Сталинградская зима

Борис Витальев
  Писать о войне тем, кто там не был не просто, а может быть, и не возможно. Не даром проза Бориса Васильева, Василя Быкова, Юрия Бондарева, Константина Воробьева, Константина Симонова столь пронзительна и, порой недостижима для понимания современного читателя, ведь все они – фронтовики. Есть, конечно, сочинительство от современников, порой вгоняющее в ступор, но это отдельная тема, не хочется её затрагивать в Этот День.
  По мне, так лучше пересказать слова очевидца, нежели выдумать какую-то «супергеройскую» байку.
  Зима в Сталинграде выдалась необычайно суровой. Пишут, самой холодной за последние 140 лет. Сама природа восстала, пыталась заморозить ужас, творившийся там, в те дни. Уже в ноябре градусники показывали от минус двадцати до минус тридцати. А в январе-феврале и вовсе, до сорока пяти зашкаливало.
  Марине Рохлиной, тогда 19-летней девчонке-санинструктору, приказали убрать трупы после боя. В трескучий мороз она упиралась, стаскивая тела в указанное место. От голода урчал желудок, варежки пришлось снять, – не ухватиться. Руки уже красные от холода, немели пальцы. Смертельно умаялась, присела передохнуть, прямо на теплый ещё труп: «Молодая была, глупая»,– рассказывает. Быстро застывает пот, девушка валится прямо на труп и засыпает. Предвоенные картинки ускоренной перемоткой проносятся во внутреннем зрении.
  Труп остывает и, остывает санитарка, замедляется биение молодого сердца, она замерзает, насмерть.
  Под вечер приходит похоронная команда. У них приказ – снимать с трупов теплые вещи, ради живых. С девушки стягивают валенки, белый, с грязевыми разводами полушубок. Похоронщик уже отвернулся, идти к следующему объекту, и вдруг, его кто-то легонько толкнул в бок. В судороге дёрнулась у девушки нога, истинно в последний момент. Похоронщик в отскочил страхе, а в следующую секунду раздался его крик: «Она живая!!!»
  Её закутали в полушубок, отнесли в медпункт.
После войны тридцать лет она не решалась приехать в Волгоград, уж больно жуткими были воспоминания, они вызывали ощущение замерзания. Однако на сорокалетие решилась.
  Ходит она в толпе туристов по Мамаеву кургану, а глаза сами собой зажмуриваются, из под ресниц слеза катится. А за ней увязались два ветерана, медали пиджаки звонко тяжелят. Промеж ними спор такой:
  – Я тебе говорю, это она!
  – Да не-е, не она.
  Наконец, решились подошли к ней. И такой разговор у них получился:
  – Извините, а вы не были в Сталинграде в сорок третьем?
  – Была.
  – Санитаром служили?
  – Да.
  – Замерзали на тракторном?
  – Д-да.
  – Так это мы вас в медпункте реанимировали. Спиртом растирали, а сами жгучими слезами умывались.
  – Не уж-то так жаль меня было?
  – И жалко, и весь ведь спирт на тебя извели!