Утренняя жара опускалась на Картерос - небольшой критский поселок. Рано утром, сразу после восхода, солнце начинало неумолимо припекать, поднимая градус каждую минуту. Здесь, недалеко от Ираклиона, столицы древнего острова, мы и проводили летний отпуск.
Где-то в порту, пробили склянки очередной рыбацкой шхуны, уходящей в открытое море на промысел. В исчезающей полудреме я видел загорелые смешливые лица рыбаков, щурившихся навстречу солнечным лучам и морскому бризу, их рабочие, крепко сложенные торсы, с белыми крапинками соли на коже. На волнах, неподалеку, качался, пригвожденный якорем ко дну, бело-голубой баркас, загроможденный мокрыми сетями с обрывками морских водорослей. Картинка промелькнула в подсознании секундой, а потом далекие склянки пробили еще пару раз, становясь с каждым ударом громче. А может это и не склянки вовсе?
Я протянул руку и на ощупь взял с тумбочки телефон. Ну, конечно, беспечный будильник нарушил мой сон, а, значит, все остальное только лишь приснилось.
- Да ладно тебе. Угомонись! – Я выключил назойливого помощника, и попытался было опять провалиться в безмятежность, но бесполезно – электронный разбойник сделал свое дело, разогнав остатки сна. Вслед ему где-то совсем рядом, может, даже под моим окном, прокукарекал петух.
- Смотри! – С громким криком в комнату вбежал Китенок, держа что-то в руке.
- Потише, малыш! – Я приложил палец к губам и обнял его. – Ты уже встал? Доброе утро!
- Доброе утро! Да, папа, давно встал. – Его взъерошенные вихры были полны пыли и уличного песка – видимо, успел побегать во дворе. – Смотри, – он протянул мне два камня – большой желтый с серой извилистой полосой поперек и еще один, поменьше, белый, неправильной овальной формы, с выщербленными в нем отверстиями, похожими на всем известный смайлик. – Это я вместе с Эви нашел. Мы подарим их Алисе и Аннет. Правда, здорово?! – Он смотрел на меня снизу-вверх, и прямо замер, ожидая моего восхищения.
- Эви? – Я еще не слышал это имя. – Кто это?
- Моя подружка. – Почему я не сомневался? Китенку всегда легко удавалось заводить друзей, особенно, что касается девочек. Так порой и летели, как пчелы на мед. Чем уж он их покорял – внешностью ли, галантностью, или еще чем – не знаю.
- Это она насыпала тебе песка на голову? – Я задумчиво разглядывал камни некоторое время с видом знатока, прикрывая то один глаз рукой, то другой, пока малыш стоял передо мной, потупив взгляд.
- Ух ты! – Кит только этого и ждал! – Смотри как здорово! Настоящий смайлик! – Я не разочаровал его – он вскинул голову и мальчишеские глаза заблестели от восторга – малыш растянулся в самой широченной улыбке.
Как же потрясающе здорово дарить радость маленькому созданию даже по мелочам. Пускай и не потратив ни одного, ни пол евро – дело ведь совсем не в этом. Видеть искреннюю радость в его глазах дорогого стоит, это любяще-щемящее ликование: «Ты же ведь мой любимый папочка!». Никогда не устану наслаждаться!
- Что же, - я чмокнул Китенка в макушку, а потом взглянул на часы. – Уже восемь – самое время для завтрака. Ты умылся? – Я накинул рубашку, надел солнечные очки и нацепил на голову шляпу. – Я готов! Пошли!
- Пошли! – Китенок осторожно, будто дорогое сокровище, положил цветные камни на журнальный столик около окна и взял меня за руку.
На пороге нас встретил теплый морской бриз, оставлявший солоноватый привкус на языке. Он приятно обдувал, заползая в ворот рубашки и выныривая из ее рукавов – задиристый бродяга. Вдали отчетливо слышался шум прибоя. Он медленно, словно нехотя, вползал на улочки Картероса, пробирался на самые окраины и таял на черных асфальтовых полосах федеральной трассы , что расположилась прямо за поселком. Иногда в морской шум вклинивались редкие крики чаек – на удивление, черно-белые хозяева прибрежных вод практически отсутствовали на критском побережье и их появление всегда было скорее случайностью.
Я закрыл дверь на ключ.
- Дыши глубже! – Я похлопал Китенка по спине. – Дома такого не будет.
- Так? - Он шумно втянул носом воздух и выпятил грудь.
- Ладно, ладно, не переусердствуй. – Я улыбнулся.
