Приобретя в этом пансионате опыт соблазнения "юных дев", я, тем не менее, чуть было не попал в сети, расставленные мамашей одной из них, приехавшей сюда устроить судьбу своей дочки. Выпутываясь из расставленных ей ловушек, я пропустил возможность более длительных и качественных отношений с весьма привлекательной двадцативосьмилетней преподавательницей английского в одном из московских институтов…
Когда я снова стал безбоязненно проводить вечера на танцах и в кино в главном корпусе пансионата, я заприметил эту соблазнительную полиглотку в сопровождении возрастного богатыря из Эстонии, прибывшего на наши сборы для подготовки к соревнованиям по метаниям. Я не сомневался, что перехватил бы его добычу, если бы состязаться за нее мы начали одновременно. Дальнейшие события это и подтвердили.
Но сейчас она лишь подчеркнула свою порядочность отвергнув меня, когда я предъявил ей свои претензии – заместить ее любовника, раз он уехал на соревнования и воротиться не обещал.
Она упрекнула меня, что я ставлю ее в неприличное положение непритязательной гризетки, играющей роль переходящего приза. «Лишь с глаз долой, как есть другой!»
Но обещала она, раз мы здесь на постоянном проживании, то и она традиционно может появляться здесь раз в год. И, если у меня это не каприз, а серьезное чувство, то я должен ее дождаться. В следующем году.
Год пролетел почти незаметно. У нас по 2-3 тренировки ежедневно. У нее напряженный преподавательский график.
И встретились мы ровно через год, день в день, на зимние каникулы студентов. Она сразу включила продолжение пьесы, будто мы и не расставались в этот год. И уже в день заезда, мы, обнимаясь, барахтались в снегу и всласть целовались…
На второй день, освоившись, когда мои коллеги отправились ужинать в пансионат, я затащил ее в опустевший наш коттедж. Отогреваясь после морозца мы еще какое-то время целовались целомудренно, но с моей стороны нарастала агрессивность…
Она скинула дубленку и предоставила в мое распоряжение свою безупречную грудь, прикрытую тонким, мягким свитером
В процессе наших перемещений, я опустил ее на колени и прижал ее голову к своим бедрам, где из под брючной ткани яростно просился на волю истомленный пленник.
Я расстегнул брюки и выпустил его к щечкам своей подруги. Когда они соприкоснулись, она деланно-возмущенно отдернулась, я же, держа ее голову в ладонях, прижимая освободившийся орган к ее щекам, хрипло произнес: «Возьми его в рот. Поцелуй его»
Она, не освобождаясь от возмущения, произнесла: «Ты же уважать меня не будешь!» Я постарался опровергнуть ее: еще больше буду. И послушно выполнял ее просьбы: то принести стакан воды, запить то, чем я ее угощаю. То достать полотенце, чтобы ненароком не запачкать ее юбку…
Наконец она пристроилась к моим бедрам, опустившись на колени, усадив меня на тумбочку, и, заглотив мой буквально трясущийся член, очень грамотно провела изнемогающую для меня процедуру. Когда я, наплевав ей полный рот, отпустил ее, она, взяв стакан с водой, запила этот горячий коктейль, и будто обиженно произнесла: «Ты унизил меня!» Я, с трудом удерживаясь от вдруг напавшего на меня смеха, ответил: «Ну что ты…Наоборот!»
Я вовсе не хотел ее обидеть, смех рвался наружу, вроде бы, беспричинный. И, слава богу, она ничего не заметила. Тут стали возвращаться наши ребята с ужина. Первым пришел опытный друг мой Жора. При входе, наклонясь ко мне, он вполголоса пробормотал: «Что, минетом обошлись?» - «А ты как догадался?» - «Да есть общие приметы…По губам, например». И продолжил: «Давай, не тяни, на ужин еще успеешь, там еще много оставалось. Да и подругу проводишь, она ведь там живет?»
Нам, действительно, что-то осталось от ужина. Есть, правда, не особенно хотелось, особенно ей - больше налегала на питье: кефир, там, чай…
Закончила с ужином она раньше: ты, мол, не торопись, а я посмотрю, как там подруга, номер подготовлю!»
Я понял, что она ждет цивилизованного продолжения, на своей постели, в своей, хотя бы на 2 вечера, комнате.
Когда я, доужинав, вышел, она, встретив меня в вестибюле, потащила к себе. Свет не зажигали, но я в полусумраке, увидел лежащую под одеялом ее сожительницу.
«Набегалась, говорит: лыжи, санки…Раньше спать напросилась! Да ты не обращай на нее внимание – вчера я в таком же положении была. Ее всю ночь мотыжил офицерик из местной части, спать мне ни на минуту не дали…Теперь мой черед, отыграюсь!»
Я помедлил, аккуратно снял верхнюю одежду, повесил на спинке стула, обувь – под ним. Уже выработалась привычка – если что, одежду в охапку, и в окно!
Она уже лежала, поперек кровати, в ночной рубашонке, ногами ко мне. Я закончил раздевание и плюхнулся на нее. Под рубашкой на ней ничего не было. Я задрал рубашку, подтянул ее к себе, раздвинул ее ножки – миниатюрной она была – и вставил ей, по самое не хочу!
Мы согласно двигались на широком ложе, но я больше посматривал на другую, где, головой к нам, на поставленной встык кровати, лежала неподвижно ее подруга. Лицо ее я видел смутно, определить, спит она или лежит с открытыми глазами, не мог. Хотя, какой тут, к черту сон при таком агрессивном скрипе порядком раздолбанной кровати.
