Двери вагона берлинского метро, пропустив горстку пассажиров, снова сомкнулись, издав воющую сирену отправления. В вагоне было душно, и вошедшие стали открывать верхние форточки окон. Как только поезд тронулся, стоящий у передней двери неопрятный бородач достал гитару и, взяв пару неуверенных аккордов, запел что-то невнятное на английском, видимо подражая известному хиту, пытался привлечь к себе внимание. В его хрипении нельзя было уловить хоть какой то намёк на мелодию. Смартфоны тогда только изобретали, а радиотелефоны были лишь у немногих. Пассажиры листали газеты или прослушивали плееры, воткнув в уши проводки. Закончив сольное выступление, гитарист прошёлся вдоль вагона, суя всем бумажный стаканчик. Сердобольные пассажиры стали рыться в кошельках в поисках медных монет. Сошедшего на следующей остановке бородача, сменило румынское музыкальное трио, состоящее из трубача, аккордеониста и барабанщика. Оглушительная серенада, хоть и взбудоражило всех, но вызвала лишь недовольное ворчание пожилой немки:
– Опять эти попрошайки! Мы же не благотворительная организация. Когда нас оставят в покое в конце концов? Пусть играют на улице.
Поезд, вынырнув из тоннеля, понёсся по надземному участку пути, преодолевая виадук. Часть пассажиров уставились в окна, рассматривая городской пейзаж.
Вновь вошедший пассажир, выждав, пока не тронется поезд, проговорил заученную фразу дрожащим и срывающимся голосом наркомана:
– Меня зовут Петер. Я бездомный и распространяю журнал Motz. Одна часть средств от продажи идёт на социальные программы в помощь нуждающимся, а другая на содержание издательства...
Лишь немногие, вздохнув, дали ему пару евро и, выслушав благодарную речь, журнал не брали. Впрочем, они рассматривали это не как милостыню. Бездомный зарабатывал свою трудовую копейку, как мог.
Внезапно в вагоне зазвучал певучий тембр саксофона, который был в руках хрупкой, девушки с редкими русыми волосами. Мелодия заполнила пространство удивительным приливом нежности, навевая романтические фантазии. Сопровождающий её высокий парень, настраивал магнитофон с оркестровой фонограммой.
– Это Адажио Альбинони, – заговорил по русски, пожилой мужчина, обращаясь к своему соседу, – у неё же готовый концертный номер. Какое чистое звукоизвлечение и как здорово она вытягивает звуки верхнего регистра! С таким мастерством зарабатывать на жизнь в поездах? Да, тяжёлые настали времена.
Он положил в футляр инструмента пятиевровую купюру. Пассажиры стали аплодировать исполнительнице, и рассчитывались крупной монетой.
– Вы знаете, что саксофон при плавном переходе одного звука в другой может конкурировать с кларнетом. – продолжал разговор мужчина, выходя из поезда, своему знакомому, по видимому тоже из музыкальной среды, – Кстати, я знал одного талантливого кларнетиста. Он играл на улицах и его всегда сопровождала одна высокая девушка. Если вам интересно, послушайте...
«Лидка – оглобля долговязая» – дразнили её в детстве. Она выросла ещё больше – до 180 сантиметров, а длинные ноги округлились в коленках и плавно стали переходить в бёдра. Крутой лоб покрывала упрямая чёлка пшеничного цвета, Взгляд серых глаз был наивным и любопытным. Её заметили и взяли в волейбольную команду, где скоро добилась больших успехов. Она обладала мгновенной реакцией и высоким прыжком. Резанные мячи с её подачи отбить удавалось лишь немногим. Работая у сетки, сильным ударом кисти пробивала блок соперников.
Лида поступила в институт физической культуры уже будучи мастером спорта. На неё возлагали большие надежды.
Возвращаясь с тренировки или занятий домой, она часто отдыхала на скамейке возле дома, положив натруженные ноги на спортивную сумку. Однажды она услышала мелодию кларнета. На балконе соседнего дома какой-то парень играл танго. Каждый звук, под его чувствительными пальцами на клапанах, вызывал в ней необычный взрыв эмоций, сердцебиение и жар в груди. Она когда-то слышала эту мелодию, в детстве. Музыка словно приглашала скользить по паркету в ритме медленного танго. Лида от волнения кусала губы и сдувала со лба чёлку.
«Грубовата я для такой музыки, но я ведь чувствую и понимаю её». – думала девушка и казалось, что кларнетист приглашает её на этот танец, где его рука обвив её талию, посылает в вихрь движений танца – танца на паркете. Несколько вечеров ждала она на той же скамье его его следующих уроков.
Лида решила непременно познакомиться с ним. Однажды встретив музыканта на выходе из метро, тронув за плечо, спросила:
– Извините пожалуйста, я часто слышала танго, которое вы разучиваете. Что это? Я слышала его в детстве только один раз.
