Едва взлетев, пилот «МиГа» сообщил, что его «ведут» чужие радары. Частоты не принадлежали ни Новой республике, ни Совету, ни армии Куприяна. Мало того, несколько раз пилот терял управление над машиной, и тогда чья-то неведомая рука вела самолёт против его воли. Впрочем, именно благодаря ей, «МиГ» оказался в нужном месте в нужное время. Вернувшись на аэродром, лётчик клался, что не применял оружие, что ракета ушла «сама» и не по его воле, после чего контроль над самолётом вернулся к нему окончательно.
Выслушав доклад пилота, Куприян впал в раздумья, которые продлились до утра.
Поговаривали, что в эту ночь с ним невозможно было общаться – он просто заперся у себя в кабинете, не отвечал на звонки, а секретаршу, вошедшую с очередной чашкой кофе, едва она открыла рот, чтобы что-то спросить, «обласкал» так, что дочь солдата, жена Офицера и мать троих рядовых, с детства привыкая к брани плаца, до утра плакала в уголке приёмной.
Куприяну было от чего нервничать.
Несколько раз к нему пытались достучаться с важными депешами, но не тут-то было: попасть к начальству было невозможно: теперь Куприян знал, что всё уже случилось, и, переживая главное, надеясь неизвестно каким образом всё ещё исправить, не отвлекался на мелочи.
Часам к пяти утра, перебрав все возможные варианты, он понял одно – их у него нет. Ещё несколько часов ушло на отрицание, осознание, принятие этого факта.
Солнце уже давно освещало его владения, когда совершенно изможденный Куприян, не раздеваясь, рухнул на кровать. И почти тотчас же зазвонил телефон. Не тот, что почти непрерывно трезвонил с вечера до середины ночи, а другой, звонка которого Куприян ещё никогда не слышал. Он резко поднялся, оправляя китель, не спеша подошёл к столу, и, как завороженный, стал слушать незнакомый звук. Мелькнула мысль, что вот сейчас телефон угомониться, и тогда всё вернётся на круги своя, пойдёт старым, проложенным Куприяном, путём. Но телефон продолжал непрерывно трещать, явно намекая на то, каждая следующая секунда промедления будет стоить Куприяну дороже предыдущей – так звонят не начальнику, так звонят подчинённому.
Куприян поднял трубку.
- Алло.
- Здравствуйте, - он не почувствовал: его голос был сейчас уверенным или заискивающим. Слова, кажется, просто вывалились из тела прямо в эбонитовую пустоту трубки.
Впрочем, в данной ситуации это было не важно: Куприян понял, что начинается Большая Игра, победить в которой он, конечно, не сможет, но вот выторговать себе приемлемые условия для продолжения борьбы – вполне. Жаль, что цель, словно горизонт, снова отодвинулась вдаль. Зато снова будет к чему стремиться.
- Аллоо! – трубка напомнила о себе.
- Я вас слушаю, - Куприян мгновенно успокоился. Голова его снова работала чётко и ясно, словно не было тяжёлой ночи, и даже мышцы неожиданно напряглись, вызвав лёгкие, словно от удара током, судороги по всему телу. Однако, голос, едва дрогнув, вернулся в заискивающую тональность.
«Это хорошо, - подумал Куприян. - Карты раскрывать пока рано. Их всегда раскрывать рано, даже, если думаешь, что партия закончилась. Сейчас же надо хотя бы понять, кто звонит».
Впрочем, голос Куприян узнал сразу – звонивший не так давно продавал ему золотые монеты с его профилем. И хотя, тогда тот представился подпольным ювелиром, Куприян понимал, что «ниточки» от таких «подпольщиков» и не столько золотые уходят на самый верх, в структуры, названия которых во всех странах состоят не больше, чем из трёх букв.
То, что звонят из-за границы, сомнения у Куприяна не было с самого начала. Но вот к кому конкретно ведёт телефонный провод, ему сейчас предстояло выяснить.