По случаю Пасхи о самых стойких хранителях веры на Руси: о староверах Усть - Цильмы
Одно из немногих положительных явлений современной России, на мой взгляд, заключается в том, что многие Россияне стали интересоваться, кем были их предки и откуда они родом?
Сам я с малых лет знал, что родом из семьи староверов (старообрядцев) из села Усть – Цильма, что вольготно раскинулось на десяток километров на высоком берегу матушки Печоры. Но, особой радости мне это не доставляло, т.к. многие жители Нарьян – Мара, где я жил с рождения, полупрезрительно или с завистью бросали реплику о таких как я : он из староверов.
Полупрезрительное отношение к староверам сохранилось с царских времен, т.к. староверы до 1900 -1905 г.г. были вне закона и подвергались гонениям по все территории России.
С завистью: из-за умения староверов выживать и сохранять человеческое достоинство, независимо от того, как и куда загнала их советская действительность.
Не улучшилось мнение о староверах и после выхода ставшей популярной книги Анатолия Иванова « Тени исчезают в полдень» и одноименного кино сериала по ней.
Сегодня я понимаю, что, не представь А. Иванов староверов в своей книге как мракобесов во времена, когда Н. Хрущев грозился искоренить последнего попа в СССР, то его творение не имело бы ни единого шанса на издание. Но в те годы, бывая регулярно в оплоте староверчества на Печоре – селе Усть – Цильме и зная из рассказов мамы и бабушки, как жили староверы до 1917 г. , я не мог без обиды за своих предков читать книгу А. Иванова.
Тем более отрадно, что уже в те годы нашелся человек, не побоявшийся, несмотря на доносы: «коммунист Малышев якшается со старообрядцами», написать справедливые и добрые слова о моих предках – устьцилемских староверах. Такие слова я нашел в начале 60х годов в публикациях сотрудника Пушкинского Дома в Ленинграде, доктора филологических наук В.И. Малышева, всю свою жизнь посвятившего исследованию истории староверчества на Печоре и трагической судьбы духовного лидера староверов неистового протопопа Аввакума, сожженного на костре, после многолетнего содержания его « со товарищи» в яме в Пустозерске в 20 км от будущего Нарьян – Мара.
Настоящим подарком для жителей и выходцев из села Усть – Цильма (для меня, в том числе) стала художественно-документальная повесть Л.Н. Смоленцева «Печорские дали» (Коми книжное издательство, 1979 г.).
К сожалению, я не нашел в Интернете электронного варианта этой книги. Поэтому, отвечая на просьбы читателей моей книжки «Устьцилем из Нарьян – Мара», изданной в 2012 г. в традиционном – бумажном исполнении под названием «Все что в сердце отложилось», позволю себе процитировать кое что из повести Л.Н. Смоленцева «Печорские дали».
Книга посвящена трагической судьбе русского ученого-мыслителя, исследователя Печорского края и Большеземельской тундры Андрея Журавского. Этим исследованиям Журавский посвятил всю свою короткую жизнь(1882-1914).
Судя по всему, мои отец и дед Иван Петрович были с ним знакомы. Об этом свидетельствует мемориальная доска на стене родительского дома в Усть - Цильме: « В этом доме в 1910-1911г.г. жил и работал ученый, исследователь Севера, основатель Печорской сельскохозяйственной опытной станции Российской академии наук Андрей Владимирович Журавский».
Из повести Л.Н. Смоленцева не только мы- многочисленный род Чупровых, но и другие старожилы Усть –Цильмы, Нарьян-Мара и его окрестностей могут почерпнуть любопытные сведения о том, как их предки - выходцы из центральной России, оказались на Печоре.
Приведу несколько выдержек из первой главы «Устьцилемское диво», посвященных этим событиям.
«Сын потомственных военных, коим дворянство было даровано самим Петром Великим за ратные подвиги майора Власа Журавского, Андрей упрямо поступил в гимназию, а потом на естественное отделение физико-математического факультета Петербургского университета, твердо решив готовить себя к профессорскому званию.
Но и на этом, казалось бы, предрешенном пути случился еще один причудливый изгиб, причиной которому была дивная устьцилемская «горка», творимая печорянами в петров день тысяча девятьсот второго года.
