Было время, когда я каждый день ходил на работу.
Мой путь пролегал через площадку, которую облюбовала стая бродячих собак. По ее составу было видно, что это вполне сложившаяся жизнеспособная общность. Здесь были представители старшего поколения, молодняк, несколько щенков.
Лидером явно был рослый свирепого вида самец, который выделялся не только размерами, но независимым поведением и барственными замашками. Проявлялось это в том, как вальяжно и безмятежно он каждый раз лежал, никак не заботясь о месте, которое он занимал - прямо посередине пешеходной дорожки.
Я тоже проявлял принципиальность: дорожка не газон, а я - представитель хомо сапиенс и вообще царь природы. Я не нарушал его покоя, проходил уважительно и осторожно, но очень близко от него, явно нарушая его личное пространство.
Конечно, я был напряжен и краем глаза следил, как у него нервно подрагивал кончик хвоста. Проявлять слабость и отступать я не собирался. А ему, как я потом понял, отступать просто некуда было: на него смотрели десятки глаз его почтительных спутников.
Представьте, как он решил эту проблему.
Дня через два-три такой психологической пикировки этот тип при моем приближении лениво поднялся, в знак дружелюбия махнул хвостом, и пошел рядом со мной слева, как принято у собачников. При этом он осторожно взял в пасть мою левую руку в теплой кожаной перчатки и слегка покатал ее между челюстями. На этом мы расстались - абсолютно без звука и эмоций.
Вместо перчатки у меня на руке оказались безобразные лохмотья. На руке ни царапины. Выкинул обе - перчатки, разумеется. Все равно дело к весне шло.
Наши нейтрально уважительные отношения сохранились. Но он больше не ложился у меня на пути. А я не приближался к нему слишком близко.
Сейчас я понимаю, что этот пес был умнее меня, хотя... гм-гм... я был тогда уже директором.