- Было ещё не поздно, но улицы, площади и скверы города уже вкусили прохладу заката - вечернее солнце золотилось только на куполах церквей и в окнах высотных зданий. Там, ближе к небу, ещё летали какие-то птицы - не то вороны, не то голуби; здесь же, на остывающей после предвесеннего светлого дня земли, хрустели под ногами прохожих слегка прихваченные последним морозом лужи. Шуршали шины автомобилей, автобусов, троллейбусов. И ещё не зажигались фонари.
- Был конец рабочего дня?
- Да. Был тихий вечер.
- А где была я?
- Ты, как всегда, возвращалась из музыкальной школы. С ранцем за плечами и с нотной папкой в руках.
- А ты?
- А я шёл тебе навстречу.
Девочка на больничной койке улыбнулась.
- Звучала музыка, - сказала она. - Шопен, вальс номер семь до диез минор!
Отец, сидя у кровати дочери, погладил её бледную руку.
- Не угадала, - сказал он. - Звучала песня.
- Песня?
- Да. Звучала песня.
- Какая?
- Необыкновенная, нежно-весенняя... о жизни доброй, о любви... И все, кто хотел жить счастливо и сегодня или когда-то кого-то любил, или только мечтал полюбить, остановились, прислушались и, позабыв обо всём на свете, пошли на звуки мелодии этой песни.
- И мы с тобой тоже пошли?
- И мы с тобой тоже пошли...
В палату медсестра вкатила каталку.
- Пора, ребята! - сказала она.
Девочка закрыла глаза.
- Папа, - прошептала она. - Я очень хочу после операции услышать эту песню.
Отец ободряюще пожал её потеплевшую ладошку:
- Ты обязательно услышишь её, детка! Не сомневайся! Я тебя здесь подожду!..
Было ещё не поздно, но улицы, площади и скверы города уже озарились тёплым светом фонарей.