…и умерла Мечта…
Буднично, внезапно, при обстоятельствах неясных и в высшей степени странных. Не было ни громких заявлений, ни предупреждений, ни тонких намеков. Признаки угасания обошли стороною Матушку Реального. Просто в один из осенних дней Мечта тяжело вздохнула, вздрогнула и распласталась на синтетическом ковре потерянных расцветок в центре дома человеческого одиночества. Крики и стоны не сопровождали смерть, лишь плотный запах сгнивших орхидей добавлял в картину произошедшего толику театрального драматизма и разрушения.
Человек обнаружил труп на рассвете, в парадоксальный час когда луна и солнце мирно соседствуют на неразделенном зеркале небес. Будучи сонным и злым он не сразу обнаружил упавшую и лишь запнувшись о жесткое и угловатое обратил внимание на беспорядок.
На поверженной не имелось ран и иных признаков насилия. Человек даже предположил, что Мечта спит, однако глаза – широко раскрытые и остекленевшие в гримасе изумления, не позволяли усомниться в торжестве смерти. Радуга стояла в этих глазах, но каждый из семерки цветов был блекл и пуст, как бывает опустошен и блекл всякий мертвец.
Логика требовала сообщить о покойнице куда следует, но Человек не внял голосу щепетильной зануды. Он решил, что смерть Мечты дело личное, а допуск посторонних ко внутренним трагедиям — дурной тон.
— Нагадят, напачкают, а то и чего похуже, — сказал Человек вслух, зачем-то перекрестился и стал собираться в дорогу.
Сложив в багажник связку инструментов он завел мотор бежевой «Хонды» и двинулся в юго-западном направлении. Неизвестно почему, но Человек посчитал эту сторону света наилучшим прибежищем для павшего состояния души.
Мягко шуршали шины. На лбу пульсировала кривая жилка, заявляя о подскочившем давлении. Эмоции спали, наблюдая во снах чертоги успокоения и чертежи покоя.
Стайки ворон взлетали с придорожных деревьев, провожали автомобиль каркающей какофонией. Выл и стонал ветер, напоминая о раненых животных и пациентах психиатрических клиник.
Спустя неучтенные километры Человек отыскал подходящее место. Он припарковался на обочине. Вытащил обернутую покрывалом Мечту, инструменты и стал пробираться на примеченную полянку, раздвигая колючий кустарник и зарабатывая порезы.
Березы и сосны. Несколько крупных, мшистых камней на травянисто-хвойном ковролине. Запахи леса и тишины. Обругав себя за позабытые перчатки Человек вырыл яму в комковатой земле и схоронил останки. К моменту окончания ритуала он порядочно взмок. Ломило шею и поясницу, а на ладонях вздулись внушительные мозоли. Человек чувствовал себя разбитым и слабым. Он и был таковым, но самоосознание пришло намного-намного позже.
Над природой властвовала желто-красная плакса-осень, но день выдался морозным и по-зимнему злым. Холодный воздух бесцеремонно вламывался в лобные пазухи, баррикадировал ноздри сгустками белесых соплей. Нахальствовали ажурные снежинки, липли к непокрытым волосам, таяли на бровях, ушах и ресницах.
В молчании Человек постоял над свежим холмиком, выпил фляжку коньяка и выкурил четыре сигареты с фильтром. От выпитого-выкуренного закружилась голова. Человеку показалось, что он вот-вот грохнется в обморок, но падение не состоялось. Человек вздохнул и сплюнул, умудрившись попасть на ботинок.
Вечерело. Небеса сыпали снежной пудрой. Воняло сыростью и плесенью. Опьяневший Человек ощущал тоску. Он понимал, что предан и обворован, но не было сил покарать предателя или настигнуть вора.
Дальнейшее прощание казалось пошлым излишеством, и Человек заспешил с импровизированного погоста. Он не заметил, как в пустоте родилась Болезнь. Как она уцепилась за материал одежды и материю тела, прилипла, слилась…
***
Прошло сколько-то времени. Болезнь, подхваченная в день похорон, поселилась в клетках души Человека. Она разрасталась, делилась и множилась, вгрызалась крючьями гнилых зубов в атомарные соединения одинокого существа. Болезнь поедала и отравляла, проникала все дальше и глубже.
Человек оказался не готов к вторжению. Он слышал треск раздираемых тканей, вздрагивал от хруста костей и хлопанья лопнувшей кожи. Клетки противостояли Болезни. Неравный бой, но клетки, воспитанные на идеалах рыцарских столетий, сражались мужественно и умирали, умирали, умирали… Болезнь торжествовала, методично оккупируя новые плацдармы, захватывая и предавая высокотемпературному огню павшие бастионы и органы.
