Страх безумия. У нормального человека с порядком в голове нет интереса к безумию. У него есть предохранитель против безумия. Это здравый или умеренный смысл. Но современная эпоха – это эпоха не нормального человека. Она эпоха ненормального, экстремального человека с нарушенным, не нормативным не только словом, но и смыслом. Поэтому обычным состоянием современного человека является не спокойствие, а волнение, вызывающее страх. Ему мерещаться вокруг маньяки. Да, экстремистов теперь пруд-пруди, полным-полно. Это так. Но все равно не все люди маньяки, экстремисты, террористы. Им нужно вернуть уверенность, веру в самих себя.
Прежде, в прежние времена, при старом режиме, верой людей ведала религия, ими занимались проповедники. Теперь ими занимаются идеологи. Кто они такие? Это проповедники власти, которые агитируют народ за государство, проповедуют патриотизм. Это новая политизированная религия современности. Ей противостоит глобализм мирового правительства.. Есть идеологи и этого глобализма. Идеология глобализации обеспечивается капиталом. Главная идеологема – схема псевдо-мысли – цифровизация. Эта цифровизация есть то же самое, что и недавняя инновационная технология. Технология – это управление. Инновационная технология – это управление содержанием (контентом) путем его оптимизации, то есть, упрощения (редукции), чтобы легче управлять им самим и с помощью его сознанием людей, им манипулировать в интересах управления и, разумеется, самих управляющих (технологов власти, технократов). В результате деятельности технократов, их оптимизации, то бишь, инновации и истины инновации – цифровизации – содержание сознания людей становится бедным, простым, а само управление – богатым и сложным. В результате упрощения в силу обратной пропорциональности содержания и объема сознания убыванисодержания сознания людей обращается в его омассовление. В человеческом сознании набирает массу социальное бессознательное и соответственно падает сопротивлемость сознания управляемых. Люди становятся все более склонными к управляемости, подверженными властному внушению и идеологической манипуляции. Так человек теряет свою личную свободу, а с ней и свое лицо, перестает быть самим собой. Он обезличивается и обналичивается, превращается в социальную вешь, машину технологической (информационной или цифровой) социализации.С тановится возможным управлять человеком при помощи машинных алгоритмов бинарного (двузначного) кодирования: «да» (1) - «нет» (0) или ввод – вывод. Превращение человека в информационную машину есть предел отчуждения его от других людей и от самого себя.
Философ – «свой среди чужих, чужой среди своих». Публичным, то есть, на публике, человеком, которого опознают как «своего среди чужих, но чужого среди своих» трудящиейся (народ) называют «интеллигентом». В ответ (из чувства протеста) интеллигенты называют сами себя «интеллектуалами». Но интеллигент – это только маска, явление, которое скрывает, прикрывает собой сущность, показывая только ее личину, но не саму личность. Под маской интеллигента скрывается философ. Это он свой среди чужих. Чужими для него были в разные эпохи разные деятели. На самом деле философ не деятель, а созерцатель. Это прекрасно понимал Маркс, который не хотел быть созерцателем жизни, но хотел быть активистом, агитатором, пропагандистом жизни.
Так в старинные (древние) времена философ рядился в тогу (хитон, хламиду, хлам) халдея, мага, чародея (чаровника, волшебника). Он был скорее, точнее, не колдун, а ведун, ясновидящий то, что нельзя не увидеть, пробужденный, достигший состояния боддхи, будда или его по-следователь – буддист. Правда, буддист уже следователь, разыскатель, толкователь будды, его ученик, а не учитель разума. Буддист – это не вразумитель, а рассудитель.
В старые (средневековые) времена философ стал богословом и уже в этом качестве использовал философию в качестве служанки богословия.
Но вот в Новое время философ все же показал себя, но только для того, чтобы снова спрятаться уже за фигуру ученого. Пришло время ученой философии как догматической (доказательной) метафизики. Потом, после эпохи Просвещения, в которую философ демонстрировал себя как просветителя, философия стала считать, сосчитав саму себя, научной. В научном виде она сначала заявила себя как наукоучение (метанаука – учения учения), а потом в качестве натуральной философии или науки логики. Но затем ограничилась только методологией (исследованием самого исследования) уже как вспомогательная (беспредметная, посредственная) наука.
