Эпидемия чумы во французском путешествии

Екатерина Овчарова
Эпидемия чумы в описании французского путешественника (Жерар де Нерваль, роман «Путешествие на Восток»)

Опубликовано в трудах XLVIII Международной научной конференции «Историко-психологические и социальные аспекты влияния эпидемий на человека и общество, 14 декабря 2020 г., Санкт-Петербург, С. 54-60.

Статья посвящена описанию карантина чумы в Египте в первой половине XIX в., которое приведено в романе французского романтика Жерара де Нерваля «Путешествие на Восток».


В XIX в. среди деятелей французской культуры были чрезвычайно  популярны путешествия в страны Леванта. Этот регион после  Ламартина именовали просто Востоком. Это была некая литературная мода [1,2]. Существовала определенная модель путешествия на Восток, в своем наиболее чистом виде представленная в путевой прозе Александра Дюма-отца и Теофиля Готье. В русле этой традиции возник роман Жерара де Нерваля «Путешествие на Восток» (публикация 1846-1851), созданный на основе реальных странствий автора [3]. В этом романе, являющимся также и своего рода квинтэссенцией если не жизни рассматриваемого региона в середине XIX в., то  европейских представлений об этой жизни, довольно значительное место, по сравнению с творениями на эту тему современников Нерваля, уделено эпидемиям и практиковавшимся в связи с этим карантинным мерам, на чём мы и остановимся в данной статье. Практическое отсутствие упоминаний об этом страшном и распространённом явлении в путешествиях «коллег по цеху» знаменитого романиста, скорее всего объясняется ориентацией их на канонические образцы. Французские путешествия, созданные мастерами художественного слова в рассматриваемый период,  возникли в русле просветительских путешествий  и созданы в соответствии с жанром voyage pittoresque [4], где характерно внимание к окружающим достопримечательностям и ориентация на литературные образцы, вроде «Тысячи и одной ночи», того корпуса арабских сказок, который был издан в XVII в. в редакции литератора Антуана Галлана. [5, 6] Нерваль, с его энциклопедическим охватом и интересом не только к экзотизму, но и социальной жизни Востока, неизбежно должен был обратиться к этой тематике.
Глава романа, посвященная описанию эпидемии чумы, озаглавлена как «Завтрак в карантине» <Здесь и далее ; перевод М.Е. Таймановой>. Герой со своими спутниками путешествует по Нилу:
«Вот мы снова на Ниле. Вплоть до Батн-аль-Бакары («живота коровы»), где Дельта начинает расходиться веером, я видел лишь знакомые мне берега. Вершины трех пирамид, розовые утром и вечером, которыми любуешься задолго до подхода к Каиру и так же долго после отъезда из Булака, исчезли наконец за горизонтом. Теперь мы двигались по восточному рукаву Нила, то есть по подлинному руслу реки, так как Розеттский рукав, по которому, как правило, путешествуют европейцы, всего-навсего широкий отводной канал, уходящий на запад». [3, с. 171-172]
Вокруг них изумительные пейзажи в то время почти еще девственного ландшафта.
«Главные каналы Дельты отходят от Дамьеттского рукава; на его берегах можно любоваться самыми разнообразными и яркими пейзажами. Они сильно отличаются от монотонных берегов других нильских рукавов, где чахлые пальмовые рощи перемежаются с деревнями из глинобитных домиков; видны лишь гробницы святых с минаретами и голубятни с причудливыми украшениями — все это словно нарисовано на плоском, лишенном объема горизонте; воды Дамьеттского рукава омывают крупные города и деревни с плодородными полями; пальмы здесь пышнее и раскидистее, фиговые, гранатовые деревья и тамариск отливают всеми оттенками зелени. Берега реки, от которой расходятся оросительные каналы, покрыты первозданной растительностью; из гущи папируса, служившего когда-то сырьем для писчего материала, из разных кувшинок, меж которых изредка алеет цветок древних — лотос, взмывают ввысь тысячи птиц и насекомых. Все трепещет, блестит и оглашает воздух невообразимым шумом, все, кроме человека. Здесь не встретишь и десяти европейцев за год, а поэтому выстрелы редко раздаются в этом уединенном уголке, полном жизни. Лебеди, пеликаны, розовые фламинго, белые цапли и утки мирно резвятся среди джерм и фелюг; то и дело взмывают в лазурное небо пугливые голуби, выстраиваясь на высоте в длинную цепочку» [3, с. 172].
Однако идиллия скоро прерывается, поскольку путешественники прибывают в местность, поражённую чумой.
«Мы провели ночь неподалеку от Мансуры, но я не смог осмотреть ни знаменитые печи для выведения цыплят, ни дом Бен Лукмана, где находился в заточении Людовик Святой. Наутро меня ждала дурная весть: над Мансурой был поднят желтый флаг, означавший эпидемию чумы, то же ожидало нас и в Дамьетте» [3, с. 173].
Герою роману, нуждающемуся в пополнении запасов провизии и желающему быть представленным французскому консулу, необходимо ожидать возможности попасть в зачумлённый город.
«Нужно было дождаться вечера, чтобы увидеть наконец волшебную панораму широкого, как морской залив, Нила с самыми густыми пальмовыми рощами на берегах, с итальянскими домиками и террасами садов; открывшееся зрелище можно было бы сравнить со входом в Большой канал Венеции, если бы не великое множество мечетей, верхушки которых проступали в красноватой дымке вечернего тумана» [3, с. 173].
Поскольку в городе был объявлен карантин, необходимо было получить особое разрешение властей, чтобы в туда войти.
 «Мы причалили к главной пристани, перед большим зданием с французским флагом; однако нужно было ждать до следующего дня, чтобы нам, здоровым людям, после обязательного врачебного осмотра дали разрешение войти в этот пораженный болезнью город: над зданием морского ведомства зловеще реял желтый флаг» [3, с. 173].
Впрочем, путешественников скоро заметили. Из французского консульства появился служащий с тем, чтобы препроводить их в город. Основными мерами по предотвращению заражения чумой было отсутствие физических контактов с местным населением.
«Однако на рассвете наш флаг заметили, <...>, и янычар из французского консульства явился предложить нам свои услуги. У меня с собой было рекомендательное письмо к консулу, и я попросил разрешения у янычара вручить его лично. Янычар доложил об этом консулу и вернулся за мной. Он предупредил меня, чтобы по дороге я ни до кого не дотрагивался и никому не давал дотрагиваться до себя. Янычар шагал впереди и своей тростью с серебряным набалдашником прокладывал путь в толпе. Наконец мы вошли в большое каменное здание с огромными воротами, скорее похожее на окель или караван-сарай» [3, с. 174] .
Также избегали контактов с вещами вновь прибывших путешественников
«Я вошел в канцелярию, и янычар подвел меня к своему начальнику. Я без лишних слов собирался было вручить ему письмо прямо в руки.
; Aspetta, ; остановил он меня не столь любезно, как полковник Бартелеми, когда его хотели поцеловать . Он отстранил меня белой тростью, которую держал в руке. Я понял, что он имел в виду, и просто показал ему письмо. Консул, не говоря ни слова, вышел и вернулся с пинцетом; он взял им письмо, положил его на пол, прижал ногой и ловко вскрыл конверт с помощью пинцета, затем развернул его и, держа на большом расстоянии перед собой, стал читать.
Лицо его прояснилось, он вызвал чиновника, умевшего говорить по-французски, и пригласил меня на завтрак, правда предупредив, что это будет завтрак в карантине. Я не слишком хорошо понимал, как следовало отнестись к подобному приглашению, но прежде всего подумал о своих спутниках, оставшихся на фелюге, и спросил, какую еду можно раздобыть в городе» [3, с. 174]. (полковник Бартелеми  ; в романе он упоминается как глава каирской полиции. Возможно, это известный в то время француз на египетской службе, врач по профессии, Антуан-Бартелеми Кло (Клот-бей), который оставил лучшее по своей полноте и точности описание Египта того времени, имел титул бея, был генералом, сделал карьеру при Мохаммеде Али. [7])

