Гуськова (Венгржецкая) Софья Сигизмундовна.
(1907-1978 г.г.)
Дорога жизни.
(Мемуары)
Я часто останавливаюсь на мысли описать свою ЖИЗНЬ. Меня только мучит сомнение, сумею ли я это сделать, не будучи писательницей. Конечно, я не обольщаю себя мыслью, что моя жизнь какая-то из ряда окружающих меня, чем-то выдающаяся. Я все же попытаюсь записать все то, что еще не совсем изгладилось из моей памяти. Как и у всех - у меня было детство, в некоторых случаях и лучше и хуже, да, наверно, так бывает и у каждого ребенка. Родни у меня было в начале моей жизни, вроде, достаточно: мать, отец, дедушка, бабушка, какие-то тетки, дяди, потом прибавились еще два отчима, конечно, в последовательном порядке. Почему-то, все же, у меня оказался угрюмый, замкнутый характер, в этом, наверно, виноват отец. Это был человек очень гордый и вспыльчивый. Он очень кичился тем, что его далекий предок написал первую польскую конституцию и попрекал маму, что взял ее почти без приданого, хотя и очень любил.
В детстве от отца я часто получала сильные наказания, даже до крови, что запомнилось на всю жизнь. Как сейчас вспоминаю, то мне кажется, у меня не было таких больших преступлений, чтобы так жестоко наказывать. Мне, наверно, было шесть лет, когда мама разошлась с отцом – Сигизмундом Венгржецким.
Больше с отцом я в жизни не встречалась и каких-либо воспоминаний, кроме побоев, я не имею. Вообще, отцовство в моей жизни стоит, как говорится, на низком уровне. Если от родного отца я не видела ничего хорошего, то и от отчимов я не получила каких-либо отцовских чувств. Конечно, меня одевали, кормили, учили, но чувства отсутствовали. Мама? Но ее я тоже всегда помню занятой больше собою, своей личной жизнью, музыкой, мама окончила консерваторию, была красива, тогда как: я была дурнушка - может быть, в этом секрет моей угрюмости, так как отец часто говорил, что я некрасивая и даже отрезал на фотографиях меня от мамы, если мы снимались вместе. Всякая жизнь начинается с детства.
Самое мое раннее детство протекало в Петербурге, в доме фабрики Госзнак, где работал мой папа, мама не работала, как и почти все женщины до революции. Наверно, когда мне было лет пять или шесть, когда мама познакомилась с моим первым отчимом. Каждое лето мы проводили на даче в Финляндии - это было самое счастливое время моего детства. Все, что меня там окружало: природа, дом, мебель, люди, животные - стоят перед моими глазами даже на склоне лет.
Дом был деревянный, под железной крышей, с мезонином, с двумя террасами. Внизу было четыре комнаты, длинный коридор, внутренняя лестница в мезонин, где было три небольших комнаты с большими кроватями в каждой, наверно, для гостей. В конце коридора, в пристройке, была большая кухня с плитой посередине, был еще один дом справа от большого дома, там была баня и комната для ульев. Слева был еще дом, где была жилая часть и дворницкая, сарай и конюшня. По фасаду участок был обнесен каменным забором, перед домом была большая клумба с цветами, вокруг большого дома был палисадник, там росли кусты сирени и жасмина. Дом стоял на возвышении и по другим его сторонам тоже были площадки с клумбами, и с террасы открывался красивый вид.
Вниз, под гору, шла широкая аллея, по ее сторонам был хвойный и лиственный лес, там росли грибы, ягоды, весной ландыши, внизу, под горой, было большое озеро, к нему вела всегда усыпанная гравием дорожка. На озере была купальня, а в ней подвешен ящик для не умеющих плавать, была, конечно, лодка, по берегам росли водяные лилии. С террасы дома, за озером, виднелся лес и над лесом виднелся дымок от проходящих поездов, в детстве у меня было плохое здоровье, и лето в сосновом лесу пошло мне на пользу.
