Думаете, отслужить срочную, а затем остаться жить недалеко от мест твоей службы и чтобы тебя не дергали потом на разные курсы и сборы, то вы, глубоко ошибаетесь.
В 70-е годы прошлого века с этим было очень просто. Повестка из военкомата являлась непререкаемым документом для любого начальника. Надо, значит надо, 80 процентов по среднему и как говорил незабвенный мичман Ануфричук:
- И здравия желаю! – что в переводе могло означать всё что угодно, смотря по текущей обстановке.
Впервые призвали нас суток на пятнадцать, конечно же, в родной “колхоз”, то есть в поселок Заветы Ильича, где служил и в пятнадцати километрах от Ванино, где жил теперь. Привозили на автобусе в учебный центр, что на горочке, между матросским клубом, базовым гаражом и деревянным ДОФом, что у 20-го пирса.
Проводили занятия молодые офицеры со сторожевиков и тральщиков, что у двадцатого пирса внизу стояли. По существу, о чем говорили – не помню. А не по существу, запомнил только, как один старлей хвалился своей высокой, чуть не в шестьсот рублей, зарплатой, сетовал, что надо бы шлагбаум перед поселком поставить, а то, мол, гражданские с города и Ванино всё с полок магазинов сметают, пока он на службе. На стенах класса висели красивые, радиосхемы на пластике, что лет пять назад сделал Юрка Котенко, а вот портретов ученых, что рисовал когда-то я, уже не было видно.
Да еще вспомнилось, что когда-то перед входом в это здание лежал кусок дерева, очень неказистого, на вид. А выяснилось, что привезли его сюда с бухты Постовой и оказался он куском легендарного фрегата “Паллада”, затопленного в 1856 году.
Как-то добыл я тогда небольшой кусок, из которого смастерил потом подставку под ключ телеграфный в память о фрегате.
Верхом безалаберности считаю свой призыв на двухмесячные сборы в соединение дизельных лодок в Заветах. Оторвали от работы, от семей, 12 мужиков, отправили к подводникам, к чему, зачем? Военкоматы нашли первых попавшихся, совсем не подводников, некоторые даже и на флоте не служили. Отправили, сообщили наверх и забыли.
В соединении ПЛ нас не только не ждали, нас там видеть не желали. Но подчиняясь, опять же приказу сверху, нас поселили наверху, в какой-то пустующий кубрик. Приставили к нам мичмана, который совершенно не испытал восторга при нашем знакомстве, предупредил, чтобы сидели здесь и носа никуда не совали, кроме как для перехода на камбуз.
Столовая не понравилась. Сразу почувствовалась какая-то разобщенность. Ребята с каждой лодки питались из своей посуды, которая хранилась в шкафах, под висячими замками. Жизнь в кубрике надоела уже через несколько дней. Домино осточертело. Спать тоже.
Мичману, приходившему к нам каждый день, чтоб поздороваться и сосчитать наши персоны на всякий случай, говорили, хоть бы сводил нас на лодку на экскурсию или на приемный радиоцентр свой. Нас, вроде, как всех радистов, набрали с Хабаровского края. С посещением лодки получился полный облом, а вот до дверей центра он нас довёл. Единственное, что запомнилось, это “матюгальник”, по которому надо сказать, кто и зачем пожаловал, после чего должен открыться электрический замок.
По тому, что память моя не зафиксировала внутреннее убранство этого центра, значит, нас туда попросту не пустили. Короче, два месяца в прокуренной комнате, без денег, с ними хоть можно было бы оторваться, юркнув в дыру в заборе. А потому – тоска от такой службы полнейшая.
А “веселье” не заставило себя долго ждать и “нарисовалось” оно в виде повестки из райвоенкомата, не куда-нибудь там в ПЛ, а на трёхмесячные флотские офицерские курсы, что в районе базы КАФ в славном городе Хабаровске. Приплыли! Вот такой подарочек на старый, Новый 1978 год. Мои доводы насчет невозможности туда ехать, не возымели действия. И что дом неблагоустроенный и ребенку полтора года всего.
Сборы были недолги и вот она, новая учебка, только уже не на острове Русском, а на базе “КАЙФ”. Сходство учебок колоссальное, даже сейчас, вспоминая, тот или иной эпизод, я затрудняюсь сказать, в Хабаровске это было, или десятью годами ранее, на Русском.