Далее Нерваль несколько детализирует воззрения на степень заразности болезни, которые демонстрирует представитель французской администрации, по своему происхождению местный житель из числа католиков.
«Консул отдал распоряжение янычару, и тот вручил мне хлеб, вино и кур — продукты, через которые, как считают, не передается чума. <...>
Слуги, стоявшие вдоль стен, обносили нас одинаковыми на вкус кушаньями, разложенными в разные тарелки; мне объяснили, что эти слуги прошли карантин, так что я мог не беспокоиться, если кто-то из них случайно коснется моей одежды. Мне было непонятно, как в городе, где свирепствует чума, можно полностью изолировать некоторых людей. Впрочем, я сам представлял подобное исключение» [3, с. 176]
Поскольку, очевидно, что лишь счастливая судьба могла спасти путешественников в XIX в. от заражения этой или другой смертельной болезнью, то герои романа предпочли выполнить требования властей по карантину, с ними отнюдь не спорили, хотя и не скрывали своих сомнений по поводу их, скажем так, эффективности. Впрочем, в те времена у тех, кто странствовал подобным образом по Востоку, хватало авантюризма и присутствия духа, чтобы не поддаваться панике, не страшиться неизвестного и полагаться при этом исключительно на милосердие Божие.
Задерживать путешественников в зачумлённом городе и отправлять на карантин не стали, напротив, консул сам способствовал тому, чтобы его невольные гости покинули поражённый эпидемией город. Консул никак не отвечал за распространение заразы вне своего города, его юрисдикция была весьма ограничена. К тому же, вряд ли он хотел иметь неприятности с богатым французом из метрополии, которым представлен в романе главный герой. Да и возможно, что тут сыграло свое роль известное воззрение Клот-бея на относительную незаразность чумы.
«Чиновник предложил показать мне город. Череда великолепных домов на берегу Нила, которыми мы любовались, оказалась не чем иным, как театральной декорацией; остальные же улицы выглядели пыльными и унылыми; казалось, даже стены пропитаны лихорадкой и чумой. Янычар шел впереди, расталкивая жалкую толпу в синих лохмотьях. Я испугался, что нам придется провести несколько дней в этом унылом городе, но, к счастью, янычар сообщил мне, что на рассвете бомбарда 69 «Санта Барбара» должна сняться с якоря и отправиться к берегам Сирии. Консул любезно заказал мне места, и в тот же вечер мы покинули Дамьетту и сели на корабль под командой капитана-грека» [3, с. 176].
Очевидно, что единственным средством против подобной напасти как в XIX в., так и ранее, несмотря на реформы Антуан-Бартелеми Кло (Клот-бея) был карантин, соблюдавший с разной степенью строгости для разных слоёв населения. Определённая эффективность этой меры вряд ли может быть оспорена. Но любопытно, что совершившиеся за  прошедшие полтора столетия гигантский технологический и научный скачки в развитии цивилизации, в сущности, мало что переменили в отношении к подобным явлениям.

