День Победы во времена моего детства почему-то не праздновали. Но папины братья все приходили к нам в гости, и накрывала мама стол. И на нем стояли рюмки, покрытые корочкой подсоленного черного хлебушка. Поминальные рюмочки. И я знала имена тех, в память о которых стояли эти рюмки. Вот эту ставила мама в память о своей школьной подружке Оленьке. А вот эта в память о Василии, сослуживце отца. О вот эта рюмка Петина, у которого на Земле не осталось родственников. А вот эта рюмка - Захара, который встал в полный рост и отвлек немцев. И дал возможность перейти от обороны к атаке противника. И спас множество жизней. А вот эта рюмка в память о мамином брате. Который лежит на Мамаевом кургане в отдельной обозначенной могилке.
День Победы очень своеобразно праздновал сосед дядя Миша. Жил он наискосок через дорогу от нашего дома. Его знала вся улица. Шумный был человек. Громкий какой-то. С всеми здоровался почти криком, перекрывая шум улицы. Дом у него был странный. Добротный из круглого леса, он не был обшит, как другие дома. Круглые огромные бревна выпирали своими боками как-то нахально. Круто. Во всю длину дома была пристроена веранда. Причем, дверь в неё вела прямо с улицы. А крылечко выступало на тротуар. Маленькое и аккуратное оно было прикрыто красивым навесом. Легким и праздничным. На это крылечко не ступала нога человека. Так говорил дядя Миша. Дверь эта была забита и закрашена. Бардовым суриком было выкрашено все. И крылечко, и дверь, и навес.
На этом крылечке рано утром девятого мая расстилал дядя Миша большую салфетку, вышитую нежными незабудками. На салфетку он ставил бутылку водки, нехитрую закуску и две стопочки. Одну большую, а другую просто крошечную. Граненая синяя треугольная рюмочка была похожа формой на перевернутый обелиск, а вмещала она всего тридцать грамм. Вот эти тридцать грамм дядя Миша и предлагал прохожим за помин души матросиков. На войне он служил на сторожевом катере. Был взрывной волной выброшен в открытое море вместе со спасательным кругом. И пять дней дрейфовал в открытом море.
- Царство небесное нашему боцману. Это он в каждый спасательный круг положил чуток сухарей, да пузырек воды питьевой, да прочитал целую лекцию, как выжить в открытом море. Морскую воду можно пить, но не больше четырнадцати глотков в сутки. И каждый глоток взбивать во рту, чтобы обессолить чуточку. Не дай бог глотнуть много. Начнется рвота и обезвоживание. Лучше не грести. Море само выбросит вас на берег.
- Я так и поступил. И на пятый день был выброшен на отмель. И поплелся к маяку. А там смотритель жил. Козу держал. Он меня и отпоил молоком козьим и к жизни вернул. Нас всего несколько человек из команды катера в живых осталось. Мину словили. Море стало им братской могилой.
Вот почему такая несправедливость? Памятники стоят на земле павшим воинам, а тем, которые на дне морском остались, где памятники? Мои ребятки все в моем сердце. Товаришок, выпей за помин душ матросиков. Раздели со мной мое горе.
И прохожие пили. И склоняли головы. А дядя Миша прямо из рук показывал фотографии своих сослуживцев. К вечеру он брал гармошку и пел свою любимую песню: "Раскинулось море широко..."
- Пойдем в дом, перед людьми неудобно, - звала его ласково тетя Наташа.
- Нет, в такой день я буду со своим народом!
И только поздним вечером жена и дочери брали дядю Мишу на руки и относили в дом. А он плакал и просил прощения. Хотя ни в чем виноват не был.