"Сказал безумец в сердце своём - нет Бога".
(Псалом 13.)
Антидепрессант проникает в клетки мозга, нарушает устойчивые связи, стройную систематическую память, координацию движений, предательское, искусственное тепло как туман, окутывает дрожащую плоть. Сдерживать громовые раскаты своего же неестественного гомерического хохота уже не в человеческих силах.
"Пойми, я не могу держать тебя здесь вечно, ты должен вернуться к людям, к здоровым людям!" - "Гонишь на улицу? В такую погоду?". - "Не юродствуй, ты же знаешь, здесь это не пройдёт, можешь писать лунный свет дома или на даче. Ты три года и солнечного не видел". - "Его все видят, по - крайней мере, зрячие. Но для того, чтобы его писать, нужно отвернуться или закрыть глаза, лучи должны коснуться твоей души, а не тела".-"Утром я тебя выпишу, почему ты молчишь?!". - "Я слушаю… Игорь, там я не смогу работать, а значит и жить, позволь мне остаться, не на долго, обещаю, что скоро у тебя не будет проблем со мной". - "С тобой у меня всегда будут проблемы, послал же Бог друга! Ладно, до конца недели, только позвони дочери, или жене, обещаешь?"- "Нет, проводи меня. Ты что не видишь, мне некогда!".
Игорь Андреевич, вынимает из кармана халата отмычку, безвольно бредёт за своим подопечным и бурчит себе под нос: "Тоже мне - Вертер, в пятьдесят с лишним лет". Сегодня, как, впрочем, в любой рабочий день тоже, он выслушал не одну невесёлую историю, с одним и тем же финалом - экзогенной депрессией. И больных становится всё больше. Нет, что - то не так в подлунном мире! " К чёрту, к чёрту всех, пора на рыбалку, посижу с удочкой на берегу, посмотрю на воду, послушаю шум волн, и буду жить дальше, как все нормальные люди, впрочем, от себя не убежишь… ". (Ему кажется, что сам он погружается в летаргический сон, или давно уже спит наяву).
Через мгновение, вздрагивает, озирается по сторонам, точно опасаясь, что кто - то подслушал его крамольные мысли, открывает двери, пропуская больного, отдаёт какие - то распоряжения медицинской сестре и поспешно возвращается.
За "историями болезни" идёт сам, а не посылает исполнительную Аллу Викторовну. К медицинской документации он относится трепетно, как к свиткам из ковчега завета. За этим занятием он умеет абстрагироваться оттого, что за этими стенами, (потому и дежурит, теперь, так часто), и потом это то немногое, что он умеет. Тут он подменяет Всевышнего - дозирует счастье в миллиграммах - ципрамил, миллипромин, кантор. Перманентный цейтнот!
Между тем, высокий худой человек, с бледным, плохо выбритым лицом, направляется в "студию", которой служит один из вечно пустующих, крохотных боксов, без окон. Зимой в нём всегда холодно, а летом жарко. По пути он любезно раскланивается с аккуратно расставленными на гигантской деревянной доске резными шахматными фигурами, (" Как же, помню вас, помню, Ферзь F6, шах!") и кажется, не замечает ни персонал, ни собратьев по несчастью.
В отделении его знают все, давно привыкли к его, порывистым угловатым движениям, пронизывающему взгляду и безобидным причудам. Для всех, кто был однажды госпитализирован сюда или провёл здесь хотя бы один день, он и его работы, представляются непременным атрибутом, этого скорбного мирка. Стены, " здорового отсека" украшают его полотна, аккуратно натянутые на подрамники, на каждом из которых, изображена огромная нездешняя луна в полнолуние.
Жанр определить сложно - формально пейзаж, тёмно - оранжевая пустыня, скалы с тревожным лиловым отливом, маленькие фигурки людей и животных, где-то далеко - далеко. Пожалуй, художник маниакально пишет только лунный свет, он отчётливо проступает сквозь все слои, присутствует в каждом мазке, озаряет равнину, небосвод, заслоняет лица.
Художник подходит к мольберту слева, задумывается, затем срывает только что прикреплённый к нему, девственно чистый холст и злобно швыряет в корзину …
"Попа следует выписать первым". Отец Иван, долго был счастливым человеком. Но однажды утром, бес попутал, задался он непростым вопросом, а не потому ли Бог Живой не торопится со вторым пришествием, что за последние две тысячи лет люди практически не изменились, и к встрече с Истиной лицом к лицу не готовы. Что страшатся они её пуще смерти, а значит и Путь, который им указан не ко двору. И явись Он им завтра, по утру, к вечеру б осудили, а ночью распяли. Дальше больше: а, тому ли пастыри учат паству? И поскольку, был человеком "болезненно" честным решил начать сей анализ с себя: "А, не поколебалась бы его вера, если бы Бог чего не додал, если бы испытал его как Иова из Уца? Отдал бы, он, отец Иван последний грош, как та блаженная нищенка?" И решил, что последний бы не отдал, (Ольга бы, ни за что не позволила!).
