Любовь

Афанасьева Алевтина
Жанр: Ужасы, постап, драма

Все персонажи, их имена и события в книге являются художественным вымыслом.
Любые совпадения случайны.
 
Пролог
 
Затяжные дожди сбивали с деревьев последнюю листву. Природа навевала мысли о вечном и заставляла жарче растапливать печь вечерами. Зябкая сырость и острый запах тлеющей листвы в саду ещё не давали поверить в приближение первых снегопадов. Дом, подготовленный к зиме, неумолимо засыпал в топком сумраке безвременья. Почти не скрипели половицы и двери, даже чайник посвистывал мягче обычного. Всюду поселилась тишина.

 Раньше Степан и Антонина жили в Балешево круглый год. Дом хорошо отапливался, лишь пристройка считалась летней. Но когда седины у них на головах прибавилось, дети начали протестовать, боясь оставлять их одних на зимовки. Ведь случись что, и добраться не успеют! Решили, что родители будут жить в посёлке только в тёплое время года, пока соседи рядом и машина может проехать по лесной дороге, а к зиме возвращаться в город. Так и повелось. Каждую весну пенсионеров привозили в Балешево с целым прицепом необходимого скарба, а забирали поздней осенью.

Дача была хорошим подспорьем в хозяйстве, хотя силы, чтобы работать на ней, были уже не те. Картошку сажали мало, в теплицах растили помидоры с огурцами, на компосте зрели тыквы и кабачки. Иногда Антонина Матвеевна пробовала сажать что-то редкое, вроде кустовой клубники, чтобы было, о чём на прогулках посудачить с соседками. В целом жили и питались скромно, наслаждались природой и свежим воздухом. Много ли нужно немолодым людям, чтобы коротать дни? – Самая малость, пустяк. Тёплый угол, простая и полезная пища, удобная одежда, и дело, которым можно заниматься.

Телевизор по-прежнему оставался основным источником новостей из внешнего мира. Газеты было негде покупать, но иногда дети привозили старые выпуски. После прочтения они становились обёрточным материалом или оказывались в туалете.
Степан Ильич телевизору предпочитал радио. Яркие картинки с экрана вызывали у него раздражение и иногда даже головокружение. Он ругался, что всё это напрасно снимают и только засоряют людям мозги. Старика подкупали неспешные беседы ведущих о вечных ценностях, экономике и политике. Пока жена смотрела сериалы, он вникал в проблемы страны и переживал за сбор урожая. Но главной любовью были дорогие сердцу радиоспектакли и давно выученные наизусть душевные песни, от которых хотелось жить.

Между собой Степан и Тоня очень редко спорили - эта давняя договорённость помогала им избегать крупных ссор. "Не может всё окончательно нравиться друг в друге, но уважение проявлять нужно, без него настоящей семье не быть," —  этот девиз они несли сквозь года и, он хорошо работал.
 
1. Ноябрь
 
Последний вечер перед закрытием дачного сезона казался долгим. Он киселём обволакивал пространство, делая привычные занятия особенно значимыми. Предстоял отъезд, и от этого на душе становилось грустно.

Степан жевал размоченную в чае ватрушку, слушая, как жена пересказывает сюжет очередного сериала. Это была история про богатую особу, потерявшую память. Очнувшись в другом городе, героиня смиренно приняла новую реальность и отправилась работать уборщицей. Старик слушал, поглядывая на часы, зная, что нужно потерпеть ещё немного и он с чистой совестью пойдёт слушать радиопостановку по роману Дэфо.

- Почему они снимают кино про таких дур? Стёпа, скажи! – раздосадовано бушевала Антонина. – Хорошо, соглашусь, что можно всё забыть. Но почему её никто не искал? Что такие за отношения с близкими были? Почему ей не пойти в полицию сразу? Или она про её существование тоже не  помнит?!

