и девушки развивали уже другие сценарист и режиссёр, да так удачно, что она стала стержнем сюжета.
Достоверными, однако, остаются три факта:
- первоначально главная героиня фильма должна была носить имя Лейла (или, как вписал от руки в синопсис покойный сценарист - «Lala»);
- у Уоллеса была маленькая внучка, которая (как и многие дети её возраста) очень любила книжки с картинками;
- сказки Корнея Чуковского, переведённые на английский язык, издавались в 17 странах мира.
IIII
Статья Карла Густава Юнга «Структура бессознательного» для своего 1916 года выглядела очень прогрессивно и даже революционно. Изложенная в ней идея о существовании некого коллективного разума, содержащего в себе образы не только прошлого, но и будущего, ошеломила многих учёных, не говоря уже о далёких от науки людей. Мысль о возможности проникать в это «коллективное бессознательное» и черпать оттуда по желанию бесконечные образы, была заманчивой и обещала прорывы во всех областях человеческого знания.
Однако со временем теория Юнга не выдержала критики со стороны нарождающегося объективного материализма. И именно поэтому, все совпадения в этом рассказе можно с лёгким сердцем рассматривать как цепь случайностей помноженных на выдумку автора.
24 История кота Батона
Владимир Зангиев
Сам по себе я убеждённый материалист. Был… И вот, с некоторых пор мои принципы в мировоззренческом смысле изрядно пошатнулись. Причиной тому стало одно весьма прозаическое обстоятельство. Это случай с котом по кличке Батон.
История такова, что в семье моих друзей однажды приютили приблудного котёнка. Воспитывался он в любви и ласке, вымахав со временем в этакого котофея из мультфильма «Приключения кота Леопольда». Та же важная благородная осанка и чёрно-белый окрас. Даже белоснежная манишка на груди присутствует точь-в-точь, как у мультфильмовского двойника. Нацепи ещё галстук-бабочку на Батона, так совсем будет не отличить от киношного персонажа.
Да! Ещё уточню одну деталь. Прозвище своё питомец моих друзей получил из-за его неистребимого пристрастия обгрызать концы батона. Только хозяева зазеваются, принеся это хлебо-булочное изделие из магазина, как кот его тут же понадкусывает с обеих сторон. И странное дело, надругательству животного подвергались только концы хлебной продукции. Может коту просто нравилось, что края батона, обычно более хрустящие бывают нежели середина, и ему доставляло удовольствие похрумкать горбушкой. Ну, не знаю. Гадать не буду. Только прозвище он получил именно благодаря этому своему пристрастию.
Характер у Батона сложился своевольный и независимый. Он никогда не сомневался, что в доме является бесспорным хозяином. А как тут засомневаешься, когда все тебя ублажают, за ушком чешут, лакомства разные подсовывают. Особенно глава семьи Вячеслав преуспевает. Кот больше всех и привязан именно к нему. При любой возможности запрыгивает тому на колени и громко мурчит, требуя, чтоб приласкал. В крайнем случае, трётся о ноги, не давая прохода. И здесь, надо признать, любовь была обоюдная.
Так вот. Вячеслав жил с супругой своей Надеждой, оба являлись пенсионерами, пребывали в преклонных летах. Дети давно выросли, поженились и жили отдельными семьями. В размеренный стариковский быт, единственно, пушистый воспитанник вносил некоторое оживление. Пожилой чете было о ком позаботиться. Ведь даже медики утверждают, будто действительно существует кошачья терапия, когда животное притуляется к больному месту человека и, благодаря благотворному воздействию такого лекаря, наступает вскоре облегчение страданий.
А, как известно, в почтенном возрасте все испытывают какие-нибудь недомогания, зачастую беспокоят и хронические заболевания. Так и Вячеслав имел сердечно-сосудистую патологию. Регулярно принимал соответствующие медицинские препараты.
Ладно, это всё прелюдия. Приступим непосредственно к событию, о котором хочу поведать. В тот день с самого утра Вячеслав испытывал дискомфорт. Может погода не заладилась, а может магнитный фактор в связи с повышением солнечной активности оказывал неблагоприятное воздействие. Только некомфортно старику ощущалось с сердцем в тот раз. С перебоями орган гонял кровь по сосудам. Шалил биологический мотор в груди.
Однако, история-то про кота. И как же Батон? А, вот, заметили домочадцы, что с самого утра тот не выходит из комнаты в коридор, где всегда приготовлены для него в чашках вода и корм. Подойдёт к двери, выглянет наружу и тут же ужасно выпучивает глаза огромными пятаками, вздыбливает шерсть на загривке. Даже хвост распушил, как будто он у него наэлектризован, и когтями царапает пол. На такое странное поведение домашнего любимца, несмотря на болезнь, Вячеслав не мог не обратить внимание. Никак не поймёт, что случилось с питомцем, почему шарахается от коридора, словно ошпаренный. Да ещё при этом угрожающе шипит, как сбесившийся. Попробовал было подтолкнуть животное поближе к месту кормёжки:
- Батон, мальчик мой, иди покушай!
Надо же, тот с перепугу с диким криком отскакивает прочь от двери. Ничего не понять! Между тем, хвороба всё не отпускает, сердце сильнее тревожит пенсионера. Пришлось принять таблетку нитроглицерина. Поначалу вроде полегчало. Но вскоре опять стало худо. Выпил Вячеслав ещё таблетку. Понял, что это его приступ стенокардии настиг. Совсем нехорошо стало. Захотелось по малой нужде сходить. А туалет находится в коридоре. Вставать тяжело с дивана, но ничего не поделаешь – надо идти. Поднялся. В глазах потемнело. С трудом, держась за стену, добрался до цели. Сквозь туманную пелену в глазах померещилось видение какой-то старухи. Будто стоит в коридоре и призывает к себе. Мистика. Бр-р-р!.. Вообще не по себе стало бедняге. Едва в кабинку втиснулся, как тут же случился обморок. Упал ногами в туалете, а туловищем поперёк коридора. Супруги в доме в этот момент не оказалось – в магазин вышла. Сколько так пролежал без чувств, неведомо. Когда пришёл в себя, понял, что не надо было резко подниматься с ложа, поскольку достаточно большую дозу сердечного препарата принял. Кровь отхлынула от головы, от того и лишился сознания. Благо, что приступ наконец прошёл и совсем полегчало. Правда, с добрый час ещё Батон после этого шарахался от коридора и злобно шипел, словно кто-то по-прежнему пугал его там. Но постепенно успокоился и принял пищу в своём обычном месте.
Сами посудите теперь, что всё это значит! А у хозяев с тех пор не вызывают сомнения паранормальные способности их кота. Субъективное ощущение реальности – это не про него. Да и я навсегда уверовал в то, что Батон действительно обладает даром воспринимать область астрального. И ведь не обведёшь эту скотинку вокруг пальца. Пробовали уже. Так ничего из провокационной затеи не вышло. Всё вот как случилось.
Спустя некоторое время, после произошедшего сердечного приступа, навестил старика приятель. Вячеслав, под впечатлением от способностей своего кота, похвастался гостю, рассказав описанную выше историю. Тот засомневался.
- Не верю я во всякую изотерику, - скептически отнёсся к услышанному визитёр.
- Хочешь, сейчас перед тобой продемонстрирую всё? – охотно предложил поставить эксперимент хозяин дома.
- Как ты это сделаешь?
- Сейчас увидишь.
И Вячеслав притворно на глазах дремлющего в кресле Батона громко заохал и, схватившись за сердце, повалился на пол. Однако ушлый котяра совершенно не среагировал на развёрнутое перед ним представление. Продолжал лежать себе спокойно на месте, сам во все глаза следил за действиями симулянта.
- Батон, ой, мне плохо!.. Иди ко мне… Спасай… - как только не взывал притворщик к чувствам кота, тот оставался совершенно невозмутим.
Наконец, после долгих усилий фарисея, соскочил с кресла и неторопливо проследовал через комнату к лежащему пластом на полу лжебольному. Оба очевидца приготовились увидеть нечто любопытное. Тем временем кот обнюхал лежащего, развернулся, задрал хвост трубой и… испражнился на неудачника-лицедея. Не удался умысел обмануть интуицию хвостатого провидца.
Вот такая история вышла с этим самым котом Батоном.
25 Горсть ирисок
Влад Петухов
Барак… Будь у пятиклассника Вовки Курочкина какая-нибудь энциклопедия под рукой, он бы знал, что так называются временные деревянные строения. Однако такого дефицита у него не имелось, а Интернета с его Википедией в 1965 году ещё не придумали. Вот и полагал Вовка по своей наивности, что это обычное жилище для обычных людей. Да и как иначе – весь их квартал был застроен такими сооружениями, и многие его одноклассники как раз в них и проживали. И были при этом очень даже обыкновенными, о двух руках и двух ногах и совершенно безрогими. А про временность проживания, так Вовка был ещё мал, чтобы делать какие-то выводы на сей счет - в его жизни бараки были величиной постоянной.
Самому Вовке повезло больше – их семья жила в единственной на весь квартал «деревяшке», похожей на обычный жилой дом. И семей в нём обитало всего четыре, а не двадцать. Впрочем, везение было достаточно спорным – дом имел плохую наследственность. Раньше в нём размещалась катавалка*, и ядовитое производство сделало своё дело – гвоздь в стену можно было забить кулаком. При этом все элементы конструкции в непреодолимой жажде жизни из последних сил цеплялись друг за друга, и дом стоял. Ничего приличного под его стенами не росло, разве что крапива с лопухами, а берега многочисленных канав, заполненных какой-то чёрно-синей гадостью, победно обживала прицепа**. Впрочем, избавленный от возможности с чем-то сравнивать, Вовка совершенно не тяготился местом своего обитания, равно как и соседством с этими, как непонятно говорили взрослые, «ужасными бараками».
Никакие они были не ужасные, а вот что было действительно страшно, так это оказаться одному «в сарайках», да ещё под вечер, когда начинает темнеть. Поблизости с каждым бараком было беспорядочно нагорожено несметное количество каких-то клетушек для дров и разного скарба, не помещавшегося в микроскопические комнатки барачного населения. Получался весьма запутанный и интригующий своей таинственностью лабиринт. Среди Вовкиных приятелей ходило множество самых правдивых историй о нечистой силе, обитающей в этих проклятых местах. Особенно популярным был сказенёк о «Чёрной Руке», внезапно хватающей сзади за горло зазевавшегося ротозея. А Санька Суслик клялся и «давал зуб», что в этих лабиринтах запростяк можно пропасть, как в «вермутском треугольнике».
Страхов добавляли родители, недовольные шастаньем мелочи в этих опасных во всех отношениях местах: от риска расшибиться до угрозы пожара от чинарика какого-нибудь неосторожного малолетнего курца. Иные взрослые, оказавшись в сарайках по своим делам, не стеснялись пугающе гукать на появлявшуюся в поле зрения мелочь, а потом удовлетворённо слушать рассыпчатый стук каблуков, сопровождаемый удаляющимися визгами и писками.
Надо ли говорить, что любимым занятием Вовкиных приятелей были групповые рейды по этим «заколдованным» местам? Не брали в свои игры только Жеку. Жека жил с матерью, тёткой Нюрой, в самой невыгодной комнатке одного из бараков. Она располагалась рядом с «парадным», и по этой причине была уменьшена в пользу входной веранды, да и окно выходило не на улицу, а на ту же веранду, сохраняя даже в ясный день серый полумрак в комнате. Опять же, вечный топот, хлопанье дверей, шум и гвалт комфорта не добавляли. Хотя как раз последнее обстоятельство не имело особого значения – Жека с матерью были глухонемыми. А ещё Жека был – дурачок.
Тётка Нюра нА люди показываться не любила, и Вовка её видел только когда она выходила за водой на колонку. Всегда, казалось, в одной одежде: телогрейке неопределённого цвета, тёмном линялом платке, закрывающем лоб и шею, и в литых сапогах. Она шла, покачиваясь, большая и бесформенная, неуклюже ставя ноги «поперёк дороги», с вечной папиросой в уголке рта, ни на кого обычно не глядя. До Вовки доходили разные сплетни, а что-то он и сам случайно слышал от неосторожных по пьяному делу взрослых. Суммарно получалось, что тётка Нюра «сидела» и может вот так просто «за здорово живёшь» человека убить, и ей ничего не будет, потому что - справка. Про справку Вовка ничего не понимал, но представлял себе такой документ, в котором написано, что этой ужасной тётке разрешается убить любого, кого она захочет, потому что она уже «отсидела». А ещё говорили, будто она человечину ела, и из-за этого немая стала.
Жека, похоже, был их ровесником, но значительно крупнее и сильнее остальных ребят. Это было заметно на глаз. А когда однажды он метнул в обидчика огромный камень, который потом никто из ребят даже поднять не мог, все сомнения и вовсе отпали. А обидчики были. Ребята повадились дразнить Жеку сразу, как только он с мамкой заселился в барак, попервости только словесно. Интересно же: услышит или нет? Услышал или нет, они так и не разгадали. Но понял! А может догадался по их глумливым физиономиям. Всяческим дразнилкам подвергалась и сама тётка Нюра, с безопасного расстояния, конечно.
Нет, ничего плохого ни Жека, ни его мамка ребятам никогда не делали, но было так увлекательно пугаться придуманной самими же угрозы, а после бахвалиться друг перед другом своими доблестями. Особенно старался Оська– Васька Осьминкин, большой мастер на всякие пакости, которые другим бы и в голову не пришли. Ребята Оську не любили, а если честно сказать - побаивались. Его появление в компании сразу же гасило всякую весёлость, и в общении возникала какая-то непонятная натужность и настороженность. Но отторгнуть его из мальчишеских сборищ никто даже и не помышлял, чтобы тут же не стать объектом Оськиных издевательств.
С некоторых пор пришло Оське в голову тихонько подкрасться к тётке Нюре сзади, когда она шла с колонки, и бросить в ведро камень погрязнее. Тётка останавливалась, ставила вёдра и лезла рукой в воду. К этому времени надо было успеть удрать как можно дальше, потому что извлеченный из воды камень тут же летел в обидчика. Получивший разок камнем по заднице Оська придумал более изощрённое иезуитство – опускать в ведро кусок грязи. И обиды больше, и кидаться нечем.
- Спорим, - горячился он перед ребятами, - я заставлю Бабу-Ягу вернуться на колонку!
Но выиграть нахально объявленное пари у него так ни разу и не получилось. «Баба-Яга» никогда не возвращалась за чистой водой, зато стала ходить со своими камушками с ноготок размером и ловко метать их в цель почти незаметным движением руки, так что Ваське пребольно доставалось ещё пару раз. Она предпочитала наказывать обидчиков вот так, никогда не обращаясь за справедливостью к их родителям. Да и что она могла им объяснить?
Вовка в числе активных «бойцов» никогда не состоял, но в компании присутствовал, а значит был заодно. Так думал он сам, и это ему не нравилось…
Из-за чего в тот раз завязалась буча, никто так и не понял. Стайка пацанов играла на привычном утоптанном пятачке в «расшибалочку». На лимонадные пробки. Денег для таких целей ни у кого не было, а если кто и зажал «десюнчик» в кармане, так его было жалко ставить под свинцовую биту. Потом покалеченную деньгу нигде не примут. Лучше молочное мороженое за девять копеек купить или фруктовый лёд за шесть.
Только Вовка собрался бить, как мимо с криком: «ВАсар!» просвистел Оська. Приученная по сигналу тревоги сначала действовать, а потом думать ватага не хуже стаи воробьёв синхронно взметнулась с корточек и ломанулась следом за Васькой. А тот, словно ум потерял, летел прямиком в сарайный лабиринт, уводя за собой всю безмозглую ребячью ватагу. Как будто все разом забыли, что сквозной проход в последние дни был завален привезёнными кому-то горбылями.
Вовка замешкался было, собираясь захватить стоявшие на кону пробки, но быстро отказался от такой удачи, увидев, что прямо на него с раскрытым ртом и бешеными глазами летит Жека. И даже показалось ему, что у Жеки в руках что-то страшное, может даже топор. Видение добавило сил, и Вовка почти догнал Оську, как вдруг все сразу поняли, что дальше хода нет.
- У него там топор! – горячим шёпотом выдохнул Вовка, и в ребячьей стайке произошла короткая бесполезная схватка за места подальше от надвигающейся угрозы.
Прошло никак не меньше минуты, и ужасной погоне давно пора бы уже появиться, но – никого!
- Он - в засаде! – догадался Суслик. – И как только мы высунемся – капец!
Ребята затаили дыхание и навострили уши. Тишина подтверждала наличие гнусной западни на их обратном пути. Но нет. Вот послышалось густое сопение, невнятный треск и шепелявое чвакание какой-то жижи… Они простояли в тревожном ожидании ещё пару минут и, прячась за спины друг друга, настороженно двинулись в обратный путь. Наконец Оська, первым выглянувший из-за угла, издал победный клич и, не таясь, вышел на открытое пространство. За ним осторожным гуськом вытянулись остальные.
Жека чуть ли не по шейку сидел в канаве с мерзкой жижей. Похоже, он в запале промахнулся мимо брошенной вместо мостка доски и угодил в это чёрное болото. Такой глубины, чтобы по шейку, там никак не ожидалось, видимо, он ещё вдобавок за что-то зацепился и никак не мог встать на ноги. Да, похоже, и сам перепугался, что его кто-то там внизу держит. Одна рука была в воде, и он отчаянно шурудил ею в глубине, а второй в это же время пытался за что-нибудь зацепиться на краю канавы.
Оська тут же выступил вперед покривляться. Он в полном ощущении своей безнаказанности присел перед Жекой на корточки и принялся строить рожи и обидно жестикулировать. Это было уже совсем не по-мушкетерски. Вовка, сам от себя не ожидая такого, оттолкнул Оську в сторону и протянул Жеке руку.
- Ты чё, дурак? – заверещал Оська. - Ему – руку? Предатель!
Но Вовка не реагировал. А Жека недоверчиво смотрел на протянутую руку. Он к такому не привык. Потом неуверенно и осторожно ухватил её. И тут у ребят как пробку вышибло. Они загалдели и полезли помогать Жеке выбираться. И только непримиримый Оська незаметно исчез в образовавшейся суете. Наконец, Жека выбрался, весь слизкий, с порванной штаниной и в одном сапоге. Ребята на всякий случай сделали по шажку назад, но Жеку сейчас они, видимо, не интересовали. Он печально заковылял к выходу из лабиринта, что-то подвывая себе под нос.
А потом было вот что. Через пару дней «Баба Яга» поймала Вовку. Точнее, он сам поймался. Ну, в общем, так уж вышло…
В сарайном лабиринте шла ожесточенная рубка в «ловички». Это вам не девчачьи пятнашки на полянке. Здесь требовалось скакать по крышам, пролезать в какие-то щели, прыгать сверху, постоянно рискуя обрушиться вместе с сарайкой или надеться на ржавый гвоздь, что и случалось время от времени.
Уходящий от погони Вовка красиво спрыгнул с крыши хибарки… прямо под ноги тётке Нюре. Она тут же воспользовалась такой удачей и ловко схватила прыгуна за шиворот. Игра тут же замерла, все участники подтянулись поближе, не нарушая, впрочем, безопасной дистанции, чтобы своими глазами увидеть трагическую развязку. А Вовка даже тихонько пукнул со страху. Баба Яга между тем перехватила пленника другой рукой и полезла в карман.
«За финкой!» - запаниковал Вовка. Но нет, вместо кривого пиратского ножа тётка достала горсть замызганных ирисок с прилипшими к фантикам табачными крошками и бесцеремонно сгрузила их Вовке за пазуху. Тот рискнул поднять голову и с удивлением обнаружил, что тёткины глаза… улыбаются. Папироса так же крепко сидела в углу её рта и общее выражение лица не изменилось, но улыбка отчётливо читалась в глазах Бабы Яги.
Наличие табачных крошек не помешало ребятам стремительно умять все ириски.
- Это она тебе за Жеку. – невнятно произнёс, борясь с прилипающей к зубам конфетой, проницательный Санька Суслик. И все согласились, попутно удивляясь, как безъязыкий Жека смог объяснить мамке, кто его выручил.
С тех пор Вовка и тётка Нюра стали здороваться, завидев друг друга. Вовка преувеличенно энергично (как делали некоторые взрослые) ещё издали кивал головой и в ответ получал такой же кивок. А ещё ребята стали брать Жеку в свои игры, пока только в футбол «на одни ворота», где ставили его вечным вратарем. А он и не обижался.
___________________________________
*катавалка – мастерская по изготовлению валенок
**прицепа – череда
26 Теплый снег Саксонии
Валерий Неудахин
Светлый праздник Рождества пришел на Саксонскую землю. В этом году очарование и волшебство события украсила природа. Второй день идет, не прекращаясь, снег. Он засыпал тротуары и тропинки, превратил дороги в непроходимые участки. Службы не справлялись с обилием снегопада и вскоре ряд направлений закрыли для движения. Жизнь замерла и остановилась среди огромных сугробов, указывая дымами местоположение домов и поселков, кемпингов и баз отдыха. Среди белого безмолвия усердно прокапывали дорожки жители, пытаясь убедить приехавших на праздник отдыхающих, что живы и беспокоятся об установленном порядке.
Горнолыжные трассы не в состоянии принять катающихся на лыжах, простаивали в ожидании схода лавин. Но даже при такой погоде смельчаки поднимались в горы, чтобы увидеть местные красоты и каким-то образом скрыть бездействие. Огромные ели, усыпанные снегом, склонились головами вниз и соединились макушками, принимая новые порции зимних осадков. Возникли тысячи арок, украшая волшебный лес невидимыми доселе переходами в гуще деревьев. Казалось, возникли тоннели в царственном великолепии снега, льда и хвои.
Старый Фриц Рехберхер сидел в кресле-качалке, укутанный пледом, толстые шерстяные носки бережно согревали ноги. Мирно покачивался с полузакрытыми глазами, изредка брал в руки бокал с вином и делал небольшой глоток. Добрый табак в трубке издавал аромат, напоминая о поездке на теплые острова Америки, состоявшейся прошедшим летом. Любовь к старому особняку, с большим холлом на первом этаже, нескончаемым количеством комнат влекла в такие моменты, напоминая каждым элементом о богатой истории дома и семьи. Но Фриц предпочитал библиотеку, где уютные шкафы и стеллажи для книг из темного прочного дуба пристроились под потолок, храня в своих недрах старые и удивительные фолианты возрастом свыше ста лет. Большой камин, прокопченный внутри, с жарким пламенем горящих дров, согревал и придавал уют и необычность окружающему пространству.
В задумчивости хозяин пошевелил дрова. Холодный воздух проник под плед и напомнил о снегопаде. Пришлось пошевелиться, чтобы подоткнуть плотнее ткань, но воспоминания вдруг заставили подняться, пройти по глубокому ворсу ковра к письменному столу. Повернулся ключ в замке, щелкнула задвижка, и выскочил небольшой потайной ящик стола. Фриц взял в руки фотографию, на которой запечатлен в военной форме, вместе с любимой Эльзой в далеком 1941 году. Они несколько дней, как обвенчались. И вскоре он убыл на восточный фронт, который сулил большие перспективы для тех, кто оказался в армии.
Эту фотографию он не любил показывать родственникам, слишком личной казалась она ему. Скрывала некую тайну, в которую не хотелось никого пускать. Лишь в дни воспоминаний, когда память возвращала его в заснеженные развалины, доставал и вновь переживал те ужасные ощущения, что испытал на далекой земле в царстве русской сумасбродной, поглощающей пространство и время, зимы.
Вновь утонул в глубине кресла, держа фото в руке. Потянувшись, взял бокал и сделал два больших глотка. Закрыл глаза и словно шапкой снега обрушились воспоминания молодости. Не столь безоблачной, как мечталось. Дунул ветер на улице, загудел дымоход камина, ярче вспыхнули дрова. Стыло и пусто в душе, неосознанно больно от воспоминаний. Но никуда их не деть. Что прожито, всегда приходит, будоража память и тревожа сердце. Особенно допущенные в прошлом ошибки, пусть и не по своей вине.
Они попали в огромный котел, который захлопнулся далеко на западе. Перед ними лежали руины города, разрушенного до основания. Разрушенного ими. Что они окружены, пока не знали. Связи со своими штабами так и не было. Втроем их, солдат роты связи, отправили на линию, чтобы восстановить линию, прерванную во время обстрела. Казалось обыденная задача для войны, но затянулась она на долгие годы потерянного безмолвия. Неисправность нашли и в телефонную трубку услышали нервную речь своих генералов, не скрывающих ужасного положения, в котором оказались соединения. Паники не чувствовалось, но какая-то безнадежность от долгого противостояния с противником, не желающим уступать своих позиций, присутствовала.
Рядовым солдатам дела до этого нет, их обязанность выполнять функционал в строго отведенном уставами направлении. Но что-то изменилось в действиях противника, это видно и на самой низшей ступеньке армейской иерархии. Усилились обстрелы и бомбежки, повысилась активность разведывательных групп, да и всей пехотной братии. Пружина, которую сжимали с лета от степей Дона к Волге, достигла критического состояния и начала распрямляться в обратную сторону. Отойти бы, сил поднакопить и вновь ударить. Только амбиции высшего руководства не позволяли и думать о шаге назад.
Возникали трудности со снабжением. Не хватало питания, теплых вещей. Русская зима выбивала нутро из крепкой германской машины, отлаженной некогда до тонкостей. Заклинивало стрелковое оружие, смазка не выносила низких температур и не желала работать. Труднее запускалась техника, а длительные ночные прогревания двигателей приводили к перерасходу топлива, которое и без того в дефиците. Некогда бравые солдаты выглядели разношерстной массой, так как утеплялись вещами, спасаясь от низких температур. Офицеры понимали ужасность положения и закрывали глаза на ухищрения подчиненных, которые укутывали промерзшее насквозь тело, гражданскими вещами.
Свернув оборудование, собрались возвращаться. Но новый обрыв - новые поиски и устранение неисправности. Так повторилось несколько раз, а при очередной попытке возвращения их накрыло мощным артналетом. Они спрятались в небольшом подвале разрушенного частного дома. Отсюда просматривалась местность, и расстояния до возникающих обрывов короче. Им не приказывали остаться, но рухнула стена, прикрывающая путь возвращения, любая попытка движения к своим прерывалась стрельбой противника.
Надежно спрятались в углублении. Сверху прикрывали конструкции дома, они словно провалились в неизвестность. Ими никто не интересовался: противник потерял их из вида и не тревожил. Свои давно позабыли, наверное списали на боевые потери. Одного из них тяжело ранило. Фриц с Куртом трое суток поддерживали в обездвиженном теле жизнь. Но в конечном итоге потеряли товарища, пришлось труп вынести ночью на поверхность и оставить до лучших времен. Придут ли они, эти времена?
Собранные в развалинах вещи, перенесли в убежище, устроив самое настоящее логово. Укутавшись в тряпье, лежали на матрасе, укрывшись одеялом, спина к спине, чтобы сохранить тепло. Холод пробирался под одежду, сковывал подвижность мышц. Дрожи организм не испытывал, слился с бесконечной снежной пустыней развалин города и казался одной температуры с ним. Русские морозы больно обжигали легкие, а с ними остывал организм. Начинались покалывания мелкими иголками пальцев рук и ног, затем онемение поднималось выше и казалось, ничто не может заставить шевелиться.
Нашли небольшой запас керосина, который использовали в самые сильные морозы. Хуже обстояло дело с продовольствием. Тщательно выверенные порции пайка, расходовались максимально экономно. Но и эта отдушина вскоре закончилась. Удалось протянуть дольше благодаря пайку погибшего товарища. Храни его Бог. Запасливым оказался, и они протянули еще три дня.
После очередной попытки прорваться к своим, они свалились в укрытие, тяжело дыша и понимая, что дальше уже не протянут. Посреди «постели» сидел рыжий кот. Тоже опаленный войной: разодранное и уже поджившее ухо выдавало боевую историю животного. Как его еще не подстрелили, он так ярко выделялся и на фоне снега и на фоне развалин. Может животное жалели и он протянул долго в этом всепоглощающем царстве осколков и пуль. Шкура, однако, чистая и ухоженная, снегом отмытая до блеска. Они не ожидали увидеть друг друга: два изможденных уставших солдата непобедимой Германии и русский кот, давно одичавший в отсутствии хозяев, да и вообще каких-либо людей. Они перекрыли животному пути к отступлению, но попытка поймать его не увенчалась успехом. Что могут два обессиленных человека против изворотливого кота. Сбежал, но оставил на матрасе пойманную и задушенную крысу. Преодолевая тошноту и отвращение, они как смогли, сварили ее, и блаженно замерли, утолив голод.
С благодарность подумали о животном. Этот кот несколько раз появлялся рядом с укрытием и заглядывал внутрь, проверяя живы ли люди. Они привыкли к этой усатой наглой роже, видимо, хозяину бывшего жилища, и отдали ему пальму первенства в жилище, как неизбежность их жизни в этих условиях. Не предпринимали попыток поймать живое существо, слишком слабы оказались. Пусть превратится в молчаливого свидетеля гибели двух солдат Вермахта. Фриц с Куртом даже улыбались приходящему в гости, на разговоры сил не хватало.
Как оказалось, кот этот сыграл большую роль в их дальнейшем спасении. Они и представить не могли, насколько сообразительным окажется животное. В ту счастливую для них ночь, когда самолеты кружили в небе, привычно улеглись и провалились в сон. Думалось, что пришел их час расставания с жизнью. Настолько подступило отчаяние. Фрицу снилась Эльза, с которой они едва успели оформить отношения перед отправкой на фронт. Она улыбалась и гладила по небритой щеке мужа.
Легкие и мягкие прикосновения разбудил. Оказалось, это кот, который пробрался внутрь и терся боком о его голову. Увидев, что человек открыл глаза, громко замяукал и направился к выходу. Теряя силы, они с Куртом выглянули в ночь.
Непривычно белый свет напугал их. Парашют. Ткань может выдать их местоположение. И принялись из последних сил тянуть ткань в убежище. Все теплее - будет, чем укрыться. Но купол зацепился и не желал подаваться. Курт выбрался наружу, дополз до видимого препятствия и расплакался от счастья. Они знали, что самолеты сбрасывали на парашютах багаж с продуктами и оружием, для подразделений своих войск. Страшная мысль пронзила мозг: вдруг оружие, а не продукты. Обмороженными пальцами тянули щелк и боялись обмануться в надеждах. Им повезло! Ящик тушенки, спасены! Спасибо коту, что разбудил их и спас жизнь.
Первую банку открыли сразу, вонзив в нее штык, как в противника. От запаха закружилась голова, сохраняя самообладание, приступили к поеданию свинины, которая манила, проглядываясь аппетитными кусочками через белый жир. Жира много. Это после войны Фриц узнал, что предприятия пищевой промышленности специально закладывали больше жира. Он лучше утолял голод, давал больше калорий. Но в тот момент, глубоко под землей в русском городе, они не могли унять своей радости и восторга. Стоило большого труда призвать самообладание и разум, чтобы остановиться на одной банке. Главное не переедать, они столько дней провели голодными.
Разбудили Фрица странные звуки. Он понял, что его товарища рвет в дальнем углу укрытия. Ночью Карл открыл тушенку, не сумев остановиться, и желудок не справлялся с количеством жирной пищи. На полу лежали две вскрытые банки. Не смог устоять товарищ перед соблазном. Теперь согнувшись пополам, он не в силах остановить рвоты, не в состоянии сказать слова. Попросил воды. Кроме снега нечем утолить жажду.
Впоследствии Фриц винил себя, видимо не стоило давать снег, он сковал жир в желудке, что и породило сильные боли. Через два дня Курта не стало. Что мог сделать товарищ, не обладающий знаниями в области медицины.
Ящик тушенки! При экономном расходе хватит надолго. Только бы не сорваться, не перегнуться в бессилии, как друг по несчастью. Вскоре каждый день начинался с ритуала: он открывал банку, выкладывал порцию для завтрака и, закрыв емкость, прятал ее в ящик. В дальнейшем жизнь напоминала борьбу. Голод толкал на то, чтобы взять очередную упаковку и поглощать пищу до отвала, пока не станет плохо. Разум призывал на примере товарища не рисковать своей жизнью. Две противоположности проводили в борьбе весь день, на ночь забрасывал ящик тряпками. Только не сорваться!
Через неделю он насытился и спокойно питался порциями, которые установил для себя. Он давно не выглядывал наружу, какая разница, что там происходит?! К нему заглядывал старый друг кот, теперь его можно подкармливать. Пищи животному выделял мало, неизвестно, сколько еще времени проведет в укрытии и когда кончится эта оказия. Смешно наблюдать, как кот вальяжно поглядывал на выделенную пищу и словно нехотя начинал пробовать. Знает себе цену.
Две недели Фриц барствовал с запасами, набираясь сил. Спустя время принялся присматриваться к обстановке снаружи укрытия. По необычайному оживлению понял, что сопротивление прекратилось: стихли артобстрелы, не слышно стрелкового оружия. Вскоре ежедневно в укрытие просачивалась русская речь. Все! Только плен. Но Фриц не намерен отдавать своих съестных припасов. Он надежно закрыл все прорехи в укрытии, чтобы посторонний взгляд не смог рассмотреть присутствие человека. Вел себя тихо и незаметно, не выдавая места своего положения. Оставалось еще десять банок тушенки: пока не закончится провизия, он будет скрываться. А дальше? Как повезет, все лучше, чем голодная смерть.
Через две недели он выбрался из подвала и поднял перед первым русским руки. Сдался. В плен его взял юный солдатик и под удивленные взгляды горожан довел до сборного пункта. Дальше ждал плен, скитание по русским городам и работы по восстановлению хозяйства и, спустя время, освобождение с дальнейшей отправкой на родину. Его встречала любимая Эльза, которой он за всю долгую совместную жизнь так и не сумел поведать правды о последних днях военной службы. О страшном голоде и о том, как ему помог выжить русский кот.
Старая потертая фотография грела сердце. На душе спокойно и легко. Зачем они пошли войной на эту Россию? Так хороша и снежно загадочна его любимая Саксония! Рука непроизвольно опустилась вдоль кресла и рыжий кот Лорд, почувствовав минутную слабость хозяина, выгнулся дугой. Уперся в ладонь спиной, привычно заурчал выпрашивая ласки. В камине загудел ветер и Фриц плотнее укутался в плед…
27 А ты покажешь мне чаек?
Александр Козлов 11
На конкурс Морская история 3
http://proza.ru/2020/06/28/1213
В середине сентября на променаде Светлогорска появилась странная парочка. Это были пожилые, скромно одетые мужчина и женщина. Каждый день после обеда они медленно, поддерживая друг друга, спускались по лестнице к солнечным часам, тихо проходили до ближайшей свободной лавочки и, присев на неё, молча смотрели на море. Волны с белыми барашками пены шумно накатывались на берег. Вдали, где-то на самом горизонте, иногда появлялись силуэты проплывающих мимо кораблей.
Отдохнув, женщина поднималась, подходила к ограждению и махала рукой, подзывая чаек. Те, словно ждали её сигнала, тут же начинали кружить над её головой, образуя кричащую птичью карусель. Женщина доставала из сумочки кусок хлеба, завернутый в салфетку. Отламывая от него небольшие кусочки, подбрасывала их вверх. Чайки в воздухе налету хватали этот кусочек и уходили на следующий круг, не нарушая порядка в хороводе.
