Когда мы были на войне

Валентин Баюканский
Прочитать хорошую книгу – всегда приятное событие, а если она ещё и о Великой Отечественной войне – вообще двойная удача. И не только потому, что сегодня достойных произведений о войне, к сожалению, крайне мало, но ещё и потому, что по прошествии семидесяти пяти лет восприятие даже грандиозных сражений меняется, обрастая мифами и всякого рода домыслами, затмевающими правду. А что уж говорить о рядовых событиях, не отмеченных в военных сводках Советского Информбюро, – они просто выветриваются из памяти.
Конечно, давать оценку каждой минуте, часу и дню того периода было бы некорректно, но хочется, чтобы последующие поколения всё-таки знали о том, что происходило в то непростое время.
В преддверии Дня победы мне повезло прочитать книгу «Когда мы были на войне», подаренную автором – тамбовским писателем Сергеем Константиновичем Кочуковым. В ней нет несусветных ляпов, которыми изобилует большинство современных военных фильмов и книг. Кочуков – офицер, для которого развлекать гражданскую публику придуманными подвигами неприемлемо, тем более выставлять противников, покоривших почти всю Европу, дураками и неумехами – это унижать великий подвиг миллионов солдат и офицеров Красной Армии, одолевших страшную коричневую чуму. Автор намеренно уходит от эффектных красивостей и громких лозунгов. Рассказывая о повседневном быте и подвигах простых солдат, он избегает менторского тона и старается не отходить от окопной правды.
В повести «Алёшка Урюпин, мой друг» Сергей Кочуков показывает становление настоящих воинов, когда необстрелянные рабочие и крестьяне превращаются в профессиональных военных, для которых выжить и победить является главной задачей. Причём такое преображение происходит за предельно короткое время. Недаром один день на войне считается за два в обычной мирной жизни. Но война есть война! Люди получают ранения и гибнут, радуются и огорчаются, любят и расстаются. Одним суждено сложить головы, будучи совсем молодыми, другим, несмотря ни на что, – остаться в живых. Кому-то суждено дойти до Берлина, а кому-то – в первые же дни войны попасть в плен, бежать и потом, в сражениях, доказывать себе и окружающим, что он не трус и не предатель.
Однако девятнадцатилетний молотобоец Алексей Урюпин, попавший на передовую, подобными философскими категориями не мыслил. «Либо в первом же бою шлёпнут, либо в медсанбат. Ещё неизвестно, что лучше», – с тревогой и страхом думал молодой необстрелянный солдат.
«Полки их дивизии уже три дня сдерживали наступление фашистской армады, оставляли окопы и отодвигались на запасные позиции. Перед линией наших окопов громоздились, исходя гарью, десятки танков с чёрными крестами. Поля усеяны телами немцев, а они, невзирая на колоссальные потери, всё пёрли вперёд, в надежде прорвать нашу оборону на южном фасе Курской дуги. Непрекращающийся поток машин и конных повозок целый день вёз и вёз раненых к палаткам медсанбата. И поток этот был наполнен кровавой мутью, жуткими стонами вперемежку с матом и нестерпимой человеческой болью. На подламывающихся от усталости ногах Алексей бегом таскал окровавленные носилки, а на них чаще всего – такие же, как он, безусые юнцы, безжалостно изуродованные, с искажёнными гримасой боли лицами».
Прошло несколько месяцев. Урюпин считался уже опытным бойцом. Он многое повидал, научился обострённо чувствовать опасность, был хладнокровен, расчётлив и безжалостен. Получив ранение и подлечившись в госпитале, поспешил на передовую – помогать своим товарищам. В 1944 году награждён медалью «За отвагу» за то, что при взятии села Сочи в Румынии захватил миномётный расчёт противника. А было ему тогда всего девятнадцать лет. Но главный свой подвиг молодой солдат совершил позже. Будучи уже тяжелораненым, продолжал бой, раз за разом срывая очередную атаку фашистов.
Пулемётчик Алексей Урюпин был представлен к званию Героя Советского Союза. Но не посмертно, нет – командир полка не знал, что его боец к тому времени уже умер от ран.
***
Однако нравственно-патриотическим камертоном книги, на мой взгляд, является повесть «Штрихи к портрету», посвящённая фронтовым разведчикам Великой Отечественной войны.
Сергею Кочукову удалось сохранить необходимую интригу на протяжении всего произведения. Описывая подвиг разведчиков, многие авторы обычно идут по пути наименьшего сопротивления – пользуются штампами: разведчик либо совершает подвиг, за который его награждают высокой наградой, либо погибает, выполняя порученное задание.
Герой повести Павел Костров впервые предстаёт перед читателями в образе школьного учителя истории. Он недавно приехал в село, и ученики принимают его в штыки. Его «потухшие глаза, нос с сеточкой красно-синих прожилок, свидетельствующих о пристрастии к спиртному, поникшие худые плечи и шаркающая походка, изуродованные руки, которые он постоянно пытался чем-то прикрыть», производят на окружающих негативное впечатление. Никто из сельчан не знает, что этот заурядный с виду человек был когда-то легендой полковой разведки. Будучи командиром разведгруппы и к тому же отличным психологом и рисовальщиком, молодой лейтенант выполнял самые важные и сложные задания. При этом Костров ценил каждого своего бойца и не шкурничал – вносил свой офицерский паёк в общий котёл, чем заслужил уважительное отношение видавших виды разведчиков. Но что могло случиться, чтобы такой талантливый боевой офицер стал вызывать у людей лишь жалость и сожаление?