Сон и безумие. Человек, находящийся во сне, претерпевает изменения, страдает от воздействия подавленных в сознательном состоянии чувств, страхов и желаний. В этом смысле он уподобляется умственно неполноценному, испытывающему недостаток в самостоятельном помышлении, представлении, переживании, выражении и поведении, или психически ненормальному, сумасшедшему, у которого черное – это белое, а белое – это черное, сознание бессознательно, а бессознательное сознательно, предельное беспредельно, а беспредельное предельно, истина ложна, а ложь истинна, добро злое, а зло доброе, красивое безобразно, а безобразное красиво, тоже самое различно, а различенное тождественно. Налицо внутренне противоречие, которое, не стремится разрешиться, а склоняется к преувеличению (гиперболе). Это становится понятно не в сонном, бессознательном или полубессознательном, подсознательном состоянии, а уже в сознательном и тем более самосознательном состоянии. В последнем состоянии понимаешь, что истина есть истина истины и лжи, тождество есть тождество тождества и различия. Но во сне все превратно видится и слышится, - кажется в перевернутом, вывернутом наизнанку виде. Поэтому и понимается в ненормальном, абсурдном смысле. Во сне бессмыслица становится смыслом, а смысл – бессмыслицей.
Многие (обычные) люди, вновь погружаются в дневное время в бессмысленное, бессознательное или полубессознательное состояние, когда отвлекаются от обычных (привычных, типичных) коллективных представлений в силу отказа автоматики реактивного двигателя внутреннего сгорания (выжигания) энергии (мозга). Порой и «умные люди» входят в бессмысленное состояние, когда намеренно отказываются от мышления для самоуспокоения. Но это самообман, ведь тогда они просто обессмысливают свое собственное существование. Пустая голова - удобное место для глупости. Такое занятие практикуется на Востоке так называемыми «мудрецами» в виде медитации «безмыслия». И у нас есть поклонники такой, с позволения сказать, «мудрости». Согласно этой мудрости глупость есть истина мудрости, беспредельное есть истина предела, бессмыслица (нонсенс) есть истина смысла (сенса). И в самом деле, есть ли в бессмыслице смысл? Да, есть, -он заключается в том, что в ней нет смысла. Таков смысл бессмыслицы. Этот смысл состоит в том, чтобы не искать в бессмыслице смысл. И все. То же самое можно сказать о бесконечности и беспредельности. Например, смысл бесконечности заключается в том, что всегда есть то, что где есть конец, для одного, там есть начало для другого. Конечность одного не означает конечность для другого, если конечность есть определенность нечто. Соответственно беспредельность есть отсутствие предела в том смысле, что одно не ограничено другим или самим собой, но оно ограничено самим временем своей неограниченности. Именно в этот момент времени оно еще неограниченно другим или собой. Границу, начало и конец, как, впрочем, и многое другое, следует понимать всегда конкретно в одном или другом смысле. Так же обстоит и дело с мыслью, - дело мысли. Есть немыслимое? Да, есть то, что не дано мысли и в мысли. Ну, и что? Это немыслимое имеет смысл, если превосходит мыслимые возможности мыслящего. Но эта немыслимость снимается для другого мыслящего, способного сделать немылимое для одного, мыслимым для другого. Если же полагать нечто немыслимым, но вполне доступным для веры или для чувства, то это просто безумие, неумение пользоваться умом, ибо как вера, так и чувство могут быть осмысленны, если они являются тем, то есть.
Политика и экономика. Экономика есть концентрированное выражение политики, только если политика есть властвование в себе, ограниченность самим властвованием, его экономией. Напротив, политика есть концентрированное выражение экономики, если оно уже опосредствовано иным (дано через другого) для себя.
