I
Ну вот и все. Меня прокляли, да еще так сурово. Именем матери, отца, сына, всех, кто был до, всех, кто будет после. Вас когда-нибудь проклинали? Что делают в таких случаях? Мне теперь все болезни на это списывать? Поймала себя на мысли, что теперь ничего не боюсь. Смерть, боль, потери – это не страшно. Жизнь прекрасна во всех своих проявлениях. Добра и зла не существует. Будь и наслаждайся этим! Или не будь, но тоже наслаждайся!
Вообще, жить совсем без страха скучно. Страх – это яркая эмоция. Поэтому я делаю вид, что боюсь чего-то. Мотыльков, высоты, грабежей и прочей безобидной ерунды. И так хорошо делаю вид, что на мгновение забываюсь и пугаюсь по-настоящему. Но вот проклятий не боюсь даже понарошку. А прокляли меня за то, что я уехала. Оставила все, что было мне не нужно, и отправилась в путь, в горы.
Есть такие вещи в мире, которые совсем не обязательны. Школа, деньги, статус, работа. Для многих все это очень важно, но есть и те, которым Вавилон инороден. Такие люди никак не могут проглотить и переварить угощение этого мира, смериться с системой. Города, с их правилами жизни, как кость в горле, которую нужно выблевать, а иначе она просто закроет доступ кислорода. Раньше думала, что такими чудаками рождаются, а может, их воспитывают чудаковатые родители. А тем, кому уже перевалило за 20, стать неадекватным не грозит, они уже приняли и усвоили все правила этого мира .
Смешнее разных мыслей, что рождаются у нас в голове, нет ничего на свете! Сейчас я сижу на большом рюкзаке в объятьях сумерек и пытаюсь кого-нибудь «застопить».
В горах ездят в основном только местные, а ночью им никуда не надо, и дорога пуста. Сижу так, наверное, уже часа два. Начинается мелкий дождь. Несколько месяцев назад, даже представить себя в такой ситуации не смогла бы. А сейчас знаю: если начался дождь, остается только одно – танцевать. Но не прошло и пяти минут, как пришло спасение! Все-таки заметило небо мою нехитрую пляску под его слезами.
– Добрый вечер. Куда едете?
Я тыкаю в один из темных силуэтов гор.
– О, сегодня вы точно не уедете отсюда. Нужно ждать утра. Если хотите, можете переночевать у моих родителей. Они живут совсем недалеко отсюда.
– Спасибо вам большое! Было бы чудесно.
Мы действительно добрались очень быстро, и меня отвели в небольшую пристройку. На первом этаже шел ремонт. Черная кошка шмыгнула в дверь и забежала внутрь, сливаясь с мраком комнаты.
– Нам на второй этаж. Осторожнее, когда будете подниматься.
Железная винтовая лестница с красными ступеньками росла в центре. Под моими ногами она хрипло стонала, а моего спасителя и кошку пропускала вверх беззвучно, не выдавая.
Включился свет, и комната стала материальной.
– Я буду в соседнем доме, вход справа, если что-то понадобится – приходите. Спокойной ночи.
– Спокойной ночи, спасибо.
И мужчина растворился почти так же незаметно, как возник на дороге.
Кошка запрыгнула на большую кровать, застеленную красным пледом, и пристально уставилась на меня желтыми глазами.
– Привет.
Она не ответила, только томные веки медленно опустились и поднялись. Как статуя-хранитель, кошка очень подходила этому месту.
Темно-кровавые шторы слегка шевелились от ветра, что проникал в дом со своими песнями. На деревянном потолке висела паутина, ловцы снов, всевозможные амулеты и цветные лебеди оригами. Из-под кружевного абажура тускло светила лампа, а на абажуре были вышиты человечки. Они составлялись из сложных узоров, которые, как только их заметишь, тут же пытаются скрыться во множестве линий.
Узоры были и на ковре, но они не скрывались, а наоборот, заставляли погружаться в них полностью. Засмотришься случайно, опомнишься, оторвешься, а прошло уже минут сорок.
Я подошла к старому зеркалу. Оно показывало кривое отражение. Себя я видела правильно, но фон за спиной был переломлен. Попыталась подставить лицо в искривленную часть, а она исчезла. Я за ней - она от меня. Не принимало зеркало меня в свою магическую картину. Ну и ладно.