– Вам, действительно нравится то, что я исполняю? – обернулся он, задирая голову, – Эту мелодию сочинил Сидней Беше. Называется она «Маленький цветок». Её чаще исполняют на саксофоне.
Они пошли дальше рядом.
– А, вообще, кто вы? Где могли меня слышать?
– Я снимаю с подругой комнату в соседнем доме и прохожу через ваш двор. Меня зовут Лида.
Очень приятно, – Эрик, моё имя.
– Так вот, – продолжил он, – этот музыкант был очень известен в 60-е годы. Он умер в 1959 году в Новом Орлеане. Мне больше нравится игра Фаусто Папетти. Лучше его никто не исполнял это танго на кларнете. Это настоящий шедевр. Хотите послушать? Пойдёмте ко мне. У нас большая коллекция грампластинок. Их долгие годы собирал мой отец. Он большой меломан, хотя по профессии инженер, как и моя мать. Меня и назвали в честь Эрика Долфи – одного из самых выдающихся джазменов.
– Моя знакомая Лидия, – представил он девушку родителям, – Очень интересуется мелодиями 60-х годов. Она слышала мою игру на балконе.
У Эрика была своя комната, завешенная концертными афишами эстрадных и джазовых исполнителей. С портретов глядели на девушку темнокожие музыканты с саксофонами, тромбонами и за ударными инструментами.
– В оркестре Фаусто Папетти нет джазовых интерпретаций, но то что он делает – это завораживает. – рассказывал ей Эрик, ставя очередную пластинку в проигрыватель.
Лида сидела ссутулившись, подобрав ноги. Она смущённо глядела на этого темноволосого парня аристократической внешности, какие в её окружении редко встречались. Она мысленно представляла их двоих, слившихся в танце.
– «Эй мамбо», «Бесаме мучо», «Карузо», «Лунное танго», «Натали», – не унимался Эрик, – Эти ребята творили шедевры. Я верю, что хорошая музыка возродится. Ну, перебесятся с этими рэпами и вспомнят старое. Сейчас на Западе снова звучат те мелодии. Их играют музыканты на улице за пару грошей. Но как слушают их случайные прохожие или пассажиры в подземках? Мой кларнет может выдувать классику. Этому меня в консерватории учат. Но мне хочется играть также и джаз.
Он возбуждённо ходил кругами по комнате и рассказывал Лиде о жизни композиторов и исполнителей. Он знал о них много. Такого терпеливого слушателя , как эта девушка, ему сам Бог послал.
Лида слушала Эрика с огромным вниманием, хотя ровным счётом не смыслила ничего в джазовых импровизациях, размере такта или игре по квадратам.
В двери комнаты постучали.
– Не измучил ли ты девушку своими лекциями? Может быть ты пригласишь её пообедать с нами? – предложил отец.
– Сейчас. Вот только дослушаем «Песню золотой трубы» в исполнении Луи Амстронга и Эдуарда Шедько.
Лида сидела за столом, смущенно потупившись. Родители с интересом рассматривали новую знакомую сына. Эрик никого из девушек раньше домой не приводил, да и времени на них у него не находилось.
– Приходите на наш студенческий концерт, я буду рад вас видеть в консерватории. – сказал он ей, прощаясь у подъезда её дома.
– Ну, где ты сынок отыскал эту каланчу? – спросила мать.
– Это она меня нашла. Оказывается, Лида уже давно слушает мой кларнет и у неё хороший музыкальный слух. Не то, что у вечно огрызающихся соседей.
Они стали регулярно встречаться. Лида зачастила на вечера в консерваторию, а Эрик на соревнования волейболисток. Он мало смыслил в технике волейбола, но страстно восхищался «выпрыжкой» Лиды перед сеткой и красиво пробитыми мячами. Когда она, подседая и перекатываясь на спину, брала низкие мячи, Эрик аплодировал ей стоя, как уходящему со сцены музыкальному исполнителю или цирковому акробату, только что исполнившего сложный трюк.
Лида не заморачивала себя внешним видом. Летом носила трикотажный свитер и короткую юбку, не скрывая красивых и сильных ног. В остальные времена года – неизменно в джинсах и спортивной куртке, неся на плече тяжёлую сумку. Волосы собирала узлом на затылке.
– Научи меня танцевать это старое танго, – настойчиво просила она музыканта, приходя к нему в гости.
– Давай разучивать вместе. Я ведь тоже не умею.
Они ставили в проигрыватель «Маленький цветок».
Эрик брал её за талию и Лида, преодолев скованность, начала двигаться легко, чувствуя движения своего партнёра. Большая ладонь на плече Эрика несла ощущение тепла и струящейся жизни молодого и сильного тела. Её губы вскользь касались его щеки и они сбивались с ритма. Эротический тембр саксофона обволакивал их, устилая сладкой негой.