Мифическое, религиозное, художественное, научное, идеологическое и философское отношение к жизни. Все названные отношения к жизни, за исключением, художественного и философского, носят коллективный, социально-организованный характер. Напротив, художественное и философское отношения к жизни носят индивидуальный характер. Так искусство самостоятельно в субъекте как индивидуальности, вдохновленной изготовлением прекрасной предметности. А вот философия самодеятельна в субъекте как личности, расположенной к выявлению идеи в мысли в качестве понятия.
Философ занят своей субъективностью, самим собой. Но он объективен в своей субъективности, отдавая себе отчет в том, что есть нечто в нем более осмысленное, чем он сам. Это сущность. И есть некто более важный в нем, чем он сам. Это Я. ам человек есть только подставка этого Я, его вариация применительно к конкретным обстоятельствам своего место и время нахождения (здесь и теперь).
Предсмертие, смерть и послесмертие. Всю жизнь до смерти можно назвать предсмертием в общем и в частности непосредственно перед самой смертью как актом жизни уже не в жизни. Человека ждет смерть как конец жизни в качестве умирания. Страшно больно умирать. Но что ждет человека после акта смерти? Ничего? Да, ничего из того, что было прежде в его жизни. Тогда что будет? Естественно, будет то, чего не было. Мы же знаем только то, что было. То есть, положительно ответить на этот вопрос невозможно.
Но как тогда помыслить вечную жизнь? Как находящуюся вне жизни и смерти в том смысле, что для такой жизни нет ограничения ее смертью.
Вера в Иисуса Христа. Вера в Иисуса Христа – это христианская вера? Во что верят христиане? Доверяют ли они тому, кого зовут Иисусом Христом? Это зависит от того, кем был исторический Иисус. Был ли он Сыном Бога? Если Иисус есть Сын Бога, то является ли он сыном человека? Разве может быть Сын Бога сыном человека? Если Иисус Сын Бога, то он урожденный Бог? Да, но рожден Богом-Отцом или Девой Марией, а, может быть, Святым Духом?
Согласно теологической святоотеческой догматике христианства Дух Святой исходит от Бога-Отца. Богословы поясняют это духовное исхождение на примере человека, который произносит слово, выдыхая его из своего тела (корпуса). В этом примере человек символизирует собой Бога-Отца, выдох – Святой Дух, а слово – Сына Бога в качестве Логоса. Дух Святой исходит от Отца, выпускающего из себя Сына, пребывающего в нем, для спасения мира как своего творения. Сын Бога является в мир, представляя своего Бога-Отца в качестве Творца мира. Иисус Христос выступает как Логос в качестве соединителя Творца с его творением или в виде посредника между Богом и миром. Его посредничество спасительно. В этом смысле Бог-Сын есть Спаситель мира. Он предстоятель мира и человека перед Богом.
При этом Святой Дух есть не только ипостась (лицо) отношения между Богом-Отцом и Богом-Сыном, но и Утешитель человека, посланный Сыном Бога человеку для укрепления в вере в Бога-Творца и его Сына-Спасителя после вознесения на небо и возвращения Сына Бога к Богу-Отцу для божественного единения в Святом Духе.
Благодаря Сыну Бога через Святой Дух человечество приобщается к божественной жизни в качестве детей Бога по его благодати, по дару, по благу (добру).
Вот в качестве кого христианами понимается Иисус Христос. Таков ли он на самом деле? Кто его знает? Неужели христиане? Они в него верят, представляя так его по своей вере. Но знают ли они его? Достаточно ли веры для такого знания? Они говорят: «да». Почему? Потому что вера есть все для них. Они верят именно Сыну Бога, поэтому то и называются христианами. Это объясняется тем, что Петр в качестве ученика законоучителя Иисуса первым среди его учеников признал в нем Сына Бога, на что Иисус согласился. То есть, вера христиан в то, что Иисус является Сыном Бога, основана на согласии Иисуса с признанием его Сыном Бога. Он уверяет верящих в него апостолов в том, что они становятся через него как Сына Бога тоже детьми Бога только не по рождению, но по благодати, будучи уже его творением. Ведь он есть не только Сын Бога, но и сын Девы Марии как своей матери, а она есть человек. Значит, и он есть не только Сын Божественный, но и Сын Человеческий. В нем Бог сочетался с человеком и поэтому Иисус Христос состоит сразу из двух природ: у него от века (в вечности) природа Бога и от времени природа человека. Они сочетаются в нем как в лице (ипостаси) Бога. Правда, от времени ли у него природа человека? Может быть, она тоже от века? Но тогда человек вечен как Адам, сущий в Боге, в его Уме – Логосе, то есть, в Боге-Сыне.