В это время, обычно грустное выражение лица женщины, словно оживало и озарялось счастливой улыбкой. Иногда женщина клала кусочек хлеба на ладонь и вытягивала руку перед собой. Одна из чайка, пролетая рядом, хватала клювом кусочек прямо с ладони, что вызывало у женщины дополнительную радость. Затем женщина стряхивала хлебные крошки с салфетки под ноги, где уже с нетерпением, толкая друг друга, ворковали голуби. С радостной улыбкой она возвращалась на лавочку. Мужчина с нескрываемой любовью наблюдал за женщиной, невооруженным глазом было видно, что это тоже доставляло ему огромное удовольствие.
Они ещё какое-то время смотрели на море, пребывая в радостном волнении, потом тихо уходили в город, поднимаясь по серпантину. Со стороны их можно было принять за супружескую пару, прожившую в любви и верности много лет, и никто не догадывался, что это брат и сестра.
История их семьи началась в 1938 году. Виктор, отслужив на флоте и вернувшись в село, сразу сделал Дарье предложение. Сыграли свадьбу, быстро обзавелись двумя сыновьями. Счастливую семейную жизнь прервала война. Виктор ушел на фронт, попал в свою стихию - на Балтику. А уже в сорок третьем, вернулся домой инвалидом третьей группы, весь израненный и обожженный. Победу праздновали впятером, родился третий сын, Андрей.
Откладывая понемногу с пенсии по инвалидности, скопили необходимую сумму, купили корову. Виктор работал слесарем в колхозном гараже, Дарья в поле. На трудодни получали скудный набор производимых колхозом продуктов. Мальчишки росли, то обувку новую надо купить, то одежку. Жили бедно. Кормила корова и огород.
Но Виктор мечтал о дочке, и в 1949 году Дарья опять забеременела. Все признаки указывали на то, что будет девочка - живот не выпячивался вперёд, а по всему телу появились пигментные пятна. Виктор боготворил Дарью. Он чаще стал её обнимать и целовать. А ещё любил гладить ей живот и разговаривать с девочкой, он ей и имя уже дал - Танюшка. И Дарья отвечала Виктору взаимной любовью.
И мальчишек Виктор любил, игрушки им сам мастерил, несмотря на обожженные руки, чаще всего - парусники и пароходы. И о море часто рассказывал. Бывало, лягут спать, а мальчишки ему: "Тать, расскажи про море!" И до полуночи слушают истории про бури с ураганами, про огромные волны, про диковинных рыб, про горластых чаек. Умел отец рассказывать. Андрей, хоть и мал совсем был, но очень хорошо запомнил эти рассказы.
Неприятности в семье начались внезапно. Вначале околела корова. Затем авария трактора, который Виктор ремонтировал. Виктор не лег в больницу, пропустил очередное медосвидетельствование. Инвалидность сняли, пенсию отменили. Все это сильно подействовало на Виктора, он стал грустным, раздраженным.
Узнав, что роды прошли удачно, Виктор с друзьями зашли в чайную, выпили за здоровье дочери по рюмке водки. Виктор пил редко, а тут раззадорили друзья, пришлось повторить. Разговорились. Друзья посмеялись, что теперь Виктор ни какой не инвалид войны, а такой же, как и они - забулдыга. Виктор вспылил, и в сердцах со словами: "Они дождутся второго Кронштадта!"- погрозил кулаком в сторону Москвы.
На другой день "черный воронок" увез Виктора, Его обвиняли в угрозе свержения власти. Не дождавшись суда, он умер в застенках Лифортово, не выдержало сердце.
Дарья тяжело перенесла известие о смерти мужа. Она обвинила в произошедшим родившуюся дочь, мол, из-за неё Виктор пошел в чайную. Дарья за одну ночь постарела лет на десять. Она, словно потеряв рассудок, заявила, что хочет, чтобы Таня умерла, легла на кровать и не вставала несколько дней. Её неподвижная поза и неморгающий взгляд в никуда напугал детей. Два старших брата сбежали из дома и жили в шалаше, питаясь печённой в костре картошкой, вырытой на колхозном поле.
Андрей, всем сердцем полюбивший Танюшку еще до рождения, не оставил её одну с обезумевшей мамой. Он стал для Тани нянькой. Он кормил её молоком из бутылки, пока оно не кончилось. Когда Таня в очередной раз раскричалась, а мать, не обращая на неё внимания, лежала на кровати, Андрей вспомнил, как в селе часто подкармливают грудных детей, сунув в рот завернутый в марлю намоченный молоком хлеб. Не найдя дома хлеба, Андрей пошёл к соседке и попросил у неё кусочек. Дома он нашел пожелтевшую марлю, которой мать процеживала молоко. Затем откусил кусок хлеба, тщательно его разжевал, и выплюнул на марлю, кучка показалась маленькой. Он откусил еще кусочек и снова разжевал. Добавив вторую порцию в марлю, он свернул её в кулек и закрутил жеваный хлеб в шарик.
Таня во весь голос кричала в своей зыбке. Смочив своей слюной шарик, он сунул его ей в рот. Таня замолчала, смешно подвигала губами и подбородком и присосалась к марле, громко чмокая от удовольствия. Андрей с улыбкой смотрел на сестру, придерживая рукой марлю. Это маленькое хрупкое беззащитное создание вызывало в его сердце трепетную дрожь.
Вдруг Таня громко заплакала, марлевый шарик выпал изо рта, а из зыбки пошел неприятный запах. Андрей все понял. Он видел, как в таком случае поступала мама. Он достал чистую пеленку, расстелил ее на своей кроватке. Достал из зыбки кулек с Таней, положил рядом и развернул пеленку, она была мокрая и грязная. Отворачивая нос и стараясь не дышать, он вытер Таню чистой тряпочкой. Передвинул её на новую пеленку, и попытался свернуть, как это делала мама. Кулек получился не очень аккуратный, Андрей переложил его в зыбку и стал качать. Таня уснула.
Когда на другой день он опять попросил хлеб у соседки, та забила тревогу. Она пришла к Дарье, и они долго разговаривали. Обе поплакали. К Дарье вернулась жизнь, но не любовь к дочери, Таню она словно не замечала.
Все детство у Тани самым близким человеком был Андрей. Он кормил и поил её, одевал и обувал, выводил на прогулку, укладывал её спать. Когда она просила рассказать сказку, рассказывал о море, как это делал отец. И она тоже полюбила море и чаек.
Он водил её к развалинам церкви, где они кормили голубей. Однажды там появился белый голубь.
"Чайка, чайка прилетела!" - радостно закричала Таня.
"Это не чайка, а голубь" – поправил он.
"А ты покажешь мне чаек?- жалобно спросила она.
Андрей кивнул.
"Обещаешь?" - ласково заглядывая ему в глаза, спросила Таня.
"Обещаю!"- ответил он.
А в десятилетнем возрасте Таня переболела менингитом, что повлияло на её рассудок, она замкнулась в себе, постоянно грустила, но с интересом слушала только морские рассказы.
"Ты покажешь мне чаек?" - спрашивала она каждый раз, когда Андрей шел с ней гулять, сделав домашнее задание и необходимую работу по дому.
"Покажу"- говорил он.
"Обещаешь! - недоверчиво спрашивала она.
"Обещаю!" - говорил он. И она, радостно улыбаясь, крепко обнимала его за шею.
Старшие братья после армии разъехались по стране. После школы Андрей окончил военное училище, служил офицером. Таня жила с мамой. Все деньги он отправлял им. После увольнения вернулся домой. И вот ему представилась возможность привезти Таню на море, по которому их отец ходил в боевые походы. Вот тут она и увидела настоящих чаек.
Примечания:
Зыбка - это детская подвесная кроватка, в которой выросли десятки поколений наших предков!
28 Сёрфинг по волне моей памяти
Александр Козлов 11
Машина стояла на обочине с включённой аварийной сигнализацией, голова водителя лежала на руле, а из динамиков громко звучала мелодия со словами:
.
Ничего никогда не узнал я, и не у кого спросить.
Ничего не прочел в газетах, да и что они могут сообщить?
Про ту, с золотистой кожей, на тоненьких каблучках...
Перед закрытыми глазами водителя медленно проплывали кадры далекого 1976 года. Той осенью диск Тухманова "По волне моей памяти" очень быстро набрал фантастическую популярность. Его мелодии и песни звучали везде, доносились они и из многих окон нового общежития МАИ, где на девятом этаже проживали студенты экономического факультета, первокурсницы Лена с Машей и пятикурсница Ира, землячка Лены. А на десятом этаже жил Влад, студент радиофакультета. На Новогоднем Огоньке под мелодии этого диска с ними и началась эта история.
Ира.
С Владом Ира познакомилась на втором курсе, "на картошке". Сборная бригада студентов МАИ жила хорошо, днем дружно работали, вечером весело развлекались в сельском клубе. Устраивали "капустники", танцевали. Высокий, общительный, да и к тому же симпатичный Влад был объектом интереса всех девчонок. Но ни одна так и не сумела покорить его сердце, несмотря на то, что некоторые откровенно "вешались" ему на шею. Одних он сразу корректно ставил на место, с другими мог и пообниматься, но дальше безвинных поцелуев дело не шло. Ира тоже положила на него глаз, но вовремя поняла о бесперспективности этой затеи, согласилась на обычную дружбу, которая все эти годы поддерживалась приглашениями на дни рождения, походами на закрытые просмотры фильмов, таких как " Зеркало" Тарковского и "Загнанных лошадей убивают, не правда ли", посещениями вечеров, проводимых в масштабе факультета. Билеты на эти мероприятия в Комитете комсомола обычно доставала она. Иногда она в глубине души даже обижалась, что Влад вообще не воспринимает её как девушку.
И вот на пятом курсе она решила предпринять попытку завоевать сердце Влада на Новогоднем Огоньке факультета. Поскольку на экономическом факультете мальчиков было мало, было разрешено приглашать парней с других факультетов, и Ира пригласила Влада. Она была ведущей праздника и сидела за столиком участников художественной самодеятельности, поэтому посадила Влада за столик, где сидели первокурсницы, предварительно собрав там самых непривлекательных. Ведение Огонька оказалось намного хлопотней, чем она предполагала, поэтому за весь вечер всего пару раз смогла станцевать с Владом. Но он был не в обиде, с удовольствием развлекал первокурсниц и как всегда имел у них успех. С огорчением она наблюдала, как в конце вечера он пошел провожать Лену, эту смугленькую толстенькую коротышку, которую она сама пригласила на праздник.
Влад
Влад был обычным студентом, к пятому курсу он понял смысл учёбы, научился познавать науку и отдыхать. По натуре он был общительный человек, легко сходился с людьми, у него было много друзей, даже среди девчонок. Одной из них была Ира, однокурсница с экономического факультета. Все годы учёбы они поддерживали связь, иногда встречаясь каждый день, иногда не видясь неделями.
Никаких намёков на любовные отношения у них ни когда не было. Просто дружба. У Иры была возможность доставать пригласительные билеты на различные мероприятия, иногда она приглашала Влада. Вот и на Новогоднем Огоньке экономического факультета он оказался благодаря Ире.
Влюблялся Влад часто, но в любовных отношениях был однолюб. Если он отдавал свое сердце девушке, другие девчонки его уже не интересовали. Сам он ни разу не прекращал отношений. Расставались, если возникали взаимные разногласия, или девчонка уходила по своим причинам. Влад переживал разрыв, но недолго, быстро находя замену. Вот и на этот вечер он шел почти свободным. Неделю назад свидание с девушкой закончилось глупой ссорой. Сам он мириться не собирался, но простить мог бы. Поэтому никаких планов на вечер он не ставил, просто хотел расслабиться. Ира посадила его за столик с первокурсницами, и это его устраивало. Он решил сыграть сегодня роль джентльмена. Несколько шуток, удачный тост, бокал сухого вина - и девочки забросали его восхищенными взглядами, которые подогревали его самолюбие, но в данный момент не затрагивали его сердце. Но всё же, один взгляд зацепил его. Ничего особенного в девчонке не было, но во взгляде её темных глаз он увидел не восхищение и восторг, а любовь. Она не изучала его взглядом, она украдкой любовалась им, а если их взгляды встречались, скромно отводила глаза. И это ему понравилось. Танцуя с ней медленные танцы, он ощущал её трепет от своих прикосновений. Касаясь своей головой её волос, он с каким-то упоением ловил их запах и наслаждался созерцанием её смуглой кожи на шее. Во время разговора она опускала глаза, словно боялась посмотреть на него. Её поведение интриговало, и он предложил проводить её домой. По дороге они повалялись в снегу, поиграли в салочки. Она преображалась на глазах, смеялась каким-то загадочным смехом, с удовольствием взяла его под руку. Предыдущая девушка постепенно стала освобождать место в сердце, и у него появилось какое-то теплое отношение к Лене. Когда вышли из лифта, у него даже возникло желание поцеловать её, но не получилось. Она устранилась и снова не дала взглянуть в глаза. Как-то нелепо предложила встретиться завтра и, не дождавшись ответа, убежала в комнату. А назавтра он уехал в деревню, и там его девушка, попросив прощение, снова полностью заняла сердце. Спустя неделю, он встретился с Леной в лифте. Моментально пришла идея избежать неприятных объяснений, сделав вид, что не узнал её. Он видел, что Лена страдала и мучилась, но не считал себя виновным, ведь он ничего ей не обещал, даже ни разу не поцеловал. А к весенней сессии он даже перестал её узнавать.
Лена.
Лена жила в небольшом городишке под Воронежем. Возможно, обилие солнца придало её коже смуглый оттенок.Ростом она была пониже своих сверстниц, поэтому носила туфли на высоком каблуке, что доставляло ей немало трудностей из-за повышенного веса, бороться с которым ей тоже приходилось. Ира, живущая в соседнем доме, убедила её поступить в МАИ на экономический факультет, помогла устроиться в общежитие, да и вообще старалась помогать, чем могла. Она же и привела Лену на этот Новогодний Огонёк и, подсадив к ней за столик Влада, предупредила: "На вечер – он твой защитник, но не влюбляться! Он пятикурсник!" Но, как говорится, сердцу не прикажешь, и у Лены оно затрепетало при первом взгляде на Влада. Это был кумир её девичьих мечтаний, именно таким она его и представляла. Красавец Влад был на высоте: балагурил, участвовал во всех конкурсах и танцевал без устали. Лена молча наслаждаясь его присутствием, и вспыхивала, когда их взгляды встречались. С ней он станцевал почти под все медленные мелодии Тухманова. При этом, не скрывая своей симпатии, рассыпал ей комплименты. В конце вечера Влад заявил, что живет в том же общежитии этажом выше и просто обязан проводить Лену. Лена не верила своему счастью. Всю дорогу он шутил, обнимал и кружил её, и даже попытался завалить в сугроб. Под ногами скрипел снег, мороз щипал щёки, а откуда-то с небес звучал трек Тухманова:
...Дитя, сестра моя,
Уедем в те края,
Где мы с тобой не разлучаться сможем.
Где для любви - века,
Где даже смерть легка,
В краю желанном, на тебя похожем.
Лена была в прострации, всё происходящее было как во сне, она боялась, что сейчас проснется и всё исчезнет. Выйдя из лифта, Влад попытался поцеловать её в губы, но она настолько была опьянена свалившимся на неё счастьем, что не была готова к этой внезапной близости. Ей хотелось насладиться тем, что уже получила. Она как-то неловко отстранилась от поцелуя, прошептав: "Пожалуйста, оставим это назавтра!" Маша, услышав шум в коридоре, открыла дверь. Быстро простившись, Лена вскочила в комнату. Прижавшись спиной к двери, она замерла и закрыла глаза. Маша как из пулемета строчила вопросами: "Кто он? Откуда? Что случилось?" "Я влюбилась!"- только и сумела прошептать Лена. Прошел день, Влад не появился. Прошли неделя, месяц – Влад не заходил. Более того, Лена иногда ехала вместе с ним в лифте, но он вел себя так, словно они были незнакомы. Сердце Лены разрывалось от отчаяния. Некоторые песни из диска Тухманова стали для неё пыткой, она рыдала, слыша:
У меня при этом,
Перестало сразу бы сердце биться.
Лишь тебя увижу, уж я не в силах
Вымолвить слово, вымолвить слово...
Несмотря на это, она продолжала любить Влада.
Ира.
Чувство обиды на Влада сохранялось у неё до того момента, когда они все вместе столкнулись в лифте. Влад разговаривал с ней, не обращая внимания на забившуюся в угол Лену. Он словно не заметил её. Выйдя с Леной у себя на этаже, Ира спросила у неё: "Что у вас произошло?" Лена, вытерев сразу набежавшие слёзы, сказала: "Ничего! Он ни разу со мной с того новогоднего вечера не разговаривал. Он даже не здоровается, когда вот так в лифте встречаемся",- сказала Лена и зарыдала. Настроение и Иры сразу поднялось, она улыбнулась и сказала: "Не расстраивайся, узнаю Влада. Значит, у него есть девушка, а он однолюб! Я же предупреждала тебя на огоньке!" С этого дня Ира участила встречи с Владом, находя различные причины. Но наступила преддипломная практика и каникулы. Она на несколько месяцев потеряла Влада из вида. В конце каникул она заболела и приехала в общежитие в середине октября. Встретив в коридоре Лену, Ира была поражена произошедшими с ней изменениями. Это была стройная, хорошенькая девушка, светящаяся от счастья. Подозрения, возникшие у Иры, тут же подтвердились. "Влад меня любит!"- улыбаясь, сообщила Лена.
Два месяца скрепя сердце Ира наблюдала за счастливой парочкой. Её возмущало то, что эта «серая мышка» за неделю добилась того, что она сама не смогла за несколько лет. План мести созрел как-то сам собой. Перед самым днем рождения Лены она поговорила с обоими по отдельности. Она ничего не придумывала, просто обрисовала картину недалекого будущего, и поделилась с каждым своими прогнозами возможных последствий. Она даже не подозревала о последствиях этих разговоров - она лишилась и друга, и землячки.
Влад
Во время летних каникул и преддипломной практики дела на любовном фронте Влада шли с переменным успехом, в итоге сердце его вновь оказалось свободным. В начале октября друзья Влада собрались отметить начало шестого курса в его комнате в общежитии. Чтобы это мероприятие не превратилось в пьянку, решили пригласить девчонок. Послали Влада на девятый этаж. Вначале он зашёл за Ирой, но её не было. Влад обошел несколько комнат, но никого не нашел. Пройдя по коридору, он услышал музыку в одной из комнат и постучал. Дверь открыла молоденькая девушка. Влад, используя всё своё очарование, объяснил ей причину своего прихода. Девушка позвала подругу, в которой Влад тут же узнал Лену. Она посмотрела прямо в его глаза, и он сразу утонул в них. Как кадры кинохроники в режиме быстрого просмотра промелькнули перед ним картинки Новогоднего Огонька. Её теплые взгляды на него, её неповторимый грудной смех, её дрожь тела при его прикосновениях, аромат её волос и притягательность смуглой кожи на шее, всё то, что завораживало его во время танца. Новогоднее тепло, зародившееся тогда в его сердце, заполыхало пламенем, сжигающим все сомнения – он любит её. С этого дня его жизнь разделилась на две составляющие – с ней и без неё. С ней он жил, дышал и был счастлив. Без неё - он существовал, что-то делал и с нетерпением ждал встречи с ней. Они гуляли, держась за руку, они наслаждались в объятиях друг друга, они улетали в нирвану в поцелуях. Они, словно стараясь наверстать упущенное время, упивались друг другом. Влад каждый раз проваливался в бездну темных Лениных глаз, черпая в них напиток любви, который не только не утолял жажду, а наоборот, разжигал пожар в сердце. Чтобы его потушить, достаточно было поцелуев и объятий, никакого желания перейти к более близким отношениям не проявлял никто из них. Он не заметил, как пролетело два месяца, приближался её день рождения. Влад уже начал задумываться о подарке. И тут он случайно встретился с Ирой. «Влад, зачем ты морочишь голову девчонке? Через три месяца получишь распределение куда-нибудь в Тюра-Там, и уедешь! Надолго! А Лене ещё четыре года учится. Ты её с собой возьмешь? Тогда прощай её высшее образование!» - Ира говорила то, что уже иногда возникало у самого Влада в мыслях, и шевелилось противным червячком в сердце. «Оставь её. Обстоятельства против вас. Пойми, чем ближе друг к другу вы сейчас станете, тем больнее разрыв будет для обоих. Любишь – уйди с её дороги сейчас!» - скороговоркой убеждала его Ира.
В день рождения Лены, на который его не пригласили, Влад долго стоял в цветочном магазине, переводя взгляд с алых роз на желтые хризантемы...
Лена
Словно в бреду пролетели весенняя сессия, каникулы, сентябрь. Лена ни разу не встретила Вадима, её душа стонала от тоски. И вот, в начале октября в дверь постучали. Маша открыла и позвала Лену. В дверях стоял Влад. Лена чуть не потеряла сознание. А Влад просто, с улыбкой сказал: «Здравствуй, Лена!» «Он вспомнил! - мелькнуло в её голове, - Боже, как я его люблю!». Не раздумывая, она пошла с ним на вечеринку. Во время танца он обнял её, душа таяла, пластинка снова пела: «... Дитя, сестра моя, Уедем в те края ...» Лена сгорала от любви! Отныне они каждый вечер проводили вместе. Ходили в кино, гуляли по Москве, но чаще проводили вечера на лестнице запасного выхода, поднимались на шестнадцатый этаж и там "ворковали". А когда она хотела уйти, он ставил условие – за каждую ступеньку поцелуй. И они спускались, целуясь на каждой ступеньке. Лена витала в облаках, с которых Ира резко спустила её на землю, встретив в коридоре: "Потеряла сердце, не теряй голову! Тебе еще четыре года учиться! Ему дипломный проект писать надо, защита на носу, а он с тобой время проводит. Ты хочешь, чтобы он завалил диплом и шесть лет учебы пропали даром? Как он это переживет? А если защитит диплом, то через три месяца, получив распределение, уедет и забудет тебя! Не пара он тебе! Любишь -забудь его!"
Через два дня у Лены был день рождения. Она не приглашала Влада, но он пришел, подарил букет цветов, сказал: "Прости" и ушел. Лена, прижав к груди желтые хризантемы, упала на кровать и уткнулась лицом в подушку. Сердце сдавила ледяная глыба, но слез не было. В ушах надрывно звучало:
"... Будь, же, доволен осенним листочком!
В дружеской был он руке, хоть не ярок,
Будь ему рад, наконец, и за то что
Это последний подарок!..."
Мелкий снежок запорошил лобовое стекло, его белая пелена словно отделила Влада от реального мира. Воспоминания, наслаиваясь одно на другое, переносили его в то далекое время, и его душа не хотела возвращаться из прошлого. В голове пульсировал один и тот же вопрос: «Что было бы, если бы я выбрал алые розы?»
А в динамиках аудиосистемы громко звучало:
Когда это было, когда это было,
Во сне? Наяву?
Во сне, наяву, по волне моей памяти
Я поплыву...
Как жаль, что человечество не изобрело машину времени. А может быть это и к лучшему...
29 снежный декабрь
Виктория Вирджиния Лукина
Декабрь Зиму встречает. Ведёт бережно, словно к венчанию на царство. Расстилает перед ней крахмальную белизну, расшитую изморозью. Подаёт ей чудо-сигару, дымящую морозными клубами. Осыпает ледяными алмазами волшебный скипетр. Старается угодить, чтоб и нрав, и сила её крепли, чтоб красота не меркла, чтоб любима была.
На рассвете отпускает он в небо снежных голубей: - Пусть вокруг станет белым-бело!
На закате зажигает зимние созвездия: - Пусть на белом свете не гаснут путеводные звёзды!
* * *
Начало декабря ознаменовалось снегопадами. Мелкий, искрящийся на солнце снег забелил последние следы осени и окутал город ослепляющей свежестью.
Из-за заснеженных шаров самшита улыбались дети и снеговики, с горок весело мчались лыжники и спаниели, на финских санях горделиво восседали пенсионеры. Продавец мороженого одиноко грустил у своего окошка, а старушка в меховом шлеме угощала чаем из термоса местного чудака с филином на плече. После каждого прихлёбывающего глотка, тот задумчиво смотрел в небо. Потом вдыхал полной грудью и зычно декламировал гороскопы и прогнозы погоды собственного сочинения. Всякому, кто попадался на глаза.
Ханна не спеша катила коляску с малышом по аллее парка.
- Поразительно, как в одночасье всё может измениться, - думала она. - Ещё пару дней назад были грязь, слякоть и безлюдные улицы, а сегодня такое веселье-гулянье, что даже небо зарумянилось от восторга.
Она считала зиму порой обновления. Но только — вьюжную, студёную, вымораживающую всё отжившее и согревающую под настом всё, что способно дать росток.
- Пора избавиться от старого шкафа, - продолжала размышлять Ханна. - Причём вместе с вещами. И шторы обновить. А ещё — прогуляться по зимнему лесу, волосы перекрасить в неожиданный цвет, пошить новогоднюю игрушку... но прежде всего — выспаться, выспаться, выспаться.... или хотя бы просто полежать в тишине несколько дней.
Более пяти часов в сутки она давно не спала. Бесконечно меняла бутылочки с молочной смесью, купала-пеленала, пела колыбельные, передавала зятю судки с обедами в больницу для дочери, и в полудрёме умоляла мужа скорее вернуться из командировки.
- Марк, милый, - каждый раз шептала она в телефон, - неужели кроме тебя некому вести переговоры в этой глуши? Объясни начальству, что у твоей дочери мастит, она перенесла тяжёлую операцию, внуку два месяца и ты видел его только при выписке, и что жена твоя плохо выглядит и мечтает уснуть на тысячу лет. Скажи, что ты нужен дома...
В ответ обычно звучали слова утешения и уверения в том, что всё будет хорошо. Последняя же фраза была неизменна:
- У меня всё в порядке, к Новому году приеду.
Малыш заворочался, заплакал и Ханна повернула домой. Она пошла ускоренным шагом уже не гладя по сторонам, а чудак с филином на плече, чеканя каждое слово, прочитал ей вслед свой очередной экспромт:
Дни декабря обещают быть дивными —
С пенною вьюгой, со снежными ливнями.
Думы-сугробы все в плавные линии
Сгладят морозной волной, синим инеем...
С антициклоном рассветной бессонницы
Ветер арктический в дом стылый вломится.
Угли раздует в камине, как водится.
Беды сгорят в нём и больше не вспомнятся!
* * *
Ханна закрыла дверь на щеколду, сбросила ботинки, куртку и, подхватив маленького Марка, помчалась в комнату. Раскутала, переодела, накормила, подержала на руках, рассказала про лошадку, облачко и мышку, уложила, убаюкала. Загрузила стирку, поставила в духовку мясо, сварила суп, замесила тесто, села в кресло, задремала...
Она всегда старалась быть хорошей хозяйкой, заботливой матерью, позитивной женой — с пирогами, с мясными шедеврами, с вареньями-соленьями, с чистейшими зеркалами и свитерами ручной работы для всей семьи. Свои русые косы в угоду мужу однажды и до сих пор красила в огненно-рыжий цвет, с детьми ходила в походы и играла в футбол, работала художником-костюмером в театре и даже защитила диссертацию по истории сценического костюма.
Усталость привыкла лечить кусочком шоколада, музыкой и хорошими воспоминаниями. Это могли быть и цветущие флоксы в саду, и шелест морских ракушек, и узоры рождественских пряников... носящиеся по дому котята, букетики земляники, аромат имбиря и аквамариновое колечко на серебряный юбилей. Ведь иногда маленькие радости греют душу больше, чем грандиозные события. Так свет фонарика в кармане порой может показаться ярче столичного фейерверка, кукольный театр на кухне важнее аншлага на большой сцене, а поцелуй под омелой желанней любых сокровищ.
За окном сгущались сумерки, зажигались окна в домах напротив. Долгий декабрьский вечер обещал быть грустным и Ханна решила не откладывать пору обновления.
- Для начала избавлюсь от старых штор, - сказала она, взбираясь на стул, потом на стол и опираясь одной ногой на подоконник.
Она снимала с крючков петельки одну за другой, когда в кармане зазвонил телефон.
- Марк, - зашептала она в трубку, - мне сейчас неудобно говорить...
- Хорошо, послушай... буду краток — кажется, я полюбил другую женщину... не подумай, что она моложе или красивей тебя... ты чудесная, поверь и я очень тебе за всё благодарен...
- Что? Не понимаю, о чём ты...
- У меня всё в порядке, к Новому году не приеду...
Ханна покачнулась. Теряя равновесие, попыталась удержаться за край шторы, но та оборвалась и она грохнулась на пол. На миг провалилась в полную тьму и ощутила невыносимую боль во всём теле. Попробовала привстать, но смогла лишь откинуться на спину. Малыш в соседней комнате чихнул, захныкал и зашёлся от плача.
Сердце Ханны бешено заколотилось. Свет люстры ослеплял, а стены изогнутыми плоскостями улетали в бесконечность. Ей показалось, что она отрывается от реальности, теряет связь с привычным миром, теряет саму себя.
Зажатый в руке телефон коротко звякнул. Она коснулась первой попавшейся кнопки и заплетающимся языком сказала: - Кажется, я умираю...
Спустя полчаса в тамбуре толпились близкие, соседи и бригада скорой помощи.
- Ханна, постарайся открыть щеколду! - кричали они на все голоса в замочную скважину.
Но это было невозможно, у неё на это не было сил. Дрожа от боли, она ползла на спине в соседнюю комнату, чтобы хоть как-то успокоить захлёбывающегося от слёз ребёнка.
Казалось, кошмар длился вечность. По двери стучали зубилом, колотили молотками, водили магнитом. Её пытались выбить, снять с петель, разрезать болгаркой. Но в конце концов парнишка с верхнего этажа, обмотавшись верёвками, сумел спуститься на балкон, разбить остекление и проникнуть внутрь.
Он открыл злополучную щеколду и все помчались в комнату — мальчик спал в своей люльке, а Ханна лежала на полу, раскачивала её ногой и почти бессознательно мычала:
- Баю-баю...м-мм, а-аа-а... баю-бай...
Если не думать о диагнозах, больница — лучшее место для сна и тишины. Особенно если палата отдельная, а окна выходят в лесопарк. Ханна понемногу приходила в себя. Сотрясение мозга, перелом ноги и ключицы, а также депрессия отступали. Теперь зять привозил судочки с обедами для неё. Правда, дочь изыски не готовила, да они были и не нужны. Достаточно того, что котлеты и салат любовно украшались веточкой петрушки. А печенье, хоть и не домашнее, но лежало в пакетике вместе с погремушкой внука.
За больничным окном который день кружила вьюга. Сороки мимолётом склёвывали рябину, белка обметала хвостом стволы сосен, а следы прогуливающихся по снегу ворон казались таинственными иероглифами.
Обычно к вечеру всё стихало, сугробы чуть оседали и в свете фонарей отливали синевой, а с рассветом являлась бессонница и начинала давать мудрые советы. Один из них — остричь волосы. Под машинку. Длинные огненные пряди уговаривала оставить в прошлом:
- Теперь никакой краски. Только седина — белая, зимняя, в пять миллиметров. Тем более она тебе к лицу — светлая кожа, серые глаза, высокие скулы.
Дочь тоже одобрила, заодно сообщив, что папа к Новому году всё-таки приедет, но не один.
- Мама, ты должна быть стильной, - сказала она.
- Я только слезла с костылей, видеть никого не хочу. В его дом не вернусь ни за какие коврижки, к вам пока тоже не поеду. Пожалуйста, подыщите мне какое-нибудь жильё на пару месяцев, а дальше — видно будет. Там и Новый год встречу. Вдвоём с бессонницей.
* * *
Риелтором оказалась старушка в меховом шлеме. У неё был многолетний опыт работы, хорошие связи и душевное отношение к клиентам. Её привезли для консультации прямо в больничную палату и она прежде всего угостила Ханну чаем из термоса:
- Я завариваю уникальные травяные сборы, - ворковала она, открывая планшет. - Пейте, милочка, на здоровье. А я тем временем покажу вам несколько вариантов.
На картинках замелькали меблированные комнаты, двухуровневые квартиры, гостиничные номера и апартаменты с видом на замёрзшие озёра. Все они отличались новизной и смелыми дизайнерскими решениями.
- Хотелось бы что-то попроще, поуютней и подешевле, - сказала Ханна.
- Тогда предложу вам домик за городом. Вообще-то он не сдаётся, а выставлен на продажу — хозяева переехали за границу. Думаю, пару месяцев вы могли бы там пожить.
На фото дом выглядел довольно просто — низкое крыльцо, небольшие окна, кухня-гостиная, ванная, спальня. Зато на заднем дворе имелись вторые ворота, выходящие в хвойный лес, а на крытой террасе — удивительной красоты каменная печь-барбекю.
- До Нового года считанные дни, - Ханна улыбнулась. - Думаю, мне там понравится!
- Для окончательного решения нужно посмотреть на него вживую.
- Завтра меня выписывают.
- Тогда, моя хорошая, до завтра.
* * *
Бывает, случайно заглянув в чужой мир, понимаешь, что множество раз именно его ты рисовал в своём воображении. Что именно в таком мире мечтал устроиться с книжкой, с подушкой, с чашкой и что именно в нём способен удержать равновесие и счастье. Построить же свой мир с нуля как всегда мешали извечные проблемы — нехватка времени, ограниченные средства и отсутствие любви к самому себе.
Укрытый снегом, загородный домик был чудо, как хорош. Казалось, его владельцы съехали внезапно, оставив за ненадобностью всю обстановку. В кресле у компьютера лежали плед и зарядка для телефона, на столе — кроссворды, в прихожей — перчатки.
Камин в гостиной дарил тепло и уют. Чёрный флисовый кот развалился на диване, как настоящий, а настоящие тыковки на подоконнике блестели, как керамические.
Ханна включила гирлянду на ёлке и припала к окну. Расчищенная от снега дорожка манила в зимний лес и, казалось, что стоит приоткрыть ворота, как лесные сказки заполонят весь двор.
В глубине спальни, за дверкой под цвет обоев, она обнаружила крошечную швейную мастерскую. Со стопками тканей, гобеленовыми рамами и театральными костюмами. В поролоне ёжились иголки, на пяльцах пестрела вышивка, под шлифовальной машинкой — валяная шаль. Ханна достала белый кружевной отрез и стала драпировать и закалывать его булавками на женском манекене — высокий воротник, декольте, пояс, юбка со шлейфом. А на мужском из белого меха таким же образом смоделировала костюм полярного медведя с чёрными глазами-пуговками.
Уснула за полночь, под тиканье настенных часов и скрип ставен на ветру. Спала и видела, как пронеслась над лесом ледяная колесница, запряжённая стаей голубей. Как задымила морозной сигарой Зима - в кружевном платье с высоким воротником и шлейфом до самого горизонта. Как коснулась она своим волшебным скипетром крыши маленького домишки и как сверкнула в небе неведомая дальняя звезда.
Рассветная бессонница, как всегда, фонтанировала идеями:
- Сегодня — последний день декабря! Впереди — новогодняя ночь. Испеки торт, наготовь салатов, принарядись, подкрась губы, пригладь свою стильную «щетину» на голове, включи музыку, зажги арома-лампу. Дети обязательно приедут тебя поздравить.
- Бессонница, как всегда, права, - подумала Ханна и взялась за дело.
Вечером она накрыла на стол. Горели свечи, потрескивали угли в камине, телевизор беззвучно транслировал новогодние традиции народов мира, а из плейера всё лилась и лилась по кругу любимая мелодия “Happy New Year... happy New Year...”
У дома затормозила машина, послышались хлопок дверцы, пик сигналки и мужской голос.
- Марк?! - ужаснулась Ханна и, набросив шубу, вышла на порог.