Двухэтажное ротное помещение, отдельное здание столовой, еще несколько деревянных домов под санчасть и другие службы. Всё это огорожено забором. Ворота и домик КПП. А будут жить и учиться эти три месяца, ни много, ни мало, а около 360-400 человек, то есть как на филиале школы связи. Первая рота на первом этаже, вторая, на втором, куда я и попал. Учебные корпуса в некотором удалении, так что на занятия будем ходить строем.
Мужиков собрали со всего Дальнего Востока и Сибири, от Камчатки до Урала. Первым делом решили обмыть свой приезд и начало службы. Несколько человек нас, у которых кровати оказались рядом, скинулись по рублю - другому, нашелся гонец, хоть и не местный, но район знал хорошо. У него тут родственники жили недалеко. Я, говорит, сбегаю в магазин, а ты жди у забора, я передам бутылки тебе, а сам в гости сбегаю.
Жду, топчусь у забора. Холодно, всё же январь на дворе. Свист. В дыру забора сует две бутылки бормотухи и исчезает. Чтобы незаметно пронести вино в здание на второй этаж, мне же их нужно спрятать. Одну сую в штаны за ремень, вторую туда же следом.
Но! Вторая ударяется о первую. Дзинь! И содержимое бутылки, вместе с осколками у меня в штанах, в трико и кажется, даже в трусах!
А где от этого всего избавляться? Проблема. Сколько мог, осколки вычерпал на улице, раздеваться равносильно отмерзанию какого-нибудь члена. Делать нечего, поплелся в роту, оставляя за собой на снегу, вино-красный след. В курилке и умывальнике полно ребят, не поймут, кто ядрёный запах винного ларька так источает.
Пришлось снимать и брюки и трико, выжимать, застирывать. Короче, проблем создал себе в первые часы, выше крыши. Потому и запомнилось всё.
Через час-другой, мы все сидели перед начальником флотских офицерских курсов, капитаном 1 ранга Удовиченко Николаем Даниловичем. Здоровенный мужик, краснощекий, про таких говорят – кровь с молоком. Один из первых командиров подводников-атомщиков на флоте.
Вступительная беседа была краткой, но эмоциональной. C завтрашнего дня вас будут учить так, чтобы вы через три месяца стали высококлассными специалистами, вы получите первое офицерское звание, младших лейтенантов запаса и запомните:
- Кадровые офицеры начинают войну и погибают. Офицеры запаса продолжают её и выигрывают!
Когда он разрешил задавать вопросы, я в отличие от других, которых в основном интересовала будущая учеба и быт, спросил его:
-Я вижу у вас на груди, товарищ капитан 1 ранга, среди орденских планок, на первом месте планку ордена Ленина. Не могли бы Вы нам рассказать, за что были награждены высшим орденом нашей страны.
Мой вопрос явно понравился командиру. Хмыкнул, вроде даже несколько засмущался:
-Вообще-то было представление на Героя Советского Союза, но наверху посчитали, что и ордена Ленина будет достаточно. Мы, на своём атомоходе, незаметно следовали под американским авианосцем “Энтерпрайз” в течение двух часов, повторяя все его маневры, и не были обнаружены. Якобы, когда потом сообщили об этом американцам, они не могли в это поверить. Чуть ли не маршрут с координатами и временем им пришлось показывать, чтобы убедить, что прошляпили тогда их ребята нашу лодку.
Ну а потом будни учебы. Ежедневные, утренние разводы на плацу, переходы в учебный корпус. Нашу смену готовили на командиров БЧ-4, а контингент будущих командиров уже с десяток лет, как на гражданке и с усилием вспоминает то, что раньше делал механически, и не задумываясь.
Человек 25 в классе, на преподавательском возвышении преподаватель, капитан 2 ранга, у огромной принципиальной схемы, не то радиоприемника, не то передатчика, пытается в наши головы вдолбить какой-то “белый шум”. Нам-то совсем по барабану, какой там шум появится, белый там будет, серый и даже черный, а вот молодому человеку в очках, что за первым столом сидел, оказывается, было не всё равно.
-Товарищ капитан 2 ранга, тут “белого шума” в принципе не может быть, так-как, на этом участке схемы не хватает резистора.
А может и теристера или чего то еще, врать не буду. Но точно помню, что чего-то там не хватало.
В классе оживление. Бедный капдва никак не ожидал такого поворота событий, скорей всего он и сам был не ахти, каким спецом. “Отстрелялся”, слушатели молчаливо проглотили сказанное, он портфель в руки и домой. Красота, что так не служить.
Но здесь парень оказался настырным, сыпал терминами и специфическими выражениями, чем заставил смутиться нашего даже не преподавателя, а начальника курса.