В то лето Андрей Журавский, закончив первый университетский курс, задумал совершить далекое путешествие из Петербурга в Печорский край, овеянный легендами в лекциях профессора- геолога Федосия Николаевича Чернышева.
Во второй день летних каникул Андрей, оставшийся к тому времени без родителей, выехал в загадочный Печорский край и добрался к середине лета до уездного центра – старинного раскидистого села Усть- Цильмы. На берег величественной Печоры он сошел в канун петрова дня, перед сенокосной порой, когда все село готовилось к празднику: завтра всеми цветами радуги заполыхают в Усть-Цильме девичьи сарафаны и шалюшки. Печорское раздолье, самое большое во всем Приполярье, село справляет в тот день свой ежегодный праздник «Петрову горку».
Золотисто-алая гирлянда девушек проплывала мимо гордых «бояр», свиваясь в полупоклоне… Шелестят дорогие шелка, легкой зыбью колышется синь и зелень широких сборчатых сарафанов; огромные, свитые коронами и выпущенные павлиньими хвостами шалюшки отливают множеством нежных оттенков: бледно-палевых, розовых, лазурных.
Андрей Журавский, застыв от изумления, смотрел на начало огромного, веками отрепетированного народного спектакля. Как все народные массовые «действа», свитые в глуби веков невесть, где и невесть кем, «горка» рассчитана на весь день; в пышном обрядовом спектакле три части: утренняя, полуденная и вечерняя, в каждой части по четыре картины с изображением старинных обычаев, семейных сценок из патриархальной жизни.
-Сколько же, Устина Корниловна, такой наряд на девушке стоит?
- А новый в полтышши рублев. Доброму хозяину разориться в пору, ежели враз справить. Такой наряд, Андрей Владимирович, веками в роду копиться и сберегается.
- Да, княжеский наряд…- восхищался Журавский. – Надо же сберечь такое диво.
Журавский, поднимаясь на маленьком неспешном пароходике «Печора», узнал, что Усть-Цильма основана новгородцами в середине шестнадцатого века, но увидеть разлив старорусского гуляния на самом краю света, в «стране вечной мерзлоты и глубоких болот», он никак не ожидал.
«Как не похож этот народ на крестьян пристоличных губерний, - думал Журавский. – Там в будни – подобосрастие перед приезжим барином, а в престолы – пьяный расхристанный разгул с увечными кулачными боями…»
- Что сделалось с Русью, Арсений Федорович? Ведь была она такой же гордой и достойной, как этот островок «новгородского веча»! – возмущался Андрей на ужине у казначея.
- Отрезанность, бездорожье, замкнутость старообрядчества, которые клянем мы нещадно, сохранили до наших дней этот островок…. А что произошло за это время с Русью – вам больше знать..» - ответил ему местный казначей.
Первое свое путешествие вглубь Печорского края Журавский совершил в сопровождении сельского старосты вверх по реке Цильме до села Трусово.
Во время путешествия Ефим Михайлович (староста) рассказал, как его предки оказались на Цильме.
«Вот расскажу тебе, Андрей Володимирович, как наши деды тут починали: приглянулись им эти места и основали они на Цильме скит- обчо хозяйство значит. По записям сто пятьдесят лет назад в этом Омелинском скиту жило сорок человек, а через год, опосля сожжения Великопоженского скита, стал быть, в одна тышша семьсот сорок четвертом году, поступат наказ из городу Архангельску: по воскресным дням и престолам бывать всем поголовно в Усть-Цильме на увещеваниях у попа-словоблуда. Значится: принять нову веру, да кажинну неделю за полсотни верст по энтому вот пути к попу на поклон топать.
Чем же кончилось, Ефим Михайлович?
Истовы ушли к Покойным, ишшо верст за сто на реку Тобыш, а большинство ушло из скита, и в разны хозяйства осели тутока.»
Еще узнал в ту ночь Андрей, « что ни школы, ни больницы, ни магазина по всей реке Цильме нет; не было в Трусове ни старой, ни новой церкви, хотя и было оно центральным селом. Все деревни по реке были приписаны к Усть-Цилемской волости, а потому не полагалось тут и урядника.