Они встречались у Эрика дома, или у Лиды, которая отправляла подругу погулять на пару часов. Никогда ранее не пользовавшаяся косметикой, Лида стала подводить веки и завивать волосы, перевязывая их бантом.
Едва успев закончить учёбу, Эрик был вынужден зарабатывать на хлеб игрой на улицах и в переходах метро. Лида была всегда рядом. Устанавливала фонограмму, стерегла с трудом занятое место. Носила ему горячий бульон в термосе и пирожки. Согревала его окоченевшие на морозе пальцы. Заканчивались 90-е годы. Уставшая от новых реформ и приватизации страна распалась. Накопленные родителями деньги превратились в ноль. Отец начал распродавать коллекцию грамзаписей.
По какой-то фальшивой служебной визе они приезжали в Берлин.
Их видели на Вильмерсдорфер штрассе и у «Европа центра». Ночевали они у случайных знакомых или в ночлежках евангелисткой миссии. Лида помогала, носить тяжёлую сумку с магнитофоном. Когда Эрик, делая перерыв, удалялся на время, Лида стерегла его место и любого, пытавшегося его занять, отшивала грозным окриком по русски:
- А ну проваливай, жлобина, пока тебе не накостыляли!
Со временем им удалось занять довольно престижное место напротив универмагов „KaDeWe“ и «Peek & Cloppenburg“. Эрик играл всегда чёрном концертном фраке. Среди обеспеченной публики находились ценители профессиональной игры молодого кларнетиста.
Его стали приглашать в богатые дома на вечеринки и пикники, где приходилось играть всё, что он знал из классики, а также мелодии популярных хитов. Лида выходила с ним модном жакете и брюках. Они выглядели успешной парой на красной дорожке какого-то Биенале.
Невысокий изящного сложения темноволосый , богемного типа парень и высокая крепкая девушка, славянской внешности. Футляр кларнета стал заполняться бумажными деньгами. На музыканта смотрели, как на диковинку из далёкой России и он старался им понравиться, как мог. Эрик выбивался из сил. Здоровьем крепким не отличался, и заботливая Лида делала всё возможное, не давая ему слечь от простуды.
Семья музыканта решила покинуть страну. Они добились разрешения на эмиграцию в Германию. Лида в эту компанию не вписывалась. Эрик поселился с родителями в Берлине.
Диплом выпускника консерватории ему в сенате подтвердили, но на большее он рассчитывать не мог, как ни старался. Он засыпал письмами музыкальные коллективы и театры Германии и стран Евросоюза. Результат был один, написанный по стандартной кальке: «Штат укомплектован и специалисты вашего профиля в настоящее время не требуются...»
Эрик продолжал играть на улицах, но те заработки, что позволяли его семье кое-как пробиваться в Москве, едва хватили здесь оплату квартиры. Отец с матерью могли рассчитывать только на социальную помощь.
Внезапно объявился у Эрика богатый дядя по материнской линии, обосновавшийся во Франкфурте на Майне. Он приобрёл там автосалон, торгующий подержанными машинами, которые покупатели успешно перегоняли в разные уголки постсоветского пространства.
«Ну, зачем ваш сынок мается со своей дудочкой? – сообщил он в письме, – Из за нескольких грошей играет на улице, как бродяга. Не пора ли ему заняться хорошим делом? У меня есть здесь большие связи. Я пристрою его для начала помощником в зал игровых автоматов. Подучится немного и станет на ноги. Я помогу ему купить свою «шпильку», Будет жить, как нормальный человек и одеваться прилично. Он будет ездить на хорошей машине. Это я вам гарантирую. А с владельцем игровых залов мы на короткой ноге».
На семейном совете решили: – «Пусть кларнет останется, как хобби для домашних концертов в кругу немногочисленных друзей».
Вновь открывающиеся места азартных развлечений находились под тщательным прицелом нуворишей. Бандитский передел был в пике своего разгула. Вопросы решались без применения тонкой дипломатии или судебных разбирательств. Могли позвонить или передать письмом требование – поделиться с истцом определённой суммой. Затем включался «счётчик» и готовился киллер.
В полутёмном игровом зале зловеще сверкали огоньками автоматы, заряженные больше на проигрыш, чем на удачу. Они, как зеленоглазый удав, заманивали свою жертву сразиться с ними, наполняя их ненасытное чрево деньгами. Напитавшись проигранными монетами, автоматы иногда, в конце недели, неохотно отрыгивали их назад. В это верили азартные завсегдатаи, и кое кому удавалось отбить выигрыш, но они снова возвращали деньги в автомат и проигрывая, с озверением били ногами по железному туловищу игрового бандита. В зале стоял густой сигаретный смог, в который сладковатой струйкой вливался запах марихуаны.