В палисаднике перед домом суетилась Софи – хозяйка этой маленькой частной гостиницы, накрывая стол к завтраку. Все довольно прозаично – яичница с беконом, колбаса, сыр, немного свежего хлеба из ближайшей пекарни, кофе для меня и горячий шоколад для Китенка. А в центре стола непременно апельсиновый сок в большом стеклянном графине – ведь малыш так его любит! Над нашей импровизированной столовой покачивали большими листьями пальмы, создавая приятную в эту жаркую погоду тень.
- Calimera! – Я поздоровался с ней, и кивнул, отодвигая стул. – Ну, Кит, что надо сказать?
Малыш молчал – то ли забыл, то ли просто смущался.
- Ну же, - я похлопал его по плечу.
- Ca-li-me-ra! – Тихо произнес он по складам, уткнувшись в мою рубашку. А ведь, это было первое, чему я научил его, когда мы сошли с трапа самолета.
- Доб-ро-е ут-ро, – хозяйка улыбнулась и вытерла руки о передник, – ма-лишь.
Забавная она, Софи – ни на одном другом языке, кроме греческого не разговаривает, а эти слова заучила просто для того, чтобы нам было приятно.
- Доброе утро, Софи! – Я воздел вилку в руке, как флаг. – О! Яичница! Моя любимая!
Китенок рассмеялся – он-то знал, что эта стряпня мне давно надоела. Но как-то неловко было говорить об этом напрямую гостеприимной хозяйке, просто боясь обидеть ее.
- А ты что будешь? - Я подмигнул ему.
- Колбасу.
- Колбасу?! Тогда с хлебом. – Я намазал кусок белого хлеба маслом, закинул на него тонкую пластинку колбасы и протянул сыну. – Вот твой бутерброд! – Китенок на меня укоряюще смотрел, обхватив большую чашку с шоколадом.
- Что? – Удивился я, словно не понял, о чем он. Но тот насупил брови. – Ну ладно, ладно. Если ты хочешь… - И добавил еще пару кусков колбасы сверху.
- И сыр. – Он внимательно следил за моими движениями.
- Хорошо. И сыр. – Кусок сыра взмыл на получившееся сооружение. – Вот! Держи.
- Спасибо, папочка! - Китенок взял бутерброд, откусил его и начал долго жевать.
Я откинулся на стуле, отодвинув тарелку с яичницей, и маленькими глотками пил горячий кофе.
Июнь, Греция – самая благодать для туристов и аборигенов. Действительно, местным есть чему радоваться – спокойное начало сезона, когда хозяева гостеприимны и благодушны, а гости всегда благодарны. И нет еще той очевидной усталости и скрытой злобы, что бывает ближе к октябрю, к концу сезона. Все двери распахнуты, окна открыты теплому ветру и лучам солнца, а Греция кричит и зовет к себе! И как будто на ее зов со всех сторон летят самолеты и корабли, заполненные под завязку любителями древностей, вкусностей и различных яств.
Масло, оливки и вино – три вечных столпа солнечной страны, на которых так уверенно и строится безукоризненный и благополучный ее образ. Шумящая морем и накатывающими волнами, зовущая в раскидистый бело-голубой шатер под открытым небом, сияющая лазурью и окутывающая зеленью холмов, где низкие облака целуются с высокими вершинами, радующая глаз белыми вкраплениями деревень среди возвышающихся гор – все это она – древняя земля олимпийских богов. Я бы и сам не прочь побыть одним из них.
Здесь нет той спешки больших городов, а каждый прохожий одаривает улыбкой. И даже в Ираклионе, большой столице маленького острова, куда мы однажды случайно выбрались на местном автобусе, меня ни на миг не оставляло ощущение дремлющей греческой деревни. Ну, только что, размерами немного отличалась. Я, пожалуй, за все это время не видел ни одного настоящего грека, который бы не улыбался так просто и искренне.
- Yasas !
- Yasas! – Приветственный взмах рукой и расстояние между нами стремительно исчезает, добрая улыбка и вот уже практически друзья, даже если и видим друг друга в первый раз.
Все эти дни мы только и делали с Китенком, что загорали на море и предавались безделью – на то оно и лето!
- Папа, смотри!
Я оторвался от своих мыслей. Малыш положил хлеб на стол, оставив в руках только колбасу и сыр, спешно запихивая в рот, чтобы я не смог остановить его. И с удовольствием начал работать зубами.
- Что же ты делаешь? – Я попытался было протянуть руку, но было поздно.