Окружающая действительность обрела вкус изжоги и поражения. Человек взирал на руины и рыдал над пепельными кучами. Он стал непостоянным и нервным. Впадал в ярость, переходил в отчаяние, перескакивал в уныние и страдал, страдал, страдал…
Вскоре он возненавидел себя.
По циферблатам бежали секунды… Пальцы Человека перебирали осколки разбитых надежд. Стекляшки впивались в ладони, высасывали красную руду из маленьких подкожных жилок. Текла кровь. Красная-красная, словно упавшее на закатный бархат наливное яблоко.
Человек не знал, жив ли он или уже умер. Чувство реального вытекло из сосуда зараженного разума, бойкотирующего трудовые обязательства. Человеку казалось, что он падает в бесконечную пропасть. Летит, бьется головою о каменные края, добывает синяки и собирает гематомы… Полет походил на кошмар, но радость пробуждения оставалась недоступна…
Долго.
Долго..
Долго…
…Падение окончилось внезапно, превратилось в удар, но не настолько сильный, как следовало из длительности полета. Человек захрипел, вываливая из бронхов никотин, смешанный со смолами и кровью. Он был испуган и взбудоражен, но удивлен. Изломанная карикатура самого себя, вот во что надлежало превратиться Человеку, но самоощупывание подсказало, что кости целы. Боли он не испытывал.
«Почему? Что? Зачем?»
Кругом висела темнота. Где-то в неизвестности ритмично дробилась вода, отражалась гулким эхом от невидимых стен. Человек лежал на дне пропасти, кукольно раскинув руки-ноги и часто дыша. Каменная крошка колола спину. Ботинки душили распухшие ступни. Чувство страха смешивалось с любопытством, перерождалось в желание познавать и понимать.
В качестве разведки Человек покрутил головой. Шейные позвонки захрустели, но знаний не прибавилось. Интерьеры обретенного дна тонули в чернилах подземелья.
Человек прислушался ко внутренним ощущениям. Шумело в ушах, хотелось курить, пить и спать. Боли по-прежнему не было.
Он попытался встать. Осторожно, по сантиметрам. Ноги дрожали, но держали. Глубоко вздохнув Человек вытянул руки и шагнул навстречу тьме.
Шаг, второй, третий, пятый... При счете пятнадцать кончики пальцев уперлись в шероховатый и теплый камень. По-паучьи прилепившись к найденной стене Человек двинулся в правую сторону. Почему-то он решил, что правая сторона непременно приведет к выходу.
Шел он долго, потерял чувства времени и пространства, сорвал ноготь на указательном пальце и до крови наколол мизинец. Спать расхотелось, но с каждым пройденным метром усиливались жажда и голод. Лишенный никотина организм протестовал и нервничал.
Спустя неизмеренные часы и мысли о куреве впереди забрезжил свет. Это придало сил, и Человек почти побежал, но запнулся о каменные неровности и упал. Удар невидимого пола пришелся в район рта. Человек почувствовал, как сминаются, рвутся губы, а передние зубы с треском покидают насиженные места. Странно, но боли не было.
Удивляясь и трогая языком образовавшиеся разрывы-провалы Человек продолжил путь.
Шаг, еще один и еще…
По мере движения свет обретал яркость и пугающую красноту. Человек воспрял духом и уже безошибочно двигался по трубообразному тоннелю, что оканчивался багровым провалом похожим на остывающую доменную печь.
На секунды страх подчинил волю Человека. Капельки пота облизали лоб влажным языком-невидимкой. Человек прогнал страх. Обтер пот тыльной стороной ладони и шагнул в печное жерло.
Шаг, другой, десятый…
Каменная равнина, рожденная в недрах гигантской пещеры. Переливчатое сияние в красных тонах, кутавшее обитателя земного брюха эфемерной шалью. Медленный ручей пронзал ее разметавшееся тело черноводным зигзагом. Своды и стены терялись во тьме. Тут и там равнину покрывали проплешины синеватой травы. На плешивой синеве росли изогнутые кустики с зубчатыми листьями и бордово-красными, продолговатыми ягодами, светящимися изнутри.
В пещере не было ветра, но скрюченные тельца растеньиц вздрагивали, тянули к гостю деревянные пальчики.
— Здравствуй, путник! — словно говорили они. — Ты устал! Приляг, отдохни… Мы исцелим тело твое, мы успокоим желудок и изгоним усталость…
Человеку очень захотелось незнакомых ягод и обещанных снов, но он отбросил желания и двинулся дальше, через черное и синее в господствующем красном.
Звук падающих капель нарастал. Под подошвами шуршали камешки, потрескивали сухие веточки и шкурки червеобразных насекомых. Живые насекомые куда-то попрятались. Дважды Человек перепрыгивал кривую ленту ручья. Дважды перебарывал искушение напиться черной, похожей на гудрон воды. Дважды замирал и прислушивался.
