1. В.А. Варнек. Портрет Е.И. Колосовой. 1801. Х.м. 69х52,5. ГРМ
2. Жозеф-Дезире Кур (1707-1865). Портрет Александры Михайловны Каратыгиной, урожденной Колосовой. 1842. Х.м. 130х97,5. Государственный Эрмитаж
3. О.А. Кипренский. Портрет А.С. Пушкина.1827. Х.м. 63х54. ГТГ
Приступая к заключительной миниатюре из серии запланированных, напомню, что первоначально ставились такие основные задачи, как уточнение дат рождения выдающейся артистки балета Е.И. Колосовой и написания ее портрета кисти А.Г. Варнека.
И теперь можно уверенно утверждать, что родилась она в 1870 (а не в 1872) году, а приложенный к настоящей миниатюре ее портрет выполнен в 1801 году, через два года после завершения Петербургского театрального училища и за год до рождения дочери Александры, ставшей выдающейся драматической актрисой.
Ее живописный портрет кисти известного французского художника, приложенный к миниатюре, находится правее первого, ну а следом за ним приложен к миниатюре портрет всем известный, с учетом того, что Александр Пушкин был другом семьи Колосовых, и о нем в настоящей миниатюре планируется кое-что рассказать.
Помимо того, что сказано выше в первом фрагменте, в опубликованных ранее трех миниатюрах приведены доказательства в пользу того, что запечатлена Колосова на портрете Варнека не в театральном костюме из постановок, идущих в то время на сцене Петербургского театра, как считали искусствоведы 1975-2000-х гг., а в одеянии, которое хотел видеть на ней заказчик портрета, князь Н.Б. Юсупов, покровитель артистки.
В настоящей миниатюре предполагается сообщить некоторые факты из жизни Е.И. Колосовой из опубликованных в 1881 году воспоминаний ее дочери [1], а также из увлекательной заметки В.В. Вересаева, опубликованной в сборнике «Спутники Пушкина» [2]. Помимо этого в самом конце миниатюры будет высказана версия относительно происхождения двух дат рождения артистки в разных первоисточниках.
Процитирую теперь фрагменты воспоминаний дочери балерины, Александры, из старого петербургского журнала «Русский Вестник» за 1881 год [3], касающиеся ее матери Евгении Ивановны:
«Родилась я в Петербурге, 4 февраля 1802 года. Отец мой, Михаил Петрович Колосов, был музыкантом в оркестре Императорских театров, а мать моя, Евгения Ивановна, урожденная Неелова была известная в свое время пантомимная танцовщица. Воспитываясь в театральном училище, она была подругой Александры Дмитриевны Перловой (Полыгаловой), впоследствии Каратыгиной, матери моего мужа [Каратыгина Василия Андреевича (1802-1853) –авт.]. Родство еще теснее скрепило узы дружбы их, и на старости лет, живя в одном доме и часто встречаясь, моя мать и свекровь любили вспоминать былое.
Матушка моя, будучи пятью годами моложе Александры Дмитриевны, мало помнила времена императрицы Екатерины II, зато ничего не позабыла об эпохе царствования Павла I, который так же, как и его великая родительница, весьма любил театр.
Во время пребывания императора в Гатчине спектакли во дворце бывали каждый вечер. Артисты, проживая в этом городке на постоянных квартирах, не могли отлучаться в Петербург без разрешения начальства. Отпуска были сопряжены с большими затруднениями, так как государь часто изменял к вечеру пьесы, выбранные им утром. Матушка моя вышла за М.П. Колосова в последний год царствования Павла (в 1801), который удостаивал ее особенного внимания за ее грациозность и выразительную физиономию.
На одной из репетиций в Гатчинском театре государь подошел к ней и посоветовал поучиться у Анастасии Петровны Бериловой, а последней выразил свое желание, чтобы она не отказывала начинающей танцовщице в своих советах. Действительно, эта прекраснейшая, по отзывам моей матери, балерина, в особенности, пантомимистка, будучи притом самого милого характера, следила за успехами своей семнадцатилетней ученицы и передавала ей свои хореографические познания, безо всякой мысли о соперничестве, что встречается редко везде, а в театре, в особенности.