Он открыл рот.
- Да, вижу. – Я рассмеялся. Софи, стоявшая неподалеку, тоже зашлась в хохоте. Она-то видела с каким усердием я сооружал ему эту огроменную башню.
- Так нельзя, Кит! – Я строго, насколько хватало мне сил, укорил его. – Бутерброд надо есть с хлебом!
- А так вкуснее. – И он опять растянулся в улыбке, продолжая пережевывать колбасно-сырную вкуснятину.
За эту улыбку можно все отдать. И за те милые ямочки на щеках от мамы. Он так на нее похож! Я сменил гнев на милость.
- Ладно, жуй быстрее. Пойдем на море. – Опрокинув остатки утреннего кофе, я налил в стакан апельсиновый сок.
- Будешь? – Я кивнул Китенку.
Он затряс головой, да так, что с его вихр посыпался золотой песок, с шорохом падая на скатерть.
- Держи. – Я налил стакан и ему. – Аккуратнее, пей понемножку – сок холодный.
И пока он пил маленькими глотками, я думал о том, что еще одно лето, только что наступившее, вновь пронеслось незаметно, оставляя лишь воспоминания, что будут согревать нас теплыми фотографиями вдали от греческого блаженства в таком родном, но холодном зимой городе.
Где-то вдали, над небольшим островком, что маячил в море, над самой его вершиной планировал самолет, заходя на посадку. Он уже выкинул шасси, готовясь к посадке. До нас доносся шум его двигателей. Они как мухи – все кружат и кружат над островом, то садясь, то взлетая каждые пять минут.
- Ну, что, идем?
Китенок кивнул. Оставил пустой стакан, спрыгнул со стула и выбежал на дорожку, что вела к нашему номеру.
Мы сидели с Китенком на мокром песке и болтали ногами в накатывающих на берег волнах. Большего блаженства и не надо было. Малыш смотрел куда-то вдаль, где бесконечное голубое небо сливалось с лазурными волнами. И мне ни на секунду не хотелось прерывать тишину, окутывающую нас.
Еще день – всего лишь день нашего совершенного блаженства в зеленом раю – а потом автобус, в который мы сложим свои нехитрые пожитки, проложит путь от отеля до аэропорта по длинной асфальтовой дороге федеральной трассы. А там вновь взлетная полоса, и знакомый аэропорт через несколько часов бесконечного гула в черной, непроглядной тьме. Так даже лучше – боюсь летать. А малышу хоть бы что – засыпает на взлете, и просыпается, когда самолет, приземлившись, скользит по бетонке, приближая наш путь к дому. Мне бы так!
- Кто она – Эви? – Я посмотрел на Китенка.
- Подружка. – Он бултыхал ногами в воде.
- Никогда раньше не слышал ее имя. – И вправду, за месяц пребывания на Крите он упомянул о ней впервые.
Кит пожал плечами.
- Мы с ней играем. Она хорошая.
- Не сомневаюсь. – Я улыбнулся. – Нам скоро домой, она знает?
-
Нет. – Он покачал головой.
- Жаль. – Я наклонился и поднял со дна плоский камушек. – Расскажи ей. Может, она пойдет встречать с нами закат? – Я наклонился и, прищурившись, запустил голышок по воде. Тот, отталкиваясь от волн, проскакал несколько метров, и пошел на дно, отмеряя кругами свой недолгий жизненный путь.
Китенок посмотрел на меня, потом опять на море. Я ощущал, что внутри у него кипело, несмотря на показное равнодушие. Он, конечно, боролся с собой, но никак не мог с этим справиться.
- Давай останемся. – Наконец сказал он.
- Ну как же мы можем остаться? Дома мама, Аннет, Алиса. – Я попытался подбодрить его.
- Ну, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста! – И сложил ладошки вместе, вытянув губы трубочкой.
А мне и самому было трудно оставить все это. Сказочная Греция манит, зовет, становясь частью тебя самого. Ровняет и без того коричневый загар, насыщая яркими витаминами лета. И даже жара, такая тягучая, приторная и ленная, не оставляет шанса расстаться с ней ни на миг. Но ведь у взрослых есть дела и заботы, которые трудно понять детям.
- А как же мама? – Я повторил вопрос.
Китенок прижался ко мне.
- Я очень люблю маму!
- И я тоже. И я тоже очень люблю! Поэтому нам пора возвращаться.
Он отвернулся, словно обидевшись, но обнял меня изо всех сил.