Калитка распахнулась и во двор с дорожной сумкой на плече вошёл незнакомый мужчина — высокий, седой, с загорелым лицом. Он с удивлением посмотрел на неё:
- Здрасьте. вы кто такая?
- Я здесь живу... временно... а вы кто?
- Я здесь живу... постоянно, а не было меня временно.
- Извините, но я сняла этот дом через риэлтора.
- И сколько заплатили?
- Пока нисколько... договорились потом рассчитаться.
- Ясно. Что ж, встречайте гостя. Меня то есть.
Они не успели больше перекинуться и парой фраз, как вновь раздался визг тормозов.
- Сейчас мы нашу бабушку увидим! Она соскучилась, а мы как соскучились!
- Тёща дорогая, с наступаюшим!
За столом все были смущены, но вида старались не подавать. Коробки с подарками громоздились под ёлкой, салаты и закуски расходились на ура, сладкое терпкое вино кружило головы. Маленький Марк замечательно разряжал обстановку своим лепетом, смехом и рёвом. А в смене подгузников участвовали все, в том числе и хозяин дома. Ханна украдкой поглядывала на него, пытаясь вспомнить, кого он ей напоминает. Когда же они вышли провожать детей и он надел белую меховую куртку, она вспомнила чёрные пуговки глаз своего полярного медведя.
Новый год они встретили вдвоём — выпили шампанского, загадали желания, разожгли на морозе печь-барбекю и поджарили на ней зефир. Потом прошлись по зимнему лесу. Он тоже украдкой поглядывал на неё, пытаясь понять секрет её привлекательности. Она после травмы ещё немного прихрамывала, и он, не задавая вопросов, просто бережно вёл её по крахмальной белизне, расшитой изморозью...
- Пусть вокруг станет белым-бело! Пусть на белом свете не гаснут путеводные звёзды! - он улыбнулся. - Мы с женой долго планировали переезд. Но спустя полгода «заморской» жизни, она неожиданно призналась, что полюбила другого мужчину... и осталась в далёком чужом городе, а я вот — вернулся домой.
- Этот город находится в глуши, а мужчина ведёт там бесконечные переговоры?
- Нет-нет, это европейская столица. А он — рядовой бухгалтер.
Они замолчали. Высоко в кронах деревьев шумел ветер, где-то вдали громыхали салюты, а снегопад тихо и торжественно украшал новогоднюю ночь.
Зазвонил мобильник и он включил экран — старушка в меховом шлеме улыбаясь и держа под руку чудака с филином на плече, радостно сообщила:
- А мы гуляем в парке! С Новым годом, сыночка! С Новым счастьем!
30 Бурундук
Андрей Эйсмонт
Середина дня, а словно вечер. За стенами поселкового фельдшерского пункта беснуется метель. Третьи сутки кряду, поёт с надрывом заунывную песню. Трещат дрова в печи. Малиновые отсветы через чуть приоткрытую створку озорными чёртиками прыгают по стене и потолку комнаты.
Булькает вода в кастрюле и стерилизаторе. Медицинская сестра - Светка мечется по комнате, гремит блестящими коробками с инструментами и биксами, готовится к предстоящим родам…
Петровна - царь и бог медицины этого далекого таежного села следит за состоянием роженицы.
- Успокойся Валюха, знаешь, сколько на фронте мужиков, с поля боя, вытащила! Там пули свистели, и снаряды рвались! А здесь - подумаешь вторые сутки ни света, ни связи! Что же я роды, у тебя не приму? Только меня слушай! Поняла?
-Светлана! Инструменты готовы? Ну, тогда давай помогай положить её! И перекрестилась в угол…
Получив шлепок по попе, мальчуган заорал так, что метель, испугавшись, метнулась дальше на север. Оставила в покое и таёжный посёлок, и фельдшерский пункт, и удивленную Петровну с младенцем на руках.
Нежданно-негаданно вспыхнуло солнце и раскрасило праздничным, радостным сиянием сугробы за окном.
Лёжа на животе матери, малыш почувствовал родное тёпло, улыбнулся беззубой улыбкой, и распахнул маленькие ручонки новому, неизведанному миру.
-Привалило счастье Валентина! Всяких видела: светленьких, тёмненьких, даже лысых.… У твоего глазенки, какие пронзительно - синие, а волосики золотые, кудрявые! « Я таких только на картинках встречала, с крылышками на спине!» – весело произнесла Петровна, глядя на счастливую, роженицу с покусанными до крови губами …
-Назовёшь то как?
-Лёшкой – в честь деда…
Осень. До чего непредсказуемая пора. То плачет горькими слезами наполняя душу грустью и тоской, то безудержно смеется, разукрашивая листья деревьев яркими волшебными красками, заставляя кружиться в чудном танце листопада. Она капризна и неуёмна в своих порывах - середины нет. Прежде чем выйти на улицу сто раз обдумаешь, что на себя надеть… и ... – не угадаешь.
Леха не заядлый рыбак, но любил, иногда, встать затемно, добежать до речки и встречать рассвет с удочкой в руке. Смотреть как ярким, блестящим ковром плывут золотые, багрово-красные, рыжие листья, покачиваясь на перекатах, радоваться звонкой песне реки перекатывающей камушки по дну. Глядя на окружающий мир вспоминать далекое детство, шум сосен, отца с матерью…
Сколько воды утекло с тех пор, как появился на свет золотокудрый малыш с синими глазами.… Окончил школу, техникум, отслужил в армии, даже остался на контрактную службу. Живи и радуйся.
А по ночам виделась речка с омутами, пенистыми порогами. Пурпурные листья рябины, волшебный листопад кудрявых клёнов.…Вспоминалось, как устанавливали с отцом, егерем заказника, кормушки для зимней подкормки косуль, рыжие белки, прыгающие с ветки на ветку вековых сосен, снующие между кустами весёлые бурундуки, тёплые, ласковые материнские руки…
Так случилось, что родители ушли один за другим в мир иной, и его ничего не держало в далёком таёжном краю, …а только душа, наперекор всему, болела и просилась именно туда - в мир тёплого и светлого детства.
Еле дождался парень окончания контракта.…Рванул, не задумываясь на родину, в любимый край. Всё сложилось так, как- будто его прихода ждали. Место егеря в заказнике, сторожка знакомая с детства на берегу речки.…Всё стало на места, и душа наполнилась необъяснимой радостью и теплом.
Лешка повторял заброс за забросом. Натянутая леска со свистом разрезала воздух и ложилась ровно на воду, но напрасно – ни одной поклёвки. Поплавок замирал, в середине омутка ожидая удачи, но напрасно.
Двухгодовалый пёс Марсель лежал на берегу. Положил морду на передние лапы и задремал. Изредка приоткрывая глаз, озорно поглядывал на хозяина. Если бы мог, то высказался об этом бесполезном занятии – ловли рыбы. « Не наш день! Клёв был вчера, будет завтра, а сегодня – бери ружье и пора заняться делом! Тебе, конечно, решать – моё дело собачье, и никто не спрашивает» Оскалился в улыбке. Хозяина подразнил языком, грустно вздохнул и прикрыл глаза.
Смесь собаки с волком среди охотников и егерей не приветствуется, но этот пёс не раз проверенный в деле, пришёлся Лёхе по душе. Никого не боялся: ни медведей, ни волков. Бесстрашие ему досталось от отца, а вот мудрость, доброта, и лихо закрученный хвост от матери - крупной лохматой лайки.
Лёха оглянулся в сторону пса и, улыбаясь, пригрозил пальцем.
-«Лежи, отдыхай! Успеешь, набегаешься до вечера. Дай мне на красоту вдоволь налюбоваться» - и уставился на яркий неподвижный поплавок.
Взгляд случайно упал на плывущее по воде в окружении ярких листьев тёмное пятно, протянул руку и подхватил на ладонь маленького лохматого зверька с тёмными полосками на спинке без признаков жизни. И как бедолагу угораздило в речку попасть? Бурундуки водоплавающими никогда не были. Озерцо, речку спокойную в тёплый день – смогут. Но по горной реке, поздней осенью… должна быть причина. По деревьям, да кустам лазить мастера. В трудолюбии за ними, даже белкам не угнаться. Всё лето собирают запасы на зиму впрок. Сортируют и укладывают в кладовых гнезда. Зернышки, орехи, грибы, ягоды - в индивидуальной кладовочке. Уютная спаленка, утепленная сухими листиками и отдельно туалет. В такой норе зиму пережить можно. Если только враги не доберутся до норки. А таких желающих предостаточно. Медведь, барсук и человек. Хорошо, если летом, а вот осенью, да ещё в эту пору - «труба дело». Считай, приговорён зверёк - смерть голодная неминуема.
Бурундук – зверушка умная, все понимает,… Ищет подходящую ветку-рогатинку - на ней и вешается, или со всего разбегу в речку…
Жаль малыша, да ничего не поделать! Хотел, было, Лешка обратно в реку опустить самоубийцу, но почувствовал, что бьётся сердечко. Засунул бурундука подмышку в надежде отогреть…
На том рыбалка и завершилась. Марсель подозрительно поглядывал на хозяина, пытаясь ткнуть холодным носом под Лёхину куртку. « Так скоро и мышей в дом таскать начнёт! А там ещё и кошку притащит! Будто меня ему не хватает!» Пёс неодобрительно фыркнул и отстал…
Зверёк обогрелся, обсох и пришел в себя. Место на полатях возле трубы над печкой его устроило. Весёлый и лохматый зверь оказался самкой, сама собой прилипла кличка Маха. Попыток убежать в тайгу не было, что подтвердило предположение о разорении жилища. Любознательная и потешная быстро привязалась к Лёхе, считая спасителем и даже, сумела найти общий язык с сердитым Марселем. Правда, не сразу, а ближе к Новому году.
Работы в ту зиму привалило много. Снегопад за снегопадом, а за ними и морозы - трудно зверью таежному выжить. Хуже всех приходилось косулям. Снег глубокий - тоненькими копытами не разгрести, да и кору не поглодать. Вот и приходилось кроме обходов ещё и кормушки развозить и корм засыпать. От темна дотемна в тайге. К вечеру доберётся Леха до сторожки. А там печь растопить, собаку накормить. Маха почует, что хозяин дома и давай от радости скакать, да прыгать. Но привычка берёт своё - заберётся ближе к трубе, свернется калачиком и дремлет. Конечно, в дикой природе упала бы в спячку и до тепла. Несколько раз за зиму проснется, поест и дальше сны смотреть… Марсель в дом забегал изредка. С одной только целью - порядок проверить и Маху шугануть, «Чтобы нюх не теряла и не наглела сильно. А то взяла привычку на плече хозяина кататься - ну какой, это порядок!».
А Маха недолго думая весело проскакала с полатей на стол, схватила кусочек хлеба и положила на пол перед носом ошарашенного Марселя. Затрещала, засвистела, зацокала в ожидании благодарности. Если бы пёс мог, развёл бы лапы в стороны, поклонился и гавкнул в ответ: «Спасибо Маха за заботу!». Но так, как это ему не под силу, прижал к полу лапой и облизал…Зверушка, конечно, возмутилась такому отношению, запрыгнула к трубе и оттуда долго ругалась. « И чего ругалась - никто её не съел, а ведь мог»- думал Марсель. Так и перекантовались до весны. С продуктами проблем не было. Летних заготовок вполне хватало, за хлебом и крупой Лёшка зимой мотался на стареньком снегоходе. От сторожки до сельского магазина километра три. Прогуляться до него одно удовольствие, тем более что граница Лёшкиного участка тянулась до самого села.
Снег сошёл, а дороги покрытые грязью ещё не просохли, приходилось идти за хлебом напрямую через тайгу. Как только весёлая компания заходила в село встречные псы, учуяв запах Марселя, поджав хвосты, удирали по дворам, забиваясь в будки. За свою жизнь пёс никого из четвероногих собратьев не обидел, но волчий запах предков наводил на них ужас. Маха пощёлкивая и посвистывая, прыгала то слева, то справа, изредка забираясь на плечо к Лёшке. У входа в сельмаг Марсель послушно ложился на крыльцо и ждал возвращения хозяина. А вот подружка с пятью тёмными полосками на спинке уверенно сидела на плече и беспрестанно цыкала, ожидая гостинца. Благодаря этим редким, но запоминающимся посещениям сельмага Лёхино прозвище «Бурок» слегка изменилось и прилипло новое «Леха-бурундук». Это хозяина нисколько не расстроило.
С наступлением тепла Маха ушла в тайгу. Изредка прибегала посидеть на Лёшкином плече, да поиграть с Марселем. Чуть позже привела свой выводок знакомиться. А Лешка и рад стараться - хлеба накрошил. Хохотал, глядя как потешно, зверушки уплетали крошки. Марселя это, конечно раздражало, но кто его спрашивал. За прошедшее лето с Махиной подачи среди ближайших зарослей образовался бурундучий городок. Не было такого дня, чтобы к ним в гости не забрёл кто-нибудь из деревенской ребятни. Бурундуки гостинцам были рады, но в руки никому не давались кроме Лёшки…
В верховьях неделю громыхало и сверкало, табунами ходили иссиня-вороные тучи. Не один день выливала природа небесные воды, собираемые ложбинками, канавками, низинами в реку. Поднялась вода, расширила русло, подпирала волной под самые берега. Течение приносило отголоски непогоды пеной, лесным мусором. Деревне ничто не угрожало - стоит на высоком берегу. Бани да ометы сена вдоль огородов располагаются чуть ниже. Но никогда до них вода не доходила. Дай бог, не придет и в эту непогодь.
Леха занимался своими делами, Марсель отпущен на вольные хлеба: позволялось ему изредка свой промысел в тайге вести, вот и гуляет. Привычно посвистывали бурундуки. Ничего не предвещало несчастья. Ближе к ночи, показалось Алексею, что необычно затихло все окрест. Но беды не почуял.
Хотя село и не рядом, а отчетливо слышна гармонь за околицей деревни. Над широкой гладью реки отражались от берегов и доносились звонкие песни молодёжи. Закончилась вечерняя дойка, угомонилась скотина…
Тихо. Благостно. От настоя травяного чая ароматами наполнился дом. Сладковатый запах свежеиспеченных булочек – таких румяных, что слюнки текут. Гостинец бабы Мани за помощь в заготовке дров на середине широкого стола. Лешка сотрапезничал с семейством бурундуков, обошел двор и лег спать. Потянуло холодным воздухом вдоль реки, словно кто толкал волну прохлады по реке. Догадаться бы, но нет, невдомек…
Ночью приснились родители, одеты празднично, веселые, но чем-то озабочены. Мол, рано к ним, поберегись сынок! Лешка разметался на кровати, сбросил одеяло. Спустя время наоборот, натянул до подбородка. Что за удивительная ночь? Душа с телом расстаётся. То в жар бросит, то в холод. Тяжело и неспокойно…
Что-то мягкое коснулось лица и принялось тереться меховой шкуркой о щеку. Смахнуть бы, да вдруг зацарапало и нос и подбородок. Больно. Хотел отбросить и махнул рукой. Не услышал, а скорее почуял знакомый свист – что за напасть? Открыл глаза Маха. Откуда в дом забралась? Сел, – вода вровень с кроватью.
Что случилось? Река прибывала быстро, но приученный жизнью, схватил документы, ружье и патронташ, уже по пояс побрел к двери. Мимо крыльца проносились темные волны реки, изменившейся до не узнавания. Успел подумать: хорошо, что зверей подлеченных из клеток выпустил. Ночь. По реке чинно и вальяжно, словно барыня проплывала чья-то баня, подпираемая стогом сена. Сделал шаг вперед и поскользнулся. Да так, что с головой ушел под воду.
Началась борьба за жизнь. Тело закрутило, резко ударило о ствол дерева. Хлебнул от неожиданности грязной воды и выронил ружье. Лёху несло, вниз мотая между камней, ударяя коленями и локтями, наталкивая на коряги. Видимо прорвало дамбу, вот и быстрый подъем воды. Безрезультатно греб, упираясь ногами и руками,. Впереди сужение русла, видно только огромный бурун белым выделяющийся на темном фоне. Попасть в него – смерть, затянет под бревна и деревья перегородившие русло. Повернуть против течения не удавалось. Молотил и молотил руками грязные потоки из последних сил…
Что-то темное метнулось вдоль берега. Лешку ударило головой о камень. Захлебываясь и теряя сознание выбросил в отчаянии руки в сторону земли… Пронзительная острая боль, кровь , что-то вонзилось в руку. Темнота в глазах…
Сколько так лежал? Сознание медленно возвращалось. С усилием разодрал веки – светало. Боль от ушибов и ссадин... Ныла прокушенная рука. Интересно кем?! Повернул голову -на него смотрели внимательные глаза голубого цвета с зеленой поволокой, уходящей в глубь. «Марсель – дорогой ты мой, Волчара! Вытащил!» Егерь, еще до конца не осознал, что выжил. Что дышит и смотрит. «Все болит – это терпимо. Руки и ноги целы, не переломаны». А верный друг, поднял морду вверх и завыл от пережитых впечатлений, но не страшно, а скорее торжественно. От неожиданности брызнуло врассыпную бурундучье семейство во главе с Махой!
Леха сел, раскинув руки в стороны, и улыбнулся!
Будем, будем жить!
31 Как будто было вчера
Лидия Парамонова -Фокина
Ещё при движении состава на Елизавету Александровну давила духота и неприятный чесночный запах от пассажира, прижатого к её спине, в переполненном первом вагоне метрополитена.
Она с трудом выбралась на «Лермонтовской» и неспешно направилась к выходу из метро. Сознание окутала туманная пелена. Ноги сами вели её к дому. В маленьком скверике присела на скамейку. И попыталась снять спазм глубокими вдохами и последующими четырёхкратными выдохами. Ей это всегда помогало.
И у вдруг на вдохе на неё с высоты шестнадцатиэтажного дома опустилась бойкая мелодия: «Мои мысли- мои скакуны. Словно искры зажгут эту ночь!». И быстроногие кони подхватили Лизу, унося в далёкое прощлое, которое оказалось отчётливым вчерашним днём.
...
- Ты меня поражаешь! Отказываться от такого заманчивого предложения! «Если мне кто предложил такое, я приняла бы не задумываясь».
- Ты не понимаешь меня, Таня! Я озадачена. С чего бы ради, в разгар сокращения штата мне бесплатный сыр предложили? Он таковым является лишь в мышеловке, да и то только для второй мышки.
«Вчера, рассорившись с Сергеем, подумала об отдыхе. Сегодня шеф дал возможность до утра подумать об отпуске. Да уж, мысли материальны».
- Ну, что ты опять философствуешь, Лиза! Соглашайся. Отдохнёшь. Всё включено. Море успокаивает, лечит душу. Сумела взять вторую паузу в отношениях с Сергеем. Сделай одну в работе. Шеф, вычислив твоё состояние, постарался для тебя. Не стоит пренебрегать его добротой и заботой. «Поезжай, дай от тебя, удачницы, отдохнуть».
Далеко за полночь. Лиза ворочалась, лёжа в постели, и никак не могла уснуть. За стеной, у соседа Юрки, надрывался магнитофон. Отчётливо слышалось:
«Мои мысли- мои скакуны. Словно искры зажгут эту ночь!».
«Вот меломан! Опять фанатеет! Умный парень, а никакого удержу на него нет».
Слова летят устами певца: «Никому меня не удержать! Мои мысли умчат меня вдаль. Может быть, я обратно уже не вернусь».
«Надо и мне «умчаться от рассвета в закат, от заката сквозь ночь» надолго прочь, на море, к новым приключениям».
С первыми признаками рассвета Лиза провалилась в какой-то парк аттракционов, где сновали люди в костюмах и масках. Пыталась добраться до входных ворот, но её догоняли и возвращали назад. Впереди себя она увидела Сергея. Устремилась за ним. Но дорогу преградила женщина в маске белой крысы и процедила сквозь зубы крысиными писком: «Соглашайся. Отдохнёшь. Всё включено!»
Идя на работу, неотступно преследовала мысль: «Что это Таня так печётся о моём отдыхе? Что-то задумала подруга».
В офисе тишина. Все работали или делали вид.
Елизавета зашла в кабинет к Эдуарду Романовичу. Протянула заявление.
- Вот и правильно. - «Кто, как не ты, Лизонька, заслуживает поощрительной путёвки?» - Сегодня ничего нового не будет. Введи в курс дела коллегу и можешь считать это концом рабочего дня.
Шеф, поседевший после измены жены и отъезда её заграницу с партнёром из Италии, ополчился на блондинок. Никогда не называл Татьяну по имени. Она вызывала в нём какое-то негативное чувство.
- Спасибо, что убедили. Мне просто необходимо сменить обстановку.
«Жаль, что Вам, дорогой наш шеф, работа не даёт отдохнуть! Махнули бы на недельку до второго, но не в Комарово, а на южное побережье Италии».
Уже в самолёте настроение приподнялось, несмотря на отсутствия звонков и смс от Сергея. «Что ни делается, всё - к лучшему». Я запрещаю себе думать о нём и омрачать свой отпуск».
За спиной Лизы запел сигнал телефона: «Мои мысли- мои скакуны... ». - Некто нажатием кнопки прервал мелодию, быстро ответил: «Да, в самолёте!». Наступила тишина.
Весь полёт Лиза пребывала в плену сна. Ей снился Международный аэропорт Неаполя Каподичано, прекрасный отель, шикарный номер с видом на море.
Прилетели утром. Гид объявил, что до самого роскошного и дорогого городка Южной Италии Позитано- пристанища аристократов, богачей, гламурных людей искусства- шестьдесят километров. В пятистах метрах от него - отель «Villa Treville».
«Похоже, мне посчастливилось, я непременно посещу городок и познакомлюсь с его достопримечательностями, традициями и... Ой, опасно помышлять о несбыточных встречах. Тропинки их заросли бурьяном». В голове завертелось: «...обгоняет безумие ветров хмельных эскадрон моих мыслей шальных!» Заразилась! Похоже, песня преследует меня».
«Так! Багаж отнесут в номер. Скорей на берег! Босиком по воде!».
Мелкая галька работала на расслабление ног после полёта и трансфера.
«Мамма мия! Завораживающая картина! Душ, обед и наслаждение в тени- слишком припекает. А вечером- в Позитано!».
Шикарный городок на крутом склоне скалы с узкими улочками оказался расположен так, что северные ветра не задувают его, благодаря чему климат всегда стабилен. С моря город казался пирамидой: строения один за другим тянулись вверх. «Правду сказал гид о городе Амальфитанского побережья Италии, выражаясь словами итальянцев: «Позитано, Моnnaggia!». Теперь понятно,«Позитано, чёрт побери. Как же ты прекрасен!»- Размышляла Лиза,потягивая лимончелло за столиком ресторанчика на берегу залива Салерно.
«А теперь пройдусь по узкой улочке наверх «пирамиды», хочу дать волю глазам». Добралась до романской церкви ХIII века Санта Мария Ассунта.
Снаружи купол облицован майоликой. А внутри - неописуемая красотища! Один алтарь с чудотворной иконой «Чёрная Мадонна с Младенцем» чего стоит!
«Умели византийские мастера творить шедевры».
«Нагулялась я по частым подъёмам и спускам улочек, пора возвращаться. Желудок просит мясного бродо или боттаргу, или розитто с морепродуктами, или карбонаро с сыром пекарино и овощной минестры со свежеиспечённым хлебом фокачча. А если подадут трюфели- деликатес из едких белого или чёрного гриба, будет замечательно! Вперёд! А завтра - в Неаполь! Или отдохнуть в тишине виллы?».
Подъезжая к вилле, в открытое окно автомобиля с тёплым ветерком влетела громкая мелодия песни «Аmore mio» в исполнении Бруно Феррара.
«Весело. Покой нам только снится! Нет уж! Ужин, отсыпаться, а дальше- «хоть трава не расти».
Проснувшись утром, Лиза пыталась найти разгадку сна: её преследовал некий мужчина в затемнённых очках, скрывающий своё лицо под низко опущенной полой шляпы и приподнятым воротом плаща. «Итальянец, не иначе! Не хватает пистолета. И музыки:
«Мы бандито, гангстерито, мы кастето- пистолето, о-йес,
Мы стрелянто, убиванто, украданто то и это, о-йес,
Банко- тресто президенто ограблянто ун моменто, о-йес,
И за это режисенто нас сниманто в киноленто, о-йес!».
Выйдет такой из-за угла и вырубишься от испуга. А если под окном, у авто с букетом шикарных жёлтых роз, тогда - «аморе миа»? Ну даю, от солнца что ли крышу сносит? Взялась сны разгадывать! Они- тайна для науки, веками остаются загадками».
И всё же после завтрака Лиза присоединилась к группе направляющихся по маршруту «Неаполь-Помпеи».
Неаполь- мечта! По дороге к нему русскоязычный гид знакомил с историей города, его обычаями, религией, занятиями и отдыхом неаполитанцев.
Оказывается, днём публику и туристов развлекают уличные артисты, музыканты, фокусники, шуты, а ночью во время тусовок её угощают коктейлем.
Лиза почувствовала дыхание города, его бурлящий ритм, итальянский темперамент, запах круглогодично цветущих лимонов, услышала его разноголосую музыку, ощутила ароматы цветов и кустарников, которыми был пропитан воздух, увидела блеск витрин, церквей, площадей. Одна из главных- Триесте и Тренто, поразила Лизу неправильной формой и её украшением: фонтаном Карсио.
А церковь Сан- Фердинандо с барочными фресками Паоло Де Маттеиса начала XVII века заворожила на ряду с Королевским дворцом, театром Сан- Карло, знаменитым неаполитанским пассажем- галереей Умберто I с красивыми магазинами, множеством питейных заведений.
Лиза раньше читала о легендарном гранд- кафе Гамбринус, которое посетили в своё время знаменитые: Стендаль, Россини, Оскар Уайльд, Хемингуэй, Модильяни, Жан-Поль Сартр. И сам Папа Иоанн Павел II незаметным движением благословил это легендарное заведение во время визита в Неаполь.
Лиза медленно пила эспрессо и разглядывала две грязные чашки в витрине за стойкой: знаменитые чашки, оставленные 2 января 2013 года после посещения президента Италии Джорджио Наполитано с и его спутницей. Какое совпадение- президент Неополитано родом из Неаполя!
Каждую ночь площадь становится центром тусовок неаполитанской молодёжи и любителей ночного отдыха. Тусовки сумасшедшего Неаполя круглосуточны! Он, как и Нью- Йорк, никогда не спит!
К площади ведут известные туристам улицы Неаполя- Толедо и Кьяйя.
Гид повёл группу чуть ниже, ближе к набережной, где все увидели самую большую историческую площадь Плебишито- центр и сердце Неаполя с её Королевским дворцом, неоклассическим зданием церкви Св. Франциска Паоланского. С двух сторон площадь замкнули, вписавшиеся по стилю палаццо Салерно и палаццо делла Префеттура. Площадь украшали два конных памятника Карлу III и Фердинанду I, невозможно к ним пройти с закрытыми глазами с другой стороны площади так, чтоб попасть между лошадьми: сбиваются все! Лизе тоже не повезло.
Помпеи- мёртвый город, разрушенный от сильного вулкана Визувия, с многочисленными остатками памятников, окутан тайнами истории.
Лиза продвигалась по пустынной улице Изобилия с чувством горечи. Главная площадь- Форум печально встречала туристов руинами и тишиной.
Два города, прекрасных по- своему, оставили в душе тёплые воспоминания.
А фотографии, сделанные в поездке, Лиза решила оставить для потомков.
«Надо купить босу сувениры и кьянти за участие. Настоял таки на поездке».
На виллу вернулись очень поздно. Но все туристы из группы осталась довольны экскурсией.
«В душ и спать! - Командовал мозг. - Утром лицо не должно быть помятым, иначе морская вода отшатнётся от его хозяйки! - Лиза улыбнулась в зеркало- «двойник» ответил тем же.- Какой озорник!».
За завтраком Лиза чуть не подавилась, видя, как через зал уверенной походкой к ней приближался статный мужчина в белом льняном костюме при широкополой шляпе и затемнённых очках. Перед собой он нёс шикарный букет жёлтых роз.
«О,Боже! Не может быть! Проказник... Спокойно, Лиза! «Будь собой, остальные роли заняты»(с)».
...
«Как будто было вчера. Like it was yesterday. Страна, напоминающая на карте мира сапог, прикипела к сердцу за десять лет работы в крупной туристической компании и каждодневным контактом с Консульством Италии. Как не полюбить Рим, Милан, Палермо, Флоренцию, Позитано, Геную, Турин, Римини, Верону, Неаполь или маленькие Пизу и Сену? - Восхищаясь памяти, подумала Елизавета Алескандровна.- А ведь уже семь внуков уверенно шагают по земле».
Она бодро поднялась со скамьи и заторопилась: «Домашние ждут. Эдик волнуется! А тут блаженствую».
32 Пришла пора задуматься
Фёдор Верин
«Женюсь, женюсь - какие могут быть игрушки...» – пел с экрана известный артист…
Михаил сидел в фойе фитнесс-центра и задумчиво вертел телефон в руке. Надо было дать ответ: пойдёт он сегодня на вечеринку или нет? Тренировка только закончилась и напиваться «в хлам» претило. Да и кто там будет из новеньких?..
– Позволите сотовый? Мой разрядился. Позвонить нужно - край! – перед молодым человеком остановились рваные на коленках джинсы, а рука с тёмно-синим маникюром потянулась к телефону.
– Только недолго…
Разглядеть лицо не успел: девушка схватила телефон, а когда приложила к уху - уже заворачивала за угол коридора.
Но начало разговора Михаил услышал:
– Машка, миленькая, позвони маман, скажи, что у меня сотовый разрядился…
«Ну вот, подарил, – Михаил сунул руку в рюкзак и нащупал другой. – Тут! Отлично!»
«Занято… долдонит…»
– Не забудьте вернуть телефон, уважаемая! – Михаил говорил в трубку и усмехался…
И похитительница явилась перед ним.
– Извините! Вот. Спасибо, – светлые с зеленцой глаза смотрели смущённо и вопросительно.
Он прищурился:
– Могу ещё и подвезти. Куда прикажешь?
– Ой! Правда? Опаздываю. Пригласили на вечеринку, а я, видите… в каком облачении. Или вы шутите? – девушка вспыхнула, сконфуженно улыбнулась.
– Не шучу. До вечера далеко. Поехали, – накинув на плечо рюкзак, Михаил нащупал в кармане ключи и, не оглядываясь, зашагал к выходу.
– Мотоцикл? – девушка недоверчиво осматривала двухколёсного монстра и свои джинсы-гранж, поправляла на спине рюкзачок.
– Есть ветровка? Лучше ехать в ней, – Михаил достал из бардачка второй шлем и протянул. – Давай помогу застегнуть. Вот, смотри. Сядешь сюда, ноги поставишь вот тут и тут. Руками будешь держаться крепко за меня.
Затягивая ремешок шлема, коснулся девичьих скул, подбородка. Еле устоял, чтоб не губами. Усмехнулся и нахмурился.
Почувствовал, как просел мотоцикл - хорошо, цепь была ослаблена заранее. Погнал. Никогда ещё не было ему так забавно. Синий маникюр вцепился в кожанку. Справа и слева из голубой рванины джинсы торчали загорелые коленки. Когда свернул в лес на просёлочную - замолотила по спине. Остановился.
– Куда везёшь? – в глазах испуг и недоверие.
– Покажу одно место. Сказочное.
Смешная. Села. Обхватила руками. Да, в лесу на корнях и кочках не позавидуешь «второму пилоту». С просеки, из-под ЛЭП, вырулил по тропе на поляну. Зелёная трава ковром, цветочки узором, в кустах пташки щебечут.
– Можно я кроссовки сниму? Так хочется босиком. Не верится, что осень наступила.
– Оставь около мотоцикла. Иди сюда. Сентябрь нынче месяц летний.
– И что ты тут делаешь?
– Ничего. Валяюсь. После тренировки.
Миша скинул куртку, расстелил на траве полотенце из рюкзака.
– Это тебе… Не бойся…
Закинул голову на руки и уставился в небо:
– Так классно! Послушай, как поют.
– Да мы же совсем незнакомы, – девушка стояла над ним в нерешительности. – Там, наверно, муравьи и жучки всякие в траве есть.
– Да ты лёгкая. Не раздавишь. Незнакомы, говоришь? Как зовут? Признавайся.
Михаил присел, сорвал несколько травинок.
– Дай-ка пальчик, что безымянным зовётся. Правой руки, – и завязал былинки на нём узелком. – Чем не колечко? Постой, цветочек вплету. И отгрызу лишнее.
Откусывая, губами касался ладони девушки.
– Ну, и ты завяжи на моём пальце, – протянул растопыренную пятерню. - Венчаются Михаил Котофеевич Кот и…
– Елизавета Патрикеевна Лиса.
– Лисонька, устраивайся и посмотри на Небушко, на Солнышко, да послушай птичьи голоса. Чем не свадьба? И свидетелей немеряно. И как издревле на Руси - осенью. Сентябрь всё-таки.
Не в силах унять нетерпение, говорил и не глядел на девушку, чтобы не смутить, не спугнуть, не остановить первое робкое приближение - лишь бы легла рядом.
Когда же она, смеясь, приподнялась на локтях и прошептала вдруг обеспокоенно:
– Мих, кажется, там, около мотоцикла, кто-то ползает.
Бросил коротко:
– Пусть…
«Иди ко мне милая, любимая жёнушка!..» – и покрывал поцелуями, и руками скользил по телу девушки…
– Что держит джинсы на тебе? ... Давай, кто быстрей снимет...
– Миш, мне вправду кажется, мы здесь не одни…
«Давай, давай стягивай. Не ищи отговорки…», – это он так, наверно, думал, так как говорить не мог однозначно, дыхание перехватило.
* * *
– Как хорошо, что вы не ушли! Извините, забыла совсем, – перед Михаилом остановились рваные на коленках джинсы, а рука с тёмно-синим маникюром протягивала ему его телефон. – Зазвонил. Машинально ответила, а на меня накричали: кто такая? Почему с вашим телефоном?
– Могу ещё подвезти. Куда прикажете? – он прищурился, словно вспомнил слова и как надо посмотреть, но тут же добавил. – Теперь будете мирить нас, и ещё есть хочется.
– Ой! Правда? Я боюсь опоздать. Пригласили на вечеринку, а видите… какой прикид... Подвезите домой. Дед накормит. Или вы шутите? – девушка вспыхнула, сконфужено улыбнулась.
– Не шучу. До вечера далеко. Поехали, – накинув на плечо рюкзак, Михаил нащупал в кармане ключи и, не оглядываясь, зашагал к выходу. «Приснилось?»
– Мотоцикл? – девушка недоверчиво осматривала двухколёсного монстра и прорези на рваных джинсах, но натянула ветровку, надела на плечи рюкзачок и поправляла на спине его лямки.
– Вот, смотри. Сядешь сюда, ноги поставишь вот тут и тут. Руками будешь держаться за меня, – Михаил достал из бардачка второй шлем и протянул. – Помочь застегнуть?
Затягивая ремешок, старался не касаться девичьих скул, подбородка. Заглянул в глаза.
– Боюсь. Никогда не ездила… Есенина… три…
– На трамвае не страшно?
* * *
– Дед? Это я и не одна, – девушка открыла дверь и щёлкнула выключателем. – Проходите - мои добрые. Туалет, руки помыть - здесь. Кухня… Дедуля? Мы есть хотим…
– Don't say anything. Подожди, ничего не говори - неудобно.