Тогда выходит, что Бог-Сын от века есть в Боге-Отце, а в нем уже от века в свою очередь есть вечный человек – Адам. Но если первый явленный Адам согрешил, то Иисус как второй Адам, явленный миру, согрешить не может, ибо он Сын Бога как предела совершенства. Иисус специально явился в мир, чтобы спасти Адама в лице его потомков от Евы от греха. Спасения от греха, ведущего человека к смерти, возможно через веру в Бога.
Другими словами, если ты будешь верить так, как изложено выше, то ты спасешься от смерти для вечной жизни в Боге. Так ли это? Да, какая разница, - главное, верь. И все. В этом и проявляется феномен (явление) веры. Она определяется не умом, а только самой собой, диктуя ему то, как у-разуметь себя. Остается только сказать: «не хочешь – не верь»!
Почему имеет смысл верить в то, что Иисус является Сыном Бога? Имеет смысл верить тому, кто не думает, а верит. Причем верит для того, чтобы примириться со смертью ради вечной жизни в таком Боге, который через своего Сына, являющегося одновременно и Сыном Человеческим, является Отцом и верующему по мере его веры (благодати).
Но имеет ли смысл так думать? В чем заключается философский смысл миссии Иисуса? Конечно, в том, как было сказано, нет философского смысла, но есть богословский смысл. Но тогда как следует говорить, чтобы этот философский смысл «увидеть» умом? Смысл появится, если задаться вопросом о том, как Иисус, будучи человеком, нашел в себе Бога в качестве собственного Отца? Что дало ему право претендовать на сыновство Бога? Что значит быть сыном? Не то ли значит, чтобы быть наследником? Но какой может быть наследник у вечного Бога?! Никакой. У Бога нет наследника, ибо его не может быть в принципе (по понятию). Это у существа времени лишь может быть наследник. Ну, тогда, может быть, Иисус имеет право быть тем, кто ведет происхождение от самого Бога? Согласно христианской ортодоксии Иисус в качестве Христа есть не просто «рожден» Богом от вечности, как например, ангелы, которые одной природы с Ним, но Он тоже является Богом, то есть, тождественен, именно тождественен, а не подобен, Своему Отцу по сущности.
Христианский Бог многолик. У Него три лика – три ипостаси: Отеческая, Сыновья и Духовная. Что же такое ипостась Отца? В чем заключается ее сила, действие, энергия, функция? Значит, у Бога есть природа. В чем она состоит? В том, что он Един. Единым его делает Дух (Святой Дух) как божественная любовь, Любовь Бога к самому себе. Бог как Дух связывает силой святой любви две другие ипостаси в единое божественное целое: Отца с Сыном. То есть, Бог функционирует как Творец, а Сын функционирует как Спаситель. Спаситель нужен для спасения творения, в частности человека (Адама и Евы и их потомков) от греха.
Следовательно, Бог имеет сущность, которая заключается в том, что он есть вечно и всюду, то есть, никогда и нигде отдельно, но только вместе с самим собой и со своим творением (невидимым, совершенным и видимым, несовершенным). Олицетворенными нетварными энергиями творчества, спасения, любви и выступают соответственно Его ипостаси: Отца Творца, Сына Спасителя (Христа) и Святого Духа Любви.