День был тяжелый, и, не задавая себе лишних вопросов, я легла в кровать. Кошка, потоптавшись по сонному телу, скрутилась улиточкой в ногах и стала громко мурлыкать. Еще секунда - и я уснула.
II
Солнце пробралось сквозь шторы и исподтишка ударило в глаза. Я начала щуриться и потягиваться. Светило, словно чудо-будильник, убедившись, что проснулись все, кому надо проснуться, сжалилось и скользнуло в сторону. Кошка спрыгнула с кровати, я проводила ее взглядом и вдруг увидела старика. Невысокий, с восьмиклинкой на голове, из-под которой виднелись седые волосы, . Он спокойно на меня смотрел.
– Вы кошка?
– Что?
И в это мгновение черное животное запрыгнуло на подоконник. Какая абсурдная ситуация! Я засмеялась.
– Вы кто?
– Я Валентин, хозяин дома.
Мне пришлось объяснить Валентину, что на мгновение мне показалось, что кошка превратилась в человека. Теперь он стал смеяться. Так мы и подружились.
Объяснив мне, как дойти до кухни и ванной (это все-таки был отдельный дом, а не пристройка, как мне показалось вечером), старик начал спускаться, но вдруг его борода зашевелилась. Сначала робко, а потом начала трястись, как перед взрывом. Он улыбнулся, и из густой бороды, как по команде, вылетела небольшая птичка.
– Доброе утро! – поприветствовал ее хозяин.
Птичка, сделав пару кругов над моей кроватью, стрелой слетела вниз.
– Нашел ее выпавшей из гнезда, – объяснил Валентин, вновь улыбнулся и бесшумно спустился по скрипучей лестнице.
Через десять минут я уже была на кухне. Старенькая, с низкими потолками, она походила больше на уютный сарайчик. На столе стояла чашка с красным чаем. Странная, слишком притягательная чашка. Ручная работа. Маленькие трещинки бежали по ней, плетя паутинку. А в эту паутину попадались люди. Нагие и одетые, они изображали эволюцию человечества, словно все эпохи поместились в этой чашке.
Движение руки Валентина – и на столе появился завтрак. Я давно так не ела. За столом, из фарфоровой тарелки, да еще и с полной сервировкой.
– Спасибо.
– На здоровье.
Жужжание и пиксельная мелодия резко заполнили всю кухню.
– Телефон звонит, – заметила я.
Хозяин поднял трубку, и пока я доедала яичницу, говорил о чем-то, размахивая руками.
– Что это за язык? – спросила я, не разобрав ни слова.
– Этот? Тот же, на котором говорим сейчас и мы. Только горный диалект.
– Забавно, а я ничего не могла понять . Как будет «по-горному» кошка?
– Кэцик.
– Кэээцик, – и я потянулась погладить черную кошку, которая ласково вытянула голову. – А все в горах так разговаривают?
– Да или во всяком случае многие.
– Сложно мне будет.
Валентин вдруг расплылся в улыбке.
– Нет, чем ближе к горам, тем легче. Там вообще языком никто не разговаривает, только сердцем.
Мы распрощались.
Теперь снова только я, рюкзак на семьдесят литров и дорога серпантином.
Меня подобрала первая проезжающая мимо машина. Еще и оказалась, что нам по пути!
– Хорошо, что я сейчас ехал и вас забрал, – сказал с еле понятным акцентом шофер. Это был мужчина средних лет с черными мохнатыми усами и дымящейся самокруткой в зубах – там позади банда дикарей . Бог знает, что им в голову могло прийти при виде вас.
– Банда дикарей?
– Да, смотрите, – он размашисто ткнул в левое окно.
Вниз спускалась небольшая группка полуголых детей. Их лица были измазаны черными и красными полосами, в руках вместо посохов кривые палки . Волосы – один большой колтун, из которого торчали перья и засушенные цветы. Они шли, размахивая руками и ногами, выкрикивая только им известные песни, что-то про юность, свободу, отвагу.
– Вот, подтягиваются, видимо, к остальным.
– На индейцев похожи.
– Да, наши местные друиды. Уходят в леса и горы, строят на деревьях свои поселения. Ничего не портят, но попугать приезжих любят.
Минут через сорок он остановился возле горного водопада.
– Вот, вам туда, вверх. Проезжих дорог там нет, но жизнь кипит.
– Спасибо! Всего хорошего! – помахав отъезжающей машине, я плюхнулась в траву. Невысокую, шелковистую, как на картинах Ван Гога. Солнце тепло ласкало щеки , а птицы пели так, как будто готовились к концерту много лет.