Степан Ильич пожимал плечами и соглашался с доводами, но в беседу не вступал. Он размышлял, чем заняться по приезду. Нужно будет проведать соседа, обсудить последние новости, обзвонить всех приятелей и родню. В городе зимой делать пенсионерам особо нечего. Разве что появится новая хоккейная площадка – какое-никакое развлечение. Дворовые ребята начнут гонять шайбу – всё веселее будет!
 
Ноябрьский ветер качал старые деревья в саду. Они сиротливо скребли ветками по жестяной крыше и иногда настойчиво стучали в заколоченные ставни, будто пытаясь уговорить людей не оставлять их одних. Когда ветер менялся, начинало уныло гудеть в трубе старой печи. Дом рассказывал хозяевам о чём-то своём, готовясь погрузиться в долгий сон. В этот вечер во дворе слышалось подвывание бездомного пса. Песня голодного бродяги звучала так отчаянно, что хотелось как можно скорее ему помочь.

Степан отошёл от заколоченных ставен и аккуратно прикрыл дыру, служащую наблюдательным пунктом. Самодельная заслонка плотно встала на место – теперь никто с улицы не заметил бы свет в доме.

Четвёртый день Степан и Антонина занимались подготовкой к отъезду: навешивали и укрепляли тяжёлые ставни с замками, приколачивали доски на дверь чёрного входа и убирали добро на чердак. Особых ценностей не было, но и имеющееся было важно. Не хотелось, чтобы вещи оказались в руках воришек. Все вместе эти усилия оберегали семейное гнездо и не давали лишний раз пострадать кошельку.

Надоедливый вой начинал нервировать. Бродячих собак в посёлке никогда не было - это значило, что пёс откуда-то прибился или убежал из соседнего поселения.

- Надоел, окаянный! Может, выбросил кто? – Антонина рылась в шкафчике, выбирая посудину похуже. – Долго воет уже.
- Воет и воет. Чего ж теперь делать?
- Как раз когда нам уезжать, она сюда притащилась. Замёрзнет. Кормить же некому. Хочу вынести что-нибудь. Суп остался, хлебушка туда покрошу и уже хорошо.
- Тоня, зачем его приваживать? Мы уедем, она здесь сидеть и ждать будет. Пусть уж сразу идёт, куда шла. С собой взять не можем, ты же знаешь.

- Поест и пойдёт дальше, - Антонина покрутила в руках жестяную миску, примеряясь, не жалко ли отдавать. В неё летом собирала смородину – лёгкая, держать удобно, а если уронишь, не разобьётся. Многочисленные царапины на металле и несмываемые следы копоти говорили о долгой жизни миски - по привычке всё, что было жаль выбрасывать в городе, свозили на дачу. Что-то из вещей обретало вторую жизнь, но многое оказывалось ненужным и продолжало накапливаться уже на новом месте.

- Не придумывай, не надо тебе никуда ходить!
- Тогда ты неси! - авторитетно подытожила Антонина и погладила мужа по макушке. – Стёпушка, чего ты завредничал? Сам, что ли, не знаешь, что после супчика веселее живётся?
- Ладно, сделай, отнесу, - ворчливо отозвался Степан, поняв, что спорить бесполезно.

В прихожей долго искал старые галоши, убранные вглубь полки до весны. Натянул ватник и, приняв миску с похлёбкой из рук жены, открыл дверь.
 
Снаружи было холодно. Ветер нёс дыхание близких заморозков. Степан поднял ворот и, осторожно ступая по влажной дорожке, стараясь не расплескать суп, медленно пошёл к калитке. Тонкая полоса света из распахнутой двери тускло освещала небольшой сарайчик у дома и пустые грядки. Стволы, обмотанные белыми пакетами, казались похожими на духов. Всё было знакомо и, вместе с тем, нет. Сумрак удивительно преображал окрестности.