– Всё удобно, – высокий мужчина лет шестидесяти возник в прихожей, показалось, из ниоткуда. Смотрел внимательно. Протягивал руку.
– Дед … Пётр, – добавил, заприметив недоумение в глазах, после того, как Михаил поспешно стянул кожаные мотоциклетные перчатки без пальцев и назвал себя.
– С чем пожаловали?
– Хочу просить руки вашей внучки…
– Что? Деда не верь. Михаил, вы даже не спросили, как меня зовут.
– Это не самое важное в таком деле.
– Проходи, проходи. Сейчас выясним, что важнее. Утолить голод борщом или… Лиза, почему ты в носках?
«Вот и всё. Знаю. Да и знал, как зовут…»
Михаил посматривал с нескрываемым интересом на обоих и всё повторял за Лисонькой: снял и повесил куртку, поставил рядом с девичьим рюкзачком свой побольше, примерил предложенные тапки - подошли. И слушал.
– Деда, ты же в курсе: не шнурую туго кроссовки. Вот они и слетели! На первом же резком повороте. Кричать было бесполезно, мотоцикл рычал по-звериному. Не беспокойся, до коврика перед дверью меня на спине рюкзаком донесли. Зверя оставили рядом с входом в подъезд. Можешь посмотреть в окно, – внучка бросила носки возле полки с домашней обувью и сунула ноги в тапочки.
– Хорошо, успел пропылесосить.
Михаил прищурился: в траве под берёзкой точно так же валялись те же самые носки. И сгрёб он их, и кинул поближе к босым ногам, потому что прочувствовал горечь из-за потери обуви в упреке: «Говорила же… Теперь видишь, Мих, что всё примято вокруг? Даже бруснику потоптали».
«Ягоды мог я подавить. Но дружную семейку опят, облепивших трухлявый пень ольхи, кто-то действительно срезал, – согласился Михаил, сожалея. – Надо было хоть сфоткать, когда увидел».
«Показал бы Лизавете и деду Пете? Проснись!..»
И он чуть-чуть, совсем незаметно, потянул носом: с кухни аппетитно пахло жареными грибами.
– Теперь не знаю, в чём на вечеринку пойду. В них классно танцевать… было.
– Так… – протянул заинтригованный дед. – Рассказывай, где проводят вечера, на которых танцуют в кроссовках?
Но тут в кармане у него зазвонил телефон и, приложив к уху чёрный маленький корпус кнопочками, он направился вглубь коридора.
– Слушаю, товарищ младший лейтенант. Минутку.
Михаил с Лизой переглянулись. Пётр же остановился, приоткрыл дверь на кухню и покрутил пальцами свободной руки в воздухе, скорее всего, в направлении плиты.
– Лизушка, похозяйничай. Борщ греть в микроволновке не надо. Только приготовил. Да и жареная с грибами картошка не остыла. Оставшиеся опята дочищу на лоджии. Сегодня повезло. Наткнулся на щедрый пень с шикарным сентябрьский подарком леса твоему деду.
Про везение говорил уже на ходу, а про щедрость сентября было слышно из комнаты, пока не закрыл дверь.
– Мих, подожди, переоденусь, – Лисонька приподнялась на цыпочки и, казалось, брызнула ему в глаза зеленью своих.
– Помочь? Не оставляй одного, – почти взмолился он, с трудом отводя взгляд от стеклянной крышки сковороды на плите.
Но было поздно.
* * *
Михаил огляделся, наугад толкнул ближайшую дверь и проник в комнату, когда Лиза уже завязывала на коротком халатике поясок. Легко притянул за него к себе и, теряя равновесие, опустился с нею на диван. «Удачно. Даже не рассчитывал траекторию». Теребя подол у соблазнительно прикрывающего всё, что выше колен, наряда, пытался проникнуть под него рукой, а сам всё целовал и целовал в тёплую нежную шейку и скулы, вновь и вновь прижимая к себе. Почти потеряв способность соображать, чуть разобрал:
– Миш, дедуля дома… – с опаской, оказывается, посматривала в сторону двери его Лисонька.
– Не войдёт же без стука?.. – «О моих серьёзных намерениях предупреждён… Что это?» – Ты в трусиках ходишь дома? Давай, кто быстрей снимет…
– Ты же есть хотел…
– Вот тебя сейчас и съем…
* * *
– Что с вами? Бедненький! Среди таких запахов быть голодным, – перед загрустившим на краешке углового кухонного дивана Мишей стояла Лизавета. Платье из лёгкой, под цвет глаз ткани прятало загорелые коленки. Поверх него на грудь через голову она надевала длинный фартук с накладными карманами в виде жёлтых листьев клёна. Завязала все тесёмки и, словно осень, закружила по кухне.
«Лисонька, на «ты» со мной, плиз», – нахмурился Михаил и сосредоточился на сервируемом столе.
– Вот, наливаю борщ тебе в самую большую тарелку и даю большую ложку, - так мама папе говорит, когда он голодный приходит с работы. С хлебом ешь. Сметану бери. Поможешь мне потом подобрать наряд на вечеринку? – спросила лукаво.
- Нет! – Михаил чуть не подавился. Тарелка его быстро пустела. – Давай лучше всю посуду перемою, когда поедим? Могу даже пол подмести. Хочешь, что-нибудь прибью не совсем прибитое?
– Да это мама так просит папу. Вкусно? Дедуля успел грибы приготовить, пока мы колесили по улочкам-переулочкам и дворам.
– Ну да, заехал не в тот. Вот и пришлось петлять между домами, покуда не выбрался на параллельную улицу. Скорость нигде не превысил. На двух колёсах проехать через дворы легко, а на четырёх - сложно. Видела, как плотненько обставлены дома машинами?..
– …Дед твой, наверно, военный? – Миша, казалось, привычно складывал пустые тарелки в мойку, под кран, и высматривал, чем помыть посуду. – Работает ещё?..
– Был… давно на пенсии… занимается ремонтом стиральных машин. Позвонят, и он едет. Наклеивает всем свой номер телефона на корпуса стиралок. Заказал такие липучие полоски. Вот люди и передают друг другу его контакт.
–…В школе, когда училась, клеил мне в кеды: я их вечно теряла после физры. Подожди…– тут Лизуня, промокнув губы салфеткой, выскочила из-за стола. – Замри, одену тебе папин фартук. Ой, наклони голову. Повернись. Стой-стой, завяжу на спине. Тебе идёт, между прочим.
– Нет, так никуда не годится. Михаил, смотрю, взяли в оборот, – на пороге кухни с большой кастрюлей опят и чёрным пакетом, показался дед. – Там кто-то звонит в дверь, а вы не слышите. Это наверняка к тебе, Лизок. Пошли открывать. Вынесу мусор.
– Ми-ша! Ми-шень-ка! Вы… ты… я просто не верю глазам… Принесли домой! Смотри, мои любимые нашлись, – вбежавшая на кухню Лизонька доставала из пакета кроссовки и вертела в руках. – Оказывается, один… Вот этот. Правый. Отлетел к бордюру и никому там не мешал. А перед вторым резко затормозила машина. Вот перед этим. С левой ноги. Водитель решил, кто-то живой летит под колёса. Ну, котёнок беленький… Хорошо, за его машиной никто не ехал. А гаишники за поворотом стояли. Один рванул за нарушителями на авто, а другой стал разбираться на месте: собирал вещественные доказательства. Это он приходил.
– Ушёл?
– Да-а… – протянула в ответ и замолчала. Радость и восторг в глазах сменились на полное непонимание, не узнавание того, что перед ними.
Михаил догадывался почему: клятвенно обещал вымыть посуду, а та всё ещё стояла на углу стола немытой горкой. Но он только что съел картошку с грибами и хотел пить. «Компот это святое в обед, а помыть успеется…», – сам не зная зачем, улыбался он Лисонькиному недоумению.
– А компота не будет! – Лиза поставила пакет с кроссовками около мойки и молча стала носить посуду со стола.
– Стоп-стоп! Ещё побьёшь сгоряча, а мне отвечать, – вошедший на кухню дед остановил внучку. – У тебя гости. Иди подумай, чем развлечёшь. Будешь должна.
И повернулся к столу:
– Михаил, есть компот. Хочешь, налью? Кроме грибов собрал немного брусники в лесу. …Иди-иди, Лизок. Сок тебе он к компьютеру принесёт.
– Не откажусь, – задумчиво глянув на деда и его внучке вслед, Михаил поднял с пола пакет и, снова присев, вытянул кроссовок. Зашнурован он, в самом деле, был слабо, а концы коротких шнурков заканчивались узелками. Хотел приподнять стельку, но Пётр поставил перед ним на стол стакан красноватого напитка с плавающими редкими ягодами брусники и… освободил ему руки.
– Влезает как в тапки, не трогая шнуровку, и узелки не болтаются: торчат каждый из своего последнего гнезда. Декор, – пояснил, складывая обувь обратно в пакет. Кивнув на стакан, подмигнул.
– Может, что покрепче для храбрости? Медовухи с хмелем?
– Нет, спасибо. Я не трушу. Где сок?
– Вот возьми… ассорти из лесных ягод и груш с дачи: созревают аккурат в первую декаду сентября, – и Пётр что-то ещё вложил в ладонь Михаилу. – Там, там посмотришь, вместе с Лизой.
– Из ваших рук - что угодно, – Михаил смешливо и пытливо прищурился. – Предлагаю пойти вдвоём.
– Между собой сначала разберитесь. Да и не мне надо обещания давать - родителям.
Постучав и не дождавшись разрешения, Михаил приоткрыл дверь. Полумрак в комнате заставил взглянуть на часы. «Загулял… дня не хватило… скоро совсем сравняется с ночью…»
Стул у стола напротив окна был пуст. «Спряталась? Ну, держись!..» Высокий стакан с соком поставил рядом с ноутбуком среди вороха бумажек, скрученных в трубочки. Развернул одну: «Спеть на английском».
– Кхм, кхм … – нарочито выразительно покашлял, будто прочистил горло. Негромко пропел:
«I found a love for me
Darling, just dive right in and follow my lead
Well …»*
Аплодисментов не услышал. Взял самую большую: «После сытного обеда по закону Архимеда, полагается, что?»
Обернулся на кровать в глубине комнаты, заметил беспорядок. Заглянул за ворох подушек и вздрогнул: на него смотрела - он понял, что маска, и что Лисонька хотела напугать, да уснула, натянув клетчатый плед. Только удумал прилечь рядом, на самом краю, с другой стороны подушек, как взметнулась рука и расслаблено опустилась на одну из них.
«Правая?.. Yes!» – разжал ладонь. То, что дал Пётр, догадался ещё на кухне, прощупав пальцами маленький зиплок. И вот теперь извлёк из пакетика кольцо.
«Не может быть!..» – приблизил к глазам, сдул невидимые пылинки, потёр о рукав зачем-то и снова покрутил, всматриваясь. Наконец осторожно надел, и пальчик нетерпеливо двинулся и замер. На какой-то миг в сумерках зашторенного окна показалось кольцо знакомым: когда-то взял из маминой шкатулки самое маленькое, чтобы подарить девочке в школе. «Ну и досталось же от родителей, когда признался!..»
Михаил стоял над спящей барышней и не находил объяснений: как можно было вот так презабавно залечь за подушки и заснуть? «Сколько там мы с дедом беседу вели?»
Хотелось внимательней вглядеться в лицо, но снять маску не решался. Все стронулось, все усмехалось в нем: так и «не смог сказать о самом главном всего лишь несколько слов... О, Лиза!»
Вышел, бесшумно прикрыл за собой дверь. В прихожей пояснил удивлённому Петру:
– Спит. Поеду, – и также тихо поблагодарил. – Спасибо за всё.
– Держи, – протянул тот визитку. – До скорого. Звони. Расскажем, как вела себя и что говорила, когда проснулась…
* * *
– Дедуля, мне сон приснился, будто кроссовки потеряла – Лиза, потягиваясь, прошла мимо кухни в прихожую. – Стоят. На месте.
– …Ой, а что это за колечко? Не может быть!.. Я же искала его среди игрушек. Помнишь, ещё в школе мне его подарил один мальчик? Потом, почти сразу, по настоянию родителей поступил в гимназию… я даже плакала первого сентября на линейке, когда узнала. Так смешно теперь, – внучка крутила ладошку перед дедом. – …Дай мобильник, плиз. Нужен - край! Свой сей момент поставила на подзарядку.
– Машенька, чего не звонишь? Проспала малая все гулянки на свете. Кто? Что сказал? Не беспокоить, потому что сплю? И ты продиктовала незнакомому челу сотник сестры? Как ты могла? Был убедителен? Что, так и спел: «Женюсь, женюсь какие могут быть игрушки...»?
* * *
Михаил поговорил с Петром и задумчиво вертел телефон в руке. Какое-то шестое чувство подсказывало, что Лисонька приглашена на ту же вечеринку, что и он.
– Лиза, это Михаил. …Когда теперь увидимся вновь? …Давай сегодня. … Там, куда тебя пригласили. …Да-да, узнаю по кроссовкам, – рассмеялся и нахмурился: представил в какой толчее придётся пробираться к сцене через восторженно танцующую и поющую толпу, мерцающую в разноцветье световых бликов в такт грохочущей музыке. – Позвони, как только приедешь. Обязательно.
«Встретим песней «Perfect» Эда Ширана - спою на английском:
Я нашёл свою любовь.
Дорогая, просто доверься чувствам
и следуй за мной…» *
33 Снег идёт
Анатолий Котелкин
-Ты куда собираешься на ночь глядя?
Он собирал нехитрый свой скарб в маленькую сумочку. Все вроде положил.
Мазь от душевных травм, примочки от уколов судьбы, карандаш для подведения линии жизни. Что ещё? Шарики-утяжелители для душевного равновесия и волшебной ваты для сердечного спокойствия.
-Так куда ты собрался?
Гавр еще раз услышал вопрос, сосредоточенно шевеля губами и перебирая в голове содержания аптечки первой душевной помощи. Вопрос был из темноты большой комнаты. Спрашивающего не было видно, но Гавру этого не требовалось.
-Тебе делать нечего!? Ты зачем соглашаешься на сверхсветовые? Ведь без тебя разберутся,… Я смотрел отчет сегодня по НЕЙ. Его вывешивали в верховном зале. Там все понятно. И рекомендации Верховных Семи были - НЕ УЧАСТВОВАТЬ. Ты же видел резолюцию. Там четко написано в нижнем правом: «Участие Белокрылых считается не целесообразным». Слышишь? «НЕ ЦЕЛЕСООБРАЗНЫМ». Ты понимаешь, что сейчас ты делаешь то, что не согласовано с Советом Семи? За это отбирают крылья! Ты можешь стать бескрылым. Тебе нужна такая жизнь!? Прозябать до пришествия, без возможности летать? Посмотри, сколько таких пасётся в саду на заднем дворе?
Голос затих в бархатной темноте комнаты.
-Я стараюсь не думать об этом.
Гавр уже застегивал маленькую наплечную сумочку, перетянутую тонкими ремешками, у себя посередине груди.
-Я нужен Ей. Глава 53, пункт 3, подпункт 1.1. «Если показатель душевной наполненности ниже критического уровня, разрешаются внеплановые вылеты для инвазивного вмешательства.» Плохо только, что это душевное вмешательство…
Он чуть помолчал, продолжая рассматривать предметы, которые не попали к нему в нагрудную сумку.
-Я этого не люблю. Но только этот пункт позволяет мне к ней лететь.
Гавр посмотрел на лежащий на прикроватной тумбочке потрепанный томик «Рекомендаций по оказанию первой душевной помощи». Зеленая закладка из сплетенных веточек чабреца посередине. Он, помнится, в школе юных Белокрылых лучше всех знал этот предмет. Только благодаря этому он тогда без собеседований и попал в группу оказания первой душевной помощи. В неё нельзя было попасть, конкурс был лет на сто, а по некоторым странам и доходил до тысячи. Он не стал пользоваться положением своих родителей и согласился на одно из самых неуютных мест на земле. По всем параметрам. Долгая зима, территориальное расположение, предначертанность народа, заселяющего эту землю. Но он согласился, не задумываясь. Очень хотелось попасть вниз. И увидеть все не в картинках со страниц книг из библиотеки Семи, а увидеть своими собственными глазами. Так и дали ему как новенькому, только приступившему к своим обязанностям и прибывшему из верховной академии, совсем хорошую, уравновешенную, счастливую…С ней не было ни хлопот, ни забот. Он по началу часто наведывался к ней домой, но его функционал сводился к банальной констатации факта нормальности происходящих процессов. Он делал пометки в личном журнале судеб. Снимал душевно параметрические точки базисов. Строил диаграмму Пантелеймона и планировал точки перелома. Все было хорошо и шло ровно так, как и преподавали у них на 5-м курсе академии. Точно по учебнику. Легко перешли через 3- летний ,5-летний, 7-летний реперные периоды. Прошли 10-летний рубеж. Все промелькнуло, как минуты…. Когда он ЕЁ упустил??? Непонятно… Он тогда смалодушничал и не вписал в отчет первые признаки отделения души. Хотя, как потом он смотрел, все было четко… Все двенадцать основных критериев параллельности присутствовали. Такой промах мог ему стоить первой линии в основной когорте Белокрылых. Он тогда струсил. Вот так по-настоящему. Испугался, что его признают духовно не пригодным. Не способным больше разговаривать и влиять. И теперь он, как мог, пытался исправить ошибки. С недавних пор у него с НЕЙ завелась традиция…. Они разговаривали ночью или поздно вечером…Когда шел снег. Глупые люди не знают, что снег это всего лишь маскировка для спускающихся с небес ангелов. Когда он идет, то спокойно можно долететь до земли без вариантов, что тебя кто-нибудь увидит. Гавру нравилась зима. Зимой можно было прилетать и днем, и ночью. Лишь бы шел снег. Спускаешься легко и незаметно, и даже нет смысла пользоваться сезонным маск.халатом. Лишь бы только в небо не смотрели любопытные. Но какой дурак будет смотреть в небо, когда идет снег!? Он залепляет глаза, лезет в рот, щекочет нос…Как правило, для массового исхода ангелов пользуются плановыми сбросами снега. Имея для каждого случая свой состав снега … Детские ангелы спускаются на легком, невесомом и самом пушистом снеге, для взрослых обычно используют мокрый снег или крупу… Если на пушистом снеге еще можно как-то смотреть в небо… То когда идет мокрый снег с крупой, это совсем невозможно делать… Летом, осенью, весной приходится спускаться в дождь или банально ночью… А вот зимой… Можно спускаться, когда захочешь... Утром, днем, вечером, ночью. Главное, чтобы шел снег.
Она стояла около окна… Он увидел её задолго, как долетел до светящихся окон пятого этажа… Она смотрела в окно, в темноту улицы. На падающие снежинки. Гавр спускался сегодня с детским снегом, и пока летел, его вдруг обуяла такая детская радость и непосредственность. Он видел, как вместе с ним спускались другие ангелы. Они шутили, смеялись. Каждый из них летел к своему окну. Гавр заразился общим настроем и встрепенулся лишь тогда, когда увидел близко её силуэт за окном… По её щекам текли слезы…В груди нещадно защемило. Сразу исчезла эта лёгкость и радость, с которыми он спускался с неба. Вот его работа. Вернее, ее отсутствие.
Как он может быть её ангелом? Когда она плачет? После такого надо сдавать крылья. Гавр из приподнятого настроения скатился в минор…Нахмурился. Категорически, для себя процедил
- Всё. Завтра пойду писать прошение о переводе… Все просто. Напишу прошение, сдам крылья и вечная пахота в садах Эдема.
Так хотелось быть идеальным. Чтобы твой подопечный был всегда весел и беззаботен. Чтобы только улыбка и счастье…Как он мог допустить, чтобы она плакала? Он смахнул снежинки с подоконника. Аккуратно, запорхав чуть сильнее обычного, уселся… Подтянул босые ноги… Зябко. Холодно. Он повернулся к ней. Постарался улыбнуться и максимально настроиться на её внутренний мир… Почувствовать её душу. Он знал, что она его не видит, но он очень хотел, чтобы она его чувствовала. Он постарался весь, всем своим содержанием, перелиться в неё, проникнуть в каждую клеточку. Такого у него еще не было. Он ничего не ощутил в ней… Она была пустая… Гавр тревожно смотрел на её лицо… В ней было совсем мало того, что люди зовут душевным спокойствием. Его не было совсем. Он чувствовал обиду, горесть, печаль, вину…Но не было так хорошо ему знакомых ЕЁ радости, ЕЁ смеха, ЕЁ желаний, ЕЁ стремлений. Как так?! Это невозможно! Он же в прошлый раз оставлял, все ровно по инструкции.
-Две шестых душевного. Треть внутреннего, треть гармонии, пять восьмых желаний…Как же так?
Гавр сам чуть не плакал… Он лихорадочно впотьмах копался в сумке, прикрепленной на груди. Вот ЕЁ духовный журнал… Вот…Тут все отмечено... Он же тогда даже оставил с запасом! Он тогда оставил даже больше, чем нужно! Всего. Вот!
-Две шестых душевного. Треть внутреннего, треть гармонии, пять восьмых желаний…
Он шептал губами, скользя пальцем по записям ЕЁ журнала. А сейчас ничего нет…Куда она все это дела! Кому раздала…Зачем?! Почему она отдает, не беря? Сколько раз он с ней говорил, что нельзя так. Что рано или поздно это плохо кончится. Нельзя отдавать, не забирая. ОНА смеялась, тогда говоря, что это любимым… Он смеялся тогда вместе с ней, рассказывая, как их обучали в академии, что любовь должна быть у двоих. Тогда можно отдавать, зная, что ровно на объем отданного ты получишь замещение…А сейчас она раздала себя всем…Чем ЕЁ заполнять… Он лихорадочно копался в сумке, перебирая кучу ненужного содержимого.
- Мазь от душевных травм, повязка от растяжения совести, инъекция от сердечных колик…Все не то…Где здесь был запас душевного наполнения? Он в таком пакете всегда хранится.
Гавр прекрасно знал его на ощупь. Этот пакет. Он всегда у него был на дне сумочки. Редко, крайне редко им приходилось пользоваться. Поэтому со временем он и оказывался на самом дне аптечки первой душевной помощи. Как правило, наверху всегда были примочки от уколов судьбы. Всё несогласованность небесных департаментов! Установили новую систему обмена информацией, вот она и конфликтует. Информация из департамента Судеб поступает с запаздыванием в Духовный департамент. В результате никто не успевает подготовиться, как следствие, бюджет по допингам и уколам судьбы на следующий световой год увеличен вдвое. Чему их только учат в их ИнИрвАнной академии.
-Сейчас, сейчас…Его не может не быть…Пакетика душевного наполнения…
Его не было… Он разложил все, что было, на подоконнике. Разноцветные пилюли, таблетки, пакетики с порошками. Даже нашлось место жгуту для невыносимых душевных травм…. Пакета с душевным спокойствием не было…
-Ну как так! Я же клал! Я точно помню! Там мелкими буквами ещё: «изготовлено согласно традиционным рецептам. Без вредных примесей и добавок»
Гавр сидел, грустно смотря на неё сквозь оконное стекло.
-Глупо получается. Я прилетел тебе помочь, а у меня нет возможностей это сделать. Мне нечем тебя наполнить.
Слезы текли по щекам. Она смотрела в окно, в темноту окна. Снег большими крупными хлопьями. Как огромные перья от невиданных птиц. Он падал не спеша, плавно скользил в морозном воздухе, воздушной ватой укладываясь на подоконник. Фонарь да черепичные крыши домов напротив. Снег в городе. Снег идет везде по-разному. Очень красиво, когда смотришь, как он ложится на крыши, укутывая их, перекрашивая в белый. От белого цвета становится спокойней. Если бы не мысли, которые не дают покоя. Которые свербят и гложат. Не дают возможности отвлечься. И пусто. Как-то холодно и пусто… Шерстяные носки, теплый свитер. плед… Когда ЕГО нет, то можно сидеть у камина и читать толстую книгу… Не важно какую… Лишь бы не думать. Пусть голову заполняют другие, чужие мысли. Потому что свои, не находят ответа… Да нет ответа, нет ответа, на то что есть. И не у кого спросить. Да и не хочется, совсем не хочется. Хочется быть этим снегом, белым и таким неспешным. Падать так в черную бездну долго и спокойно. И падать так, чтобы спиной вниз, а лицом к небу, широко расставив руки и ноги. Такой большой, белой, пушистой морской звездой…Звезды не бывают пушистыми…Морские звезды… Смешно…Она улыбнулась, представив пушистую морскую звезду. Причем белого цвета…Да, вот такой звездой падать и, главное, чтобы холодно не было…
Когда ОН приходил домой, то она перемещалась от камина к окну. Садилась и смотрела на снег. В пустую черноту окна. ОН рассказывал о новостях за день, результатах на работе, сорил историями… Она односложно отвечала и продолжала смотреть в окно… Она не была с ним… Его это раздражало. То, что она не с ним. Все вроде бы было, как и много лет назад, но не было какой-то связи. Когда она потерялась? Эта связь. Когда она стала вот такой? Нелюдимей? Нелюбимей? Нелюбимей…Все приелось, все привыклось. Нету восторженности и вдохновленности …ОН искал себя в работе. Она искала себя в себе…
ОН собирался на работу. Ранее утро. Она спала… В камине догоревшие остатки дров. Слышно, как ветер шумит в трубе…, запах несгоревшего, влажного дерева… ОН подошел к окну. На подоконнике пушистый снег. Ровной длинной полоской по всей длине карниза. В одном месте было видно, что снег небольшим холмиком. Как будто что-то лежит на подоконнике. Открыл окно, аккуратно смахивая рукой белый пух… Морозный воздух сразу ворвался в комнату со щебетом и звуками улицы. ОН нащупал под снегом небольшой пакетик… Недоуменно закрыл окно, очищая его от снега. Пакет заиндевел на морозе, в нем чувствовался замёрзший порошок…Гранулы четко проступали через белую оболочку… Перевернул его и на обратной стороне прочел…
-«Душевное спокойствие». Произведено 2-ой фабрикой небесной Хартии.
И еще мелкими буковками в уголке пакета:
-«Расфасовано по заказу верховной канцелярии, Заказчик – департамент Духовности»…
Что за бред? Покрутил пакетик в руке, чувствуя, как порошок начинает оттаивать в его руках.
Достал из ящика стола ножницы. Аккуратно разрезал краешек пакета. Оглянулся, увидев на столе тарелку с фруктами. Ссыпал новогодние мандарины на стол, вперемешку с виноградом и высыпал содержимое пакетика на фарфоровую тарелку… Белые гранулы звонко заударялись, подпрыгивая и вызывая мелодичное звучание. ОН взял щепотку и поднес ближе к глазам, пытаясь рассмотреть. На секунду он задумался и больше инстинктивно, чем познавательно, лизнул…Вкуса у гранул не было… Они мгновенно во рту исчезли…
-Без вкуса и запаха…
Посмотрел на тарелку еще раз и с удивлением увидел, что гранулы исчезают…, тают на глазах…
-Так, может, это снег…Похоже очень на ледяную крупу…
-Что ты смотришь все время в окно? Там никого же нет? Что ты там все выискиваешь, высматриваешь. Ты со мной? Ты слышишь меня? Я же говорю с тобой…Ты последнее время такая невнимательная. Что тебя тревожит? Ты не хочешь поговорить со мной?
Все вопросы так и остались в воздухе. Она молчала, глядя в окно. На душе было мерзко. От невозможности что-либо сделать. От желания ничего не предпринимать. Желание было одно. Чтобы все куда-нибудь исчезли. Мгновенно… Испарились.. Улетели…Провалились…Но вместо этого она ответила:
-И что ты думаешь?
Она всегда именно так отвечала на вопросы, которые задавались ей, или повествования, которые ей же были адресованы…Так было удобно. Можно не акцентировать внимание и, не сильно погружаясь, вести беседу. Ей не хотелось выходить из мира её книги. Там было уютно. Гораздо уютнее, чем здесь и сейчас. Она слышала, что он начал ей отвечать, что ОН думает про это, приводя доказательства и тезисы. Сейчас будет финальное:
-Ты согласна?
-Да, дорогой. Ты же знаешь, я всегда со всем согласна.
ОН погрузился в почту на своем компьютере, уже не сильно вслушиваясь, что она ему отвечает.
Как просто! И все отношения. Неужели я достойна этого? Наши отношения свелись к простым фразам и физиологии. Страшно, что нет развития. А что развивать? Куда двигаться? Нет целей, совместных целей… Заработать больше денег? Это, безусловно, приятно… Но ставить это целью… Воспитать детей? Так это давно её цель, а не его… У них разные цели…Она вдруг отчетливо это поняла. У них нет единой цели для движения вперед…Нет цели - нет отношений. Ему не интересна её жизнь, а ей, получается, его. Нет, она очень хочет участвовать, ей даже, наверно, все-таки интересно. Но его отношение и передача информации сводит на «нет» все ее участие в этом. Хочется не только быть мусорным ведром для повествований. Хочется принимать участие. ОН отучил её быть нужной в таком контексте. Её мнение было необходимо лишь для того, чтобы была возможность его высмеять, заявив о её некомпетенции. Это со временем стало естественным. И его вопросы:
-Почему ты не интересуешься?
Сводились уже к дежурным ответам. Которые не могли принести уже неприятных ощущений от разговора…Она перестала интересоваться… Нет, разумеется, у неё было свое мнение, более того, оно было взвешенное и интересное, временами альтернативное. Но это мнение она держала при себе. Лишь иногда для себя замечая, в чем она совпала, а в чем не совпала…
Надо было что-то делать. Взгляд Гавра упал на книгу, которую он машинально сунул в сумку, когда собирался. А что сказано в рекомендациях? Он открыл оглавление. Палец заскользил по параграфам… Вот! «Оказание первой помощи при невозможности оказать её с использованием АПДП-1» …Было видно, что эта часть рекомендаций редко использовалась. Непотрепанные и совсем свежие страницы…
-Так. Вот… «…В случае невозможности оказания первой душевной помощи на месте, необходимо срочно найти донора…»
Вот тебе и раз…Найти донора. Он однажды был на лекции, где старенький профессор верховной академии, рассказывал истории из его практики по донорской операции душевного состава…Где найти донора? Как его искать…Гавр впервые был в ситуации, когда принятие решения было вне его компетенции и возможностей.
-Донор. Донор. Душевный донор…
Проще, наверно, лететь наверх за «Душевным спокойствием». Он еще раз глянул в окно, суетливо собирая все, что разложил на подоконнике. Снег продолжал идти. Надо попробовать успеть в этот снегопад долететь до верха и вернуться…А если не успею… Тогда что… Он суетливо вспорхнул с подоконника, уже в воздухе застегивая нагрудную сумку. Оглянулся, видя её все также стоящей у окна…И рванул вдоль улицы, вглядываясь в светящиеся окна. Ища хоть кого-нибудь, кто может ему помочь в надежде увидеть любого из Белокрылых…
-Нет. Ты с ума сошел?! Это порошки строгой отчетности! Я не советую даже думать в этом направлении.
Гавр сидел на подоконнике с другим ангелом. Тот собирал свою сумку, аккуратно складывая туда содержимое.
-Нет. Даже не проси. И вообще, как так получилось, что у тебя пропал пакет с «Душевным спокойствием»?
Гавр вздохнул.
- Наверно, выпал, когда я собирался на землю.
-Вот видишь! Т ы даже не знаешь, куда у тебя делся пакет…Как тебя вообще на Пропускном Пункте пропустили? Куда они смотрят? Ты же получается, неукомплектованный вылетел. Это ведь верховный трибунал.
Гавр открыл заложенную веточкой чабреца рекомендацию.
-Здесь еще сказано про возможность донорства…
-Даже не думай! Это вообще только с разрешения. Ты что…Вот молодежь…Чему вас учат, в ваших академиях.
Гавр уныло соскользнул с подоконника. Снег потихоньку заканчивал идти, надо было возвращаться…Он видел, как здесь и там начали подниматься ангелы… Он не успел…Еще раз поглядел туда, вдоль по улице, где знакомый дом с черепичной крышей и светящееся окно.
Она, наверно, все еще стоит. И, наверно, ждет его… Его взгляд упал на ангела, который запутался в ветках деревьев. Гавр подлетел поближе, чтобы помочь. Тот был занят тем, что пытался приладить к себе большой мешок. Гавр поприветствовал его :
-Хорошего Вам полета.
Ангел повернулся к нему. Не останавливаясь и тревожно глядя на небо.
-И вам вечернего спокойствия.
- Я могу вам помочь?
Гавр внимательно смотрел на большой мешок, который аляповато был перетянут ремешками грудной сумки.
-Вы с ним не поднимитесь… Я могу помочь.
-Правда?
У его побратима загорелись глаза.
-Слушай, брат, давай сейчас раздели на две части поровну. Тогда точно поднимемся.
-А что у Вас там?
-Да не представляешь! Уже пятый мешок отправляю на верх. Попался мне один наблюдаемый, так он по сто унций в неделю «Душевного подъёма» выдает.
Гавр уже пересыпал горстями белые гранулы в холщовый мешок, входящий в комплект АПДП-1. Когда его побратим произнес эти слова…В его голове сразу мелькнул эпизод из Химии чувств, которая была на втором курсе академии. Профессор уравновешивал на весах две горсточки гранул…
-Запомните. Пропорция «Душевного подъема» к «Духовному спокойствию». Один к двум. Будьте внимательны! Это вам не какая-нибудь прикладная химия! Не перепутайте!
План возник сам собой. Мгновенно…Он все еще продолжал горстями перекладывать гранулированный порошок, а глаза его уже косились то на небо, то на улицу, на которой стоял такой знакомый его взгляду дом с черепичной крышей.
-Все! Не задерживайся! Я полетел. На пропускном тогда встречаемся! Не потеряй только!
Его товарищ тяжело замахал крыльями и, пробиваясь через хлопья снега, стал подниматься по спирали в темное небо. Гавр дождался, когда он совсем исчез. Не было слышно хлопанья крыльев, лишь только шорох падающих уже редких хлопьев снега на ветки деревьев.
-Быстрее! Успеть!
Он летел по улице, изо всех сил вкладываясь в каждый взмах…Заветное окно... Она читала, сидя около окна. Уже не плакала. А просто читала… На губах её даже была, как показалось Гавру, чуть заметная улыбка. Теплый плед, сумрак комнаты. Уютная лампа. Да треск поленьев в камине в углу квартиры. Он опустился рядом с ней. Усевшись на письменный стол. Свесил свои босые ноги, поежившись от тепла, которое сразу окутало его. Развязал мешочек. Засунул туда свою ладонь и вытащил в тусклый свет комнаты горсть белого порошка…
-Верховный суд семи постановил!
Судья многозначительно обвел взглядом всех присутствующих. В огромном зале главного лектория свободных мест не было. Он был переполнен. Даже в проходах стояли и сидели ангелы. Были и те, кто сидел на подоконниках, а совсем отчаянные взлетели на балюстрады и парапеты колонн лектория. Все замерли, вслушиваясь в повисшую паузу. Было настолько тихо, что отчетливо было слышно, как скрипит перо секретаря президиума. Было слышно, как он пишет слова и ставит знаки препинания, как обмакивает перо в чернильницу, смахивая на ободок лишние чернила. Судья продолжил срывающимся фальцетом:
-Вопиющее! Вопиющее неуважение к постулатам, к нашим правилам!
Он начал не с приговора, а с комментария к действиям Гавра.
-Такого не было со времен потопа! Недопустимо! Суд постановил! Лишить права и возможности на перемещения вне Эдема…
Зал выдохнул…Послышались хлопанья крыльев. Возгласы и крики…
-Решение окончательное и обжалованию не подлежит!