Рядом с нами были соседи, с детьми которых я играла. В нашем доме жила злая цепная собака по кличке Пират. Как-то раз она ела из котла, а я почему-то к ней полезла, она бросилась на меня и разорвала на мне одежду. От страха я страшно закричала. На мой крик выбежала из дома мама, я еще больше испугалась, что мне еще попадет и от мамы, и стала бегать вокруг дома, а мама за мною, пока не поймала. Все обошлось благополучно и от мамы не попало. Она была рада, что я не пострадала от Пирата.
У нас была такая рыжая лошадка, на которой мама ездила на станцию встречать отчима, т.к. дача была на расстоянии нескольких верст. Как-то раз, когда мама ехала с ним на двуколке, на каком-то ухабе она его вытряхнула на дороге, и он ушибся и сердился. Помню, там было два больших холма, а в низине между ними была дорога, вот с холма на холм мы, ребятишки, и бегали, играя в лошадки, кто кого обгонит. Один раз я видела, как какого-то мужика тащила на веревке корова, которая во всю прыть бежала с горы, а он еле-еле за ней поспевал, но веревку не выпускал - было очень смешно глядеть со стороны.
Другой раз мы, ребятишки, сидели во рву у нашего забора и играли, вдруг оглянулись и чуть не умерли со страху. Смотрим: идет по дороге медведь на задних лапах, мы все попадали в канаву. Когда через некоторое время подняли головы, его уже на дороге не было. Со страху он нам показался очень высоким, чуть не с дерево.
Недалеко от дачи были погорелые места, наверно, после вырубки леса, и там было очень много брусники, все было усыпано кругом, как красный ковер. Каких только в лесу не было грибов, в особенности белых, потом еще сморчки - потешное название. Детям было очень весело, играли в разные игры, качались на качелях, бегали вокруг дерева на гигантских шагах, лазили по деревьям, купались, катались на лодке, ездили на лошади.
Несколько раз я ездила на водопад Иматру, очень величественное зрелище, как быстро по камням течет с брызгами и пеной вода. Через Иматру перекинут мост. Как-то при мне около берега по камням прыгал мальчик, оборвался и погиб. Года за три до революции мы жили в Павловске, недалеко от Петрограда. Там у отчима была двухэтажная дача и еще одноэтажный дом, где были сарай, конюшня, прачечная и жилая комната с небольшими окнами. Около дома был небольшой сад с цветами, ягодными кустами, с несколькими яблонями. В этом доме я прожила до 1935 года. В нем пришлось многое пережить. Отчим, Михаил Павлович Оберемченко, видно, был довольно богатым человеком. От первого брака у него было двое взрослых детей: сын - офицер и дочь - певица Карпинского театра. Отчим был уже немолод - лет 55, а маме было около 30. Дочь к маме хорошо отнеслась, а сын всегда ее попрекал, что она легкого поведения, что живет на содержании у старика. После революции, он приехал с фронта и вскоре опять исчез. Наверное, поехал на Дон, а потом или погиб, или эмигрировал. Во всяком случае, если бы он пошел офицером в Красную Армию, отчиму о нем было бы что-то сообщено.
С нами, до войны*, некоторое время жила бабушка, которая обо мне заботилась больше, чем мама. Потом бабушка уехала к дедушке в Варшаву. Иногда мы с мамой их там навещали, мне запомнилось, что во дворе была какая-то небольшая часовня с иконой Божьей Матери, пред которой горела лампадка. Когда началась война, дедушка, который был в чине действительного статского советника, руководил эвакуацией своего департамента из Варшавы в Петербург, надорвался и вскоре умер. Этому поспособствовал, наверное, и тот случай, что при переезде он и бабушка потеряли все ценные вещи, которые были сложены у них в маленький саквояж. Бабушка, которую разбил паралич ног, держала его на руках. Когда ее переносили с извозчика домой, она забыла саквояж в пролетке. Когда пропажи хватились, извозчика и след простыл.
*до Первой Мировой войны 1914-1918 г.г.
Продолжение: http://proza.ru/2021/05/08/1163
Авторские права на мемуары Гуськовой С.С. принадлежат мне - Гуськову Михаилу Павловичу, ее сыну.