Тихо-тихо и капельное эхо…
Спустя полчаса Человек увидал кирпичные развалины, одетые в мох и плющ. Тут и там, с востока и запада от руин торчали колонны со сколотыми верхушками, смахивавшие на исполинские кариозные зубы. Неизвестно, что они подпирали при жизни, лишь полукруг высоченной стены да горы обвалившегося кирпича позволяли догадываться о масштабах постройки.
Красный воздух сделался гуще, звук капель пронзительней. Вернулось ощущение опасности. Некто или нечто могло прятаться за стенами-колоннами, но Человек, не видя иных вариантов, двинулся по направлению развалин.
Обходя колонны и перелезая через кучи он вышел во внутренний дворик. Там Человека встретил все тот же кирпичный хаос и… овальный бассейн, до краев наполненный водой, цвета растопленного во льдах сапфира. Круглая скала, похожая на руку с отрезанной кистью, нависала над водами. Скальный обрез блестел почерневшим серебром, а точно по центру, на середине гладкости, угадывалось изображение женского лица. Черты стерлись, но на месте, где располагаются глаза,
Человек разглядел пару одинаковых отверстий. Влага сочилась из них! Ритмично падали капли, старательно морщили водяную кожу. Каменная женщина лила слезы.
Человеку не было дела до плачущих скал. Он побежал, присел, склонился над бассейном. Нырнули ладони. Вода провалилась в желудок, обожгла коктейлем льда и пламени, но Человек застонал от наслаждения. Ведь боли он не чувствовал.
Ледяная синева отдавала солью, но Человек пил и пил. Пил долго, пил слезы камня. Пил до тех пор пока не заурчало в животе. Тогда Человек поднялся с колен, громко рыгнул и улыбнулся дереву, что росло на противоположной бассейну стороне.
О, что за дерево это было! Огромное и уродливое. Уродливое настолько, что притягивало взгляд сильнее образчиков прекрасного. Бородавчатый и морщинистый, искривленный ствол говорил о прожитых годах и пережитых страданиях. Кривая арматура веток разметалась в отчаянном порыве безысходности. Продолговатые овалы плодов светились изнутри мутной краснотой. Человек решил, что дерево точь-в-точь похоже на кустики, заполонившие гигантскую пещеру. Невеликое открытие, но Человек внимательней присмотрелся к дереву-прародителю, к морщинистой шкуре, корявым ветвям, плодам. Вдруг он понял, что не плоды это вовсе, а… зеркала. Овальные, мутно-красные зеркала, облепившие деревянную кривизну, а в них… отражения… Отражения Человека, всматривающегося в глубину красноты. Одно второе, третье…
И в миг, точно пелена упала с глаз! Человек увидал, что под деревянным прародителем, прижавшись спиною к стволу, сидела Мечта. На ней было покрывало, памятное по дню похорон.
Мечта подняла на Человека семицветные глаза. Мгновение, и она узнала пришельца. Тонкие губы тронула улыбка, что моментально сломалась в жесткой гримасе ненависти.
— Ты убил меня! — крикнула Мечта, и ноги Человека стали непослушными и ватными.
Крик отразился от сводов пещеры. Мелкая рябь взлохматила синеву бассейна. Задребезжали зеркала. Отражения подернулись дымкой. Они зашевелились активнее и… начали оживать!
Человек с трепетом наблюдал метаморфозы зеркальных поверхностей, которые выгибались и топорщились, тянулись под напором фантомных рук и голов, пальцев и плеч…
— Ты убил меня!!
От второго крика Человек зашатался. Заскрежетали зеркала, покрылись сетями трещин. Чувствуя близость освобождения разинули рты, завыли отражения, уже не принадлежавшие Человеку.
— ТЫ УБИЛ МЕНЯ!!!
Третий крик бросил Человека на колени. Он услышал хруст коленных чашечек, увидал белую кость, моментально утонувшую в красном, но боли не испытал. Человек поднял голову, и в этот миг зеркала лопнули. Карминовая пыльца веером разлетелась по сторонам! Крошево осколков забарабанило по каменному полу, забулькало в бассейне, порезало кожу на лице и руки, вскинутые в жалкой попытке защититься.
Он открыл глаза. На месте, где висели зеркала, стояли отражения. Одно, два, три, четыре, пять… Пять отражений смотрело на Человека – своего создателя. Похожие на него, как бывают похожи всякие отражения, но… другие. Блеклые, пустые… бездушные.
И тут Человек закричал. Неведомый ранее ужас жадностью комариного жала пронзил его нервы, впился в каждый протон и атом! Человек кричал… Как никогда в жизни. Он понял, что умирает. Видел, как тело его исчезает, распадается, растворяется… Как оно отлетает, переплывает, перетекает в ожившие отражения… Отражения Человека, больше Человеку не принадлежавшие...
И в этот миг вернулась боль…