(Продолжение)
"Кто от родной земли отказался, тот и от Бога своего отказался"
(Федор Достоевский)
В УСТЬЕ МАЛИНОВКИ-ЗАОЗЕРКИ
В инвентарных данных Лепельского имения за 1641 год Завидичи не упоминаются, что говорит об их отдельном существовании, во всяком случае, они не входили в бернардинский надел. А потому можно сказать, что отличались «завидной» самостоятельностью.
Как было в 1503 году, когда Лепль включался в сферу восточных интересов, доставшись витебскому плебану Кухарскому, мы не знаем, можно только предполагать. Во всяком случае, кто-то занимал ту территорию, и мы еще назовем «претендентов», исходя из описания, приведенного в Словнике.
Если рассматривать плебанский интерес к побережью, то он был связан, конечно, с выгодой – Кухарский добивался расширения своих «полномочий», то есть искал возможность соединить разнородные интересы и укрепить церковное хозяйство. При этом, важнейшим считался корчемный ресурс – не зря же привилей утверждался с упором на питейные заведения.
За многие годы ситуация коренным образом изменилась. Виленский капитул, прибрав сначала Лепль к своим рукам, ввел монополию на распродажу «trunkow», но впоследствии отказался от края, не справляясь с кризисным положением. Это немудрено, учитывая повышенный интерес к «чаше Грааля».
Похоже, что лядненский источник, доставшийся частному лицу – Льву Сапеге и отведенный под броварочное хозяйство Лепельскому костелу, существовал издавна. Расположенный на восточном побережье большого связующего озера, он занимал умы верховных распорядителей и привлекал повышенное внимание.
Гущи объявились в соседних Завидичах, когда плебанский фольварк уже действовал. Как они отнеслись к броварочному хозяйству, мы не знаем. Однако, ясное дело, друг без друга не обходились и искали взаимопонимание.
Они занялись другим делом – сопутствующим фольварочному обустройству. Гущи мололи зерно. Их детищем стала мельница – крупнейшая в секторе, не входившем в состав земель, доставшихся великому писарю и гетману литовскому Сапеге. Мельница конкурировала с млынами, созданными в черте Лепля, где управлялись виленские богомолки, и настолько обогатила сельскую сферу, что резонно говорить об особом центре. Образовался Гущин Прудок.
На старых картах Гущин Прудок помечен крестиком, что свидетельствует о духовной составляющей. В дополнительном томе польского Словника, который формировался в царское время, он прописан как «Huszczel», то есть с корнем «нusz» - «тишь». Там действительно была особая атмосфера, отличная от «городской, литовскими людьми освоенной». Тишь, а по-другому, глушь, была характерна затворничеству, монашескому обитанию, природной исконности. Расположенный на противоположном полюсе, Гущин Прудок фиксировался над речкой Заозеркой (прежде - Малиновкой), с церковью, каплицей и млыном. Гущи заслужили, чтобы в их честь был назван мельничный околоток. Столетние обладатели Завидич почитали Бога и отличались почетным делом – мололи зерно, способствуя благосостоянию сельской общины.
Еще в моем детстве слова о Гущином Прудке слетали с уст окрестных жителей. О нем отзывались мои предки при упоминании о родословной. Оттуда была Феодора Адамовна Вустин, взрастившая девятерых детей, в том числе мою бабушку. В конце жизни ей пришлось нелегко. Во время советско-польской войны бежала с насиженного места в приулльском местечке, где хозяйничали солдаты, и нашла пристанище в родном Прудке, где проживала сестра. Феодора с малолетними детьми остановилась у нее, а потом перебралась к дочерям в Веребки, на канал. У нее была привычка – перебирать в руках четки, что свидетельствовало о расстревоженном характере, нелегкой доле. Судя по всему, ее корни были церковными – какими определенно, уже не важно, она похоронена под крестом, где все равны: и католики, и православные…
(Продолжение следует).
На снимке: Вустины, Евгения и Адам, предки Феодоры Адамовны Тараткевич (фото Фидельмана, конец XIX-начало XX века).
03.05/21