- И Эви я тоже очень люблю! – Буркнул он. Я услышал, что его голос дрогнул – такой же сентиментальный, как и я.
- Эви? – Сегодня слишком много о ней. – Расскажи мне.
Он помолчал, размышляя. Но я прекрасно его понимал – сейчас он не готов расстаться ни с ней, ни с этим летом, ни с морем и волшебным островом. Все, что сейчас здесь – полностью поглотило его. Ни капли сомнений в маленькой голове. Пауза затянулась, еще чуть-чуть и он не откроется мне.
Китенок смотрел на море, прищурившись. Я толкнул его в бок.
- Ну же. Расскажи.
Он шмыгнул носом.
- Эви красивая. Мы поженились!
- Когда это вы успели? – На моем лице появилась улыбка.
- Она мне так сказала.
Ох, уж эти девчонки в своих розовых фантазиях готовы отправиться на край света, чтобы не упустить принца на белом коне.
- Вы еще очень маленькие, чтобы вот так. – Я смотрел на него с удивлением.
- Большие! – Он со всей силы сжал мне руку. – Большие!
- Конечно, конечно большие. – Мне ничего не оставалось, как сдаться под его напором.
- Тогда обязательно скажи, что мы уезжаем. Нехорошо скрывать такие вещи. Особенно тебе, ведь ты – мужчина!
Он не ответил. Просто еще сильнее прижался ко мне – то ли просто замерз, то ли боялся потерять все то тепло, что накопилось в нем за долгие солнечные дни.
А мне было и этого достаточно. Я, как и он, просто внимал шуму средиземных волн, скользящих к берегу, накатывающих на песок с тихим шелестом, и вновь исчезающих в лазурной глубине.
Вдали раздался звук далеких склянок – нет, не приснилось мне это. Шхуны рыбаков, по одной, друг за другом, словно связанные крепкими канатами, возвращались в порт Ираклиона и были едва заметны вдалеке. Отсюда они казались маленькими, будто детскими лодочками, что запускает детвора по весне в лужах. Спущенные паруса и звук ревущего двигателя, оставляющего за собой белые буруны – первый признак наступающего вечера. Затем и солнце, в каких-то полчаса окрасившись в оранжевый, опустило в далекие воды первые лучи, взбивая мягкую подушку, на которой ему предстояло провести опускавшуюся ночь.
- Смотри, как красиво! – Я кивнул.
Высокий холм за нашими спинами удлинил свою тень, накрыв ею весь берег. Кит обернулся - ни единой души, и даже автомобилей местных аборигенов, как обычно случается здесь после трудового дня, не было ни одного. Какой сегодня день? Среда, кажется.
Так и бывает в этом ленном забытьи, когда перестаешь вести счет дням, отдавшись на растерзание морю, солнцу и бесконечной жаре, медленно отрывающей листки календаря, сменяя очередной день. Так и не замечаешь, что оказался на краю последних отпущенных на отдых часов.
Самые лучшие дни – в начале. Впереди – всепышущая бесконечность. И, кажется, что она не закончится никогда. Все настолько далеко, что края не видно. Дни летят беспечной чередой – запоминаешь их лишь по отметкам, что сам назначил себе, взяв машину напрокат: цветной Агиос Николаос, с острым носом выдающихся в море пляжей; веселая Малия, больше похожая на дикий ковбойский городок в прериях, расцветающая по обеим сторонам дороги маленькими отелями и барами; стройный Ираклион, так старающийся быть похожим на достопочтенную столицу; развалины Минойского дворца – суть лабиринта из древнегреческий сказаний; Ретимно – древняя ипостась венецианского происхождения с маленькими улочками, что так напоминают промозглую мать – Венецию; туристический Ба;ли, возвышающийся над морем, словно ласточкины гнезда и раскинувшийся в долине цветущий Неаполи – заповедный уголок тихого острова с белыми домиками на склоне ближайшей горы и трущобами оливковых садов. И нет в этом никакой остановки – лишь черная асфальтовая трасса федеральной дороги летит под колесами, оставляя за собой пыльные следы спешащих вдоль побережья машин.
Это не остров Крит – это остров Мечты.
- Эви! – Я обернулся. Китенок махал кому-то рукой. Там, на обочине дороги перед нашим отелем, в этот вечерний час только суетно мельтешили машины.
- Эви? Где она? – Мне было интересно. Я приложил ладонь ко лбу, пытаясь что-то разглядеть.
- Да вот же, вот там! – Он указывал рукой куда-то вперед.
- Не вижу!
