Пью чай в двухэтажной портовой гостинице с облупившимися стенами, уж седьмой стакан добиваю, и поглядываю в окно. Из бухты, ревя сиренами, уходят на промысел суда-рыболовы.
Я жду звонка, и от этого ожидания на душе тревожно. Сиди и думай, когда же тебе сообщат: «Ну все, браток, собирайся и давай на траулер». Но телефон молчал.
Еще совсем недавно ходил я на танкерах в каботаже по Черному морю. И чего мы только ни возили: от растительного кубанского масла до топочного мазута для котельных Измаила. А в этих местах все по-другому.И черт меня дернул поменять Черное море на Охотское. Решили с одним товарищем пороху понюхать, испытать себя. Надоело в теплой водичке «плескаться». И вот я здесь на малом рыболовецком траулере. Была лишь одна вакансия моториста, и товарищу моему пришлось временно устроиться в городской котельной слесарем в ожидании свободного места плавсостава.
Телефонный звонок застал меня в ванной. Выскочив из душа, схватился мокрыми руками за трубку. Звонил капитан траулера Рябоконь: сегодня же отваливаем, пошел косяк сайры, и, несмотря на понедельник и на погоду, через три часа уходим.
Смыл остатки пены, наскоро обтерся жестковатым гостиничным полотенцем и, надевая на ходу бушлат, скатился по ступеням на первый этаж . Администраторша, женщина лет сорока с пышной прической, поинтересовалась, куда тороплюсь, так что даже пальто надел наизнанку.
К счастью, гостиница находилась сразу за длинным глухим забором порта. На проходной показал полусонному вахтеру пропуск и, не оглядываясь, побежал к причалу, где о бетонную стенку бился кранцами наш МРТ, с водоизмещением за сотню тонн. Три швартовых каната удерживали траулер. У самого трапа нос к носу столкнулся с боцманом Степаном Негойдой в теплом коротком пальто.
Еще не рассвело. Мела крупой поземка. Судно, переваливаясь на волнах, развернулось и пошло к выходу из порта. Стрелки судовых часов в небольшой столовой для экипажа показывали ровно девять. Из камбуза доносятся аппетитные запахи. Наш кок Гаврилыч быстро побросал на обеденные столы глубокие алюминиевые миски, наполненные макаронами с тушенкой. Совсем неплохо для понедельника. Эх, еще бы по пятнадцать капель и жить можно! Но наш боцман – ярый борец с пьянством, не признает и не употребляет спиртного.На судне чувствуется некоторая отчужденность, за время вынужденного отпуска все отвыкли друг от друга.
Степан ободрял нас: -Не боись братва, механик за время простоя успел перебрать дизель. Теперь работает отлично. Мы и с одним винтом реванш возьмем. К ночи в районе промысла будем. Над косяком встанем, и пошло поехало, только трал поднимай. План выполним, и денежки будут.
Ветер крепчал, и траулер зарывался носом в обрушивающуюся на него шипящую ледяную волну, но уже в следующую минуту карабкался вверх, медленно и упрямо продвигаясь к месту промысла.
- До Шикотана не дойдем. Как бы в штормягу не угодить, - поглядывая на небо, мрачно изрек тралмастер Трофимов.
- Вот чуток еще продвинемся, и порядок, - утешал боцман.
Еще не привык я к здешним холодам и вездесущему запаху рыбы. На зимнем промысле, честно говоря, морской романтики не видно. Работа тяжелая: не успеешь скатиться вниз в каюту, стянуть с себя провонявшую рыбой, оранжевую непромокаемую робу, отдохнуть после вахты, принять пищу, и снова наверх на шесть часов к траловой лебедке на продуваемую, скользкую от ледяных брызг палубу. Волны серого цвета на излете окатывают с головы до ног, но в азарте работы их не замечаешь. Только после вахты приходит страшная усталость от постоянного напряжения, сырости и недосыпания. Эта зимняя предштормовая ловля отличается от нашей крымской. Здесь волна идет высотой с десятиэтажный дом, а в Керченском проливе зимние шторма больше напоминают крупную зыбь, хотя тоже на короткой волне ломают громадные танкеры…
Предыдущая вахта пошла отдыхать. Трал только что слили, затарахтел вспомогательный движок. Я двинул рычаг управления, и разноглубинный трал, разматывая ваер буксировки, вместе с досками, подвешенными перед устьем для раскрытия, пошел под развернувшейся стрелой за борт.