Эрик заваривал кофе, распаковывал длинные стопки серебряных монет, давая посетителям новую попытку обыграть машину. Иногда приходилось выталкивать на улицу после закрытия салона прокуренных анашой посетителей.
Эрик отрабатывал две смены до часу ночи, и день был свободным. Он брал в руки кларнет, но его лёгкие начинали давать сбой. Да, и играть особенно не хотелось. Ему нужна была публика, ответная реакция, а её не было, как и новых знакомых.
«Брошу всё, – решил Эрик. Буду снова играть для прохожих. Хоть у многих из них нет подготовки , но они искренне аплодируют мне. Значит доходит до них моё исполнение, они чувствуют мою музыку сердцем».
Город казался ему чужим и неприветливым. Как теперь не хватает Лиды. Он звонил ей часто в Москву. Замуж она не вышла и не собиралась. Долго перебивалась случайными заработками, а затем устроилась в школу преподавателем физкультуры. Как нужна она ему – простая, бесхитростная и преданная.
«Выходи за меня, Лидка. – Я пришлю тебе гостевое приглашение. Мы заключим наш брак в Дании, – там нет бюрократических церемоний, Ты получишь вид на жительство. Вместе нам будет хорошо, обещаю. И город тебе понравится. Мои родители переедут сюда. – выпалил он в телефонную трубку.
– Не унывай, малыш. Я приеду к тебе.
Оформив документы на выезд и наспех собравшись Лида вылетела в Германию.
Боинг компании Люфтганза, прошуршав шинами по посадочной полосе, подрулил к зданию аэропорта Франкфурта. При выходе Лиду никто не встретил. Неожиданно шеф игрового зала попросил Эрика выйти на работу. Сегодня должен был владелец извлечь выручку из всех игровых автоматов. Это он делал сам, без свидетелей. Сославшись на занятость, велел Эрику отработать смену. Не дождавшись Эрика , Лида взяла такси решила ехать к нему на работу. Адрес он дал ей предварительно.
Было весеннее время, когда на газонах вместо отцветших гиацинтов и нарциссов, полыхали стебли тюльпанов, а кроны сливовых деревьев и японских яблонь осыпали асфальт светлыми лепестками. Франкфурт показался Лиде похожим на Уолстрит. В центре, как на острове, словно частокол распарывали небо башни из стекла и бетона.
– Это у нас своя Америка. – заговорил с пассажиркой таксист турок, знающий русский. – Здесь куча мировых банков всякого калибра. Знаете, как мы называем город? – Банкфурт, Кранкфурт и даже Франкхеттен. Мне кажется – в самую точку.
Таксист высадил пассажирку в глухом переулке под вывеской: Spielhalle.
– Как ты похудел, мой бедный музыкант? Здесь же совершенно нет воздуха. Ты загубишь в конец свои лёгкие. И давно не бреешься. – её ладони скользили по его щекам, а он молча стоял, уткнувшись лицом в её плечо, – Что же ты, дурачок, ни разу не сказал, что любишь меня? Бросай к чертям эту работу. Я найду себе применение в в каком-то местном спортивном клубе, и обрету прежнюю форму. Мои навыки ещё не утрачены. Такие игроки нужны везде. Буду убирать в квартирах, если нам будет не хватать на проживание.
Ты должен играть, Эрик! Ведь, ты сам говорил, что имя тебе дали родители авансом.
Первый посетитель вошёл в, надетой на голову «балаклаве».
– Ограбление! Всем на пол! – заорал он по русски с сильным акцентом, приближаясь.
Та, мгновенная реакция, которой обладала Лида, не была утеряна.
Внезапно развернувшись, она нанесла грабителю удар в подбородок с такой силой, что маска на его лице сползла на затылок. Второй удар последовал ногой в пах. Нападающий грохнулся спиной о входную дверь, даже не успев извлечь руку из кармана, в которой держал оружие.
– Катись, урод поганый! – последнее, что услышал выволоченный на улицу неудачник, получив очередной удар ногой в живот.
Этим грабителем оказался какой-то отморозок из албанской банды. – продолжал свой рассказ пожилой музыкант, – На следующий день сам главарь явился к владельцу игрового салона приносить извинение, за причинённое беспокойство. И даже выплатил ему неустойку за моральный ущерб. Видно поняли урки, что с русскими лучше не связываться, – себе дороже выйдет. Я слышал, что этого кларнетиста всё же взяли в оркестр. Там он ничем особо не выделяется, и сольных выступлений у него нет. Но по выходным дням играет по прежнему в скверах в сопровождении Лиды. Уголовники тоже иногда приходят послушать выступления музыканта и бросают в футляр его инструмента солидные купюры.