Кто нужен Богу религии? Верующий? Какой верующий, похожий, подобный тем, кто ходит к нему в храм. Этот Бог живет только в церкви. Это церковный Бог. Его нет вне церкви. Религиозный Бог есть такой Бог, который присутствует в церкви, в теле (сердце, мозге) и сознании верующего. Его превратными образами являются культовые предметы как предметы поклонения церковному Богу. И поэтому, естественно, к такому Богу можно подойти, Он доступен только в вере и ее практических и теоретических производных, - служений (действий – поклонов, стояний, молитвословий и пр., пр., пр.) и верований. Если хочешь «общаться» с таким Богом, уподобься завсегдатаям церковных молелен. Только имей в виду, что ты таким образом заслужишь такой «вечной жизни», которая будет состоять только из церковных действий, чувств и помыслов, желаний, поминаний и фантазий. Тебе их мало в этой жизни? Тогда получи их на целую вечность. Бессмыслица какая-то. Вот эта бессмыслица и есть смысл церковного быта. Бытовой рай. Как скучно! Где мысль, совесть вкус? Да, нигде, если только это. Главное: поверь и молись, служи. Вот тогда получишь вечную жизнь. И в чем она будет заключаться? Только в этом! А ты как думал, глупый! Мы, попы, можем предложить только это! Скажи нам спасибо, ведь хотя бы так ты будешь жить, а не умрешь. Многие на это покупаются. В этом есть смысл. Только это смысл церковный, философски бессмысленный. «А какой смысл в философии?», - скажет поп-оппонент? Разумеется, в мысли. Мысль вечна, если она явление идеи из царства идей, которых вы, попы, рядите в ризы и заставляете им кланяться. Я не против, - если хочешь: кланяйся. Но у меня такого желания нет. Во всяком случае, есть нечто иное, - сама мысль, ее желание – желание додуматься до идеи.
Сознательное Я и бессознательное. Какую роль играет Я в деятельности бессознательного? Об этом лучше догадаться по содержанию сна как проявления такого рода деятельности. Во сне человек примеривает самого себя к тому, кем не является, но от кого не может отмыслить себя, ибо во сне он бессознателен. То есть, во сне с человеком происходит то, что происходило, происходит или будет происходить с кем-то другим в этом или ином мире. Следовательно, бессознательное является не личным, индивидуальным, а коллективным состоянием сознания без сознания всех живых и, по возможности, душевных существ. Разумное существо после сна, естественно, начинает анализировать своим умом то, что с ним происходило во сне, когда оно было не собой, а кем-то другим. Но кем другим? Другим человеком. Во всяком случае, я ощущал себя во сне человеком.
Реальность и иллюзия. Все чаще и чаще приходит в голову идея, что тот мир, в котором я живу, как и все прочие душевные существа, есть мир не реальный, а иллюзорный. Иллюзорно не только наше сознание, включая и мое, но и то, что подает пищу для него. Однако если есть иллюзия, то есть и истина как то, что есть, есть подлинная реальность, которая является реальностью, истиной в качестве мерила и иллюззии. Наша иллюзия, наша иллюзорная жизнь в ней реальна. Но что это за реальность? Это реальность иллюзии как того, что мы имеем в виду. Иллюзорен не только мир вещей, иллюзорно и их представление в нашем сознании, иллюзорно само отношение нас к реальности вместе с нашим сознанием и нами.
Линька. Не заметил, как за эти два года все слиняло. Стало пресно, скучно, вяло жить. Человек стал импотентом. Говорят: упал иммунитет. Я бы сказал, что упало. Но не поймут-с: Земля-с.
«Горбатого могила исправит». Человек, каким уродился, таким и пригодился. То есть, он каким явился на этот свет, таким и скрылся из него. Достоевский не прав. Человек не страшно широк, а смешно узок. Широк не человек, а то существо, которое мы принимаем за человека. Он может быть и часто бывает не человеком. При этом он остается самим собой, точнее, тем характером, которым является в этот мир. С возрастом его характер только портится. Самим же собой, если под «самим собой» понимать человеческую личность, человек бывает крайне редко, да и то не всякий. Поэтому жалко человека, когда он умирает, но никак не существо, в котором он живет намного короче жизни оного существа. Причем человек может умереть довольно рано, а его носитель будет жить больше, чем надо для воспроизводства подобного ему носителя. И не надо ждать с моря погоды и обнадеживать себя тем, что в носителе проснется, пробудится человек (будда). Смерть возвращает в исток жизни всех «людей», независимо от того, смогли ли они состояться как люди. Поэтому лучше ждать рождения нового человека, чем ждать проявления человечности в ветхом человеке, неспособном очеловечиться. Вот как он родится, так будет сразу видно, кем он будет. Есть люди, которые это сразу, прямо видят.