Выполняя очередное задание в тылу врага, разведчики – лейтенант Костров и его боевой товарищ не смогли уйти от преследовавших их фашистов. Товарищ, поняв, что уйти не удастся, подорвал себя гранатой. Его примеру попытался последовать лейтенант – не удалось. Тяжелораненого Кострова схватили враги. Немецкий офицер Бонке узнав, что именно этот лейтенант захватил его брата в плен, решил до смерти забить разведчика. Началось бессмысленное и жестокое истязание.
«Страшный удар в голову свалил с табурета. Его вновь начали избивать. Били ногами. Гауптман старался достать в открытые раны в боку, бил в промежность, топтал каблуками разбитое лицо. Зигфрид Бонке с трудом заставил себя остановиться в то время, когда Костров давно уже находился без сознания».
Чтобы привести разведчика в сознание, офицер лил крутой кипяток на израненную спину Кострова. И лишь бомбардировка станции, где находились фашисты, остановила близкий конец лейтенанта. Одна из бомб угодила в здание, где шёл допрос.
Почти год Костров кочевал из одного госпиталя в другой, с одного операционного стола на другой. Он не жил. Он существовал между жизнью и смертью. Костров не помнил своего имени, болезненно вздрагивал от любого шума, пугливо озирался по сторонам. Со временем восстановилось всё, кроме правой руки художника, которая так и не смогла держать карандаш.
Ученики класса смеялись над ним – своим новым учителем, отпускали в его сторону всякие колкости. Костров, всматриваясь в лица ребят, думал: «Откуда? Отчего? Кто дал им уроки безжалостной чёрствости? Почему не научили любить? По возрасту они почти ровесники тем, кто был со мной на войне? Откуда такая несхожесть? А главное, что же мне делать с вами? Как научить думать? Научить отвечать за свои слова, поступки?»
Костров начал левой рукой рисовать портреты учеников, только одеты они были в военную форму: кто-то в форме санинструктора, кто-то – разведчика. Ребята притихли и потрясённо молчали. Они смотрели другими глазами на старого учителя-калеку, на героев его рисунков. Затем спросили:
– Это ваши? С кем на войне были?
Узнав, что все они погибли, ребята молча покинули класс, чего прежде никогда не было. Состоялось настоящее знакомство учеников с учителем.
***
Известно, что на войне бывает всякое – даже самое невероятное. «Рассказ деда Александра» удивляет нетипичной судьбой солдата Александра Жалнева. О таком мне, честно сказать, читать еще не приходилось. Вольно или невольно, но его дважды спасали враги. В первый раз – странный немецкий офицер, говоривший на чистом русском языке. Он сымитировал расстрел красноармейцев, в числе которых оказался и Сашка. А во второй – налёт немецкой авиации, позволивший Жалневу, незаслуженно обвинённому в дезертирстве, спастись и снова продолжать воевать.
***
Рассказ «Знамя» почти с документальной точностью фиксирует жёсткую правду войны.
Десятки тысяч наших бойцов оказываются в окружении немецких войск под Харьковом, в так называемом Барвенковском котле. Советские части пытаются вырваться, но большинство красноармейцев гибнет в этой кровавой мясорубке. Лишь единицам удаётся остаться в живых.
«Придя в себя, немцы начали с двух сторон, в упор, буквально насквозь прошивать рвущиеся к свободе колонны русских из всех видов оружия. Сгорели танки и броневичок, было разбито большинство машин и орудий, полоса прорыва была устелена телами убитых и раненых. Эту шевелящуюся, стонущую, истекающую кровью полосу немцы дважды засыплют минами, перепашут снарядами, и она смолкнет. Они отведут войска и обустроят их в менее подходящем месте, лишь бы не находиться рядом с этим, открытым ветрам, дождям и солнцу, гигантским кладбищем».
Сержант Григорий Хохлов спасает полковое знамя, понимая: если оно попадёт в руки к врагам, солдата ожидает неминуемая гибель. Однополчанин Иван Свирелин категорически против такого геройства, потому что они вдвоем находятся на территории, контролируемой немцами. Он призывает сержанта выбросить знамя.
«– Всё в героев играешь! А они там, под Барвенковым, все остались, а генералы, комиссары, что нас в это пекло послали, далеко на востоке, новые сражения разрабатывают. И эти, которых мы только что схоронили, тоже впереди всех драпали, войска бросили, стратеги, мать их… Чего ты мне полковником Федотовым тычешь? Таких, как он, единицы, и они, как и мы, всего лишь мясо пушечное. А я не желаю, не желаю дохнуть из-за этого куска материи, не хочу! И тебе не позволю!»
Григорий Хохлов прогоняет струсившего Свирелина и в одиночку продолжает опасный путь. За фронтовой линией его, Свирелина и несколько других красноармейцев обнаруживают, но встречают отнюдь не по-братски. Солдат обвиняют в трусости и дезертирстве и начинают тут же без суда и следствия расстреливать. Только знамя спасает Хохлова, который, в свою очередь, заступается за Свирелина и не выдаёт его.
«Тут только Григорий увидел в пяти шагах пытавшегося подняться Ивана Свирелина. Если бы увидел в его угольно-чёрных глазах страх и мольбу о пощаде, Григорий, наверное, «не признал» бы его. В глазах он увидел не свойственную Свирелину горделивую обречённость, готовность принять как должное то, что через мгновение станет последней безжалостной точкой в его короткой жизни. Может, поэтому Григорий неожиданно для самого себя произнесёт:
– Со мной... Соседней роты боец…»
Небольшая по объёму книга Сергея Кочукова заставляет о многом задуматься и многое пережить, предлагая с новой, неожиданной стороны посмотреть на наших убелённых сединой ветеранов.
Двадцать семь миллионов наших отцов и дедов отдали свои жизни, чтобы мы могли спокойно жить под мирным небом. И наш долг – достойно беречь о них память.