III
– Доброе утро.
Чья-то голова затмила свет.
– Привет.
– Видела, как ты приехала. Это все не просто так. Мне сегодня сон приснился, что я должна отвести кого-то туда, куда иду сама. Пошли.
– А куда ты идешь?
– Увидишь.
Курносая девушка протянула мне руку и одним рывком подняла с земли. После меня на траве остался след, но не успела я повернуться за рюкзаком, как он исчез. Только травинки танцевали линди хоп под музыку ветра.
– Да, здесь все быстро восстанавливается. Солнце такое, – сказала курносая девушка.
– Проверим, – ответила я, подняв майку до пупка. На какой-то из вечеринок я поранилась о железную трубу, и шрам вот уже несколько месяцев не сходил, чем бы я его ни мазала.
– Как был, так и остался. Ладно, глупо было думать, что и у людей раны исчезают, – заметила я.
– Не глупо, – ответила она. – Просто ты мало времени провела в горах, а трава тут всю свою жизнь. Я, кстати, Женя.
Худая, с рыжими волосами до плеч, самодельной тикой на голове, босая, в яркой большой одежде с разрисованным джембе под мышкой, – Женя.
– Ива.
В песочных штанах, старых кедах, с коллекцией фенечек на руках и старым рюкзаком – это я, Ива.
Мы пробирались по тоненьким тропкам, которые перебегали друг через друга и заполняли горы целиком. Огромная паутина дорожек, еле заметных, новых, широких и каменистых, но все они были важны, казалось, уберешь одну, и вся система станет бессмысленной. Поднимаясь вверх, прижимаясь всем телом к утесам, как к любимым, теряясь в соснах и малиновых колючках, мы вышли к шалашу.
Серые стволы деревьев, связанные верхушками друг с другом, превратились в стены. В проеме, чуть ниже моего роста, соблазнительно танцевало пламя. Мы вошли внутрь. Здесь были люди, похожие на грибы, выросшие там, все из одной грибницы, никогда не видя солнечных лучей. В голове мелькнула мысль: мы то ли гости, то ли пленники этого места.
Я и Женя растворились в огне. Она материализовала возле себя барабан, наполнив пространство глухой жизнью, заползающей под кожу, отключающей сознание. Существовал теперь лишь ритм. Из транса всех вывел голос, такой же глухой, но иной.
– Доброе утро!
Люди-грибы ответили что-то невнятное, на своем языке. Но человек, видимо все понял, поэтому растекся в улыбке.
– Сегодня, как и каждый месяц, нас ждет Гофер. Вижу новые лица, очень приятно.
Узкие глубокие глаза метнули в меня поражающий взгляд. Мурашки пробежали по спине.
– Гофер учит тому, как достичь центра всех вещей. Молекула воды состоит из двух атомов водорода и одного атома кислорода. Если мы отделим водород от кислорода, то добьемся разделения молекулы воды и получим два разных элемента, которые будут существовать по отдельности. Это химическое явление. Теперь, чтобы увидеть, что такое гоферское явление, предположим, что мы взяли атом водорода и с помощью приемов, свойственных Гоферу, осуществили его внутреннее изменение, преобразование, в результате которого атом водорода превратился в атом другого элемента. В наше время этот процесс известен как ядерная или атомная реакция, мы называем его расщеплением атома. Но на самом деле это гоферский феномен. В этих трансмутациях есть глубокий смысл: все существующее в природе, во Вселенной, движется, развивается, стремится к чему-то, имеет цель и предназначение.
Он говорил спокойно и уверенно, и никто не издавал ни звука.
– Сегодня я не буду учить вас, как из ртути сделать золото или готовить эликсир вечной жизни. Дойдете до этого сами. Сегодня мы будем трансформировать старое сознание в новое. Усталость – в силу, нерешительность – в уверенность, зло – в добро. Извне ничего не приходит, все рождается внутри.
И долго еще глаголал старый мудрец. Про силу разума, про несуществующее и существующее, про отсутствие границ. Что будет, если это произойдет? Что будет, если это не произойдет? Чего не будет, если это произойдет? Чего не будет, если это не произойдет? Прими решение. После огня мы стали дымом, просочились сквозь щелочки между бревен шалаша и улетели прочь.
– Ты знаешь, где раскинешь палатку?
– Нет.