Надобно заметить, что Берилова была сама еще молода в то время. Она была моею крестной матерью в 1802 году, и года через два после того умерла от чахотки, 28 лет от рождения.
Однажды, на Эрмитажном театре, танцуя в присутствии государя, матушка увидела, что он встал со своего кресла , посреди первого ряда, где имел обыкновение садиться, подошел к барьеру, отделяющему оркестр от залы, протянул руку, указывая на мою мать и произнося какие-то слова, которых за музыкой невозможно было услышать … К тому же, как известно, голос императора Павла был глух и отчасти хрипловат. Не помня себя от страха, матушка вообразила, что чем-нибудь не угодила государю: машинально, кое-как, дотанцевала свое «па» и при опущении занавеса в беспамятстве упала на руки окружавших ее.
Такой нашел ее обер-гофмаршал Александр Львович Нарышкин, директор театров, пришедший сказать ей от имени императора, что у нее во время танца отшпилилась гирлянда цветов, шедшая от пояса до низа, и что его величество обеспокоился, чтобы матушка не запуталась в гирлянде и не упала. От этой милостивой заботливости матушка, не поняв в чем дело, чуть не умерла со страха.
Вскоре государю прискучили и опротивели танцы и прыжки мужчин и он приказал, чтобы на сцене не было ни одного мужчины: роли их должны были исполнять танцовщицы в мужских костюмах. Матушка, будучи отлично сложена, все время танцевала «за мущину» с Бериловой, до самого приезда в Петербург молодого французского танцора Огюста, брата превосходной актрисы Шевалье, пользовавшейся особенной благосклонностью государя.
Может быть, еще не совсем забыт этот Огюст Пуаро, который после того, как был балетмейстером и часто плясал с моей матерью по-русски как истый русак. Он давал уроки танцев во всем городе и имел честь преподавать танцевание государю императору Александру Николаевичу.
После какой-то репетиции в Гатчине, Берилова вместе с моей матушкой пошла посмотреть развод у дворца. Государь увидел и узнал их и, подъехав к ним, спросил: «как они очутились тут?». На ответ, что им очень нравится это зрелище, Павел Петрович улыбнулся и отъехал с весьма довольным видом…
Каково же было общее удивление и смущение, когда вслед за тем в театральную дирекцию прислан был высочайший приказ, чтобы все балетные присутствовали при каждом разводе войск у дворца! Матушка и Берилова после того не знали, куда деваться от всей балетной труппы, т.к. им не давали покоя общие упреки за такую неожиданную напасть.
В начале царствования императора Александра I прибыла в Петербург сестра императрицы Елизаветы Алексеевны, принцесса Баденская Амалия. Ей очень нравилась русская пляска, и при ее исполнении моей матушкой принцесса пожелала брать у нее уроки <…>.
Этому примеру последовали почти все знатные девицы, и матушка едва поспевала давать им уроки. В то же время, после смерти Бериловой, она занимала в балетах первые роли. Знаменитый Дидло сочинил для нее много прелестных поэтических балетов, где пантомимная игра матушки трогала зрителей до слез.
[ От редактора: «В наше время едва ли кому покажется вероятным, чтобы пантомима могла достигнуть подобного совершенства, а между тем, по свидетельствам старинных балетоманов, балеты Дидло, при участии в них Е.И. Колосовой, могли потягаться со многими драмами. Из таковых назовем балеты: Венгерская хижина, Рауль де Креки, Рауль Синяя борода и др.»].
Дожив до восьмидесяти шести лет, матушка скончалась 30 марта 1869 года, успев выдать замуж старшую свою правнучку».
Надеюсь, что приведенные воспоминания оживили мою миниатюру, а сейчас открываю основательный труд – книгу известного литератора Викентия Викентьевича Вересаева (1867-1945) «Спутники Пушкина», в которой даны 392 литературных портрета людей, с которыми был хорошо знаком или иногда встречался великий поэт [2].