Он вытащил большие, умные книги с кальками схем, начали с парнем вдвоем разбираться, куда же мог запропаститься этот “белый шум”. Наконец преподаватель радостно объявил, что на этой схеме, чертежник забыл нарисовать этот несчастный резистор, и как только он его подрисует, долгожданный “белый шум” появится.
- Слава богу,- облегченно вздохнула, в наших лицах, аудитория, а то мы уже “не на шутку встревожились”, всё же нашлась пропажа.
Вообще-то в то время мы все поголовно увлеклись составлением кроссвордов, чтобы побыстрее коротать эти скучные лекции, но этот момент заставил нас на время отвлечься от этого занятия.
А парня с тех пор мы на занятиях больше не видели. Говорят, отправили его аппаратуру ремонтировать. Узнали также, что он окончил Новосибирский электротехнический институт, и преподает на Сахалине в мореходке, или другом учебном заведении, именно то, что нам вешал на уши предпенсионный служака.
Слушать других преподавателей по дисциплинам, не связанных с радио, было гораздо интересней. Оказывается, выпущенная торпеда, по-быстрому набирает в свои аккумуляторы морской воды и может на них “шпарить” несколько сотен миль. Все сразу начали сравнивать их со своими аккумуляторами на мотоциклах.
Или глубинная бомба, может годами висеть на своих тросиках, называемых минрепами, а услышав шум проходящего над ней корабля, самостоятельно отцепится и взорвется под его днищем.
Или на подводной лодке. Получив сигнал о пуске ракет, капитан и старпом только одновременно сунув, куда надо, свои ключи, могут разблокировать кнопку пуска. - Почему так? - спрашиваем. – Один с ума сойти может запросто, а вот сразу вдвоем, едва ли.
Понравилось, как один преподаватель, полностью седой, рассказывал, как можно самому сделать атомную бомбу. По-моему, он заведовал как раз БЧ-5 на атомоходе. Если бы говорил об ее устройстве умными книжными фразами, разве я запомнил это до сих пор. А так:
-Можно ли сделать атомную бомбу в домашних условиях? Да запросто! Кусок водопроводной трубы, диаметром, этак 100 мм можем найти? Легко. Теперь нам туда нужно заложить два небольших контейнера с плутонием на небольшом расстоянии друг от друга. Да, это вещество достать очень трудно, тут всё зависит от вашего желания и возможностей. И завершим нашу работу наполнением взрывчаткой оба конца трубы. Подсоединяй бикфордов шнур и бомба готова.
Ну, кто бы еще так доходчиво объяснил нам принцип действия атомной бомбы? А шуточный рецепт ее изготовления, вот засел в памяти надолго.
Вскоре, смотрю, командир роты, женоподобный капитан 3 ранга, у которого и растительность на лице отсутствовала, стал искать художников, для оформления Ленинской комнаты и ротного помещения. А это значит, на занятия не ходить, быть всё время в роте. Конечно – вот он я, всегда к вашим услугам. Еще человека три-четыре нашлось. Нет, желающих отлынивать от занятий было гораздо больше, просто способностей никаких к этому ремеслу не было.
Прослужив так около двух месяцев, я даже умудрился выбить себе недельный отпуск, чтобы навестить семью в Ванино. Или жена подсуетилась там. Уже и не помню.
Неделя пролетела быстро, пора лететь обратно, а аэропорт Советской Гавани самолеты не принимает, ввиду раскисшей взлетной полосы. День просидели, на ночь по домам разъехались. На следующий день та же история. Денег нет, все оставлены в аэропортовском ресторанчике, настроения тоже никакого. Наконец объявляют, что с Хабаровска вылетели два борта, но приземлятся они на военном аэродроме на Постовой, что у Заветов Ильича. Так что пока они в пути, спешите на Постовую.
Началась лёгкая суматоха, все кинулись ловить такси и частников, а у кого не было денег на такси, были вынуждены ждать рейсовый автобус. В их числе был, конечно, и я.
Со скрипом, а в Тёщин язык и пешком, кое-как добрались до типографии и бегом на лётное поле. Ну конечно опоздали, многие оказались шустрее нас. Работница аэропорта, что тоже оказалась с нами здесь, объявила, что наш самолет будет приземляться с минуты на минуту. То ли так было задумано, то ли летчики не знали как здесь себя вести, но он остановился и стал ждать пассажиров на другом конце полосы. А это о-ё-ёй сколько!
Пришлось поднапрячь последние силёнки и рвануть к самолету. А толпа, страждущих на него попасть, огромная скопилась. За три дня, что самолетов не было.