- Ну что, ты, папа! – Китенок с укором посмотрел сначала на меня, потом на дорогу.
- Подожди. – Я достал очки из кармана и нацепил их на нос.
- Ну, все, ушла. – Сказал он с разочарованием.
Странно. Но, честно говоря, я не придал этому значения. Дети слишком вольны в своих фантазиях.
- Ушла. – Я помедлил. – Ну и нам пора.
Стряхнув с ног соленые капли моря, мы поднялись с камней.
- Надевай сандалии.
Китенок послушно натянул обувь. Хотя к чему? Шагать к отелю предстояло по узкой пыльной дороге, уходящей диагональю мимо высокого холма. И, все равно, перед вечерним ужином душа не избежать.
Мы шли медленно, оставляя за собой пыль. Она взъерошивалась, поднималась до самого пояса, а потом опускалась на дорогу, прикрывая наши следы. Вслед волнами кричало море, провожая и прощаясь до следующего дня.
Четыре столика для таких же, как мы отдыхающих, захлебывались вкуснейшими греческими яствами –козий сыр, оливки, зеленый салат и форель на гриле на горячее. Наша милая хозяйка Софи уже накрыла ужин. Маленький отель среди возвышающихся пальм затерялся в глубине. И лишь включенные фонари могли указать это место с дороги.
- Залезай. – Я отодвинул стул. Китенок, как мог, взобрался на приготовленное место. – Сегодня будет рыба.
Стол был изысканно сервирован. Конечно, Софи знала, что это наш последний вечер в ее маленькой гостинице. Год за годом, с тех самых пор, как малыш родился, мы возвращались в ее уютное гнездышко. Иногда я тешил себя мыслью, что она нас считает более родными, чем ее собственные дети. Да и я попривык к ней.
Китенок поковырял вилкой запеченную спинку рыбины, распластавшейся на тарелке от края до края.
- Я не хочу есть. – Грустно сказал он.
Я и раньше заметил его грусть в глазах.
- Что такое? – Я посмотрел на него.
- Не знаю. Не хочу.
Солнце уже нырнуло за горизонт, оставив о себе на память лишь розовый отсвет на белых облаках. Еще чуть-чуть и берег погрузится в теплую южную ночь.
- Ну, давай, что ты! – Я наворачивал рыбу так, что за ушами хрустело.
- Не хочу. – Он отложил вилку.
- Что такое? – Оказывается, я даже не заметил, как за месяц Китенок вытянулся, и даже, кажется, повзрослел. Пора покупать новую одежду. – Что случилось? У тебя ничего не болит?
- Нет. – Он помотал головой.
Из глубины дорожки, что вела к нашей вечерней столовой, появилась сама хозяйка.
- Софи! – Я помахал ей рукой.
Она подошла и подсела к нам, хотя обычно никогда себе такого не позволяла – держалась на расстоянии. Взяла чистую вилку и молча разделила рыбину на куски у Китенка на тарелке. Потом нанизала один из них и протянула малышу. Он открыл рот, зацепил кусок зубами и начал пережевывать.
- Вкусно! – Он погладил себя по животу.
Я поднял большой палец и показал Софи. И пока она насаживала второй кусок для Кита, я уже опустошил свою тарелку.
Как же трудно разделять трапезу с этим мальчишкой. Все зависит только от его настроения. А, может, он просто вспомнил о маме, о доме? Эта мысль кольнула. «Ну, ничего, уже скоро».
Я отложил вилку и придвинул к себе чашку с чаем.
- Давай, - Я подмигнул ему.
- А Эви? – Спросил он, пережевывая очередной кусок рыбы, что так уместно поднесла к его рту Софи. – Эви пойдет с нами завтра провожать закат?
- Вот ты у нее и спроси.
- Ладно. – Он нахмурился.
Хозяйка так и осталась сидеть с нами за столиком до конца ужина.
Когда застучала пустая посуда на соседних столах, Софи извинилась, потрепала Китенка по голове и отправилась убирать за гостями. Сегодня ей помогал Илия – ее муж.
- Куда она?
- Ей пора заняться делами. – Я заметил, что хозяева отеля о чем-то шептались, иногда поглядывая на моего малыша. Я помахал им рукой.
- Calispera ! – Улыбаясь, Илия махнул в ответ.
- Calispera. – Я улыбнулся ему. – Ну что, идем?
Кит нехотя слез с высокого стула.
- Завтра будет трудный день.
- Не хочу трудный день! – Заныл было он.
