Маленькая, худая, зареванная девушка сидела на автобусной остановке. Она курила уже не первую сигарету. Остановка была прозрачная, и через стекло было видно, как холодный дождь смывает с нее зимнюю и весеннюю пыль. Был вечер, но еще не темно. Только сыро и противно. Холодная весна никак не хотела превращаться в красавицу и порадовать всех теплом и восторгом.
Девушку звали Танька. Татьяна. Ей было 28 лет. Не замужем, детей нет. Красоты нет. Только волосы длинные, почти до колен, золотистые и кудрявые. Жилья своего нет. А теперь вот еще и работы нет. И нет ни отца, ни матери, ни сестры, никого в общем у человека нет. Так разве бывает? А вот бывает. Пропади, не вспомнят. Появись, не заметят. Слезы вроде как кончились. А дождь все идет. И куда идти, непонятно. Чем платить за квартиру завтра, когда придет хозяин? Где найти другую работу? Хозяин ларька на рынке, грубый похотливый Тимур выгнал ее без оплаты за последний месяц работы за то, что не поддалась в подсобке и ударила между ног. Оскорбила его достоинство, женщина…
А Танька девственница. Странно, но так случилось. Никто на нее никогда не обращал внимания. Ни лицом, ни фигурой не вышла. И одежды красивой носить не довелось. Как из детдома вышла, так и работала то продавцом, то уборщицей, то официанткой. На дешевую жизнь хватало. По клубам она не шаталась, уставала сильно. Да и не на что было. В свои 28 она выглядела на 16. Такой маленький забитый воробей.
Танька начала потихоньку мерзнуть. Думать не хотелось ни о чем. Да и не о чем было думать. Безлюдная улица осветилась фонарями. И в их свете она увидела бредущую к остановке большую и нелепую фигуру мужчины. У него не было зонта и струйки дождя текли по его лицу. А может быть это был и не дождь… Лысенький, небольшой, с пузиком, перевешивающимся через ремень джинсов, и видным в прорехи между пуговичками рубашки, совершенно малой для такого грузного человека. Возраст? Да бог их знает, этих лысых толстячков.
Мужчина сел на другой край скамьи. И замер. Танька сидела к нему спиной, он не видел ее заплаканных глаз и красного носа. Но золото волос, рассыпанных по спине и лежащих даже на скамейке, поразило его. Ему показалось, что он видел во сне эту золотую гриву. И во сне трогал ее руками, перебирал в пальцах нежный шелк завитков… И так захотелось, чтобы она повернулась, и распахнула большие глаза, и сказала: «Это ты? Я давно сижу здесь. Всю жизнь. И жду только тебя».
И он возьмет ее за руку и уведет…Кстати, куда же он ее уведет? Ведь у него теперь нет дома. Вернее дом есть. Но он там больше никому не нужен. Жена, с которой он прожил столько лет, сегодня кричала на него, что он никчемное, никудышное животное, кот диванный, денег мало приносит, а ест и спит вволю. И что у нее теперь есть кому дарить ласку и нежность, а он пусть проваливает подальше. И тут из дверей ванной вышел этот самый КТО-ТО ласковый, и одним ловким движением руки развернул незадачливого мужа лицом к двери, и легким пинком спустил его с лестницы. Прямо в дождь. Из собственного дома в никуда.
Он тихо брел по улице, потому что идти было некуда и незачем. Дождь смешивался со слезами и был холодным и соленым. Где-то за углом к нему пристала бродячая собака, и шла недолго, тыкаясь носом в руку и пытаясь лизнуть, чтобы выпросить немного еды. Но и она быстро отстала, потому что поняла, что нет у него еды, и нет дома, где бывает эта еда. И где тепло, сухо, и тебя ждут. Их обоих никто нигде не ждет. И он набрел на эту пустую остановку. И увидел женщину с золотыми волосами.
Он позвал ее: «Милая..» Она резко обернулась, он увидел некрасивое, красное, опухшее лицо. Но глаза на нем вдруг засияли надеждой и нежностью. И не было сейчас глаз красивее, и не видел он больше ничего кроме этих глаз. Он протянул руку. Они встали, и двинулись в дождь… А бродячая собака, лежащая под скамейкой на остановке, подняла голову и смотрела им вслед безнадежными глазами…