Удар молотка, сделанного из ствола вечного дуба, известил собравшихся о конце мероприятия…
Гавр сидел поникший, расстроенный и потерянный. Он потерялся давно в этом приговоре. Еще когда только начали зачитывать приговор. Он уже все понял… И уже тогда как-то сразу стал пытаться свыкнуться с мыслью, что он больше никогда не вернется на землю. К дому с такой приметной и знакомой ему черепичной крышей. Больше не услышит её радостного смеха и не будет грустить с ней вместе рядом, сидя на подоконнике её спальни…Всего этого больше не будет. Максимум, наверно, теперь только ему смогут рассказать, как у неё дела и чем она живет…Тогда… Он, наверно, сделал все правильно. Даже не наверно, а точно все сделал правильно! Он не учел только одного, возвращаясь и наполняя её, он сделал зависимыми совершенно незнакомых людей… Он не знал этого. То, что прямое донорство запрещено небесным законом. Отдавая ей забранный порошок «Душевного подъема» от другого человека, он не знал, что связывает этих незнакомых друг другу людей… Связывает их друг с другом… Связывает духовной связью…Возможно, навсегда… Теперь эти двое будут искать друг друга. Мотаясь по белому свету и ища в каждом то душевное спокойствие, то счастливое времяпровождение, которого им теперь будет так не хватать. Правила Семи запрещают помогать людям в поисках друг друга. Поиски — это осознанный выбор людей. Отношения уже в ведении совета…Он хотел как лучше преследуя только одну, тогда так важную для него, цель. Сделать её чуть счастливей… Он не знал, чем может обернуться такое счастье…
Одинокий прохожий стоял посреди улицы и смотрел на 5-ый этаж дома. Черепичная крыша, снег на водосточных трубах и карнизах. Таких домов по улице вверх и вниз сотни. Но именно этот дом и именно это окно… Непонятно, что его привело сюда. Помнил только, что шел с работы. Мысли, рассуждения, парки, скверы… Прошел несколько станций метро, не желая заходить внутрь. Каждый раз объясняя это себе текущим настроением и возможностью побыть одному. С каждым новым десятком шагов проблем становилось все меньше, и дышать, и думать становилось все легче и легче… В конце пути уже открыто улыбался прохожим, бегущим ему на встречу. Свежий воздух и выпавший вчера снег. Все это было красиво и так приятно. Хотелось делиться всем этим от переполнявших его чувств, звонить, радоваться, рассказывая какие-нибудь хорошие новости или вспоминая забавные случаи…Хотелось смеяться и жить… Вдруг вспомнил, отчетливо вспомнил, какие чувства вызывал в нем в детстве первый выпавший снег… Эти детские воспоминания имели свои запахи, свои ощущения, свои звуки. И чем старше он становился, тем труднее ему было вспоминать и вызывать эти чувства…Они совсем потерялись со временем. Притупились, поменялись на другие. Более взрослые … Не сказать, что они были хуже… Нет, они были просто другими…А вот сейчас, вдруг почувствовал эти детские воспоминания от снега и морозного воздуха, от слабого солнца сквозь дымку низкого неба… От ощущения безграничного счастья, обусловленного отсутствием каких-либо проблем, и огромной, неизведанной, но такой зовущей жизнью, которая была впереди…
-Куда ты все время смотришь? Что ты там все выискиваешь, высматриваешь…
ОН подошел к окну и встал за её спиной.
-Кто это?
ОН кивнул на мужчину, стоявшего по середине улицы и смотрящего вроде бы в их окна.
- Я не знаю. Я правда не знаю …
Внизу стоял мужчина. Улыбался и смотрел на их дом. Странно, но это не был их знакомый или сосед. Непонятно было, куда смотрел этот прохожий. Толи на небо, толи на окна. Начинался снегопад, и первые парусники неба кружили, приближаясь к земле, тихо ложась на очищенные улицы, на карнизы окон и водосточные трубы парадных. И если бы внимательно приглядеться, то можно было бы различить Белокрылых, которые спускались со снегопадом к своим окнам…
34 Шурка
Ян Кауфман
Ленинград, январь 1942.
***
Петрович уже двое суток замерзал на голом матрасе, накрывшись пледом, бушлатом и пальто. Хорошо, хоть, что ноги были обуты в неснимаемые старые валенки. Квартира стояла пустая и стылая. Последнее чучело головы кабана днями распотрошили и съели. Соседи давно не появлялись, а кого-то видать уже отвезли. Одолевал голод и холод, но воспоминания всё же не давали заснуть:
"Хорошо, что жена с дочкой нынче где-то там, за Уралом. А мы уж тут с Шуркой как-нибудь, доживём... Правда, как дожить на одну пайку хлеба?."
Петрович слышал у своего уха тяжёлое дыхание волка, лежащего рядом, и нервные подергивания его лап радовали:
"Жив Шурка! Видать что-то свое чует."
Вспомнилось, как лет пятнадцать назад, приехав под Красноярск поохотиться на кабана, выпросил этого махонького волчонка у охотников, убивших волчицу. Привёз в Ленинград. Сашенька, дочурка, назвала его "Шуркой".
Петрович открыл глаза. Рядом с матрасом лежала неотоваренная за два дня хлебная карточка. Очень хотелось есть и пить, но сил подняться уже не было. Кидало в дрёму.
Но воспоминания не отпускали:
"В сороковом году полетел с Шуркой в его места, под Красноярск. Стоял январь. Снег по колено. Местные охотники устроили гон на кабана с собаками. Попросили меня не пускать Шурку с собаками - разгонит всех. Оставил его на привязи у базы. Охотников с собаками отвезли подальше на километров десять. Пошли искать кабаньи следы. Кручусь в кустах с двустволкой. Смотрю, ломая кусты, на меня несётся секач с огромными клыками, щетина дыбом, уши торчком, а мимо проносится, невесть откуда-то появившийся Шурка и бросается сзади на него. Я с испугу выстрелил дуплетом кабану в голову, и он замертво осел на снег.
Спас мне жизнь тогда Шурка... Сорвался с привязи, почуяв беду.
И я в обиду его не дам. Ведь он людям верит, а они его убьют с голодухи."
Глаза Петровича были полузакрыты. Голод и холод отступили.
Так и нашли их двоих спустя несколько дней, уснувших навсегда в счастливых воспоминаниях...
35 Медведь- гора
Ольга Кучеренко 2
Причудливые тени от догорающего костра медленно подползали к ногам Риты и уже почти скрыли установленную на уютной поляне палатку. Силуэты старых деревьев с устремленными в черное беззвездное небо мощными ветвями создавали иллюзию стены, сквозь которую пробивались шорохи, треск сучьев, какие-то незнакомые и поэтому пугающие неизвестностью звуки ночного леса. В большой жестяной кружке «созревал» ароматный чай из сорванных днем листьев и трав, а в золе от затухающего костра допекалась прихваченная еще из дому картошка. На смену усталости после проведенной в автобусе ночи и полутора десятков пройденных по лесным дорогам километров пришли расслабленность и умиротворение. А что одна в лесу- не привыкать, не первый год долгожданный отпуск она проводит с минимумом удобств и максимальной внутренней свободой. Эта свобода- в моментально приходящем крепком сне, в первых лучах солнца над вершинами гор, в шуме ручья с ледяной искрящейся водой… Ночь… Сон… И свобода!!!
За год городской жизни теряются навыки ходьбы по горным дорогам и тропам, ноет спина под немаленьким рюкзаком. Но встретишь на маршруте немолодую пару или семью с маленькими детьми, упорно карабкающуюся по крутому горному склону, и –звоночком-ветерком: «Ну что, а тебе слабо?!» Снова одним долгим днем покажется пара недель вольной жизни, и так грустно будет возвращаться в городскую суету…
….Когда- то очень давно семиклассницу Риту наградили неслыханно щедрым подарком- путевкой в лагерь Артек. Она вроде бы поступила как любой нормальный человек: увидев провалившегося под лед семилетнего пацана, не растерялась, а приказала его дружкам крепко держать ее за ноги и поползла к кромке льда. Кинула в прорубь длинный шарф и медленно вытащила ребенка на лед. А потом они бежали по берегу к ближайшему жилью, где пожилой сторож отпоил всю компанию горячим чаем, высушил на печи одежду… Рите тогда здорово влетело от матери за позднее возвращение домой. А через несколько дней в класс прямо во время урока пришли серьезные дяденьки в милицейской форме, рассказали ее одноклассником о смелом Ритином поступке и вручили девочке награду.
Крымская сказка- легендарный Артек! Рита хорошо рисовала, и вскоре привезенная из дома тетрадка заполнилась видами Крыма В отряде, в который определили Риту, оказались ребята разных национальностей из близких и далеких уголков Союза. Вот Рите добраться на поезде сюда потребовалось всего часов15, а ее новым подругам- несколько суток. И только мальчик Степа, с которым они как-то быстро стали почти неразлучны, был местным- его небольшое село находилось в паре десятков километров от Артека, вот только перейти через яйлу по лесным тропам, а там- Байдарская долина в разнотравье несказанной красоты, горные вершины под шапками седых облаков… Но в родном селе, недавно переименованном с крымско- татарского на русско- украинский лад, Степу никто не ждет. Совсем недавно друг за другом ушли в мир иной его родители- татарка Диля и рослый богатырь белорус Семен, оба израненные и чудом выжившие в войну.
В сорок первом в сформированные обкомами и райкомами партизанские отряды попало немало подростков. Их предполагалось использовать как связных, но суровая действительность оказалась иной. Окончившей перед началом войны семилетку Диле пришлось и за ранеными ухаживать. и пробираться под покровом ночи в окрестные села. А Семен был тяжело ранен при отступлении остатков советских войск к Севастополю, В глухом урочище , забинтовав рубахой рану, пытался он отлежаться. чтобы потом искать своих. В почти бессознательном состоянии его нашла возвращавшаяся из села Диля, притащила с великим трудом в партизанский лагерь. А потом знавший каждую горную тропинку татарин привел в партизанский отряд немцев- карателей. После того боя уцелело трое- раненый голову комиссар и Семен с истекающей кровью Дилей на руках. К счастью. в татарском селе Дилю спрятала одинокая старуха, а Семен с комиссаром ушли в лес. А в конце сорок пятого Дилю разыскал Семен, стали они жить вместе в ее родном селе. И только через десять лет родился у них долгожданный сынок Степан…
Быстро пролетели счастливые дни и пришла пора расставанья. Обнявшись, плакали девочки, записывали адреса новых подруг. По-мужски немногословно прощались мальчишки. А на лавочке у столовой, взявшись за руки, торопливо договаривали все, что не успели рассказать друг другу за месяц дружбы взволнованная Рита и расстроенный отъездом подруги Степа. Ему в память партизанских подвигов родителей полагалась путевка еще на одну очередь, а потом его ждало трудное решение: детский дом или многодетная семья дяди, брата покойной мамы. Он обещал написать Рите, сообщить свой адрес. Да вот только листок с ее адресом затерялся и Рита так и не узнала, как сложилась судьба серьезного мальчика Степы. Осталась у Степы только забытая Ритой на скамейке тонкая тетрадка с карандашными рисунками…
Рита проснулась отдохнувшей, умылась в журчащем неподалеку ручье, собрала лагерь. Вчера из Симферополя она троллейбусом доехала до Артека, походила вдоль ограды, пытаясь за вновь отстроенными корпусами увидеть что- то знакомое из далекого детства. Въезжали на территорию лагеря легковушки и автобусы. Охранник уже давно косился в ее сторону, удивляясь, что нужно этой немолодой женщине на территории лагеря. Вздохнув, Рита пошла сначала по дороге, затем разыскала натоптанную тропу- еще из тех, что когда- то показал ей друг Степа. Вот эта тропа и вывела ее к месту вчерашнего ночлега.
Второй день отпуска подходил к концу. Скоро солнце скроется за лесистыми макушками гор и быстро наступят сумерки. Рита ускорила шаг, попутно присматривая подходящее для ночлега место. Каменистая тропа вывела ее на лесную дорогу со следами колес и собранным в кучи хворостом у обочины. А вскоре за спиной, нарастая, раздался звук нагонявшей Риту машины. Обогнав женщину, машина остановилась и из нее вышел мужчина в камуфляже примерно одних с ней лет.
-Простите, вы не заблудились? Скоро ночь. К тому же это территория заповедника!
-Заповедника? Но я этого не знала! Я ищу место под ночлег…
Мужчина молчал, видимо раздумывая, что делать с нарушительницей. Потом улыбнулся, открыл заднюю дверь машины и жестом предложил женщине занять свободное место. Рита в замешательстве огляделась по сторонам. Сумерки сгущались, ныли ноги и спина… А незнакомец как- то сразу вызвал положительные эмоции- немногословный, надежный хранитель Крымских лесов!
Машина с включенными фарами, проехав по извивающейся змейкой дороге километра три- четыре, остановилась у бревенчатого строения. Открыв дверь в небольшую аккуратную комнату с обеденным столом и кроватью- настилом, лесник (так для себя его окрестила Рита) предложил Рите располагаться на ночлег, вышел и вскоре вернулся с чайником и постельными принадлежностями. Включил электроплитку, достал из шкафчика хлеб и еще кое- какую снедь, шагнул к двери. Остановился, улыбнулся: «Добро пожаловать на кордон! Кушайте, пейте чай и спать!»
Утро давно наступило, а Рите не хотелось вставать, не хотелось вспугнуть это неожиданное чувство блаженства и покоя. Как же так? Ее приютил совсем незнако-мый человек, она даже не знает его имени. Нужно встать, собрать вещи, поблагода-рить «лесника» за ночлег и продолжить путешествие. Но что же мешает? Да что же это такое с ней?!
…Стук в дверь был негромким, словно человек по ту сторону двери боялся разбудить незнакомку.
-Входите, я давно не сплю!
-Доброе утро! Сейчас будем завтракать и долго- долго разговаривать! Ты же должна рассказать про все- все, что было с тобой в последние лет сорок! А я буду слушать… Внимательно слушать! Согласна?
Рита удивленно смотрела на мужчину. Разве она дала повод говорить с ней на «ты» и таким командирским тоном? Конечно, она благодарна за ночлег и заботу, но не до такой же степени… Мог бы представиться, о чем- то спросить…
А он ничего не спросил, только достал из шкафчика старую тетрадку и протянул Рите. Она открыла ее и вздрогнула от неожиданности. Это была та давняя тетрадка с ее рисунками- Медведь- гора, горы и море, скамейка у столовой в Артеке… А мужчина присел на край кровати, нежно взял ее руку, прижал к своей щеке и тихо произнес: «Я так долго ждал тебя, Рита…» Рука Степана была теплой, шершавой и такой родной...
36 Черный ворон
Ольга Кучеренко 2
(светлой памяти моего деда А.А.Кучеренко)
Конец тридцатых и сороковые
Кто пережил без ужасов потерь?
И если скажет кто-то: «Есть такие!»
Им повезло. Но мало их, поверь.
Время давно перевалило за полночь, а Люся все не могла уснуть. Тяжело вздыхал во сне муж Афанасий. Подошла к кроватке одиннадцатилетнего сыночка Володи, поправила сбившееся одеяло. За окном в свете фонаря серебрилась поверхность пруда. Весь рабочий район Макеевки-Совколонию-скрывала ночная тьма. Недавно в такую же глухую осеннюю ночь арестовали директора металлургического завода, затем директора школы; вчера почерневшая от горя соседка освобождала служебную квартиру-тремя днями раньше люди в черном увезли ее мужа, начальника цеха, отца четырех пацанов мал- мала меньше…
Глаза привыкли к темноте, и Люся уже хорошо различала мостки у пруда, склонившиеся к воде старые ивы. Но вдруг большая черная тень заслонила все собой. Из остановившегося у палисадника фургона вышли трое и быстрым шагом поднялись на крыльцо. Громкий стук в дверь, плач испуганного внезапным вторжением незнакомцев Володи, торопливо натягивающий верхнюю одежду муж… Все- как в страшном сне. Смутно помнит, как завязала в узелок смену белья, как искала куда-то запропастившиеся очки и бритвенный прибор… И прощальные слова мужа: «Береги сыночка! Я ни в чем не виноват. Там скоро разберутся и я вернусь домой!»
Там разобрались. Арестованный в октябре 1937 года шестидесятидвухлетний техник по учету электроэнергии с сорокалетним стажем оказался бельгийским шпионом… Судьба избавила Афанасия Антоновича от ужаса сталинских лагерей- спустя месяц после ареста он скончался в тюремной больнице от обострившихся хронических болезней. Об этом Люся, сутками простаивавшая у тюремных ворот в Сталино (теперь г. Донецк) в надежде передать посылочку, узнала от чудом выпущенного на волю сослуживца мужа. Только спустя десятилетия стало известно, что братской могилой ему стала заброшенная шахта…
На следующий день после ареста две жилые комнаты были опечатаны; Люсе с сыном разрешили забрать часть вещей и несколько дней прожить в кухне. Но вскоре в служебное жилье въехали новые жильцы, и Люся увезла Володю к родственникам жены старшего сына. Вернулась за оставленными вещами и обнаружила пустой сарайчик с сорванным замком. Побрела по пустынной улице к дому давнишней приятельницы, с которой раньше вместе проводили праздники, дружили семьями. Вошла в прихожую и вздрогнула от неожиданности, увидев свое отражение в трюмо, пропавшем из разграбленного сарайчика…
Я никогда не расспрашивала папу об аресте его отца- знала от бабушки, как долго он приходил в себя после визита тех ночных «гостей», сколько потом горя хлебнула семья «врага народа»… Справку о посмертной реабилитации моего деда Афанасия Антоновича Кучеренко бабушка получила в середине шестидесятых.
37 Беспроигрышный вариант
Евгений Михайлов
Этим утром Солнцу не удалось пробить плотную облачность, поэтому тусклый рассвет, заглядывающий в окна потемневшего от времени, но добротного ещё дома семьи Кравцовых на окраине села Богучаровки, никак не мог разбудить мужчину, спавшего на старенькой кровати с провисшей панцирной сеткой. Когда в комнате всё же посветлело, мужчина открыл глаза, с тоской разглядывая осточертевший антураж своего жилища. Не увидев поблизости жены, мужчина завопил: - Васька! Ты где?!
Вы только не подумайте, что речь идёт об однополом браке. Васька – женщина. Полное имя её – Василина. А у мужа её другая крайность. Полное имя – Любомир, а сокращённо – Люба. Правда он никому не разрешает называть себя сокращённым именем, сразу лезет с кулаками. Тем не менее, их соседи Горняковы посмеиваются за спиной нашей парочки при каждом удобном и не очень случае, получив в отместку прозвище Говнюковы. Весело живут, короче говоря.
После нескольких окриков Васька показалась из кухни с резонным вопросом: - Чё орёшь?
- У нас там ничего не осталось от вчерашнего?
- С тобой останется, как же! – красивое лицо сорокапятилетней женщины, которого ещё не коснулось увядание, выражало скуку.
- Ну так сбегай к Говнюковым! – с надеждой выдохнул муж. Василина ушла и словно провалилась куда-то. Время ожидания всегда тянется медленно. Любомир уже начал нервничать, когда в дверях показалась жена с бутылкой на донышке которой плескалась заветная жидкость.
Мужик выхлебал водку в два глотка, не поморщившись, и лениво процедил: - Небось, тоже прикладывалась?
- А то! – резонно ответила Васька. Любомир нахмурился, но дальнейший рассказ супруги поверг его в изумление, заставив забыть о всяких мелочах, типа того, кто сколько выпил.
- Говнюковы только вчера из Города вернулись,- тараторила Василина, - Что там творится – ужасть! Новая разновидность вируса появилась, вроде бы из Англии. Косит людей напропалую. Никакая защита не помогает, не то что говённые маски. Ранее переболевшие снова заболевают, особенно, кто постарше. Медиков не хватает, особенно медсестёр и санитаров. Не хотят они своей жизнью рисковать даже за большие деньги. Больницы переполнены, люди лежат на лестницах, в коридорах. Мертвецов некому собирать ни в квартирах, ни на улицах. А живым уже жрать нечего, магазины пустые. Народ волнуется. Но мэр сдуру закрыл город на карантин, ни въезда- ни выезда. Вчера люди прорвали заграждения и кинулись в разные стороны. Полиция и солдаты отступились.
- А что наши соседушки-то там делали?
- Да они ездили к сестре ещё до карантина, а те уже смылись куда-то. Квартира взломана и ограблена. Делать нечего, надо возвращаться, но их задержал патруль. Когда убедились, что с документами всё в порядке, предложили поработать санитарами похоронной команды, за оплату, конечно. Тысяча рублей в день, полная экипировка, да ещё кормёжка. Они там неделю пробыли – четырнадцать тысяч привезли.
- Ого! – изумился Любомир - А как же зараза, на них не действует, что ли.?
- Санитарам делают какие-то уколы, которые действуют три – четыре дня дня, потом повторяют.
- Везёт же людям!
- А мы чем хуже? – недоумевала Васька.
- А тем, что нам до Города не на чем добираться. Автобусы же не ходят, а у Валерки Говнюкова машинёшка какая-никакая есть.
- Они послезавтра опять туда поедут. Надо с ними договориться, чтоб нас взяли. Это же беспроигрышный вариант. Объяснишь в лесхозе, что тебе Ванька Котейкин два дежурства должен, вот пусть и отдежурит три. Потом рассчитаетесь. А я Натаху предупрежу, чтоб за меня в библиотеку вышла, хоть на пару часов в день. Впрочем, её даже на месяц закрывай – никто и не вспомнит.
- Только договариваться сама иди, у тебя язычок побойчее моего.
- Вот ты всегда так, - пробурчала женщина. – только чтоб потом никаких сцен ревности не устраивал.
- Да не будет никаких сцен. Прибью вас обоих с Валеркой, только и всего - пошутил Любомир.
- Да уж ты тот ещё душегуб!- хихикнула Васька и посерьёзнев добавила: - Не забудь, пожалуйста, сестру свою попросить, чтоб собаку нашу и курочек кормила.
Послезавтра четвёрка соискателей материальных благ в горняковском «жигулёнке» направилась в Город. Валерка за рулём, рядом его супруга Зина, Любомир с Василиной – сзади. При этом Валерка настолько обнаглел, что называл всю дорогу Любомира Любашей, разглагольствуя при этом, что имя Любаша для мужчины ничем не хуже Саши, Гриши, Миши, Паши. Любомир угрюмо отмалчивался, в свару не лез, а то ещё высадит на полдороге. С Валерки это станется.
На въезде в Город Валера объявил: - Значит так, Любаша и Васенька! Мы вас оставляем у мертвецкой, а сами едем дальше. Кое-что уладить надо. Держите свои сотовые включёнными.
Вновь прибывших на Спецпредприятие №2 (так официально называлась мертвецкая) встретили с энтузиазмом. Людей, видать не хватало. Как только Любомир с Василиной подписали договора, у них тут же забрали документы, сделали болючие уколы каждому в плечо, выдали спецовки,украшенные блестящими жетонами с красным крестом.Они даже успели перекусить в столовой.
- Инструктаж получите у бригадира, - напутствовал их кадровик, указывая на пассажирскую « Газель», куда уже садились санитары.
Бригадир Володя, невысокий седоватый мужик с фигурой борца и следами ожогов на лице внимательно посмотрел на вновь прибывших.
- Значит так, молодёжь,- сказал он, разложив на коленях карту города, - сегодня мы обрабатываем вот этот квартал. Берёте фонарь, сумку санитарную, носилки и вперёд. Осматриваете улицу, дворы, подвалы. Потом - квартиры. Некоторые из них открыты. Где входные двери заперты - стучите погромче. Сразу называйте себя: «Саниспекция». Родственникам умерших нужно выдавать квитанцию в приёме тела (найдёте там, в санитарной сумке). Объясняйте, что частные похороны сейчас не проводятся. Найденные трупы выносите к грузовику. Он будет стоять здесь (бригадир отметил ногтем место на карте). Заполненный грузовик уезжает. Ждём следующего. Как стемнеет, возвращаемся на базу. Носилки с фонарём не потеряйте, иначе с вас высчитают их стоимость. Так и получать нечего будет. Вы на сколько дней контракт заключили? На неделю всего? Ну, ничего. Если приработаетесь, можно потом его продлить. Вопросы есть?
- А если из запертой квартиры никто не отвечает, что делать? Дверь ломать?- спросил Любомир.
- Ни в коем случае! Записываете номер квартиры, дальше этим полиция займётся. В открытых квартирах ничего не брать. За мародёрство по головке не погладят. Да, кстати, чуть не забыл – чердаки тоже по возможности проверяйте.
Тем временем «Газелька» остановилась. Санитары, разбившись попарно, двинулись к панельной пятиэтажке. На улице трупов не обнаружили, а вот на помойке в углу двора один нашёлся. Когда мужчину, лежащего ничком, перевернули, лицо его оказалось изъедено крысами. Документов при нём не оказалось.
- Значит, давно лежит, - резюмировал Володя, тут же решив, что тело в труповозку потащат Любомир с Василиной.
- Чтоб служба мёдом не казалась! - хихикнул он и добавил – По возвращению берёте шестой подъезд.
Мужик при жизни весил, пожалуй, пудов пять, поэтому новички подустали с непривычки, определяя его на место. Настроение у них резко ухудшилось. Насупившись, подошли к «своему» подъезду и с удовольствием увидели, что первый этаж нежилой. Двери с надписями «Парикмахерская» и « Приём стеклотары» были увенчаны мощными висячими замками с накладками. Никто на них пока что не покушался.
Со второго по четвёртый этаж квартиры были заперты. На стук никто не отвечал. Номера таких квартир Васька отмечала в специальной тетрадке, гордо озаглавленной «Дневник саниспектора».
Но на пятом этаже за дверью 85 -й квартиры послышались шаги, и хриплый мужской голос осведомился, какого чёрта кому нужно. Затем он послал санинспекторов куда подальше.
После того, как Любомир пригрозил грубияну полицией, дверь всё же открылась. Спёртый воздух был насыщен перегаром и трупным запахом. Стоящий на пороге субъект кутался в невероятно грязный женский халат, опухшее лицо, заросшее недельной щетиной, кривилось злобной гримасой.
- Какого чёрта? – повторил хозяин квартиры.
- Что это в квартире вонь такая? Умер кто-нибудь?- быстро спросил Любомир. Мужчина опешил, потом пробормотал: - Мама моя умерла.
- Когда?
- Я не знаю… не помню… – в голосе говорившего появились плаксивые нотки..
- Где она?
- Вон там, в спальне.
- Мы доставим тело в морг, вам сейчас выдадим специальную справку.
По её номеру Вы узнаете потом место захоронения. Принесите документы матери.
- Не знаю я, где её документы.
- Фамилию, имя отчество помните? – Любомир едва сдерживался.
- Симоненко Алевтина Георгиевна.
- Хорошо теперь помогите нам уложить тело на носилки.
Вместо этого мужчина махнул рукой и отправился в сторону кухни.
- Слушай! Пойдём отсюда поскорей! Меня тошнит уже, - взмолилась Василина. Когда они вошли в спальню, их взорам предстала ужасная картина: покойница была раздета догола, всё тощее тело её было разрисовано разными красками, щёки нарумянены, брови подведены. Челюсть её была подвязана платком, словно зубы болели.
Василина кинулась к дверям. Любомир схватил её за руку: - Ну-ка, не раскисай! Мертвецов нечего бояться!
- Да я не её боюсь, а этого психа!
- Ничего он нам не сделает.
Уложив Алевтину Георгиевну на носилки, укрыли её простынёй и пошли к выходу из спальни. Покойников выносят вперёд ногами, а Василина взялась за носилки, где полегче, поэтому шла первой. Но как только санитары оказались в прихожей, из кухни выскочил сынок с криком:
- Немедленно оставьте маму в покое. Убирайтесь отсюда!
Василина остановилась, и в тот же миг этот тип ударил её кухонным ножом в горло. Бедная Васька, захрипев, упала. Кровь хлынула ручьём. Видимо подонок перерезал какую-то крупную артерию. Носилки накренились. Покойница с них скатилась, повязка с её головы сползла, челюсть отвисла, создавая подобие жуткой улыбки.
В эти страшные минуты Любомир чудом не потерял самообладания. Швырнув носилки в ощерившегося маньяка, он кинулся к входным дверям, возле которых приметил табуретку. А дальше было проще. С табуреткой против ножа удалось выстоять. Нападавший получил по голове пару сильных ударов и свалился рядом с трупом матери.
А Любомир бросился к жене, но увидел, что ничем ей помочь нельзя. Она уже не дышала. Вот тут ему стало по-настоящему страшно. Он плакал тихо, давился слезами и не мог остановиться. Проплакавшись, стал звонить Валерке, но абонент был «вне зоны». Пришлось за помощью идти прочь из проклятой квартиры. Бригадир Володя, увидев забрызганного кровью Любомира, тут же позвонил в полицию. Тела Василины и её убийцы увезли в настоящий морг. А спецпредприятие № 2 на самом деле никакого морга не имело. Мертвецы, собранные санитарами, вывозились труповозками за Город, где укладывались плотненько в глубокие рвы, выкопанные экскаваторами, накрывались листами шифера или ДВП и засыпались. Вот такая технология.
А Любомира определили в КПЗ до выяснения обстоятельств. Вскоре экспертиза подтвердила, что он к убийству Василины не причастен, а защищаясь от нападения Симоненко, не превысил пределов необходимой обороны. Все подозрения с него были сняты.
Вернувшись в Богучаровку, Любомир в тот же день узнал от Валеркиной жены Зины, что её благоверный сидит в ожидании суда в Городе.
- Связался с какими-то бандюганами. Они склады грабили, а он краденое перевозил. Теперь ему групповуху шьют. Получит на всю катушку - канючила Зинка - Словно рок какой-то над нами повис. Поневоле вам позавидуешь. У вас хоть дочурка есть, а нам Бог детишек не дал, да теперь ещё эта напасть.
Любомир помолчал, потом сказал: - Ты заткнулась бы Зинка. Завтра вот Ваську привезут из города хоронить. Прирезал её псих один ни за что, а ты тут трещишь о пустом. Валерка твой, если не дурак, из тюрьмы живой вернётся, а Василиночки моей не будет уж никогда.
И Зина прикусила язык. На другой день с утра она вместе с двумя соседками принялась готовить поминальный обед. Старались вовсю, даже на кладбище не поехали. Простились с Василиной около дома. К этому времени уже стало известно, что дочь Кравцовых Светлана из Испании на похороны не может успеть. Какие-то там проблемы с паспортом.
Обед затянулся, потому что по санитарным нормам запрещалось собирать за столом более десяти человек. Об этом хозяина предупредил участковый. К вечеру дом опустел. Осталась одна Зина. Ей хотелось как-то утешить совсем упавшего духом Любомира. Сев с ним рядом, она сказала проникновенно: - Любомир, голубчик! Возьми себя в руки. Ничего уже изменить нельзя. А живым нужно жить дальше. Может, в Испанию уедешь, к дочурке. Когда-то же эта дьявольская напасть закончится.
Потом, прижавшись к нему, прошептала: - Если хочешь, я сегодня останусь с тобой.
Любомир, вздрогнув, ответил: - Не надо. Спасибо тебе за всё, Зина. Ступай домой. Я прилягу.
Ночью Зина проснулась от протяжного воя соседской собаки. Сердце женщины ёкнуло от нехорошего предчувствия. Подойдя к разделявшему их дворы забору, она крикнула: - Ты что, Черныш? Фу!
Собака узнала Зину и умолкла, виляя хвостом. Когда Зина вернулась в дом, вой послышался снова.
Едва дождавшись рассвета, Зина отправилась к Любомиру. К её удивлению дом был пуст, а входная дверь не заперта. _Куда же он подевался? – недоумевала Зина, пока не открыла дверь сарая. Охнув, она схватилась за дверной косяк, чтоб не упасть. Любомир висел в петле, пристроенной на потолочной балке. Тело его уже похолодело. Теперь стало понятно, почему собака выла.
38 Одиссея пяти куриц
Евгений Михайлов
Поколение сокрушающихся о развалившемся Советском Союзе постепенно уходит. Тем яростнее их полемика с оппонентами в интернете, тем отчаяннее их попытки внушить молодёжи безумные идеи о возможности возврата в «совковые» времена.
Откуда такая упёртость? Это результат деятельности огромной армии пропагандистов, содержавшихся компартией для «просвещения» народа. Действовали они в основном примитивно, но напористо. Люди невысокого интеллекта легко поддавались зомбированию, пополняя ряды приверженцев существующего строя.
Однако устаревшие формы правления требовали реформ. А вот реформаторов, понимающих, что нужно делать, не нашлось. Престарелые вожди вкупе с откровенными авантюристами завели страну в тупик. Промышленность и сельское хозяйство пострадали в первую очередь. Об этом ясно говорила появившаяся тотальная нехватка товаров первой необходимости и её детище – талонная система. Народ недоумевал: - Всего навалом было, и вдруг оно пропало!
Население Москвы, Ленинграда, столиц союзных республик пытались ещё хоть как-то обеспечивать. А в остальных городах и весях люди жили впроголодь. В народе появилась поговорка: «Народ и партия едины, но только разное едим мы». Те, кто не был вхож в закрытые «партактивские» распределители, стремились при первом удобном случае добираться до благополучных городов, чтобы хоть чем-нибудь поживиться.
В этом отношении мне повезло. Работа моя предусматривала командировки в столицу Казахстана красавицу Алма-Ату не реже раза в квартал, а то и чаще. Чего я только оттуда не привозил: лимоны, майонез, шоколадные конфеты, курятину, даже ситец на простыни. В очередной командировке в ноябре также вознамерился привезти что-нибудь к новогоднему столу. По завершению всех дел я отправился в гости к своему бывшему однокурснику, дружба с которым продолжалась с щестидесятых годов. Он пригласил меня к себе, предупредив, чтобы выписывался из гостиницы: - Заночуешь у меня, а утром на экспрессе прямиком в аэровокзал.
Радушный приём, задушевные разговоры продолжались до самого вечера. Тут я вспомнил про покупки.
- Юра! В вашем магазине курятина есть? Хочу домой прихватить.
В разговор вмешалась жена приятеля Валя, сообщив, что курятину завезли как раз после обеда.
- Только ты поторопись, - посоветовала она - Уже четверть восьмого, а магазин до восьми.
Ровно в половине восьмого я безуспешно подёргал за ручку магазинной двери. Потом постучал, заметив, что где-то в глубине магазина включен светильник. Растерявшись, уже собрался восвояси, но потом вдруг решительно пошёл к служебному входу в магазин. Снова принялся тарабанить в дверь, которая вдруг резко открылась. Мужчина с фигурой тяжелоатлета хмуро спросил: - Тебе чего?
- Понимаете, я хотел бы купить курятины.
- Вот и приходи завтра с утра.
- Я не успею. Завтра утром у меня самолёт.
Я замолчал, а мужчина пристально посмотрев на меня, проворчал: - Ну что с тобой делать? Ладно, пошли!
Оказавшись в подсобке, мы с моим провожатым попали под прицел шести пар глаз. Их обладатели сидели за столом, неплохо сервированным.
- Кто это, Кайрат?- спросила пышногрудая девица в платье с рискованным вырезом.
- Угадайте, за чем он пришёл?
-За бутылкой! – единогласно решили все.
- А вот и не угадали! Ему курятина нужна. Впервые такого хозяйственного мужика вижу. Айгуль, иди обслужи покупателя!
Дашь ему курятины. Да смотри, ничего больше! – закончил Кайрат под смех присутствующих.