- Посмотри, все на тебя смотрят.
Он тихо захныкал.
- Не хочу!
- Все, Китенок, завтра уже летим домой.
Я видел, что к концу дня он сильно устал. Я взял его за руку, и мы неспешно побрели к своему номеру по бетонной дорожке.
Ключ тихо щелкнул в двери. Малыш уже почти спал, когда мы переступили порог. У него едва хватило сил скинуть сандалии. До кровати я нес его на руках.
- Эви! – Шептал он в полудреме. – Эви!
Он так и заснул, в майке и шортах, обхватив в объятиях плюшевого мишку, который таскался с нами из путешествия в путешествие.
Чудный теплый вечер придал мне неожиданных сил, совсем не хотелось спать. И я, расположившись на балконе, сел в ротанговое кресло, любезно предоставленное хозяевами, и, протянув ноги, стал любоваться видом ночного моря, что накатывало волнами на песчаный пляж.
Оно шумело, доносило искры белых брызг, оставляя на лице холодные соленые крапины. На рейде стояли корабли и туристические лайнеры, высвечивая темную воду огнями прожекторов и теплым светом кают. Один-два-три-девять-четырнадцать – пытался сосчитать я. Их отражения подсвечивали воду по всему горизонту. Яркая полоса, словно вспыхнувший светом далекий волнорез, распласталась по горизонту, разделяя море на две части – до и после.
Я сильно сожалел о том, что мои девочки остались в городе. Они не могли видеть всего того огромного греческого величия, что раскинулось за перилами нашего отпускного балкона. И потом, я очень соскучился.
В Греции все есть – известная поговорка. Но здесь не было того тепла и дома, что так неразрывно связано с семьей. С кем поделиться всем этим, если никого нет рядом? Мыслями, впечатлениями, восторгами и ощущениями летнего блаженства. Такой маленький мир внутри себя самого, который не становится больше – замкнутое пространство, ощущение далекого плена. И я бы рад, но не могу. Да и экран телефона не передаст всю эту красоту!
Как хорошо, что и у отпуска есть окончание. А за ним долгие будни обыкновенных дней, когда среди холодной осени и зимы, натыкаешься на фотографии с желтым песком и лазурными волнами Средиземного моря. Можно вновь жить, и переживать все вновь, раз за разом, минута за минутой. Вспоминать и готовить новые чемоданы к очередному путешествию, что придет вместе с солнечным летом.
- Папа, вставай! – Китенок тряс меня за плечо.
Опять утро, и вновь прозвенели склянки в далеком порту Ираклиона. Без будильника сон оборвался на минуту раньше. Так всегда бывает, когда надо уезжать, и наступивший день постоянно будет напоминать об этом.
- Вставай, нам пора ехать!
Я потянулся и взглянул на часы – боже мой, какая рань – восемь утра.
- Нет, малыш, еще рано! – И я, зевнув, перевернулся на другой бок, продолжая дремать. Сегодня никакие склянки и петухи не разбудят меня, да и Китенок тоже.
- Вставай, папа! Там Эви пришла!
- Эви? – Сон как рукой сняло. Хотелось бы увидеть его подружку! Я вскочил на кровати, быстро нашел джинсы и начал их натягивать.
- Вот уж ни одна девчонка не могла вызвать такого интереса, как твоя Эви. – Я направился в ванную. - Я сейчас.
Китенок мигом выскочил из номера.
- Папа, она здесь! – Раздался его голос за окном.
- Сейчас, сейчас. – Прикрыв в ванной дверь, я включил воду. Хотелось предстать во всей красе перед такой слишком незаметной Эви. Сколько разговоров о ней!
Я чистил зубы и фыркал, словно морж, бросая в лицо горсти холодной воды. Отведенные десять минут на утренний моцион пролетели незаметно.
- Ну, и где она? – Я появился на пороге в лучшей своей рубашке, которую приберегал для особого случая, и, кажется, он наступил. Но я все-таки опоздал – Китенок махал кому-то рукой, прощаясь, а вдали, у самой калитки, мелькнуло красное платье в горошек.
- Она уже ушла. – Сказал он с укоризной – Почему ты так долго?
- Это была она? – Я кивнул в сторону пальм, нависавших над выходом из отеля.
- Да, - он вздохнул. – Моя Эви.
- Надеюсь, ты хотя бы пригласил ее на закат?
Он поковырял сандалией плитку.
- Извини, папа, забыл.
- Ладно, - я потрепал его за плечо. – Идем завтракать герой, раз ты меня уже разбудил.