-Нужды в ем нет, - рассуждал Ефим. – Почитай, пять родов и проживат во всех цилемских селениях: Рочевы, что по –зырянски русски значит, Дуркины, Чупровы, Ермолины – те из новгородских земель; верстах в тридцати вверх по Цильме два брата Носовы два выселка почали: Филипповский и Ортинский.»
Содержание повести Л.Н. Смоленцева в части описания жизни староверов Усть – Цильмы во многом совпало с рассказами моей бабушки и матери, которые несмотря на все бедствия , обрушившиеся на них после 1920 г., сохранили семейные реликвии крестьянской семьи среднего достатка: золотые карманные часы деда, швейную машину «Зингер» выпуска 1901 г. и женский праздничный наряд, в котором, сначала бабушка, а затем мама выходили на празднование « Петровой горки».
Мама мне рассказывала, что машину «Зингер» мой дед Иван выменял на ярмарке в Архангельске за рыбину семги, добытую им, вес которой был более 20 кг. А часы ему достались от моего прадеда, который однажды на рыбной тоне (отлогом песчаном берегу) потерял минутную стрелку этих часов. Неделю на коленях ползал по берегу, но стрелку, все таки, нашел.
Сегодня читатель может найти в Интернете (на сайте http://leb.nlr.ru/edoc/330584/) книгу Печорский край: очерки природы и быта. Население, культура, пром-сть / С.В. Мартынов; [предисл.: Евг. Ляцкий]. - С.-Петербург: Типография М.М. Стасюлевича: 1905. - VIII, 276 с., значительная часть которой посвящена описанию жизни староверов Усть –Цильмы.
Ее автор – публицист С.В. Мартынов дважды (в 1903 и 1904 г.г.) посетил одну из наименее известных тогда областей Архангельской губернии - Печорский край.
Коротко перескажу, что он пишет о жителях Усть - Цильмы.
Население Печорского края состоит из русских, зырян (коми) и самоедов (ненцев). «Господствующим по своему значению и влиянию есть племя русское».
Еще во времена Господина Великого Новгорода русские укрепились здесь. Из летописи Нестора видно, что они платили дань Новгороду уже в 1132 г.
Нынешний административный центр Печорского края – село Усть – Цильма – также принадлежит к древнейшим новгородским поселениям. В 1542 г. здесь поселился новгородец Ивашка Дмитриев Ластка с товарищем.
«Русское поселение Печоры, по сравнению его с крестьянами центральной полосы России, заметно отличается большой самостоятельностью, сметливостью и предприимчивостью.
Объясняется это отсутствием здесь крепостного права. Имеет, конечно, большое значение и то, что значительная часть русского населения принадлежит к потомкам защитников старой веры, бежавших сюда из центральной России и скрывающихся здесь от преследований государственной власти. Официально население здесь числится православными, но «к прискорбию, все крестятся двуперстием» и втайне придерживаются раскола. Молятся они по книгам. И книги такие переходят из рода в род.»
От себя замечу, что церковные книги не только передавали из рода в род, но и выпускали новые. Вели хозяйство устьцилемы родами, т.е. объединенными усилиями нескольких родственных семей, например, семьями отца и взрослых сыновей. Бабушка рассказывала, что каждый род должен был бескорыстно выполнять ту или иную обязанность в интересах жителей всего села, а то и окрестностей его. Так наш род по линии матери, как я уже упоминал в главе «Откуда мы родом» автобиографической книжки «Усть – Цилем из Нарьян – Мара», был обязан из поколения в поколение передавать профессию костоправа. А мой дядя Иван Яковлевич Носов из рода Лучинных рассказывал, что в их роду занимались переписыванием церковных книг. Его с малолетства готовили к этому, поэтому он имел отменный почерк.
Не слышал, чтобы, еще в каком то селе, за исключением богом забытой Усть –Цильмы, в России выпускали, пусть и кустарным методом, книги.