Одной из его симпатий в начале 1820-х гг. стала еще не известная 16-летняя Александра Колосова, дочь выдающейся артистки балета, которая и сама, став в замужестве Каратыгиной, станет не менее знаменитой драматической актрисой. А познакомившись с ней весной 1818 года на пасху уже ставший известным Пушкин, вскоре познакомился и с ее мамой, Евгенией Ивановной.
Как свидетельствует Вересаев, «Пушкин начал бывать у Колосовых и вскоре сделался у них своим человеком. И мать и дочь очень его полюбили. Угрюмый и молчаливый в многочисленном обществе, Саша Пушкин у Колосовых смешил их своею резвостью и ребяческой шаловливостью. Ни минуты не посидит спокойно на месте: вертится , прыгает, пересаживается, перероет рабочий ящик матери, спутает клубки гаруса в вышивании дочери; разбросает карты в гран-пасьянсе, который раскладывает Евгения Ивановна. Она рассердится, крикнет: «Да уймешься ли ты, стрекоза! Перестань, наконец»!
Пушкин минуты на две притихнет, а там опять начинает проказничать. Однажды Евгения Ивановна пригрозилась наказать его – остричь ему когти: так она называла его огромные, отпущенные на руках ногти. Взяла ножницы и приказала дочери: «Держи его за руку, а я остригу»!
Дочь взяла Пушкина за руку, он поднял крик на весь дом, начал притворно всхлипывать, стонать, жаловаться, что его обижают. Все смеялись до слез…».
В конце 1818 и в начале 1819, как пишет далее Вересаев, Александра Колосова дебютировала на сцене в ролях Антигоны, Моины и Эсфири, и ее стали называть наследницей знаменитой Екатерины Семеновой. <…>. «И когда г-жа Колосова – большая, прекрасной дочери еще более прекрасная мать», в русской одежде, блистая материнской гордостью, вышла в последующем балете, – все загремело, все закричало. Счастливая мать плакала и молча благодарила упоенную толпу…».
Дальше Вересаев пишет о размолвке, возникшей между Пушкиным и Александрой Колосовой, но это уже другая история, находящаяся в стороне от темы настоящей миниатюры. Пушкин же ногти так и не стал стричь. Прошло почти 10 лет с тех пор, как ногти его не смогли постричь знаменитая балерина и ее дочь, а на портрете Кипренского он также запечатлен с длинными ногтями, а почему он их не стриг, никто, похоже, так и не узнает.
В заключение вернусь последний раз к биографии артистки балета Е.И. Колосовой (1780 – 1869). Сейчас, когда в предыдущих миниатюрах были приведены убедительные аргументы в пользу указанного года ее рождения, вопрос о том, почему во многих серьезных источниках фигурирует дата «1782» все же остается невыясненным.
Не сомневаюсь, что неявной «виновницей» появления этой даты на первом захоронении балерины на Смоленском православном кладбище явилась Александра Михайловна Каратыгина, дочь пантомимной артистки, которая в своих воспоминаниях сообщила, что «матушка» дожила до 86-ти лет. Так просто считали в семье на основании каких-то аргументов, связанных, как я думаю, с необходимостью удалить из биографии два года из-за рождения в 1895 году внебрачного ребенка.
А на самом деле Евгения Ивановна дожила до 88-ми лет, и очевидно, что при установке надгробия в Александро-Невской лавре на ее захоронении в 1936 году специалисты разобрались с этим вопросом и исправили ошибку. Виновником этой «ошибки» был, как теперь стало известно, князь Н.Б. Юсупов.
ПРИМЕЧАНИЯ
1. Воспоминания Александры Михайловны Каратыгиной (1802-1880). Русский вестник. 1881. Том 151, март. С. 562-605.
2. В.В. Вересаев. Спутники Пушкина. Захаров. М. 2001. С. 345.
4 мая 2021 г.