Я взял его за руку и мы, внимая теплым солнечным лучам, медленно пошли по дорожке, ведущей к нашей импровизированной столовой. Кит так был поглощен своими мыслями, и этой Эви, что, брел по тропинке, даже не поднимал головы. Я только и видел с высоты своего роста, как его сандалии исчезают под бейсболкой и появляются вновь.
Перед входом в столовую мы повстречали Софи. Одной рукой она поприветствовала нас, вторую прятала за спиной. Поймав мой удивленный взгляд, она лишь улыбнулась и проводила до столика.
Я помог Китенку взобраться на стул. И сам сел на соседний, рядом.
- Спа-си-бо! – Хозяйка продолжая улыбаться, протянула Китенку то, что так тщательно прятала в руке – кукла? Красное платье в горошек?
Я прищурил глаза – подождите, подождите! Где-то я все это уже видел! Да вот же, буквально пять минут назад перед выходом из отеля! Образ куклы дополняли две соломенные косички, торчащие в разные стороны. Черные пуговичные глаза и большая нитевая улыбка от щеки до щеки. – Эви!
Кто бы сомневался!
- Эви? – Услышав знакомое имя, Китенок поднял глаза от скатерти и встретился взглядом с куклой. – Папа, это она! – Сказал он восторженно. – Это Эви!
- Эви! Так вот ты какая! – Я восхитился ювелирной работой. Кукла улыбалась мне и Китенку и была похожа на ту живую копию как две капли воды. Во всяком случае, мне бы хотелось так думать.
- Это Эви, это она! – Большие глаза малыша восторженно округлились.
- Не знал, что твоя подружка – кукла. – Я улыбнулся.
Он протянул руки, стремясь скорее заполучить такой неожиданный подарок. Софи протянула драгоценный презент. Китенок аккуратно принял куклу в руки, и посадил на стол, рядом с тарелкой.
- Вы знаете Эви? – Настала моя очередь поинтересоваться у Софи.
- Эви! Эви! – Она лишь взмахнула руками, услышав знакомое имя, отправила воздушный поцелуй и, развернувшись, отправилась к другим гостям, что ожидали свой завтрак. Мне кажется, или кто-то что-то недоговаривает?
Кит положил голову на стол, даже не притронувшись к утренней колбасе, которую так любит.
Я кивнул на Эви.
- Что, нравится?
- Ага. - Он моргнул в знак согласия. – Теперь моя подружка всегда будет со мной.
- А как же Михаил Михайлович? – Я нахмурил брови, словно вспоминая о нашем вечном путешественнике – плюшевом мишке. – Ты не забыл про него?
- Нет, папа. Они обязательно подружатся!
Я протянул руку и потрепал его за солнечные вихры.
Какое мимолетное счастье отца быть рядом с сыном. Вся ласка и любовь обычно достаются маме.
- Папа, я тебя очень-очень люблю! – Его слова многого стоят.
- И я тебя, малыш! – Я расплылся в улыбке.
Эви так и не пришла полюбоваться последним закатом на нашем чудном острове. Хотя, почему я так думаю? Ведь мы с Китенком и его новым подарком в охапке, взобрались на холм возле нашего отеля, ступая по протоптанной тропе. Сколько еще путешественников до нас проделывали путь на его вершину, оставляя следы за собой? Мелкие камушки убегали из-под ног, сухая трава, выжженная горячим солнцем, тихо трепетала на ветру, в лицо бил морской бриз. Но мы, не смотря эти никчемные препятствия, вскоре оказались на высоком плато. Малыш мужественно выдержал все испытания, боясь показаться слабым, только что в самом конце пути попросил подать ему руку, чтобы преодолеть слишком уж крутую ступеньку.
Признаюсь, я никогда не взбирался на холм, несмотря на всю его близость к нашему отелю, все время откладывая этот момент «на потом». Удивительное зрелище предстало перед нами – рассеянный временем каменный остов крепости. Ровно сложенные камни бежали длинной полосой вперед, составляя развалины древнего форта. Отсюда была видна вся окружающая местность на много миль вперед – и море открывалось с вершины как никогда красиво. Его волны бежали, поднимая буруны и накатывая на берег, небесно-голубой цвет сливался вдали с линией горизонта, куда падало солнце, пытаясь скрыться от чужих глаз. С другой стороны ветер доносил гул машин с черной асфальтовой трассы, что проглядывалась отсюда, скользя блестящей лентой между холмов и гор.