– Пойдем в наш лагерь, он там, на вершине.
– Так высоко… Не знаю, у меня тяжелый… – И тут я понимаю, что очень давно не чувствую тяжести за спиной. Рюкзак, который раньше было невозможно нести больше двадцати минут, стал невесомым.
Заметив, как у меня округлились глаза, Женя рассмеялась. Громко, звонко.
– Тут все немножечко другое. И физика другая. Идем, покажу.
Мы побежали к горному ручью. Женя зачерпнула рукой воду и поднесла лужицу к моему лицу. Там было только мое отражение и чуть-чуть неба. Женя раздвинула пальцы, но вода не вытекала, она как была в форме ладошки-лодочки, так и осталась. Побыла так секунд двадцать, а затем выплеснулась на траву, словно обычная вода.
– Вода так делает для того, чтобы люди могли готовить и пить. Почти у всех дырявые котелки, полуразбитые чашки и фляги без крышек. Пока ты держишь ее сознанием, она может быть любой формы. Попробуй.
Я зачерпнула воду, сосредоточилась как только могла, раздвинула пальцы... и вода тут же полетела вниз.
– Оу!
– Ничего. Скоро научишься, и всяким другим вещам тоже.
– А что еще здесь не так, как везде?
– А везде это где? Ладно, шучу, всему свое время, Ива. Особенно здесь. Горы не любят спешку.
IV
Солнечные лучики пробивались сквозь деревья и облизывали наши лица, плечи, руки. А иногда они запрыгивали в глаза, заставляя веки щуриться, закрываться, как будто это входные двери. Хотя так оно и было. Через глаза солнце попадало внутрь, заполняя тело. А когда его становилось много, когда человек был им наполнен, солнце начинало выливаться из глазниц, руки оставляли солнечные следы после прикосновений, каждое слово согревало.
Таких людей сразу замечаешь, издалека. Они делают светлее пространство вокруг себя, сами светятся. В горах их было много, их так и звали – Люди Солнца. Они согревали всех .
Были и другие – Люди Пламени. Сердце этого народа было огненным. В них танцевали огромные яркие костры, трещало дерево и где-то вдали били барабаны. Если встретиться с таким человеком один на один, можешь и не догадаться, на что он способен. Людей Пламени узнают по тем, кто с ними рядом. Их спутники всегда счастливы, всегда светятся, всегда любимы. Даже самый большой костер не может согреть всю планету, но если ты возле него в самую лютую зиму, он не посмеет потухнуть, будет греть, разгораться, никогда не оставит.
Иногда Люди Пламени превращались в пожары. Со стороны эти люди выглядели, как солнечные, только внутри сгорали заживо, пока не останется один пепел.
Еще огонь мог потухнуть, если кто-то долго подбрасывал в него дрова, а потом вдруг перестал. Но это не означало, что Человек Пламени погас навсегда. В большинстве случаев он загорался снова. Трудно оставаться пепелищем, когда ты знаешь, каково это – гореть.
Холодных людей в горах не было. Горы их не пускали. Люди Зимы, Ураганов, Смерти жили в городах. Травили там друг друга, и в лучшем случае, изысканным ядом. В большинстве же своем вырезали на спинах узоры ножами. А если видели потенциальных Людей Солнца, ногтями выцарапывали им глаза, чтобы лучи тепла не смогли дойти до сердца.
Мы шли долго. По лугам, где иван-чай разливался розово-фиолетовым морем по пояс, где душица со зверобоем играли в прятки, но запах, заполнявший небо, выдавал их. Шли мимо вековых сосен, мимо домов, зверей и людей. Солнце уже начинало садиться. Золотой свет тонкими нитями вышивал узоры, покрывая собою голубую канву. Женя совсем не устала, а я с трудом преодолевала каждый следующий камень икаждый раз думала, что больше не смогу, но шла. Горы, ехидно улыбаясь, открывались, показывали свои секретные красоты, как что-то очень интимное. Обернешься, посмотришь вниз – и сердце останавливается. Не верится, что все это может существовать с тобой на одной планете.
– Аккуратнее, может быть скользко.
Женя, как кошка, ловко прыгала по маленьким камешкам через ручей. Оказавшись на другом берегу, она обернулась:
– Давай! У тебя все получится!