« Постройка крестьянских домов на Печоре вообще очень не дурна. Здешние жилища даже не могут быть сравнимы с теми жалкими, крытыми соломой избушками, представляющими собой кучи горючего материала, что составляют жилища русского крестьянина центральной России, привыкшего к нищете и не знающего, в чем состоят удобства жилища.»
Много внимания в книге уделено роли и участи женщин Печорского края. Автор пишет, что: «Печорские девушки очень свободны в своем поведении. При спросе, например, о количестве детей приходилось получать такие ответы: « в девках было пять, замужем три». И этот ответ дается при муже или родителях, которые относятся к этому совершенно индеферентно.»
Про мужчин сказано, что все мужское население края уходит на промыслы. А все тяготы по ведению хозяйства, поддержке порядка в доме, воспитанию детей, уходу за скотиной и даже полевые работы лежат на женщинах. Автор делает вывод, что «Пресловутая самостоятельность и высокое положение женщины в Печорском крае, где она является не безответной рабыней мужа, а полноправным членом семьи, достигается очень дорогой ценой.»
Мужское население в свободное от промыслов ( охоты и рыболовства) время занимаются всеми ремеслами, необходимыми для деревни. Они столярничают. Являются плотниками при постройке домов, они печники и маляры – словом, заняты разнообразными ремеслами.
«В отношении умственного развития печорцы стоят гораздо выше жителей других губерний России. В то время, как в деревнях центральной России весь кругозор крестьян ограничивается пределами своего села, - здесь все интересуются внешним миром, тем, что происходит на свете. Спрашивают: «что нового, какие цены, куда поехал Государь?» и особенно: «нет ли войны?».
«Отрицательного отношения к грамоте услышать не пришлось: не говоря уже о молодом поколении, даже у самых старых грамотность в почете.»
Самой грамоте, помимо школ, население обучалось или самоучкой, или у стариков – начетчиков и старых девиц, из них некоторые учат «по милосердию», т.е. бесплатно.
Староверы Усть – Цильмы не пили, не курили. В церковные праздники летом устраивали всенародные гуляния под названием «Горка», играли в лапту и бабки (городки). Зимой катались по центральной улице села на лошадях, запряженных в кареты и кошовки (выездные сани).
По воспоминаниям мамы, относительно благополучное существование жителей села продолжалось до начала раскулачивания и коллективизации. Подтвердил это своими воспоминаниями и мой дядя Носов В. П. В середине 60х годов я по дороге из Каунаса в Нарьян – Мар остановился на несколько дней в Усть – Цильме и пришел поздороваться с дядей, когда он что то делал в своем амбаре. Я невольно обратил внимание на стоящие на полке амбара керамические бутылки с надписью «Рижский бальзам», который в те годы был большим дефицитом. На мой вопрос: «Дядя, когда же вы пили «Рижский бальзам»?». Он ответил: « Пили мы его на свадьбе в 20е годы».
В процессе раскулачивания и коллективизации, крестьян села лишили их земель, скота, рыболовных снастей и некоторых – домов. Стали насильно загонять на непосильный труд по заготовке леса, который сплавляли плотами на распилку в Нарьян–Мар для поставки лесоматериалов на экспорт, т.к. страна остро нуждалась в валюте.
Староверы Усть – Цильмы не бунтовали против новой власти, но и не смирились с навязываемыми ей порядками, и стали в массовом порядке покидать родные места.
В 30е годы многие подались в низовья Печоры, где началось строительство города Нарьян – Мар ( в переводе с ненецкого Красный город) с речным и морским портом.
Город в устье Печоры был нужен не только для увеличения экспорта лесоматериалов, но и как перевалочная база для Воркутинского каменного угля. В Нарьян – Маре, доставленный из г. Печора речными судами и баржами воркутинский уголь, перегружали в морские суда (лихтера) и развозили по портам Заполярья.
Не все жители Усть- Цилемского района имели возможность переехать официально на пароходах, курсирующих на линии г.Нарьян – Мар - Усть –Цильма - г. Печора. Поэтому самые отчаянные и обездоленные разбирали свои деревянные дома, строили из них плоты, укладывали на плоты весь свой домашний скарб, размещали на нем все свое семейство и отправлялись вниз по Печоре в Нарьян – Мар, расстояние до которого более 300 км. По прибытию на место, пытались свой плот превратить обратно в дом для себя, или хотя бы в землянку.