 Литература и источники

1. Овчарова Е. Э. О метаморфозе жанра voyage pittoresque в путевой прозе Теофиля Готье, Эжена Фромантена, Гюстава Флобера // Материалы XXXIX Международной филологической конференции 15-20 марта 2010 г. История зарубежных литератур. / Сост. Лукьянец И.В., Миролюбова А.Ю – СПб. :  ИД «Петрополис», 2011 – С. 105-108.
2. Овчарова Е.Э. О метаморфозе жанра voyage pittoresque во французской путевой прозе / // Вестн. С.-Петерб. ун-та. Сер. 9. 2010. Вып. 4. С.42-49.
3. Нерваль Ж. Путешествие на Восток. М.: Главная редакции восточной литературы издательства «Наука», 1986. ; 445 с.
4. Овчарова Е.Э. К вопросу о возможной классификации путешествий Художественная литература и философия как особые формы познания: Коллективная монография / под ред. Е.М. Черноземовой, Е.Э. Овчаровой. – СПб. : Изд-во Политехн. ун-та, 2017. – С. 34-51
5. Косматова Е.Э. Мотивы сказок «Тысяча и одна ночь» во французской литературе путешествий первой половины XIX века / // Материалы XXXV Международной филологической конференции 13-18 марта 2006 г. Вып. 8. История зарубежных литератур СПбГУ: национальное, транснациональное, универсальное / Отв. ред. И.В. Лукьянец – СПб. :  Филологический факультет СПбГУ. – С. 41-45.
6. Овчарова Е.Э. Стереотипы представлений о Востоке в путевых заметках Гюстава Флобера 1849-1851 гг. // Материалы XXXVII Международной филологической конференции 11-15 марта 2008 г. История зарубежных литератур : имагологические аспекты / Под ред. И.В. Лукьянец, А.Ю Миролюбовой – СПб. :  Факультет филологии и искусств СПбГУ, 2008 – С. 107-111.
7. Богомолов С.А. «Военная революция» Мухаммеда Али в Египте в 20-е гг. XIX в. Minbar. Islamic Studies. 2019;12(3):645-664.URL https://doi.org/10.31162/2618-9569-2019-12-3-645-664 (дата обращения 12.11.2020)