Когда следующий трал пошел на подъем, я вдруг заметил, что передняя крышка редуктора лебедки при попадании на него брызг слегка дымит. Такой легкий парок незаметно поднимается и быстро уносится ветром. Снял перчатку, коснулся тыльной стороной ладони у выступающего вала и тут же отдернул. Крышка горячая, градусов под девяносто. Плохо дело! Очевидно, передний нагрузочный подшипник или сухой, или, что вероятнее, развалился. Тогда лебедку может заклинить в любую минуту. Перекрывая шум моря, механизмов и матюги матросов, я проорал в самое ухо тралмастеру, что надо приостановить промысел.
- Не сейчас, браток! Видишь, сайра так и прет. Сама в трал лезет. Упустим время, косяк уйдет, или нас отнесет, эхолот потеряет место.
Потом запарил сам кожух редуктора, зашипел вал. Мы успели еще пару раз слить трал. Вал на выходе раскалился докрасна, завизжал на тонкой ноте подшипник, провернув вместе с валом ваерный барабан.
Я, дернув рычаг управления, остановил движение ваера и самого трала, повисшего на стреле за бортом. Наверно, все могло бы произойти по-другому, если бы траулер имел двухбортовую систему траления, но у нашего МРТ имелся только один рабочий борт с грузовой стрелой, располагавшейся впереди кормовой надстройки. Усугубила ситуацию еще и температура: к вечеру вместе с ветром до минус тридцати. Начался настоящий шторм. На скользкой палубе мы держались за что попало. Попеременно после каждого прилива волн скалывали лед.
Рябоконь крикнул нам из-за приоткрытой двери ходовой рубки, но разве услышишь? Тогда Трофимов, как мог, поднялся по ледяным трапам к нему, сказал что-то и тут же, на одних руках, держась за леера, почти не касаясь ногами скользких ступенек, скатился к лебедке.
- Ты вот что, - еле услышал я, - руби ваер. Траулер дал крен на борт, еще и обледенение началось. Иначе судно не удержим, перевернемся за милую душу. Мы сейчас подтащим на сколько возможно трал, постараемся ослабить трос, а ты, бери клещи. Как только ваер чуть ослабнет, перекусывай. Только смотри, чтоб в лоб не заехал!
С большим трудом вахта, навалившись, чуть ослабила натянутый трос, и я, схватив клещи с гидравлическим поршнем-усилителем, перекусил его… Наш трал, еще не заполненный длинноносой серебристой сайрой, вместе с траловыми досками, освободившись от удерживающего его троса, быстро исчез в воде… Такого страха я еще никогда не испытывал, даже когда ходил на подводной лодке в автономку погружаясь на глубину до трехсот метров…
Проснулся в своей каюте в тех же защитных отсыревших штанах и резиновых сапогах. Куртка лежала рядом с койкой.
После капитан рассказал, что кричал тогда, перекрывая рев шторма. Оказывается, кренометр в ходовой показал опасный крен на рабочий борт свыше сорока градусов. Хорошо, что трал под винт не попал, бывали такие случаи. Тогда трал затянет под киль к винтам, и все, «стоп машина»! В случае шторма судно вынуждено ложиться в дрейф, и тут чья возьмет… Если повезет, после сигнала «терпим бедствие» какое- нибудь судно успеет оказать помощь, или к берегу отнесет. А если не повезет, при большой волне, идти на дно, крабов кормить…
Трюмы мы тогда все же успели заполнить, благодаря жадному тралмастеру Трофимову. Свои «мокрые рыбные» мы получили и снова разбрелись по домам. Нынешний сезон лова закончился на несколько недель раньше из-за неустойчивой погоды.
В гостинице все также за стойкой лениво перелистывая журнал, сидела администраторша с пышной прической, будто и не уходила совсем. Попросил ключ от номера. Она, не глядя, сняла его с доски и лишь спросила:
– А вас вроде не было несколько дней.
- На работе был – в море, - ответил я как можно равнодушнее.