Я посмотрела на нее, на маленькие мокрые камешки и на ручей, который чуть левее становился водопадом, резко летящим вниз. Черт, зачем я вообще сюда пошла. У меня рюкзак, я не смогу так прыгать. А если упаду, вода унесет вниз. Тогд апиши пропало. Умереть такой молодой и прекрасной…
Женя, как будто прочитав мои мысли, вернулась.
– Давай рюкзак, я его перенесу через реку. А ты не бойся. В горах энергия, которую ты вкладываешь в мысли, сразу материализуется. Поэтому думай о том, как мы уже идем вон там, – она показала на тонкую тропинку вдалеке, очень красивую тропинку.
Вспомнилось, как когда-то я прыгала с вышки. Смотришь вперед – крыши невысоких домов, верхушки деревьев вдалеке. Красота. Смотришь вниз – 75 метров до желтой травы. И сразу отваливаются от спины крылья, спускаются по лестнице обратно на землю. А ты остаешься стоять с ранами на лопатках, хотя умела летать, прежде чем посмотрела вниз.
Момент – и Женя с рюкзаком уже на той стороне. “Боишься – не делай, делаешь – не бойся”. Еще момент. И я рядом с Женей.
– Тут рукой подать до лагеря.
Узенькая тропинка. Много метров вниз – горный ручей, много метров вверх – сосновый лес. Грызуны совсем нас не боялись, они бегали чуть ли не между ногами, перебегали дорожку, прятались в норки, взбирались на деревья или просто провожали нас взглядом, сидя на зеленом мху. Вдруг лес расступился, открывая застенчивую, залитую светом поляну. В центре горело небольшое пламя – остаток ночного костра, вокруг были разбросаны коврики и валялись музыкальные инструменты. Длинноволосый парень что-то готовил в большом котле. Увидел нас и широко улыбнулся.
– Радоваться! – крикнула Женя.
– Р-а-а-а-а-доваться! – донеслось со всех сторон.
Начали стекаться люди. Они были удивительные. С цветными волосами, с дредами, разрисованными лицами, обвешанные амулетами, расписанные рунами. В одеждах земли, неба, деревьев, воды, они начали кружить в танце, вкладывая всю жизнь в движения своих рук. Так мы жили.
V
Прошла неделя. Но в горах время ощущалось совсем иначе. Тут все жили моментом, не было ни прошлого, ни будущего. Только сейчас. И это сейчас длилось вечно. Я стала забывать то, что знала, когда жила в городе. Например, не могла вспомнить ни одной породы собак. Зато в голову приходили другие знания, о которых никто не говорит, а все просто ведают. Так я без сомнений определяла съедобные и несъедобные грибы. Научилась наполнять свое тело теплом, если холодно. Забирать боль у других прикосновением рук, делая человеку легче. Все лишнее из головы ушло. Там не было больше места сомнениям.
С ребятами из лагеря мы стали семьей. Разные, искреннее, счастливые, творческие. Все помогали друг другу, жили одной жизнью. Утопия, которая год назад казалось несбыточной . Мы много играли, взахлеб читали стихи у костра и пели песни, вместе купались в водопаде и собирали чернику. Оказалось, что у одного из моих новых приятелей скоро день рождения. Ничего интересного у меня с собой для подарка не было, и я решила спуститься вниз, к подножью гор. Там был мини-рынок, где туристы, которые не поднимались выше десяти метров в горы, покупали вино, шашлыки и магнитики. Но были там и непростые вещи.
Одна старушка торговала, казалось бы, тем же, чем и остальные, но это если ты не умеешь смотреть и читать знаки. Задержишься у ее прилавка чуть подольше, стразу начнешь замечать странные вещи. Ниоткуда появятся трубки ручной работы, которых на столе секунду назад не было. Дудки в виде птиц, что поют соловьем, но только если залить в них воду. Неприметные бусы вдруг обрастают клыками разных животных, камнями из лавы, ягодами и другими дарами гор.
Долго я кружила, словно гриф, над всеми этими сокровищами, пока не поняла, что нет там того, что я ищу. Поблагодарила старушку, а она говорит:
– На тебя все это время молодой человек смотрит, – улыбнулась слегка и кивнула: – Девочка моя, может, он поможет.
Я обернулась. Прямо за нами был небольшой фургон, где готовили кофе в турке на песке. На меня смотрел молодой бариста.
– Привет.
– Привет. Кофе?
– Да, пожалуйста, а с чем вы его делаете?
– Черный перец, бадьян, корица, гвоздика, имбирь, мускатный орех…
– А какой твой любимый?
