Участие в работе Ташкентского кинофестиваля 1972 года
В некоторых из своих «повествований», написанных ранее, я вскользь упоминал о том, что мне довелось участвовать в работе Ташкентского международного кинофестиваля стран Азии, Африки и Латинской Америки 1972 года в качестве польскоязычного гида-переводчика делегации польских кинематографистов. Сейчас я хочу поведать об этой истории довольно подробно в надежде, что этот рассказ окажется интересным для его читателей.
А начиналась эта история с того, что задолго до начала работы вышеуказанного фестиваля «наверху» было решено, что с делегацией польских кинематографистов в качестве переводчицы будет работать жительница Ташкента Евгения Ивановна Тагиева, полька по национальности. И тогда же, в качестве резервного варианта, в список переводчиков была внесена моя фамилия, о чем я совершенно не догадывался.
Но так уж случилось, что перед самым прилетом в Ташкент этой делегации выяснилось, что число ее участников превысит запланированное ранее количество, поэтому понадобится второй переводчик. Мало того, в момент ее прибытия, по какой-то причине, в Ташкенте не оказалось самой Тагиевой.
В этот день я находился в своем проектном институте, в котором работал в должности начальника электротехнического отдела. Вдруг, как снег на голову, в институт стремительно ворвались некие «киноведы» и заявили директору института о том, что они немедленно, по распоряжению свыше, мобилизуют меня для работы на Ташкентском международном кинофестивале в качестве переводчика делегации польских кинематографистов. Директор был совершенно ошарашен этим происшествием, но ответил, что приказ «свыше» — закон для подчиненного, однако, ему необходим документ, подтверждающий такую мобилизацию для издания соответствующего приказа по институту.
«Киноведы» клятвенно пообещали, что в самое ближайшее время они выдадут мне такую «бумагу», чтобы я немедленно доставил ее в отдел кадров института для издания надлежащего приказа. После этого они усадили меня в машину и повезли в аэропорт для встречи польской делегации. Я благополучно встретил прибывших польских кинематографистов, отвез их в гостиницу «Ташкент», где проследил за тем, чтобы всех членов этой делегации расселили по гостиничным номерам. После этого получил для всех участников делегации талоны на питание в гостиничном ресторане и привел их туда, выдав предварительно каждому из них эти талоны. Мне талоны на питание не выдали, пояснив, что переводчикам такие талоны не полагаются.
Но поляки невероятно сильно возмутились, заявив о том, что они не знают русского языка, поэтому не могут разобраться с меню и выбрать себе необходимые блюда, и объявили о том, что они не станут заказывать себе пищу до тех пор, пока мне не выдадут такие же талоны и я не окажусь за одним столом с ними. Их требования перепугали администрацию фестиваля, мне с извинениями вручили талоны на питание сразу на весь период его работы (две недели), после чего провели в обеденный зал и усадили за один стол с поляками. После этого инцидента моя работа проходила всегда в режиме сытости.
Забегая слегка вперед, упомяну о том, что эти члены польской делегации еще не раз проявляли свой строптивый характер. Например, однажды руководство фестиваля специально для них заказало в «Интуристе» автобус с экскурсоводом для того, чтобы показать им Ташкент во всем его великолепии. Едем по городу, экскурсовод, как и положено, то и дело говорит: «Посмотрите налево, посмотрите направо!». Вдруг поляки заявляют, что они не хотят смотреть налево и направо, а желают, чтобы им показали Духовное управление мусульман Средней Азии и Казахстана. Экскурсовод явно потеряла дар речи от такого неожиданного для нее безапелляционного требования, потом пришла в себя и стала объяснять. что у нее имеется утвержденный руководством план осмотра города, и что этим планом не предусмотрено посещение данного Духовного управления. Но поляки продолжали жестко настаивать на своем, отказываясь продолжать экскурсию до тех пор, пока им его не покажут. И их упорство увенчалось успехом: экскурсовод направила автобус к этому управлению.
Вскоре ко мне присоединилась Евгения Ивановна Тагиева, с которой у меня почти мгновенно установились очень дружеские отношения. Работать стало немного проще, но работа эта, тем не менее, была не из легких. Я пропадал на ней ежедневно по 12-13 часов, проблем было очень много, причем все эти загвоздки необходимо было решать немедленно, не откладывая на потом.