Пышногрудая поднялась и, подмигнув мне, направилась к прилавку. Взвесила пять свежемороженых куриц, приняла деньги и вдруг сказала: - Если не торопишься, пойдем вмажем по стопочке. Ты мне чем-то понравился.
Однако я поспешил откланяться. Мало ли чем всё это могло закончиться?
Утром я распрощался с Юрой и Валей и через несколько минут уже катил в 92-м экспрессе в аэровокзал. Но приключения мои на этом только начинались. Как назло, на полдороге экспресс сломался, а следующий запаздывал, явно нарушая интервал движения.
Когда я оказался в аэровокзале, регистрация на мой рейс только что закончилась. Заметив, что пассажиры из накопителя ещё не вышли, я бросился к стойке регистрации. На моё счастье, две аэродамы, будто сошедшие с плакатов Аэрофлота, ещё складывали свои бумаги. Моя история с поломкой экспресса их не впечатлила: - Это ваши проблемы! Мы за автобусы не в ответе. Сдавайте билет!
- Ну, вот же пассажиры! В накопителе! Войдите в положение. У меня груз скоропортящийся! – нервничал я. Возможно, говорил излишне громко, поскольку у стойки появился милиционер, как из-под земли вырос.
- В чём дело? – осведомился он сурово, словно вчерашний Кайрат.
- Да вот, пассажир опоздал и права качает. И автобус-то у него сломался, и груз у него особенный – тараторили женщины.
- Что за груз такой?- вскинулся милиционер. Увидев моих сжавшихся, словно от страха, куриц, блюститель порядка усмехнулся: - Понятно! Куда летишь-то с таким запасом?
- В Семипалатинск…- пробормотал я.
- Ну, если он не хулиганил, вас не оскорблял, давайте пропустим, - лейтенант решил сыграть в благородство. Потом, подойдя поближе, вдруг спросил: - А ты не пьяный случайно? Запашок вроде есть, хоть и нечёткий.
- Это у меня после вчерашнего – виновато потупился я.
Летеха не отставал: - Давай-ка руки вытяни перед собой и приседай с закрытыми глазами. Убедившись, что это упражнение я выполняю хорошо, он сразу потерял ко мне интерес.
И вот я в самолёте. Усевшись у окна, я подумал: «Слава Богу! Через полтора часа я буду дома». Но, к сожалению, ошибся. Когда до Семипалатинска оставалось полчаса лёту, нам сообщили, что в связи с непогодой борт произведёт посадку в Усть-каменогорске. Сначала я решил сдать билет и добираться домой автобусом, но выяснилось, что автодорога в нашу сторону тоже закрыта. Пришлось устраиваться в кресле с книгой и ждать милостей от природы. В азропорту в основном остались пассажиры с нашего рейса.
Через некоторое время представительный мужчина, сидевший рядом, поинтересовался: - Что читаете? В ту пору книгами увлекались чуть не поголовно. Достать хорошую книгу было не легче, чем какой-нибудь деликатес. Поэтому у нас с Владимиром Николаевичем (я тоже назвал себя) завязался оживлённый разговор на литературные темы. Он тоже оказался завзятым книголюбом. Да ещё и жили мы по соседству: он на Пограничной, я – на Затаевича. Так мы проболтали до пяти вечера. Рейс наш всё откладывался.
Как Вы смотрите на то, чтобы перекусить? – спросил Владимир Николаевич?
Я отказался, ссылаясь на отсутствие аппетита, хотя на самом деле у меня просто не было денег. Вчера нерасчётливо всё потратил. Мой собеседник внимательно посмотрел на меня, сказав: - Если у Вас проблемы с деньгами, то я вам могу одолжить, сколько нужно, не стесняйтесь.
Сказано это было настолько просто и открыто, что я согласился. Мы перекусили в буфете, да я ещё договорился с буфетчицами, чтобы поместить пакет с курицами, которые совсем оттаяли, к ним в холодильник на ночь. Услышал тут же немало хвалебных эпитетов в свой адрес от тружениц общепита. Одна даже заявила : - Хотела бы я иметь такого мужа.
Тем не менее, буфетчицы попросили меня забрать свою поклажу до восьми утра, иначе с другой сменой непонятки могут быть. Ночь не оставила у меня приятного впечатления, так как, сидя, я сплю плохо. Поэтому в шесть утра я был уже на ногах. Зато Владимир Николаевич спал сном младенца.
Когда я пришёл за пакетом, девчата меня разыграли, сказав, что его обнаружила и забрала директор. Я уж было начал расстраиваться, но они сжалились и вернули мне его со смехом. Я оставил им две большие шоколадки и мы расстались, довольные друг другом.
Ближе к обеду погода наконец-то сжалилась над нами, и наш самолёт высадил нас в Семипалатинске. В аэропорту Владимира Николаевича ожидала машина с военными номерами. Услышав слова шофёра: - Здравия желаю, товарищ полковник!- я вытаращил глаза, но промолчал. Теперь я понял, почему он не вёз никаких продуктов. У военных своё снабжение. Впоследствии я узнал, что Владимир Николаевич действительно полковник и служит в штабе корпуса.
После развала Союза корпус был передислоцирован в Россию, поэтому наши встречи с Владимиром Николаевичем прекратились. Но до этого мы успели вполне плодотворно пообщаться на стезе книголюбительства. Помню, даже обмен у нас однажды получился грандиозный. Я отдал 10-томник Теккерея, взамен получив 10-томник Мамина-Сибиряка, старое издание 50-х годов. И надо сказать, что оба мы испытывали при этом большое удовольствие.
Сейчас, когда я вспоминаю нашу жизнь во времена СССР, где было немало хорошего, но хватало и плохого, мои дети, а тем более – внуки, смотрят на меня с удивлением. Им просто непонятно, как такое могло быть. Жизнь стала ДРУГОЙ, и люди тоже изменились.
Причём, как я понимаю, возврат к прошлому возможен только в фантастических романах, что бы там ни твердили адепты рухнувшего гиганта. Мамонты ведь тоже представляют большой интерес для науки, но клонировать их никак не удаётся.
39 Ночь в чужой постели 2
Виктор Файн
Я проснулся в чужой постели. Голова девушки лежала на моём плече, моя рука – на её груди. На мне были майка и трусы. Боясь пошевелиться, я вспоминал, как я сюда попал.
…Вчера был банкет, посвящённый окончанию учебного года у выпускников школы рабочей молодёжи небольшого шахтёрского городка, где я преподавал после окончания университета. Я предупредил, что опоздаю к его началу: читал давно запланированную лекцию в Доме культуры соседнего рабочего посёлка. Банкетом заправлял директор школы, большой любитель выпить. Спиртное шахтёры покупали ящиками, а пили – стаканами. Даже женщины. В качестве штрафного мне преподнесли стакан водки и заставили выпить его до дна. И это был не последний стакан, который мне пришлось выпить. Я едва унёс ноги с этого банкета – никогда ещё не пил в таком количестве. Меня ещё хватило на то, чтобы проводить до дома молодую математичку, как и я, учителя-первогодка. Она едва стояла на ногах. Не мог же я бросить её в таком состоянии.
Проснувшись, она с изумлением смотрела на меня.
– Ты что-нибудь помнишь о вчерашнем вечере?
– Помню, что открыла ключом дверь, а потом меня как отрубило. А ты?
– Чуть больше. Ты пыталась снять платье, но не смогла. Я тебе помог. Затем ты села на горшок.
– Какой кошмар! И ты видел…
– А как можно было не увидеть? Но об этом я не думал. Когда ты вставала с горшка, то едва не упала. И я испугался: а ну придётся поднимать тебя из большой лужи – где потом тебя помыть? Ванной, небось, в этом доме нет. О возможной травме даже не подумал. Извини, пожалуйста, за такие подробности.
– Ужас!
Изумление на лице девушки сменилось выражением отчаяния.
– Я уложил тебя в постель и снял с тебя туфли. Что было дальше – не помню ничего. Вырубился.
Она захотела встать, но тут выяснилось, что на ней только комбинация, задранная выше пояса. Девушка покраснела и поспешила закрыться одеялом.
– Что же у нас с тобой было этой ночью?
– Не знаю. Хотя… я – девушка. Крови нет, значит, ничего не было.
Я поцеловал её. Разве не судьба привела меня в постель этой славной девушки? Она ведь и раньше мне нравилась.
– Послушай, может быть, всё это к лучшему? Если бы мы уже успели объясниться, случившееся не вызывало бы у тебя такого отчаяния. Любая девушка хочет стать женщиной. Если бы этого не было, человечество бы вымерло. Я пошёл тебя провожать – значит, мы оба этого хотели. Мы не распрощались у входа – значит, ты не хотела, чтобы я ушёл. Оказался в твоей постели – ты не возражала. Оба вырубились – чтобы не дай бог не состоялось пьяное зачатие. Что нам теперь мешает? Стесняться меня тебе нет смысла: я уже увидел всё, что девушка прячет от парня. А кое-что даже потрогал. Пусть же эта ночь станет прологом нашего счастья.
Отчаяние на её лице сменилось улыбкой. Она уткнулась в меня лицом, а я прижал её к себе.
Два дня спустя мы перенесли ко мне её вещи.
Однажды она мне призналась:
– Боюсь тебя потерять. Проснусь, а ничего этого нет: ни тебя, ни туалета за дверью, только моя маленькая комнатка с горшком в углу. Всё оказалось сном.
Я обнял жену.
– Ты очень мне нужна. Люби меня всегда, и этот страх уйдёт.
40 от полярного круга до края земли
Зинаида Малыгина 2
После первой экскурсии в село Ловозеро Наташе предложили новый маршрут. Нужно проехать от Полярного круга (здесь красивый знак) до Мурманска, что находится на краю земли. Дальше только - Северный Ледовитый океан.
Поездка была приурочена к ежегодному празднику севера, Полярной олимпиаде.
Вот и знак “Полярный круг” на границе между Карелией и Мурманской областью. Он красиво оформлен - поэтому туристы ( особенно туристочки) любят здесь фотографироваться. Но долго не задерживаются. Их манит встреча с бравыми мурманскими моряками и рыбаками, ледоколами и волнами Северного Ледовитого океана.
Чтобы проехать на край земли, нужно пересечь Кандалакшу на южном берегу Кольского полуострова, коротко ЮБК. Это не южный берег Крыма, как думают некоторые ( примечание автора).
Затем видим надпись: “ Африканда”. Какая Африка в этом северном краю? Легенда гласит, что в далёкие 30-ые группа геологов, изучающих недра земли во главе с академиком А. Е. Ферсманом, остановилась на безымянной станции в 30-ти градусный мороз.
Академик произнёс:
- Жарко, как в Африке. Геологи постановили:
- Вот и назовём эту станцию Африкандой. Название прижилось и вскоре появилось официально на географических картах.
Проезжаем город Апатиты, научный и культурный центр Кольского полуострова. В этот город нам предстоит следующая экскурсия , а теперь мы спешим на край Земли, чтобы не опоздать на открытие Полярной олимпиады. Об этом празднике Севера мы расскажем подробнее.
Праздник Севера на Кольском полуострове проходит ежегодно в феврале месяце, начиная с 1934 года. В первой Олимпиаде принимало участие 86 лыжников. Гонки на оленьих упряжках и буксировка лыжников оленями включены с 1937 года.
Даже в годы войны проводилась Полярная олимпиада, но стала она военизированной. Лыжники выходили на старт в полной боевой форме, за спиной – 12 кг груза и винтовка, на боку – противогаз. На лыжной дистанции - барьерные препятствия, крутые спуски с поворотами, стрельбище, рубежи для метания гранат. Проводились и состязания с оленьими упряжками и буксировка лыжников оленями.
1944 – Юбилейная 10-ая олимпиада. В этом году было учреждено звание Абсолютного Чемпиона с вручением Алой ленты. Такие шёлковые ленты есть в краеведческом музее Мурманска. Её мог получить только многоборец, одинаково сильный и в лыжной гонке, и на горнолыжных трассах, и в военизированных дистанциях. Наряду со значком ГТО участники получали значок «Ворошиловский стрелок».
С 1970 года Полярная олимпиада стала международной. Приглашены лыжники Болгарии, Венгрии, Италии, Норвегии и даже Австрии.
1974 – в программу включён впервые лыжный 50-километровый марафон в Долине Уюта. 20 видов спортивных соревнований: это лыжные гонки, биатлон, фигурное катание, хоккей, лыжное двоеборье, зимнее плавание. Всего не перечислишь.
Нас же больше интересовало соревнование оленьих упряжек и буксировка лыжников оленями. Мы мечтали встретиться со своими знакомыми оленями. Ведь мы успели с ними подружиться на экскурсии в саамское село Ловозеро. Каждому оленю мы дали имя, исходя из наших литературных пристрастий. Главного в упряжке мы назвали Писатель, красавицу олениху назвали Поэтикой, а их сынка - Олежкой.
В большом краеведческом музее Мурманска экскурсанты много узнали об этом героическом городе, который был полностью разрушен в годы войны. Полярная дивизия морских пехотинцев защитила город и освободила Заполярье от захватчиков. Сейчас население города - свыше 800 тысяч.
Недаром сразу при въезде в город издалека видна многометровая фигура воина-освободителя. Расположена скульптура на сопке , на месте артиллерийской батареи. Высота памятника - 35,5 метра. Высота постамента -7
41 в гостях у поморов
Зинаида Малыгина 2
Самое древнее поселение Кольского полуострова - Териберка (свыше 500 лет) находится всего в трёх часах езды от Мурманска на берегу Баренцева моря. А это уже - волны могучего Северного Ледовитого океана!
Посёлок известен ещё и тем, что здесь снимался знаменитый и нашумевший фильм “Левиафан”. Этот фильм в 2015 году получил приз на Каннском кинофестивале, был удостоен премии “Золотой глобус” и номинирован на премию “Оскар”.
Посёлок потихоньку разрушался в связи с закрытием завода по переработке рыбы. Много разрушенных зданий на длинном побережье, остовы брошенных кораблей, напоминающие скелеты диковинных животных.
После фильма стал посёлок местом нашествия блогеров и журналистов. Срочно стали строить гостиницу, хостелы, отремонтировали клуб, восстановили автомобильное сообщение. Раньше можно было попасть в посёлок только водным путём. Сейчас организованы круглогодичные экскурсии для желающих полюбоваться величием природы на берегу океана .
Первая остановка экскурсии. По снежной целине вас отвезут на санях при буксировке снегоходами ближе к побережью. Здесь вашему взгляду открывается широкая панорама побережья с небольшими сопками и незамерзающими волнами Великого океана.
Вы познакомитесь с пляжем, на котором омываются столетиями огромные круглые валуны, названные в народе “яйцами динозавра”. Увидите водопад, сбрасывающий свои воды в океан, поразитесь причудливыми очертаниями кладбища погибших кораблей.
Здесь можно бесконечно слушать шум прибоя и наслаждаться спокойной красотой природы. Мощь моря в сочетании со снегом завораживает. Здесь чувствуешь себя лишь маленькой частицей Вселенной.
Покидаем это богом забытое место и переезжаем в жилую часть посёлка ( всего 950 жителей). Здесь видим пятиэтажки, школу, новый клуб и панорамную гостиницу для туристов, желающих увидеть северное сияние во всей красе.
Местные жители с удовольствием покажут дом, в котором проживали главные герои фильма “Левиафан” (режиссёр - Андрей Звягинцев). Главные герои запомнились благодаря талантливым актёрам - Алексею Серебрякову и Елене Лядовой. Алексей Серебряков прожил в посёлке два месяца до съёмок, чтобы вжиться в роль.
В сюжете фильма обозначено, как власти разрушили жизнь трудолюбивой семьи потому, что им приглянулся дом Николая, трудолюбивого автослесаря. Здесь в ход идут все нечестные методы воздействия. Левиафан - это мифологическое морское чудовище . Этот библейский образ использован в сравнении с государственной властью.
Первыми этот фильм до выхода на широкий экран был показан жителям посёлка. Ведь почти все они принимали участие в массовых сценах. В зале просмотра слышались голоса:
- Посмотри-ка, ведь это наша Клавка за прилавком магазина.
- Глянь, а Ивана-то нашего крупным планом показали. Повезло мужику.
С критикой действительности в фильме согласились почти все местные жители. Были недовольные тем, что показали больше разрушенную часть посёлка, а не показали вновь отремонтированный сельский клуб.
Зато глава администрации ответил философски:
- Показали правильно несправедливость местной власти, но это же не про нас, а про другой район, про другую власть.
Вечером увидели экскурсанты на тёмном небе северное сияние. Разноцветные волны всех цветов радуги засияли на небе, переливались небесными лучами, танцевали ламбаду, крутились колесом, завораживали. Незабываемое зрелище!
Решили участники экскурсии летом снова приехать на край света, чтобы увидеть ещё раз величие и красоту природы, чтобы полюбоваться скоплением чаек на холодных волнах. Чтобы увидеть заходящих в бухту касаток и отправиться на боте в океан на поиски китов.
Кольский полуостров – это настоящий край света. Дальше – только Баренцево море и Северный Ледовитый океан. Его бескрайние просторы малоизучены, полны загадок и спрятаны под огромным слоем льда, который не тает даже летом.
Ближайшие к Северному полюсу участки суши – архипелаг Земля Франца-Иосифа, состоящий из 192 островов. Дыхание холодной Арктики и возможность испытать себя в экстремальных условиях привлекают сюда туристов. Ценители комфорта выбирают оригинальный вариант путешествия – круиз по Северному Ледовитому океану на ледоколе "Ленин".
На борту мощного судна, которое может доставить вас в любую точку Арктики, есть все необходимое. Популярный у российских туристов маршрут: Мурманск – Земля Франца-Иосифа – Северный Полюс – Мурманск. Сегодня круизные путешествия – основное направление развития арктического туризма.
До свидания, Северный Ледовитый, до новых встреч летом!
42 Бомж
Джамаля Табиба
Каждому из нас приходилось видеть бомжей на улицах. Все они похожи: лица одутловатые, красные, обветренные от постоянного воздействия солнца, ветров, холода.
Глаза пустые, лишённые жизни, тусклые и бесцветные, взгляд отсутствующий, ничего не выражающий. Будто внутри эти люди уже давно умерли, а снаружи тела их продолжают выполнять какие-то запрограммированные действия. Иногда от них разит водкой, когда удаётся скопить на бутылку, сдав в лавку стеклотару , собранную на свалке. Но даже под влиянием алкоголя они ведут себя не так, как другие, не поют, не разговаривают, а только ещё больше затормаживаются и замирают в одной позе где-нибудь посреди улицы. Таким мне представлялся обобщённый образ бомжа, человека, ночующего где придётся под открытым небом и выходящего на обход мусорных баков по утрам.
Иногда я задумывался, кем были эти люди до того, как попали на улицу. Наверняка когда-то они имели родителей, семью, работу. Но эти случайные мысли транзитом проходили в моей голове и быстро улетучивались, переключаясь на собственные проблемы и интересы.
Так было и в тот день, когда во дворе нашего дома появился роющийся в контейнере для мусора человек, обмотанный длинным шарфом. Примечательно было, что собирал он свою вонючую добычу в большую почти новую дорожную сумку.
Однако теперь я часто стал встречать его. Видно, здесь он нашёл «доходное» место, ведь люди в центре побогаче, того гляди выбросят что-то еще вполне пригодное из одежды или продуктов.
Мне эти наблюдения были неприятны, и я старался неглядя проходить мимо него, постоянно сидящего возле свалки в ожидании очередного соседа с мусорным ведром.
Но однажды я увидел как он кушает. Волна жалости всколыхнулась и обдала меня с ног до головы при виде надкусанной краюхи хлеба, лежащей на смятой грязной газете! Больше ничего не было. Бомж медленно и задумчиво жевал, а я тщетно пытался подавить вставший у горла ком. Весь день перед глазами у меня стояла эта картина – на барьере под моросящим дождём кусок хлеба на грязной газете. А вечером , ложась спать, мне захотелось помолиться за этого человека и попросить Всевышнего простить ему грехи и дать пропитание и кров.
Увидев его на следующее утро, преодолевая чувство неловкости вперемешку с отвращением от окутывающего его зловония, я нащупал мелочь и протянул ему. Он взял, не взглянув в мою сторону, помусолил копейки в грязной руке , медленно опустил в карман штанины и продолжил ворошить палкой мусор.
На другой день я дал ему снова немного денег. На сей раз он посмотрел на меня и казалось, искра интереса промелькнула в его давно безучастных глазах.
Когда я в третий раз предложил ему денег он даже буркнул что-то наподобие «спасибо», хотя от отсутствия привычки разговаривать получилось не очень внятно.
Так появилась какая-то связь между мной и этим бомжем, если это можно так назвать. В любом случае я, пожалуй, в то время был самым близким для него на земле человеком. Он даже стал кивать мне при встрече, а губы, потрескавшиеся от авитаминоза и грязи, периодически кривились в подобие улыбки.
Я хорошо запомнил тот злополучный день, когда на выходе со двора увидел, как к моему бомжу, расположившемуся со своим незатейливым скарбом возле урны у магазина, подошёл полицейский. Я подумал, что его сейчас заберут, но полицейскому, видно, противно было долго возиться с грязным нищим. Он грубо толкнул его, крикнув:
- Убирайся!, - и ногой пнул сумку, которая отлетев, шмякнулась в лужу и оттуда выпала краюха хлеба и подгнивший помидор.
Бомж молча поднялся, подобрал промокший хлеб, бережно положил его обратно в сумку и поплёлся прочь.
А я… я задохнулся от злости и жалости! Мне хотелось подойти и спросить у этого сытого полицейского, как он мог лишить последнего куска хлеба голодного человека. Но я только стоял и смотрел, сжимая кулаки. Что я мог, ведь в свои шестнадцать лет мне и самому было боязно связываться со стражами порядка.
Целую неделю после этого бомж не появлялся. Каждый день я молился за этого человека и думал уже, что больше не увижу его. И как же обрадовался, когда через неделю он вновь расположился возле нашей дворовой мусорки.
Как раз в тот день мама перебирала старые вещи в шкафах. Я подошёл к ней и спросил, замечала ли она бомжа в нашем дворе? Мама сказала, что много их ходит, она не помнит, чтоб какой-то особенный бомж был. Тогда я сказал, что один и тот же человек постоянно бывает в нашем дворе, и попросил её собрать старых рубашек и туфель для него. Мама собрала старые папины вещи, а я отнёс их и положил возле задремавшего у ящиков мужчины. Он открыл глаза, увидел сумку с вещами, а я стремительно убежал, чтоб он мог спокойно в ней порыться.
В этот день у меня возникла идея непременно подарить этому человеку Коран.
Я не знал, верующий он или нет, кем был раньше, что делал. Но почему-то был твёрдо убеждён, что если у него будет Священная книга, он непременно спасёт свою душу. Юношеский максимализм заставлял меня надеяться, что взяв в руки Коран, человек уже не сможет идти дурным путём. И пусть он так и останется грязным и оборванным, душа его непременно очистится и просветлеет.
Я долго мучился, не решался и переживал. Но однажды, почувствовав, что готов, завернул заранее купленный маленький экземпляр Священной Книги в полотенце, и пошёл на поиски моего бомжа. Искать долго не пришлось, он сидел на своём «рабочем» месте. Я дал ему немного денег и протянул свёрток. Он вопросительно посмотрел на меня, а я только улыбнулся. Мы так и не заговорили друг с другом за всё время нашего знакомства.
После этого я почти не видел его. Меня закрутили дела, я оканчивал школу, сдавал выпускные и вступительные экзамены, и у меня не было времени больше ни о чём думать. Мне посчастливилось поступить в Стамбульский университет. Я уехал, с головой окунулся в студенческую жизнь и постепенно даже перестал вспоминать моего дворового знакомого.
И вот, через год я приехал на каникулы домой. Встреча с родными, друзьями! Это было такое счастливое время!
Возвращаясь как-то вечером после очередной вечеринки с бывшими одноклассниками, я уже входил в блок своего дома, как вдруг почувствовал, как кто-то дотронулся до моего плеча. От неожиданности я вздрогнул и обернувшись, увидел стоящего позади мужчину.
-Что тебе нужно?,- произнёс я резко, не зная, что от него ожидать в следующую минуту.
- Прости, Брат,- виновато пробормотал он, - кажется я напугал тебя. Я знал, что ты здесь живёшь, видел, что ты приехал, и вот решил подойти… чтобы сказать ...кроме тебя у меня никого нет в этом городе, да и вообще в этой жизни. Спасибо тебе, брат.
И тут я узнал его. Это был мой бомж. Он был в старом папином пальто и туфлях, тех самых, что я когда-то принёс ему из дома. И он не выглядел, как грязный и оборванный бомж. Это был чистый и приличный человек, аккуратно побритый и постриженный.
-Салам алекум, - смущённо пробормотал я. Ведь я до этого никогда с ним не разговаривал.
-Алекум салам. Помнишь, брат, ты подарил мне Коран. Я долго плакал , когда увидел его. И вдруг понял, что не могу больше жить, как уличный пёс. Я оделся в одежду, что ты принёс. На деньги, которые ты мне дал сходил в баню и постригся. Потом стал искать работу. Сначала меня пару раз наняли вещи переносить из дома. Потом дворником. А теперь вот устроился сторожем в частном доме. Там и ночую в сторожке. И ещё, я теперь молитву совершаю. Так что я специально нашёл тебя, чтобы спасибо сказать. Ты меня вернул к жизни, брат. Да хранит тебя Аллах.
В этот миг я ощутил себя, наверно, самым счастливым на свете человеком. В порыве чувств я обнял его и только и мог воскликнуть:
- Это не я, это Бог спас тебя! Как же я рад! Как я рад!
Больше мы не говорили. Он улыбнулся, пожал мне ещё раз руку, потоптался немного и, попрощавшись, ушёл.
А я побежал домой, вознося хвалу Всевышнему за этого человека, и за то, что не сделал моё сердце чёрствым и дал мне радость увидеть плоды моих дел!
43 Конкурсы! Мнение Блондинки
Натали Гор
Часть I. Блондинка о конкурсах.
Живу на этом свете и никак не пойму сколько мне лет. Ум и мудрость говорят,
что я старуха, паспорт врёт и нагло брешет, что мне 25 лет. Всем приличным
и доверчивым людям сообщаю исключительно правдивую информацию:
мне от 18 до 20 лет, всё зависит от обстоятельств, настроения и спроса.
Известно: в моей жизни светлая полоса, я при знаменитом папике, валяюсь
на роскошных полатях в рублёвском дворце, ем с посуды, которую лично Эрмитаж
подарил моему папику на серьёзный юбилей (не буду уточнять какой, сильно
расстраиваюсь.)
Есть только одна неприятность: вынужденное пребывание на литературном портале
«Проза.ру». Я не против просто посидеть, поприкалываться, поэсемеситься,
пофлиртовать с мальчиками давно не ясельного возраста, показать им свои
фотографии в разных видах-позах-ракурсах, и даже ню, послушать комплименты.
Но, демонстрировать свой ум! К такой жёсткой порнографии я ещё не готова.
Господа нехорошие, у кого есть фотографии собственного ума? Это какой-то
мазохизм. Ни в одной соцсети нет такого безобразия и интеллектуального бардака,
как на "Проза.ру".
Надо отметить, не смотря на прилично-неприличный средний возраст авторов сайта,
они сверх активны: пишут, сочиняют и творят круглосуточно, на всех континентах
одновременно. Есть у них ещё одна любимая забава: конкурсы, нон-стоп. Чтоб им…
В одном таком пердюмонокле стукнуло мне поучаствовать. Были во Франции,
прикупила там кучу брендового барахла и решила, что конкурс то самое место,
где стоит выгулять мои новые тряпки и пятьдесят пар эксклюзивной обуви.
Собрали семейный совет, чтобы решить: стоит или не стоит? Папик был
категорически против: у членов жюри (в основном женщины постбальзаковского
возраста) нет достаточной компетенции оценить, отполированный самыми
современными технологиями, свежайший ботоксно-силиконовый экстерьер. Они не
знают всех известных кутюрье и не в состоянии отличить один бренд от другого.
Так и получилось.
Литературные помощники, однозначно, были «ЗА». Они пишут свои гениальные
творения для «Русского Букера», их бестселлерами можно уложить не один
километр непроходимых российских дорог. В творческих закромах-черновиках
достаточно ярких мыслей и фраз для взятия первого места прозарушного конкурса.
Дружно и слаженно начали работать: помощники над гениальным произведением
«Дневник Блондинки», я - над нарядом, бегая, как ужаленная, по трём своим
гардеробным. Плохо, когда нечего одеть, но катастрофа, когда не знаешь,
что и где лежит в вещевых ангарах общей площадью 150 кв.м. с четырёхметровыми
потолками.
Всё плохое когда-то заканчивается, закончились и наши мучения. Я была в восторге
от своего произведения, однозначно, гениального. Конкурсный наряд был выверен и
идеально гармонировал не только с каждым предложением текста, но и со всеми
знаками препинания. Прочитали-прошерстили все конкурсные работы, и, если честно
и объективно: мне не было равных.
Объявили результаты. Я в каких-то номинантах (долгое пи-пи) и мой гонорар 1700,
господа, внимание: не евро или долларов, а прозарушных, бесполезных, баллов.
В самом дорогом ресторане столицы, в кругу лучших людей страны: министров,
олигархов, известных политических деятелей и светских львиц, постоянно
мелькающих на ТВ в самых популярных передачах, два дня отмечали громкий
провал. Гости и папик щедро компенсировали в евро мои творческие муки,
моральный ущерб и упущенную выгоду.
Выдающиеся способности позволяют моему дорогому папику быть всегда в шаговой
доступности от нефтегазового потенциала великой страны. А щедрость любимого
мужчины привела к тому, что в нашем скромном дворце изысканным, барахлом
добросовестно утрамбована очередная, пятая, гардеробная.
Ночных клубов, дорогих ресторанов и светских тусовок столицы явно не хватает
для демонстрации нового гардероба. Рассортировала наряды и самое скромное
выгуляю в очередном конкурсе на "Проза.ру.".
Господи, чего только не вытворишь ради любви к брендовому барахлу и папику.
С любовью, ваша Кэти-Катька-Катюха, натуральная блондинка,
аутсайдер всех литературно-творческих конкурсов.
Часть II. Счастливым можешь ты не быть, а конкурс драбнуть ты обязан!
Боже, как скучно жить, ничего не делая. Надюха, глянь, что на «Прозе» происходит,
чем наши детки неясельного возраста развлекаются? Опачки, конкурсы! Пиши обо
всём, обо всех, главное радостно. Начнём со Второго Экспериментального Конкурса.
А когда был первый и был ли он? Вопрос остался без ответа.
Господа графоманы, авторы, писатели, номинанты, финалисты, лауреаты и прочие
литературные деятели, разойдись, на территорию конкурсного действа бодро шагает
известный литературный тандем.
Начнём с внимательного изучения регламента. Надюха, глянь, что слово означает.
Понятно, что-то типа правил дорожного движения. Нус, почитаем-обсудим.
Пошли в спальню, лёжа голова лучше соображает, это не мои умничания, это японцы
доказали практическим путём. Прихвати самогон и закусь, без них не разберёмся.
Тема: Воспоминания о счастье. Бред, зачем вспоминать, в счастье и достатке
надо жить. Про роды, не просите, писать не будем, в нашем юном возрасте
приличные девочки не рожают. По секрету, (фортиссимо (итал. fortissimo) — очень
громко), всем сообщаем, сегодня нам 20 (плюс/минус) 5 годиков. Завтра нам будет
ещё меньше, возможно в разы! Тема закрыта, читаем дальше.
Про путешествия писать будем? Думаю, не стоит, особенно про то, как мы лопаем
деликатесы: пиццы, круассаны и прочую живность, добросовестно выравнивая
собственную талию до объёмов груди и бёдер. Народ прочтёт, расстроится, в стране
и так неспокойно, возможна революционная ситуация. Не будем раскачивать дырявую
лодку, которая плавно опускается на дно без дна.
Объём конкурсной работы: 440 – 460 слов. По-моему, довольно странный. Что за
конкурсанты такие, что не в состоянии написать больше. У нас, на двоих,
словарный запас вполне тянет на 500 слов и это только приличных, а ежели
добавить все неприличные слова и их производные, то на штуку потянем точно. Не
поняли, на что намекают организаторы, типа, грамотных и начитанных здесь не ждут.
Надюха, это про нас?
Очевидно, конкурс не рассчитан на владеющих техникой скорочтения с полным
непониманием прочитанного. При нашем способе чтения узнать, что именно делает
народ счастливым, просто невозможно. Вывод: читать не будем, просто сделаем вид.
Откроем и тут же захлопнем каждое конкурсное прои. КАЖДОЕ! При таком уважительном
и трепетном отношении к конкурсу можно заработать приз: самый читающий читатель.
Жюри. Всего десять человек. Солидно! Шесть мужчин, среди которых настоящий
полковник, такая информация радует. У нас есть все шансы на победу. Цепляем наши
фото, надо подумать: topless или nodress. Неверное решение в этом, наиважнейшем,
вопросе может просвистеть победу мимо нашего красивого фэйса.
Гонорар. 274000 неконвертируемых прозобаллов. Шестизначные цифры любим, понимаем,
разбираемся, ценим, преклоняемся. Осталось найти обменник, где местечковую прозу
переодевают в евро-долларовое барахло, секонд-хенд не предлагать.
Организаторы. Что-то странные кликухи. Гор – на что намекают, только слезла,
собирается влезть или уже не в состоянии? Для всех вариантов много ума не надо.
Лили Миноу – тоже подозрительно, дурные мысли навевает. Почему сразу ноу? Скажи
йес и будет тебе счастье.
Богаткин – более-менее, понятно. Дядя при деньгах, таких уважаем. Надо узнать,
сколько ему лет, в 85+ вполне годится на роль перспективного папика, если
учесть, что продолжительность жизни мужчин в России всего 73 года.
Мужской контингент для нас предпочтительнее, эти оценят красоту, фигуру, размер
груди (чем больше, тем лучше, силикон нам в помощь!), объём бёдер и талии, с
удовольствием и, главное, объективно поставят десятки, мадамы сделают наоборот.
Утомились. Час ушёл, чтобы понять регламент и принять судьбоносное решение об
участии в конкурсе. Ставлю на голосование один вопрос: to write or not to write.
Результаты: «за» - 2, единогласно.
Предлагаю отличный вариант: ничего больше не писать, пошлём этот текст под
соусом: счастье творческого процесса. И пусть попробуют не дать Гран-При.
Кстати, правильно написала это слово, или лучше Гранд-Приз.
Папик учил, текст может быть любой, название должно быть броским, ярким,
кричащим. Уверена, наше сразу заметят. Драбблы нынче в тренде, мы придумали
глагольную форму модного слова, вдохнули новое содержание. Какое? Пусть придумают
сами.
Часть III. И снова конкурс. Катарсис!
Надюха, срочно беги в гардеробную №3, у нас есть творческая работа: драбление
очередного конкурса со странным названием ФИ и ПИ. Проводит чудак, у которого,
не поверишь, на аватарке шкаф с книгами. И это в наше время.
Уверена, это последний конкурс на портале. Задание и регламент преследуют
конкретную цель: добить всех любителей конкурсов на "Проза.ру". Суди сама.
Регламент содержит 3336 слов. Какой участник, со словарным запасом не больше
500 слов, может его прочитать, понять, пересказать, не повредив своё здоровье?
Организатор предлагает участникам написать адекватный текст с десятью трудно
произносимыми и непечатными иностранными словами так, чтобы до членов жюри,
наконец, дошёл смысл конкурсного задания.
