Панорамное фото двора, где мы стояли, столкнувшись лбами, на исходе лета 2008-го, смотря друга на друга под смешными и неудобными углами и видя то решительно расфокусированные собственные черты, никак не желающие складываться в симпатичную девичью мордашку и рыжую юношескую щетину, то порядочно размытый — хотя, впрочем, и без того скучный окружающий жилищно-коммунальный пейзаж.
Кирпично-стеклянные множественные этажи, переливающиеся отражениями зеленого и солнечного, струящиеся с предвечернего московского неба по обе стороны твоего лица, твои волосы, падающие на мои плечи и остающиеся на черном пахнущем «Честерфилдом» шарфе. Выкрашенные в сумасшедшеватые цвета качели и беседки на детской площадке и твои губы, говорящие откуда-то из киношной темноты: «Я буду по тебе скучать». Тесно притесавшиеся друг к другу пыльные машины и выходящие из них жильцы разной степени ожесточенности. Шум большого проспекта, угадывающегося за пышной листвой, шелест пакетов, уносимые ветром окончания фраз. Переплетение пальцев и смешение натуральной шерсти и вискозы, эйч энд эма и лакоста, тонкие руки, опоясывающие джинсовую существенно более высокую и оттого неловко ссутулившуюся тоже-тебя-любящую спину, желтые окошки, суетящиеся мамашки, мятная жвачка, тяжесть пассажирских лифтов, поднимающих на нужные этажи усталых и нервных, медленно возвращающихся с работы мужчин.
Чернота зрачков, в которую включен весь Нескучный сад, весь Юго-Запад и все, что читается с замусоленных страничек, начиная с Хармса и кончая Толкиеном, от «Чистых прудов» до «Новых Черемушек», где бы ни пряталась первопричина
нашего текущего ангажемента
как говорили джентльмены в не таком уж далеком прошлом
полном пара ржания и интенсивных мышечных сокращений
из которого мы двое потерявшихся детишек
прошмыгнув незамеченными под синим карандашом и тяжелым шрифтом ежовских шифровок
задержав дыхание на три четверти века
и мельком отпечатавшись на черно-белых снимках во вроде бы никак не связанных семейных альбомах
как ни в чем не бывало выскочили в начале двухтысячных
в столь неподходящем для нас и потому то и дело уходящем из-под ног
недоуменно держащем нас на своем горячем асфальтовом щупальце
большом городе с шумными проспектами
как будто на мгновение обретшим лицо
исключительно с целью выразить свое к нам отношение
и, едва научившись простейшим мимическим движениям
застывшим в удивленно-переполошенной гримасе
составленной из поджатой нижней губы Якиманки,
сморщенных железнодорожных путей
Ярославского и Ленинградского направления
беспорядочно торчащих во все стороны самых последних подмосковных электричек
и неусыпно горящих в ночи круглосуточных цветочных ларьков
Я кликаю и перетаскиваю, чтобы разглядеть поподробнее
Ускользающие от меня детали пейзажа
Мой указательный (самый проворный) и средний (неуклюжий) пальцы
Тащат вместе с невзрачным фасадом и замазанными лицами случайно попавших в кадр прохожих
Пятнадцать лет человеческой истории
Двадцать миллионов отстрелянных патронов
Восемьдесят миллиардов залайканных твитов
Многие квинтиллионы проносящихся через взбудораженный ум сообщений
Пока ноги движутся в сторону станции метро
Таких как «Неужели это случилось»
Или «Что же теперь будет»
Или еще «Что мне делать»
Вращают безбожно опрокидывая чашки с горячим какао и аккуратно расставленные на полке книжки
Всю популяцию между 2008 и 2021
Пока я ищу подходящий угол и удачную точку обзора
Я буду скучать говоришь ты
Начиная отделяться
Загадочным образом расплетая казавшиеся намертво слившимися пальцы
Вытягивая шерсть из акрила
Эйч энд эм из хилфигера
Утверждаясь на освещенной холодными фарами почве
На мгновение становясь четкой полностью видимой и ослепительной
После чего опадая на заднее сидение черной машины
Внезапно оказавшейся рядом и злобно оскалившейся открытой дверью
Указательный (дрожащий) и средний (чуть менее) пальцы
Делают, не сговариваясь, пинч-ту-зум
И ты превращаешься
Джинсы превращаются
Руки превращаются
Ночь превращается
Вся безутешная история человечества
Если достаточно открутить масштаб
Становится похожа совсем не на череду грандиозных свершений
Коварных злодейств и самопожертвований
Скучно изложенных кем-то компетентным на желтоватых страницах учебника для старших классов
Но скорее на маршрут
Маленького бегущего человечка в сильно поношенных чоботах и дешевой джинсовке
При всей драматичности только что закончившейся сцены
И тяжести еще не начавшей болеть колотой раны
Отчаянно пытающегося успеть на последний автобус в сторону метро
Чтобы потом успеть на последнюю электричку из Москвы в область
И, в последний момент вскочив на отчаливающий борт, сжать и держать уцелевшие фрагменты сердца