Одной из проблем оказалась почти неразрешимая задача с получением документа о моей мобилизации, который «киноведы» обещали выдать немедленно. И основным препятствием оказалась чрезвычайная перегрузка сотрудников администрации кинофестиваля в связи с острой необходимостью решения бесконечно возникавших «камней преткновения». Им было просто не до меня. Они просили меня войти в их положение, обещали дать такую «бумагу» завтра или послезавтра, но время шло, мне каждый вечер звонили домой сотрудники нашего отдела кадров с вопросом: «Когда же я, наконец, привезу им искомый документ?».
Мое терпение лопнуло, и я объявил администрации фестиваля о том, что если мне немедленно не будет выдано необходимое письмо, я бросаю все и возвращаюсь на работу в институт. Моя угроза подействовала, мне вручили пустой бланк фестиваля и сказали, что они подпишут любой необходимый мне текст и даже удостоверят его печатью, но текст должен напечатать я сам. Меня это вполне устроило, я умел весьма прилично печатать на пишущей машинке, поэтому тут же напечатал нужный мне текст, его сразу подписали и даже поставили печать фестиваля. Доставив письмо в институт, я избавился от части своих треволнений.
Однако, их оставалось немало. Например. один из весьма важных членов польской делегации оказался запойным алкоголиком и, к моему несчастью, к его несчастью и к несчастью всей польской делегации, период этого запоя совпал со временем его нахождения на фестивале. Мне приходилось чуть ли не ежедневно вытаскивать его из разных райотделов милиции Ташкента, куда он попадал по причине совершенно непотребного состояния. В конце концов, сотрудникам польской дипмиссии пришлось отправить его на Родину ближайшим самолетом через Москву.
Однако, к счастью, были и очень приятные события. Один из фестивальных дней был полностью посвящен посещениям членами разных делегаций предприятий и организаций Ташкента для ознакомления с достижениями народного хозяйства нашей Республики. В основном, это были разные промышленные предприятия типа Таштекстилькомбината. И вдруг я увидел в списке этих организаций знаменитый Узбекский научно-исследовательский институт садоводства, виноградарства и виноделия имени Рихарда Рихардовича Шредера. Я тут же посоветовал членам польской делегации посетить именно его. Большинство решило, все-таки, поехать на промпредприятия, но часть делегации в составе 7-8 человек решилась на посещение указанного института. Нам предоставили микроавтобус RAF, и мы поехали на нем туда.
Майский день был совершенно изумительным. На абсолютно безоблачном голубом небе ярко светило Солнце. Когда мы приехали в институт, нам, естественно, устроили чрезвычайно интересную экскурсию по его зданиям, сооружениям и феноменальному саду. Затем нас ожидал сюрприз: руководство института пустило нас «попастись» на клубничные поля, на которых алели поспевшие ягоды разных сортов. Это был роскошный подарок польским кинематографистам (и мне тоже!). По-моему, никогда в своей жизни я не ел столь вкусной клубники, причем прямо с грядок.
А после такого рода десерта нас пригласили за накрытые радушными хозяевами столы, заставленные изумительными блюдами узбекской национальной кухни, соседствующими с винами, произведенными талантливыми виноделами этого института. Было, конечно, множество тостов, посвященных дружбе и сотрудничеству братских социалистических стран. Гости были до такой степени очарованы узбекским гостеприимством, что в течение нескольких последующих дней обсуждали только это событие, начисто позабыв об основной цели приезда в Ташкент.
А через несколько дней после посещения института имени Шредера, состоялась поездка примерно тех же членов делегации польских кинематографистов в гости к знаменитейшему деятелю узбекской кинематографии Камилю Ярматовичу Ярматову — кинорежиссеру, киноактеру, сценаристу, народному артисту СССР, Герою социалистического труда, лауреату Сталинской премии. Его квартира размещалась в двухэтажном доме на улице Усмана Юсупова, напротив техникума связи. Встреча членов польской делегации с Камилем Ярматовым по радушности приема очень напоминала общение в институте имени Шредера, отсутствовали только клубничные грядки. Беседа была чрезвычайно интересной, так как беседовали друг с другом кинематографисты экстра-класса. Я переводил все это общение с польского языка на русский и обратно. Кстати, Камиль Ярматович принял меня за члена польской делегации и похвалил за великолепное знание русского языка. Я не стал его разочаровывать, тем более, что русский язык я знал, действительно, очень неплохо. В моей памяти Камиль Ярматов на всю жизнь остался таким умным, доброжелательным, обаятельным, общительным, веселым и хлебосольным человеком, каким он предстал перед нами в своем доме.