Я сел на ближайший валун у самого края, и похлопал рукой по соседнему, более безопасному.
- Присядь! – Китенок послушно сел рядом, нежно прижимая куклу к груди.
И, кажется, ничего не изменилось, но эта тонкая грань, на границе смены дня и ночи, такая незаметная и осторожная, уже захватывала в свои объятия. Благодатная Греция, как же я буду скучать по тебе!
Мы сидели и любовались уходящим в море закатом до тех самых пор, пока розовый край солнца совсем не погрузился в теплые воды соленого моря, оставив в напоминание о себе лишь отблеск света на перьевых, словно подушка, мягких облаках.
- А теперь бросим монетку. – Я позвенел мелочью в кармане. – Держи. – И протянул металлическую евро Китенку.
- Зачем? – Он поднял удивленный взгляд.
- Если ты хочешь сюда вернуться, - я подмигнул ему, - надо бросить монетку. Море примет этот дар.
- И я опять увижу Эви?
- Конечно! – У меня не было никаких сомнений.
Он вскинул ладошку в воздух. Как в замедленном кино, она оторвалась от его руки и застучала по камням, отталкиваясь от торчащих валунов. Вскоре звон прекратился, и очередная набежавшая волна слизала туристическое жертвоприношение, поглотив его в темной пучине.
- Вот и все. - Я встал с камня. – Что же, нам пора идти.
- Смотри, Эви! - Китенок поднял куклу над головой.
«Спасибо за все» нашей гостеприимной хозяйке и ее мужу Илии. Мы здесь как родные, пускай так и остается! А потом туристический автобус, что вез нас в аэропорт. За окном темнота, и только горящие огни Ираклиона, что хоть как-то сглаживали наше прощание с вечным островом легенд и тайн.
В оторванном от жизни отпуском, длинной в месяц, слишком много всего хорошего, с чем не хочется расставаться. Но чемоданы уже гремят в днище стремящегося в далекой дороге автобуса, и последние тихие слезы Китенка, уткнувшегося в оконное стекло, стекающие по щекам, но были совершенно безучастны к горю обычного малыша.
Ночной аэропорт принял нас сквозь сон. Шумящая толпа била, выгоняла на посадку и сквозь почти безмолвный и гудящий в этот ночной час усадил в мягкие кресла ревущего винтами самолета. Четыре часа до дома, до мягкой посадки и гремящих аплодисментов, которых не услышит пилот. Спасибо!
- Я боюсь, - Китенок вжался в кресло и тут же заснул. Как бы и мне так хотелось.
Гул нарастал. Самолет, напрягая турбины, катится по бетонной полосе и взлетел, оставляя позади побережье, накренившись на правое крыло. До свидания, Греция!
Любимый двор, Любимый подъезд, лестница в три пролета и лифт, уносящий на четыре этажа наверх. Китенок на руках – все еще в полудреме, обнимающий новую подружку и, вместе с ней, доброго знакомого Михаила Михайловича.
Звонок в дверь. Еще слишком рано, чтобы мои девчонки проснулись сами. Но замок заклацал, дверь открылась.
- Мои мужчины вернулись! – Злата с запанными глазами улыбалась мне.
- Тсссссс. – Я указал на Китенка.
- Папа, я знаю, что мы дома. – Он повернул голову. – Привет, мама! Смотри, что у меня есть.
Кукла выскользнула из его рук, оказавшись на полу.
- И как же зовут это чудо? – Злата подняла куклу.
- Эви.
Я скинул ботинки, с носков посыпался песок. Какое странное ощущение – быть за тысячи километров от пляжа, но все еще находиться там. Осторожно донес малыша до комнаты и положил на постель. Китенок открыл глаза.
- Знаешь, папа, - сказал он грустно, - я очень буду скучать по морю! – В его серых зрачках отражались панельные многоэтажки, возвышающиеся за окном. Совсем не так, как было еще день назад, когда кроме пальм и волнующегося моря не было ничего. Я погладил его по голове.
Злата заглянула в комнату, осторожно, боясь потревожить нас. Я приложил палец к губам.
- А море будет скучать по тебе. – Я сделал серьезный вид.
- Правда? – Он зевнул.
- Ну, конечно, правда. – Разве я мог обмануть? - Море будет ждать!
- А Эви? – Он нахмурил брови, ожидая от меня правильного ответа. Но сон, такой сладкий после долгой дороги, сморил его окончательно.
- И Эви тоже... – Я перешел на шепот, стараясь не разбудить. - Эви тоже будет ждать.