Работники Мельпомены. Кто это такие? Это слуги и служанки театра, работники рампы. Чем они заняты? Изображением и представлением страстей. Актеры представляют фантазии сценаристов, а режиссеры как кукловоды водят актеров как кукол за руку по сцене. Зрители же за них переживают, смешивая персонажей с их исполнителями. Тем самым производится театральный (лицемерный, лицедейный) эффект – эстетический катарсис. Актеры лечат своим талантом перевоплощения его поклонников от порочных страстей, очищая их от этого самого порока путем превращения в добродетель, в прекрасное человеческое чувство. Это внутри, а что снаружи? Мажорное пижонство.
Сексуальные авантюристы. Сексуальные авантюристы или герои-любовники – приятные люди. Чем же они приятны дамам? Естественно, своим мужским обаянием. Мы их знаем под историческими именами Дон-Жуана (или дон Хуана), Казановы, ну, и прочих проходимцев коридора любви. Так Дон-Жуан, как сказал классик, «шел в комнату, попал в другую», точнее, вышел в коридор. Сексуальные авантюристы как соблазнители, а тем более совратители, вроде маркиза де Сада, являются классическими психопатами. Довольно смелое предположение. Но для него есть основания. И что это за основания или основание. Таким основанием, если не основаниями, является то, что сами соблазнители не соблазняются. Иначе они не смогут соблазнить, будучи сами соблазненными, объектами влечения заинтересованных женщин. Тогда зачем они соблазняют? Чтобы удовлетворить свою чувственность. Богатая телесная чувственность оборачивается бедной душевной чувствительностью. У Казановы физиологическая чувственность носила чрезмерный, поистине гомерический характер. Ему важна была не сама женщина, ее душа, но только ее тело. Причем он не довольствовался только одним телом. Ему нужно было множество женских тел, чтобы удовлетворить вполне собственную чувственность.
Другое дело, Дон-Жуан, он не мог увлекаться другой женщиной, не опустошив тела первой женщины, соблазненной им. Опустошая тело женщины, он завораживал ее душу. Однако Дон-Жуан бросал ее ввиду личной эмоциональной холодности, свойственной ему как психопату. Если Казанову привлекало любое женское тело, то Дон-Жуана только то, которое всецело владело его, нет, не фантазией, - как и многие мужчин он был эмоционально туп и потому имел бедное воображение, - а половым инстинктом. Казанова – темпераментный мужчина, то есть, существо с воспаленной чувственностью, которая вспыхивает от малейшего соприкосновения с противоположным полом. Дон-Жуан, напротив, холодный мужчина. Своей холодностью он обжигал горячее сердце соблазненной женщины и сам от него зажигался. Но был не в состоянии ответить на ответное чувство влюбленной женщины.
Но это чистые типы сексуальных авантюристов. Есть и смешанные типы, вроде, героев фривольного романа Шодерло де Лакло «Опасные связи» - виконта де Вальмона и маркизы де Мертей. Они путают, смешивают свою чувственность с той долей вредности, которая заключается уже не в эмоциональной и душевной нищете, а в склонности к пороку, находящему выражение в стремлении к совращении либо неопытного юноши, либо добродетельной дамы. Еще большей порочностью отличается идейный злодей - маркиз де Сад. Этот сочинитель непристойных романов не просто совращает неопытных девиц своим непотребством, но прививает пагубную страсть к удовольствию истязать человеческую плоть и провоцировать душевное мучение.
Даже в лучших образцах авантюрной любви мы не находим ее самой – этой любви. Есть только ее превращенное, а порой и превратное представление в виде сексуальной страсти. Душа здесь излишня и только мешает получать приятное впечатление от телесной близости. Настоящая же любовь предполагает лучшее: получение приятного от полезного - от настоящего человеческого чувства – душевной близости, которую даже сексуальное желание не может испортить.