Стоило отойти от дома на пару метров, как плотно обступила темнота. Старик остановился, выжидая, пока глаза привыкнут. Когда солнце падало за горизонт, сад менялся и, как казалось, оживал. Деревья качались, поскрипывали, обращаясь друг к другу и походили на великанов или фантастических хранителей этого места. Степан иногда думал, что огромное существо навроде палочника затаилось в полумгле за ветвями и наблюдает за беспомощным человеком. От таких мыслей бывало, вечером и в туалет выходить-то лишний раз не хотелось.

Собачий вой звучал странно. Старик прислушивался: ему казалось, что пёс уже охрип. Он обрывал свою песню, будто не хватало воздуха, через время заводил её снова, но уже более устало и глухо. Было в его голосе столько отчаяния и тоски, что сердце сжималось.

Антонина время от времени говаривала, что дурная голова да злая рука всегда найдут, что плохо лежит, в очередной раз намекая мужу, что хорошо бы завести пса. Только Степан оставался непреклонен. Взять собаку не трудно, но как с ним потом в город? Как в квартиру привести? – И без того тесно! Трудно будет и псу после вольготной жизни на даче. Уж лучше без животных совсем... Так и жили тихо да осторожно, полагаясь на порядочность и зоркий глаз соседей.
 
Дойдя до калитки, Степан Ильич бесшумно открыл её и вышел на дорогу. Вдалеке дрожащим жёлтым светом горел одинокий фонарь, тускло отражаясь в огромной луже, скопившейся в ухабе. Разносортные заборы бережно охраняли границы участков. Пахло снегом и сыростью. Грунтовка уходила за поворот и утопала в тёмном полотне ночи, растворяясь вместе со жмущимися друг к другу домиками. Следующий рабочий фонарь находился на параллельной улице и ещё один – на въезде в посёлок. Жители привыкли и не жаловалось. Летом это было не так заметно, а зимой все разъезжались. Так местные и жили с тремя фонарями, радуясь тому, что имеют.
Сумрак, затаившийся среди кустов и деревьев, не позволял разглядеть животное. Вой больше не повторялся. Было слышно только скрип старых деревьев. Степан Ильич решил, что спугнул пса и тот убежал.

Миска с супом остывала. Зная, что Тоня расстроится, если он не накормит бродягу, Степан свистнул пару раз для верности. Топкая тишина была ответом. Ветер нещадно поддувал под ватник, заставляя сократить все манёвры до минимума.

Потоптавшись, Степан поворчал и оставил миску за калиткой около забора. Посмотрел по сторонам ещё раз и, чувствуя, как мёрзнут в галошах ступни, мысленно ругнулся на пса. Вдруг в ответ снова послышался вой. Он коротким полустоном ворвался в холодный воздух и затих на высокой ноте. Как будто животное каким-то образом уловило недовольство в свой адрес. Степан Ильич от неожиданности вздрогнул и передёрнул плечами: отчего-то показалось, что звук совсем не похож на звериный. От этой мысли стало ещё холоднее.

На дальнем конце улицы неожиданно показалась фигура человека. Старик замер и присел, укрываясь за забором. Хотелось остаться незамеченным и понять, кто бродит здесь в такой час. Всматриваясь в щели между досками, Степан Ильич перебирал в уме тех немногих, кто иногда оставался на зимовку, - выходило, что остаться могло человека четыре, да и те на другом конце посёлка. Зачем им идти сюда? Разве что случиться могло!

 Человек покачивался словно его ноги были больны, а костыли – потеряны. Несколько раз споткнулся, потом упал. Не в состоянии встать, пополз по грязи и лужам. Жёлтый свет далёкого фонаря был слаб: как не присматривался Степан Ильич, не смог рассмотреть, что за пьяного гостя занесло на их улицу.

Человек упёрся головой в лавочку у одного из домов, и некоторое время стоял на четвереньках, собираясь с силами. Потом пополз дальше, приближаясь к фонарю. Долгих десять минут страдалец преодолевал расстояние в три метра, двигаясь еле-еле, будто норовя заснуть...

Узнать, что было дальше ->>> https://litmarket.ru/books/lyubov-3
ВК https://vk.com/nadezda_ava