Кончил я. Мы немного полежали, успокоясь. Встал потом у меня непривычно быстро, как только дыхание восстановилось. Впрочем, наверное, и она помогла, взяв, без всякой неприязни, его снова в рот. Прервав «на полуслове», я задрал до самых плеч ее рубашку, аккуратно вставил ей снова и, подвигаясь на ней пару-другую минут, встал с кровати, не отпуская ее, подхватив подмышки ее бедрышки.
Она двигалась по мне, стоящему, то вверх, то опускаясь вниз, крепко держась за меня руками и обхватив ногами. Я, вроде бы, ненароком, продвигался к кровати ее соседки, незаметно рассматривая лицо, будто бы, спящей. Она словно бы спала, но лицо ее разрумянилось. Наконец я, устав держать на весу свою партнершу, опрокинулся с ней на кровать – как бы спящая никак не отреагировала.
И то, она была подо мной, и, разыгравшись, видно получала удовольствие, отыгрываясь за вчерашнее. Похоже, она таким образом , действительно мстила соседке...
Мы находили удовольствие и в том, как меняли позиции. Взобравшись на кровать целиком, я поставил ее раком и, продвигая по кровати вверх, максимально приблизил ее к соседке. Но, между кроватями стояла тумбочка и она мешала достать эту, как я подозревал, наблюдательницу, рукой. И я мог только рассматривать открытое лицо второй (как я уже хотел!) партнерши.
Немного передохнув, она взобралась на меня в позе наездницы и, теперь она, глядя на свою потенциальную соперницу, поскакала, в только ей известную даль.
Неожиданно, не вынимая моей заглушки, переместившись по мне, она высвободила свои бедра и, теперь, сидя на мне, как «на горшке», стала ерзать широкими движениями, максимально погружая меня в себя.
Мы, перед тем, как перейти к другому расположению, попеременно кончали, и тут же, с ненасытной жадностью набрасывались друг на друга.
В последней позиции, когда в комнату стал проникать рассветный свет, я снова был наверху: стоя перед ней на коленях, я натягивал ее на себя, подхватив подмышки ее бедра и, как завороженный, наблюдал, как мой бледный в утреннем свете член то нырял в ее прикрытую русыми волосками впадинку, то выбирался чуть ли на всю длину оттуда.
Очевидно, в конце, я выбросил из себя такой мощный заряд, что она, с переполненной чашей, решилась, наконец, прибегнуть к водным процедурам. К ее сожалению, в номере душа и прочих удобств, кроме раковины с умывальником, не было, и она, успокоив меня, что это «на минуточку», набросила на себя халатик и вышла из комнаты в коридор.
Я, как будто ждал этого с вечера(а и в самом деле ждал!) вскочил с постели и направился вдоль нее к кровати соседки... В нерешительности остановился у самой середины, перевел взгляд на лежащую... Она была накрыта одеялом, но не вся и не везде. Как бы приглашала, но и отгородилась…
Я все-таки двинулся дальше. Приоткрыв дверь, поугадывал, где была ванная комната (одна на весь коридор)в которой ополаскивалась моя подруга. Подумал, что если я хочу реализовать свое желание, то надо начинать прямо сейчас… А вдруг я обманываю себя, а вдруг я не то угадал? И что последует? Истошный визг, крики, мое бегство, обнаженного…куда? Стоит ли это того?
Стоит! Я еще немного потянул время. Подошел к умывальнику, смыл с себя грехи этой ночи. А то и правда – негигиенично! Подошел опять к двери, выглянул. В коридоре пустота. Что это я тяну время? Эдак и не успею.
Я опять подошел к постели, потянул одеяло от себя. Передо мной лежала Даная Рубенса. В такой же позе, таких же форм и объемов, приподнявшись на локте…
«Что уставился?» - наконец услышал я ее голос. – Скандала не боишься?"
Я обреченно мотнул головой и свалился на нее. Она удобно подвинулась, я приподнял ее ногу, освобождая себе проход и, пошире раздвинув ее ноги, погрузился в ее нутро. Я не знал, чему удивляться больше: тому, что у нее все там было влажное, ждущее или тому, что мой, несколько часов подряд, вконец истомившийся аргумент, послушно встал и энергично делает свое дело.
Она только укоризненно проговорила: «Мог бы не суетиться, подождал бы до вечера. Твоя уехала бы и мы с тобой тогда, не торопясь.» - « Мог бы, не мог, мы же с тобой не общались... Откуда мне знать о твоих настроениях?»
Больше мы ничего в спокойной беседе сказать не успели. Дальше был визг и ор. Дверь отворилась, на пороге стояла наша кара. В меня полетели сапожки, тапочки, чья-то скомканная в клубок одежда и неприличная в такой интеллигентной среде ругань.
Я, как предусмотрительно подготовился, вылетел в дверь мимо нее, со своей свернутой одеждой. Путь мой лежал в единственную на этом этаже ванную. Слава богу, в коридоре никого не было. Никто еще не отреагировал на вопли моей оскорбленной возлюбленной….
И я потом ничуть не жалел, что безвозвратно потерял любовь хрупкой "англичанки". Я в то время больше тяготел к более мощным женским формам - иными словами, Боттичелли предпочитал Рубенсу. И она ничуть не уступала своей соседке в знании "Камасутры", в чем я убедился, придя в номер к оставшейся к вечеру одной рубенсовской или кустодиевской "мадонне". Она встретила меня уже изготовившейся, в незапертой комнате, лежащей без одежды на уже опробованном мной ложе и... было нам хорошо...