Помолись, перекрестись, поцелуй крестик, плюнь - не на меня, через плечо, сядь и
слушай: фрустрация, антиномия, катарсис, эмпатия, логика, мир вещей и мир идей,
философия жизни, спонтанность, утопия, рефлексия. Наши нецензурные слова на фоне
этих, звучат очень прилично.
Постоянно бываю в Европах-Америках, считай это моя вторая родина, никогда не
слышала, чтобы иностранцы выражались, да ещё и такими словами.
Тащи из библиотеки папика все толковые словари, будем искать в русском языке
аналоги понятные всем и, прежде всего, начитанным, умным, без всяких высших
образований, Блондинкам.
Читаем: В. Даль, Т. Ефремова, С. Кузнецов, С. Ожегов и ещё какие-то академики. С
кого начнём? Тебе эти ники-псевдонимы-кликухи что-то говорят? Фамилию Даль точно
где-то слышала: писатель, актёр, хулиган, мэр, вор, депутат или певец. Не помню,
что конкретно натворил и с чем пролез в историю страны. Папик про Даля точно мне
говорил, вспомнить бы ещё в связи с чем.
Т. Ефремова случайно не жена Ефремова? Не повезло бабе, теперь пойдёт работать,
ох, как понимаю её горе. В этой трагедии есть один положительный момент - она все
семь лет будет знать: в каком состоянии, где, с кем спит ейный законный муж.
Предлагаю такой порядок работы: читаем толковый словарь, пытаемся хоть что-то
понять, а потом переводим слово на примеры из нашей бестолковой жизни и делаем
это спонтанно. Не понимаешь, как? Всё, что стрельнуло в голове, сразу записываем
и публикуем. Никаких редакторских правок, чистый писательский эксгибиционизм.
Сегодня это модно и востребовано у молодого поколения.
Открываем любой словарь и смотрим, что умные люди написали про фрустрацию.
«Фрустрация (от лат. frustratio – обман, тщетное ожидание) – особое эмоциональное
состояние, возникающее, когда человек, сталкиваясь с какими-либо препятствиями,
не может достичь своих целей и удовлетворение какого-либо желания или потребности
становится невозможным. Фрустрация может возникать как вследствие столкновения с
внешними преградами, так и при внутри личностном конфликте.
В состоянии фрустрации человек переживает полный комплекс отрицательных эмоций:
гнев, отчаяние, тревогу, раздражение, разочарование и т.д. Длительное пребывание
в таком состоянии может привести к полной дезорганизации деятельности человека.
Частые состояния фрустрации способны влиять на характер: повышать агрессивность,
провоцировать появление комплекса неполноценности.»
Надюха, ты слово «обман» понимаешь? И я понимала, пока не прочитала этот текст.
Объясняю, коротко и ясно: обман – это, когда папик, 95+, обещал любить до гроба
(недолго), не домогаться (не тащить в койку), завещать все свои деньги и
недвижимость (по дарственной) и, сука, продинамил-кинул, нашёл моложе. Кто знает,
сколько пролито слёз и может описать всю палитру моих чувств в отношении этого
старого козла-бабуина?
Заканчиваем дискуссию и постановляем: фрустрация – это неудачный прыжок белокурой
красавицы на старого поношенного козла. И всё, всем блондинкам понятно!
Давай разбирать следующее слово: антиномия.
«АНТИНОМИЯ (греч. – противоречие в законе), противоречие между двумя суждениями,
каждое из которых само по себе представляется вполне обоснованным. В философию
понятие А. было введено И. Кантом в «Критике чистого разума» и означало
неустранимое противоречие равнодоказуемых положений, к которым приходит разум в
попытке постигнуть мир как единое целое.»
Надюха, теперь я понимаю, почему среди образованных людей столько шизиков. Нельзя
безнаказанно рассуждать о таких понятиях, биполярное расстройство личности
обеспечено. Делаем правильный вывод: самая короткая дорога в психдиспансер лежит
не по прямой, а через антиномии Иммануила Канта. Чур нас!
Обрати внимание на фамилию этого философа, вполне годится для наших литературных
псевдонимов. Например, Синди Кант. Сразу понятно, умная баба. Дура такой ник не
придумает. И потом, русские - альтруисты, всегда любили иностранцев и правильно
делали: у месьё в карманах нет рублей, в этом весь фокус.
Следующий набор слов понятен нам без словаря: мир идей и мир вещей. У Маркса-
Энгельса была одна, простая и понятная, формула, объясняющая всё, происходящее в
этом безумном мире: Товар - Деньги - Товар. Я тоже не заморачиваюсь и ничего не
усложняю, живу просто и понятно: Идея - Деньги - Вещи! Пять моих гардеробных
гармонично соединили эти два мира.
Идём дальше: «катарсис[1] (др.-греч. — «возвышение, очищение, оздоровление») —
процесс высвобождения эмоций, разрешения внутренних конфликтов и нравственного
возвышения, возникающий в ходе самовыражения (в том числе через искусство) или
сопереживания при восприятии произведений искусства».
Надюха, катарсис бывает у всех, но не часто и в разных местах. Одним, для этого
нужен батюшка и исповедь, другим - кровать, третьим - ночной клуб. Наш, самый
большой катарсис, уже был, когда в ночном клубе мутузили ЛимпоПО по кличке ХаНа
и её дружков до полной потери брендового обмундирования обеими сторонами.
Гальюнчик должна быть благодарна нам за катарсис. Бесплатно очистили её от
скверны без церкви, попа и купели.
Наша философия жизни простая и понятная, как у немок, но только не такая унылая:
интереснее, веселее и сексуальнее. У них закон три К: кюхен, киндер, кирхен. У
нас тоже три буквы, но другие: дворец, деньги, дети. Последние только на пенсии,
после 35-40 лет и только в законном браке. Для нас нравственность превыше всего.
Надюха, обрати внимание, что в наших, с немками, триадах ни слова о мужиках. К
чему бы это?
Утопия – не наш стиль жизни. Никогда не мечтали о рае с люмпеном в неотапливаемом
шалаше из соломы. Нам - умным, современным, девахам эту лапшу на уши не навесишь.
Шалаш должен быть из красного кирпича, от 800 до 1000 кв.м полезной площади, со
всеми удобствами, нафарширован картинами и антиквариатом из запасников Эрмитажа,
Русского музея и Третьяковской галереи. Не побрезгуем Версалем и Прадо. Кстати,
Прадо - музей или магазин? Вечно путаю.
Рефлексию оставим для феминисток, революционерок и прочих большевистских дурочек.
Пусть ломают голову над вечным вопросом: to be or not to be a revolution? Мы
всегда были и будем за олигарховый капитализм с щедро-денежным отношением к
ботоксно-силиконовым Блондинкам.
Осталась эмпатия. Перевожу на понятный русский язык: симпатия. Давай, Надюха,
честно, как на духу, спросим себя: кого-чего мы любим? Правильно, ДЕНЬГИ! Есть
они и пофиг тебе на: фрустрацию, катарсис, кастрацию и антиномии с рефлексиями.
Вместо всей этой, никому не нужной, лабуды и трескотни купим себе самое главное:
СЧАСТЬЕ!
Надюха, есть энциклопедия, википедия, сегодня исторический день - мы создали
Блондопедию. Для чтения и понимания первых двух нужен IQ не ниже 120 (редко
встречается у нормальных людей), наш бестселлер для массового читателя с любым
IQ, не превышающем статистической погрешности.
Осталось решить, участвуем ли мы в конкурсе. Всё против нас. Регламент прочитать
не можем: в этом документе запредельное, я бы сказала неприличное, количество
слов, куча разных ссылок, полжизни уйдёт на изучение и хождение по этому
бесконечному лабиринту без входа-выхода.
Жюри враждебно настроено к гламуру, из одиннадцати членов ДЕВЯТЬ женского пола!
Беспредел! Не забыла и хорошо помню, прости Господи, как сиамские поэтессы, члены
многочисленных РСП и СПР устроили мне на пресс-конференции экзерсис на знание
классики. Хотели растоптать и уничтожить юную красотку только за то, что она
прочитала ровно на три детских книжки меньше, чем они.
Скандал и позор был планетарный, папик чуть не лопнул от бешенства, угрожал
разводом. Пришлось приложить нечеловеческие усилия, чтобы удержаться за его штаны
и не вылететь из замка в грязные выселки дальнего Подмосковья.
Призы победителям очень скромные и неконвертируемые ни в какие приличные тугрики.
Зачем нам прозобаллы, с ними ни в один ночной клуб не пустят, выпить и закусить
не дадут.
В Экспериментальный конкурс нас не пустили, отлично. Запомнили. Мы гордые, сами
никуда не лезем и ничего не просим. Пришло время показать всем, нет успешного
конкурса без Блондинок и их глупых шедевров. Вот так, господа-месьё-товарищи.
44 Кончите Дубининой, с восхищением!
Натали Гор
- Надюха, нам забили стрелку и бросили перчатку в лицо.
- Кожаную?
- В том то и дело, что нет. Подделка! Дешёвая экокожа, made in
Мясоедовская-China.
- Кто посмел? Как реагируем?
- Слушай внимательно. Недавно, на нашем любимом сайте «Автор.ру» появилась
новенькая, с незаурядным и пугающим ником: Кончита Дубинина. Есть аватарка.
С фотки смотрит мадам неопределённо-юного возраста, от души накачана ботоксом
и силиконом, с претензиями на статус светской львицы.
Из надёжных источников известно: окончила факультет журналистики какого-то
высшего учебного заведения. Эта информация, для широкой публики, засекречена:
типа, я такая образованная и умная без всяких высших образований. Откровенно
косит под нас. Умных и необразованных на сайте только двое: Ты и Я! Это наша,
честно заработанная, ниша.
Не волнуйся, у ей нет диплома МГУ, хотя и эти нам по зубам. Алмазная крошка в
зубной эмали наших белоснежных зубчиков не просто так стоит космических денег,
перетрём-перемелем любых выпускников Гарвардов-Кембриджей-Оксфордов.
Надюха, ты в курсе, как беззубые пенсионерки, так называемый простой народ,
обзывает наши голливудские челюсти? Унитаз!!! Это ж как надо завидовать, чтобы
придумать такое оскорбительное определение нашей стоматологической красоте.
Не отвлекаемся, плывём дальше. Кончита Д. не случайно скрыла своё журфаковское
образование, училась плохо, лекции постоянно прогуливала, бегала за мальчиками и
мужиками, хотела побыстрее выйти замуж. Студентки ничем от нас, Блондинок, не
отличаются, ценности те же, что и у нас: любовь, секс, оргазм, свобода, big мани.
Высшее гуманитарное образование, несмотря на отсутствие систематических знаний,
даёт возможность К.Дубининой, быстро прочитать любой текст, понять смысл и тут
же поставить точный диагноз автору: талант, сэрость или полная биздарность.
Обрати внимание: на нашей странице сидит круглосуточно, не только читает всё
подряд, но и перечитывает по нескольку раз одно и тоже. Похоже, учит наизусть.
Спрашивается, зачем ей это надо? Восполняет пробелы, занимается самообразованием
и, заодно, изучает противника: рекогносцировка, по-научному.
Подозрительно и другое: мы ещё не опубликовали очередной номер «Дневника
Блондинки», а К.Дубинина уже прибежала, прочитала, настрочила и опубликовала на
него положительный отзыв.
Такой, с душком, типа, хотела покритиковать, но не получилось сразу. Буду думать,
где и как найти вашу ахиллесову пяту. Читаешь такой опус и в твоих мозгах
начинается ледоход: отзыв положительный, а ничего хорошего и комплиментарного
выловить не удаётся. Извращённые филологические пытки чужими пятками.
У кого из нас, Надюха, она собралась найти эту пятку? В нашей, придуманно-
знаменитой, родословной не припомню родственников с такой фамилией. На фига эти
намёки и полунамёки? Напиши, как все нормальные люди: вау, девки! аффтар жжот!
клёвый баян, ржунимагу! ФАКЬЮ! Графоману понятно, написан очередной шедевр-
нетленка-бестселлер. На пиджаке пора сверлить дырку для ордена или медальки.
Надюха, надо лезть в Википедию и почитать про этого мифического героя, чую, не
просто так она нам подкинула этого чудака, похоже на провокацию. Что сказать? На
картинке симпатичный молодой мужчина, выглядит хорошо, ухоженно, сексуально.
Накачан, с кубиками на животе.
В голове сразу закопошились червяки сомнения: в то время (до нашей эры, кстати,
кого имеют в виду, неужели нас?) не было тренажёрных залов, фитнес-тренеров,
биодобавок и прочей ерунды для построения красивого тела, откуда у него такой
роскошный стан и кубики на животе? Для такой фигуры в качалке надо тренироваться
годами. Когда он всё успел?
Надюха, ты можешь представить нашего тренера, СержаНеЛифаря, кубиков у него
поболе, за сочинением мифов, которые благородные девахи изучают в столичном
университете в 2300 году, допустим, нашей эры? (дружный, долгий, гомерический
смех на полчаса задержал набор текста).
Чётко понимаю одно: если написано слово миф, то это брехня, упакованная в
красивые слова. Описаны подвиги, которые не может совершить нормальный человек в
трезвом состоянии и в любом веке до нашей эры.
Идём дальше. Купание в воде реки царства мёртвых сделало его неуязвимым. На теле
было одно опасное место – пятка и через неё его достали враги. Как метко стреляли
до нашей эры. Сегодня японская электроника не позволяет воякам попасть в цель с
пятого раза.
Надюха, мы с тобой, не один раз, плескались в Мёртвом море, папик возил меня на
Мёртвое озеро, я там плавала и ныряла, как проверить, что мы неуязвимы? И какой
миф о себе мы можем запустить на портале?
Катюха, ты температуру сегодня мерила? Какого ты на Ахилла полезла? Внимательно
перечитала все её рецензии. Она про мозоль нам написала: хотела наступить, но не
нашла. Не догоняет дамочка, что нет у нас мозолей, мы правильную обувь носим:
модельную, дорогую, итальянскую.
Получается, на грека даром время потратили. Ладно пусть живёт и здравствует. Всё,
больше не отвлекаемся, фокусируемся на К. Дубининой. Надо досконально изучить её
страницу, на литературном портале не просто так цифры указаны, в каждой цифре
есть тайный смысл, наша задача правильно его понять.
Мадам Кончита плодотворно умничает на сайте: более пятьсот публикаций и около ста
шестидесяти тысяч читателей. В количество публикаций верю. В читателей не верю.
На портале есть в лучшем случае пятьдесят живых и адекватных читателей, хотя и
этих никто не видел: читатели-невидимки.
Они в мантии НЧ № круглосуточно бегают по сайту, все остальные - это неутомимые
боты и клоны. Все вместе они определяют многомиллионную читательскую аудиторию
литературного портала и создают миф о самом читающем народе.
Лично проверяла, как НЧ №372 в 02:36:45 прочитал: 175 афоризмов, 284 миниатюры,
179 рассказов, 123 повести и 86 романов, авторы которых мирно спали в: России,
Израиле, Германии, Америке, Италии, Украине, Беларуси, Узбекистане, Татарстане,
Австралии, Польше, Канаде и… У ботов скорость прочтения в разы выше: первая
космическая.
Кончита на сайте придерживается принципа: я, ты, вы, он, она, оно, они - все -
мне. Что это означает? Это означает только одно: читать не люблю и даром это не
делаю, прочтёшь моё, так и быть сделаю вид, что прочитала твой опус. Написала мне
рецензию, получи в ответ, а ещё и ссылки на три мои текста, которые обязательно
надо прочитать и страстно-эмоционально похвалить.
Самый цимес писать отзыв на текст, который не читал. Журналюги это делают
виртуозно и Дубинина не исключение.
У нашей мадам К.Д. много избранных, не могу подсчитать, всё время сбиваюсь.
Измерила их количество линейкой: все любимые авторы поместились в квадрат со
сторонами 27 см на 18 см. Избранные - это друзья, враги, попутчики или дань моде?
Вопрос требует дополнительного изучения и консультаций с умными людями.
Кончита недавно справляла круглый юбилей: не помню сколько с половиной лет,
недель, дней, часов, минут и секунд на сайте. Рассчитывала на дорогие подарки,
но получила облом.
Не понимает мадам, что юбилеи надо справлять в другом обществе и месте. Я на
своих провалах в местечковых конкурсах заработала триста тысяч евро. Операция
называется: дорого продать другим дуракам свой недалёкий ум.
Папик - умный человек, пригласил на банкет: важных, абсолютно тупых, индюков-
товарищей, любителей посмеяться над чужой глупостью, таких оказалось двести
пятьдесят человек и заставил их дорого заплатить за такое удовольствие.
Гости не только вкусно ели и пили, но ещё изощрялись, произнося тосты с
сомнительным содержанием и неприятными намёками в мой адрес. Но я девушка
простая, сходила в дамскую комнату, посмотрела подарки, пересчитала валюту,
рублики никто не дарил, и счастливая веселилась до утра.
Шутка ли, отдать триста тысяч евро за удовольствие прилюдно назвать блондинку
дурой. Решила не упускать такой заработок и кропаю очередной бестселлер на самый
раскрученный всероссийский конкурс, типа Букер. Там ставки будут круче.
Надюха, давай решать, что с К.Дубининой будем делать? Принимаем вызов или просто
пошлём её за вдохновением и поимкой Пегаса? Предлагаю кинуть ей в ответ перчатки
из натуральной кожи, пусть гадает: сколько стоят, чей бренд, что с ними делать и
как реагировать.
45 Старый знакомый
Ольга Сквирская Дудукина
Имена изменены, а те, что не изменены, прошу считать совпадением с именами реальных людей. И географические названия тоже. И даже названия газет
– Проходите, пожалуйста! – молоденькая секретарша в мини была приветлива и сексапильна, как положено. – Шубу можете повесить на вешалку.
– Мне назначено на одиннадцать.
– Да, я в курсе. Редактор попросил Вас подождать, скоро он освободится. Пока посидите за столиком, почитайте нашу газету. Хотите чаю? Вам с лимоном?
Раздевшись, я села за небольшой столик перед кабинетом редактора, развернула свежий номер «Комсомолки», отхлебнула горячего чайку из красивой чашечки, – как приятно с морозца. Огляделась.
Это была редакция той самой газеты, в которой несколько лет назад я работала, только помещение другое, редактор другой, стиль другой, век другой, тысячелетие другое.
В мою бытность газету делали в уютной комнатке, с геранью и фиалками на подоконниках, статьи писали ручками, и на всю редакцию было три компьютера с программой DOS и дискетами, полтора телефонных аппарата и три пейджера, зато трава была зеленее и газета гуманнее.
Теперь редакция представляет собой огромный холл, на манер американских офисов. Каждое рабочее место компьютеризировано и ограждено прозрачной ширмой. Народу куча, почти все новенькие. Мелькнула пара знакомых лиц, но я не лезу брататься: мои бывшие коллеги явно заняты, да и мое теперешнее положение настолько незавидно, что лучше заткнуться и газетку почитывать.
Перелистываю номер, остро пахнущий типографской краской, и мой запал сменяет неуверенность и даже растерянность.
Что делаю здесь я, музыковед по образованию? Наша газета «Семь дней» была интеллигентным, женственным 8изданием, и только часть статей из нее шла в новосибирский вкладыш «Комсомолки». Все изменилось: газета «Семь дней» «сдохла, как все красивое», по меткому выражению одного старого джазового барабанщика, зато «Комсомолка», зубастая, агрессивная, амбициозная, процветает и развивается вширь и вглубь, и культура на ее страницах занимает далеко не главное место, а жалко ютится где-то там, у порога, на половичке.
Как так вышло, что, расставшись с «Комсомолкой», я снова сижу здесь, в ожидании собеседования?..
Дверь в редакторский кабинет с треском распахивается.
– Зайдите, – я оборачиваюсь на командный окрик и вижу…
Да, это он, собственной персоной.
Пополнел, слегка обабился, как это случается у блондинов, обрюзг, но вполне узнаваем. Вот интересно, узнал ли он меня? Все-таки прошло больше десяти лет от начала нашего знакомства. Может, все-таки не узнал? Надеюсь, что нет…
Захватив с собой вещи, – сумку, чашку с недопитым чаем, газету, – я вхожу в его кабинет.
Осматриваюсь – не то, чтобы шикарно, но вполне солидно. Был Вовочка, а стал поди каким-нибудь Владимиром Владимировичем.
Собираюсь сесть, а не тут-то было.
– Не сюда, – резко останавливает он на меня, показывая пальцем на другое сиденье, за столом.
Да уж, сегодняшнее его поведение изрядно контрастирует со вчерашним.
***
– … Здравствуйте, я по объявлению, – представилась я по телефону накануне. – Моя фамилия С...кая, я раньше писала в…
– Да, да, отлично, – голос в трубке прямо-таки любезный. – Приглашаю Вас на собеседование. Когда Вам удобно будет прийти к нам в редакцию?..
Слишком хорошо, чтобы быть правдой, – мне ведь уже в стольких местах отказали.
Да чтобы в «Комсомолке», газете жесткой и циничной, так сюсюкали с безработной музыковедьмой!
Надо было еще вчера насторожиться: с чего это редактор такой добренький?
Конечно, он узнал меня. Именно поэтому вчера он сделал все возможное, чтобы заманить меня на встречу с ним. Его сегодняшнее хамство окончательно это подтверждает.
Надо же быть такой дурой, чтобы поверить, что он возьмет меня на работу после всего, что было!
***
…Закончив Новосибирскую консерваторию, мы с Шуриком, два молодых дипломированных музыковеда, полные идей, вернулись в Томск, родной и провинциальный.
Увы, музыковедение здесь пока выглядело экзотикой, эдаким предметом роскоши: красиво, но куда бы его положить? На весь город, в целом научно-интеллигентный, насчитывалось полтора места работы для дипломированных выпускников консерватории.
Каким-то чудом в нас поверил один молодой журналист, лохматый, бомжеватый и сумасшедший.
Ну, а кем еще, если не сумасшедшим, является человек, который предлагает почти незнакомым людям издавать музыкальную газету, причем совершенно бесплатно?
Конечно, мы согласились, – обожаем сумасшедших, сами такие.
На дворе девяносто второй год, голодный, непредсказуемый, кишмя кишащий сногсшибательными идеями. В нашем тогдашнем возрасте творческие амбиции были куда важнее денег и даже еды.
Этот Игорь Ковалев работал штатным корреспондентом «Томской трибуны».
Читать ее невозможно: газета была партийной до мозга костей, а с профессиональной точки зрения откровенно слабой. Зато редактор, немолодой усталый коммунист, охотно предоставлял газетную площадь под всякие приложения – литературное, медицинское, научное, – правда, бесплатно. Пускай, говорит, самовыражаются себе на здоровье.
Так, Игорь с непостижимой легкостью выбил у него целый разворот под музыкальное приложение, еще не совсем понимая, чем его заполнять. Авантюра еще та.
Мы с Шуриком назвали наше музыкальное детище «Камертоном», затем принялись потихоньку шалить. О чем бы мы ни писали, – о филармонических концертах, о дирижерах-гастролерах, о вечерах в Музыкальной гостиной, который Шурик сам же проводил, – делали это максимально живо, весело и колко. Кроме того, мы публиковали музыкальные анекдоты и собственные музыкально-теоретические эссе; брали интервью у местных музыкантов и анонсировали музыкальные события, – в общем, регулярно и бойко отслеживали музыкальную жизнь наших Сибирских Афин.
Наше озорное приложение заметили. Кто-то порадовался за нас, а кто-то насторожился.
Парадокс состоял в том, что в «Томской трибуне» имелся собственный, штатный культурный отдел. Он состоял из двух сотрудников - чопорной высокомерной дамы по фамилии Корнетова и молодого тщедушного белобрысого паренька по имени Вова. Волей-неволей в публикациях мы с ними дублировались, вызывая недоумение у читателей: по одним и тем же музыкальным поводам газета разражается двумя материалами, порой противоречивыми.
Корнетова писала в старомодном «высоком штиле», идеологически выдержанном, воспитательном, застегнутом на все пуговицы, примерно так: «Пятая симфония Бетховена прозвучала в высшей степени достойно. Спасибо нашему симфоническому оркестру за облагораживание наших душ, а также за доставленное удовольствие…»
Зато мы с Шуриком стебались, как могли, – язвили, шутили, хохмили. Не совру, если скажу, что до нас томская пресса не знала такого раскованной и в то же время профессиональной музыкальной журналистики.
Ковалев тоже время от времени писал о музыке, – примерно, как слон в аптеке. Будучи неплохим парнем, он изъяснялся сумбурно и нелогично, к тому же ничего не понимал в музыке. Зато голосуя за любой кипиш, кроме голодовки, с энтузиазмом помогал нам и даже вдохновлял.
Что касается беленького мальчика Вовочки, то я вообще ничего не могу о нем сказать. Не припомню, чтобы я от него что-то прочитала.
Когда мы заходили в кабинет, где сидел Игорь, мы всякий раз сталкивались с этой парочкой, – культура обитала здесь же. Если Корнетова нас демонстративно не замечала, то Вовочка метал в нас неприязненные взгляды. Но нам было море по колено, – терять было нечего.
А Вовочка ждал своего часа. И дождался.
… «Как цепко держит она своими женскими ручками этого монстра по имени Орган!» – так эффектно закончила я концертную рецензию, посвященную одной замечательной молодой органистке.
В консерватории мы с Шуриком сами занимались игрой на органе, поэтому прилично разбирались в органной музыке. В Томской филармонии был установлен орган фирмы Зауэр, поэтому сюда приезжали хорошие органисты.
–…У нас проблемы: редактор собирается закрыть «Камертон», – вдруг прибежал к нам озабоченный Игорь.
– Как?! Что случилось? Почему?
– Из-за статьи про органный концерт.
– Да ладно!..
Оказалось, мальчик Вовочка отнес газету со статьей главному и, показав ему строчку про цепкие ручки и про Орган, сказал примерно следующее:
– Она намеренно написала слово Орган с заглавной буквы. Невольно хочется поставить ударение в слове Орган на первый слог, и вырисовывается как бы неприличный смысл... Что скажут наши читатели?! Вы же понимаете, что она специально это сделала, чтобы поглумиться!
Редактор, увы, не засмеялся, даже не улыбнулся. Он испугался "нежелательных ассоциаций", как и положено чиновнику с большим партийным стажем, затем рассердился. На Игоря, конечно, – ведь мы с Шуриком ему никто.
Тем не менее нас, всех троих, вызвали «на ковер» к главному редактору «Томской трибуны», где как следует пропесочили. Помнится, я пыталась объясниться, но была грубо прервана.
Правда, «Камертон» тогда все-таки не закрыли, но осадок остался.
***
Сталкиваясь с Вовочкой в редакционном коридоре, мы не могли удержаться от смеха. Я представляла себе, как этот подающий надежды стукач, преследователь подтекстов, услужливо подсовывает старому чинуше газетку, вполголоса втирая ему явную глупость про «диверсию», эдакий непристойный вброс в морально устойчивое содержание партийной газеты.
(Хотя… Будь это на полвека раньше, всем нам было бы не до смеха).
При нашей активной музыкальной деятельности нам с Шуриком приходилось часто посещать филармонию.
Однажды нам здорово нахамила гардеробщица. Почему-то филармония испокон веков предпочитала брать на работу самых склочных и бескультурных бабулек. Гардеробщицы, вахтерши, уборщицы – все, как на подбор, обладали стервозными характерами и норовили «опустить» лохов из почтеннейшей публики не по делу.
Этот скандал стал последней каплей, переполнившей чашу нашего терпения. В следующем же выпуске «Камертона» вышла моя статья «Филармония начинается с вешалки».
Резонанс превзошел наши ожидания. Одни отнеслись к ней одобрительно («Правильно, сколько можно! Давно пора написать об этом!»), зато среди филармонического начальства я нажила непримиримых врагов.
Те начали действовать.
Не прошло и недели, как в «Томской трибуне» вышел фельетон Корнетовой о неких критиканах, которые «ничего из себя не представляют, зато позволяют себе хаять уважаемые организации и заслуженных работников культуры».
Что тут скажешь…
Странную позицию заняла газета, на которую мы безвозмездно трудились вот уже полгода. Главный редактор сделал вид, что «Томская трибуна» не имеет никакого отношения к «Камертону», и одобрил этот материал к публикации.
После этого у нас поубавилось энтузиазма.
Маленький провинциальный город оказался не готов к независимой музыкальной прессе. По большому счету нам, музыковедам, нечего здесь делать. Все шло к тому, чтобы нам с Шуриком вернуться в столичный Новосибирск, где прошли наши студенческие годы.
… Последний выпуск «Камертона» готовился к выходу в начале лета.
Сдав все материалы Игорю, я покинула редакционную комнату.
Как вдруг в коридоре меня остановил Вова. Уж не поджидал ли меня? Какой-то он был подозрительно мирный и даже приветливый.
– Зайдемте на минуточку в мой кабинет, – любезно пригласил он.
Надо же, Вовочка обзавелся собственным кабинетом! С чего бы это?
– Я теперь редактирую «Комсомольскую правду» в Томске, – Вова с нескрываемым чувством глубокого удовлетворения сообщил мне эту оглушительную новость.
Вот почему у него теперь отдельный кабинет! Далеко пойдет. Вот уже обскакал своего партийного редактора, свою интеллигентную начальницу.
Взяв свежий экземпляр «Комсомолки» из кипы газет, он угощающим жестом преподнес его мне.
– Я приглашаю Вас работать со мной, – сделал он мне «предложение дружить». – В «Комсомолке» стиль совсем другой, чем в томских газетах. Здесь надо писать остро, иронично, с юмором. Уверен, у Вас получится, – Вова победно улыбался.
А у меня в голове все никак концы с концами не сходились… Наконец-то меня пригласили на нормальную работу, в нормальную газету, но кто? Мой неприятель, стукач и интриган. Оно мне надо? К тому же я вот-вот покину мой родной город, который так и не принял меня. Наша семья уже целенаправленно готовилась к переезду.
Я сдержанно поблагодарила, обещала подумать, попрощалась навсегда и вышла.
***
…Как оказалось, не навсегда.
Вот мы снова сидим друг напротив друга. Он смотрит на меня с неприкрытым презрением и ехидно заявляет:
– Что, совсем никуда не берут?
Откуда он знает?!
Действительно, так и есть. После ухода из «Комсомолки» я долго работала в католической киностудии, пока там все не развалилось, – это отдельная грустная история. А после католической организации в православной стране трудно устроиться в СМИ.
Но откуда Вовочка обо всем осведомлен?
…Я открываю рот, чтобы возразить, однако редактор не дает мне сказать ни слова. Более того, он заранее отвечает мне на все мои не произнесенные возражения.
– Что с того, что Вы работали в газете! Время изменилось, Вы безнадежно отстали, Вы уже не сможете освоиться. Вы даже эксклюзивного интервью не можете взять.
Он и про это знает?! Откуда? Меня действительно невозможно было выгнать на интервью со звездой.
– Ну, о чем, о чем Вы сможете писать! Вы морально устарели, – уверяет меня ВВ, и его полное лицо приобретает свекольный цвет.
Возглавляя газету с таким стремным названием, он еще смеет мне говорить, что я «морально устарела»?!
– У Вас даже темы своей нет, – гнет ВВ свою линию.
Я молча достаю из сумки первую попавшуюся из пяти заготовленных, толстенную папку с газетными вырезками – о музыке, о шоу-бизнесе, о театре, о кино, о творческих людях, о городе – и через весь стол придвигаю к нему. ВВ демонстративно толкает ее ко мне обратно, на мой конец. Неужели не желает даже взглянуть?
…Я вдруг понимаю, что ему не требуется изучать мои работы: он их и без того прекрасно знает.
Похоже, Вовочка незримо следил за мной на протяжении всех этих десятилетий. Управляя томской «Комсомолкой», он наверняка интересовался, как там развивается ее старшая «сестра», новосибирская «Комсомолка». А в ней было полно моих статей.
Видимо, он меня не забыл. Возможно, даже собирал обо мне информацию. Иначе откуда ему так много известно?
«Вы мной пренебрегли!» – ВВ не из тех, кто умеет прощать обиды.
Все, пора валить. Здесь мне работа не светит. Никогда.
А что, разве я сама хочу здесь работать? Нет. Правда, только сейчас я в полной мере осознаю, насколько для меня это неприемлемо.
Но ВВ не торопится меня так легко отпустить восвояси: он долго, подробно, с садистским наслаждением рассказывает мне, какая я бездарная, старомодная, некомпетентная. Зато сам весь в шоколаде: холеный, в редакторском кресле, в дорогом костюме, на руководящей должности.
Я сижу, уничтоженная, пришибленная, почему-то не могу подняться с места, чтобы уйти.
Мне вдруг показалось, что в его лице – сытого недоброго блондина по имени Владимир Владимирович – мне отказывает само Государство. В работе, в творчестве, в хлебе насущном, в праве на жизнь: «Ты – пустое место, ты ноль без палочки, тебя – не надо».
Хватит!!
В этот момент в моей голове окончательно созрело решение – уехать из этой страны, где процветают такие, как ВВ.
Я сложила не пригодившиеся папки обратно в сумку и встала из-за стола. Газету я не взяла с собой, сам пусть читает. Кивнула на прощанье, повернулась и пошла.
– Спасибо! – вдруг произнес мне вослед ВВ.
Я недоуменно обернулась: за что, интересно? За доставленное удовольствие?
– Не за что, – покачала я головой и продолжила путь.
…На самом деле это я должна сказать ему спасибо, ручку пожать.
Если кто-то думает, что легко принять решение об отъезде – из родного города, родной страны – то весьма ошибается. Тут столько нитей, которые опутывают, не отпускают.
А Вовочка вот уже второй раз помогает мне решиться на важный шаг. Может, он и есть мой Ангел-хранитель?
…Вот уже больше десяти лет мы с Шуриком живем в Таиланде. Мы дауншифтеры, то есть люди, которые полностью отказались от карьеры ради простых радостей жизни. В нашем случае – это море, солнце, пальмы, дайвинг.
Ешь кокосы, жуй бананы. Жизнь легка, есть силы и время для творчества.
По иронии судьбы, мне снова довелось сотрудничать с «Комсомолкой» – в московской редакции работает моя подруга. Недавно она заказала мне статьи с видеороликами про тайскую жизнь.
Надеюсь, Вовочке понравится моя новая тема.
46 Кто твои музыкальные родители?
Ольга Сквирская Дудукина
...Я стою не дыша, облокотившись на концертный рояль. В эту минуту я боюсь только одного, - прямо как Ахматова в знаменитой истории со струнным квартетом: что это когда-нибудь закончится…
Как здорово, что я сюда случайно забрела! Мы одни в огромном зале филармонии. Я даже не задаю вопросы.
Как он играет, Боже мой! До чего удобные у него руки, проворные, хваткие, идеально поставленные, невероятно чуткие, по уху на каждом пальце…
Такими можно сыграть абсолютно все – от Баха до Оффенбаха. Что он и делает всю жизнь. А ведь ему, говорят, заслуженного артиста дали, пока мы с Сашей сидели на своем тайском острове в Тихом океане.
- Чего ты меня все на «вы» да на «вы», - слегка обижается он. – И, пожалуйста, зови меня просто Геной.
Какой сегодня хороший день! Как Рихтер бы сказал мне: «зови меня просто Славой».
… Я уже забыла, как звучит хорошо настроенный концертный рояль.