Бариста задумался.
– Сделать?
– Да, – улыбнулась я.
– Давно тут вообще?
– Нет, неделю только. Но ощущение, как будто всегда.
Он рассмеялся.
– Да, тут вечность рождается, живет, умирает, а потом по новой.
– А ты?
– Уже полгода. Как тепло стало, сразу в горы. Но скоро надо будет уезжать, как только осень настанет.
– Так сентябрь же совсем скоро.
– Да, но осень и сентябрь – это разные вещи.
Я его поняла.
Пока Кофейник (его кличка) готовил кофе, я рассказала, что делаю внизу и что ищу. Он ответил, что надо было идти не вниз, а вверх, но все же хорошо, что я спустилась, иначе не нашла бы его. А наверху одной, не зная троп, мне ловить было бы нечего.
– Сколько с меня?
– Улыбка.
Кофе оказался волшебным, никогда такого не пила раньше, хотя в городе была избалована разными кофейнями.
– Спасибо.
– Да не за что. Уже темнеет, ты знаешь, как дойти до своего лагеря?
Я на секунду замялась, и этого хватило.
– Знаю все тропы в этих горах, не волнуйся, вместе дойдем. Подождешь? Я закрываюсь через двадцать минут. А пока расскажи мне о своем путешествии.
Я болтала, Кофейник слушал. А потом мы отправились в путь. Без него я правда не дошла бы. Ладно днем, при свете, но ночью мир менялся. Деревья в темноте путешествовали, вырывая корни из земли, они передвигались, меняясь местами. Дорожки путались между собой, заползая друг на друга. А предательские ручьи начинали течь там, где их никогда не было, заливая ноги всем, кто не услышал их шелест.
Мы пришли в лагерь.
– Я зайду за тобой завтра утром?
– Буду ждать. Спокойной ночи.
– Спокойной.
Кофейник растворился в темноте гор, как сахар в его кофе.
Женя, озорно смеясь, подошла и спросила, как мы с ним познакомились. Я все рассказала. Все такую же ухмыляющеюся, и ее поглотила тьма. Как будто у всех здесь есть темные порталы, недоступные мне.
Рано утром, было около шести, моя палатка предательски расстегивается, впуская внутрь незваного гостя. Как и всегда, когда просыпаешься не по своей воле, заторможенная и непонимающая , я посмотрела сквозь него и повернулась на другой бок, продолжая посапывать.
– Аха-ха-ха. Доброе утро! Ребята мне подсказали, где можно тебя найти. Не думал, что ты все еще спишь. Я буду ждать тебя у костра.
Кофейник выполз из полиэстерного домика, минут через десять выползла и я. Слегка опухшая, со слипающимися глазами, в цветном длинном свитере.
– Тебе идут остатки сна на лице.
Почувствовала, как краснею.
– Вот, держи.
Он протянул тарелку с кашей фиолето-бордового цвета, черника в ней была, мне казалось, больше моих глазных яблок.
– Огромная.
– Да, если знать места, можно и больше найти. Я потом тебя отведу.
Позавтракав, умывшись в ручье, мы отправились в дорогу.
Сначала идти было легко, я подумала, что так будет всегда. Не ожидаешь – не разочаруешься. Горные склоны, как будто маленькие вредные женщины, назло моим мыслям сразу стали взбираться вверх, взяв уклон градусов 60, и спасибо, что не 90. Камни летели вниз, если на них наступишь. Казалось, что вовсе это не камни, а головы троллей, которые устраивают тебе наказание за то, что ты тут вообще ходишь. Горных лавин только не хватало! Но даже после самой теплой ночи наступает утро, и нам открылась мягкая, пологая, черничная часть пути.
– А вот те самые места, о которых я говорил.
– И ты взбирался так высоко только ради черники?
– Это сначала трудным кажется, через неделю будешь забираться сюда, как горная козочка.
– Надеюсь, – я улыбнулась.
Кофейник вел меня через деревья, кусты, травы. Мы много петляли, я перестала запоминать дорогу еще в первые пять минут, смирившись с тем, что это невозможно. Но вот, как грибы после дождя, перед нами выросли деревянные шалаши. Их было то мало, то много, то опять мало. Из одного вылез старец с темно-красной кожей. Его серебряные длинные волосы, которые давно уже спутались в общий колтун, выглядели неестественно по сравнению со всем остальным. Расстегнутая жилетка, массивные красные бусы до пупка, босые ноги. Старик, расправив руки, как крылья, медленно подошел к нам.