Бегу, догоняет УАЗик военный, рядом с водителем, толстяк, в чине капитана 2 ранга. Физиономия в окне не помещается. Прошу, подбрось, один же едешь! Проехал, даже голову не повернул.
Сели мы значит, я через ограждение лесенки-трапа, через головы, иначе никак.
Смотрю, а этот полупьяный офицер, тут-то я хорошо его разглядел, уселся недалеко от меня, через проход всего. Не успели мы еще толком высоту набрать, этот капдва встаёт со своего места, и давай тарабанить в дверь, за которой пилоты сидят.
Такая меня злость тут взяла. Мало того, что не подвёз, он еще ломится в дверь, куда нам не положено и носа своего совать. Встал со своего места, схватил его за шиворот:
-А ну сядь быстро на своё место! Тебе что там надо, угонщик долбанный!
Это я вдруг вспомнил про свою землячку, стюардессу Надю Курченко, что застрелили при угоне такого же Ан-24.
Подействовали мои слова на толстяка. Пробурчав что-то невнятное, плюхнулся в своё кресло и кажется, даже, уснул в нем.
Всему приходит конец. Пришел конец и нашей учебы. Это был апрель месяц 1978 года. Привез со службы грамоту, на предприятие, то есть в Ванинский порт отправили благодарственное письмо, за которое потом в приказе денежной премией поощрили. Да. И за хорошую работу по оформлению, отпустили домой на неделю раньше, что было гораздо ценнее, чем грамота.
Отныне я стал офицером запаса, с первым воинским званием – младший лейтенант и должностью командира БЧ-4. Слава богу – в запасе.
Думаете, теперь то уж отстали от меня? Как бы, не так. Через четыре года меня призывают снова на эти курсы. Правда, уже на двухмесячные. А учить теперь собрались на дивизионных связистов кораблей 3-4 рангов. Но младший лейтенант Черданцев в ту пору уже был гораздо умнее, чем в первую ходку.
На первом ознакомительном построении я увидел, что командиром роты всё тот же каптри, у которого я был четыре года назад. Назвав мою фамилию, остановил свой взгляд на моей физиономии. А я ему сразу, пока он не опомнился:
-Здравия желаю, товарищ командир! Да, я, именно тот Черданцев, который четыре года назад оформлял у вас ленинскую комнату и ротное помещение. Готов и дальше продолжать в этом же духе. Вижу, что многое надо менять и реставрировать, тем более необходимые инструменты и краску я привез с собой.
Вот так! Сразу быка за рога, и абгемахт, и Гитлер капут, одновременно! Тем более был месяц май и сидеть в классах в теплые, солнечные деньки – сплошное и полное кощунство. Так мало того, что меня освободили от занятий, я еще умудрился взять себе в помощники двух ванинцев, с кем вместе прибыл сюда. В оформительстве конечно ни бум-бум, но с черновой работой они справлялись неплохо.
Работа у нас, в основном на пленере, то есть на плацу и на солнышке. Загорели под конец службы так, что потом в Ванино все обзавидовались загару нашему.
Про учебу писать не буду, потому как в этот призыв, я там не был ни одного дня. В столовой всё было так же, как и в первый раз, вот только одно новшество всё же было. Среди нас, преимущественно, офицеров, были ребята и лычками старшин. Так вот им раз в неделю выдавали по два куриных яйца, а нам шиш! Офицеры как-никак!
Вечерами, после отбоя, когда вся рота наконец-то собиралась вместе, начинались разговоры в кроватях, новости, анекдоты. Где-то на другом конце казармы, один рассказчик, вроде и не обращаясь ни к кому, вещает:
-Нет, ну какие замечательные вещи можно встретить в хабаровских магазинах. Вот сегодня, к примеру. Смотрю, продается железная печка. Небольшая, компактная, на колесиках. Закинешь немного дров и горя не знаешь. Сначала одну комнату нагреешь, потом в другую перекати и там грей. Красота!
И замолкает. Молча лежат и остальные двести человек. У всех в головах один и тот же вопрос. Но терпеливо ждут, кто же задаст вопрос, который вертится у всех в головах. И вот на соседней со мной койке, старший лейтенант, с голосом, похожим на голос Левитана, вопрошает:
- Слышь, ты, лепило! А куда дым девать будешь?
- Так любопытному в жопу и отправим!
Раздается такой хохот, что стекла в окнах казармы дребезжат.
