Для начала следует заметить, что смотрелась Мадока без шокового эффекта, благодаря "спойлерам", но с некоторым мозговым треском. Сам автор сценария очень хорошо заметил в том духе, что хочет заставить мыслить людей по новому. Это интересный вопрос, и рассмотрение некоторых конструкций и их коллизий будет осуществлено позднее.
Первое, что бросается в глаза при просмотре тайтла, так это его методичность, жесткость структуры и очень четкая последовательность. Фактически, все стереотипы последовательно подвергаются развенчанию. Девочка-волшебница с именем из заглавия в тайтле становится таковой только в самом конце после чего тотчас же исчезает. На протяжении всего времени Мадока метается и фактическим протагонистом является Хомура. Альтруист Саяка, творящий все во имя великой справедливости оказывается мелкой эгоистичной дурой не разобравшейся в своих чувствах. Да наконец появляется Кёко, человек исключительной прагматичности (как всегда, впрочем, прагматизм и тут следствие давно мучающей зубной боли). И над всем этим парит волшебный помощник, эдакий монолит на полставки, ухватками напоминающий пиар менеджера финансовой пирамиды. Его приятно ненавидеть, а потом плевать равнодушно. Некоторые исследователи по курьезным причинам сопоставляют Къюбея с гетевским Мефистофелем.
Хотелось бы мимоходом развенчать достаточно глупую теорию, которую сочинил сам сценарист, о том, что глубинный нарратив тайтла имеет параллели с Фаустом, точнее с первой частью про Гретхен. Автор прямо таки выпячивает таковую параллель, давая перерождению Мадоки аналогичное имя на ведьмином языке. Эти параллели слишком условны, если не сказать что неадекватны (хотя та же Саяка и продала душу за "остановись мгновенье ты прекрасно", но контекст абсолютно никак не рифмуется с драмой Гете), ни Хомура, ни Кёко, ни Саяка ни тем более Томое (простите за путаницу в именах/фамилиях) не являются фаустианскими героями, ни мотивацией ("мне скучно, бес"), ни своей, если угодно выразиться, миссией.
Часто тайтл сравнивают Евангелионом. И причем совершенно несправедливо. В Евангелионе, даже при прохладном отношении авторов заметки к нему, чувствуется невероятная экспрессия, есть ряд совершенно замечательных находок. Евангелион в данном случае режет по живому, режиссер будучи сам фанатом мехи неожиданно натыкается на вопрос: кто смотрит меху? зачем? И вот он берет типичного зрителя мехи, человека неуверенного в себе, бегущего от мира и своих проблем. Режиссеру нужен был также творец и любитель своего дела. Ясно, что подросток меха-художник не подходил никоим образом, это уже какой-то стеб. В данном случае получился скрипач-меломан, прячущийся от окружающих проблем в мире музыки, потсоянно ходит с плеером. В Мадоке нет этого надрыва, есть только голый, рациональный, расчет. Создается впечатление, что сам сочинитель является интеллигентом, который увидев махо-сёдзё воспылал к нему лютой ненавистью и в качестве интеллектуального упражнения решил упразднить, развенчать, этот незамысловатый жанр. Ничего личного, только бизнес.
Так что сама по себе линия деконструкции как таковой не может быть существенно интересна. Гораздо интереснее в данном контексте является парадигмальный аспект. Начнем с того, что метафизика мира обозначена сначала как позитивистская, с некоей "магией" которую также можно параметризовать, померять и изучить. Отдаленно напоминает анимизм. Мир этических явлений в среде волшебниц вырождается в эдакую серую мораль, есть естественный порядок жизни, живым волшебницам надо воевать с мертвыми, потом умирать и так до бесконечности. Нет ни плохих ни хороших, а если и есть - то это все вздорные выдумки. После финала происходит физическое преобразование мира и появляется некое "объективное божество" незримое, не чувствуемое, ускользающее, поистине духовное явление. И этика среди волшебниц приобретает черты героические и эпические, теперь их жизнь это не бессмысленная борьба с энтропией на благо абстрактной вселенной, это каждодневная борьба Сил Добра с Силами Зла (именно большими буквами), своеобразное преобразование слабого анимизма в монотеизм. Таким образом получается забавная картина, где начало из проекции серой реальности переходит в мир абсолютно походящий на мир типичного махо-сёдзё. В этом контексте даже самой матерью Мадоки, героем повествования, подчеркивается ирреальность происходящего: "Ты тоже знаешь Мадоку? Она что, персонаж из аниме или типа того?".
В заключение данной небольшой заметки скажем, что главным недостатком сериала является его предельный интеллектуализм, четкое следование поставленной задаче, отсутствие той самой спонтанности, которая может быть так ценна.