– Кофейник! Какими судьбами?
– Подарок ищем.
– Найдете то, что вам нужно. Просто так сюда не приходят. И вообще, вам повезло, вы попали на праздник. Видишь, селение пустует? – Старик обвел рукой деревню. – Все готовят большой костер. С той стороны, на поляне. Кофейник, иди помогай, а ты?..
– Ива, – отозвалась я.
– Ива, пойдем за подарком.
Мы зашли в темный шатер, который был наполнен всевозможными вещицами. Глюкофоны, ханки, барабаны, бубны, дудки, посохи, ловцы снов, картины, иконы, ветки, засушенные травы, цветы, маски, перья, свечи, благовония, лампады, рога и черепа животных. И это только то, что было различимо при плохом свете. Пока мы шли, я рассказывала о человеке, у которого день рождения.
Прочувствовав энергию, Дзен, так звали старика, нашел среди бесконечного множества предметов конструкцию, напоминавшую четырех ловцов снов, скрепленных воедино.
– Это вещь сделана руками мастеров четырех стихий, она пропитана всей жизнью. Земля, вода, воздух и огонь будут оберегать владельца от всех напастей, направляя по верному пути, даря гармонию.
– Как здорово! Спасибо большое. У вас тут все такое сильное, – я потянулась и легонько коснулась рукой медальона, который висел рядом. Это были три змеи, они соприкасались головами в центре, а телами, переплетаясь, создавали круг. Дотронулась я только кончиками пальцев, но как только убрала руку, он упал, неожиданно громко ударившись о дощатый пол.
– О, простите, не знаю, как это могло случиться…
– Забирай себе.
– Его можно починить, не волнуйтесь.
Старик рассмеялся.
– Я не волнуюсь уже несколько десятков лет. Вот как ты думаешь, сколько мне лет?
– Ну… Пятьдесят?
– Семьдесят четыре! Мне семьдесят четыре года. А чувствую себя вообще на тридцать. Все потому, что не волнуюсь, и ты не волнуйся. Я отдаю тебе его не потому, что думаю, будто ты его сломала. Я знаю, что это не так. Медальон сам захотел стать твоим. Случайно такие вещи не падают.
Я подобрала медный медальон, взяла ловца снов четырех стихий и побежала вниз, на поляну, чтобы поделиться впечатлениями с Кофейником.
– Как тут у вас?
И сразу мне в руки вложили деревянный кубок с какой-то жидкостью.
Кофейник наклонился ко мне и тихо произнес.
– Не пей, передай другому.
Человек, которому я отдала напиток, широко улыбнулся, пожал руку мне и Кофейнику, долго кланялся и наконец залпом осушил кубок.
– Почему?
– Потом расскажу.
Весь вечер мы играли на джембе, танцевали, кричали, прыгали через костер, слушали разные истории, рассказывали свои. И наблюдали за тем, как каждые полчаса этот таинственный деревянный кубок, появляется в одних руках, а исчезает в других. Вышла луна и приказала идти домой. Мы послушались.
– Теперь расскажешь?
– С древних времен у месных жителей существуют свои традиции. Некоторые из них достаточно специфичные, как эта. Напиток в кубке – тайное снадобье. Выпив его, неподготовленный человек может не вернуться в сознание.
– Оу, спасибо, что остановил.
– Да не за что. Пьют они его для того, чтобы достичь просветления. Лишь одну неделю в году здесь, в горах, растут ягоды, которые отправляют тебя постигать мудрость в другие миры. Эти ягоды съедает только старейший, его ты видела – Дзен. Его разуму по силам справиться с чем угодно. Несколько ягод он оставляет, настаивает день на тайной жидкости, а ночью наливает снадобье в этот деревянный кубок и дает остальным. Те выпивают содержимое. Сила, что находится в ягодах, переходит к ним. Плюс еще чуть-чуть энергии Дзена. И так продолжается, пока все не напьются… Ой, заговорился.
Кофейник начал озираться по сторонам.
– Ты помнишь, откуда мы пришли?
Я помотала головой.
Мы сделали несколько шагов назад, потом вперед.
– Ладно, есть один способ выбраться. Есть монетка? Орел – нет, решка –да.
Я достала свидетельство Вавилонской системы из кармана и передала Кофейнику.