Такого рода встреч у польской делегации было немало. Но вовсе не все встречи показались мне интересными, так как люди, с которыми общались польские кинематографисты, не всегда принадлежали к такой высшей категории специалистов, каким был Камиль Ярматов. Наиболее интересным собеседником поляков, по моему мнению, оказался Григорий Наумович Чухрай — замечательный советский кинорежиссер, сценарист, Народный артист СССР, ученик знаменитых кинорежиссеров Сергея Иосифовича Юткевича и Михаила Ильича Ромма, участник Великой Отечественной войны. Встреча состоялась в его гостиничном номере. Польским кинематографистам было о чем поговорить с этим талантливым и умным человеком. Я тоже получил огромное удовлетворение от общения с ним.
Участие в этом международном кинофестивале предоставило мне возможность увидеть с близкого расстояния многих звезд советского и иностранного кинематографа, которых я до этого видел только на экранах кинотеатров, на телевизионных экранах и на цветных обложках многих популярных печатных изданий. И должен сказать, что такие встречи «наяву» иногда просто обескураживали, так как на экранах и обложках лица многих киноактрис были буквально доведены до абсолютного совершенства гримерами, визажистами, стилистами и им подобными специалистами бьютииндустрии и имиджмейкерами. Такие названия «дизайнеров человеческого образа» появились в нашей стране, конечно, гораздо позднее, но дело не в названиях, а в том, что такого рода профессионалы в те годы уже вовсю трудились во благо актрис, создавая им эффектный облик и индивидуальный стиль.
Но в повседневной жизни многие популярные актрисы, как я увидел в процессе участия в работе фестиваля, уделяли очень мало внимания своей внешности, на их лицах почти полностью отсутствовала декоративная косметика, что сильно нервировало их фанатичных поклонниц. На встречах со своими любимыми актрисами, эти зрительницы, будучи в расстроенных чувствах при виде неухоженных лиц своих любимиц, задавали им вопрос: «Почему?», на что получали стереотипный ответ: «Кожа наших лиц измучена профессиональным гримом, поэтому мы пользуемся возможностью дать ей отдохнуть в этом замечательном солнечном краю!». Наверное, эти актрисы были правы, кожа, действительно, требовала отдыха, но поклонницы хотели видеть их красивыми.
В процессе работы с польскими кинематографистами мне посчастливилось подружиться с одним из членов этой делегации — замечательным человеком Зыгмунтом Калужиньским, юристом, кинокритиком, пропагандистом киноискусства, эрудитом, весьма влиятельной личностью на польском телевидении, много лет плотно сотрудничавшим с чрезвычайно популярным в Польше еженедельным общественно-политическим журналом «Polityka». А первоначальной причиной возникновения дружеских отношений явилось то обстоятельство, что и он, и я были большими любителями и ценителями джазовой музыки. Я переписывался с ним после нашего знакомства целый ряд лет, и это письменное общение, вне всякого сомнения, сильно обогатило меня всевозможными знаниями, так как этот человек был энциклопедистом самого высокого класса и буквально фонтанировал глубокими знаниями почти по любому вопросу. Знакомство с ним уже само по себе явилось большой удачей в моей жизни.
В заключение скажу о том, что вскоре после окончания фестиваля Судьба преподнесла мне небольшой, но очень приятный сюрприз: мои бывшие подопечные из состава польской делегации прислали мне экземпляр журнала «Magazyn filmovy», в котором была напечатана большая статья о Ташкентском кинофестивале. В этом печатном материале, к моему удивлению и большой радости, нашлось место и для рассказа обо мне — Борисе Пономареве, ташкентском инженере, который совершенно самостоятельно и на весьма высоком уровне овладел польским языком и безукоризненно выполнял обязанности гида-переводчика делегации польских кинематографистов.
Борис Пономарев