Мы лет десять как с Сашей живем в Стране Улыбок, на острове Чунга-Чанга. Там есть кокосы и бананы, море и песок, но с музыкальной культурой туго. Наше консерваторское прошлое давно уже быльем поросло за ненадобностью.
Саша иногда вспоминает, как в дуэте с Геннадием Анатольевичем Пыстиным играл Концерт Стравинского на консерваторских госэкзаменах.
По тем временам это было круто. Это был совсем другой пианизм, нежели тот, к какому все привыкли: Стравинский трактовал клавишный инструмент как ударный. Поднять Стравинского было под силу только одному человеку в консерватории – Геннадию Пыстину. Вместе с Сашей это было замечательное, чисто мужское, поистине незабываемое исполнение.
- …Помню, принес я Слону «Аппассионату», - так начинается в исполнении Маэстро очередная байка из серии «театрального пианизма».
Я отлично помню профессора Слонима. Невысокий, грузный, с визгливым голосом и картавым выговором, пожилой пианист был резковат, но его слово почиталось в цеху пианистов истиной в последней инстанции. Все его уроки проходили как открытые.
…До, ля-бемоль-фа-а...
Пыстин резко бросает клавиатуру и энергично хлопает в ладоши три раза, изображая Учителя: тот якобы прерывает исполнение.
- «Да знаешь ли ты, кто твои родители?» - Пыстин мастерски передразнивает Слона и отвечает от своего имени нормальным голосом:
- «Да, конечно, папа военврач, мама воспитательница»…
- «Нет, я говорю о музыкальных родителях! Ну, у кого учился я, ты знаешь?»
- «У профессора Калантаровой».
– «А профессор Калантарова у кого училась?»
- «У Анны Есиповой».
– «А Есипова?»
- «У Теодора Лешетицкого».
– «А Лешетицкий?»
- «У Карла Черни».
– «А Черни?»
- «У Бетховена».
- «У Бетховена!.. Так ты понял, мальчик мой, кем тебе приходится Бетховен? Теперь играй!
До, ля-бемоль-фа-а…
Снова три сухих хлопка...
- …На том уроке я так и не продвинулся в «Аппассионате» дальше трех нот, - улыбается Маэстро.
- Все это уму непостижимо, - я потрясена такой постановкой вопроса. - Выходит, что Бетховен – Ваш, то есть твой, музыкальный отец!
- Только я пошел еще дальше: у кого учился Бетховен? У Сальери. А Сальери? У падре Мартини!
- О Господи! Ничего себе…
- Все это только по одной линии. А в музыкальной школе у меня был удивительный педагог. Какими судьбами его занесло в наш северный городок, неизвестно, да и ненадолго. Но это был прекрасный пианист, как я сейчас понимаю. А тогда в свои семь лет я только и делал, что сбегал с уроков. Помню, один раз он выловил меня где-то в коридоре, привел в класс, посадил: «Вот слушай!» И заиграл «Аппассионату». Меня словно придавило к стулу… Я не мог вдохнуть… Несколько дней ходил под впечатлением, и у меня появилось страшное желание научиться так играть. Но тут, как назло, мой учитель уехал из Сибири.
Я отыскал его совсем недавно, во время гастролей, в Саратове. Конечно, пригласил его на концерт, публично поблагодарил за все, прямо со сцены, а после концерта мы с ним хорошо посидели вместе.
Оказалось, что его научил играть собственный отец, который в свою очередь был учеником Игумнова. А Игумнов учился у Николая Зверева, вместе с Рахманиновым и Скрябиным, затем у Александра Зилоти. А Зилоти, на минуточку, успел поучиться у старенького Листа! А сам Зверев учился у Гензельта, а Гензельт учился у Гуммеля, а Гуммель – у Моцарта!
Открыв рот, слушаю Пыстина: как же ему повезло!
Но тут мне приходит в голову мысль, от которой у меня волосы зашевелились на голове. Раз мой муж Саша учился у Пыстина, то все эти великие композиторы, портреты которых висят на стенах консерваторских кабинетов, это и Сашины музыкальные «родители»!
До них у нас всего несколько рукопожатий!..
…Я снова на Острове.
Маленький Петя ковыряет Сонатину Гедике, - вяло, неохотно.
Какой-то Гедике, неизвестно, кто такой…
- Петр, а ты знаешь, что Александр Гедике – твой музыкальный «дедушка»?
- Как это? – вскидывает на меня ребенок свои голубые глаза.
- А вот как: у кого мы с Александром учились по классу органа? У Зинаиды Фельдгун. А у кого училась Фельдгун? У Леонида Ройзмана. А у кого Леонид Ройзман? У Александра Гедике, замечательного советского органиста, пианиста и композитора!
У ребенка отвисает челюсть.
- Вот теперь играй…
47 Монолог женщины на тренажёре
Дмитрий Спиридонов 3
Муж Борька у меня приколист. Намекнула я ему, что хочу изменить себя, развеяться и всё такое. Задышать полной грудью и омолодиться.
Вообще-то я имела в виду, что хочу новую причёску, шмотки и на море! А эта сволочь сделал вид, что не понял. Купил и приволок в дом беговую дорожку и велотренажёр «Свенсон». На, говорит, омолаживайся и изменяйся, Полинушка. Нисколько ума нет!
Полгода я к этим тренажёрам привыкала. То пыль протру, то по фэн-шую из угла в угол переставлю. Но всё-таки через полгода решилась попробовать – деньги же плачены! Моя шуба и море без дела в углу пылятся.
Кстати, зовут меня Полина Ивановна. А соседи дразнят меня Полина Кабаева. Я и правда на гимнастку Алину Кабаеву похожа. Такая же симпапулечка, просто копия … если считать в масштабе «один к трём», а задницу «один к пяти». Но в отличие от Алинки, в Швейцарии я не рожала, да и мужик у меня пожиже.
В общем, наступила суббота. Мужа Борьку я выгнала в гараж - не фиг насмехаться над моим позором. Сына Аркашку засадила за уроки. А чтоб освежаться во время тренировки, навела себе на кипячёной воде морс «Здоровые ноги».
Этому морсу меня бабушка научила. Кипятишь воду, бросаешь в неё соль, перец, лаврушку и свиные здоровые ноги. Всё отвариваешь – офигенный морс получается. Всем советую.
Натянула купальник, перекрестилась, пошла в спальню. Сунула наушники, включила музыку, чтоб никто не отвлекал. Села на «Свенсон», давай педали крутить. Омолаживаться и изменять себя.
Надо сказать, слышимость у нас в доме - как в Барнаульской филармонии… ну вы поняли, да? Вижу, у вас такая же акустика. Слева от нас живёт Валька, справа – Галька, снизу – Майка. А стенки – дерьмо, и такое чувство, что мы в одной постели с ними спим и на один толчок ходим. В одной квартире чихнёшь – в трёх других «будь здорова!» говорят.
Слушаю музыку, кручу педали «Свенсона». А педали новые, скрипучие до ужаса. И этот непривычный звук сразу всех соседей насторожил.
- Ау? Что там у Полинки с Борькой делается? – орёт Валька слева.
А сынуля Аркашка у меня тоже приколист. Весь в папашу. Отвечает им:
- Это мама занимается. Надела новые трусы, ушла в спальню.
- С отцом, что ли, занимается? – говорит Галька справа.
- Нет, - говорит сын. – Папа в гараже, а она со «Свенсоном».
У всех троих соседей возникла пауза. А я кручу себе педали, скриплю и никого не слышу. Тогда Майка снизу говорит:
- Дожили! Полинка среди бела дня со шведами трахается. Вон чего наскрипывают!
- Видимо, трусы очень новые, - говорит Галька справа. – Плохо идут.
- Если у меня бы так скрипело, я бы вздёрнулась давно, - говорит Валька слева. – По ходу, Бориска давно жену не смазывал.
- Больше пусть по гаражам шляется, рогатик, - говорит Майка снизу. – Хренеем мы с тебя, Кабаева, хоть бы сына постеснялась!
Накрутилась я педалей, морсу хлебнула для здоровья ног, перешла на беговую дорожку. Бегу трусцой, дышу по системе йогов. Ноги у меня здоровые. Они настолько здоровые, что лёгкие за ними не поспевают. Поэтому дышу я громко как паровоз и топаю как сваебойная машина.
Соседи опять заволновались. Кричат моему Аркашке:
- Вот пыхтят, вот пыхтят! Аркаша, у вас всё нормально? Может, отца из гаража позвать?
- У нас всё чики! – говорит сынуля. – Мама занимается со Свенсоном, хочет измениться и омолодиться. Входить к ней запретила, она стесняется.
- Надо полагать – стесняется! - говорит Галька справа. – Я в последний раз так дышала, когда меня в роддоме кесарили.
- Ништяк они там со Свенсоном нахлобучивают, - говорит Валька слева. – Меня бы кто так омолодил, аж зависть берёт. Он у неё железный, что ли?
- Полчаса уже пыхтят и воют, я засекала, - говорит Майка снизу. – Крепкие эти шведы, не то что мой рязанский лохотронщик. Хоть на стажировку к Свенсону моего отправляй.
А мне ничего не слышно. Домучила я под музыку беговую дорожку, хлебнула морсу, отдышалась и взяла скакалку. Вышла на середину спальни и скакнула.
Бамс! Прыгнула я не одна. Вместе со мной прыгнули мои подбородки, сердце, печёнки-селезёнки, шкаф, тренажёры и ворона за окном. А также подпрыгнули все мои… так сказать, женские контуры.
Первый, второй, третий контур подскочил… всего у меня их около пятидесяти. Когда до последнего волна дошла, первый всё ещё резонировал. Ну вроде поймала ритм, вспомнила детство и скачу себе.
Бах-бах-бах. Звук такой, будто трактора с неба падают. Соседи уже просто в ступоре.
- Мать етти! – говорит Галька справа. – Дорвалась Полинка! Она же пришибёт его там!
- Учись вещи делать, дура! - говорит муж Вальки слева. – Не то что ты, Карлсон фригидный.
- Чтоб я так жил! – говорит муж Майки снизу. – А моя-то вечно лежит колбаса колбасой.
- С чужими-то и мы бы попрыгали, - говорят им бабы.
Прыгнула я последний раз, бахнулась на пол – слышу, на улице козырьки обвалились вместе со снегом, на лестнице пролёт перекосило, а кто-то из соседей вставную челюсть сожрал.
- Да ёрш же тебя! – орёт Галька справа. - Шведа заездила и дом угробит!
Только я наушники сняла, взялась за морс – а в дверь дубасят в десять рук. Я по простоте своей думаю: Борька вернулся. Ничего не подозревая, вываливаю открывать – в сыром купальнике, вся красная, космы торчком и скакалка сложенная в руках.
А там, блин, эти тряханутые – Майка, Валька и Галька. Меня увидели, и Майка говорит:
- Опоздали, бабы. Похоже, пипец Свенсону.
- Придушила, - говорит Галька.
- Задавила, - говорит Валька. – Или запорола? Хренеем мы с тебя, Полина.
- Да нет, - говорю. – «Свенсон» скрипит, но дюжит. Хотите, тоже пущу погонять, только он жёсткий. Вы жопы берегите, а то смозолить можно.
Сын Аркашка сказал мне потом, что это была фраза дня. Вы как хотите, но спорт – он действительно того… бодрит и омолаживает.
48 Кино из детства
Кузнецов Николай 2
Ленка бежит, и хохочет, широко распахнув руки. Волосы растрёпаны, ноги исцарапаны до колен высокой травой. Ленка запинается обо что-то невидимое и валится прямо в небольшой сноп…
В маленькой полутемной комнате негромко трещит кинопроектор «Русь», эдакое стрекотание элктромоторчика и продергиваемой кинопленки формата восемь миллиметров. Я помню с каким пиететом папа мне объяснял принципы любительской киносъемки. Но, правда, в виду то ли своей бестолковости, то ли полной невозможности понять все тонкости домашнего кинопроизводства, но я так ничего и не поняла. Запомнила лишь как хранить кинопленку и как заправлять ее в кинопроектор…
Глаза Ленки на весь экран. Я помню, как папа говорил, что моя сестра очень фотогеничная и свободно держится в кадре. А еще он мечтал свозить Лену в Москву и показать ее на просмотре у самого Грачева. Да-да того самого, который еще Ералаш снимал в те времена. Хотя, по-моему, он и до сих пор их еще снимает. Но я эти новоделки не смотрю. Это все не то уже…
Особенно этот момент: Лена стоит в полуоборот к кинокамере и читает стихи. Волосы ветерок слегка закинул ей на лоб и Лена смешно встряхивает головой, пытаясь челку вернуть на место. Папа очень сердится в этот момент и кричит Лене: не верти головой, а то кадр испортишь. А я, что я? Я как раз и снимала все это на нашу любительскую камеру «Аврора двести пятнадцать». С пленкой «восемь миллиметров супер». До этого у нас была кинокамера, по-моему, «Кварц» называлась. Но, когда я была маленькая, то я ее просто утопила в одном очень красивом горном озере. Помню еще как папа очень долго сердился на меня бестолковую. А потом пытался найти на дне озера нашу камеру, очень долго нырял и так и не нашел ничего…
А я, тогда еще, балда шестилетняя, разревелась и мама меня очень долго успокаивала. Лена родилась как раз после этого, годика через два. Что еще из тех времен помню, так-то что папа очень долго не мог найти подходящую камеру и когда вышла новая «Аврора», он буквально горы перевернул, делал какие-то проекты и курсовые по ночам, продал старенький мопед и велосипед, занял в долг и купил-таки нашу «Аврору». Это было уже году в восемьдесят пятом или седьмом, не помню точно...
Вместо экрана на стене прибит кусок простыни, сложенный вдвое. Проектор стоит на стульчике. Из всего папиного киноархива, я смогла уберечь и сохранить лишь две катушки с пленками. Тогда тридцать лет назад, ведь никто и думать не мог о том, что буквально через пять-шесть лет произойдет.
Когда вооруженные бородачи ворвались в наши дома, отца и матери дома не было. Отца по тревоге подняли еще ночью. И с тех пор я так его и не видела. А мама с утра пошла на базар. В доме находились мы с Леной.
Бандиты, трое местных, в чалмах и халатах, с замотанными лицами и двое каких-то чужих, потому что были одеты не по-нашему, принялись обшаривать нашу крохотную квартирку. Но, что здесь можно было найти в двух комнатках старшего лейтенанта? Черно-белый телевизор, утюг и стиральную машинку «Чайка». И двух дочерей школьниц советского офицера.
Мы жили на втором этаже двух подъездного щитового дома, в котором селили офицеров с семьями. Я хотела схватить младшую и выпрыгнуть в окно… Но, Леночка оказалась куда храбрее меня и схватив кухонный нож, назвала самого страшного и противного из бандитов, когда он стал вытряхивать из шкафа мамины вещи, сыном плешивого ишака…
Моя маленькая и храбрая сестра… Что было потом я не помню, как будто бы кусок кинопленки просто вырезали. Помню, как бандиты стреляли из автоматов и все…
Очнулась я в госпитале в военном лагере. О своих родных ни слухом, ни духом. Так никто мне и не сказал ничего. От ребят разведчиков я узнала, что на месте нашего дома пепелище и все. И эти две кассеты с кинопленками моего папы, уцелевших каким-то чудом, которые ребята принесли для меня…
Ленка на экране смешно морщит носик, что-то говорит в камеру, звука нет, но я все помню и так наизусть:
«Я помню чудное мгновение, передо мной явилась ты, - тут сестра показывает мне язык и вдруг становится совершенно серьезной и говорит прямо мне в лицо речитативом через глазок кинокамеры, - пусть всегда будет солнце, пусть всегда будет мама, пусть всегда будет папа, пусть всегда будешь ты и я, пусть всегда будет мир» …
Дальше пленка заканчивается, весело трещит кинопроектор, светя своей лампой в белую простыню, мотается хвостик пленки на большой катушке. Которую мне надо будет еще осторожно перемотать и уложить в специальный бокс.
А я сижу и плачу…
49 Любить ближнего, как самого себя
Нина Павлюк
Вера Иванова жила с мамой вдвоем.
Отца она никогда не видела и ничего о нем не слышала.
Про маму говорили "мать-одиночка" , и это было сродни ругательству, но Вера очень любила свою красавицу- маму и считала ее самой лучшей на свете.
Работала мама нянечкой в приюте для детей с ограниченными возможностями, а чаще и вообще без всяких возможностей.
Таких детей из приюта забирали редко.
Отдали... и забыли.
Кому нужны инвалиды?
КОГДА Вера уже пошла в школу, она все свободное время проводила у мамы на работе.
Сделав уроки, она, чем могла, помогала этим детям: то поиграет с ними, то принесет водички, то сказку прочитает.
Откуда все взялось - она стала, как сестра милосердия.
МАМА только радовалась, какая у нее добрая девочка. Особенно, она дружила с одним мальчиком, хотя он и был старше ее на два года.
У ВОВЫ, так его звали, были обездвижены ноги, а она была еще слишком мала, чтобы интересоваться диагнозом.
Ему предстояло всю жизнь провести в постели, в лучшем случае - на коляске.
Мать его оставила в роддоме, а больше никому до него не было дела.
Конечно, для детей выделялись какие-то средства, лекарства, но все это была капля в море.
Также было и с учебой, и эта маленькая девочка Вера взяла на себя ответственность передавать свои школьные знания этому мальчику.
Все, что узнавала она в школе, она передавала ему.
ЕЙ и уроки учить было не надо, так как она сама все повторяла дважды.
Так в ней постепенно созревала мысль стать врачом, чтобы помогать таким обездоленным детям.
В приюте все было уныло, серо, грустно.
МАМА Веры давно с этим смирилась и считала помогать детям - СВОИМ предназначение.
Даже в Новый год радости было мало.
Ну, поставили елку в вестибюле для гостей, а из детей кто ее видел?
Многие были лежачие.
Тогда Вера принесла из дома шарики, игрушки, гирлянды, и развесила все это в палате Вовы.
А Вова все писал стихи и рисовал, все что видел, а больше всего Веру.
Такая серая и угрюмая жизнь продолжалась до 14 лет.
А в 14 лет у Веры умерла ее такая трудяга-мама.
Ее сбила машина с пьяным водителем за рулем.
Веру отдали в детский дом, ибо родственников у нее не было.
Что детский дом, что приют - разницы никакой.
Только теперь она там и ночевала, и не было мамы.
Мечта об институте в миг испарилась, и она после 8-го класса пошла в мед.училище, и снова стала навещать Вову и своих друзей, куда ее по старой памяти пускали.
Вова превратился в худого интересного юношу и продолжал рисовать.
Увидев его рисунки, Вера поняла, что ему надо учиться.
А здесь в этой богадельне он просто пропадет.
И эта девочка, не смотря на свои проблемы и трудности , начала искать родителей юноши, чтобы как-то помочь ему.
На розыски ушло два года.
Не иначе ,как помог бог, и она нашла родного отца мальчика, который о его существовании и не знал.
У него была жена, но не было детей.
Они тут же с радостью забрали сына домой.
Одну жизнь она спасла, и мама бы гордилась своей дочкой, но история Веры еще не закончилась.
В это время в приюте появилась девочка трех лет, которую отец- наркоман выбросил из окна первого этажа из-за того, что она громко звала маму, а у него началась ломка.
Девочка Таня получила сотрясение мозга и от стресса перестала говорить.
Отец- наркоман, мать-алкоголичка.
Девочка, как зверек, сидела где-нибудь в углу и дрожала от каждого звука.
Вера с ней и так, и эдак - ничего не получалось.
Закончив училище, Вера устроилась на работу в приют.
Ее все отговаривали, но тщетно.
Она нигде и никогда не искала личной выгоды, как и ее мама, которая приучила ее все свое тепло отдавать обездоленным.
Когда ей исполнилось 18 лет, ей выделили однушку, в которой она жила с мамой, чему она была несказанно рада.
ОНА стала на выходные брать Танечку домой.
Малышка начала потихоньку к Вере привыкать.
А уж, когда Вера подарила ей куклу говорящую,даже улыбнулась.
У Веры появилась мысль:взять и удочерить Танечку.
Но, было слишком много но: она не замужем, маленькая зарплата.
Прошел еще год.
Однажды, в дверь квартиры раздался звонок.
Открыв дверь, она остолбенела, не веря своим глазам.
В дверях стоял до боли знакомый мужчина с букетом цветов.
-Вы, наверное, ошиблись адресом. - с сожалением сказала она.
-Нет, мне нужна, именно, ты. Я- Владимир.
Он подал ей цветы и старенький набросок карандашом на листке бумаги.
Ее портрет.
Она взяла его за руку и подвела к стене, где в рамочке висел точно такой же рисунок, подаренный им ей много лет назад.
Володе сделали операцию в Германии, но одну ногу спасти не удалось.
- Верочка не волнуйся, я могу бегать и, даже, танцевать.
Так закончилась эта история.
Володя стал известным художником, Вера закончила медицинский институт, и стала доктором, а их приемная дочь Таня заявила, что она будет певицей.
50 Расскажи мне Аленький Цветочек
Мирослава Завьялова
(отрывок из романа «Если по любви»)
... С Олегом было хорошо всё время, и я даже представить себе не могла, что должно произойти, чтобы мне пришлось пожалеть о своём замужестве. Очень внимательный, нежный, в некоторых неловких пока ещё для меня моментах он вёл себя деликатно, осторожно и ненавязчиво, переводя всё в шутку, если я чего-то опасалась или элементарно стеснялась.
Когда мне становилось грустно или тоскливо, я смотрела фотографии, все подряд и без конца перечитывала сообщения Олега. Первое время в чужом пока ещё городе моё состояние нередко было грустным. А чуть позже события в университете только добавили масла в огонь, и часто у меня наступали такие моменты, про которые говорят - хоть волком вой. Я держалась, как могла и старалась скрывать от Олега свои неприятности, и мне это удавалось довольно долгое время.
Наверное поэтому первые дни после моего приезда в Ельск запомнились милой сказкой, в которой всё хорошо, а рядом дорогой любимый человек, и он говорил слова, от которых кружилась голова. Он угадывал любое моё желание, делая всё, чтобы я была с ним счастлива, а я училась дарить ему то же самое.
Мы смотрели друг на друга и улыбались. Друзья заметили, что я и Олег идеально выучили этот язык - язык улыбок, и очень успешно на нём разговариваем. Вот и сейчас, "пообщавшись" немного, я подошла к мужу, обняла его и сказала, что вышла замуж за любимого человека и всегда буду с ним счастлива!
Вместо ответа Олег прижал меня к себе и стал целовать, и где-то после сотого поцелуя я еле успела напомнить, что чай готов и мы хотели пойти...
- Да, да, сейчас пойдём, - пробормотал он, по-моему, не совсем понимая, о чём идет речь и прижал меня к себе еще крепче...
Чай в этот вечер нам так и не удалось попить, каждый проглотил свой залпом, уже совсем холодный, да и не очень хотелось чаю. Мне, например, больше нравилось просто быть с мужем рядом, очень близко, и тонуть, тонуть в его объятиях. Олег знал, что я люблю обниматься, и предоставлял мне это удовольствие очень часто.
В эту ночь мы долго не спали; разговаривали обо всём подряд, потом лежали молча, и это тоже было хорошо - чувствовать друг друга, понимать и общаться нежными прикосновениями и объятиями. Олег всё время "чертил" на моей спине какие-то знаки, осторожно касаясь кожи указательным пальцем, и наконец я догадалась, в чём дело.
- Тебе в воздухе ответ напишу, - улыбаясь в темноте, сказала я.
- Жаль, не увижу ничего, - отшутился Олег, что-то начертил ещё и поставил "точку".
- Да, не словами огненными будет написано, - ответила я Олегу.
- Свою любимую сказку вспомнила? - прозвучало неожиданное.
(и это успел узнать! Я, действительно, просто обожала сказку Аксакова «Аленький цветочек».)
- Читал её
два раза, пока тебя не было, - продолжал Олег, - мне тоже понравилась, хотя и раньше её знал. Но до тебя не то всё и не так.
- Почему? - удивилась я.
- Знаешь, читал и понять пытался, что тебя так в ней привлекает, догадался, кажется. Хочешь, расскажу сказку сейчас?
- Хочу, - преодолевая некоторую неловкость, ответила я.
Олег помолчал немного, потом крепко обнял меня, сказал, что будет расказывать своими словами и на свой лад, и начал:
- В некотором царстве, в некотором государстве жил богатый купец, именитый человек. Много у него имелось всякого добра, золотой и серебряной казны, и было у того купца три дочери, все три красавицы писаные, а младшая лучше всех, - самая красивая, нежная и милая девочка. Она всем нравилась - такая добрая, ласковая и чудесная, что могла бы стать большим счастьем любому мужчине, который полюбил бы ее и она ответила бы ему взаимностью...
Этого в сказке точно не было, но Олег сказал, что расскажет на свой лад. Он так и делал, пропуская большие куски текста, наверное, они казались ему не очень важными. Олег был романтик, я это поняла давно, и сейчас с удовольствием слушала сказку, в которой он говорил и говорил, в основном о чувствах. Никогда бы не поверила раньше, что детская сказка заставит мое сердце и замирать, и стучать в быстром ритме, а внутри меня, где-то глубоко, будет разливаться тёплая нежная волна.
Волнение моё выросло до беспредельных размеров, когда Олег добрался до "дружбы" красавицы и чудовища, причем рассказывал он не просто об отношениях, а о большой светлой любви, верности и даже страсти. Мало что осталось от сказки Аксакова в варианте Олега, но мне это очень-очень нравилось и хотелось слушать моего романтичного медведя бесконечно.
Сказка Олега долго не заканчивалась, он напридумывал такого, что я смущалась несколько раз, начиная с момента возвращения младшей дочери к чудовищу на остров, когда она застала его бездыханным и сжимающим в лапе аленький цветочек...
- Повезло чудовищу, - сделал неожиданный вывод Олег, закончив свой рассказ, - очень повезло; полюбили его в страшном жутком образе - вот что самое главное! Позавидовать можно и не задумываясь на его месте оказаться!
Мы помолчали, думая, наверное, каждый о своём. Уснула я не скоро в медвежьих объятиях, крепких, горячих и самых лучших. Олег почти не спал в эту ночь, как узнала я позже, и поэтому утром я тихонько выскользнула из комнаты, оставив мужа отдохнуть ещё.
Времени хватало с запасом на всё, и когда Олег пришёл ко мне на кухню, я тихонько слушала музыку и пила кофе. Завтрак был готов давно, даже целых два, и Олег с удовольствием принялся за еду, утверждая, что не ел целый век. Он улыбался почти всё время, говорил ничего не значащие фразы, которые всё же имели глубокий смысл и снова улыбался мне.
- Танюш, ты не грустная? Молчишь что-то, - спросил Олег.
- Нет, всё хорошо, очень хорошо, - быстро ответила я, - задумалась просто.
- О чём же, девочка моя? А, дай попробую отгадать. Не о моей ли вчерашней сказке?
Я только улыбнулась ему в ответ. Мне немного взгрустнулось, и Олег догадался, но истинную причину знать не мог. А я много раз думала вот над чем - почему Олег сказал, что можно позавидовать чудовищу из сказки? Того полюбили, конечно, и это замечательно, но разве я не люблю Олега? Или он не чувствует? А, может, не верит мне?
- Танюш, ну что ты, девочка моя хорошая?
Олег потянул меня за руки и усадил к себе на колени:
- А давай вместе есть. И пить с одного бокала.
- Чтобы мысли друг друга читать? - пошутила я, стараясь выглядеть весёлой.
После завтрака я вымыла посуду, разобралась с приближающимся обедом, пока в теории, и подошла к мужу, который в своём ноутбуке читал что-то по работе. Я присела рядом, сказав, что не буду ему мешать, но Олег сам прервал свое занятие и потянулся ко мне...
51 Десять ноутбуков
Олег Михайлишин
В девяностые годы еще мало, кто пользовался компьютером. Документы, по старинке, набирали на печатных машинках. И вот, приобрел свой первый персональный IBM. Заведующая отделением – пожилая, вредная дама, по непонятным причинам, запретила использовать стационарный компьютер. Пришлось покупать еще и ноутбук. Сразу понял, что это перспективное дело.
Поделился с товарищем идеей заняться коммерцией. Коля был программистом по образованию. Мы с ним недавно познакомились по объявлению в газете, где он работал. Необходимо было привезти товар из заграницы. Долго искали партнеров. Абсолютно случайно обратился к хозяину магазина ксероксов, недалеко от моей больницы. Ксероксы доставляли из Швеции (на пароме через Балтику и бусом через Польшу). Предложил ему привезти еще и несколько ноутов. Он тут же позвонил своему компаньону в Швецию и заказал для меня, совершенно незнакомого человека, сразу десять штук. Не отнесся к этому серьезно, так как мы были совсем незнакомы и до этого с Колей уже обращались ко многим, но безуспешно.
Через месяц, когда давно забыл об этом, неожиданно раздается звонок: "Мы привезли то, что вы просили". Едем забирать свои ноутбуки. К удивлению Коли, оказалось, что они были знакомы с собственником магазина, тот давал рекламу в его газете, но Коля совершенно это упустил. Десять ноутов разошлись на ура, заработали на каждом по сто долларов.
К сожалению, наш бизнес на этом оборвался. Во Львове было несколько фирм занимавшихся продажей портативных компьютеров и они попросили нового поставщика не создавать им лишней конкуренции. Когда мы все продали и пришли снова к нашему благодетелю, он говорит, что купил большой грузовик и в нем теперь провозить левый товар будет неудобно. Мы сразу поняли в чем дело.
Но история на этом не закончилась. Коле, профессиональному айтишнику, понравилось получать легкие деньги. Решил организовать доставку товара самостоятельно. Договорился с каким-то чудаком, который собирался ехать в Германию. Дал ему денег в качестве предоплаты (хозяин магазина ксероксов с нас ничего не брал).
Так этот чудак попытался прокрутить деньги еще перед отъездом и попал. В результате, никуда не поехал и не смог вернуть долг. Коля, имея на руках расписку и зная о моем опыте решения проблем законным путем, подал иск в суд. Парень перенервничал и в тридцать лет попал в больницу с инсультом. Суд тянулся почти год. К этому времени должник стал инвалидом. Решением суда должен был возвращать долг на протяжении нескольких лет, мизерными ежемесячными отчислениями из пенсии по инвалидности.
Колю это не устроило и он обратился к бандитам. Тогда ответчик подал встречный иск. Теперь уже Коле светил срок за шантаж и угрозы. В это время он, как еврей, сам получил возможность выехать в Германию. Куда и сбежал, не дожидаясь нового суда.
История была бы не полной, если не добавить, что до этого мы благополучно сотрудничали с фирмами, занимавшимися продажей ноутбуков, на условиях десятипроцентного отката с каждого клиента. В данном случае наглядно сработало правило, что жадность фраера погубит...
52. Хлеб
Амир Секамов
- Вот скажи ты мне, мил человек, что такое справедливость?
- Ну, ты старик, и загнул. Если в мире будет справедливость – его можно будет назвать Раем.
- Я к чему клоню-то: поразмышлял я здесь намедни… вот смотри: я весной сею поле, осенью хлеб убираю. Так?
- Так.
- Я уж денег от них не жду: хрен с ними, пусть подавятся!
- Ты опять о политике?! Да ну в баню, достало!
- Нет-нет. Я о мечте.
- И какая ж у тебя мечта?
- Щас уж нет её… Исполнил я её. Хорошо, у них разума хватило, меня за решётку не запихнуть.
- Чё натворил-то?
- Стыдно мне… Ну, уж раз начал, расскажу. Так вот. Слышал я с молодости, что у этих – у буржуев изыск такой есть: что они коньяк шоколадом закусывают и в этом блаженство ощущают.
- Да фигня всё это!
- Для тебя фигня. Для вас всё фигня, а для меня мечта была попробовать разок.
- А ты чё, за всю жизнь не мог себе позволить, что ли?
- А как?! Цены-то какие, видал?! Коньяк для меня всегда неподъёмный был.
- Да ладно, неужто никто не угостил ни разу?
- Пробовал, конечно, но чтоб коньяк и шоколад от пуза, такого не было. Ну, вот так, как бы в мечту у меня это желание и переросло.
- Ну, старик, кто о чём – умора!
- Да погодь… Так вот: выпил я сперва чекушку у магазина, уже домой спать собрался, а Катька магазин-то закрыла, а окно забыла – открытым оставила. Я подошёл, хотел прикрыть, смотрю – стоят красавчики. Дай, думаю, щас схожу за Катькой, а она мне ещё за это чекушку до зарплаты справит. Окно-то прикрываю и бац! Глаз, вдруг, раз! – да на коньяк дорогущий упал. Ну, бес меня и попутал: да гори оно всё синим пламенем, но коньяк с шоколадом я всё же попробую.
- Залез, да?
- А чего мечтать-то?.. Годиков-то мне сколько? – так и помрёшь, думаю, с мечтой-то, а здесь вон она – руку только протяни…
- Ты же знал, что посадить могут. Совсем что ль ку-ку?!
- Да, знал… да чекушка, небось, дала о себе знать. Помню, ляпнул, прежде чем полезть: «Да пропади она пропадом, такая жизнь! Что я обязан, что ли кормить такую ораву?»
- Ты о чём это?
- Ты вот посчитай: я ведь давно всё подсчитал и надумал: пока на тракторе туда-сюда мотаешься, все думы передумаешь. Вот я и подсчитал, скольких я хлебом копеечным накормил – уйма! Я даже цифр таких не знаю.
- А если б сел?
- Да погодь, ты! Ну и сел бы… года два на халяву бы пожрал. Ну и что? Проблем-то… да это я лукавлю, конечно. Да постой ты, дай главное сказать.
- Долго ещё?
- Что ж вы все такие нетерпеливые?! Я может, тебе сейчас истину открою, а ты торопишься. Дослушать не хочешь.
- Ладно, давай свою правду.
- Так вот, чего я надумал-то: если взять, ну как бы гипотетически…
- Как, как? Ну, ты даёшь! – слова-то какие…
- Ты давай, это, не подкалывай... Вообрази, в общем, что нету ничего: ни мяса, ни рыбы, деликатесов там всяких, ни хрена нет, а есть только хлеб. Да ещё пусть это будет зимой. Вот так взять – и лишить их всех всего на месячишко, а?! Они же всё побросают: самолёты свои, и пароходы, и машины миллионные, поэзию сраную, химию, физику – да всё-всё! И ко мне прибегут. И не то, что двадцатку за батон (копеечный, видишь ли, труд мой). Они все свои миллионы к ногам моим положат и голодными глазами, как собаки, будут смотреть на меня.
- Ну, ты дал!
- А что они все из себя представляют-то без хлеба – пузыри мыльные! Вот так вот
– нет ничего важней хлебушка-то на земле этой.
- Да-а, загнул… Твоя правда. Как, попробовал коньячка-то с шоколадом? Чем история-то закончилась?
- Так в магазине меня и взяли – я там же и вырубился. Прав ты, фигня полная – клоповник с шоколадом.
- Ну, ну и что дальше?
- Да ничего, забрали, посидел с недельку. Хотели пятерик вломить, а кто урожай-то собирать будет?! Ума-то хватило – отпустили.
- Неужто мир на самом деле с ума сбрендил – таких элементарных вещей не понимают! А ведь профессора, «гениев» сколько! И что! – не могут вот так просто прикинуть, что в мире самое главное?!
- Вот я тебе о том и талдычу: тупые они! а мир-то он простой и ничего в нём сложного нет. Мне теперь в радость работать-то стало; как подумаю, что детей кормлю – несмышлёнышей, так хорошо на душе… вот, думаю, подрастут, поумнеют когда-нибудь и заживём мы на славу.