Два корпуса было обмороженных в Горьком - в декабре месяце - в ботиночках были. Ладно у меня сорок пятый размер ботинки - большие - взъёмы хорошие были. Так я обуюсь. Сперва сорок четвёртый были, а тут у одного - он меньше меня был - сорок пятый попали. У избушки - землянки. А тепло ещё было, солнце. Он привязался ко мне:
- Давай сменяемся! Это не обужа, а кандалы!
Да и ребята говорят:
- Давай, меняйся - не всё так будет, скоро ведь холодно будет. У тебя носки же свои есть.
- Ну, ладно, бери.
- Поменьше да поуже - не болтаются.
Те узкие были, а эти большущие, широкие: след широкий, носок широкий. Сперва базарские чулочки - тоненькие носочки - казённые-то носки - их местные не вязали, покупали. Отмокнут - их снимешь, в кармане подсушишь их. Потом свои носки суконные. Коленкоровые онучки не надевал - они свёрнутые, чистые были. Потом уж их стал одевать. Онучки мягкие на пересменку - фланелевые портянки. Так и то мёрзли ноги - всё равно промерзали. Походишь, вспотеют - след- отпачивали. А потом в оборону.
Говорят: "Лежи, а то самолёты." Это летом лежать! А лежишь, чтобы себя не выказывать. Самолёты полетают, полетают и улетят. Пальцы не слыхать - пошевеливаешь помаленьку, чтобы не отмораживались.
Ботинки у кого тесные - поморозились страшно - говорят - обламываются...