2020 г. Дневниковые записи 25 Жизни моей середина
Продолжение
30 апреля 2020 г. Когда поэзия не нужна, вульгаризируется человеческая речь. Это мой пересказ чьей-то мысли по какому-то радио. Можно пародировать мою вторую смешную фразу…
Говорили по скайпу с моей горячей подругой, она так же бушует, как я, если её что-то заденет за живое.
Дебат Марии Захаровой с А. Навальным.
Слушала Дмитрия Львовича Быкова с интересом. Он получает много писем.
Немного удалось записать: «Школа — это зло, я её ненавидел, но любил литературные уроки… Переписка — это творческий акт.
Я письма не люблю, в них раскрываешься слишком… Себя хвалить плохо… У Набокова человек живёт в двух мирах. Он религиозен… Диссонанс души человека, не могущего понять, что мы бессмертны…
Бог и бессмертие — это две бездны… Человека надо переплавить, переделать… Набоков — высокий моралист… Гинзбург подавлял в себе чувствительность».
Быков говорит о гениальности Блока, о том, что нет хорошей биографии поэта. Говорит о блокаде, о том, что у блокадного человека нет пола, что на войне нет секса. Те, у кого есть смысл — живёт. «Записки блокадного человека».
Я выключаю радио — прерван поток Жизни.
1 мая. Во сне вокруг меня много людей, я перемешиваю что-то съестное, сделанное кем-то, будет суп. Бросаются в глаза мужчина и женщина. Она рассказывает о себе, она немолода и несчастна. Мы садимся за трапезу, мужчина садится между женщиной и мной. Я в роли наблюдателя. Мы все обездолены.
Наяву пришёл компьютерный мастер Илья, бесплатно восстановил мне интернет, сказав: «Я хочу Вам помочь». Он дал свой телефон. Я подарила ему конфеты Коркунов.
Была я в состоянии изнеможения эти дни от нервов натянутых, страха и тревоги.
Не в силах была включать интернет.
Кто-то не спит, и я не сплю -
Слушаю Быкова Диму.
Не оторваться. Внемли ему,
Жизни моей середина -
В плане того, что я молода
И развиваю, наверно,
Тело физическое и тела
Тонкие — закономерно.
1 мая 2020 г. Ночь
Я читала книгу В. В. Смирнова о тамплиерах, потом заглянула в книгу отца Александра Меня.
Молитвы Феофана Павлодарского исцеляли людей. Он был духовником царской семьи. 19 февраля 1940 г. архипастырь умер.
Размышляла о себе, я со многими незнакомыми людьми разговариваю везде, с цветами в доме. Недавно по радио говорили, что это плохо — разговаривать с цветами. Я не очень поняла, почему. Вероятно, от одиночества человек говорит, а вероятнее от тёплого чувства к братьям нашим зелёненьким.
2 мая. Снилась немолодая женщина потерявшая работу, её вещи, мой красный плед.
По радио передача об анархистах. Позже звучит чудесный голос композитора, написавшего песню о расстреле Хулиана Гримау.
Павел Глоба в передаче Анны Пугач сказал «Надо верить в лучшее и его приближать».
Святым
Без вашей помощи я не смогу
Стать просветлённым человеком.
7 апреля 2017 г.
Л.И. Василенко о книге Володи Ерохина "Вожделенное отечество":
«... Но речь идёт не о проблемах, которых полно и которые не решаются, а о жизни среди проблем.
Проблемами занимались социологи — автор их хорошо знает и живо о них пишет. Что-то они придумали, поняли, предложили. Но не они светят миру. Не от них приходит радость, поэзия и музыка жизни.
Августин когда-то говорил: если вас спросят, зачем вы стали христианами, отвечайте просто — чтобы стать счастливыми, обрести полноту жизни. Августин стал христианином от великой любви к Богу и ближнему и от готовности всю жизнь отдать на служение. Но у нас в Москве православными часто хотят стать из-за отвращения к жизни, отчуждения от людей, озабоченности собой. Где-то здесь таится вражда к себе и к Богу.
Но кто приходит в Церковь именно по этой причине, охотно сохраняет её в себе нетронутой, бережёт, не позволяет Богу вынуть из души эту занозу. И отвращение к жизни легко переходит в неприязнь и ненависть если не к самому Православию, то к каким-то кругам в Церкви, или к тем, кто ближе, — к друзьям, к жене, к детям.
Кончается по-разному. У одних депрессией, у других бурной общественной активностью, с мрачной агрессией к «демократам», «жидам», обновленцам» или же на другом социальном полюсе — к «монархистам», «патриотам»...
А у иных всё кончается просто пьянством, разводами и прочим. Безрадостное, бездуховное, никчёмное благочестие. Узнаются такие персонажи в Володиной книге, но о них он говорят бегло — это банкроты, даже если они вовсю шумят и действуют, находя много сторонников.
Жизнь меняют другие — те, кто открыл душу свету свыше. «Свет во тьме светит». Погасить Свет никому не под силу. Жизнь продолжается, и итоговая черта ей не подводится — нам ли её подводить? Но есть где-то безошибочное, я думаю, Володино чувство: «А здорово мы оторвались!»
Внутренне мы уже свободны: нас не съели, хотя погибли многие, куда более достойные, чем мы, а нам дано жить и действовать дальше. Правда, в полумраке, без торжествующей победной песни. Жизнь — это путь, и если нас позвали, надо идти, понимая, что есть риск не дойти до цели. «Вдоль дороги лес густой, с бабами-ягами», — вспоминается другой Владимир. Пусть и не дают забыть о «плахе с топорами» в конце дороги той, но главное впереди — Свет жизни. «Где Бог, там свобода».
Свобода — для дела, чтобы жить убедительно, с усилием, преодолевать косность жизни. Иначе — сползание вниз, движение назад, в никуда. Свобода — это риск, ответственность, мужество. За право жить кем-то заплачена очень большая цена, нельзя дремать, тосковать, кайфовать.
Кто работает всерьёз, тот тосковать не будет. Что же делать? — Восстанавливать разорванные нити духовной преемственности. Среди хаоса и развалин создавать очаги осмысленной жизни. Противодействовать маразму. Духовно расти. Свидетельствовать истину. Содействовать Богу в том, чтобы Он растил нас и других. Пока очаги малы, они едва ли что изменят, но если их станет больше, если они будут солидарны в главном, тогда жизнь будет преображаться.
Примеры есть. Они — в книге. Бог явил свою милость к автору, привёл в оазис смысла и труда, который создавал священник Александр Мень — свидетель веры и служитель Слова, мученик за правду Христову. Он был чуток к Богу, прекрасно понимал людей, трудился, полностью отдавая себя на служение, рисковал по-крупному и знал, что значит побеждать зло добром. Он хранил верность древней традиции русского Православия — полуразрушенного, разорённого, униженного.
В Церкви тоже немало волков и шакалов, но в ней есть жизнь, труд и духовная глубина, в ней тайна и святость, мимо которой безучастно проходят столь многие. Восприятие автором Православия и России — глубоко личное, живое. Автор видел многое, и сравнивать ему есть с чем. И вывод его светлый: «Россия — совесть мира. В этом смысл России».
Картина Бориса Семёновича Илюхина