А значит, следует ему искать другое занятие, менее хлопотное. Однако ни в семье, ни в храме понимания не встретил и в ереси своей укрепился. Начальство по-отечески заботилось, упрекало в гордыне и предлагало покаяться, беседовали с женой, повлиять просили. Матушка Ольга и влияла, как могла… забрала детей и ушла жить к маме. (Тёща была членом партии, с начала тридцатых и попов, вообще, не любила, тем более ненормальных). Вначале, отец Иван решил, что мир пошатнулся, но затем, предположил, что "тронулся" сам и направил стопы свои за помощью в психоневрологический диспансер. Районный психиатр патологии не выявил, а об Иове и слушать не хотел. Потому и поехал отец Иван в Белокаменную, в институт психиатрии, с жалобой. В приёмной в теологические проблемы вдаваться не стали, направили в отделение с многочисленными лунами на стенах, так, на всякий случай….
Игорь Андреевич, пожалуй, стал первым, кто его выслушал, впервые за последние дни, месяцы, годы. Улыбнулся, так широко, как велел ему профессиональный долг. Посочувствовал Иову, пастве, отцу Ивану. Посетовал на то, что и он бы "последний" не отдал, и "предпоследний" тоже. Обнял за плечи, поцеловал по-христиански…. Легко согласился с приметами последних дней - " Вот видишь Иван - один к одному, а ты…". Жаль выписывать так быстро, партнёр - то, он отменный, хотя и чудак, конечно. Что до очередного пришествия, то отец Иван видимо прав. Далось ему это пришествие….
Валеру выписывать нельзя, ни в коем случае. Талантливый мальчик, не зря его держали в четвёртом управлении на полторы ставки. Для врача - терапевта, слишком хорошо знает психиатрию. Какая уж тут психотерапия! Утром профессорский обход. Опять разыграет сцену полного здоровья. На встречу с женой согласился…. И меня бы провёл тоже, если бы ни нюх. Необходимо переговорить с Леонидом Аркадиевичем до обхода.
(- "Алла Викторовна!" - " Да, Игорь Андреевич". - "С Валеры из 8 - ой глаз не спускать!". - "Да, говорили уж, сто раз говорили! Таблетки выпил, при мне выпил, всё, как положено, обедал, потом с батюшкой в шахматы играл, да не волнуйтесь вы так!".). Бедный парень: Семенома в 25 лет, согласился на операцию, а что было делать? (Жена ушла, точнее он её выгнал). Гордый и ревнивый как мавр. Ничего, подготовим, направим на фаллопротезирование. Научим жить с этим (Может она к нему и вернётся). Что до любви (Игорь Андреевич пожимает плечами), то миллионы нормальных людей умирали, не разочаровавшись в этой иллюзии, только потому, что у них никогда её не было, или ошибочно полагали, что она у них была. Этот психоз действительно ниспослан не всем, только самым безнадёжным , неумеющим учиться на собственных ошибках, в наказание, за будущие грехи. ( Игорь Андреевич может, он хорошо обучается).
"(Алла Викторовна! Вы заходили в восьмую?!" - " Заходила, заходила, только что, спит ваш Валера, не шелохнётся! Дышит глубоко, редко, ровно. Давно так не спал, слава тебе Господи!" - " Хорошо, идите, работайте". Игорь Андреевич хмурится, не нравится ему этот сон! Слишком правильный и слишком глубокий, в полнолуние… . Да, вот ещё что, покопайтесь в компьютере, мне срочно нужны "наши уфологи", человек 10 - 12 - возраст, образование, диагноз, телефоны". - " Этого - то добра у нас много! А астрологи не нужны?". - "Ну, если только женщины, Васильев, кажется, не женат. ").
(" Игорь Андреевич! К вам из министерства оборонной промышленности, посетитель!" - " Ночью? Скажите этому господину, что у меня нет времени для встречи с ним, если он не болен, конечно". - "Нет, уж вы сами ему скажите, если вам на семью свою наплевать, а мне эта работа нужна, сами знаете!". - "Что ж, проводите").
-"Здравствуйте, уважаемый! Как Васильев? Когда вы его нам вернёте!" - "Здравствуйте, а вы собственно кто?". - "Я заместитель министра, а вы, боюсь, уже не заведующий! Шутки вздумал шутить, ты, что не понимаешь, что тебе оказали доверие, да в другие времена мы бы тебя…". Игорь Андреевич теряет терпение: " Кто это вы? Позвольте полюбопытствовать, заместитель министра и Лаврентий Павлович?".
- "Узнал таки". Заместитель министра понижает тон и говорит назидательно и примирительно: "От вас, Игорь Андреевич зависит обороноспособность государства, известно ли вам, что израильтяне работают над проектом "Лави", американцы улучшают "Боинг", а наш "гений", прости господи, звездолёты строит, в халате здесь прохлаждается. Жаль времена не те, мы бы его сами вылечили…".
- " Вы бы вылечили, вы бы всех нас вылечили", соглашается Игорь Андреевич, "Но пока, это отделение доверено мне, здесь будут заниматься только психиатрией, и поступать в точном соответствии с заповедями Гиппократа, а не Малюты Скуратова, даже если это и не повышает обороноспособность страны".