Массовый приток переселенцев из Усть–Цилемского района Коми АССР позволил в короткие сроки построить столицу Ненецкого округа с минимальным привлечением политзаключенных – основной рабочей силы «строек коммунизма» в Заполярье в те годы.
О том, как усть-цилемские переселенцы боролись за свое выживание и обустраивали свой быт на новом месте, читатель может прочесть в главах 1. 2 – 1.6 упомянутой выше книжки «Устьцилем из Нарьян–Мара».
Несмотря на массовый исход населения сначала в Нарьян–Мар, а после в Ухту и Воркуту (только из одной семьи моей тети – сестры матери в Воркуту уехало три сына), село в 40- 70 годы не захирело, веру своих предков и духовные ценности – книги, по которым молились их предки, сохранило. Хотя помянутый мной выше добрым словом сотрудник Пушкинского Дома В.И. Малышев в результате своих экспедиций по исследованию истории староверчества на Печоре нанес невосполнимый урон духовному наследию староверов Усть–Цильмы, вывезя из него несколько тысяч наиболее ценных книг. Тот самый случай, когда в народе говорят: «Добра без худа, не бывает».
В 70е годы, когда мы - ее дети выросли и устроились в жизни, наша мама заявила, что она вернется в Усть–Цильму, чтобы последние годы своей жизни провести в доме, в котором они счастливо, но не долго, жили с нашим отцом. Периодически навещая ее, я заметил, что у нее была еще одна причина для переезда, она стала исполнять роль как бы духовного лидера таких же, как она, старушек, сохранивших веру своих предков. Помимо ежедневных молитв, они регулярно посещали могилы умерших родственников, собирались на панихиды. В общественную обязанность мамы, судя по всему, входило крестить детей староверов. С нашего согласия (меня и моей жены Нины) она окрестила обеих наших дочек, в первые же приезды их в Усть – Цильму. Последний раз я навестил маму, когда ей было 87 лет - в начале 90х годов. То есть, когда все запреты на религию были уже сняты и даже бывшие партийные бонзы публично крестили свои лбы. Она была уже совсем старенькая. Я, шутя, ее спросил, что, мама, работы по крещению детей у тебя прибавилось? Она с улыбкой ответила, что этим сейчас занимаются молодые, новоявленные верующие. И что последними, кого она крестила, были молодые пилоты местного аэропорта. « В какую же купель ты их окунала?». В матушку Печору» – ответила она. Проезжая на машине ежегодно туда и обратно по маршрутам от Курска до Минска и Полоцка, я вдоволь насмотрелся на разруху в деревнях и селах центральной России. И поэтому с большой опаской быть сильно расстроенным аналогичной картиной, собрался в 2011 г. выполнить сыновний долг, навестить могилку матери в Усть–Цильме. И был приятно удивлен тем, что увидел в родном селе моих предков. После моего последнего посещения число домов и население села удвоилось. Помимо традиционной картошки в огородах - грядки клубники и аккуратные теплицы с огурцами и прочей зеленью. Народ приветлив, доброжелателен и не увлекается всенародным «хобби» жителей центральной России – проклинанием тех, кто ими правит. Хотя дела с экономикой в селе обстоят неважно, народ не унывает, а ищет пути для материального благополучия. Многие мужчин работают вахтовым методом на нефте и газо -промыслах. На берегу Печоры в 2011 г. строилась на средства местных спонсоров красивая кирпичная церковь староверов, которую открыли в 2012 г. – в год 475 - летия села. В селе возродили праздник «Петрова горка», на который съезжаются люди не только со всей России, но и гости из дальнего Зарубежья.
Нина Гусева прокомментировала:
Игорь, спасибо за добрые слова и воспоминания о наших предках, устьцилемах. Прочитала с удовольствием, кое что для меня ново. Про Аввакума слышала ещё от бабушки Матрены. В последнюю поездку на родину не смогла поехать в Пустозерск, а жаль, там строится мемориал в память о мучениках.
•