Вот так прослужили и эти два месяца. Благодарственного письма от командования части на этот раз не досталось, ну да ладно. Зато мы теперь достигли вершины в своих воинских должностях. Флагманских связистов, слава богу, на таких курсах тогда не готовили. Значит, прощай база КАФ навсегда!
Рано радовался. Прошло еще 4 года. На дворе конец лета 1988 года. Снова повестка в райвоенкомат. Вам, товарищ старший лейтенант запаса, надлежит убыть на трехмесячные офицерские курсы в город Хабаровск.
-Вы что, издеваетесь надо мной! Снова да ладом! Я достиг всего, чему там учат по этой специальности. Но если вы из меня хотите сделать кока или еще кого, то я, ведь и до Москвы дойду.
-Езжай в Хабаровск, найди краевой военкомат и там высказывай свои претензии.
С ними много не поговоришь. Плюнул и поехал еще с двумя бедолагами на поезде до Хабаровска. Те по приезду в часть, а я в крайвоенкомат. Или я там здорово доказывал свою правоту или они сами увидели, что неправы, но услышал я желанное:
-Произошло недоразумение. Приносим извинение. Можете ехать обратно домой.
Ну-вот. Поезд только завтра утром, решил по городу прогуляться. Возле стадиона имени Ленина, увидел концертную афишу, которая гласила, что сегодня вечером, буквально через несколько часов, на этом стадионе будет выступать София Ротару.
Дело в том, что в Хабаровске в то время проходили акклиматизацию наши олимпийцы перед летней Олимпиадой в Сеуле. Вот им, перед их отъездом и хабаровчанам, разумеется, она и даёт этот концерт. В котором будет выступать и наш, по всем статьям заслуженный, Николай Николаевич Озеров.
-Хоть недаром прокатился,- подумал я и стал в очередь в билетную кассу, которая стояла тут же в парковой зоне, недалеко от бокового входа на стадион. И когда я остался совершенно один у окошечка этого киоска-кассы, я, задней частью тела, почувствовал что-то неладное за своей спиной.
Оборачиваюсь и вижу и слышу, вот именно еще и слышу, как ко мне, со всех ног, спешит в шуршащем концертном платье, сама София Ротару.
Ну точно ко мне, рядом же нет никого. Не билет же она идет покупать на свой концерт в этой кассе. Стыдливо прячу за спину свой полиэтиленовый пакет, судорожно вспоминаю попутно, как же ее по отчеству кличут. Пока вспомнил, что она по батюшке Михайловна, как она, даже не взглянув на меня, пронеслась к набережной Амура.
Только сейчас я заметил, что за ней спешат ее музыканты в блестящих желтых костюмах с гитарами наперевес, операторы с телекамерами, еще какие-то люди.Вот теперь можно перевести дух, снова забыть ее отчество и посмотреть, что же будет дальше, коль всё это в непосредственной близости от меня происходило. Нет-нет, боже упаси, в кадр я тогда совсем не стремился.
Не успела Софьюшка остановиться, где за ее спиной был бы виден Амур-батюшка, как к ней со всех ног бросился мальчик, с большим букетом цветов.Певица цветы не взяла и отправила мальчика обратно. Оказывается, операторы замешкались, и пришлось делать второй дубль.
Потом она, будто увлеченно даже, рассказывала корреспонденту, как ей понравился город и хабаровчане тоже. Не успели выключить камеры, как София тут же начала спрашивать, как она выглядела, что-то про солнце говорила, то ли светило оно ей в глаза, то ли не так, как надо, светило. Но второй дубль с солнцем делать не стали и тем же порядком, вскоре все удалились на стадион.
Немного пошарахавшись вокруг стадиона, вскоре и я пошел занимать своё место на трибунах.
Первым выступал наш прославленный комментатор, Николай Николаевич Озеров. Тяжело было стоять старику, стул принесли на поле, так сидя на нем, он и делился воспоминаниями своими.
Затем вышла на стадион София Ротару, пела свои популярные, в то время, песни, вприпрыжку бегала туда-сюда по дорожкам стадиона. А я впервые в жизни увидел, что же это такое, петь под “фанеру”. Это когда музыканты артистично вертят и крутят в своих руках гитары, а шнуры и кабели к ним даже и не подключены. Когда Ротару поет на пару с Яаком Йолой “Лаванду”, а я его в упор нигде не вижу.
Вот так на этом концерте и закончилась моя служба после службы. Больше на сборы и курсы уже никто меня не вызывал. А вскоре всё рухнуло. И служба в запасе. И даже сама страна наша – могучий Советский Союз приказал долго жить.