Игорь Андреевич, благодарит судьбу, за то, что история репрессивной психиатрии закончилась, и изменившиеся времена пронесли мимо него эту чашу. Что теперь, он может осадить зарвавшегося хама, не слишком рискуя. Внезапно, он ловит себя на мысли, что эта маленькая и весьма сомнительная победа не приносит ему удовлетворения. (Странно, не так часто он говорит то, что думает! Как будто сейчас то?! Заместитель, просто под руку подвернулся). Он понимает, что привыкший к пресмыкающимся холопам чиновник, и сам холоп, иначе не явился бы к нему в такое время.
- " Завтра ваш гений займётся обороной, утром я его выпишу". - "Доктор, вы уверены?". - " Уверен, вы отнимаете у меня время, идите!". Заместитель министра примирительно протягивает руку - "Спасибо вам доктор, к восьми машину пришлю, благодарность вам от Самого…". Заместитель министра спешно покидает отделение аффективной патологии, он не станет сводить счёты с сумасшедшим врачом - ведь, здесь, - "Что врачи, что пациенты, прости господи! Всё "Хозяин": сам поезжай, лично!".
Игорь Андреевич, находит историю болезни гения аэродинамики и выводит каллиграфическим почерком "практически здоров". - "Алла Викторовна! Выбрали уфологов? Отлично, создадим клуб. Игорь Андреевич ставит птички слева от фамилий, Позвоните этим, председатель Васильев … Я с ним уже говорил… Ничего тем, кто не спит, звёзды наблюдает, остальным с шести утра".
Вадим Антонович Васильев всегда был гением, в детском саду, в школе, в институте, в отделе засекреченного оборонного НИИ, где занимался аэродинамикой, пока не увлёкся проектом звездолёта на фотонной тяге и всякий интерес к основной своей деятельности утратил. По настоянию коллег согласился на обследование, министр позвонил другому министру…. Игорь Андреевич не разбирался в аэродинамике, зато сразу же понял, что к бреду изобретательства, преждевременные они или нет, идеи Вадима никакого отношения не имеют.
За пару дней ему удалось убедить пациента, что для реализации его проекта жизненно необходима принципиально новая ассоциация уфологов, что проект пока некому финансировать, а значит (временно!) нужно работать над крыльями других летательных аппаратов, самолетов, например.
Гений, напротив, ни в чём кроме аэродинамики не разбирался, а потому счёл доводы заведующего отделением убедительными, бросил взгляд на нездешние луны на стенах и тихо сказал: "Логично, я подумаю! Игорь Андреевич, почему же они не понимают, что о звездолётах следует думать, уже сегодня, ведь через десять миллиардов лет…". Ночью ему приснилась новая, неизвестная до сих пор модель звёздолёта, с крыльями, а ещё ярко раскрашенные кубики, и маленькое ведёрко с желтым морским песком, с которыми он так и не доиграл в детстве.
Игорь Андреевич находит "историю" Сергеева Геннадия Алексеевича, восемнадцати лет. Направлен Военкоматом, на обследование. "Типичная агровация, нежелание исполнять "воинский долг". А глаза - то у него затравленные, муки совести, наверное, ну и страх, конечно". Задумывается ненадолго: " Жаль мальчишку, а что если убьют его в "горячей точке"? Или вернётся психопатом? Их - точек этих, на карте теперь много, а закона об альтернативной службе нет и профессиональной армии тоже, медлят "законотворцы", их бы туда…. Но бояться им некого". Внутренняя борьба продолжается ещё несколько секунд. Затем, профессионализм берёт верх. Заведующий отделением аффективной патологии, поправляет галстук, аккуратным каллиграфическим почерком выводит фразу - "агровация психоза" и тщательно моет руки.
Игорю Андреевичу, наплевать на астрофизические и морально - этические аспекты конца света. Он давно отслужил срочную службу в "доблестных" войсках, защитил диссертацию, купил дом, посадил дерево, и его семью считают самой счастливой в округе. Он не способен вскрыть себе вены по той банальной причине, что время от времени вступает в случайные связи со случайными женщинами, и жена, платит ему тем же, ведь он вполне здоров. Он не художник, его сублимации не плодотворны, может, поэтому он всегда по другую, "здоровую" сторону отделения.
Правда, у него теперь нет, ни Надежды, ни Любви, ни Веры, что ж он пастырь тех, у кого они есть! А пастыри циничны и лживы. Прав поп: "придут они к вам, и будут править вами и обманывать вас, и обманываться сами". Игорь Андреевич, поднимает шторы, неяркие, нежные лучи ночного светила, просачиваются сквозь стекло и неосторожно касаются оборотной, невидимой стороны его "правильной" души. Не на долго. "Пустое", - говорит он себе, - "Полнолуние", и решительно возвращается к столу, собранным и заметно повеселевшим. Ципрамил, милипромин, кантор….
Осколкам изменённого сознания, какое - то время удаётся сохранять критику к этому эрзац - веселью. Однако, веки постепенно смежаются, ноги становятся ватными, а голова свинцовой и неизбежно приходит глубокий, медикаментозный сон, похожий на преждевременную смерть.