– Спасибо, – он прикрыл монетку рукой и закрыл глаза. – Нам идти прямо? – подбросил. – Решка. Да.
Так мы наугад ходили по горному темному лесу, подбрасывая монетку. Спустя полчаса мы вышли к лагерю.
– С ума сойти! Как это вообще возможно? – я не могла поверить. – Туда мы шли больше часа, почему обратный путь оказался короче? Может, это не наш лагерь, а его клон?
Кофейник рассмеялся.
– Ночью тут все имеет другую форму. Даже твои глаза поменяли цвет.
Я покраснела.
VI
Еще много дней и ночей я провела горным человеком, в кругу таких же горных, почти “диких” людей. Кофейник переехал к нам в лагерь, чтобы больше не тратить два часа на дорогу.
Все время мы проводили вместе, сливаясь во что-то единое. Все падающие звезды, искры костра, чужие улыбки мы видели в глазах друг друга. Голоса варганов, взрывы смеха, шелест травы под ногами – слышали ушами друг друга. Ощущали прикосновение ветра, тепло солнца, объятья. Я – через его кожу, он – через мою, оставаясь при этом двумя людьми. Я и Кофейник, как будто все время танцевали, чем бы мы ни были заняты, в каждом движении была нежность, страсть и любовь. Не замечая времени, сколько его возможно было не замечать, – а в горах это можно было делать до бесконечности, – мы проводили время рядом друг с другом.
Уже начался сентябрь, я помнила фразу Кофейника о том, что он уедет, как только настанет осень, и очень радовалась, что друг остался. Чувствовала, что он так сильно влюблен в меня, что все остальное меркнет и становится неважным. Поэтому даже не спрашивала ни о чем , всё казалось понятным без слов.
Теплым светлым вечером мы спускались к водопаду, громко смеялись и спорили о чем-то несуразном. У нас была одна миссия на двоих – набрать воды в котлы для лагеря. Тут поднялся ветер, он кружил над лесом, завиваясь в спираль, раскидывая в стороны все, что где-то подобрал . Нам он тоже оставил подарок: бросил под ноги желтый листок. Кофейник остановился. Он остановился и замолчал, а мое сердце закричало и разбилось.
Осень. Не сентябрь, а осень. В лагерь мы возвращались молча.
Не хочу описывать наши долгие разговоры по ночам, которые вдруг сделались темнее, мою мокрую подушку, которая была единственным от него секретом, ощущение удушья, когда он начинал петь, ведь я не могла знать: а вдруг я слышу эти песни в последний раз.
Но зато я поняла, что все-таки боюсь. Я боюсь терять тех, кто мне дорог, тех, кого я люблю. Но это совсем не тот страх, который сковывает. Мне не хочется хвататься за человека и не отпускать его никогда, превращая в домашнее животное со встроенным GPS-чипом. Я знаю, что моя жизнь не закончится, будет такой же яркой, счастливой. Но все равно, черт, если тебе кто-то важен, разве можно так размениваться? Не ценить? Не пытаться? Это другой страх, осознанный, отличный от страха высоты, смерти или пауков.
Кофейник предлагал мне уехать с ним, я отказалась.
Все-таки за пределами гор у меня есть другая жизнь, обязанности, люди, которым я нужна и которые нужны мне. Да и что мне делать в новом городе? Иногда жизнь кажется несправедливой, но это только на первый взгляд.
Сказка окончилась. Я тоже уехала в Вавилон. Но в себе носила горы, свободу, людей-птиц. А тот, кто наполнен любовью, – непобедим! Даже если он один против миллиона.. Погрузиться в рутину дней больше было невозможно, рутины больше не существовало. Каждая секунда жизни уникальна и неповторима. Теперь я стала ценить жизнь.
…Через год я вернулась в горы. Лагерь стал заполняться любимыми лицами, звучали истории из того времени, когда мы были не вместе.
Кофейник тоже там был. Мы как будто поставили фильм на паузу, а сейчас включили на том же моменте. Есть такие люди, которые совсем как ты. Просто как ты. Даже внешне похожи. Может, и правда когда-то мы были великанами, но боги, разозлившись, разрубили каждого на две части. И людей стало в два раза больше, но сил у них стало в два раза меньше. Зато когда две половинки великанов находятся, то вместе способны на все. Может, я и Кофейник когда-то были одним человеком?
Вдали друг от друга это чувствуется сильнее.
– Я готов поехать с тобой куда угодно.
– А я с тобой.